Сульдин Андрей. Объявление в газете

   Кажется, никому я так безоглядно не верил в жизни, как поверил ей в эту минуту. Мне было велено немедля укладываться спать. Сама же Вера куда-то засобиралась, облачаясь в плащ и резиновые сапожки. Я попробовал было протестовать против того, чтобы она одна уходила из дому в сырую непроглядную темень, но она властно посмотрела мне в глаза:
   - Мы же договорились? Вот и хорошо. И ни о чем не спрашивайте. Делайте, что вам говорят.
   Вера задула лампу, и пока я раздевался в темноте, услышал, как заскрипели ступени крыльца и как хлопнула садовая калитка.
   Сон, конечно, не шел, зато было о чем поразмыслить. Куда же она все-таки заторопилась? Что задумала? Кто она вообще, эта необыкновенная, покоряющая женщина? Где же это до сей поры запропастились мои спутники? Я строил предположения, но концы не связывались с концами. Решая все эти головоломки, не заметил, как погрузился в легкий и чуткий сон.
   ...Проснулся я не от шороха или стука, а от удивительного, чарующего запаха, наполнившего комнату. Сравнить его с каким-либо из тех, что хранились в памяти, было невозможно. Сказать, что это был аромат свежести и бодрости (а эти два слова и приходили на ум, когда я пытался в нем разобраться) - значит допустить, что, например, горный ледник или айсберг тоже имеют свой запах.
   Первое, что я увидел, открыв глаза, была пригоршня тлеющих угольков, непонятным образом парящая над поверхностью стола. Впрочем, что я говорю! Приглядевшись, я понял, что это больше походило на гирлянду маленьких лампочек, что развешиваются на миниатюрных новогодних елочках с веточками из зеленой пластмассы. Пораженный этим видением, я встал, намереваясь получше рассмотреть эту диковину.
   - Только не зажигайте лампу, - раздался вдруг Верин голос, и тут я различил ее, стоявшую по ту сторону стола, и не мог поручиться, что на ней была хоть какая-нибудь одежда. Узкий серп луны, заглядывавший в окошко, мягко вычерчивал контур ее стройной фигуры.
   - Что это? - шепотом спросил я, словно боясь спугнуть и разрушить таинственное свечение огоньков.
   - Зацвел тысячелетник, - так же тихо, но совершенно спокойно ответила она. - С детства я знала, что мне доведется это увидеть.
   - Ничего не понимаю. Никогда не слышал о таком.
   - Но об алоэ, конечно, знаете. За то, что цветет он примерно раз в сто лет, ему дали имя "столетник", а за целебные свойства прозвали "домашним доктором"... А тысячелетник - старший брат алоэ. Их сохранились единицы... В нашем роду это растение передается из поколения в поколение, но дождаться его цветения никому из моих предков так и не посчастливилось... Между тем предания свидетельствуют, что в эту пору против целительной силы тысячелетника не может устоять никакая болезнь.
   Мне так хотелось и на этот раз безропотно поверить всему услышанному от Веры, но рассудок взбунтовался. Ведь я хорошо знал, что в нашей средней полосе алоэ не цветет почти никогда, зато у себя на родине - на юге Аравийского полуострова - распускает свои цветы почти ежегодно. А тут мне еще преподносят сказочку о "старшем брате", о "тысячелетнике", которого и в природе-то скорее всего не существует... Только тот, второй человек, живущий во мне, словно беспаспортный квартирант, и удержал меня тогда от насмешливой улыбки и иронического замечания. "Поверь, дурашка! - посоветовал он мне. Все, что сорвалось с таких прекрасных уст, не может быть неправдой". И я склонил голову в знак того, что не сомневаюсь в чудодейственных свойствах цветка.
   Даже впотьмах я не столько видел, сколько чувствовал, что Вера улавливает мое смятение и понимает происходящую во мне борьбу противоречий. После паузы она заговорила со мной звучным окрепшим голосом, так не вязавшимся с предыдущей интонацией:
   - Все, что я говорю, не может быть неправдой. Это вы, Слон, сейчас подумали и выполните все, что я от вас потребую. Вы еще не понимаете, на какую жертву я иду ради вас. Да это и лучше, если не поймете вообще. Послушание и вера - вот все, что мне сейчас от вас нужно.
   Оттаявшие под конец почти ледяные фразы вихрем закружили мое сознание. Приписываемая Тертуллиану фраза: "Верую, ибо абсурдно" в эту минуту уже не пробуждала внутреннего протеста, мысли путались, привычные убеждения растворялись, и я с изумлением ловил себя на том, что вся здравая логика, которая, как мне всегда казалось, присуща моему мышлению, с каждым мгновением вытесняется во мне растущим чувством обожания. "Не долго же ты сопротивлялся", - мелькнуло в голове, а вслед за этим я подумал, что если бы она сейчас сказала, что Земля вращается вокруг Луны, я бы с радостью и истово присягнул в этом.
   - Так, - нежно произнесла Вера. - Так, милый мой Слон. Теперь подойдите ближе к столу... Наклонитесь и глубоко вдохните запах цветов, как это сделаю вместе с вами и я...
   Я сделал все, как она велела. Наши лица сблизились над облачком светлячков, источавших холодный и незнакомый аромат, и мы одновременно вдохнули его полной грудью. Тут мне показалось, что Вера покачнулась, словно в изнеможении.
   - Поцелуй меня, - простонала она. - Ну же! Время мое пришло...
   Повинуясь с невыразимым блаженством, я припал к ее губам, но то, что случилось со мной спустя мгновение, я тоже не в силах выразить. По бедности своей фантазии я попытаюсь сравнить те свои ощущения с каким-то "гулом крови". Нарастая, он заполнял собой все мое тело, по всем артериям которого словно бы развивали скорость тяжело груженные поезда. Всего меня била неодолимая дрожь. "Что это? Что со мной?" - не то подумал, не то выкрикнул я, прежде чем на меня зримо и достоверно, словно в кино, налетел могучий локомотив, смявший и развеявший в прах сознание.
   ...Очнулся (или проснулся?) от звуков автомобильного гудка, обнаружив, что время сна (или обморока?) я провел лежа ничком на пыльном столе. Все случившееся вмиг восстановилось в памяти. "Бред собачий!" - выругался я про себя, устрашившись, что меня так и застигнут развалившимся на неподходящем месте в трусах и майке мои друзья, топающие от калитки через двор по направлению к крыльцу. Из окошка было видно, как они то прыгают через лужи, то вытягивают сапоги из вязкой жижи.
   "Черт побери, сыпь какая-то! - удивился я, глянув на свою кожу перед тем, как натянуть рубашку. - Неужто и впрямь от крапивы? Определенно бред!" Надевая стоя брюки, я прислонился спиной к печи и... Да это уж совсем не лезло ни в какие ворота! Она оказалась не то чтоб очень горячей, но явно недавно топленной.
   Когда Центнер, пихнув ногой дверь, первым вломился в комнату, вид у меня был растерянный и только одна нога находилась в штанине брюк.
   - Внимание, братва! - заорал наш богатырь, адресуясь к подпирающим его сзади Ваве и Сосе. - Новый вариант картины Репина "Не ждали". Гляньте-ка, Слон вроде бы и не рад нам. Мы-то думали, что он здесь дуба врезает, а он на одной ножке прыгает и хоть бы что! А отсюда вывод: достаточно оставить симулянта на полчаса наедине с самим собой, и он себя неминуемо выдаст!
   "Полчаса?!" - ахнул я про себя и тут же был проинформирован, как на великое счастье Вавы (и мое, конечно) на шоссе, где друзья принялись "голосовать", на них чуть ли не по заказу выкатилась вездеходная "Нива", управляемая знакомым ему водителем. Остальное было делом профессиональной шоферской дипломатии.
   Комната наполнилась веселым гомоном. Меня хлопали по плечам, дружески тискали в объятиях, пробуя на мне в шутку различные приемы борьбы и радуясь, что "симулянт" отвечает им тем же. Мой радикулит как корова языком слизала. Вава за его варево, приготовленное для больного Слона, был признан великим исцелителем.
   Нетерпеливый клаксон оставленной у калитки "Нивы" заставил вспомнить, что уже вечереет и пора в путь. Вава, Соса и Центнер потянулись к выходу на ее зов, а я задержался на несколько минут якобы для того, чтобы глянуть, не забыл ли чего. Прощаясь с этим столь же запущенным, сколь и загадочным жилищем, я перебрал взглядом все окружающие предметы, и меня снова охватило волнение: я готов поклясться чем угодно, что при моем заселении в эту обитель никакого горшочка с засохшим без полива столетником на подоконнике не было!
   Я приблизился к нему и невольно глянул на то место, где стояла (или, может быть, чудилась мне?) моя добрая и прекрасная фея. "Ах, боже мой! Что это? Мыслимо ли это?" - вырвалось у меня, и я встал на колени, чтобы получше разглядеть то, что отпечаталось на пыльном полу. Можно ли было не верить собственным глазам? Наряду с отпечатками, оставленными моими ножищами (я ношу 45-й), пол был усеян следами изящной формы босых ступней маленького размера. Поражаюсь, как это сразу не бросилось в глаза моим друзьям.
   За окном снова начала клаксонить "Нива". Я встал с колен, вскинул на плечо рюкзак... И все же... Чем черт не шутит... Достал из кармана блокнот, выудил визитную карточку, написал на обороте: "Вера! Если ты мне не приснилась, отзовись". И оставил на столе.
   Ни дорогой, ни позже я ни словом не обмолвился ни с кем из моих друзей о своем приключении. Да и не поверили бы. Все знают, что домишко давно заброшен, а в округе на много километров давно уже нет никакого обитаемого жилья.
   ...После отпуска навалилась масса дел. Я много мотался по командировкам. Но чувствовал себя хорошо, даже возобновил по утрам давно забытые пробежки.
   Однажды (это было где-то в октябре) в редакции мне сказали, что меня спрашивает какой-то человек. На вид гостю было лет шестьдесят. До меня он добирался довольно странным образом: показывая всем мою визитную карточку, он искал ее владельца.
   Мужчина, его звали Юрием Александровичем, пояснил, что нашел ее на своем заброшенном зимовье. Там у него раньше была пасека, но по причине больных ног ходить в такую даль стало тяжело. Но летом, вот уж поистине повезло, теща здоровье ему немного подправила. (Она, бабка Матрена, травки знает, а нынешний год на них богатый был, вот и помогла.) Поэтому под осень и решил проведать зимовье, загадывая: вдруг на зайца все же собраться придется. Там и нашел мою визитку.
   - Очень рад, - сказал я. - А мы в поход с ребятами ходили, заблудились немного, да и дождь еще...
   - На здоровье, - заметил Юрий Александрович. - У меня претензий к вам нет. Я с просьбой пришел.
   - Пожалуйста, чем могу.
   - Слышал, что ваша газета печатает заметки о всяких там происшествиях...
   - Есть такое дело.
   - А у меня дочка пропала. Давно, правда, лет десять прошло. Училась она в городе, в медучилище... Но на каникулы не приехала как-то... Понятно, дело молодое, отправилась куда-нибудь в путешествие... Потом смотрю: писем от нее долго нет. Приехал в общежитие, узнал: нет ее, исчезла. Как обухом по голове, не знал, что и делать. Ну, понятно, в милицию обратился. Они розыск объявили. Сколько годов искали, а все без результата... Так и жил без надежды. А тут ваша карточка. Неужели вы ее видели, Верочку мою? Если так, то опять искать надо. Может, посодействуете?
   - Конечно, какой разговор. У вас есть ее фото?
   - Да-да, обязательно, - засуетился гость. У меня от предчувствия заныло сердце.
   Он полез в карман старенького пиджака, достал конверт, завернутый для верности в носовой платок, аккуратно разложил фотографии на столе. Снимков было много, все - любительские, недодержанные и немного тронутые желтизной от слабого фиксажа и времени. И со всех них на меня смотрела Вера.
   * * *
   Я написал этот рассказ в тайной надежде, что Вера прочитает и откликнется. Очень хочу в это верить. Хотя и не могу поручиться за ее существование во плоти и крови.
   Теперь я совершенно здоров, полон сил, и от кошмарных погружений в "вишневый омут" остались лишь тягостные воспоминания. Но мне кажется, что если я вновь тяжело заболею, то обязательно тотчас же появится у моего изголовья, придет ко мне моя Вера... Так обязательно будет, раз на публикуемые мной постоянно в газете объявления под рубрикой "Внимание: розыск!" она не откликается.