Кирьян с усмешкой наблюдал за их стараниями.
   На столе быстро росла горка драгоценностей: кольца, колье, перстни, портсигары. Здесь же лежали бумажники и кошельки. Сильно стукнув, старичок в ветхом пиджачке установил в центр стола малахитовую шкатулку, инкрустированную золотом.
   В углу тамбура подле окна стояла молодая женщина и никак не могла снять с безымянного пальца перстень с сапфиром. Понаблюдав за ее потугами, Кирьян усмехнулся:
   — Сударыня, если вы будете так рвать перстень, так наверняка останетесь без пальца. Давайте я вам помогу.
   — Как вам будет угодно, — протянула женщина ладонь, словно подавала ее для поцелуя.
   Уверенным движением Кирьян снял с пальца украшение.
   — У вас очень здорово получается, — фыркнула женщина.
   — Практика-с, мадам!
   Посмотрев камень на свет, Кирьян положил перстень в карман.
   Взяв со стола часы, Кирьян произнес:
   — Итак, господа, время ваше вышло. Гаврила, собери добро.
   Открыв саквояж, тот широким движением смахнул драгоценности в кожаное нутро. Золотой дождь просыпался с тихим шорохом и рассыпался по широкому дну.
   — Сколько ты мне тогда рублей дал? — спросил Кирьян у бывшего майданщика.
   — Не считал, Кирьян Мат…
   — Вот возьми, — протянул он Брумелю золотые часы. — Кирьян не любит оставаться в долгу. Этого достаточно?
   Взяв часы, майданщик закивал:
   — Достаточно, барин. Благодарствую! Сполна хватит.
   — Чем ты сейчас занимаешься?
   — Коммерция у меня, торгую понемногу.
   — Где тебя найти?
   — На Сухаревку заходите, там Иосифа Львовича любой покажет. Я человек полезный.
   — Загляну, — пообещал Кирьян.
   — Уходим, Кирьян, — торопил его Копыто. — Пора!
   Вышли из купе. В тамбуре, зажав лицо руками, сидела молодая девушка в разорванной кофточке. Кирьян только хмыкнул: веселятся жиганы! Понять их можно, кровушка-то кипит. А с девки не убудет!
   Подводы, заваленные добром, стояли на платформе. Кучера, взяв вожжи, терпеливо дожидались.
   Спрыгнув с подножки, Копыто подскочил к одному из кучеров, мужчине с окладистой бородой, и коротко скомандовал:
   — Поедешь лесом до хутора. Там разгрузишься.
   — Знаю, хозяин, — обиженно протянул возница, шевельнув вожжами. — Ведь обговорено уже.
   Вышел Кирьян. Застреленные чекисты лежали вповалку, без всякого почтения. Один из жиганов, с огромным самоваром в руках, торопился к подводе. Возможно, что в хозяйстве и он необходим, но золотишко было бы предпочтительнее. Споткнувшись о выставленную ногу убитого, парень зло чертыхнулся и поторопился к тронувшейся подводе.
   — Но, пошла! — хлестнул бородач вожжами по крупу застоявшуюся лошадь. — Да бросай ты сюда свой самовар!
   — Ты это, Гурьян, поосторожнее! — Жиган уложил аккуратно самовар. — Бабе своей хочу подарок сделать.
   — Да что с ним будет! — рассмеялся бородач. — Но, пошла, родимая! — ударил он вожжами лошадь, заставив ее бежать трусцой.
   — Кирьян, — подошел к главарю молодой улыбчивый парень. Кирьян узнал в нем того самого красноармейца, что сообщил ему о предстоящем налете. — Пойдем за вокзал, там карета тебя ждет. Со всем почетом докатишься. И сразу на блатхату, там марухи по тебе соскучились!
   Веселость молодого жигана отчего-то раздражала. Хотя, может быть, и зря. Ведь не исключено, что тот жизнью из-за него рисковал.
   — Кожаную куртку откуда взял? — хмуро спросил Курахин.
   — Так ведь вот они, — растерянно кивнул жиган на убитых чекистов. — Не пропадать же добру. Да и вещица все-таки хорошая, ноская! — Улыбнувшись во всю ширь, добавил — Да и бабам очень нравится!
   — Ходишь, как чекист! Я на эту кожу в кабинетах «чрезвычайки» насмотрелся. Скидывай!
   — Как скажешь, Кирьян, — примирительно кивнул молоденький жиган.
   Сняв куртку, он перебросил ее через плечо.
   — Так поедем?
   — Ксивы у чекистов забрали?
   — А то, — засветилось радостью лицо жигана. — Все здесь, — похлопал он ладонью по карманам брюк.
   — Что-то я тебя не припоминаю, откуда ты?
   — У Федора Моченого был. А когда его замели, так я к Егору прибился.
   — Понятно. Тебя как кличут?
   — Антип.
   — Вот что, Антип, к бабам потом. Знаешь, где Дарья живет?
   — Знаю.
   — Что с ней?
   — Наши ее не трогают. Неизвестно, как ты отнесешься.
   — Все правильно, — хлопнул Кирьян по плечу жигана. — У меня к ней должок, я с ней сам переговорю. Пошли!
   Автомобиль стоял в тени деревьев и был едва различим. Водитель, заметив приближающихся жиганов, завел двигатель, и машина, вынырнув из темноты большой черной рыбиной, осветила фарами подошедших.
   Распахнув переднюю дверцу, Кирьян плюхнулся на пассажирское кресло. На заднем устроился Егор Копыто.
   — Дарью, шалаву мою, знаешь? — по-деловому спросил Кирьян.
   — Ну?
   — Поехали к ней! Ну а потом к лялькам!
   — Как скажешь, Кирьян!

Глава 6 ЛЕПИ УЛЫБКУ ШИРЕ

   Автомобиль быстро катился по проселочной дороге.
   — Мы толком так и не поговорили: как сейчас в Москве?
   — Давят чекисты, — высказался Егор. — Твой Сарычев да баба еще одна при нем, Марией, кажись, зовут. Она у него замом.
   — Значит, баба в Чека? — хмыкнул Фартовый. — Это что-то новенькое.
   — А что ты хотел, какой режим — такие порядки.
   — Повстречать бы ее, — зло процедил Фартовый, — я бы ей впендюрил!
   Помолчав, он вынул из кармана револьвер и, взвесив его на ладони, вздохнул:
   — За решеткой совсем от шпалера отвык. А с ним теперь и вправду на воле себя почувствовал.
   Развернувшись, машина нырнула в темноту. Некоторое время ехали молча. По обе стороны плотной стеной тянулись кустарники. Ветки, растопырившись, со злорадством стегали по лобовому стеклу, царапали кузов. В одном месте колесо провалилось в колдобину, сильно ударившись рессорами.
   — Сбавь обороты, Николай, — неодобрительно сказал Кирьян, — не хватало еще застрять в этой глухомани. Не пешкодралом же до Москвы идти!
   — Тоже верно, — согласился водитель. — Ведь с таким пассажиром едем!
   Одно время Николай Зайцев по кличке Колька-шофер работал водителем в крупном питерском меховом магазине. Занимался тем, что доставлял товар крупным заказчикам. Проработав с полгода, он однажды исчез вместе с большой партией меховых изделий. Первая же попытка продать похищенный товар свела его с московскими жиганами, которые потребовали пятьдесят процентов от реализации. Покочевряжившись для вида, Николай понял, что большего ему не раздобыть, и, получив обговоренный процент, сам запросился в компанию к Кирьяну.
   Развалившись на сиденье, Кирьян покуривал, выпуская струйку дыма уголком рта. На душе было хорошо и спокойно, худшее осталось где-то в поезде, что застрял на станции. Трудно было поверить, что каких-то три часа назад он трясся в душном вагоне, а будущность упиралась в стену с отметинами от пуль.
   — Если по-быстрому, то часа за полтора доберемся, — уверенно предположил Колька-шофер. — Тут дорога хорошая, накатанная.
   — А я никуда не тороплюсь, — ответил Кирьян. — Не напорись на патрули. По ночам их до черта шастает!
   — Не беспокойся, Кирьян, — примирительно заверил водитель. — Заставу проедем, а там дальше нас никто не достанет. Ксивы у нас тоже в порядке.
   — А вот это для тебя, — протянул Егор Копыто сложенный вдвое листок бумаги.
   — Ого! Мандат! «Удостоверение… Оперуполномоченный МЧК Крайнов Василий Федорович. Всем органам власти оказывать содействие в выполнении профессиональных задач подателю документа. Председатель Ревтрибунала Я.Х. Петерс»… Ксива верная?
   — А то!
   — Я с таким документом даже в Кремль могу войти!
   — Откуда мандат?
   — У нас в Чека свой человек.
   Стараясь не порвать бумагу, Кирьян аккуратно сложил ее и спрятал в нагрудный карман.
   У Краснопресненской заставы машину тормознули два бойца. Высокий красноармеец в длинной шинели уверенно преградил путь легковой машине. Правая рука придерживала за ремень трехлинейку. Другая лениво упала вниз, приказывая остановиться. Второй, едва ли не на голову ниже, стоял рядом и внимательно наблюдал за приближением автомобиля. Еще несколько человек стояли в стороне и на первый взгляд не проявляли никакого интереса к подъезжающей машине.
   У небольшой каменной будки был установлен пулемет, повернутый стволом в сторону дороги.
   — Спокойно, — сказал Кирьян. — Я сам буду говорить. — Посмотрев на напряженно застывшего Егора, бодро добавил: — Улыбку шире лепи, как будто корефана повстречал.
   — Понял, Кирьян.
   Место для заставы было выбрано удачно. Сразу за шлагбаумом — пустырь, любой, кто надумает вырваться из города, должен будет преодолеть сто метров открытого пространства, а сделать это под стволом «максима» очень непросто.
   Колька нажал на тормоз. С обеих сторон к машине потянулось шесть человек. Четверо вооружены винтовками, а у троих у бедра в деревянных кобурах болтались «маузеры».
   — Что-нибудь не так, командир? — весело спросил Кирьян.
   Глянул в строгое лицо красноармейца и будто бы на пику напоролся.
   — Документы, товарищи, — вежливо и одновременно непреклонно потребовал красноармеец.
   Кирьян сунул руку в карман и неторопливо вытащил мандат.
   — Торопимся мы, товарищ.
   Красноармеец взял мандат. Внимательные строгие глаза буквально впились в документ, придирчиво изучая каждую букву. Кирьян с интересом рассматривал точеный профиль, с легкой горбинкой, — молод, не более двадцати пяти лет, черноглаз, вида жиганского. Такие парни не утруждают себя угрызениями совести. Пальнут между глаз и отправятся допивать остывающий чаек.
   Прочитав документ, красноармеец тщательно сложил его.
   — Куда направляетесь, товарищи?
   — К председателю Ревтребунала товарищу Якову Петерсу, — не моргнув глазом, уверенно отвечал Курахин. — А разве нас в чем-то подозревают?
   Подошедшие красноармейцы обступили автомобиль.
   — Просто таков порядок, — спокойно ответил красноармеец, продолжая держать мандат. — А что вы собираетесь делать у товарища Петерса?
   — Хм… Я должен отвечать вам и на этот вопрос?
   — Да, — спокойно кивнул красноармеец. — Именно по его распоряжению выставлены заставы. Бандиты лютуют, в городе неспокойная обстановка.
   — Хм… Вот оно, значит, как… Вы слышали, товарищи, с кем нам придется бороться? — обернулся Кирьян на присмиревшего Егора Копыто.
   Внешне на лице жигана не отразилось никаких переживаний. Вот только у носа углубились морщины, придав лицу дополнительную жесткость. Правая рука скользнула под расстегнутое пальто. Достаточно моргнуть, чтобы Егор выхватил револьвер и в секунду выпустил четыре пули в обступивших их красноармейцев.
   Останутся еще двое. Как быть с ними? Наверняка в будке остался кто-то еще — они тут же выскочат на выстрелы. А один из бойцов предусмотрительно подошел к пулемету. Рассредоточившись, бойцы начнут палить по отъезжающей машине, а проехать сотню метров открытого пространства под пулеметным огнем — весьма сложная задача.
   — А может, оно и правильно, — неожиданно посуровел Курахин. — Время того требует. Сейчас какой только контры не встретишь. А едем мы к товарищу Петерсу вот по какому делу… Несколько часов назад бандиты на подмосковной станции отбили у конвоя уголовника Кирьяна Курахина по кличке Фартовый. Слыхали о таком?
   — Это что, тот самый?
   Вроде бы ничего не произошло, взгляд красноармейца по-прежнему суров, вот только интонации как будто помягчели.
   — А другого нет.
   — Как же ему удалось бежать? Такая охрана…
   — Я сам об этом знаю очень немного. Нам позвонили со станции и сказали, что поезд был остановлен налетчиками. Пассажиры ограблены, а Кирьян отбит жиганами.
   — Там же были чекисты!
   — Им не повезло, товарищ… Бандиты расстреляли их, одного из них Курахин убил лично. Вопросы еще есть? А то нас товарищ Петерс заждался.
   Красноармеец вернул «мандат»:
   — Проезжайте! Извините за задержку, сами видите, что творится.
   — Видим, товарищи! — с явным облегчением отозвался Кирьян, забирая документ. Упрятав его в карман, он спросил: — Только я никак не пойму, почему вы нас остановили. Неужели мы на налетчиков похожи?
   Всего-то секундная пауза, показавшаяся Кирьяну вечностью.
   — Кепка мне ваша не понравилась… Восьмиклинка, — признался, чуть смутившись, красноармеец, — такую обычно жиганы носят. А потом, у вашего товарища фикса золотая, — кивнул он на Егора Копыто. — Не часто встретишь такую у чекистов.
   — Вот как? — удивленно протянул Кирьян. — О товарище Сарычеве приходилось слышать?
   — Приходилось, — сдержанно отозвался красноармеец.
   — Так это и есть тот самый товарищ Сарычев, собственной персоной, — показал он на Егора. — Если бы не его знаменитая фикса, так многие жиганы до сих пор на воле бы расхаживали!
   — Много о вас слышал, товарищ Сарычев, — с почтением произнес красноармеец, — но вот встречать не доводилось. Рад знакомству!
   Егор Копыто сдержанно кивнул, проклиная в душе разговорчивость Кирьяна. Тот был в своем репертуаре, не может обойтись без шуток. А ведь по лезвию ножа топает.
   Красноармеец, отступив на шаг, распорядился:
   — Дайте дорогу!
   Красноармейцы, стоявшие на дороге, почтительно разомкнулись, и машина, просигналив на прощание, двинулась вперед.
   — Только не гони, — предупредил Кирьян. — Не хватало после всего пережитого получить в спину пулеметную очередь.
   Когда машина отъехала на значительное расстояние, Курахин облегченно вздохнул:
   — Знаешь, эти сто метров мне показались самыми длинными в моей жизни. Останови!
   — Зачем? — удивился Колька-шофер.
   — Останови, сказал!
   — Как скажешь.
   Автомобиль остановился. Открыв дверцу, Кирьян снял с головы кепку-восьмиклинку и зашвырнул ее на обочину.
   — Все, поехали!
   — Зачем ты Сарычева-то приплел? — угрюмо спросил Егор.
   Кирьян Курахин невесело усмехнулся:
   — А потому что жить хотелось. Ты видел, как он нас разглядывал? Не знаю, что там его насторожило, но отпускать он нас не хотел. Да и легавые нас окружили, как охотничьи псы медведя!
   — А если бы кто-нибудь из них знал Сарычева? Тогда что?
   — Видишь, нам повезло, — безмятежно улыбнулся Кирьян. — На то я и Фартовый! Давай теперь к Дарье, заждалась меня краса ненаглядная.
   Дальний свет фар высвечивал малейшие неровности на дороге, и автомобиль, мелко подпрыгивая, мчался в центральную часть города.
   — Я вот что думаю, Кирьян, — осторожно подступился с разговором Егор Копыто. — А не зря ли мы подводы с добром отпустили? Нужно было сначала разделить и сваливать, а уж только потом своими делами заниматься.
   — Вот что тебя мучает. Оставь! Куда они от Кирьяна Курахина денутся! За каждое кольцо спрошу! А потом — я так мечтал с этой сучкой рассчитаться, а ты мне говоришь про какое-то добро… Нет, не зря! — Глаза Кирьяна злобно блеснули. — Я у нее за все спрошу!
   — Ну, если так, — неопределенно качнул головой Копыто. — А то знаешь ли, как тебя взяли, так разные разговоры пошли…
   — Что за разговоры? — насторожился Курахин.
   — Не обижайся, Кирьян, говорю так, как есть… Говорили, что ты уже не тот, что был раньше.
   — И почему же?
   — А сам подумай, как же это так получилось, что баба могла окрутить такого жигана, как Кирьян!
   — Ах, вот оно что. Значит, баба такая умная.
   Колеса автомобиля дребезжали по брусчатке, выколачивая мелкую дробь. Вот и Мещанский переулок, в конце которого дом, где проживает Дарья.
   — Коля, глуши мотор!.. Побудь пока здесь, а мы с Егорушкой мою любаву навестим.
   Кирьян бодро выбрался из салона. Огляделся. Давненько здесь не бывал. Типичная московская улочка, с многочисленными проходными дворами. Внутри неприятно ворохнулось, а ведь, провожая Дарью до калитки, он любил прогуливаться именно этой стороной, наиболее тенистой. И, облюбовав закоулок потемнее, не ведая греха, мял ее сдобное и аппетитное тело.
   Подошел Егор Копыто.
   — Нахлынуло? — посочувствовал он. — Брось!
   — Пойдем, — решительно сказал Кирьян и, не оборачиваясь, зашагал к дому Дарьи.
   Где-то в конце улицы, явно спросонья, закукарекал петух, а ему лениво, в басовитой тональности, отозвался в соседнем дворе пес — тявкнул два раза и, громыхая тяжелой цепью, скрылся в будке.
   Вот и привычная калитка. Невысокий забор. Взгляд натолкнулся на треснувшую дощечку, которую он как-то случайно сломал. Внутри щемануло — на какие только глупости он не шел ради Дарьи! Взявшись за ручку, Кирьян не сразу открыл калитку.
   — Постой, давай через забор, там нас никто не увидит, — вдруг сказал Кирьян. — А оттуда к двери.
   В окне горел свет. В какой-то момент Курахина разобрала ревность. Значит, не забылось. Кирьяну некстати вспомнилось, с какой страстью Дарья билась под ним в любовной схватке, — пальцы до сих пор продолжали хранить тепло ее кожи, он помнил запах ее волос.
   Пошло оно все к черту! Если не сопротивляться нахлынувшему чувству, то оно просто раздерет на части.
   — Кирьян, что с тобой? — обеспокоенно спросил Егор Копыто.
   — Ничего, — пожал Фартовый плечами.
   — Мне показалось, что ты застонал.
   — Накатило… Забудь!
   — В окно посмотри, — показал Егор. — Не одна твоя барышня.
   В ответ Фартовый лишь невесело хмыкнул:
   — Не скучает… А ты чего думал? Такие бабы, как она, одинокими не бывают. Кирьяна под боком нет, так она тотчас себе хахаля завела.
   — А может, там Сарычев? — с затаенной надеждой предположил Копыто.
   Курахин внимательно посмотрел на подельника: вот что значит родственная душа — об одном думалось!
   — Хотелось бы.
   Поднялись на крыльцо. Огляделись. На улице стоял их автомобиль, — Колька явно скучал, откинувшись на спинку, он глядел в молчаливую темноту.
   — Мыслитель, мать его!
   За дверью глухо раздавались голоса. Кирьян осторожно потянул за ручку. Дверь не поддавалась.
   — Может, плечиком надавить? — предложил Егор.
   — Обожди. Без шума нужно. Хочу сюрприз девоньке устроить. Где-то тут я прутик видел подходящий, — посмотрел Кирьян по сторонам. — Ага, нашел!
   Подняв с земли тонкую ветку, Кирьян просунул ее в щель между косяком и дверью и осторожно приподнял крючок. Откинувшись, он негромко стукнулся о косяк.
   Фартовый приоткрыл дверь. Из горницы доносились приглушенные голоса. Раздался женский смех — беззаботный, задорный, разодрав нутро Кирьяну, будто заточенным железом. Ему пришлось совершить над собой немалое насилие, чтобы не поддаться нахлынувшей ярости. В кулаке хрустнул раздавленный коробок спичек, причинив боль. Вытащив из кармана руку, Кирьян осмотрел ладонь.
   — У тебя кровь, — кивнул на пальцы Егор.
   Кирьян только отмахнулся. Его внимание привлекла кожаная куртка, висевшая в коридоре. Он тихо подошел к ней и быстро обшарил. Так… револьвер… хорошо, пригодится. А это что — удостоверение. Куракин развернул его. С фотографии на него глянуло знакомое лицо. Да это же Назар — бывший подельник, отчаянный жиган. В удостоверении же значилось, что это Никифор Васильевич Спирин — сотрудник уголовного розыска. Дела…
   Сунув удостоверение в карман, Кирьян решительно шагнул к двери. Копыто, как тень, последовал за ним…
   Услышав скрип отворяемой двери, Дарья испуганно обернулась. Курахин увидел, как у девушки от ужаса широко распахнулись глаза, а крик, уже готовый было сорваться с хорошеньких губ, тотчас был прикрыт узкой ладошкой. Мужчина, сидевший рядом с Дарьей, выглядел совершенно невозмутимым. Впрочем, люди с такой могучей комплекцией редко нервничают.
   По уверенности, с какой он держался, чувствовалось, что в этом доме он частый гость.
   — Здравствуй, Кирьян, — спокойно сказал мужчина.
   — Здравствуй, Назар.
   Дарья удивленно взглянула на своего гостя.
   — Ты его знаешь?
   Кирьян усмехнулся:
   — Как же ему не знать меня, если мы с твоим хахалем когда-то вместе нэпманов щипали, как курочек! Слыхал я, что ты, Назар, теперь Никифор Спирин?
   — Выходит, что так.
   — Слыхал я о… подвигах Спирина Никифора, только вот никак не думал, что это тот самый Назар, с которым мы на каторге баланду хлебали. Пристроиться решил… Спецпаек, значит, для тебя будет получше, чем жиганская хавка.
   Лицо Назара побледнело. Рот перекосило. Равнодушие давалось ему с трудом. Глаза, вопреки его воле, невольно косили в сторону револьвера, направленного точно ему в грудь.
   — Ты не так понял, Кирьян, тут совсем другое.
   Жиган отрицательно покачал головой:
   — Бороду клеишь, Назар. Засухариться решил. Думаешь с большевиками фарт поймать. А только от нас ведь никуда не денешься. Или не знал?
   — Кирьян, не делай глупостей. Я тебе буду полезен.
   — Вот как. Что же ты большевикам про себя наплел?
   — Наплел с три короба, поверили! — ободрившись, сказал Назар. — Сейчас в уголовке какого только элемента нет! И эсеры, и меньшевики, и анархисты… а чем мы хуже остальных? Я там на хорошем счету. Если каждый из нас будет на своем месте, так мы с тобой такие дела замутим! — с воодушевлением стиснул кулаки Назар.
   В какой-то момент Кирьян размяк, даже морщины на лбу разгладились. Еще секунда — широко распахнет руки и примет в объятия бывшего подельника.
   — Ты клятву жиганскую давал?
   Бывший жиган нервно сглотнул:
   — Чудак-человек, как ты не можешь понять…
   — Ты не ответил.
   — При чем тут клятва? — в отчаянии воскликнул Назар, взмахнув тяжелыми руками. — Я тебе о настоящем деле говорю!
   — А вот теперь ты меня послушай… В жиганской клятве говорилось, что если ты отступишь от жиганского пути, то пускай тебя покарает рука твоего собрата. Признаешь?!
   Назар сглотнул слюну и негромко сказал:
   — Было дело, но тут ведь другое…
   — Значит, и отвечать за свои дела надо.
   — А только ты мне за бабу мстишь. Сначала ты ее того… А потом я ее употребил. Знаешь, а она хороша… уж больно мне хотелось посмотреть на ту бабу, из-за которой потерял голову сам Кирьян. А как потер ее, так понял, что ничего в ней особенного нет. Такая же, как все, вот только рожей посмазливее будет…
   — Прекрати! — выкрикнула в отчаянии Дарья. — Какие же вы все сволочи!
   — …А когда я ее раскладывал, — яростно сверкнули глаза Назара, — она такая миленькая, такая беленькая, что…
   Раздался выстрел, наполнив помещение запахом пороха, прервав откровения Назара на полуслове. Безвольное тело завалилось на бок, опрокинув стул.
   Девушка, вжавшись в угол, боялась пошевелиться, со страхом наблюдая за Кирьяном.
   Улыбнувшись, Курахин устроился рядом.
   — Да ты вся дрожишь! — расчувствовался жиган. Голос у него был проникновенный, сочувствующий — ничего не осталось от того человека, каким он был всего лишь минуту назад. — Что это на тебя нашло? А может быть, это я тебя напугал? Пустое! Это же я, твой Кирьян!
   — Да-да, я вижу, — кивала Дарья, сглатывая слезы.
   — Даже прическа у тебя растрепалась, — продолжал сочувствовать жиган. — Давай я тебе ее поправлю. — Стволом револьвера он бережно убрал с ее лба прядь. — Вот так… Теперь ты у меня настоящая красавица!
   — Спасибо.
   — Пустяки… Если бы ты знала, девонька, как я по тебе скучал. Бывало, такая тоска накатит, что белый свет возненавидишь. Ты меня слышишь?
   — Да, Кирьян, я тебя слышу, — торопливо закивала девушка.
   — Я вот что думаю, Дашенька, как бы мы с тобой хорошо жили, повернись оно все по-другому. — Кирьян притянул к себе девушку. — Ну чего ты все ухмыляешься? — укорил он Егора. — Неужели в нашу любовь не веришь?
   — Отчего же не верить-то?
   — Тогда скажи, Егор, мы правда хорошая пара?
   — Лучшей я не знаю.
   Вдруг Кирьян отстранился от Дарьи. Некоторое время он разглядывал ее в упор, с заметным интересом, словно бы видел впервые.
   После чего спросил:
   — А ты ведь тоже меня любила, Дарья. Признайся, ведь любила?
   Разговор затягивался. Отвернувшись, Егор спрятал ухмылку — одичал Кирьян в одиночестве, пусть душу отведет.
   Егор Копыто подошел к окну и, раздвинув чуток занавески, посмотрел во двор. Его встретила ночь. Тихая, прохладная, равнодушная. Где-то у забора должен стоять автомобиль, отсюда не рассмотреть.
   Брезгливо отпихнув ногой руку убитого, он вернулся к столу и устроился на освободившийся табурет.
   Торопить Кирьяна не полагалось — пахан знает, что делает. А потом, Фартовый не лишен был чудачеств, не театр, конечно, но слушать занятно.
   Неожиданно Кирьян нахмурился:
   — Вот ответь мне, барышня, что же у тебя за натура такая — любить порочных? Сначала в одного жигана втюрилась, потом в другого! — брезгливо кивнул он на распластанный труп. — А может, тебе и третьего захочется?
   Девушка отвернулась, закусив губу.
   — Ты как, Егор, не хочешь побаловаться? Для друга мне ничего не жалко.
   — А что, я готов, бабенка она справная, — мелко хихикнул Копыто.
   — Кирьян, — взмолилась Дарья, — оставь меня!
   — Знаешь, какая у меня мечта была, пока я у чекистов гостил? — Голос Фартового неожиданно посуровел.
   — Какая?
   — Вытягивать из тебя клещами жилочку за жилочкой, чтобы видеть, как ты от боли на стенку лезешь.
   — Не делай этого, прошу тебя! — взмолилась Дарья.
   Кирьян поднялся.
   — Думал сам ее, собственными руками… А как увидел эти глазища, понял, что не смогу, — честно признался жиган. — Будто бы переворачивается во мне что-то. Никто так мне в душу не заглянул, как эта баба! Знаешь что, Егор, сделай это сам. Я тебя во дворе подожду.