Стульник Сергей. Слёзы льда

Стульник Сергей
Слёзы льда

   Сергей СТУЛЬНИК
   СЛЕЗЫ ЛЬДА
   ...Посвящается Системе ФЛП
   СССР и всем тем людям, которые
   в ней находились либо находятся
   (Т.Н. "ФЭЭЛ Пжиникая")
   ...Аттвуд знал, что увидел в галерее. И несмотря на это, ему было не по себе: хотя глаза аборигенов, прикрытые веками, видеть его не могли, ему казалось, что они смотрят, смотрят, смотрят, видят его, и что это он, Аттвуд, стоит обнаженный и открытый для обозрения, стоит на морозе, замерев в вечной неподвижности, он, а не они... А ледяные кристаллы, расположенные в отдалении, дробили своими гранями заключенные внутри тела, и от этого зрелища Аттвуду делалось еще хуже.
   Особенно поразил его старик: словно обмотанный золотящейся лентой; точнее, ошарашила поза, в которой старик застыл навеки: на корточках, расслабленно свесив руки, пропустив сухие морщинистые ладони меж острых колен: но от лицо, так же длинное и морщинистое, было запрокинуто к небу... То ли посылая проклятия, то ли молитву о чудесном спасении, которое могло появиться в этом мире лишь оттуда, сверху. Впрочем, как и смерть. Как и все прочее, вероятно...
   Ровесник мне, подумал Аттвуд. Посмотреть бы ему в глаза...
   Это странное чувство близости с застывшим в немой мольбе стариком-аборигеном окончательно определило отношение Аттвуда к губернаторской галерее. И ко многому другому, свойственному людям, населяющим этот мир сейчас.
   - Идемте отсюда! - твердо сказал он, обращаясь к губернатору. И пошел к выходу, не дожидаясь ответа.
   Губернатор усмехнулся: вышел следом, ни слова не говоря. Оба молча прошли теплый переходный туннель, молча же вышли в оранжерею губернаторской виллы.
   - Не понравилось. Показалось странным, - наконец констатировал барон Ив д'Иллэри. Он же - губернатор Ириса: для друзей - просто Биди; для самого лучшего друга - Ив.
   - Если бы только _с_т_р_а_н_н_ы_м_, - ответил Аттвуд, криво усмехнувшись и выделив интонационно последнее слово. Подумав, добавил: Скорее отвратительным. Даже более чем.
   - О, мой друг! Отвратительного вы еще не видели, поверьте мне, за отвратительным надо бы в Столицу съездить... Там один тип есть, Макги... Собирает обожженных, полуразложившихся, просто куски тел. И при том еще смеет, представляете, отваживаться именовать себя коллекционером!.. Извращенец, я так думаю. Психическая патология. Нормальный человек разок взглянет на его "коллекцию", с вашего позволения, в кавычках, один раз побывает в его галерее и потом полгода как минимум лечится. Спать не может - кошмары, знаете ли, всепоглощающие, беспримерные одолевают... Выпить хотите?
   - Пожалуй... Сейчас - в самый раз. После нашей галереи тоже стоит полечиться. Для меня ваша галерея, губернатор, извините, тоже - кошмар всепоглощающий. Я бы даже сказал... - Аттвуд замолчал и махнул рукой.
   Биди снова усмехнулся. Пойдемте в кабинет, - губернатор сбросил электроплащ и остался в черном, плотно облегающем костюме.
   Рядом с Биди, одетым простенько и без претензий, очень функционально, Аттвуд вновь почувствовал себя неловко - сам он был разодет по последней земной моде: вышитое жабо, кружевные манжеты, драгоценные каменья везде, где только можно, разноцветные ленточки, витые шнурки и прочее, прочее, прочее...
   Странная одежда для астронавта, подумал Биди в который раз. Впрочем, астронавтов мы здесь не видывали лет двести...
   - И почему же вам не пришлась по душе моя галерея? - спросил он, разливая аквавит. - Если можете, объясните, буду весьма признателен. Формально это та же скульптура, только изваянная самой природой. Причем из самого совершенного материала.
   - Формально - да. Но стоит себе представить, что эта скульптура, в кавычках, с вашего позволения... когда-то жила точно так же, как мы... Она была живая и...
   - Лет пятьсот тому назад, - вставил Биди.
   - ...и до сих пор кажется живой...
   - А я кажусь вам злобным вурдалаком, жутким извращенцем, лишь чуть-чуть более тихим и нормальным, чем тот буйный параноик из Столицы? Да? Или шефом анатомического театра?..
   - Нет. Шефом - ни в коем случае. В анатомичке честнее - все кусочки по полочкам и под каждым - невнятная латынь, это тоже отвлекает. Никто же не сравнивает мысленно свой собственный череп с тем, что на полке стоит... - Аттвуд внезапно замолчал: он чуть было не проговорился о том странном чувстве, которое испытал, когда смотрел на застывшего в мольбе старика, заключенного в ледяном кристалле. - То, что вы считаете искусством, на деле, мне кажется, всего лишь свидетельство духовного кризиса вашего Социума.
   - То есть, вы полагаете, что мы покатились вниз?
   - Судя по тому, что вы рассказали с столичном собирателе, уже покатились. Еще и как.
   - Знаете, мне вспомнились слова... Их сказал кто-то из старых философов, там, на Земле... Каждый из нас, сказал мудрец, в том либо ином смысле - извращенец. Но только каждый - извращенец по-своему. В том либо ином, либо третьем, пятом, двадцатом смысле. И поэтому два извращенца, повстречавшись и заговорив каждый о своем извращении, непременно обзовут друг дружку извращенцами, и каждый будет прав - по-своему, в том либо ином, третьем, пятом... Только не истолкуйте мою цитату превратно, ради всего святого. Я ничего такого сказать не хотел... Бросьте, Аттвуд. Это искусство! - Биди взмахнул рукой в сторону галереи. - Просто оно ново и для вас непривычно. Судя по книгам, на планете-матери такое бывало с каждым новым течением, в любом из видов искусств.
   - Да, бывало. Но мы сейчас, похоже, с вами говорим на разных языках. В определенном смысле ваша цитата очень даже к месту... Вы называете э_т_о_ искусством, я же считаю, что искусством здесь и не пахнет. Оно и близко к вашей галерее не стояло. На Земле вас и таких, как вы, назвали бы некрофилами.
   - Ну, так то же на Земле... А здесь не стоит произносить таких слов. Тут все такие, как я. Вас не поймут. Или, что гораздо хуже, поймут буквально. Мы здесь простые, грубые, но гордые - все как один, потомки первопоселенцев. Ведь наш "Ирис" для нас то же, что и "Мэйфлауэр" когда-то для первых англосаксов, высадившихся в Америке... Аналогичная ситуация - в других наших городах...
   - Я как-то догадываюсь... Спасибо, я учту, но все же останусь при своем мнении. _Э_т_о_ - не искусство. Извините, если обидел, конечно.
   - Допустим... Но вы согласны, что социум не может существовать _б_е_з искусств, в частности - изобразительных?
   - Да. Это, можно сказать, аксиома.
   - А скажите, на вашем корабле много картин?
   - От силы - полторы...
   - Вот именно. - Биди поднял палец, охваченный губернаторским кольцом. - И на наших кораблях было то же самое: инструменты, машины, приборы и так далее, но ни одного мольберта, и уж конечно - ни единой скульптуры, уж слишком они тяжелы. Ведь "Ирис", и прочие корабли сами садились на планету, модули и шлюпки не годились. А термин "полезный вес" означает предметы, несущие практическую пользу, непосредственно необходимые для выживания. Когда предки наши прилетели на Волчий Хвост...
   - Волчий Хвост?.. - переспросил Аттвуд.
   - Так мы зовем иногда нашу планету... Но вас я должен предостеречь. От чужака наши граждане такого не потерпят. Говорите "Кельвин-Зеро" или, на худой конец, "Льдина". Да, так вот, когда-то предки сюда добрались, здесь был лед. Лед, лед, лед и ничего больше. Что прикажете делать? Рисовать пальцем в воздухе?.. А здесь, как выяснилось, замерзла целая цивилизация, причем мгновенно... В движении. Потому они вам и кажутся живыми. Правда?
   - Правда, - неохотно согласился Аттвуд.
   - Ну так попробуйте об этом думать как о разновидности балета, о застывшем танце, что ли... Каждый из них застыл навеки в собственном движении. Мы не знаем, кто их заморозил, однако мы сами освобождаем их из ледяного плена...
   - Не до конца!
   - Да, не до конца. Иначе они станут просто трупами, и от разложения их больше ничто не спасет. И еще одно... Айсинг - общий знаменатель для всех кельвиниан. Сюда прилетел сущий ковчег. Русские, американцы, китайцы, африканцы, арабы и прочие, прочие. А вместо чудовищною культурного конгломерата все они получили единую культуру.
   - А вы, судя по всему, француз? - спросил Аттвуд.
   - Говорят, - усмехнулся барон. - Удивительно, как мои предки ухитрились протащить сквозь время и космос родовое имя и титул. А может быть, и то и другое - фантазия. Здесь можно было назваться хоть русским царем. Хоть воплощением Будды...
   - И все бы поверили?
   - Нет. Просто всем было наплевать. Имели значение не имена и не титулы, а знания, талант, хватка, ловкость, сила. Правда, наша семья была в несколько привилегированном положении. Мой прапрапрапрадед чуть ли не единолично финансировал строительство "Ириса", все деньги извел. То же - и в других городах. Каждый корабль строил кто-то... И потом его семья имела несколько привилегированное положение.
   - Кстати, а почему корабли сели порознь?
   - Полет был долгий, капитаны пересобачились... Прямо какие-то партии сложились, вот и сели подальше друг от друга, от греха подальше. Люди они везде - люди, знаете... "Шарденне", например, опустился вообще в другом полушарии, до сих пор о них ничего не слышали и не знаем. А мы, честно сказать, удивились, что ваш модуль сел у нас, а не в Столице.
   - Откуда нам было знать, где у вас - столица?
   - Так ведь самый большой город... Потому и зовем - Столица. Это, наверное, и с орбиты заметно.
   - Нет, с орбиты все одинаково.
   Аттвуд тронул один из камней своего браслета, охватывающего правое запястье, и на грани рубина высветились цифры стандартного, земного цикла.
   - Уже ночь, - сказал он, - а мы ничего еще не решили.
   - Здесь у нас всегда ночь, - Биди весело посмотрел на Аттвуда. Интересно, очень интересно мы с вами беседуем. Вы все собираетесь заговорить о репатриации, а я искусно заговариваю вам зубы. Сегодня мне это особенно удачно удается, правда?
   - Пожалуй, - несколько натянуто улыбнулся и Аттвуд. - Но я все-таки выяснил кое-что полезное. Для своей... э-э-э, миссии, я имею в виду.
   - Можно ли узнать, что именно?
   - Во-первых, вы еще очень хорошо помните Землю, помните планету, к которой сквозь космические расстояния протянулись ваши корни, а ведь вы губернатор, то есть человек, более всех озабоченный именно местными проблемами. А во-вторых, вы еще не адаптировались к здешним условиям. Не лично вы, конечно, а _в_с_е_ вы, люди, называющие себя... э-э, кельвинианами.
   - Почему вы так решили?! - на лице Биди отразилась его крайняя заинтересованность.
   - Кутаетесь. На морозе вам не сладко. Так же, как и мне.
   - Ну, это естественно! Я же не тюлень какой-нибудь! - улыбнулся барон.
   - Вот вы и подтвердили одной-единственной фразой оба моих наблюдения. Здесь ведь нет тюленей. Да и вы не тюлень, это бесспорно. Хотя тюлень-то как раз мог бы быть здесь своим.
   Биди безмолвно поднял руки и засмеялся.
   - Капитулирую! Вы меня уложили на обе лопатки. Давайте ваш ультиматум.
   - Я бы попросил вас не употреблять этого слова, барон. Все-таки у нас международные переговоры, и терминологическая четкость здесь немаловажна. Более чем. Я бы сказал... Меморандум, так будет лучше, вам не кажется? А попросту говоря - список вопросов, ответы на которые мне необходимы для составления моего рапорта.
   - Все равно, давайте!.. - сквозь смех выдавил Биди.
   - Вопрос первый. Что известно о здешней, аборигенной, цивилизации?
   - Очень и очень мало. Правильных археологических работ никто и никогда не вел. Да такие работы, вероятно, и невозможны, учитывая тридцатиметровую толщу льда. Погибли здешние, как вам уже отлично известно, от холода... Скорее всего, их атаковали каким-то неизвестным ни нам сейчас, ни им тогда, оружием. А быть может, это оружие вполне им было известно... Но они не сумели, либо не успели от него защититься... Люди воевали огнем. Они же, надо полагать, холодом. Отец творил, что случилось это все лет за пятьсот до нас. Быть может, семьсот... Одним словом, несколько столетий Волчий... э, пардон! Льдина пустовала абсолютно. Я вам дам записки отца, почитайте. Наши... я говорю о старателях... то здесь клюнут, то там, никакой системы. И, самое прискорбное, мы до сих пор не отыскали ни одной местной книги. Вообще никакого носителя информации. Говоря "мы", я подразумеваю не только Ирис, но и другие города.
   - В прошлый раз вы упомянули какие-то природные аномалии?..
   - Это уже можно считать вторым вопросом из вашего списка? - улыбнулся Биди. Аттвуд оставил ехидство барона без ответа, и тот посерьезнел. - Вся наша природа - сплошной лед. Да еще ветер. Правда, лед здесь особенный, плавится при десяти градусах по Цельсию и всегда гладкий. Любая царапина затягивается часов за пять, но если лед переплавить, то это свойство теряется. Так что в определенном смысле наш лед совсем не то же самое, что земной лед... - Когда барон произносил слово "наш", Аттвуд не удержался от слабой улыбки, и барон ее приметил. По глазам губернатора землянин понял, что тот истолковал ее соответствующим образом, но все же от комментариев удержался. Невозмутимо продолжал: - ...А что касается аномалий... Я знаю три, и все они поблизости. Милях в сорока от Ириса лежит настоящее водяное озеро. Возникшее черт знает отчего, и тот же самый черт знает, как существующее: метров десять воды в ледяном блюдце. Жизни в нем никакой, вот и прозвали его Болотом. Милях в пяти от него - Свечка. Нечто вроде ледяного водопада, бьющего вверх, фонтан этакий, словом; лед медленно вытекает из ледяной же горы. Там же берет начало Стеклянная Река несусветно медленно текущее ледовое... э-э, течение... Давайте я лучше познакомлю вас с Оскаром Пербрайнтом, он вам все расскажет толком. Он полжизни провел во льдах, и продолжает проводить... Он вернется дня через три. Вас интересует местная фауна?
   - Конечно! - воскликнул Аттвуд. Еще бы она меня не интересовала, подумал он. Меня тут у вас все на свете интересует, и прежде всего вы сами...
   - Он и про зверье расскажет. Чучела можно посмотреть в городском музее. Но о звериных повадках может рассказать только старатель. Оскар, на мой взгляд, лучший... Если он будет в хорошем настроении, попросим взять вас во льды.
   - Нет, благодарю. Стар я, да и не хочу участвовать в поисках новых Экспонатов для вашей галереи.
   Они помолчали. Землянин, подумал Биди. И этим все сказано. Я не хочу встретиться во льдах еще с одним стариком, застывшим в мольбе, подумал Аттвуд. Это будет уже слишком.
   Биди наполнил опустевшие бокалы аквавитом.
   - Будем говорить о репатриации или на завтра перенесем?
   - Будем, - твердо сказал Аттвуд. - Позавчера я только о ней заикнулся, а сегодня намерен привести резоны. Есть у меня пара тузов в рукаве, признаюсь по секрету.
   - Выкладывайте оба.
   - Во-первых, вы помните, конечно, что ваши предки покинули Землю, спасаясь от демографической катастрофы. И не только ваши. Звездная экспансия превратилась чуть ли не в моду. А потом разразился так называемый ракетный кризис...
   - Это еще что такое?
   - На ваших кораблях стояли двигатели фон Пуккеля?
   - Да, насколько я помню.
   - Так вот, на Земле их прозвали "разовыми". Их хватало на один, два, от силы три дальних перелета. Затем они скисали. Колонии, только-только отпочковывавшиеся от планеты-матери, оказывались в полнейшей изоляции. Экспансия прервалась почти на столетие, покамест не появились новые двигатели, принципиально новой системы. А переселение в конце концов породило три сокрушительные пандемии. Кстати, именно поэтому мы так долго кружились на орбите вокруг Кельвина-Зеро, своего рода карантинная мера. А на Земле сейчас наберется едва полтора миллиарда жителей. Планете-матери нужны люди.
   - Что ж... На Земле теперь нет перенаселения, и у нас - тоже. А все долги планете-матери наши предки оплатили, перестав дышать земным воздухом, довольно спертым тогда, кстати сказать.
   - Выслушайте и второй мой резон. В вашем случае, барон, речь идет не о репатриации. А об эвакуации. Мы выяснили, что орбита Льдины изменяется, сейчас она представляет собой не окружность, и не эллипс, а спираль с очень небольшим шагом. Короче творя, лет через полтораста на планете нельзя будет жить. Резко повысится температура. Представляете, какой будет потоп?
   - Да, это серьезно. Вашим расчетам можно доверять?
   - Можно. И расчетам, и мне. Хотите - проверьте сами. У вас же есть обсерватория.
   - Вам я верю больше, чем нашим астрономам, - усмехнулся Биди. - Это очень серьезно, то что вы сейчас мне сказали... Но не срочно. Непосредственной угрозы нет, и вам будет чрезвычайно трудно агитировать.
   - Так вы не будете препятствовать?
   - Ни в коем случае. Корабль сажать будете?
   - Хотелось бы.
   - На каких двигателях?
   - На обычных планетарных. У вашего "Ириса" были в точности такие.
   - Ясно. Тогда дайте мне размеры корабля, параметры и координаты места, где намерены произвести посадку. Мы перебросим туда лучевую станцию, они очистят плешь для вашего корабля. Не то он вмерзнет, как "Ирис" в свое время.
   Землянин снова глянул на свои драгоценные часы.
   - Пора, - сказал он и поднялся на ноги.
   Биди продолжал сидеть.
   - Послушайте, Аттвуд, - сказал он, - вы легко уговорили меня, теперь я буду уговаривать вас. Оставайтесь у меня. Что за нужда - мотаться каждый день к модулю и обратно? Вилла огромна. Передатчик у меня не хуже вашего, установленного на модуле. Я покажу вам город, познакомлю с людьми... кстати, вы предпочитаете блондинок или брюнеток? Словом, ручаюсь, вы еще оцените наше... гм, ледяное гостеприимство.
   - Не надо меня уговаривать... - начал было Аттвуд, и барон разочарованно вздохнул. - ...я уже согласен, - закончил землянин, и хозяин виллы пристально взглянул на него. Улыбнулся обрадованно.
   - Прекрасно! Что вы предпочитаете: лечь спать? Или принять стимулятор и податься в казино?
   - Спать, барон.
   - Тогда... давайте хоть немного пройдемся перед сном.
   - Хорошо.
   Они нацепили электропарики, маски и облачились в электроплащи. Ледяные створки дверей озарились радужными световыми переливами и разошлись в стороны. Снаружи было черно: под открытым черным небом царила тишина; внизу, в огромном ледяном каньоне, сиял редкими огнями Ирис, и казалось, что звезды - лишь отражение этих огней. Местами посверкивала ажурная медная сеть, перекрывающая каньон.
   - Вообще-то я всю жизнь обожал рыженьких... - задумчиво сказал Аттвуд. - А что по ту сторону каньона?..
   - Аптаун. Там живут те, для кого Ирис слишком дорог или слишком скучен. Окраина, словом. Я знаю еще одно слово, трущобы, но в данном случае оно не очень соответствует.
   Они пошли по плитчатой дороге, слабо подсвеченной ледяными фонарями. Вдруг небо озарилось фиолетовым сполохом.
   - Это ж бластер! - удивленно воскликнул Аттвуд. - Там что, воюют?!
   - А вы ожидали полярного сияния?.. Упаси Бог, никто не воюет на Льдине! Это работает лучевая станция, плавит лед. А переделана она, точно, из батареи бортовых бластеров. У нас, как вы понимаете, лед - единственный материал, из которого можно что-то сделать...
   Они свернули за угол виллы, Биди тронул ладонью один из фонарей, и ослепительный луч света метнулся вдоль аллеи ледяных фигур. Их было не менее полусотни.
   - Это тоже наше искусство. Литая ледовая скульптура. Завтра рассмотрите подробнее. Когда вам скажут "лед", вы представите себе его непременно зеркально-гладким, хотя он бывает, знаете ли, и шершавым, и припорошенным, и битым, и любым другим. Не бывает только горячего льда.
   - Да, - машинально ответил Аттвуд, всматриваясь в глубину сверкающей аллеи. Аллея впечатляла.
   И только потом, позднее, Аттвуд понял, зачем бароном были сказаны эти слова.
   ...Отрывистый писк локатора разбудил Оскара. Как всегда, возвращаясь знакомой дорогой, он не упускал случая поклевать носом минуту-другую, просыпаясь, однако, от малейшего толчка буера, от любого звука. Ничего особенною - в амбразуре крыла все так же блестит Ледяная Звезда, а локатор пищал оттого, что засек на горизонте огромный парус пассажирского экспресс-буера. Его синий топовый маяк заметно смещался влево: стало быть, экспресс идет в Столицу. Следом за синим огнем в амбразуре сместилась и Ледяная Звезда: Оскар шевельнул пальцами в "кастете" управления - шкоты передали легкое движение руки на рулевое лезвие, чуть шевельнулось крыло паруса, и буер вернулся на верный курс.
   Оскар снова вздремнул, но тут совсем рядом истошно заорала непригодная даже на чучело певчая сова, падальщица.
   "Какой идиот назвал ее певчей?!" - в который раз подумал Оскар. Если бы все песни были таковыми, люди бы давно перевешались...
   Он глянул на звезды, потом на карту: до Старой Трещины оставалось от силы полчаса ходу. Оскар снова шевельнул "кастетом"... Когда буер окончательно остановился, сдвинул "фонарь" кабины, уперся руками в борта и одним прыжком выскочил из кабины на лед. С первого взгляда все было в порядке полном, но перед прыжком через Старую стоило осмотреть буер детально, ослабить крепления ледяного балласта и обязательно проверить стопор рулевого лезвия. Находились ухари, которым было наплевать на этакие мелочи: лихие парни рано или поздно валились на дно Старой Трещины. Там они все и остались... Оскар вынул из носового гнезда прожектор, подключил к своему энергобрикету и пошел вокруг буера, но прежде выволок с пустого заднего сиденья длинный меч без ножен и прицепил его на пояс, просунув в специальную проволочную петлю.
   - То-оже мне, Ледовый Корсар!.. - ухмыльнулся Оскар. Меч здорово мешал, но уж больно сподручно было им отбиваться от хищных пингвинов, особенно когда эти твари сбивались в стаи: тем паче что игломет не всегда брал толстые шкуры матерых зверюг.
   Как и следовало ожидать, все пребывало в полнейшем порядке, а иначе хоть что-нибудь непременно задребезжало на быстром ходу. Оскару досталось немного работы: ослабить рычажные фиксаторы, чтобы ледяной балласт сбрасывался мгновенно, и еще раз, для очистки совести, обойти вокруг машины с инспекторской проверкой. Напоследок он достал из-под левого налокотника узкую красную ленточку и пустил ее по ветру, стиснув кончик двумя пальцами. Ленточка вытянулась, словно линейка, Оскар пристально взглянул на Ледяную Звезду; снова - на ленточку, разжал пальцы, и ее мгновенно унесло с глаз долой. Как всегда Оскар подумал, что Богу такое ничтожное приношение безразлично, но - обычай следовало соблюдать даже наедине с собой, да и ветер стоило лишний раз проверить перед прыжком. Если разведка была удачной, это еще не означает, что и дальше, до самого возвращения, все покатится словно по колее.
   Когда Оскар вновь забрался в кабину, стянул перчатку и сунул пальцы в "кастет", где-то поблизости заорали сразу две певчие совы.
   - А, чтоб вам провалиться... - пробормотал Оскар и принялся разворачивать парус таким образом, чтобы Ледяная Звезда пришлась точнехонько на центр амбразуры. - И какого черта здесь насобиралось столько этой клятой нечисти...
   Буер сразу же схватил ветер, и понесся, набирая скорость, по стеклянно-гладкому полю. Минут через двадцать, когда справа мелькнула первая вешка, Оскар заметил, что чей-то буер проходил здесь совсем недавно: царапины на льду еще не успели затянуться. Но размышлять об этом времени не оставалось, зеленые вешки проносились одна за одной по обе стороны. Промахнув красные вешки, Оскар сбросил "кастет" с правой руки, а левой дернул на себя до упора рычаг с оранжевой рубчатой головкой, и парус раскололся вдоль, распался на два длинных крыла. Рычаг назад, от себя - и на самом краю Старой Трещины тяжело грохнул балласт, чтобы лететь дальше, вниз, своим путем - на дно глубочайшей расселины, а полегчавший буер уже парит над нею, и Оскар с неодолимой дрожью считает мгновения полета... Во время прыжка он уже ничего не может ни сделать, ни поправить. И только судорожно переводит дух, когда лезвия ударились об лед на другом краю Трещины, но тут же буер сотряс еще один удар, левое крыло со скрежетом отлетело к чертям совиным, и искалеченная машина закружилась в каком-то бешеном вальсе, лишь по великой удаче не рухнув в расщелину, а Оскара ка-а-ак вышвырнуло из-за расколовшейся кабины, но тоже, к счастью, в сторону от края...
   Что-о-о?! Я же здесь всегда прыгал!!! Только и успел подумать он, прежде чем шваркнуло об лед с неимоверной силой.
   ...Очнуться ему помогла внятная ругань: чувствовался столичный акцент; мало что понимая из-за звона в голове, Оскар с огромным трудом поднялся на ноги, постоял, шатаясь, попытался покачать головой, но что-то мешало...
   - Слава Богу, - донеслось сзади; ругань прекратилась. - А я думал, что так и сдохну, не дождусь, покамест ты очухаешься...
   Оскар медленно развернулся, всем корпусом. В луже заледеневшей уже крови лежал Сова Тепанов и корчил зверские рожи. Рядышком с ним, тоже покрытая кровью, валялась кривая сабля.
   - Здорово, Сова, - пробормотал Оскар. - Отличное же времечко ты выбрал для харакири. Особенно - местечко...
   - Тебе все шуточки... - говорил Сова гораздо тише, чем ругался, ...а я сейчас окочурюсь...
   - Раньше надо было окочуриваться, - ответил Оскар. - Теперь я тебя вытащу.
   - На себя посмотри, вытаскиватель... - по-прежнему тихонько посоветовал Тепанов.
   - Успею еще. Как-нибудь... - Оскар опустился на колени рядом с раненым. - Что у тебя?
   - Заливал балласт, пингвины налетели. Пока отбивался, разгонял, они у меня успели выдрать фунтов десять мяса... Ну, троих гадов я положил, вон там валяются...
   И верно, чуть поодаль примерзли к окровавленному льду три мохнатые кучи. Оскар плюнул в их сторону: так велел обычай, да и веление души требовало; достал из аптечки на поясе вечный шприц, поискал на Тепанове живое место и сквозь костюм воткнул иглу в тело; затем достал пакет с "липучками" и принялся сверху вниз бинтовать...