Страница:
Майкл Суэнвик
Король-Дракон
Драконы появились на рассвете, они летели низко, в боевом порядке, их двигатели так громоподобно ревели, что дрожала земля. Казалось, это бьется сердце всего мира. Взрослые жители деревни выбежали в чем были, встали в кружок и, размахивая своими посохами, принялись выкрикивать заклинания. "Исчезни!" - кричали они земле, "Спите!" - небесам. Если бы пилотам драконов - полуэльфам, было нужно, они бы с легкостью все разглядели, как ни старались жители это скрыть, сколько бы ни выкрикивали свои жалкие волшебные слова. Но помыслы пилотов были обращены на запад, к могучему Авалону. Поговаривали, что именно там базируются основные войска.
Тетка Уилла вцепилась было в него, но ему удалось выскользнуть и выбежать на грязную улицу. Заговорили орудия, направленные дулами на юг, наполнили небо гулкими восклицаниями, розовым дымом, вспышками огня.
Дети высыпали на улицы, ликуя, подпрыгивали и приплясывали, а крылатые - те гудели, взволнованно описывая круги в воздухе. Но вскоре из своей бочки выползла колдунья и, продемонстрировав силу, которой Уилл и не подозревал в ней, сначала широко раскинула свои поросшие седыми волосами руки, а потом - как хлопнет в ладоши! Всех детей как ветром сдуло обратно в хижины.
Всех, кроме Уилла. Он уже три недели в это играл, он знал кое-что, что делало его нечувствительным к "детскому волшебству". Удирая из деревни, он все же успел испытать на себе некие чары - как будто чья-то рука тихо тронула его за плечо, но он лишь дернулся - и легко стряхнул ее.
Быстрый как ветер, он бежал к Бабушкиному Холму. Его прапрапрапрабабушка все еще жила там, на вершине, в обличье одинокого серого камня. Она никогда ничего не говорила. Но иногда, ночью, когда никто не смог бы увидеть, что она способна передвигаться, спускалась к реке напиться. Возвращаясь иной раз с ночной рыбалки в своей утлой лодке, Уилл замечал ее, застывшую у реки, и почтительно приветствовал. Если улов был хороший, он потрошил угря или форельку и мазал бабушке ноги кровью. Престарелые родственники ценят такие маленькие знаки внимания.
- Уилл, дурак желторотый, а ну, назад! - крикнули из холодильника, выброшенного на свалку на краю деревни. - Там опасно!
Но Уилл и хотел, чтобы было опасно. Он только тряхнул головой с длинными светлыми волосами, летящими вслед за ним, и изо всех сил постарался бежать еще быстрее. Он хотел увидеть драконов. Драконы! Создания, обладающие почти не вероятной силой и мощью. Он хотел насладиться их полетом. Подойти к ним как можно ближе. Это у него было вроде мании. Это стало для него острой необходимостью.
Было уже недалеко до холма, до его пустой, поросшей травой вершины. Уилл бежал с исступлением, которого сам не смог бы объяснить, с такой скоростью, что легкие пульсировали, как сердце, и ветер свистел в ушах.
И вот, тяжело дыша, он остановился на вершине холма, опершись на Бабушку-камень.
Драконы все еще кружили там, наверху. Их двигатели оглушительно ревели. Уилл поднял лицо навстречу горячей волне воздуха и почувствовал дуновение их ненависти. Это было похоже на темное вино: сводит желудок, а в висках начинает стучать от боли и потрясения. Это вызывало отвращение и в то же время разжигало аппетит.
Последняя стая драконов просвистела мимо. Он чуть шею себе не свернул, изогнувшись, чтобы продолжать наблюдать их низкий полет над фермами, полями и Старым Лесом, простирающимся до горизонта и дальше. В воздухе остался слабый серный запах. Сердце Уилла стало таким большим, что больше не умещалось в груди, таким огромным, что готово было вобрать в себя холм, фермы, лес, драконов и весь мир вокруг.
Что-то черное и громадное выскочило из дальнего леса, взметнулось в воздух, вспыхнуло вдогонку последнему дракону. Уилл успел уловить какую-то болезненную, искажающую все вокруг неправильность, и тут же глаза ему закрыла каменная рука.
- Не смотри, - сказал старый и спокойный каменный голос. - Не след моему ребенку умирать, взглянув на василиска.
- Бабушка! - позвал Уилл.
- Да?
- А если я пообещаю не раскрывать глаз, ты мне расскажешь, что происходит?
После краткого молчания ему ответили:
- Хорошо. Дракон улетел. Он удирает.
- Драконы не удирают, - проворчал Уилл. - Ни от кого. - Забыв о своем обещании, он уже старался сбросить руку со своего лица. Но, разумеется, безуспешно, ведь его пальцы были всего лишь из плоти.
- Этот удирает. И правильно делает. Он явился из коралловых пещер, а теперь отправится под гранитные своды. И сейчас его пилот поет предсмертную песню.
Она опять замолчала, а дальний рев дракона стал тоньше и сбился на визг. Уилл понял: что-то произошло за эту секунду, но по звуку он никак не мог догадаться, что именно. Наконец он спросил:
- Бабушка. Уже?
- Этот - умный. Он хорошо воюет. Умеет уклоняться. Но и ему не уйти от василиска. Василиск уже знает первые два слога его истинного имени. В эту самую секунду он говорит с его сердцем и приказывает ему перестать биться.
Рев дракона стал громче, потом еще громче. Его неуклонное нарастание почти убедило Уилла в том, что существо летит прямо на него. К реву примешивался еще какой-то шум - что-то среднее между вороньим граем и зубовным скрежетом.
- Они теперь даже трогательные. Василиск настигает свою добычу…
Потом был оглушительный взрыв прямо над головой. Какую-то секунду потрясенный Уилл не сомневался в том, что сейчас умрет. Бабушка, укрыв его каменным плащом и прижав к своей теплой груди, низко пригнулась к спасительной земле.
Когда Уилл очнулся, было темно, и он лежал один на холодном склоне холма. Он с трудом поднялся. Мрачный оранжево-красный закат пылал на западе, там, где исчезли драконы. Нигде не наблюдалось никаких признаков Войны.
- Бабушка! - Уилл доковылял до вершины холма, спотыкаясь о камни и ругая их на чем свет стоит. У него болели все суставы. В ушах стоял непрерывный звон, как будто на фабрике включили гудок, возвещающий конец смены. - Бабушка!
Никакого ответа.
На вершине холма никого не было.
Но от самого верха до того места на склоне, где он очнулся, тянулась цепочка обломков. Уилл не обратил на них внимания, когда поднимался. Теперь он разглядел, что они знакомого уютно-серого цвета - цвета его каменной бабушки, а, перевернув некоторые из них, увидел, что на них свежая кровь.
Уилл перетаскал камни на вершину холма, к тому месту, где бабушка любила стоять и смотреть сверху на деревню. Это заняло у него несколько часов. Он громоздил один камень на другой и чувствовал, что в жизни не делал более тяжелой работы. А между тем, закончив, он обнаружил, что каменный столбик не достает ему и до пояса. Получалось, это все, что осталось от той, которая охраняла деревню так давно, что сменилось уже не сколько поколений.
К тому времени как Уилл перетаскал все камни, звезды уже ярко и бездушно сияли на черном безлунном небе. Ночной ветер раздувал его рубашку и заставлял дрожать от холода. С внезапной ясностью он вдруг осознал, что остался один. Где тетя? Где остальные жители деревни?
С опозданием вспомнив о своих скромных навыках, он вытащил из кармана штанов волшебный мешочек и вытряхнул его содержимое себе на ладонь: взъерошенное перо голубой сойки, осколок зеркала, два желудя и морской камушек, с одной стороны гладкий, а с другой - украшенный буквой X. Оставил осколок зеркала, остальное высыпал обратно в мешочек. Потом произнес тайное имя - Lux aeterna [Lux aeterna -высшый свет (лат.)], прося его впустить в этот мир частичку своего сияния.
Сквозь зеркальце просочился мягкий свет. Держа осколок на расстоянии вытянутой руки, чтобы хорошо видеть свое лицо, отраженное в нем, Уилл спросил у волшебного стекла:
- Почему за мной не пришли из моей деревни?
Губы мальчика в зеркале шевельнулись:
- Приходили. - Отражение было бледно, как труп.
- Тогда почему они не забрали меня домой?
И почему ему одному пришлось строить эту бабушкину пирамиду из камней?
Уилл не задал этого вопроса, но он таился у него глубоко внутри.
- Они не нашли тебя.
Волшебное стекло говорило до сумасшествия отчетливо, оно умело отвечать лишь прямо на вопрос, который ему задавали, - не на тот, который хотели бы задать. Но Уилл был настойчив.
- Почему они не нашли меня?
- Тебя здесь не было.
- А где я был? Где была бабушка?
- Нигде.
- Как это нигде?
Зеркало бесстрастно ответило:
- Василиск искривил пространство и сместил время. Каменную женщину и тебя забросило вперед, на полдня.
На более понятное объяснение рассчитывать не приходилось. Уилл пробормотал заклинание, отпускающее свет обратно, туда, откуда пришел. Потом, боясь, что ночные привидения слетятся на его выпачканные в крови руки и одежду, он заторопился домой.
Добравшись до деревни, он обнаружил, что его все еще ищут в темноте. Последние, кто еще не утратил надежды, привязали к длинному шесту соломенное чучело, водрузили его на деревенской площади и подожгли, надеясь, что, если Уилл еще жив, этот свет приведет его домой.
Так и случилось.
Через два дня после этих событий искалеченный Дракон вылез из Старого Леса и приполз в деревню. Он медленно дотащился до площади и потерял сознание. Дракон лишился крыльев, в фюзеляже зияли сквозные дыры, и все же от него исходил запах мощи и власти, и еще - миазмы ненависти. Из пробоины в брюхе вытекал ручеек масла, и по булыжной мостовой за Драконом тянулся жирный след.
Уилл был среди тех, кто собрался на площади поглазеть на это чудо. Собравшиеся тихо отпускали едкие замечания об уродстве Дракона. И правда, он был сделан из холодного, черного железа, к тому же обожжен пламенем василиска, вместо крыльев торчали зазубренные обрубки, бока состояли из покореженных листов металла. Но Уилл прекрасно видел, что даже полуразрушенный Дракон все равно красив. Искусные карлики построили его согласно замыслу эльфов. Как же он мог не быть красивым? Уилл не сомневался: это тот самый, которого на его глазах подбил василиск.
И эта уверенность заставляла его чувствовать какое-то постыдное сообщничество с Драконом. Как будто и он, Уилл, был отчасти повинен в том, что Дракон приполз к ним в деревню.
Все долго молчали. Потом глубоко в груди Дракона заработал двигатель - сперва взвыл, потом застучал, потом опять резко смолк. Дракон медленно открыл один глаз:
- Приведите ко мне Ту, Что Говорит Правду.
Это была торговка фруктами по прозванию Яблочная Бесси, еще молодая, но из уважения к ее занятию почтительно именуемая всеми колдуньей. Бесси, в одеянии, положенном ей по ее ремеслу, в широкополой шляпе, с обнаженной, согласно традиции, грудью, подошла к могучей военной машине и остановилась.
- Привет тебе, Отец Лжи. - Она почтительно поклонилась.
- Я искалечен, все мои снаряды израсходованы, - сказал Дракон. - Но я еще опасен.
Колдунья кивнула:
- Это правда.
- Мой бак еще наполовину заполнен топливом. Мне не составит труда поджечь его одной искрой. И стоит мне сделать это - от вашей деревни и от всех, кто живет в ней, не останется и следа. Поэтому, по праву сильного, я теперь ваш господин, ваш король.
- Это правда.
Среди собравшихся жителей деревни прошел ропот.
- Однако правление мое будет недолгим. К Самайну Армия Всемогущего будет здесь, меня заберут в кузницы на Востоке и там починят.
- Это ты так думаешь.
Дракон открыл второй глаз. Оба его глаза в упор уставились на Ту, что говорит правду.
- Я недоволен тобой, колдунья. Смотри, я ведь могу выпотрошить тебя и пожрать твое трепещущее сердце.
Колдунья кивнула:
- Это правда.
Вдруг Дракон засмеялся. Это был жестокий, издевательский смех, каким он всегда и бывает у подобных существ, и тем не менее это был смех. Многие из деревенских заткнули уши. Маленькие дети заплакали.
- Вы меня забавляете, - сказал Дракон. - Вы все меня забавляете. Мое правление начинается на радостной ноте.
Колдунья поклонилась. Она наблюдала за Драконом. Уилл заметил, что глаза ее полны невыразимой печали. Но она больше ничего не сказала.
- Теперь пусть выйдет ваша старейшина и присягнет мне на верность.
Старая Черная Агнес пробилась сквозь толпу. Она была костлявая, изможденная, согбенная тяжким грузом своих обязанностей. Они висели в черном кожаном мешочке у нее на шее. Из мешочка Агнес достала плоский камень из первого сложенного в деревне очага и положила его перед Драконом. Встав на колени, она опустила на него руку, ладонью вверх.
Потом вынула маленький серебряный серп.
- Твоя кровь и наша. Твоя судьба и моя. Наша радость и твоя жестокость. Мы - одно.
Голос ее зазвучал заливисто и тонко:
- Духи черные, белые, красные, Смешайтесь, как должно, ужасные…
Правая рука старейшины задрожала, как у параличной, когда она занесла над ней левую, сжавшую серп. Движение было быстрым и резким. Хлынула кровь, мизинец отлетел в сторону.
Она издала лишь короткий высокий крик, будто раненая морская птица, - больше ничего.
- Я доволен, - сказал Дракон. И тут же добавил, без всякого перехода: - Мой пилот мертв и уже начинает разлагаться, - в боку Дракона открылся люк. - Вытащите его.
- Хочешь, чтобы мы его похоронили? - нерешительно спросил кто-то.
- Закопайте, сожгите, пустите на наживку для рыбной ловли - какая разница? Пока он был жив, я нуждался в нем, чтобы летать. Но таким, мертвым, он мне совершенно не нужен. А теперь опуститесь на колени.
Уилл встал на колени в пыли рядом с Драконом. Он провел на коленях несколько часов, а тем, кто стоял за ним, предстояло ждать еще часы, ожидая, когда их впустят. Люди входили внутрь со страхом, а наружу выползали в полуобморочном состоянии. Одна невинная девушка вышла из утробы Дракона с перекошенным, залитым слезами лицом, и в ответ на чей-то обращенный к ней вопрос только вздрогнула и тут же убежала. Никто не рассказывал о том, что видел там, внутри.
Люк открылся.
- Входи.
Уилл вошел. Люк закрылся за ним.
Сначала ничего не было видно. Потом из темноты выплыли слабые огоньки. Потом стало ясно, что они белые и зеленые, что это светится панель управления, бледные циферблаты. Рука нащупала кожаную обивку. Это было кресло пилота. Уилл ощутил слабый запах разложения.
- Сядь.
Уилл неловко вскарабкался в кресло. Кожа заскрипела под ним. Его руки сами легли на подлокотники кресла. Как будто по нему подогнано. Там, на подлокотниках, имелись такие приспособления, вроде наручников. По приказу Дракона Уилл вложил в них запястья и развернул насколько мог. Примерно на четверть оборота.
Из подлокотников вылезли иглы и воткнулись ему в запястья. Он невольно дернулся. Но тут же обнаружил, что не в состоянии убрать руки. Они больше его не слушались.
- Мальчик, - внезапно сказал Дракон, - каково твое истинное имя?
Уилл задрожал:
- У меня его нет.
Он немедленно почувствовал, что ответ неправильный. Повисло молчание. Потом Дракон бесстрастно сообщил:
- Я могу заставить тебя страдать.
- Да, господин, уверен, что можешь.
- Тогда назови мне свое истинное имя.
Его запястья теперь были холодными как лед. И этот холод распространился выше, до локтей, а потом - до подмышек. Это было не онемение - руки при этом ужасно болели, как будто он держал их в снегу.
- Я его не знаю! - страдальчески выкрикнул Уилл. - Не знаю! Мне его не называли. Мне кажется, у меня его вообще нет!
Огоньки сверкнули на панели приборов, как глаза зверя в ночном лесу.
- Вот как! - Впервые в голосе Дракона послышался намек на заинтересованность. - Из какой ты семьи? Расскажи мне о своих родных.
У мальчика не было никого, кроме тетки. Его родители погибли в первый день Войны. Они имели несчастье оказаться на станции Бросиланд, когда налетели драконы и сбросили свой огонь на железную дорогу. Так что Уилла потом отправили сюда, на холмы, к тете. Все сошлись на том, что здесь он будет в большей безопасности. Это случилось несколько лет назад, и временами он уже совсем не мог вспомнить своих родителей. Скоро будет помнить лишь то, что их помнит.
Что до тетки, то она стала для него всего лишь ходячим сводом правил, которые надо было по возможности не выполнять, и обязанностей, от которых следовало отлынивать. Она была набожная старуха, то и дело приносила мелких животных в жертву Безымянным и складывала их трупики под полом или прибивала гвоздями над дверями и окнами. Поэтому в хижине все время пахло гниющими мышами. Тетка все время что-то бормотала себе под нос, а в те редкие дни, когда ей случалось напиться - это случалось дважды или трижды в год, - выбегала ночью голая из хижины, ездила на корове верхом, задом наперед, и так пришпоривала ее пятками, что та опрометью носилась по холмам. В конце концов тетка валилась на землю и засыпала. На рассвете Уилл обычно приходил с одеялом и уводил ее домой. Но она не была ему близким человеком.
Все это он запинаясь рассказал. Дракон выслушал молча.
Холод поднялся до самых подмышек. Уилл содрогнулся, когда он тронул и плечи.
- Пожалуйста… - взмолился он. - Господин Дракон… Твой холод мне уже по грудь. Если он доберется до сердца, боюсь, я умру.
- А? А-а! Я задумался. - Иглы убрались внутрь подлокотников. Руки все еще оставались безжизненными, но, по крайней мере, холод перестал распространяться выше. Уилл по-прежнему чувствовал покалывание в кончиках пальцев и понимал, что теперь это ощущение будет то и дело возвращаться.
Люк открылся.
- Можешь выходить.
И он вышел на свет.
На деревню опустился страх. Боялись всю первую неделю. Но поскольку Дракон вел себя спокойно и не происходило больше ничего тревожного, жизнь мало-помалу опять вошла в свою ленивую колею. И все же окна домов, которые смотрели на главную площадь, оставались плотно закрытыми, и никто добровольно не ходил через нее, как будто там, в самом центре, сгустилась глухая, мрачная тишина.
Как-то раз Уилл и Пак Ягодник ходили по лесу, проверяли ловушки, поставленные на кроликов и верблюдопардов (сменилось уже несколько поколений, с тех пор как в Авалоне в последний раз поймали парда, и все-таки они еще надеялись), как вдруг на тропинке показался Точильщик Ножниц. Он куда-то спешил, пыхтел, отдувался и тащил что-то яркое, светящееся.
- Эй, кривоногий! - окликнул Уилл. Он только что связал задние лапы попавшегося в ловушку кролика, чтобы удобнее было закинуть его на плечо. - Привет, толстобрюхий! Что это у тебя?
- Не знаю. С неба свалилось.
- Врешь! - фыркнул Пак.
Мальчики запрыгали вокруг толстого Точильщика, пытаясь выхватить у него добычу. По форме она напоминала корону или, может быть, птичью клетку. Ее металлические грани были гладкие и блестящие. Мальчики никогда не видели ничего подобного.
- Должно быть, яйцо птицы рух… или феникса!
- И куда ты его несешь?
- В кузницу. Вдруг кузнец сможет разбить его и перековать на что-нибудь стоящее… - тут Точильщик Ножниц сильно оттолкнул Пака, едва не выпустив из рук драгоценную находку, - а мне даст за эту штуку пенни или даже целых три.
Маргаритка Дженни выскочила из зарослей полевых цветов у свалки и, увидев золотую штуковину, бросилась к ней, тряся своими хвостиками и клянча: "Дай-дай-дай!" Невесть откуда возникли две девчушки Жужжалки и Трубочист. И даже Чистильщик Котла бросил свой пучок металлической проволоки и тоже прибежал. Так что к тому времени, как Заливные Луга превратились в Грязную Улицу, побагровевший Точильщик Ножниц уже по уши увяз в толпе.
- Уилл, паршивец ты этакий!
Оглянувшись, Уилл увидел свою тетку, Слепую Энну. Она отчаянно пробивалась к нему. В каждой руке у нее было по ободранной от коры ветке ивы - как две белые антенны. Ивовыми ветками Энна ощупывала дорогу перед собой. Выражение лица под рюшами чепчика было угрюмое. Уилл хорошо знал, чего ждать, когда она в таком настроении, и даже не попытался спрятаться.
- Тетя… - начал было он.
- Не называй меня тетей, лентяй! Давно пора закопать жаб и вымыть крыльцо! Почему тебя никогда нет, когда ты нужен?
Она подхватила его под руку и потащила к дому, продолжая ощупывать дорогу своими ветками.
А тем временем Точильщику Ножниц дети так заморочили голову, что он и не заметил, как ноги понесли его привычной дорогой - через главную площадь, а не в обход. Впервые после появления Дракона в этом уголке деревни раздавались голоса и смех детей. Уилл, которого тетка волокла в противоположную сторону, с тоской оглядывался через плечо на своих веселящихся приятелей.
Дракон открыл один глаз - посмотреть, что за шум. Он даже в тревоге приподнял голову. И властным голосом приказал:
- Бросьте это!
Испуганный Точильщик Ножниц повиновался.
Эта штука взорвалась.
Когда пытаешься вообразить себе нечто волшебное - получается удивительно, но когда волшебное действительно происходит - это страшно, это ужаснее всего, что может нарисовать воображение. После шока и потери сознания Уилл очнулся на спине посреди улицы. В ушах у него звенело, а все тело странно онемело. Он видел множество ног - люди бежали. И еще… кто-то бил его хворостиной. Нет, двумя.
Он сел, и конец хворостины едва не угодил ему в глаз. Он схватился за него обеими руками и сердито дернул.
- Тетя! - заорал он.
Слепая Энна продолжала размахивать другой веткой и тянула к себе ту, в которую вцепился Уилл.
- Тетя, перестань!
Но, разумеется, она не услышала его, он и сам-то едва слышал себя из-за звона в ушах.
Он поднялся на ноги и обхватил тетку обеими руками. Она пыталась бороться с ним, и Уилл вдруг с удивлением обнаружил, что она ничуть не выше его ростом. Когда это случилось? Она ведь была вдвое выше его, когда он приехал сюда, в деревню.
- Тетя Энна! - крикнул он прямо ей в ухо. - Это я, Уилл. Я здесь!
- Уилл! - Ее глаза наполнились слезами. - Ты бессердечный, бессовестный мальчишка! Где ты шляешься, когда дома столько дел?
Через ее плечо он видел площадь, покрытую чем-то черным и красным. Похоже, это были тела. Он на мгновение зажмурился, а когда открыл глаза, площадь уже наполнилась жителями. Они склонялись над телами, что-то делали с ними. У некоторых были запрокинуты головы, как будто они кричали. Но, конечно, он не мог их слышать, при таком-то звоне в ушах.
- Я поймал двух кроликов, Энна! - прокричал он тетке прямо в ухо. Связанные за задние лапы кролики все еще болтались у него на плече. Странно, как это они удержались. - Можно съесть их на ужин.
- Это хорошо, - отозвалась она. - Я могу разделать и потушить их, пока ты моешь крыльцо.
Отрадой Слепой Энны была работа по дому. Она драила потолок и скребла полы. Заставила Уилла вычистить все серебряные вещи в доме. Потом всю мебель надо было разобрать на части, протереть, снова собрать и расставить по местам. Коврики - прокипятить. Маленький узорчатый футлярчик, в котором хранилось ее сердце, - достать из комода, где его обычно держали, и перепрятать поглубже в платяной шкаф.
Список работ по дому был нескончаемым. Она сама работала дотемна и Уилла заставляла. После взрыва он иногда плакал по своим погибшим друзьям, и тогда Слепая Энна ковыляла к нему и била, чтобы он перестал. И он переставал плакать, а заодно и что-либо чувствовать. И от этого чувствовал себя чудовищем. И от мысли, что он чудовище, снова начинал плакать, теперь уже плотно прижимая ладони к лицу, чтобы тетка не услышала и снова не побила его.
Трудно сказать, от чего он больше страдал: от чувствительности или от бесчувствия.
На следующий же день колокол снова погнал жителей деревни на площадь, пред светлые очи их короля-Дракона.
- Вы, глупые создания! - сказал Дракон. - У вас погибло шестеро детей и старый Танарахумбра - тот, кого вы называли Точильщиком Ножниц, и все потому, что вы понятия не имеете о самодисциплине.
Колдунья Яблочная Бесси грустно покачала головой и подтвердила:
- Это правда.
- Вы испытываете мое терпение, - продолжал Дракон. - Хуже того, вы можете посадить мои аккумуляторы. Запасы мои скудеют, и я лишь частично могу восполнять их каждый день. Теперь я понял, что нельзя быть таким королем-чурбаном. Вами нужно управлять. Так что мне нужен… спикер. Кто-нибудь небольшой и нетяжелый, кто поселится внутри меня и станет доносить до вас мои приказы.
Старая Черная Агнес протиснулась вперед.
- Это буду я, - устало сказал она. - Я знаю свой долг.
- Нет! - ворчливо отрезал Дракон. - Вы, старики, слишком хитрые. Я сам выберу кого-нибудь из толпы. Кого-нибудь поглупее… Ребенка, например.
"Только не меня! - исступленно подумал Уилл. - Кого угодно, только не меня!"
- Вот его, - сказал Дракон.
Итак, Уилл поселился внутри Дракона. Весь тот день до глубокой ночи под чутким руководством своего господина он рисовал на кусках пергамента планы каких-то устройств, по виду весьма напоминающих неподвижные велосипеды. Они предназначались для пополнения запасов энергии Дракона. Утром Уилл отправился в кузницу на окраине городка и велел немедленно изготовить шесть таких железяк. Потом зашел к старейшине Черной Агнес - передать, что каждый день шестеро жителей деревни по очереди, или как там она сочтет нужным их распределять, должны будут крутить педали изготовленных агрегатов, крутить без остановки, с восхода до заката, а потом Уилл будет втаскивать заряженные аккумуляторы внутрь Дракона.
Бегая по деревне со всеми этими поручениями - в тот первый день набралась чуть ли не дюжина распоряжений, предупреждений и пожеланий, - Уилл испытывал странное чувство нереальности происходящего. От недосыпа окружающее казалось до невозможности ярким. В развилках веток по дороге к Речной Дороге зеленел мох, саламандры лениво совокуплялись на углях в кузнечной печи, даже хищные растения в саду его тетки по-особенному затаились, как будто поджидали какую-нибудь неосторожную лягушку, которая вдруг возьмет и выскочит… В общем, знакомый и привычный пейзаж словно преобразился. Все казалось новым и странным.