Страница:
Не в стратегических талантах Жукова надо искать причины разгрома Германии, а в потрясающей глупости Гитлера и его стратегов.
Коммунизм не может жить без культа. Развенчав культ Сталина, Коммунистическая партия осталась без знамени. Попытки возвести новые культы Хрущева, Брежнева, Андропова, Горбачева провалились. Не говоря уже про Черненко. Потому пришлось воспевать «коллективную мудрость партии» и строить обобщающий культ Центрального Комитета.
На этом ратном поле и отличился величайший стратег. Сравнив, мягко говоря, не слишком бурную деятельность Центрального Комитета на войне и работу Генерального штаба, Жуков решительно взял сторону ЦК. Тем самым «великий русский полководец» обессмертил свое имя. Как ни крути — открытие. Диалектический метод марксизма-ленинизма в своем блистательном воплощении: если сотни и тысячи генералов и офицеров Генерального штаба вкалывали на износ до войны, на войне и после, значит, Генеральный штаб — не мозг. Мозгом армии, по Жукову, был Центральный Комитет, который за время войны вообще ничем себя не проявил, который полностью самоустранился от своей «руководящей и направляющей роли», который от жизни страны отключился, который просто дезертировал с арены войны.
Даже генералы-коммунисты при еще живом Центральном Комитете находили смелость признать, что Центральный Комитет Коммунистической партии во время войны вообще никакой роли не играл. Генерал-полковник Г. Кривошеев вспоминал: «В те суровые годы почти полностью бездействовали верховные органы Советского государства и партии. Практиковались чрезвычайные формы руководства, была практически полностью свернута внутрипартийная демократия. Все в великой стране, в героически сражавшейся армии решал ГКО, а значит — Сталин» (Г. Кривошеев. «Красная звезда», 5 сентября 1990 г.).
А мертвый Жуков упорствует: Центральный Комитет не бездействовал, а действовал! ЦК — мозг армии!
Столь выдающегося открытия не смог сделать никто. И лишь гению это оказалось под силу. Не только генералам и маршалам такое в голову не ударило, но и сами идеологи Центрального Комитета до такого не дошли. Идеологи после Сталина говорили: Центральный Комитет — «руководящая и направляющая сила». Если шаманам из ЦК такие заявления в радость, пусть так и будет. Чем бы Суслов ни тешился...
Но ни один идеологический мракобес не заявил: Центральный Комитет думает за армию. Такое заявил Жуков. И только он.
А удивительное вот где. В октябре 1957 года пленум ЦК отстранил Жукова от рычагов власти. И вот защитники Жукова разоблачают Центральный Комитет за подлость: собрались проходимцы в отсутствие великого стратега и мерзким закулисным маневром сбросили нашего дорогого и любимого...
Дорогие товарищи, это не жуковский взгляд на вещи! Вам следует помнить слова величайшего стратега о том, что ЦК — мозг армии. А коль так, зачем вообще нужны маршалы, генералы и адмиралы?
Объявив Центральный Комитет мозгом армии, Жуков сам себя признал пятым колесом. И если вы, жрецы культа Жукова, согласны с мемуарами своего кумира, то события октября 1957 года следует трактовать иначе: Центральный Комитет занял положенное ему место, при этом было ликвидировано ненужное звено управления в лице величайшего стратега.
В самоунижении перед дутым величием Центрального Комитета величайший стратег обошел всех.
Глава 4
Причины разгрома Жуков объяснил просто и доходчиво: Сталин ничего не понимал, а вот он, великий Жуков, все понимал, он, гениальный, пытался доложить, но Сталин не слушал.
Раскроем последнее, тринадцатое, издание мемуаров Жукова. Страница 229. Тут сказано следующее: «К сожалению, приходится отметить, что И.В. Сталин накануне и в начале войны недооценивал роль и значение Генштаба. Между тем Генеральный штаб, по образному выражению Б.М. Шапошникова, — это мозг армии. Ни один орган в стране не является более компетентным в вопросах готовности вооруженных сил к войне, чем Генеральный штаб. С кем же, как не с ним, должен был систематически советоваться будущий Верховный Главнокомандующий? Однако И.В. Сталин очень мало интересовался деятельностью Генштаба. Ни мои предшественники, ни я не имели случая с исчерпывающей полнотой доложить И.В. Сталину о состоянии обороны страны, о наших военных возможностях и о возможностях нашего потенциального врага. И.В. Сталин лишь изредка и кратко выслушивал наркома или начальника Генерального штаба».
Чем можно подкрепить заявления Жукова?
Да ничем.
А вот простейшей проверки эти заявления не выдерживают.
Более двух десятилетий кремлевские секретари вели «Журнал записи лиц, принятых И.В. Сталиным». Все посетители зарегистрированы: время входа, время выхода. Эти записи опубликованы полностью в журнале «Исторический архив» в 1994-1997 годах. Документ решительно опровергает Жукова и тех, кто за него сочинял «Воспоминания и размышления».
Вопросами подготовки войны Сталин занимался упорно и ежедневно минимум 17 лет. С каждым годом он все больше и больше времени уделял этой проблеме. Судя по записям, начиная с ноября 1938 года кабинет Сталина превратился в главный мозговой центр предстоящей войны и Мировой революции. Редко мелькнет в списке приглашенных чекист, дипломат или прокурор, остальные — те, кто будет воевать, и те, кто будет их обеспечивать. Но если и бывали иногда в кабинете Сталина чекисты, дипломаты и прокуроры, то из этого вовсе не следует, что с ними Сталин только о вечном мире толковал...
Перед каждым, кто читал эти записи, открывается грандиозная картина подготовки к великому столкновению. Вот осенью 1940 года Сталин пригласил к себе конструктора-оружейника Шпагина Георгия Семеновича. Пока никто не сумел найти упоминаний о личных встречах Гитлера с конструкторами стрелкового оружия. А Токарев, Дегтярев, Симонов, Горюнов — постоянные гости в кабинете Сталина. О чем говорил Сталин со Шпагиным? Мы этого не знаем и не узнаем никогда. Но результат налицо. С середины 1941 года до конца войны германская промышленность произвела 935, 4 тысячи пистолетов-пулеметов. Их надо было использовать на многих фронтах от Норвегии до Африки, от Нормандских островов до калмыкских степей. А промышленность Советского Союза за то же время произвела 6173,9 тысячи пистолетов-пулеметов. Это были в подавляющем большинстве ППШ-41. Официально — пистолет-пулемет Шпагина 41-го года. В народе — «папаша». Их применяли только на одном фронте — против Германии и ее союзников. Гитлеровский министр вооружений и боеприпасов А. Шпеер вспоминал: «Солдаты и офицеры дружно жаловались на перебои в снабжении их стрелковым оружием. Особенно им не хватало пистолетов-пулеметов, и солдатам приходилось пользоваться трофейными советскими автоматами. Этот упрек следовало целиком адресовать Гитлеру. Как бывший солдат Первой мировой войны он упорно не желал отказываться от традиционного и хорошо знакомого ему карабина... Он откровенно игнорировал разработку и производство новых видов стрелкового оружия» (Альберт Шпеер. Воспоминания. Смоленск, 1997. С. 436-437).
Гитлер до конца войны так и не понял роли пистолетов-пулеметов. Ставка на винтовки прошлого века дорого обошлась Гитлеру и его армии. А Сталин понял значение пистолетов-пулеметов в конце 1939 года, в 1940 году по его приказу были разработаны надежные, предельно простые в изготовлении, обслуживании и боевом применении образцы, а в 1941 году началось массовое производство. Кстати, коммунистическая пропаганда все ставит с ног на голову. Если верить коммунистам, то у немцев было множество автоматов, а наш солдатик обходился винтовкой прошлого века. Но дело обстояло как раз наоборот.
А вот Сталин говорит с конструктором Шавыриным. Мы тоже не знаем, о чем шла речь. Но можем догадываться. По результатам войны. Советский Союз вступил в войну с первоклассным минометным вооружением. Ничего равного и близкого шавыринскому 120-мм миномету в германской армии не было. Немцам пришлось копировать советский образец по захваченным в Запорожье чертежам. Непонимание Гитлером и понимание Сталиным роли минометов в войне можно подтвердить цифрами. За время войны в Германии было выпущено 68 тысяч минометов, в Советском Союзе — 348 тысяч более мощных и более совершенных минометов. Это больше, чем во всех армиях мира, вместе взятых. В 1943 году Красная Армия получила 160-мм миномет И.Т. Тиверовского. Вес мины — 40,5 кг. Ничего даже отдаленно напоминающего это сверхмощное оружие не появилось ни в Германии, ни в одной другой стране ни до конца войны, ни до конца ХХ века.
Прием продолжается. В кабинете Сталина конструкторы Шпитальный, Комарицкий, Таубин, Березин. Мы можем судить о последствиях этих встреч, сравнив советское авиационное вооружение с германским. В 1937 году в Испании гитлеровцы снимали со сбитых советских самолетов скорострельные авиационные пулеметы Шпитального — Комарицкого, которые были приняты на вооружение Красной Армии еще в 1932 году. Германские конструкторы так и не сумели к концу войны создать ничего равного и даже близкого. И скопировать тоже не смогли.
В кабинет Сталина входят авиационные конструкторы Яковлев, Ермолаев, Ильюшин, Петляков, Поликарпов, Таиров, Сухой, Лавочкин. Не все сразу. У Сталина — индивидуальный подход. Даже Микояна принимал отдельно, а через два месяца — Гуревича. Хотя МиГ — это единый и неделимый Микоян и Гуревич. Но Сталину надо послушать каждого в отдельности. За конструкторами самолетов — конструкторы авиационных двигателей Микулин и Климов. Вот в узком кругу Сталин беседует с самыми знаменитыми летчиками, затем с высшими авиационными командирами. Тут же — снова с конструкторами самолетов и двигателей.
Редко найдешь день, когда в кабинете Сталина не побывал бы нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин. Иногда глаза протираешь: Шахурин и снова... Шахурин. А это он просто в сталинский кабинет по два захода в день делал. Часто Шахурин не один, а с заместителями Дементьевым, Ворониным, Баландиным. Тут же и директора крупнейших авиационных заводов. И генералы — непрерывной чередой.
Нарком вооружений Ванников — частый гость.
И вдруг — некто Москатов. Разговор с ним — за полночь. Кстати, в этот день, 4 октября 1940 года, Сталин уже переговорил в своем кабинете с наркомом обороны, начальником Генерального штаба, начальником Главного артиллерийского управления, тремя заместителями начальника Генерального штаба, наркомом вооружений, начальником Главного управления ВВС, конструкторами Таубиным, Шпитальным и Шпагиным. День не особенно напряженный. В списке только 20 человек. И последний — Москатов. Кто же такой? Нет такого среди генералов. И конструктора такого вроде не было. Москатов, Москатов... А ведь где-то такой встречался. Ну-ка по справочникам пройдемся. Ах да! Петр Григорьевич. Как же, как же. «...С октября 1940 нач. Главного управления трудовых резервов при СНК СССР». Вот оно что.
С 3 октября 1940 года в Советском Союзе обучение в высших учебных заведениях и в старших классах обыкновенных школ стало платным. Вводилась эта мера в связи с тем, что благосостояние трудящихся ужасающе повысилось и деньги трудящимся все равно девать некуда. По просьбе этих самых трудящихся родное правительство им подарочек подбросило. Мгновенно школы опустели. Чтобы миллионы подростков зря по улицам не шатались, для них были открыты особые «учебные заведения». При военных заводах. В эти «учебные заведения» забирали, не спрашивая хотения. По мобилизации. Побег несовершеннолетних пацанов и девчонок из «учебных заведений» карался по всей строгости Уголовного кодекса. «Учебное заведение» давало профессию. Не ту, которая нравится, а ту, которая в данный момент требуется данному танковому или оружейному заводу. «Обучение» предусматривалось не простое, а «в сочетании с выполнением производственных норм». Потом за это «обучение» надо было с любимой Родиной расплатиться — четыре года отпахать на родном заводе без права выбора места, профессии и условий работы. Забирали в «учебные заведения» с 14 лет. Срок обучения 1-2 года. Значит, расплачиваться надо было начиная с 15-16 лет. А там и в армию загребут.
Вся эта система принудительного труда миллионов подростков именовалась термином «трудовые резервы». Править этой производственно-тюремной системой товарищ Сталин поставил товарища Москатова Петра Григорьевича. И, ясное дело, немедленно вызвал ночью на инструктаж...
На следующий день в сталинском кабинете снова нарком обороны, начальник Генерального штаба, его заместители, начальник Главного артиллерийского управления...
А вот в кабинете Сталина еще один писатель. Товарищ Шолохов. Присутствует Молотов. Разговор 1 час 10 минут. Но тут товарищ Сталин дал маху. Пустой номер. Тяжел на подъем был писатель Шолохов. Результатов встреч со Сталиным не ищите. Не разразился Шолохов ни серией страстных статей, ни памфлетом, ни басней. Переписать чужую рукопись — пожалуйста. А вот чтобы самому что-нибудь сообразить, так это увольте. «Великому писателю, нобелевскому лауреату М.А. Шолохову газетное дело давалось нелегко. „Особенно остро я ощущал это, — признавался он биографам, — во время Отечественной войны. По характеру не могу скоро писать. Никакой я не газетчик. Нет хлесткой фразы, нет оперативности, что так необходимо для мобильной газетной работы“. В „Красной Звезде“ полковой комиссар, а позднее полковник Шолохов никогда не получал конкретных заданий. Его просили писать о том, что на душу ляжет» («Красная звезда», 18 декабря 2003 г.). Но ничего на его душу так и не легло.
А в сталинском кабинете снова разведчики, наркомы судостроения, боеприпасов, конструкторы танков, пушек и гаубиц, маршалы, генералы, адмиралы.
И сам Жуков это подтверждает: «И.В. Сталин всегда много занимался вопросами вооружения и боевой техники. Он часто вызывал к себе главных авиационных, артиллерийских и танковых конструкторов и подробно расспрашивал их о деталях конструирования этих видов боевой техники у нас и за рубежом. Надо отдать ему должное, он неплохо разбирался в качествах основных видов вооружения. От главных конструкторов, директоров военных заводов, многих из которых он знал лично, И.В. Сталин требовал производства образцов самолетов, танков, артиллерии и другой важнейшей техники в установленные сроки и таким образом, чтобы они по качеству были не только на уровне зарубежных, но и превосходили их» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 296).
Несмотря на загруженность, умел товарищ Сталин выкраивать время и для наркома обороны, и для начальника Генерального штаба, для их заместителей, для старших авиационных, танковых, артиллерийских, флотских начальников. Вот только для примера — июнь 1940 года. В этом месяце нарком обороны Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко провел в кабинете Сталина в общей сложности 22 часа 35 минут, начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников — 17 часов 20 минут.
Часто в кабинете Сталина вместе с начальником Генерального штаба находились его заместители генерал-лейтенанты Н.Ф. Ватутин и И.В. Смородинов.
Смородинов — начальник Мобилизационного управления Генерального штаба, Ватутин — Оперативного. Смородинов планировал и направлял мобилизацию природных, людских, интеллектуальных, производственных, транспортных и прочих ресурсов страны на нужды грядущей войны, а Ватутин планировал использование уже отмобилизованных масс в войне.
Все, кто бывал в кабинете Сталина, единогласно утверждают: там зря языком не болтали. В кабинет Сталина приглашали только того, чье присутствие было действительно необходимо в данный момент. Сам Сталин практически все время молчал. Своего мнения не навязывал. Он давал слово каждому и внимательно слушал. Более того, Сталин просил каждого высказаться, не проявляя до поры своей точки зрения. В этом и заключалась его сила руководителя. Сталин требовал докладов кратких, ясных, правдивых, четких, по существу.
Уж за 17 часов, тем более за 22, нарком обороны и начальник Генерального штаба в общих чертах стратегическую обстановку могли обрисовать.
И не надо забывать, что речь идет только о зафиксированных встречах в кабинете Сталина. Но эти встречи происходили и в других местах — на Старой площади, в наркомате обороны, в Генеральном штабе, на кремлевской квартире и на дачах Сталина. Особо следует помнить о сталинских дачах. Именно там обсуждались самые важные вопросы, именно там принимались основные решения. Начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников был частым гостем на дачах Сталина. Вспомним, он был единственным человеком, кого Сталин называл по имени и отчеству. Этой чести не удостоились ни Берия, ни Жуков, ни Ежов, ни Василевский, ни Тимошенко, ни Жданов, ни Маленков, никто другой. Сталин уважал Бориса Михайловича и ценил его мнение. У Шапошникова было достаточно времени, чтобы подробно доложить Сталину о состоянии дел.
Но ведь и это не все. Основные контакты — по телефону. Если в данный день журнал не фиксирует присутствия наркома обороны, начальника Генерального штаба и их заместителей в кабинете Сталина, из этого вовсе не следует, что в тот день не было между ними контактов. Просто они говорили по телефону.
И каждый месяц так же. Если не насыщеннее.
Возразят, что в августе вместо Шапошникова начальником Генерального штаба был назначен генерал армии К.А. Мерецков, он-то не имел особых отношений со Сталиным, и уж явно у него не было возможности изложить свои соображения.
Возражения отметаем. Вот на выбор — октябрь 1940 года. Нарком обороны маршал Тимошенко провел в кабинете Сталина 25 часов 40 минут, а начальник Генерального штаба генерал армии Мерецков — 30 часов 30 минут.
На фоне этой статистики приходится признать, что Жуков кривил душой, когда рассказывал о том, что ни его предшественники на посту начальника Генштаба, ни нарком обороны не имели возможности доложить Сталину обстановку.
Если учесть заместителей наркома обороны и заместителей начальника Генерального штаба, которые тоже докладывали Сталину о состоянии дел в подчиненных им структурах, то набираются сотни часов каждый месяц, когда Сталин непосредственно занимался вопросами НКО и Генштаба.
Когда Мерецкова сменил Жуков, ситуация не изменилась: каждый месяц Сталин по многу раз принимал в своем рабочем кабинете как наркома обороны, так и начальника Генштаба.
Решение о назначении генерала армии Жукова начальником Генерального штаба РККА было принято 13 января 1941 года. Всю вторую половину января Жуков вникал в обстановку, а 1 февраля официально принял пост.
Еще перед вступлением в должность, 29 января, Жуков просидел в кабинете Сталина 2 часа 30 минут. На следующий день — 1 час 30 минут. В день вступления в должность, 1 февраля, Жуков находился в кабинете Сталина 1 час 55 минут. Только за этих три дня Жуков провел в кабинете Сталина без пяти минут шесть часов. Неужто шести часов великому стратегу не хватило, чтобы кратко обрисовать ситуацию? За это время главные вопросы можно было если не решить, то хотя бы поставить.
12 февраля Жуков находился в кабинете Сталина 2 часа 45 минут.
22 февраля — 3 часа 45 минут.
25 февраля — 1 час 55 минут.
1 марта — 3 часа 15 минут.
8 марта — 1 час.
17 марта — 5 часов 55 минут.
18 марта — 1 час 55 минут.
Давайте поверим Жукову: Сталин не давал ему возможности высказаться. Представим: раз в неделю в кремлевском кабинете Сталин молчит, и Жуков тоже молчит. Только за февраль и март 1941 года набирается 22 часа 25 минут молчания. Только в кабинете Сталина. Но они могли встречаться и в других местах, могли молчать по телефону. Если Сталин и Жуков в эти часы военные вопросы не обсуждали, чем же они занимались? Если все это время великий стратег просто смотрел в потолок и зевал, то об этом надо было прямо сказать. Но не надо было врать о том, что не дали ему возможности встретиться со Сталиным и изложить свою точку зрения.
А ведь эти часы — только начало.
10 апреля — 2 часа 20 минут.
14 апреля — 2 часа 25 минут.
Интересно обратить внимание на время проведения этих встреч и состав участников.
20 апреля Жуков снова провел в кабинете Сталина 2 часа 25 минут. Присутствовали пять человек: Сталин, его ближайшие соратники Молотов и Жданов и двое военных — нарком обороны маршал Тимошенко и начальник Генерального штаба генерал армии Жуков. Начало совещания в 0 часов 15 минут. В 2 часа ночи появился Маленков. Ближе к рассвету, в 2 часа 40 минут, Тимошенко и Жуков вышли из кабинета Сталина. Неужели ответственные товарищи по ночам делом не занимались? Неужто анекдоты травили? Или в картишки резались?
23 апреля Жуков снова в сталинском кабинете — 1 час.
29 апреля — 1 час 50 минут.
10 мая — 1 час 50 минут.
12 мая — 1 час 35 минут.
14 мая — 1 час 30 минут.
19 мая в кабинете пятеро: Сталин, Молотов, Тимошенко, Жуков, Ватутин. Генерал-лейтенант Николай Федорович Ватутин — начальник Оперативного управления Генерального штаба. Единственная его обязанность — разработка планов войны. Совещание продолжалось 1 час 15 минут. Сталин, как мы помним, особой разговорчивостью не отличался. Молотов — заика. Он тоже длинных монологов избегал. Потому говорить могли только трое военных — Тимошенко, Жуков и его подчиненный Ватутин. Неужели и на этот раз Жукову часа не хватило, чтобы вождю обстановку обрисовать?
24 мая — грандиозный сбор. От Политбюро только двое — Сталин и Молотов. От военных — Тимошенко, Жуков, Ватутин, начальник главного управления ВВС генерал-лейтенант авиации Жигарев и от каждого из пяти западных приграничных округов — командующий, член военного совета и командующий авиации округа. Совещались 4 часа 55 минут. А ведь интересно, о чем могли толковать со Сталиным те, кто планировал войну, и те, кто командовал авиацией в западных приграничных округах?
Несколько человек из числа участников этого совещания пережили войну и высоко поднялись. П.Ф. Жигарев и А.А. Новиков стали главными маршалами авиации, М.М. Попов — генералом армии, Я.Т. Черевиченко и Ф.И. Кузнецов — генерал-полковниками. Ни один из них никогда ни единым словом не обмолвился о совещании 24 мая. Жуков тоже промолчал: военная тайна!
А по мне, если говорили об отражении внезапного авиационного удара гитлеровцев, то почему об этом нельзя поведать благодарным потомкам?
3 июня в кабинете четверо: Сталин, Тимошенко, Жуков, Ватутин. Совещались 2 часа 45 минут. Не было ни Молотова, ни Маленкова. Первые 15 минут присутствовал Хрущев. Все остальное время — трое военных наедине со Сталиным. Наверное, опять Жукову высказаться не дали.
6 июня снова в кабинете Сталина четверо. В том же составе. Без посторонних. О чем-то говорили (или, может быть, молчали?) 2 часа 5 минут.
7 июня Жуков впервые провел в кабинете Сталина меньше часа. Всего 25 минут. Хотя и за 25 минут можно многое решить.
Зато уж 9 июня Жуков отыгрался. У него два захода к Сталину: первый на 1 час, второй на 5 часов 25 минут.
11 июня — снова два захода, общее время 2 часа 20 минут.
18 июня — 4 часа 5 минут.
21 июня — 1 час 30 минут.
Всего с момента назначения на должность начальника Генерального штаба до германского нападения, т.е. с 13 января до 21 июня 1941 года, Жуков провел в кабинете Сталина 70 часов 35 минут. Об этих часах и минутах в «Воспоминаниях и размышлениях» стратег не вспоминает и не размышляет. Вместо этого горестно сообщает, что Сталин делами Генерального штаба не интересовался.
Сам Жуков рассказывает: «Многие политические, военные, общегосударственные вопросы обсуждались и решались не только на официальных заседаниях Политбюро ЦК и в Секретариате ЦК, но и вечером за обедом на квартире или на даче И. В. Сталина, где обычно присутствовали наиболее близкие ему члены Политбюро. Тут же за этим обычно весьма скромным обедом И.В. Сталиным давались поручения членам Политбюро или наркомам, которые приглашались по вопросам, находившимся в их ведении. Вместе с наркомом обороны иногда приглашался и начальник Генерального штаба» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С.296).
— 4 -
Коммунизм не может жить без культа. Развенчав культ Сталина, Коммунистическая партия осталась без знамени. Попытки возвести новые культы Хрущева, Брежнева, Андропова, Горбачева провалились. Не говоря уже про Черненко. Потому пришлось воспевать «коллективную мудрость партии» и строить обобщающий культ Центрального Комитета.
На этом ратном поле и отличился величайший стратег. Сравнив, мягко говоря, не слишком бурную деятельность Центрального Комитета на войне и работу Генерального штаба, Жуков решительно взял сторону ЦК. Тем самым «великий русский полководец» обессмертил свое имя. Как ни крути — открытие. Диалектический метод марксизма-ленинизма в своем блистательном воплощении: если сотни и тысячи генералов и офицеров Генерального штаба вкалывали на износ до войны, на войне и после, значит, Генеральный штаб — не мозг. Мозгом армии, по Жукову, был Центральный Комитет, который за время войны вообще ничем себя не проявил, который полностью самоустранился от своей «руководящей и направляющей роли», который от жизни страны отключился, который просто дезертировал с арены войны.
Даже генералы-коммунисты при еще живом Центральном Комитете находили смелость признать, что Центральный Комитет Коммунистической партии во время войны вообще никакой роли не играл. Генерал-полковник Г. Кривошеев вспоминал: «В те суровые годы почти полностью бездействовали верховные органы Советского государства и партии. Практиковались чрезвычайные формы руководства, была практически полностью свернута внутрипартийная демократия. Все в великой стране, в героически сражавшейся армии решал ГКО, а значит — Сталин» (Г. Кривошеев. «Красная звезда», 5 сентября 1990 г.).
А мертвый Жуков упорствует: Центральный Комитет не бездействовал, а действовал! ЦК — мозг армии!
Столь выдающегося открытия не смог сделать никто. И лишь гению это оказалось под силу. Не только генералам и маршалам такое в голову не ударило, но и сами идеологи Центрального Комитета до такого не дошли. Идеологи после Сталина говорили: Центральный Комитет — «руководящая и направляющая сила». Если шаманам из ЦК такие заявления в радость, пусть так и будет. Чем бы Суслов ни тешился...
Но ни один идеологический мракобес не заявил: Центральный Комитет думает за армию. Такое заявил Жуков. И только он.
А удивительное вот где. В октябре 1957 года пленум ЦК отстранил Жукова от рычагов власти. И вот защитники Жукова разоблачают Центральный Комитет за подлость: собрались проходимцы в отсутствие великого стратега и мерзким закулисным маневром сбросили нашего дорогого и любимого...
Дорогие товарищи, это не жуковский взгляд на вещи! Вам следует помнить слова величайшего стратега о том, что ЦК — мозг армии. А коль так, зачем вообще нужны маршалы, генералы и адмиралы?
Объявив Центральный Комитет мозгом армии, Жуков сам себя признал пятым колесом. И если вы, жрецы культа Жукова, согласны с мемуарами своего кумира, то события октября 1957 года следует трактовать иначе: Центральный Комитет занял положенное ему место, при этом было ликвидировано ненужное звено управления в лице величайшего стратега.
В самоунижении перед дутым величием Центрального Комитета величайший стратег обошел всех.
Глава 4
Как Жуков пытался доложить обстановку
Полководцы и военачальники охотно соглашались выступать на страницах газеты, однако, как правило, слабо владели пером. И приходилось, мягко говоря, оказывать им «безвозмездную» помощь. (Гонорары получали авторы, а не сотрудники редакции.) За них писали «от» и «до». Печатали на машинке, вычитывали. Автору оставалось лишь поставить свою подпись.
«Красная звезда», 27 сентября 2001 г.
— 1 -
Причины разгрома Жуков объяснил просто и доходчиво: Сталин ничего не понимал, а вот он, великий Жуков, все понимал, он, гениальный, пытался доложить, но Сталин не слушал.
Раскроем последнее, тринадцатое, издание мемуаров Жукова. Страница 229. Тут сказано следующее: «К сожалению, приходится отметить, что И.В. Сталин накануне и в начале войны недооценивал роль и значение Генштаба. Между тем Генеральный штаб, по образному выражению Б.М. Шапошникова, — это мозг армии. Ни один орган в стране не является более компетентным в вопросах готовности вооруженных сил к войне, чем Генеральный штаб. С кем же, как не с ним, должен был систематически советоваться будущий Верховный Главнокомандующий? Однако И.В. Сталин очень мало интересовался деятельностью Генштаба. Ни мои предшественники, ни я не имели случая с исчерпывающей полнотой доложить И.В. Сталину о состоянии обороны страны, о наших военных возможностях и о возможностях нашего потенциального врага. И.В. Сталин лишь изредка и кратко выслушивал наркома или начальника Генерального штаба».
Чем можно подкрепить заявления Жукова?
Да ничем.
А вот простейшей проверки эти заявления не выдерживают.
Более двух десятилетий кремлевские секретари вели «Журнал записи лиц, принятых И.В. Сталиным». Все посетители зарегистрированы: время входа, время выхода. Эти записи опубликованы полностью в журнале «Исторический архив» в 1994-1997 годах. Документ решительно опровергает Жукова и тех, кто за него сочинял «Воспоминания и размышления».
Вопросами подготовки войны Сталин занимался упорно и ежедневно минимум 17 лет. С каждым годом он все больше и больше времени уделял этой проблеме. Судя по записям, начиная с ноября 1938 года кабинет Сталина превратился в главный мозговой центр предстоящей войны и Мировой революции. Редко мелькнет в списке приглашенных чекист, дипломат или прокурор, остальные — те, кто будет воевать, и те, кто будет их обеспечивать. Но если и бывали иногда в кабинете Сталина чекисты, дипломаты и прокуроры, то из этого вовсе не следует, что с ними Сталин только о вечном мире толковал...
Перед каждым, кто читал эти записи, открывается грандиозная картина подготовки к великому столкновению. Вот осенью 1940 года Сталин пригласил к себе конструктора-оружейника Шпагина Георгия Семеновича. Пока никто не сумел найти упоминаний о личных встречах Гитлера с конструкторами стрелкового оружия. А Токарев, Дегтярев, Симонов, Горюнов — постоянные гости в кабинете Сталина. О чем говорил Сталин со Шпагиным? Мы этого не знаем и не узнаем никогда. Но результат налицо. С середины 1941 года до конца войны германская промышленность произвела 935, 4 тысячи пистолетов-пулеметов. Их надо было использовать на многих фронтах от Норвегии до Африки, от Нормандских островов до калмыкских степей. А промышленность Советского Союза за то же время произвела 6173,9 тысячи пистолетов-пулеметов. Это были в подавляющем большинстве ППШ-41. Официально — пистолет-пулемет Шпагина 41-го года. В народе — «папаша». Их применяли только на одном фронте — против Германии и ее союзников. Гитлеровский министр вооружений и боеприпасов А. Шпеер вспоминал: «Солдаты и офицеры дружно жаловались на перебои в снабжении их стрелковым оружием. Особенно им не хватало пистолетов-пулеметов, и солдатам приходилось пользоваться трофейными советскими автоматами. Этот упрек следовало целиком адресовать Гитлеру. Как бывший солдат Первой мировой войны он упорно не желал отказываться от традиционного и хорошо знакомого ему карабина... Он откровенно игнорировал разработку и производство новых видов стрелкового оружия» (Альберт Шпеер. Воспоминания. Смоленск, 1997. С. 436-437).
Гитлер до конца войны так и не понял роли пистолетов-пулеметов. Ставка на винтовки прошлого века дорого обошлась Гитлеру и его армии. А Сталин понял значение пистолетов-пулеметов в конце 1939 года, в 1940 году по его приказу были разработаны надежные, предельно простые в изготовлении, обслуживании и боевом применении образцы, а в 1941 году началось массовое производство. Кстати, коммунистическая пропаганда все ставит с ног на голову. Если верить коммунистам, то у немцев было множество автоматов, а наш солдатик обходился винтовкой прошлого века. Но дело обстояло как раз наоборот.
А вот Сталин говорит с конструктором Шавыриным. Мы тоже не знаем, о чем шла речь. Но можем догадываться. По результатам войны. Советский Союз вступил в войну с первоклассным минометным вооружением. Ничего равного и близкого шавыринскому 120-мм миномету в германской армии не было. Немцам пришлось копировать советский образец по захваченным в Запорожье чертежам. Непонимание Гитлером и понимание Сталиным роли минометов в войне можно подтвердить цифрами. За время войны в Германии было выпущено 68 тысяч минометов, в Советском Союзе — 348 тысяч более мощных и более совершенных минометов. Это больше, чем во всех армиях мира, вместе взятых. В 1943 году Красная Армия получила 160-мм миномет И.Т. Тиверовского. Вес мины — 40,5 кг. Ничего даже отдаленно напоминающего это сверхмощное оружие не появилось ни в Германии, ни в одной другой стране ни до конца войны, ни до конца ХХ века.
Прием продолжается. В кабинете Сталина конструкторы Шпитальный, Комарицкий, Таубин, Березин. Мы можем судить о последствиях этих встреч, сравнив советское авиационное вооружение с германским. В 1937 году в Испании гитлеровцы снимали со сбитых советских самолетов скорострельные авиационные пулеметы Шпитального — Комарицкого, которые были приняты на вооружение Красной Армии еще в 1932 году. Германские конструкторы так и не сумели к концу войны создать ничего равного и даже близкого. И скопировать тоже не смогли.
В кабинет Сталина входят авиационные конструкторы Яковлев, Ермолаев, Ильюшин, Петляков, Поликарпов, Таиров, Сухой, Лавочкин. Не все сразу. У Сталина — индивидуальный подход. Даже Микояна принимал отдельно, а через два месяца — Гуревича. Хотя МиГ — это единый и неделимый Микоян и Гуревич. Но Сталину надо послушать каждого в отдельности. За конструкторами самолетов — конструкторы авиационных двигателей Микулин и Климов. Вот в узком кругу Сталин беседует с самыми знаменитыми летчиками, затем с высшими авиационными командирами. Тут же — снова с конструкторами самолетов и двигателей.
Редко найдешь день, когда в кабинете Сталина не побывал бы нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин. Иногда глаза протираешь: Шахурин и снова... Шахурин. А это он просто в сталинский кабинет по два захода в день делал. Часто Шахурин не один, а с заместителями Дементьевым, Ворониным, Баландиным. Тут же и директора крупнейших авиационных заводов. И генералы — непрерывной чередой.
Нарком вооружений Ванников — частый гость.
И вдруг — некто Москатов. Разговор с ним — за полночь. Кстати, в этот день, 4 октября 1940 года, Сталин уже переговорил в своем кабинете с наркомом обороны, начальником Генерального штаба, начальником Главного артиллерийского управления, тремя заместителями начальника Генерального штаба, наркомом вооружений, начальником Главного управления ВВС, конструкторами Таубиным, Шпитальным и Шпагиным. День не особенно напряженный. В списке только 20 человек. И последний — Москатов. Кто же такой? Нет такого среди генералов. И конструктора такого вроде не было. Москатов, Москатов... А ведь где-то такой встречался. Ну-ка по справочникам пройдемся. Ах да! Петр Григорьевич. Как же, как же. «...С октября 1940 нач. Главного управления трудовых резервов при СНК СССР». Вот оно что.
С 3 октября 1940 года в Советском Союзе обучение в высших учебных заведениях и в старших классах обыкновенных школ стало платным. Вводилась эта мера в связи с тем, что благосостояние трудящихся ужасающе повысилось и деньги трудящимся все равно девать некуда. По просьбе этих самых трудящихся родное правительство им подарочек подбросило. Мгновенно школы опустели. Чтобы миллионы подростков зря по улицам не шатались, для них были открыты особые «учебные заведения». При военных заводах. В эти «учебные заведения» забирали, не спрашивая хотения. По мобилизации. Побег несовершеннолетних пацанов и девчонок из «учебных заведений» карался по всей строгости Уголовного кодекса. «Учебное заведение» давало профессию. Не ту, которая нравится, а ту, которая в данный момент требуется данному танковому или оружейному заводу. «Обучение» предусматривалось не простое, а «в сочетании с выполнением производственных норм». Потом за это «обучение» надо было с любимой Родиной расплатиться — четыре года отпахать на родном заводе без права выбора места, профессии и условий работы. Забирали в «учебные заведения» с 14 лет. Срок обучения 1-2 года. Значит, расплачиваться надо было начиная с 15-16 лет. А там и в армию загребут.
Вся эта система принудительного труда миллионов подростков именовалась термином «трудовые резервы». Править этой производственно-тюремной системой товарищ Сталин поставил товарища Москатова Петра Григорьевича. И, ясное дело, немедленно вызвал ночью на инструктаж...
На следующий день в сталинском кабинете снова нарком обороны, начальник Генерального штаба, его заместители, начальник Главного артиллерийского управления...
— 2 -
Но вот в мрачном военно-промышленном царстве блеснул светлый лучик. Товарищ Сталин думает и о прекрасном. 29 июня 1940 года в кабинете Сталина писательница Ванда Василевская. Разговор 45 минут без свидетелей. 8 октября — снова она. Разговор 2 часа 5 минут. Сначала присутствовал Хрущев. Затем разговор продолжался без свидетелей. Мы снова не знаем, о чем они говорили. Но интересно полистать газету «Правда» и почитать пламенные статьи Василевской о том, что буржуям-кровопийцам недолго пить рабочую кровь, что несчастным пролетариям Европы недолго осталось греметь цепями в капиталистическом рабстве. Если сравнить даты встреч Василевской со Сталиным и даты публикаций ее пылких статей, то четко проявляется причинно-следственная связь.А вот в кабинете Сталина еще один писатель. Товарищ Шолохов. Присутствует Молотов. Разговор 1 час 10 минут. Но тут товарищ Сталин дал маху. Пустой номер. Тяжел на подъем был писатель Шолохов. Результатов встреч со Сталиным не ищите. Не разразился Шолохов ни серией страстных статей, ни памфлетом, ни басней. Переписать чужую рукопись — пожалуйста. А вот чтобы самому что-нибудь сообразить, так это увольте. «Великому писателю, нобелевскому лауреату М.А. Шолохову газетное дело давалось нелегко. „Особенно остро я ощущал это, — признавался он биографам, — во время Отечественной войны. По характеру не могу скоро писать. Никакой я не газетчик. Нет хлесткой фразы, нет оперативности, что так необходимо для мобильной газетной работы“. В „Красной Звезде“ полковой комиссар, а позднее полковник Шолохов никогда не получал конкретных заданий. Его просили писать о том, что на душу ляжет» («Красная звезда», 18 декабря 2003 г.). Но ничего на его душу так и не легло.
А в сталинском кабинете снова разведчики, наркомы судостроения, боеприпасов, конструкторы танков, пушек и гаубиц, маршалы, генералы, адмиралы.
И сам Жуков это подтверждает: «И.В. Сталин всегда много занимался вопросами вооружения и боевой техники. Он часто вызывал к себе главных авиационных, артиллерийских и танковых конструкторов и подробно расспрашивал их о деталях конструирования этих видов боевой техники у нас и за рубежом. Надо отдать ему должное, он неплохо разбирался в качествах основных видов вооружения. От главных конструкторов, директоров военных заводов, многих из которых он знал лично, И.В. Сталин требовал производства образцов самолетов, танков, артиллерии и другой важнейшей техники в установленные сроки и таким образом, чтобы они по качеству были не только на уровне зарубежных, но и превосходили их» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 296).
— 3 -
Журнал свидетельствует: Сталин работал на износ. И всех заставлял работать.Несмотря на загруженность, умел товарищ Сталин выкраивать время и для наркома обороны, и для начальника Генерального штаба, для их заместителей, для старших авиационных, танковых, артиллерийских, флотских начальников. Вот только для примера — июнь 1940 года. В этом месяце нарком обороны Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко провел в кабинете Сталина в общей сложности 22 часа 35 минут, начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников — 17 часов 20 минут.
Часто в кабинете Сталина вместе с начальником Генерального штаба находились его заместители генерал-лейтенанты Н.Ф. Ватутин и И.В. Смородинов.
Смородинов — начальник Мобилизационного управления Генерального штаба, Ватутин — Оперативного. Смородинов планировал и направлял мобилизацию природных, людских, интеллектуальных, производственных, транспортных и прочих ресурсов страны на нужды грядущей войны, а Ватутин планировал использование уже отмобилизованных масс в войне.
Все, кто бывал в кабинете Сталина, единогласно утверждают: там зря языком не болтали. В кабинет Сталина приглашали только того, чье присутствие было действительно необходимо в данный момент. Сам Сталин практически все время молчал. Своего мнения не навязывал. Он давал слово каждому и внимательно слушал. Более того, Сталин просил каждого высказаться, не проявляя до поры своей точки зрения. В этом и заключалась его сила руководителя. Сталин требовал докладов кратких, ясных, правдивых, четких, по существу.
Уж за 17 часов, тем более за 22, нарком обороны и начальник Генерального штаба в общих чертах стратегическую обстановку могли обрисовать.
И не надо забывать, что речь идет только о зафиксированных встречах в кабинете Сталина. Но эти встречи происходили и в других местах — на Старой площади, в наркомате обороны, в Генеральном штабе, на кремлевской квартире и на дачах Сталина. Особо следует помнить о сталинских дачах. Именно там обсуждались самые важные вопросы, именно там принимались основные решения. Начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников был частым гостем на дачах Сталина. Вспомним, он был единственным человеком, кого Сталин называл по имени и отчеству. Этой чести не удостоились ни Берия, ни Жуков, ни Ежов, ни Василевский, ни Тимошенко, ни Жданов, ни Маленков, никто другой. Сталин уважал Бориса Михайловича и ценил его мнение. У Шапошникова было достаточно времени, чтобы подробно доложить Сталину о состоянии дел.
Но ведь и это не все. Основные контакты — по телефону. Если в данный день журнал не фиксирует присутствия наркома обороны, начальника Генерального штаба и их заместителей в кабинете Сталина, из этого вовсе не следует, что в тот день не было между ними контактов. Просто они говорили по телефону.
— 4 -
Подозрительные спросят: может быть, июнь 1940 года был особым месяцем? Нет. Был он самым обычным. В июле того же года нарком обороны провел в кабинете Сталина 21 час 57 минут, а начальник Генерального штаба — 14 часов 20 минут.И каждый месяц так же. Если не насыщеннее.
Возразят, что в августе вместо Шапошникова начальником Генерального штаба был назначен генерал армии К.А. Мерецков, он-то не имел особых отношений со Сталиным, и уж явно у него не было возможности изложить свои соображения.
Возражения отметаем. Вот на выбор — октябрь 1940 года. Нарком обороны маршал Тимошенко провел в кабинете Сталина 25 часов 40 минут, а начальник Генерального штаба генерал армии Мерецков — 30 часов 30 минут.
На фоне этой статистики приходится признать, что Жуков кривил душой, когда рассказывал о том, что ни его предшественники на посту начальника Генштаба, ни нарком обороны не имели возможности доложить Сталину обстановку.
Если учесть заместителей наркома обороны и заместителей начальника Генерального штаба, которые тоже докладывали Сталину о состоянии дел в подчиненных им структурах, то набираются сотни часов каждый месяц, когда Сталин непосредственно занимался вопросами НКО и Генштаба.
Когда Мерецкова сменил Жуков, ситуация не изменилась: каждый месяц Сталин по многу раз принимал в своем рабочем кабинете как наркома обороны, так и начальника Генштаба.
Решение о назначении генерала армии Жукова начальником Генерального штаба РККА было принято 13 января 1941 года. Всю вторую половину января Жуков вникал в обстановку, а 1 февраля официально принял пост.
Еще перед вступлением в должность, 29 января, Жуков просидел в кабинете Сталина 2 часа 30 минут. На следующий день — 1 час 30 минут. В день вступления в должность, 1 февраля, Жуков находился в кабинете Сталина 1 час 55 минут. Только за этих три дня Жуков провел в кабинете Сталина без пяти минут шесть часов. Неужто шести часов великому стратегу не хватило, чтобы кратко обрисовать ситуацию? За это время главные вопросы можно было если не решить, то хотя бы поставить.
12 февраля Жуков находился в кабинете Сталина 2 часа 45 минут.
22 февраля — 3 часа 45 минут.
25 февраля — 1 час 55 минут.
1 марта — 3 часа 15 минут.
8 марта — 1 час.
17 марта — 5 часов 55 минут.
18 марта — 1 час 55 минут.
Давайте поверим Жукову: Сталин не давал ему возможности высказаться. Представим: раз в неделю в кремлевском кабинете Сталин молчит, и Жуков тоже молчит. Только за февраль и март 1941 года набирается 22 часа 25 минут молчания. Только в кабинете Сталина. Но они могли встречаться и в других местах, могли молчать по телефону. Если Сталин и Жуков в эти часы военные вопросы не обсуждали, чем же они занимались? Если все это время великий стратег просто смотрел в потолок и зевал, то об этом надо было прямо сказать. Но не надо было врать о том, что не дали ему возможности встретиться со Сталиным и изложить свою точку зрения.
А ведь эти часы — только начало.
— 5 -
9 апреля Жуков находился в кабинете Сталина 1 час 35 минут.10 апреля — 2 часа 20 минут.
14 апреля — 2 часа 25 минут.
Интересно обратить внимание на время проведения этих встреч и состав участников.
20 апреля Жуков снова провел в кабинете Сталина 2 часа 25 минут. Присутствовали пять человек: Сталин, его ближайшие соратники Молотов и Жданов и двое военных — нарком обороны маршал Тимошенко и начальник Генерального штаба генерал армии Жуков. Начало совещания в 0 часов 15 минут. В 2 часа ночи появился Маленков. Ближе к рассвету, в 2 часа 40 минут, Тимошенко и Жуков вышли из кабинета Сталина. Неужели ответственные товарищи по ночам делом не занимались? Неужто анекдоты травили? Или в картишки резались?
23 апреля Жуков снова в сталинском кабинете — 1 час.
29 апреля — 1 час 50 минут.
10 мая — 1 час 50 минут.
12 мая — 1 час 35 минут.
14 мая — 1 час 30 минут.
19 мая в кабинете пятеро: Сталин, Молотов, Тимошенко, Жуков, Ватутин. Генерал-лейтенант Николай Федорович Ватутин — начальник Оперативного управления Генерального штаба. Единственная его обязанность — разработка планов войны. Совещание продолжалось 1 час 15 минут. Сталин, как мы помним, особой разговорчивостью не отличался. Молотов — заика. Он тоже длинных монологов избегал. Потому говорить могли только трое военных — Тимошенко, Жуков и его подчиненный Ватутин. Неужели и на этот раз Жукову часа не хватило, чтобы вождю обстановку обрисовать?
— 6 -
23 мая Жуков провел в сталинском кабинете 2 часа 55 минут.24 мая — грандиозный сбор. От Политбюро только двое — Сталин и Молотов. От военных — Тимошенко, Жуков, Ватутин, начальник главного управления ВВС генерал-лейтенант авиации Жигарев и от каждого из пяти западных приграничных округов — командующий, член военного совета и командующий авиации округа. Совещались 4 часа 55 минут. А ведь интересно, о чем могли толковать со Сталиным те, кто планировал войну, и те, кто командовал авиацией в западных приграничных округах?
Несколько человек из числа участников этого совещания пережили войну и высоко поднялись. П.Ф. Жигарев и А.А. Новиков стали главными маршалами авиации, М.М. Попов — генералом армии, Я.Т. Черевиченко и Ф.И. Кузнецов — генерал-полковниками. Ни один из них никогда ни единым словом не обмолвился о совещании 24 мая. Жуков тоже промолчал: военная тайна!
А по мне, если говорили об отражении внезапного авиационного удара гитлеровцев, то почему об этом нельзя поведать благодарным потомкам?
3 июня в кабинете четверо: Сталин, Тимошенко, Жуков, Ватутин. Совещались 2 часа 45 минут. Не было ни Молотова, ни Маленкова. Первые 15 минут присутствовал Хрущев. Все остальное время — трое военных наедине со Сталиным. Наверное, опять Жукову высказаться не дали.
6 июня снова в кабинете Сталина четверо. В том же составе. Без посторонних. О чем-то говорили (или, может быть, молчали?) 2 часа 5 минут.
7 июня Жуков впервые провел в кабинете Сталина меньше часа. Всего 25 минут. Хотя и за 25 минут можно многое решить.
Зато уж 9 июня Жуков отыгрался. У него два захода к Сталину: первый на 1 час, второй на 5 часов 25 минут.
11 июня — снова два захода, общее время 2 часа 20 минут.
18 июня — 4 часа 5 минут.
21 июня — 1 час 30 минут.
Всего с момента назначения на должность начальника Генерального штаба до германского нападения, т.е. с 13 января до 21 июня 1941 года, Жуков провел в кабинете Сталина 70 часов 35 минут. Об этих часах и минутах в «Воспоминаниях и размышлениях» стратег не вспоминает и не размышляет. Вместо этого горестно сообщает, что Сталин делами Генерального штаба не интересовался.
Сам Жуков рассказывает: «Многие политические, военные, общегосударственные вопросы обсуждались и решались не только на официальных заседаниях Политбюро ЦК и в Секретариате ЦК, но и вечером за обедом на квартире или на даче И. В. Сталина, где обычно присутствовали наиболее близкие ему члены Политбюро. Тут же за этим обычно весьма скромным обедом И.В. Сталиным давались поручения членам Политбюро или наркомам, которые приглашались по вопросам, находившимся в их ведении. Вместе с наркомом обороны иногда приглашался и начальник Генерального штаба» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С.296).