Страница:
Варяг уважал Михалыча. И сейчас сидел у него не по праздной прихоти. Но и не совета приехал к нему просить Варяг, а моральной поддержки, потому что знал: в конфликтах с авторитетными ворами старик всегда будет держать его сторону. Так было всегда – взять хотя бы недавнюю размолвку со сходняком по поводу приватизации «Балтийского торгового флота» с которой, собственно, и начались все последние неприятности Варяга. И в нынешнем конфликте с законными Михалыч его непременно поддержит – если не делом, то хотя бы словом.
– Ну давай выкладывай, Владик, – без предупреждения начал Михалыч. – Не томи. Стар я стал – все в сон клонит. Вот и теперь, ты уж извини, что я лежу, – что-то глаза слипаются. А ты давай налей себе стопочку-у меня, как ты знаешь, напитки отменные, я охоч был до этого дела, когда в молодых ходил. – И с этими словами он смежил веки.
Варяг улыбнулся: старик и впрямь был известен своей склонностью к изысканным заморским напиткам. К водочке он, странное дело, оставался всегда равнодушен, предпочитая французские коньяки да германские вина. Варяг подошел к круглому ореховому столику у книжного стеллажа, взял пузатую темную бутылку коньяка «Реми Мартен», с хлопком вытащил плотно пригнанную пробку и плеснул в низенькую рюмку коричневатой жидкости.
– Хорош! – шевельнулся Михалыч и потянул ноздрями воздух. – Запах сразу чую! Пей, пей.
Варяг неторопливо, врастяжечку выпил ароматную жидкость и почувствовал, как огненная струйка потекла по пищеводу.
– Ну, в общем, Михалыч, ты и так все знаешь – все закрутилось в тугой узел, – тихо начал Варяг. – Был я на прошлой неделе на сходе. Причем, что странно, разговор вышел у нас нехороший. Песочили меня как коммуниста на партактиве – все по очереди выступали, критиковали. Предложили, чтобы я отдал им общак. Не нравится им, видишь ли, что я большие дела стал делать! – Он бросил взгляд на старика. Тот лежал, прикрыв глаза, и, казалось, спал. Варяг недовольно осекся: что он языком тут чешет, а Михалычу все до фени. Да и не мог он не знать о воровских делах. Хотя последнее время старик сиднем сидел в своей серебряноборской берлоге, не высовывая носа, сведения со всей России, а тем паче из Москвы стекались сюда тонкими струйками.
Вдруг Михалыч дернул головой и громко заметил:.
– Нет, Владик, не все так просто, как ты говоришь. Тут не в ворах только дело. Не знаю, как Максим, но слыхал я, что Закир чей-то серьезный заказ сейчас выполняет.
Это было Варягу не в новость, но он решил на всякий случай прощупать Михалыча.
– И чей же? – спросил он.
– Сдается мне, взяли Закира в разработку, – отозвался Михалыч, – люди в погонах с крупными звездами. И если он на тебя бочку катит, то не по собственной инициативе, а потому, что так его научили.
– Кто? – Варяг подумал: «Вот так Михалыч! Все сказывается старым да немощным, а ведь он, пожалуй, не меньше моего знает».
Старый вор крякнул и, скинув плед, резко выпрямился и сел на диване.
– А ну-ка, Владик, плесни и мне коньячку для бодрости.
Вылив в глотку «Реми Мартен», Михалыч устремил пристальный взгляд на Владислава.
– Каша заваривается покруче, чем ты думаешь. Слыхал я о твоих неладах кое с кем из воров – и тут не в общаке дело. Общак – только повод. Ты же читаешь газеты, телевизор смотришь… Сам знаешь, что в Кремле творится.
– Да при чем тут Кремль, Михалыч, – махнул рукой Варяг. – Мы как-то всегда ухитрялись от Кремля подальше держаться. Чего нам в их дела лезть. Пусть они там сами разбираются. Нам же довольно своих гешефтов с эмвэдэ…
– Не перебивай! – недовольно прервал его старик. – Ты дослушай до конца!
При том тут Кремль, что «Дед» совсем плох стал – не сегодня завтра объявит о своей отставке! Вот тут-то вся карусель и закрутится!
– Ха-ха-ха! Да ты, Михалыч, фантазер! – хохотнул Варяг. – Чтобы «Дед» добровольно власть отдал – да не такой он мужик! Он из Кремля только ногами вперед выедет. Какая там отставка!
Михалыч покачал головой.
– Чудак ты, Владик. Вроде умный мужик, всю Россию под своим контролем уже сколько лет держишь, а таких простых вещей прочухать не в состоянии. Что-то готовится интересное. То-то ведь все сейчас засуетились – ты глянь: и менты, и военные. Особенно военные – сейчас они опять кашу заварят в Чечне, помяни мое слово! И уж тогда-то их не остановишь. Проутюжат там все так, что Терек галькой засыплют и горы сровняют с долинами. Да и у нас в Москве большие разборки пойдут. Ведь эта история с генеральным прокурором, которого все уволить хотят, да никак не могут, неспроста возникла. Вся эта возня – только подготовка к главному: кое-кто хочет убрать «Деда» и поставить своего человека. По-тихому, по-мирному, без скандала. Может, ему на ушко что нашептывают, внушают. А может, и припугивают – кто их разберет. А как только «Деда» уберут – все пойдет наперекосяк. Начнется большая дележка – крупная дележка, все опять перетряхнут.
Алюминий, нефть и газ, алмазы да золото начнут по-новому хапать. Опять начнется большой отстрел. А как станут «заказывать» друг дружку, тут уж, сам понимаешь, без бандитов им не обойтись. Да и нас, воров, будут приманивать, чтоб под себя подмять. Потому как с нашей помощью, Владик, а точнее, руками самых глупых, самых алчных, самых беспринципных начнут обделывать свои делишки. Помнишь Капусту?
– Киллера, который пару лет тому назад пулю ментовскую схлопотал… – тут же вспомнил Варяг.
– Вот-вот. Он же, дурило, позарился на бабки, а о своей воровской наколке позабыл – вот и поплатился: подох, как собака, на пустыре. Этих дураков и сейчас немало. И околокремлевские люди это прекрасно понимают и будут использовать таких, как Тима или Максим Кайзер. За ними ведь длинный шлейф всяких делишек тянется, и эмвэдэшные генералы этим пользуются. Я не удивлюсь, если ты мне скажешь, что и Закира в свое время вызывали на улицу Огарева и показывали его секретное досье. А там, в этом досье, много чего интересного есть – уж это я знаю! Так что, если, допустим, прикажут и ему против тебя войну объявить, он ведь и объявит, не вспомнит, что тебя на место смотрящего Медведь – царство ему небесное – благословил.
Варяг покачал головой.
– Что-то я не совсем понимаю, что происходит. Наверное, правы те, кто считает, что слишком я отдалился от коронованных. Твои слова, Михалыч, для меня как китайская загадка. Сделай милость, просвети!
Михалыч усмехнулся:
– Просто, пока «Дед» сидел на троне все эти годы, все как-то устоялось, устаканилось. Всяк сверчок знал свой шесток. А теперь как только люди почуяли, что пахнет большими переменами, – и законные это почуяли, и, главное, околокремлевские начальники, которые наших братков прикормили, – сразу началась вся эта неразбериха. Я думаю, сейчас многозвездные генералы в МВД и ФСБ сами даже не понимают, с кем они, за кого они. Вот и начали среди воров воду мутить.
В Кремле люди за свою шкуру трясутся. Ну и наши тоже забеспокоились, засуетились. Многие решили, что надо побыстрее закорешиться с новыми хозяевами, тогда, может быть, все утрясется. Но проблема в том, что никто сейчас не знает толком, кто эти новые хозяева…
Недаром же что ни день, то новый слушок – того снимут, этого снимут.
Теперь ведь не как в советское время: одного сняли, другого назначили – а машина знай себе крутится, как и прежде. Нынче коли кого снимут – так за ним рухнет целая пирамида на местах: чиновники посыплются, люди в погонах зашатаются, а за ними и те, кто с оружием за пазухой. У нас сейчас каждый крупный начальник – это как замкнутое государство, со своей трудовой армией, вооруженной охраной, системой кормежки… Вон в таможне как – как только начальника меняют, так вся пирамида таможенного комплекса к едрене матери летит, и ее приходится всякий раз заново строить. Так-то вот.
Михалыч снова прилег на диван. Видно, он устал от своих речей. Варяг молчал, размышляя о словах старого вора. Он расстегнул две верхние пуговки на рубашке. Под рубашкой мелькнули голубые линии наколки на груди. Эта наколка была для него дорогой памятью, оставшейся от одной из первых отсидок. Парился на одной зоне с Варягом известный художник, который за пайку делал тамошним сидельцам изумительные наколки. Именно этот тощий и вечно поддатый ханурик сотворил самую главную наколку Варяга – крест с двумя парящими над ним ангелами, – с которой он потом, когда сводил свои знаки воровской чести, не пожелал расстаться.
То, о чем рассказал ему Михалыч, вернее, не рассказал, а намекнул, озадачило Варяга. Он и впрямь не подумал, что тяжелый разговор с ворами, который едва не закончился кровопролитием, мог стать следствием не недовольства людей его, Варяга, коммерческими проектами, а прямого «заказа» со стороны.
Сверху… Может, надо покопать где-то рядом, прощупать почву вокруг каждого из больших воровских авторитетов. Но кто этим может заняться? Только самые верные люди. Сержант. Филат…
– Ты, Владик, еще вот о чем подумай, – подал слабый голос Михалыч. – Не знаю, какие ты дела крутишь с властью, но учти: преемственность кремлевских начальников закончилась. Теперь будет взрыв. «Дед» уйдет – это, я думаю, дело давно решенное, только пока они там не знают, как все это озвучить и обставить.
Наверняка и сменщика ему уже присмотрели. И не из тех, кто на телеэкранах мелькает, это будет совсем неизвестный человек, чью фамилию народ даже не знает – ну, может, краем уха слыхал пару раз, но и только. И знаешь почему?
Варяг бросил на старого вора вопросительный взгляд.
– Их всех «Дед» сильно напугал – своим упрямством и самодержавными ухватками. Больше они такого не допустят. Им нужен тихий, послушный, гуттаперчевый мальчик, – Михалыч хихикнул. – Помнишь, был такой детский рассказ «Гуттаперчевый мальчик»? Про циркового артиста-мальчишку, который выступал на арене. Ловкий был, цепкий, гнулся, как резиновая кукла. Вот такой податливый тихоня им теперь и понадобится. Чтобы никаких проблем с ним не было – ни в смысле физического здоровья, ни в смысле моральных устоев.
– Такие только в гэбэ водятся, – усмехнулся Варяг. Михалыч очень серьезно поглядел на него:
– А я и не исключаю… И те, кто посадит его на трон, потребуют от него отработать по полной программе. Так что грядут темные времена, Владик! – И старик замолчал. – Да, кстати, я слыхал, позавчера твоих ребят положили в какой то сауне…
Варяг нахмурился:
– Да, Михалыч, положили.
– Отморозки? – Не похоже. Скорее, это мне сигнал. Или… – Варяг помолчал, – Один из этих ребят… Грин… уже дня три ко мне просился на встречу, а я замотался…
Все время не мог выкроить. Грин просто так не стал бы стрелку забивать.
Наверное, было что сказать. Да вот не успел…
Варяг ехал от Михалыча погруженный в тревожные мысли. После гибели Светланы и Олежки он сильно изменился – он это чувствовал. Прошло уже три месяца после их смерти, но горечь утраты не утихала. Он до сих пор не верил, не хотел поверить, что мина, подложенная под его «мерседес» в тот злополучный день, предназначалась не ему, а им. Конечно, метили в него – и он казнил себя за то, что не смог уберечь жену и сына от гибели. Он немного даже завидовал старым коронованным ворам, которые всю жизнь оставались бобылями – без законной жены, без семьи. Жена, дети, дом – все это налагало дополнительную ответственность, отвлекало от славных воровских дел. Но то были понятия прошлой, ушедшей эпохи. Варяг был авторитетом нового покроя – его таким сделал Медведь и, в куда большей степени, Егор Сергеевич Нестеренко, его учитель. Не зря же по повелению Медведя он в свое время свел все воровские наколки – предмет гордости любого урки, изменил внешность, привычки, образ жизни. Ему позволено было завести семью, свой дом, свой быт. Самые старые, самые уважаемые авторитеты, многие из которых уже ушли в мир иной, считали, что так он лучше сумеет отстаивать воровскую идею. Светлана и Олежек были его семьей – и хотя, как он понимал, ему приходилось уделять им слишком мало времени, теперь, когда он потерял их, Владислав сполна ощутил пустоту вокруг себя. Он оказался в вакууме.
Конечно, это тягостное ощущение усугублялось и той враждебной аурой, которая возникла в последнее время в его отношениях с ворами. Но эта враждебность его почему-то совсем не беспокоила. Напротив, он исподволь ощущал какую-то равнодушную усталость от тлеющего конфликта, не заботясь о его возможном исходе. Все мысли были заняты одним вопросом: как жить дальше? И ответ на этот вопрос был только один – у него оставалась Лиза. Дочка. Девочка, с которой он, по сути, был едва знаком, которую он и видел за эти годы считанные разы.
И Лена… Все тут было совсем непросто. Лизина няня Лена как-то сразу вошла в его жизнь и встала вровень с образом Светланы. Почему – он и сам не мог понять. Он часто сравнивал их – погибшую жену, пережившую с ним столько горя, страшных испытаний и лишений, что не дай бог кому-нибудь, и тихую, молчаливую Лену. Они были такие разные! Чем-то эта очень неглупая и острая на язык девушка напоминала ему другую Лену – внучку священника Потапа из глухого таежного скита, которая его выходила и, можно сказать, вытащила с того света полтора года назад. Воспоминания о мимолетном таежном увлечении остро кольнули сердце Варяга, Та Лена тоже погибла из-за него. Он даже застонал от своих мыслей, так что водитель Серега слегка повернул голову – не случилось ли с шефом чего…
Варяг отвернулся к окну. За тонированным стеклом мелькали новостройки Строгино.
Да, он изменился после их гибели. Наверное, жестокая смерть всех этих невинных людей, которые любили его и которых – каждого по-своему – любил он, произвела на его душу некое неосязаемое воздействие, следствием чего стало внутреннее ожесточение и – апатия. Он стал спокойнее, нет… равнодушнее относиться ко всему, что раньше казалось ему важным, – к своим делам, к планам на будущее и, главное, к неприятностям, которые в последние месяцы валились на него со всех сторон. Теперь, после потери самых дорогих ему людей, Варягу уже ничего не было нужно. Или ему так только казалось. Лишь упрямый азарт игрока, привыкшего побеждать, врожденный инстинкт бойца заставляли его держать себя в руках.
Вспоминая разговор с Михалычем и прокручивая в голове последние слова старого вора, Варяг понял, что он все-таки не прогадал и в последние полгода все Делал правильно, вложив немалые средства в политическую деятельность, которую ему, в частности, и поставили в вину воры. Они сочли, что он бросает деньги на ветер, занимается не тем, чем надо, но теперь выходит, что он был прав. Он все делал правильно. Он не зря терпеливо и упрямо взращивал по всей стране – от Калининграда до Владивостока – своих людей в политических кругах, во властных структурах, в прессе. Он ковал свою политическую организацию, свой передовой отряд верных людей, на которых можно было опереться в грядущей большой драке. Если слова Михалыча верны, если и впрямь «Деда» уберут – сам ли он уйдет, или его вынудят уйти, неважно, – то начнется передел. И в общей суматохе можно будет протолкнуть своих людей в Думу. Ведь сам он, Владислав Геннадьевич Щербатов – тогда, в начале 90-х, такая была у него фамилия, – прошел в Думу «на ура». Так неужели сейчас, спустя восемь лет, когда он поднабрался опыта и обрел невиданный авторитет, ему не удастся протолкнуть в Думу и Совет Федерации армию своих людей – депутатов, губернаторов… И самое главное – своего кандидата в президенты.
Такой у него на примете давно уже был и давно им вскармливался.
Известный политический деятель с десятилетним стажем, чье имя на слуху у миллионов россиян, который не первый год депутатствует в Думе, возглавляя сильную фракцию, – Леонид Васильевич Шелехов, председатель партии «Союз». Варяг только в этом году ассигновал три миллиона долларов на избирательную кампанию Шелехова. Конечно, Леонид Васильевич, оперируя своими правильными лозунгами, среди которых борьба с коррупцией и криминалом занимала не последнее место, даже под пыткой не признался бы, что его парламентскую фракцию финансирует известны и российский вор в законе Варяг… Но факт оставался фактом – это была полюбовная сделка, о которой обе стороны договорились на тайной встрече в Сан-Франциско четыре года назад, как раз перед тем, как был убит один из «крестных отцов» американской мафии Монтиссори, а российского бизнесмена Владислава Игнатова арестовали и посадили в тюрьму.
С тех пор, то есть за эти четыре года, Шелехов значительно прибавил в политическом весе. Теперь он уже входил в группу «политических тяжеловесов», и на предстоящих президентских выборах у него были неплохие шансы занять почетное место, а может быть, даже проскочить во второй тур. Об этом, во всяком случае, свидетельствовали опросы общественного мнения, проведенные независимым агентством «ГЛАС». Мало кто знал, впрочем, что агентство «ГЛАС» также финансировалось Варягом и занимало важное место в политической пирамиде, которую Владислав Геннадьевич строил на деньги общака. При очень благоприятном раскладе политических карт могло произойти и вовсе невероятное – Шелехов мог стать новым российским президентом. В конце концов, думал Варяг, это же не Италия, не Франция, не Соединенные Штаты, это Рос-сия. А в российской политике действует закон покера: либо ты срываешь куш дуриком, либо ты проигрываешь, опять-таки дуриком, либо втихаря подменяешь колоду и банкомет сдает тебе четыре туза с джокером в придачу.
Варяг предпочитал играть в «русский покер» наверняка, поэтому всегда, во всех случаях, выбирал последний – беспроигрышный – вариант. Только один раз он рискнул сыграть наудачу – как в истории с приватизацией «Балтийского торгового флота» – и потерпел фиаско. Но больше таких глупостей он не сделает. Тем более играя в политический покер. Тут все должно быть заранее просчитано и везде расставлены свои надежные люди – и банкомет, и официанты, и кассир, и даже швейцары при входе. А там, глядишь, получишь тузовый покер с первой сдачи.
Теперь, думал Варяг, если события будут развиваться по тому сценарию, который ему только что набросал Михалыч, Шелехов может стать для него тем припрятанным в кармане джокером, который позволит умелому шулеру сорвать весь банк. Варяг обхватил ладонью лоб и сильно потер виски большим пальцем и мизинцем. Да это же будет большой джекпот! Самое любопытное, что у Шелехова действительно были шансы стать президентом – в этом Варяг не сомневался.
Разумеется, надо было поскорее создать благоприятные условия для его победы.
Что такое благоприятные условия, Владислав пока и сам до конца не понимал, но ясно было одно: как на автогонках для одного из фаворитов создаются выгодные условия, например перед стартом обнаруживается, что у машины основного соперника пробит бензопровод… Такие досадные сбои бывают.
В политических же играх благоприятные условия создаются путем перетасовки игроков. И Варяг был готов к любым ходам. Ради победы в этой сложной игре он был готов пойти на все.
Возможно, придется вызывать из Питера Сержанта и просить его расчехлить любимую снайперскую винтовку.
Глава 3
– Ну давай выкладывай, Владик, – без предупреждения начал Михалыч. – Не томи. Стар я стал – все в сон клонит. Вот и теперь, ты уж извини, что я лежу, – что-то глаза слипаются. А ты давай налей себе стопочку-у меня, как ты знаешь, напитки отменные, я охоч был до этого дела, когда в молодых ходил. – И с этими словами он смежил веки.
Варяг улыбнулся: старик и впрямь был известен своей склонностью к изысканным заморским напиткам. К водочке он, странное дело, оставался всегда равнодушен, предпочитая французские коньяки да германские вина. Варяг подошел к круглому ореховому столику у книжного стеллажа, взял пузатую темную бутылку коньяка «Реми Мартен», с хлопком вытащил плотно пригнанную пробку и плеснул в низенькую рюмку коричневатой жидкости.
– Хорош! – шевельнулся Михалыч и потянул ноздрями воздух. – Запах сразу чую! Пей, пей.
Варяг неторопливо, врастяжечку выпил ароматную жидкость и почувствовал, как огненная струйка потекла по пищеводу.
– Ну, в общем, Михалыч, ты и так все знаешь – все закрутилось в тугой узел, – тихо начал Варяг. – Был я на прошлой неделе на сходе. Причем, что странно, разговор вышел у нас нехороший. Песочили меня как коммуниста на партактиве – все по очереди выступали, критиковали. Предложили, чтобы я отдал им общак. Не нравится им, видишь ли, что я большие дела стал делать! – Он бросил взгляд на старика. Тот лежал, прикрыв глаза, и, казалось, спал. Варяг недовольно осекся: что он языком тут чешет, а Михалычу все до фени. Да и не мог он не знать о воровских делах. Хотя последнее время старик сиднем сидел в своей серебряноборской берлоге, не высовывая носа, сведения со всей России, а тем паче из Москвы стекались сюда тонкими струйками.
Вдруг Михалыч дернул головой и громко заметил:.
– Нет, Владик, не все так просто, как ты говоришь. Тут не в ворах только дело. Не знаю, как Максим, но слыхал я, что Закир чей-то серьезный заказ сейчас выполняет.
Это было Варягу не в новость, но он решил на всякий случай прощупать Михалыча.
– И чей же? – спросил он.
– Сдается мне, взяли Закира в разработку, – отозвался Михалыч, – люди в погонах с крупными звездами. И если он на тебя бочку катит, то не по собственной инициативе, а потому, что так его научили.
– Кто? – Варяг подумал: «Вот так Михалыч! Все сказывается старым да немощным, а ведь он, пожалуй, не меньше моего знает».
Старый вор крякнул и, скинув плед, резко выпрямился и сел на диване.
– А ну-ка, Владик, плесни и мне коньячку для бодрости.
Вылив в глотку «Реми Мартен», Михалыч устремил пристальный взгляд на Владислава.
– Каша заваривается покруче, чем ты думаешь. Слыхал я о твоих неладах кое с кем из воров – и тут не в общаке дело. Общак – только повод. Ты же читаешь газеты, телевизор смотришь… Сам знаешь, что в Кремле творится.
– Да при чем тут Кремль, Михалыч, – махнул рукой Варяг. – Мы как-то всегда ухитрялись от Кремля подальше держаться. Чего нам в их дела лезть. Пусть они там сами разбираются. Нам же довольно своих гешефтов с эмвэдэ…
– Не перебивай! – недовольно прервал его старик. – Ты дослушай до конца!
При том тут Кремль, что «Дед» совсем плох стал – не сегодня завтра объявит о своей отставке! Вот тут-то вся карусель и закрутится!
– Ха-ха-ха! Да ты, Михалыч, фантазер! – хохотнул Варяг. – Чтобы «Дед» добровольно власть отдал – да не такой он мужик! Он из Кремля только ногами вперед выедет. Какая там отставка!
Михалыч покачал головой.
– Чудак ты, Владик. Вроде умный мужик, всю Россию под своим контролем уже сколько лет держишь, а таких простых вещей прочухать не в состоянии. Что-то готовится интересное. То-то ведь все сейчас засуетились – ты глянь: и менты, и военные. Особенно военные – сейчас они опять кашу заварят в Чечне, помяни мое слово! И уж тогда-то их не остановишь. Проутюжат там все так, что Терек галькой засыплют и горы сровняют с долинами. Да и у нас в Москве большие разборки пойдут. Ведь эта история с генеральным прокурором, которого все уволить хотят, да никак не могут, неспроста возникла. Вся эта возня – только подготовка к главному: кое-кто хочет убрать «Деда» и поставить своего человека. По-тихому, по-мирному, без скандала. Может, ему на ушко что нашептывают, внушают. А может, и припугивают – кто их разберет. А как только «Деда» уберут – все пойдет наперекосяк. Начнется большая дележка – крупная дележка, все опять перетряхнут.
Алюминий, нефть и газ, алмазы да золото начнут по-новому хапать. Опять начнется большой отстрел. А как станут «заказывать» друг дружку, тут уж, сам понимаешь, без бандитов им не обойтись. Да и нас, воров, будут приманивать, чтоб под себя подмять. Потому как с нашей помощью, Владик, а точнее, руками самых глупых, самых алчных, самых беспринципных начнут обделывать свои делишки. Помнишь Капусту?
– Киллера, который пару лет тому назад пулю ментовскую схлопотал… – тут же вспомнил Варяг.
– Вот-вот. Он же, дурило, позарился на бабки, а о своей воровской наколке позабыл – вот и поплатился: подох, как собака, на пустыре. Этих дураков и сейчас немало. И околокремлевские люди это прекрасно понимают и будут использовать таких, как Тима или Максим Кайзер. За ними ведь длинный шлейф всяких делишек тянется, и эмвэдэшные генералы этим пользуются. Я не удивлюсь, если ты мне скажешь, что и Закира в свое время вызывали на улицу Огарева и показывали его секретное досье. А там, в этом досье, много чего интересного есть – уж это я знаю! Так что, если, допустим, прикажут и ему против тебя войну объявить, он ведь и объявит, не вспомнит, что тебя на место смотрящего Медведь – царство ему небесное – благословил.
Варяг покачал головой.
– Что-то я не совсем понимаю, что происходит. Наверное, правы те, кто считает, что слишком я отдалился от коронованных. Твои слова, Михалыч, для меня как китайская загадка. Сделай милость, просвети!
Михалыч усмехнулся:
– Просто, пока «Дед» сидел на троне все эти годы, все как-то устоялось, устаканилось. Всяк сверчок знал свой шесток. А теперь как только люди почуяли, что пахнет большими переменами, – и законные это почуяли, и, главное, околокремлевские начальники, которые наших братков прикормили, – сразу началась вся эта неразбериха. Я думаю, сейчас многозвездные генералы в МВД и ФСБ сами даже не понимают, с кем они, за кого они. Вот и начали среди воров воду мутить.
В Кремле люди за свою шкуру трясутся. Ну и наши тоже забеспокоились, засуетились. Многие решили, что надо побыстрее закорешиться с новыми хозяевами, тогда, может быть, все утрясется. Но проблема в том, что никто сейчас не знает толком, кто эти новые хозяева…
Недаром же что ни день, то новый слушок – того снимут, этого снимут.
Теперь ведь не как в советское время: одного сняли, другого назначили – а машина знай себе крутится, как и прежде. Нынче коли кого снимут – так за ним рухнет целая пирамида на местах: чиновники посыплются, люди в погонах зашатаются, а за ними и те, кто с оружием за пазухой. У нас сейчас каждый крупный начальник – это как замкнутое государство, со своей трудовой армией, вооруженной охраной, системой кормежки… Вон в таможне как – как только начальника меняют, так вся пирамида таможенного комплекса к едрене матери летит, и ее приходится всякий раз заново строить. Так-то вот.
Михалыч снова прилег на диван. Видно, он устал от своих речей. Варяг молчал, размышляя о словах старого вора. Он расстегнул две верхние пуговки на рубашке. Под рубашкой мелькнули голубые линии наколки на груди. Эта наколка была для него дорогой памятью, оставшейся от одной из первых отсидок. Парился на одной зоне с Варягом известный художник, который за пайку делал тамошним сидельцам изумительные наколки. Именно этот тощий и вечно поддатый ханурик сотворил самую главную наколку Варяга – крест с двумя парящими над ним ангелами, – с которой он потом, когда сводил свои знаки воровской чести, не пожелал расстаться.
То, о чем рассказал ему Михалыч, вернее, не рассказал, а намекнул, озадачило Варяга. Он и впрямь не подумал, что тяжелый разговор с ворами, который едва не закончился кровопролитием, мог стать следствием не недовольства людей его, Варяга, коммерческими проектами, а прямого «заказа» со стороны.
Сверху… Может, надо покопать где-то рядом, прощупать почву вокруг каждого из больших воровских авторитетов. Но кто этим может заняться? Только самые верные люди. Сержант. Филат…
– Ты, Владик, еще вот о чем подумай, – подал слабый голос Михалыч. – Не знаю, какие ты дела крутишь с властью, но учти: преемственность кремлевских начальников закончилась. Теперь будет взрыв. «Дед» уйдет – это, я думаю, дело давно решенное, только пока они там не знают, как все это озвучить и обставить.
Наверняка и сменщика ему уже присмотрели. И не из тех, кто на телеэкранах мелькает, это будет совсем неизвестный человек, чью фамилию народ даже не знает – ну, может, краем уха слыхал пару раз, но и только. И знаешь почему?
Варяг бросил на старого вора вопросительный взгляд.
– Их всех «Дед» сильно напугал – своим упрямством и самодержавными ухватками. Больше они такого не допустят. Им нужен тихий, послушный, гуттаперчевый мальчик, – Михалыч хихикнул. – Помнишь, был такой детский рассказ «Гуттаперчевый мальчик»? Про циркового артиста-мальчишку, который выступал на арене. Ловкий был, цепкий, гнулся, как резиновая кукла. Вот такой податливый тихоня им теперь и понадобится. Чтобы никаких проблем с ним не было – ни в смысле физического здоровья, ни в смысле моральных устоев.
– Такие только в гэбэ водятся, – усмехнулся Варяг. Михалыч очень серьезно поглядел на него:
– А я и не исключаю… И те, кто посадит его на трон, потребуют от него отработать по полной программе. Так что грядут темные времена, Владик! – И старик замолчал. – Да, кстати, я слыхал, позавчера твоих ребят положили в какой то сауне…
Варяг нахмурился:
– Да, Михалыч, положили.
– Отморозки? – Не похоже. Скорее, это мне сигнал. Или… – Варяг помолчал, – Один из этих ребят… Грин… уже дня три ко мне просился на встречу, а я замотался…
Все время не мог выкроить. Грин просто так не стал бы стрелку забивать.
Наверное, было что сказать. Да вот не успел…
Варяг ехал от Михалыча погруженный в тревожные мысли. После гибели Светланы и Олежки он сильно изменился – он это чувствовал. Прошло уже три месяца после их смерти, но горечь утраты не утихала. Он до сих пор не верил, не хотел поверить, что мина, подложенная под его «мерседес» в тот злополучный день, предназначалась не ему, а им. Конечно, метили в него – и он казнил себя за то, что не смог уберечь жену и сына от гибели. Он немного даже завидовал старым коронованным ворам, которые всю жизнь оставались бобылями – без законной жены, без семьи. Жена, дети, дом – все это налагало дополнительную ответственность, отвлекало от славных воровских дел. Но то были понятия прошлой, ушедшей эпохи. Варяг был авторитетом нового покроя – его таким сделал Медведь и, в куда большей степени, Егор Сергеевич Нестеренко, его учитель. Не зря же по повелению Медведя он в свое время свел все воровские наколки – предмет гордости любого урки, изменил внешность, привычки, образ жизни. Ему позволено было завести семью, свой дом, свой быт. Самые старые, самые уважаемые авторитеты, многие из которых уже ушли в мир иной, считали, что так он лучше сумеет отстаивать воровскую идею. Светлана и Олежек были его семьей – и хотя, как он понимал, ему приходилось уделять им слишком мало времени, теперь, когда он потерял их, Владислав сполна ощутил пустоту вокруг себя. Он оказался в вакууме.
Конечно, это тягостное ощущение усугублялось и той враждебной аурой, которая возникла в последнее время в его отношениях с ворами. Но эта враждебность его почему-то совсем не беспокоила. Напротив, он исподволь ощущал какую-то равнодушную усталость от тлеющего конфликта, не заботясь о его возможном исходе. Все мысли были заняты одним вопросом: как жить дальше? И ответ на этот вопрос был только один – у него оставалась Лиза. Дочка. Девочка, с которой он, по сути, был едва знаком, которую он и видел за эти годы считанные разы.
И Лена… Все тут было совсем непросто. Лизина няня Лена как-то сразу вошла в его жизнь и встала вровень с образом Светланы. Почему – он и сам не мог понять. Он часто сравнивал их – погибшую жену, пережившую с ним столько горя, страшных испытаний и лишений, что не дай бог кому-нибудь, и тихую, молчаливую Лену. Они были такие разные! Чем-то эта очень неглупая и острая на язык девушка напоминала ему другую Лену – внучку священника Потапа из глухого таежного скита, которая его выходила и, можно сказать, вытащила с того света полтора года назад. Воспоминания о мимолетном таежном увлечении остро кольнули сердце Варяга, Та Лена тоже погибла из-за него. Он даже застонал от своих мыслей, так что водитель Серега слегка повернул голову – не случилось ли с шефом чего…
Варяг отвернулся к окну. За тонированным стеклом мелькали новостройки Строгино.
Да, он изменился после их гибели. Наверное, жестокая смерть всех этих невинных людей, которые любили его и которых – каждого по-своему – любил он, произвела на его душу некое неосязаемое воздействие, следствием чего стало внутреннее ожесточение и – апатия. Он стал спокойнее, нет… равнодушнее относиться ко всему, что раньше казалось ему важным, – к своим делам, к планам на будущее и, главное, к неприятностям, которые в последние месяцы валились на него со всех сторон. Теперь, после потери самых дорогих ему людей, Варягу уже ничего не было нужно. Или ему так только казалось. Лишь упрямый азарт игрока, привыкшего побеждать, врожденный инстинкт бойца заставляли его держать себя в руках.
Вспоминая разговор с Михалычем и прокручивая в голове последние слова старого вора, Варяг понял, что он все-таки не прогадал и в последние полгода все Делал правильно, вложив немалые средства в политическую деятельность, которую ему, в частности, и поставили в вину воры. Они сочли, что он бросает деньги на ветер, занимается не тем, чем надо, но теперь выходит, что он был прав. Он все делал правильно. Он не зря терпеливо и упрямо взращивал по всей стране – от Калининграда до Владивостока – своих людей в политических кругах, во властных структурах, в прессе. Он ковал свою политическую организацию, свой передовой отряд верных людей, на которых можно было опереться в грядущей большой драке. Если слова Михалыча верны, если и впрямь «Деда» уберут – сам ли он уйдет, или его вынудят уйти, неважно, – то начнется передел. И в общей суматохе можно будет протолкнуть своих людей в Думу. Ведь сам он, Владислав Геннадьевич Щербатов – тогда, в начале 90-х, такая была у него фамилия, – прошел в Думу «на ура». Так неужели сейчас, спустя восемь лет, когда он поднабрался опыта и обрел невиданный авторитет, ему не удастся протолкнуть в Думу и Совет Федерации армию своих людей – депутатов, губернаторов… И самое главное – своего кандидата в президенты.
Такой у него на примете давно уже был и давно им вскармливался.
Известный политический деятель с десятилетним стажем, чье имя на слуху у миллионов россиян, который не первый год депутатствует в Думе, возглавляя сильную фракцию, – Леонид Васильевич Шелехов, председатель партии «Союз». Варяг только в этом году ассигновал три миллиона долларов на избирательную кампанию Шелехова. Конечно, Леонид Васильевич, оперируя своими правильными лозунгами, среди которых борьба с коррупцией и криминалом занимала не последнее место, даже под пыткой не признался бы, что его парламентскую фракцию финансирует известны и российский вор в законе Варяг… Но факт оставался фактом – это была полюбовная сделка, о которой обе стороны договорились на тайной встрече в Сан-Франциско четыре года назад, как раз перед тем, как был убит один из «крестных отцов» американской мафии Монтиссори, а российского бизнесмена Владислава Игнатова арестовали и посадили в тюрьму.
С тех пор, то есть за эти четыре года, Шелехов значительно прибавил в политическом весе. Теперь он уже входил в группу «политических тяжеловесов», и на предстоящих президентских выборах у него были неплохие шансы занять почетное место, а может быть, даже проскочить во второй тур. Об этом, во всяком случае, свидетельствовали опросы общественного мнения, проведенные независимым агентством «ГЛАС». Мало кто знал, впрочем, что агентство «ГЛАС» также финансировалось Варягом и занимало важное место в политической пирамиде, которую Владислав Геннадьевич строил на деньги общака. При очень благоприятном раскладе политических карт могло произойти и вовсе невероятное – Шелехов мог стать новым российским президентом. В конце концов, думал Варяг, это же не Италия, не Франция, не Соединенные Штаты, это Рос-сия. А в российской политике действует закон покера: либо ты срываешь куш дуриком, либо ты проигрываешь, опять-таки дуриком, либо втихаря подменяешь колоду и банкомет сдает тебе четыре туза с джокером в придачу.
Варяг предпочитал играть в «русский покер» наверняка, поэтому всегда, во всех случаях, выбирал последний – беспроигрышный – вариант. Только один раз он рискнул сыграть наудачу – как в истории с приватизацией «Балтийского торгового флота» – и потерпел фиаско. Но больше таких глупостей он не сделает. Тем более играя в политический покер. Тут все должно быть заранее просчитано и везде расставлены свои надежные люди – и банкомет, и официанты, и кассир, и даже швейцары при входе. А там, глядишь, получишь тузовый покер с первой сдачи.
Теперь, думал Варяг, если события будут развиваться по тому сценарию, который ему только что набросал Михалыч, Шелехов может стать для него тем припрятанным в кармане джокером, который позволит умелому шулеру сорвать весь банк. Варяг обхватил ладонью лоб и сильно потер виски большим пальцем и мизинцем. Да это же будет большой джекпот! Самое любопытное, что у Шелехова действительно были шансы стать президентом – в этом Варяг не сомневался.
Разумеется, надо было поскорее создать благоприятные условия для его победы.
Что такое благоприятные условия, Владислав пока и сам до конца не понимал, но ясно было одно: как на автогонках для одного из фаворитов создаются выгодные условия, например перед стартом обнаруживается, что у машины основного соперника пробит бензопровод… Такие досадные сбои бывают.
В политических же играх благоприятные условия создаются путем перетасовки игроков. И Варяг был готов к любым ходам. Ради победы в этой сложной игре он был готов пойти на все.
Возможно, придется вызывать из Питера Сержанта и просить его расчехлить любимую снайперскую винтовку.
Глава 3
Группки иностранных и российских туристов, чинно перетекавшие от Царь-колокола к Царь-пушке, а затем – к белокаменным соборам около колокольни Ивана Великого, не удостаивали вниманием строгое пятиэтажное здание в глубине кремлевского ансамбля. Но как бы удивились эти гости столицы, скажи им, что вовсе не в помпезно-великолепном кабинете президента России в Большом Кремлевском дворце, не в длинных коридорах брежневской высотки Белого Дома и не в сталинском гранитном бронтозавре на Охотном ряду – бывшем Госплане и нынешней Госдуме, а вот в этом желтом здании прошлого века, в одной из его тихих комнат, принимаются решения, которым, даст бог, суждено сыграть важнейшую роль в судьбе великой державы на заре третьего тысячелетия…
В просторном кабинете, обшитом темными деревянными панелями, было как всегда тихо. Вдоль трех стен, убегая к высокому потолку, высились книжные стеллажи, плотно заставленные тонкими и толстыми томами – судя по ветхим корешкам, это были очень старые книги, и как-то не верилось, что нынешний обитатель этого кабинета хоть изредка да раскрывает их и листает.
И впрямь, Александр Иванович Сапрыкин – для близких знакомых просто Алик, – хотя и занимал этот кремлевский кабинет шестой год и уже прижился здешней антикварной обстановке, все равно почему-то не ощущал себя здесь хозяином и робел брать с полки эти ветхие книги. Как до сих пор никак не мог привыкнуть к мелодичному перезвону колоколов главных часов страны. Он даже порой подходил к занавешенному белой портьерой окну, откидывал тяжелую шелковую ткань и с каким-то недоумением глядел на видневшуюся вдали краснокирпичную башню с темным циферблатом часов, которые отмеряли ход истории. Ему как будто еще не верилось, что после смерти отца, старого кремлевского чиновника, пережившего пять генеральных секретарей, все его наследство перешло целиком к нему, Алику Сапрыкину Это было нетленное наследство: крепкие знакомства, надежные связи, а главное – информация. Не та, что рачительно накапливалась в бесчисленных папках с секретными стенограммами заседаний политбюро и секретариатов, президиу-" мов и съездов, а та, что держалась в головах по крайней мере трех поколений безымянных аппаратчиков – настоящих носителей государственных секретов страны. Отец Алика – Иван Пахомович Сапрыкин – был главным аппаратчиком Советского Союза – он ведал Центральным архивом специальной документации (данное учреждение не значилось ни в одном справочнике) и знал многих и многое, о чем лучше было бы не знать и забыть.
Но Иван Пахомович знал и не забыл – и в последние два месяца перед кончиной, лежа на смертном одре на Даче в Жуковке-5, тихим хриплым шепотом рассказывал на ухо сыну все то, что считал своим долгом ему поведать.
Смышленому Алику не стоило большого труда понять, каким богатством он располагает, – и первое, что он сделал после смерти папы, позвонил по одному из переданных ему Сапрыкиным-старшим телефонов, Естретился с нужным человеком и после недолгих переговоров получил ключ вот от этого самого кабинета. Это случилось шесть с лишком лет назад.
За эти шесть лет он многого добился. Страна пережила бурные события: взлет и падение политических «тяжеловесов», шахтерские забастовки и финансовые скандалы, банковские войны, криминальные войны, войны на Северном Кавказе… В стране создавались и разрушались политические партии, политические репутации…
Но только в этом тихом кабинете на третьем этаже, неприметной кремлевской пятиэтажки эпохи Александра III царили покой и безмятежность. И хозяин кабинета Алик Сапрыкин, и немногие люди, посещавшие этот кабинет, – друзья и единомышленники Сапрыкина, которых он полушутя-полусерьезно величал своими «под ельниками», – занимали в иерархии государственной власти негромкие должности.
Но именно они, «подельники», и были тайными режиссерами и кукловодами в том пугающем многоактном трагифар-се, что разыгрывался на российских театральных подмостках вот уже не первый год. Причем многие актеры, исполнявшие даже главные роли в этом страшном спектакле, даже и не подозревали, чьей воле они повинуются и в чьих интригах они являются невольными исполнителями…
Сапрыкин давно убеждал своих «подельников» в том, что Владислав Игнатов, смотрящий России по кличке Варяг, затеял опасную игру: он стал вести себя совсем не так, как от него ожидали, и пришла пора его немного охолонить. Варяг совершенно оттеснил от своего бизнеса людей, связанных с кремлевскими «подельниками», и не желал делиться ни с кем, даже перестал отстегивать положенное в воровской общак. Более того, совсем недавно выяснилось совершенно неожиданное и неприемлемое обстоятельство: Варяг тайно финансировал избирательную кампанию депутата Госдумы Шелехова. И даже, как донесли ему верные люди, намеревался сделать его кандидатом в президенты.
Сапрыкина и его сотоварищей это сильно напрягло. Тем более что, зная финансовые возможности и организационные ресурсы Варяга, он не исключал вероятности того, что Шелехова в 2000 году таки изберут президентом. И это был абсолютно неприемлемый вариант потому что Сапрыкин и его «подельники» уже давно присматривались к одному малозаметному государственному чиновнику со, как они выражались, «скрытым президентским потенциалом». Словом, Сапрыкин вынужден был принять непростое, но единственно верное в этих условиях решение: убрать Варяга с об-щака и поставить смотрящим России другого, более сговорчивого вора со славным прошлым, пользующегося большим авторитетом среди криминальных «хозяев»
России.
Основная цель Сапрыкина и его «подельников» заключалась в том, чтобы, взяв под свой контроль российский общак, использовать этот тайный криминальный банк для финансирования важнейшей политической игры – выборов нового, точнее сказать, нужного президента России. Громкие финансовые скандалы вокруг прошлых президентских выборов показали, что секретное использование государственных средств в политических играх рано или поздно вскроется и какой-нибудь слишком рьяный депутатишка или генеральный прокуроришка начнет копать… Если же используешь деньги из «теневых» источников – а российский общак в этом смысле был идеальным источником, никто подкопаться не сможет…
В просторном кабинете, обшитом темными деревянными панелями, было как всегда тихо. Вдоль трех стен, убегая к высокому потолку, высились книжные стеллажи, плотно заставленные тонкими и толстыми томами – судя по ветхим корешкам, это были очень старые книги, и как-то не верилось, что нынешний обитатель этого кабинета хоть изредка да раскрывает их и листает.
И впрямь, Александр Иванович Сапрыкин – для близких знакомых просто Алик, – хотя и занимал этот кремлевский кабинет шестой год и уже прижился здешней антикварной обстановке, все равно почему-то не ощущал себя здесь хозяином и робел брать с полки эти ветхие книги. Как до сих пор никак не мог привыкнуть к мелодичному перезвону колоколов главных часов страны. Он даже порой подходил к занавешенному белой портьерой окну, откидывал тяжелую шелковую ткань и с каким-то недоумением глядел на видневшуюся вдали краснокирпичную башню с темным циферблатом часов, которые отмеряли ход истории. Ему как будто еще не верилось, что после смерти отца, старого кремлевского чиновника, пережившего пять генеральных секретарей, все его наследство перешло целиком к нему, Алику Сапрыкину Это было нетленное наследство: крепкие знакомства, надежные связи, а главное – информация. Не та, что рачительно накапливалась в бесчисленных папках с секретными стенограммами заседаний политбюро и секретариатов, президиу-" мов и съездов, а та, что держалась в головах по крайней мере трех поколений безымянных аппаратчиков – настоящих носителей государственных секретов страны. Отец Алика – Иван Пахомович Сапрыкин – был главным аппаратчиком Советского Союза – он ведал Центральным архивом специальной документации (данное учреждение не значилось ни в одном справочнике) и знал многих и многое, о чем лучше было бы не знать и забыть.
Но Иван Пахомович знал и не забыл – и в последние два месяца перед кончиной, лежа на смертном одре на Даче в Жуковке-5, тихим хриплым шепотом рассказывал на ухо сыну все то, что считал своим долгом ему поведать.
Смышленому Алику не стоило большого труда понять, каким богатством он располагает, – и первое, что он сделал после смерти папы, позвонил по одному из переданных ему Сапрыкиным-старшим телефонов, Естретился с нужным человеком и после недолгих переговоров получил ключ вот от этого самого кабинета. Это случилось шесть с лишком лет назад.
За эти шесть лет он многого добился. Страна пережила бурные события: взлет и падение политических «тяжеловесов», шахтерские забастовки и финансовые скандалы, банковские войны, криминальные войны, войны на Северном Кавказе… В стране создавались и разрушались политические партии, политические репутации…
Но только в этом тихом кабинете на третьем этаже, неприметной кремлевской пятиэтажки эпохи Александра III царили покой и безмятежность. И хозяин кабинета Алик Сапрыкин, и немногие люди, посещавшие этот кабинет, – друзья и единомышленники Сапрыкина, которых он полушутя-полусерьезно величал своими «под ельниками», – занимали в иерархии государственной власти негромкие должности.
Но именно они, «подельники», и были тайными режиссерами и кукловодами в том пугающем многоактном трагифар-се, что разыгрывался на российских театральных подмостках вот уже не первый год. Причем многие актеры, исполнявшие даже главные роли в этом страшном спектакле, даже и не подозревали, чьей воле они повинуются и в чьих интригах они являются невольными исполнителями…
Сапрыкин давно убеждал своих «подельников» в том, что Владислав Игнатов, смотрящий России по кличке Варяг, затеял опасную игру: он стал вести себя совсем не так, как от него ожидали, и пришла пора его немного охолонить. Варяг совершенно оттеснил от своего бизнеса людей, связанных с кремлевскими «подельниками», и не желал делиться ни с кем, даже перестал отстегивать положенное в воровской общак. Более того, совсем недавно выяснилось совершенно неожиданное и неприемлемое обстоятельство: Варяг тайно финансировал избирательную кампанию депутата Госдумы Шелехова. И даже, как донесли ему верные люди, намеревался сделать его кандидатом в президенты.
Сапрыкина и его сотоварищей это сильно напрягло. Тем более что, зная финансовые возможности и организационные ресурсы Варяга, он не исключал вероятности того, что Шелехова в 2000 году таки изберут президентом. И это был абсолютно неприемлемый вариант потому что Сапрыкин и его «подельники» уже давно присматривались к одному малозаметному государственному чиновнику со, как они выражались, «скрытым президентским потенциалом». Словом, Сапрыкин вынужден был принять непростое, но единственно верное в этих условиях решение: убрать Варяга с об-щака и поставить смотрящим России другого, более сговорчивого вора со славным прошлым, пользующегося большим авторитетом среди криминальных «хозяев»
России.
Основная цель Сапрыкина и его «подельников» заключалась в том, чтобы, взяв под свой контроль российский общак, использовать этот тайный криминальный банк для финансирования важнейшей политической игры – выборов нового, точнее сказать, нужного президента России. Громкие финансовые скандалы вокруг прошлых президентских выборов показали, что секретное использование государственных средств в политических играх рано или поздно вскроется и какой-нибудь слишком рьяный депутатишка или генеральный прокуроришка начнет копать… Если же используешь деньги из «теневых» источников – а российский общак в этом смысле был идеальным источником, никто подкопаться не сможет…