Суслин Дмитрий. В ночь полной луны

   — Прав, трижды прав отец Кондратий. Ты в руках настоящей ведьмы. И непонятно, как не расправилась она с тобой ранее.
   Чуть не насильно заставив Силантия проглотить ужин, старичок выдвинул из под стола берестяной короб и, открыв его, начал копаться в старых толстых фолиантах, покрытых искусной чеканкой. Наконец он выпрямился и с торжеством показал Силантию большую черную книгу в бархатном переплете с бронзовой застежкой и серебряной накладкой на корешке. Подсев поближе к огню, чернокнижник углубился в чтение, забыв обо всем на свете. И только на мгновение оторвавшись от чтения, он указал Силантию на свой топчан и велел как следует отдохнуть. Силантий, утомленный, не заставил себя упрашивать и уже через несколько минут спал глубоким сном. Всю ночь не прерывал старик своего чтения, временами глубоко задумываясь и глядя на огонь в очаге, помешивая угли. Утром он разбудил Силантия и велел собираться в дорогу. Когда тот был готов, старик усадил его рядом с собою и начал говорить:
   — Человек, как маятник, между добром и злом живет. И силы эти борются за него. Только добро берет себе в помощники солнышко, а зло свои темные дела при луне делает, и чем полнее луна — тем более зло в силу входит, а уж когда луна станет большой, круглой и масляно-желтой, как блин, тогда зла на земле становится столько, что всякий честный христианин будь ближе к огню да под крышей, а коль оказался в дороге, под открытым небом, то берегись всего и всякого. Игрушкой стал ты, Силантий, в руках у судьбы, но ведь ты не нехристь какой, значит, судьба и должна тебя спасти. Помни: всякий случай таит в себе промысел Господень, и, может, избран ты им наказать злые силы, коль встретил ты ведьму в ночь полной луны, то в такую же ночь должен ты её одолеть. Тяжелое предстоит тебе сделать дело, и только от твоих теперешних поступков будет зависеть и окончание этого испытания. Найди белую, без единого пятнышка кобылицу, не имевшую жеребенка. И корми её отборной пшеницей, которую вымочишь в родниковой воде с рябиновыми листьями, затем ввечеру третьего дня, одев себя и невесту свою в свадебные наряды, выезжай на белой кобыле в тот самый лес, а то, что твоя невеста не будет в ясном уме, на то внимания не обращай, и пусть она сидит впереди тебя. Как въедешь в лес и услышишь, как ухнет филин шесть раз, так отпускай узду и отдайся на волю Божью, и не вздумай понукать кобылу, иначе сгинешь сразу же, и ничто тебя не спасет.
   Закончив речь, старый схимник обнял на прощание Силантия, перекрестил его и, когда тот отправился в обратный путь, долго смотрел ему вслед, и последние листья плавно опускались на его голову с вековых деревьев, грустно потрескивающих на осеннем ветру.
   Уже в полдень этого дня Силантий был во дворе знаменитого на всё Поволжье торговца лошадьми Прохора Дубинина, который лично повел его в свои лучшие конюшни. Через час исканий, сомнений и озарений Силантий наконец нашел то, что искал. Эта кобыла могла сравниться нежностью кожи с молодой девушкой, а белизною с вершинами Гималайских гор, и по контрасту с мастью носила кличку Ночь. Щедро расплатившись с Дубининым, Силантий заторопился в родное село и уже к вечеру был в Лужках. Сделав всё так, 'как наказывал ему схимник, Силантий направился в те места, проклятые богом и людьми, где пять лет назад и началась вся эта история.
   Силантий шел пешком и вел за узду лошадь, на которой сидела Оксана. Девушка была в состоянии полузабытья, но прочно держалась в седле благодаря дерзким усилиям Силантия, воспользовавшегося ремнями. Очень трудно было убедить родных невесты доверить её Силантию, и ему пришлось потратить немало красноречивых слов, чтобы будущие тесть и теща доверили ему почти умирающую дочь и отпустили неизвестно куда. Силантию даже пришлось соврать, что едет он к знаменитому профессору в Казань. Но теперь уже все хлопоты закончились, и Силантий шел по дороге, ведущей в чащу, где хозяйничает нечистая сила.
   Вслед за сумерками пришла ночь. На фиолетовом небе не было ни облачка, и лишь дальние звезды собрались вокруг луны, как овцы вокруг пастуха в момент опасности. А луна, словно королева на троне, окидывала всё вокруг высокомерным взором, тем самым взором, когда глядят из-под ресниц, немного опустив веки. Через несколько часов, в полночь, луна покажет свое истинное лицо и засияет, как новая золотая монета в казне турецкого султана. Наступит полнолуние…
   Силантий широким шагом спешил по дороге. Несмотря на богатый опыт общения с нечистью, он всё-таки испытывал страх и поминутно оглядывался, прекрасно зная, что еще не настал урочный час великих испытаний.
   Стеною вырос лес. Мрачными великанами безмолвно стояли дубы. Густые кусты орешника, словно дети, прижимались к могучим стволам. И ни единого звука над всем этим. С трудом нашел Силантий тропинку, ведущую в чащу леса и терявшуюся там. Ночь задрожала. Силантий, не дав ей опомниться, вскочил в седло позади Оксаны и ударом плети погнал лошадь в лес. Лес ответил на это вторжение двойным уханьем филина. С низин поднимался туман, сказывалась близость воды, и где-то там, далеко за деревьями, захлюпали болота. В лесу не было той непроглядной тьмы, которая до этого окружала Силантия в поле, напротив, от деревьев исходил какой-то непонятный свет, и всё в лесу было видно, словно где-то горели невидимые синие фонари. И даже в тех местах, где туман был разорван, словно куски ваты, на мгновение мелькнули желтыми искрами непонятные огоньки, хотя до болота было довольно-таки далеко. И вновь дважды пронзительно ухнул филин. С потрясающе громким в такой тишине скрипом рухнуло позади Силантия старое, давно отжившее свой век дерево, как человек, взмахнуло оно руками-ветвями, и вздрогнула земля под тяжким грузом, и раздался стон вырванных корней. Оглянулся Силантий и понял: дороги назад нет. Одной рукой он крепко прижимал к себе любимую; другая же рука его судорожно вцепилась в узду, и, когда последние два раза громко и жутко крикнул филин, Силантию стоило огромных физических и нравственных усилий, чтобы разжать правившую руку. Ночь будто бы и не нуждалась в понукании, она стрелой неслась с безошибочным инстинктом животного, выбирая единственно верный путь в этих непроходимых дебрях. Прошлогодние сучья с треском винтовочных выстрелов взлетали из-под конских копыт и отлетали далеко в сторону, мягко падая в толстый слой опавших листьев. Внезапно лес наполнился душераздирающим смехом и воем. Эти леденящие кровь звуки неслись со всех сторон, переходя в демонический свист. Лес ожил. Стаи тварей, мелких и крупных, летающих, бегающих и ползающих, заметались между деревьями. Какая-то особенно жирная летучая мышь вцепилась в грудь Оксаны, но девушка ничего не чувствовала. Силантий, ломая крылья этой твари, оторвал её от любимой и с омерзением выбросил. Та громко пискнула, и тут же целая стая таких же существ накрыла их. Несколько секунд лошадь и её всадников окружал живой вихрь, который так же неожиданно исчез, как и появился. Гигантское огненное кольцо закружилось между деревьями в диком и безумном танце. Несколько деревьев вспыхнули и, словно расколотые молнией, разделили вои могучие стволы на части, из-под корней их струей ударили языки пламени и, повиснув в воздухе, превратились в здоровенных псов, покрытых горящей багровой шерстью… Силантию показалось, что он попал в ад. Множество новоявленных церберов с рычанием, подобным гласу в день Апокалипсиса, бросились вслед за людьми. Огненное кольцо, сделав своё демонотворящее дело, исчезло. Сатанинская охота началась, В роли преследуемого оленя была Ночь и двое влюбленных, доверивших ей свои судьбы, а роли безжалостных охотников возжелали исполнять слуги преисподней. Земля дрожала и стонала от ужаса, мужество давно покинуло Силантия, и он механически удерживался в седле и удерживал свою невесту, зато Ночь, несмотря на двойную тяжесть, неслась стрелой. Собаки мчались следом, и расстояние постепенно сокращалось. Силантий, с надеждой смотревший вперед, вдруг с ужасом увидел, что справа, наперерез ему гонится большой отряд черных всадников. Впереди, на иссиня-черном, как вороново крыло, коне неслась хозяйка ужасного леса. Но это была не та прекрасная девушка в белом платье, которая явилась Силантию в первый раз. Облик её изменился до неузнаваемости — ночные цвета стали главными в её внешности, а некогда прекрасное лицо обезобразила торжествующая улыбка, обнажившая две пары острых клыков: во рту её зеленым светом мерцало пламя. На белом, как мел, лице вылупились в мстительном порыве, с горящими сине-белым светом зрачками в почерневших белках, глаза. А свита её, отставшая на некоторое расстояние, состояла из таких жутких чудовищ, что невозможно описать их словами. Звуки, которые издавала эта компания, никогда еще не слышало человеческое ухо.
   Новая опасность настолько ошеломила Силантия, что он лишь чудом не схватился за поводья. Конец казался неминуемым, и встреча с ведьмой неизбежной. Неожиданно в этот критический момент силы Ночи как бы удвоились, и лошадь развила такую скорость, что через мгновение преследователи остались далеко позади; к тому же под копыта ведьминой свиты попала стая мерзких псов, и силы зла слились в экстазе взаимного истребления.
   Силантий почувствовал, что спасение близко, шум погони стремительно уносился назад, когда успокоенный всадник заметил, что они движутся в сторону «Ослепших» болот".
   Болота эти заслуженно пользовались дурной славой. Еще во времена. Пугачевского восстания здесь потонул славный сотник Салавата Юлаева и преследовавший его взвод улан. А после того, как Александр II, прозванный в народе освободителем, оставил этот грешный мир, здесь сгинуло семнадцать слепых старцев, шедших поклониться иконе Казанской Богоматери. С тех пор болота обрели свое название, и люди не рисковали более соваться сюда, потому как если кто и забредал на болота, то уж назад никогда не возвращался; правда, время от времени люди встречали беспомощных, похожих на сгинувших в болотах несчастных, но от них не было никакого прока — они не могли пролить свет на события, которые совершались на болотах, так как возвращались оттуда слепыми и сумасшедшими. Вот к этим болотам и несла Ночь своих ездоков. Силантий, поняв, что им грозит если не погибнуть от нечистой силы, то, по крайней мере, сгинуть в болоте, вознамерился схватиться за поводья. Но, как на грех, оказалось, что в бешеной скачке поводья перекинулись через голову лошади и свободно болтались спереди, грозя опутать ноги кобылы, но Ночь не обращала внимания и летела вперед, туда, куда вел её безошибочный инстинкт и какая-то неведомая сила. На пути оказался старый замшелый пень, раскинувший свои корявые, длинные, толстые корни во все стороны и похожий на осьминога. Когда всадники поравнялись с этим пнем, тот неожиданно ожил и, приподняв свои корни, исторгнул из глубины настоящую человеческую руку, невероятно длинную и сильную. Рука проворно схватила поводья, волочившиеся по земле, и Ночь оказалась в плену. От испуга и неожиданности лошадь дико заржала и встала на дыбы, вытащив из-под пня вместе с поводьями до омерзительности противного карлика, совершенно голого и покрытого седыми волосами. Силантий чудом удержался в седле, а ужасное создание через секунду было затоптано конскими копытами, превратившись в орущую, шевелящуюся в агонии смерти массу. Ночь продолжала стремительный бег. А позади уже вновь слышались звуки дикой охоты.
   Лес кончился, и на несколько верст перед людьми расстилалось болото, над которым, словно лампа в больничной палате, засияла луна, отражаясь в бездонных масляных окнах трясины.
   Ночь сбавила бег и затрусила, не решаясь шагнуть вперед, где так обманчиво колебалась земля. За тучами скрылась Луна, и стало темно, как в закрытом погребе. Через мгновение в темноте Силантий увидел погоню; толпа этих фосфоресцирующих существ приближалась. Силантий забыл обо всех советах схимника, решившись схватиться за поводья, но их не было совсем. Вероятно, узду оставил себе на память мерзопакостный карлик. Погоня приближалась. Силантий почувствовал, как волосы на его голове поднялись дыбом и зашевелились от ужаса; весь он покрылся холодным и липким потом. Но всё случилось невероятно быстро. Где-то в глубинах вод как будто кто-то зажег таинственные огни, и тысячи маленьких фонариков, танцующие, как пузырьки воздуха, поднимались к поверхности воды, всплывали наружу и образовывали золотистую тропинку, вьющуюся между трясин и указывающую безопасный путь. Ночь словно ждала этого. Разбрызгивая грязь, она бросилась в воду и устремилась вперед, ни на сантиметр не отклоняясь от спасительной тропы. Ведьма, опередившая свою свиту, направила коня следом; её свирепое, с присвистом дыхание уже достигало Силантия. Свита же, промедлив лишь мгновение, с разбега увязла в тонкой трясине, так как золотые огоньки, выполнив свою спасительную роль для Силантия и к несчастью для колдуньи, успели погаснуть. Скоро весь демонический отряд сгинул в безднах Ослепших болот.
   Ведьма продолжала преследовать Силантия, она выглядела еще ужаснее, чем прежде. Ночь была уже у самого берега, когда черный ведьмин конь оступился и потерял под ногами твердую почву. Его хозяйка с визгом отчаяния и злобы успела, подобно змее, кидающейся на добычу, прыгнуть на белый круп Ночи в надежде добраться до людей, однако её встретил страшный удар задних ног белой кобылицы, откинувший её обратно в болото. С шипением пресмыкающегося она упала туда же, где за секунду до этого пропал её собственный конь: на месте лица её ярким огнем горел отпечаток правого копыта Ночи. Ведьма испустила последний крик смертельно раненной гиены, и черная вода сомкнулась над её головой. Через секунду на этом месте из-под воды вырвался гигантский огненный столб, разорвавшийся в небесах белой вспышкой огня. Стая воронья покружила в ночном небе, оглушая карканьем окрестности, и улетела на запад. Может быть, с этого дня ворон в этой стае стало на одну больше, но это лишь досужие домыслы авторов.
   …В свете наступившего утра шел счастливый Силантий по осенней дороге, и рядом с ним ехала на белом скакуне веселая и прекрасная Оксана.
   После счастливого выздоровления девушки из соседнего села жители Лужков стали всерьез готовиться к свадьбе. Однако то ли невеста охладела к своему жениху, то ли была какая другая причина, но свадьба Оксаны состоялась в её родном селе, и женихом оказался не Силантий, а совсем незнакомый заезжий молодец. Силантий же с того самого дня распродал всё свое хозяйство и навсегда покинул эти края. Больше о нем никто не вспоминал, лишь через десять лет подвыпивший отец Кондратий поведал всю эту историю своему другу, учителю русской словесности, которому она так понравилась, что он записал её в свою записную книжку, хранившуюся у него сорок лет, но потом все-таки потерянную. И лишь год назад по настоятельной просьбе он рассказал нам сию трогательную историю. Мы не нашли достаточно серьезных поводов, чтобы усомниться в его словах, а теперь, после его смерти, и сами записали этот рассказ, дабы не канул он в Лету, как и многие подобные правдивые истории, не записанные лишь потому, что не нашлось, кому это сделать.