Суэнвик Майкл. Праздник Святой Дженис

   — Ну что ж, может быть, и так. — Мэгги хихикнула. — И все же хотелось бы мне увидать эту девку. Настоящая звезда, не то что я — жалкий отзвук.
   В разговор вмешался Хок:
   — А ты, Вольф? Куда приведут тебя твои странствия? Наша группа послезавтра уезжает, а у тебя какие планы?
   — По правде говоря, никаких, — ответил Вольф. Он рассказал о своем положении. — Может быть, побуду в Балтиморе, пока не придет время отправляться на север, а может быть, съезжу еще куда-нибудь на несколько дней.
   — А почему бы тебе не поехать с нами? — спросил Хок. — Мы превратим наше путешествие в сплошную, непрерывную пьянку, а в Бостон мы вернемся меньше чем через месяц. Путешествие там и закончится.
   — Да! — воскликнула Синтия. — Гениальная идея! Вот чего нам не хватало, так это еще одного бездельника на нашем поезде.
   — Ну и что такого? — взорвалась Мэгги. — Не мы же за это платим! Почему же нельзя?
   — Все можно. Просто это глупая затея.
   — А мне она нравится. Ну так как, лох, ты с нами?
   — Я? — Он помедлил. «А почему бы и нет?» — Да, я с удовольствием поеду.
   — Отлично! — Она повернулась к Синтии. — Твоя беда в том, милочка, что ты просто ревнуешь.
   — О Господи, ну вот опять.
   — Ладно, оставим это. Нечего нам ссориться из-за ерунды... А что это за герой вон там, возле стойки?
   — Мэгги, этому «герою», как ты его называешь, нет еще и восемнадцати.
   — Ага, но он красавчик. — Мэгги задумчиво посмотрела в направлении стойки. — Все-таки он милый, правда?
 
   Весь следующий день Вольф провел приводя в порядок свои дела. Утром в день отъезда он отправился на вокзал. Обменявшись несколькими словами с охранниками, он прошел на огороженный двор, где стоял их поезд.
   Поезд состоял из уродливого паровоза и десятка старых, чиненых-перечиненых вагонов. Вдоль корпуса последнего из вагонов приплясывали старинные психоделические буквы, намалеванные флюоресцентной краской всех цветов радуги: «Жемчужина».
   — Эй, Вольф, иди взгляни на эту старушку. — На другом конце поезда виднелась одинокая фигура Мэгги.
   Вольф подошел к ней.
   — Что ты об этом думаешь?
   Он попытался придумать что-нибудь вежливое.
   — Это впечатляюще, — вымолвил он наконец. Почему-то в его мозгу вертелось слово «гротеск».
   — Да. Бегает на мусоре, знаешь об этом? Ну прямо как я.
   — На мусоре?
   — Ага, здесь близко метановый завод. Да ты погляди на меня! В восемь утра уже проснулась и на ногах! Ты видал когда такое? Пришлось, правда, закинуть пару колес.
   Он не понял, о чем идет речь.
   — Ты хочешь сказать, что всегда встаешь поздно?
   — Что? Ну, парень, да ты... Ладно, проехали. Нет... — Она секунду помедлила. — Послушай, Вольф. Есть такие таблетки, «колеса», они могут поднять тебя утром, поддержать тебя, заставить тебя двигаться. Понимаешь?
   — Ты имеешь в виду амфетамины? — Вольф, кажется, начал понимать.
   — Ну да. И эти штуки, они, значит, не совсем законные, сечешь? Так что не надо об этом особо трепать. Я тебе, конечно, верю, но уж лучше лишний раз предупредить, чтобы ты знал и не чесал зря языком.
   — Хорошо. Я буду молчать, но ты же знаешь, что амфетамины...
   — Оставь это, лох. Лучше познакомься с героем, которого я встретила вчера вечером. Эй, Дэйв! Хиляй сюда, красавчик.
   Заспанный молодой человек плелся к ним вдоль вагонов. Он был одет в белые шорты, которые показались Вольфу несколько вызывающими, и в просторную блузу, застегнутую до самого верха. Слегка обняв Мэгги за талию, он лениво кивнул Вольфу.
   — У Дэйви тоже четыре соска, как и у меня. Что ты об этом думаешь? Это, должно быть, довольно редкая мутация, а?
   Слегка покраснев, Дэйв опустил голову.
   — О, Дженис, — пробормотал он.
   Вольф ожидал, что Мэгги поправит мальчишку, но вместо этого она потянула их осматривать поезд, болтая без умолку, тыкая пальцем и указывая на все подряд.
   Наконец Вольф извинился и вернулся к себе в гостиницу, предоставив Мэгги носиться по поезду, волоча за собой своего любимчика. Пообедав и уложив багаж, он прибыл к поезду раньше основной компании.
 
   Поезд дернулся и поехал. Мэгги была в постоянном движении, болтала, смеялась, показывала, куда класть багаж. Она носилась из вагона в вагон, не останавливаясь ни на минуту. Вольф нашел свободное место, сел и стал смотреть в окно. За поездом бежали покрытые лохмотьями дети и, протягивая руки, просили милостыню. Кое-кто из группы кидал им деньги, но большинство, смеясь, бросалось в них каким-нибудь мусором.
   Наконец дети отстали. Поезд шел медленно, оставляя за собой бесконечные мили развалин. К Вольфу подсел Хок.
   — Мы будем ехать медленно, — сказал он. — Придется объезжать некоторые места. Через них лучше не ездить. — Он мрачно смотрел на выбитые окна пустых коробок, которые были раньше складами и заводами. — Смотри, странник, это моя страна, — промолвил он с отвращением. — Или, по крайней мере, ее труп.
   — Хок, ты друг Мэгги?
   — А вот в самом центре континента... — Голос Хока сделался глухим и отрешенным. — Там есть пещера, куда сложили радиоактивные отходы. Их сплавили в бруски и покрыли толстым слоем золота — все остальное слишком быстро разрушается. Я прикинул, что человек в защитном костюме сможет войти в эту пещеру и настрогать себе состояние. Там тонны золота. — Он вздохнул. — Когда-нибудь я собираюсь порыться в архивах и отправиться на поиски.
   — Хок, ты должен меня выслушать.
   Хок жестом остановил его:
   — Ты о наркотиках, да? Только что узнал и хочешь, чтобы я поговорил с ней?
   — Разговорами ничего не сделаешь. Кто-то должен ее остановить.
   — Н-да... Пойми, Мэгги провела в Хопкинсе три месяца. Они делали ей радикальные операции. Раньше она выглядела совсем не так. Она могла петь, но из-за ее голоса не стоило сходить с ума. Не говоря уже об имплантантах в ее мозгу. Представь, какую боль ей пришлось вынести, а теперь спроси себя, что лучше всего убивает боль?
   — Морфий и героин. Но у меня на родине, когда больному прописывают наркотики, врачи перед выпиской его от них отучают.
   — Дело не в этом. Подумай: Мэгги могла бы убрать вторую грудь. В Хопкинсе это могут, но она не хотела испытывать боль.
   — Она, кажется, своей грудью гордится.
   — По крайней мере, она много о ней говорит.
   Поезд трясло и качало. Трое музыкантов достали гитары и играли теперь «мертвую» музыку. Вольф помолчал немного, а затем спросил:
   — Так что же ты хочешь сказать?
   — А то, что Мэгги согласилась испытать гораздо большую боль, чтобы превратиться в Дженис. Поэтому когда я говорю, что она использует наркотики, чтобы избавиться от боли, ты должен понимать, что это необязательно боль физическая. — Хок встал и ушел.
   В вагон влетела Мэгги.
   — Раскрутились! — Она кричала так, что впору было опасаться за барабанные перепонки. — Девочки и мальчики, вы понимаете, что мы раскрутились, у нас будут большие концерты? Это дело надо отметить!
 
   Следующие десять дней превратились в сплошную пьянку, прерывавшуюся только концертами. Уилмингтон принял их великолепно. Тысячи пришли посмотреть на шоу, многим даже не хватило билетов. Мэгги очень переживала перед первым концертом, страшно опасаясь провала, но ей удалось зажечь зал. Ее снова и снова вызывали на бис. Наконец, измученная и опустошенная, с мокрыми от пота волосами, она вышла на сцену в последний раз и, задыхаясь, проговорила:
   — Это все, мальчики и девочки. Я люблю вас, мне хотелось бы петь еще, но я больше не могу. Не могу.
   Аплодисменты не умолкали.
   Гастроли в Филадельфии начались вяло, но закончились грандиозным успехом. На первом концерте были свободные места, на второй уже не всем хватило билетов. Два последних скорее походили на бурю. Группа отправилась в Ньюарк, сутки отдохнула, в День Труда выдала концерт, перед которым померкли все предыдущие, а затем позволила себе отдохнуть еще сутки.
   В этот свободный день Вольф изучал достопримечательности города. В Филадельфии он нанял местного проводника и осмотрел развалины нефтеперерабатывающего завода. Ржавые металлические строения поднимались высоко в небо, было в них какое-то трагическое величие. Трудно было представить себе, что когда-то в мире было достаточно нефти, чтобы наполнить эти гигантские резервуары.
   В Уилмингтоне один из, местных жителей привел его в итальянский квартал, где проходила какая-то религиозная церемония. Это было шествие, возглавляемое священником, за которым шли восемь девушек в белом с курильницами и факелами. За ними следовали двенадцать крепких мужчин, торжественно неся украшенный цветастой тканью корпус древнего «Кадиллака». Шествие замыкала толпа верующих в комбинезонах и паранджах.
   Вольф дошел вместе с шествием до реки, где машину опустили в яму, окропили святой водой и подожгли. Он спросил у своего проводника, в чем заключается смысл ритуала. Мальчишка только пожал плечами: «Это древний, очень древний ритуал».
   В гостиницу Вольф вернулся поздно. Он ожидал застать веселье в самом разгаре, но гостиница была темной и пустой. В холле стояла Синтия и, заложив руки за спину, смотрела сквозь зарешеченное окно в черную пустоту.
   — А где все? — спросил Вольф.
   Было жарко. Мухи вились возле керосиновой лампы, с тупым упорством тараня стекло.
   Синтия посмотрела на него как-то странно. На лбу у нее блестели капельки пота.
   — Мэгги отправилась домой, вернее, на встречу выпускников ее школы. Собирается продемонстрировать старым друзьям, как высоко залетела. А остальные? — Она пожала плечами. — Куда деваются куклы, когда некому их дергать за ниточки? В своих комнатах, должно быть.
   — Угу...
   Влажное платье Синтии плотно облегало ее фигуру, под мышками расползались темные пятна.
   — Может, сыграем в шахматы или займемся чем-нибудь еще?
   В глазах Синтии появилось необычное напряжение:
   — Вольф, можно тебя спросить? Ты совсем один в этом путешествии. У тебя с этим проблемы? Нет? Тогда, может быть, невеста дома?
   — Была, но она не станет меня дожидаться. — Вольф раздраженно махнул рукой. — Возможно, поэтому я и здесь.
   Синтия взяла его руку и приложила к своей груди:
   — Но женщины тебе не безразличны? — И пока он придумывал ответ, она прошептала:
   — Идем, — и увлекла его в свою комнату.
   Едва дверь за ними закрылась, Вольф обнял и поцеловал Синтию долгим, страстным поцелуем. Она ответила ему с той же страстью и легким толчком повалила на кровать.
   — Раздевайся.
   Плавное движение, и блузка сползла с ее плеч. Вздрагивающие груди казались неестественно белыми, освещенные струящимся из окна лунным светом.
   После секундного колебания Вольф начал раздеваться. В отличие от Синтии, он чувствовал себя слабым и неуверенным. Желая избавиться от этого ощущения, он потянулся к Синтии, как только она рухнула возле него на кровать. Она выскользнула из его объятий.
   — Подожди минуточку, странник. — Она порылась у себя в сумочке. — Хочешь сначала немного принять? Это усиливает ощущения.
   — Наркотики? — спросил Вольф, испытывая невольный ужас.
   — Да брось ты, спустись на землю. Один вечер не испортит твои гены. Попробуй-ка то, чего ты так боишься.
   — Что это?
   — Ванильное мороженое, — огрызнулась она.
   Открыв маленький пузырек, она аккуратно высыпала несколько гранов белого порошка на ноготь большого пальца.
   — Это стоит дорого, поэтому давай осторожно. Нужно вдохнуть все это за один раз. Знаешь как? Попробуй: глубоко вдохни и медленно выдохни. Вот так. Вдохни. Выдохни и задержи дыхание.
   Синтия поднесла порошок к его ноздре, закрыв свободной рукой другую:
   — Теперь быстро вдохни. Вот так.
   Вольф судорожно вдохнул, и внезапно его переполнили странные ощущения. Он почувствовал свежий, бодрящий запах. Вихрь чудесного белого порошка достиг его горла. Он ощутил приятное покалывание. Ему показалось, что голова его вдруг стала очень большой и просторной. Вольф подозрительно подвигал подбородком, провел языком по губам — все было в порядке.
   Синтия, быстро вдохнув свою порцию порошка, уже закрывала пузырек.
   — Теперь, — сказала она, — коснись меня. Медленно. Не спеши. У нас впереди целая ночь. Вот так... Да-а... — Легкая дрожь пробежала по ее телу. — Я думаю, ты понял.
   Они провели в постели много часов. Чем бы ни был этот порошок, он сделал Вольфа спокойным и беззаботным, более склонным к ласкам. Порошок заставлял его медлить. Они занимались любовью не слеша, чувствуя, что у них достаточно времени. Три или четыре раза они останавливались, чтобы вдохнуть еще порошка, который Синтия отмеряла с торжественной тщательностью. И каждый раз они продолжали с новыми силами, не торопясь, откладывая и затягивая момент высшего наслаждения.
   Вечер постепенно превратился в ночь. Наконец они просто лежали рядом, не касаясь друг друга, расслабленные и опустошенные. Тело Вольфа блестело от пота. Ему уже не хотелось начинать любовную игру, но он об этом молчал.
   — Неплохо, — мягко проговорила Синтия. — Надо не забыть порекомендовать тебя Мэгги.
   — Син, зачем ты так делаешь?
   — Делаю что?
   — Мы только что были так близки.., как только могут быть близки два человека. Но это закончилось, и ты сразу же говоришь что-то холодное. Неужели ты боишься нашей близости?
   — Господи!
   Это слово не значило ничего. Лишенное своего религиозного значения, оно стало избитым и вульгарным. Синтия порылась в сумочке, достала плоскую металлическую коробочку, вытащила оттуда сигарету и закурила. Вольф внутренне содрогнулся.
   — Слушай, странник, чего ты хочешь? Ты хочешь жениться на мне, увезти в свои большие чистенькие африканские города, познакомить со своей мамочкой, а?.. Я думаю, нет. Так чего же ты хочешь от меня? Приятных воспоминаний, о которых можно будет потом рассказывать дома друзьям? Я, пожалуй, оставлю тебе одно. Я потратила годы на то, чтобы скопить достаточно денег на визит к доктору. Я хотела знать, смогу ли я родить. В прошлом году я пошла к одному, и, как ты думаешь, что он мне сказал? У меня что-то такое с красными кровяными тельцами, причем в запущенном виде. Лечить уже поздно. Остается только ждать. Здорово, правда? В один прекрасный день я просто упаду и умру. Ничего уже нельзя сделать. Пока я правильно питаюсь, внешние признаки будут не так заметны, так что я могу отлично выглядеть до самого конца. Я могу выиграть немного времени, если расстанусь с наркотиками, такими, как этот. — Она помахала сигаретой, и пепел упал ему на грудь. Вольф быстро смахнул его. — И с белым порошком, и другими, которые делают жизнь не такой серой. Но у меня все равно не хватит времени, чтобы сделать что-нибудь стоящее. — Она замолчала. — А сколько сейчас времени?
   Вольф выбрался из постели и принялся искать часы. Подойдя к окну, он с трудом разбирал цифры:
   — Гм... Двенадцать... Четырнадцать.
   — О, черт! — Синтия вскочила и кинулась к одежде. — Одевайся, одевайся скорее. Да не стой же ты так.
   Вольф начал медленно одеваться:
   — В чем дело?
   — Я обещала Мэгги отправить кого-нибудь встретить ее и проводить сюда после этих чертовых посиделок. Они должны были кончиться уже несколько часов назад! Я потеряла счет времени. — Синтия не обратила внимания на его усмешку. — Готов? Пойдем сначала заглянем к ней в комнату, а потом спустимся в фойе. Боже, она будет вне себя.
   Они нашли Мэгги в фойе. Она стояла посередине зала, перепачканная, измотанная, сумочка безвольно висела на руке. Лицо Мэгги пылало гневом. Мерцание лампы превращало ее в злобную старуху.
   — Отлично, — взорвалась она. — Где же вы пропадали?
   — В моей комнате. Трахались, — спокойно ответила Синтия.
   Вольф испуганно посмотрел на нее.
   — Ну что ж, замечательно. Нет, это просто великолепно! А знаете ли вы, где была я, пока два моих лучших друга развлекались в теплой постельке? А? Знаете, я вас спрашиваю? — Мэгги была близка к истерике. — В это время меня насиловали два глухаря! Понимаете?!
   Она вихрем пронеслась мимо них, расставив руки так, будто хотела ударить их своей сумочкой. Они слушали, как она бежала по коридору, а потом с грохотом захлопнула дверь в свою комнату.
   — Но я... — начал ошеломленный Вольф.
   — Не позволяй ей пудрить тебе мозги, — сказала Синтия. — Она врет.
   — Ты уверена?
   — Послушай, мы жили вместе, спали с одними мужчинами. Я ее знаю. Она оттого рассвирепела, что ей пришлось возвращаться домой без эскорта. Вот наша звездочка и напускает тумана.
   — Нужно было ее встретить, — с раскаянием проговорил Вольф. — Ее могли убить по дороге домой.
   — Ну и что с того, что она умрет месяцем раньше, странник? Это меня абсолютно не волнует. У меня есть свои проблемы.
   — Месяц? Мэгги тоже больна?
   — Мы все больны, все.... А, да иди ты на хрен. — Синтия сплюнула на пол, повернулась на каблуках и исчезла.
   Вольф ощутил витающее в воздухе колдовское заклятие, неотвратимое, как сама судьба.
 
   Группа была на пути в Нью-Йорк. До первого концерта времени оставалось еще достаточно, но Мэгги не показывалась на глаза. Она пила, запершись у себя в купе. Пошли разговоры о том, что певица пристрастилась к наркотикам. Вольфа это очень встревожило. Тем более что в этой компании наркотики были обычным делом.
   Ходили также слухи о встрече, на которой побывала Мэгги. Некоторые говорили, что она сразила своих прежних друзей, которые раньше не очень-то хорошо с ней обходились, что она была мила и очаровательна. Большинство, однако, считало, что она встретила холодный отпор и что она до сих пор оставалась смешным уродцем в глазах своих бывших приятелей. Со встречи ей пришлось уйти в одиночестве.
   Пошли слухи и об отношениях Вольфа и Синтии. Тот факт, что она избегала его, только подогревал всеобщее любопытство.
   Несмотря ни на что, концерты в Нью-Йорке прошли с ошеломляющим успехом. Билеты на все четыре концерта были распроданы немедленно. Спекулянты сколотили на этом состояние, а концерты впервые было разрешено проводить вечером. В некоторых районах города отключили электричество, чтобы обеспечить освещение и музыку. Мэгги пела как никогда. Ее голос сводил публику с ума, а блюзы могли бы покорить и каменное сердце.
   Десятого числа они отправились в Хартфорд. Мэгги заперлась в своем купе. Люди бесцельно слонялись из вагона в вагон. Трое взялись за гитары, но так и не смогли сыграть ничего стоящего. Остальные лениво болтали. Хок перебрасывал карты Таро из одной стопки в другую.
   — Да вы что тут, на хрен, все передохли? — В вагоне неожиданно появилась Мэгги. В лице странно сочетались задор и раскаяние. — Давайте веселиться, а? Послушаем музыку!
   Она плюхнулась Хоку на колени и принялась покусывать его за ухо.
   — С возвращением, Мэгги, — прокричал кто-то.
   — Дженис! — радостно прокричала она в ответ. — Зовите даму Дженис!
   Подобно игрушке, которую наконец-то завели, компания ожила. Загремела музыка. Голоса стали веселее и оживленнее. Появились и пошли по кругу бутылки. Следующие два дня, пока поезд петлял, объезжая опасные районы Нью-Йорка и Коннектикута, праздник не затихал ни на минуту, но в то же время вокруг ощущалось скрытое напряжение. От веселости Мэгги веяло отчаянной безнадежностью. Вольф чувствовал себя загнанным в ловушку, и впервые ему захотелось, чтобы путешествие поскорее закончилось.
   Как и многие другие гримерные, гримерная в Хартфорде была маленькой, тесной и плохо освещенной.
   — Чеши сюда, Син, — крикнула Мэгги. — Ты должна накрасить меня так, чтобы я была на полном боевом взводе, как Дженис.
   Синтия взяла Мэгги за подбородок, повернула ее лицом к свету:
   — Мэгги, тебе не нужен грим, чтобы выглядеть, как на взводе.
   — Нужен, черт возьми. И кончено. Давай начинай. Я — звезда и не обязана выслушивать всякую хрень.
   Синтия поколебалась, припудрила Мэгги лицо и взялась за кисточку, слегка подчеркивая морщины и мешки под глазами.
   Мэгги посмотрелась в зеркало:
   — Вот это грим! — удовлетворенно произнесла она. — Это настоящий гротеск.
   — Это твое настоящее лицо, Мэгги.
   — Молчи, сука дешевая. Можно подумать, это я отсыпалась вчера вечером, пока вы трудились. — Вокруг стояла странная тишина. — Эй, Вольф! — Мэгги повернулась к нему. — Ты-то что скажешь?
   — Ну, — в замешательстве начал Вольф, — боюсь, что Синтия...
   — Вот видишь? Ну давайте начинать концерт.
   Мэгги схватила свою заветную бутылку и одним глотком прикончила ее.
   — Вряд ли это пойдет тебе на пользу.
   Мэгги холодно улыбнулась:
   — Ты же ничего не знаешь. Дженис всегда напивалась перед концертом... Чтобы быть в голосе.
   Она встала и направилась на сцену. Конферансье неистовствовал:
   — Леди и джентльмены... Дженис!
   Раздались крики. Мэгги подошла к микрофону, взяла его и рассмеялась:
   — Хэ-эй! Рада видеть вас. — Она качнулась, искоса взглянула на толпу и начала:
   — Знаете, на прошлой неделе я пошла к доктору. Я сказала ему, что слишком много пью. С двенадцати лет я пью слишком много. Утром, под завтрак, — несколько Кровавых Мери. Бутылку виски — перед обедом, немножко за ужином, а уж вечером разворачиваюсь по-настоящему. Я рассказала ему, как много и как долго я пила. И я сказала ему: «Слушай, док, это совсем не повредило мне, но я все же беспокоюсь, понимаешь? Скажи мне прямо, я не становлюсь алкоголичкой?» А он и говорит: «Какая там, на фиг, алкоголичка, лично я думаю, что ты в полном порядке!»
   Зал одобрительно зашумел. Мэгги самодовольно улыбнулась;
   — Да, мои дорогие, у всех есть проблемы, и я не исключение.
   Заиграла музыка.
   — Но когда у меня появляются проблемы, я нахожу ответ, потому что я могу петь старые добрые блюзы. Я могу просто петь, и проблемы уходят.
   Она запела «Ядро и цепь», и зал, казалось, сошел с ума. За кулисами Вольф сидел на ступеньках и маленькими глоточками пил из стакана воду. Подошла Синтия и встала у него за спиной. Они молча смотрели, как Мэгги, танцуя и притопывая, извиваясь и воя, двигалась по сцене.
   — Я никак не могу привыкнуть к этому контрасту, — заговорил Вольф, не глядя на Синтию. — Весь зал взбудоражен, а здесь тишина и покой. Иногда мне кажется, что мы отсюда видим что-то другое, не то, что видят из зала.
   — Иногда бывает трудно увидеть то, что прямо перед тобой, — мрачно улыбнулась Синтия и исчезла.
   Вольф уже привык к таким заявлениям и больше над ними не задумывался.
 
   Второй, последний, концерт в Хартфорде прошел хорошо, однако два первых концерта в Провиденсе были ужасны. Казалось, у Мэгги разом пропали и голос, и чувство ритма, и ей пришлось прибегать к трюкам. На втором концерте она даже заставила зал танцевать — раньше в этом никогда не было надобности. Ее рэпы стали резче и непристойнее. Движения ее тоже сделались непристойными, вызывающими, как в стриптизе. Третий концерт был получше, однако неуверенность оставалась.
   Их компания завернула в бар. Этот район пользовался дурной славой, и у входа в бронированных будках сидели охранники. Мэгги быстро набралась и закричала, обращаясь ко всем:
   — Ребята, я ничего не соображала на сцене. Скажите, я была ничего?
   — Конечно, Мэгги, — пробормотал Хок.
   Синтия фыркнула.
   — Ты была прекрасна, — уверил ее Вольф.
   — Я ни хрена не помню, — простонала Мэгги. — Говоришь, я была хороша? Лажа все это. Если бы я была хороша, я заслуживала бы того, чтобы это помнить. Я хочу сказать... Ты понял, а?
   Вольф неловко потрепал ее по плечу. Она ухватила его за рубашку и спрятала лицо у него на груди.
   — Вольф, Вольф, что со мной будет? — всхлипывала она.
   — Не плачь. — Он погладил ее по голове.
   В конце концов Вольфу и Хоку пришлось вести Мэгги домой. Остальные не захотели уходить из бара.
   Они огибали район, где все здания были разрушены. Уцелело только одно. Оно одиноко стояло, глядя на них зияющими дырами окон и арками ворот, которыми не пользовались уже невесть сколько лет.
   — Это была закусочная, — ответил Хок на вопрос Вольфа. Он казался смущенным.
   — Почему она до сих пор цела?
   — Потому что кругом есть невежественные и суеверные люди, — пробормотал Хок.
   Вольф не стал расспрашивать дальше.
   Улицы были темны и пустынны. Вокруг них снова появились дома, и их шаги гулким эхом звенели в каменных туннелях улиц. Мэгги была почти без сознания, она положила голову на плечо Хоку, и тому ее приходилось почти нести.
   Что-то зашевелилось в тени домов. Хок напрягся.
   — Пойдем быстрее, — сказал он шепотом.
   Что-то вынырнуло из темноты. Это что-то было большим и только отдаленно напоминало человека.
   Существо направилось к ним.
   — Что это? — прошептал Вольф.
   — Глухарь, — шепотом отозвался Хок. — И если ты знаешь какие-нибудь приемчики, пора их использовать.
   Существо приближалось к ним неуклюжим аллюром. Вольф опустил руку в карман и резко повернулся к Хоку.
   — Слушай, — заговорил он громким, сердитым голосом, — ты мне надоел. У меня нож, и я за себя не отвечаю!
   Глухарь остановился. Краем глаза Вольф видел, как он скользнул назад в тень.
   Мэгги подняла голову, на ее сонном лице появилось удивление:
   — Эй, что...
   — Чепуха, — пробормотал Хок. Он ускорил шаг, волоча за собой Мэгги. — Ты показал высший класс, — сказал он с одобрением.
   Вольф с усилием вытащил руку из кармана. Она тряслась от пережитого напряжения.
   — Nada, — сказал он. — Ведь так, кажется, говорят?
   — Ага.
   — Я ведь до конца и не верил, что глухари существуют.
   — Просто у бедняги непорядок с гормонами. Забудь об этом.