Страница:
Разгадка забывчивости авторов мемуаров Жукова совсем простая. В любых источниках о Халхин-Голе мы находим нужное имя: «Начальником штаба группы с 15 июля до сентября 1939 года был комбриг М. А. Богданов». (Маршал Советского Союза М. В. Захаров «Новая и новейшая история. 1970. № 5, стр. 23)
Маршал Захаров вовсе не зря заговорил про начальника штаба 1-й армейской группы, и вовсе не случайно сделал это в 1970 году. За этим кроется вот что. В 1969 году вышли мемуары Жукова. Имя начальника штаба 1-й армейской группы Жуков называть почему-то не стал. И тогда другие маршалы, не только Захаров, стали напоминать Жукову: ей, не забывай, кто у тебя был начальником штаба! Твою операцию на Халхин-Голе планировал сам Богданов! Почему о нем забыл?
Жуков на Халхин-Голе не требовал для себя лучшего начальника штаба, ибо знал: Богданов — это тот, кто нужен, лучшего не бывает. А вот когда пришла пора славу делить, то Жукова постигла катастрофическая потеря памяти.
Жуков помнит о многом: «Я уже касался организации партийно-политической работы в наших частях. Партийные организации внесли огромный вклад в решение боевых задач. В первых рядах были начальник политического отдела армейской группы дивизионный комиссар Петр Иванович Горохов, полковой комиссар Роман Павлович Бабийчук, секретарь парткомиссии особого корпуса Алексей Михайлович Помогайло, комиссар Иван Васильевич Заковоротный» («Воспоминания и размышления». С. 172)
«Где бы я ни был — в юртах или домах, в учреждениях и воинских частях, — везде и всюду я видел на самом почетном месте портрет В. И. Ленина, о котором каждый монгол говорил с искренней теплотой и любовью». (Там же. С. 173)
Наши доблестные комиссары и политработники «везде и всюду» развесили портреты вечно живого. Это очень даже здорово. И хорошо, что Жуков помнит об этом. А вот как план блистательной операции разрабатывался, Жуков припоминает смутно.
Я не зря цитировал Жукова в начале этой главы. Прочитаем еще раз слова Жукова о том, как рождался план операции. Если верить Жукову, во главе 57-го особого стрелкового корпуса стояли придурки — командир корпуса Фекленко и его начальник штаба Кущев. В районе боевых действий они не бывали и обстановки не знали. Жуков взял с собой комиссара Никишева и поехал в район боевых действий. Потом Жуков и комиссар возвращаются и… «Посоветовавшись с командованием корпуса, мы послали донесение наркому обороны. В нем кратко излагался план действий советско-монгольских войск… В тот же день был получен приказ наркома об освобождении комдива Н. В. Фекленко от командования 57-м особым корпусом и назначении меня командиром этого корпуса».
Жуков рассказывает, что составление плана, — работа вроде бы коллективная. Но в нашей памяти оседает совсем другое. Жуков не говорит: я решил, я послал… Однако именно так мы воспринимаем его рассказ. Жуков очертил круг лиц, которые были посвящены в план: он сам, комиссар Никишев, комдив Фекленко и начальник штаба Кущев.
Однако, ясно каждому, что комиссар мог присутствовать при составлении плана, но не мог быт соавтором. Работа комиссара следить, чтобы командир регулярно читал «Манифест Коммунистической партии», чтобы пил в меру без перебора, и чтобы в каждой монгольской юрте было минимум по два портрета Ленина: один — над входом, другой — над очагом.
Предыдущий командир корпуса быть соавтором плана тоже не мог. Жуков его описал кретином, который обстановки не знал, в районе боевых действий не был, потому ничего умного гениальному Жукову подсказать не мог. Не зря его тут же и сняли. Начальник штаба был такой же.
Прочитав описание бестолковщины, которая царила в штабе 57-го корпуса до приезда Жукова, читатель автоматически выбрасывает недоумков из числа авторов гениального плана. Но кроме них и комиссара Никишева в числе посвященных Жуков назвал только себя. Если предыдущего командира корпуса, начальника его штаба и комиссара из числа авторов вычеркнуть, — а наш мозг это делает автоматически, — то среди авторов остается только один Жуков.
В тексте книги использованы обороты: «мы пришли к выводу», «посоветовавшись с командованием корпуса» и т. д. Но книга написана так, что читатель остается в твердом убеждении: кроме Жукова никто ничего умного предложить не мог и не предлагал.
5.
6.
7.
Глава 3
1.
2.
Маршал Захаров вовсе не зря заговорил про начальника штаба 1-й армейской группы, и вовсе не случайно сделал это в 1970 году. За этим кроется вот что. В 1969 году вышли мемуары Жукова. Имя начальника штаба 1-й армейской группы Жуков называть почему-то не стал. И тогда другие маршалы, не только Захаров, стали напоминать Жукову: ей, не забывай, кто у тебя был начальником штаба! Твою операцию на Халхин-Голе планировал сам Богданов! Почему о нем забыл?
Жуков на Халхин-Голе не требовал для себя лучшего начальника штаба, ибо знал: Богданов — это тот, кто нужен, лучшего не бывает. А вот когда пришла пора славу делить, то Жукова постигла катастрофическая потеря памяти.
Жуков помнит о многом: «Я уже касался организации партийно-политической работы в наших частях. Партийные организации внесли огромный вклад в решение боевых задач. В первых рядах были начальник политического отдела армейской группы дивизионный комиссар Петр Иванович Горохов, полковой комиссар Роман Павлович Бабийчук, секретарь парткомиссии особого корпуса Алексей Михайлович Помогайло, комиссар Иван Васильевич Заковоротный» («Воспоминания и размышления». С. 172)
«Где бы я ни был — в юртах или домах, в учреждениях и воинских частях, — везде и всюду я видел на самом почетном месте портрет В. И. Ленина, о котором каждый монгол говорил с искренней теплотой и любовью». (Там же. С. 173)
Наши доблестные комиссары и политработники «везде и всюду» развесили портреты вечно живого. Это очень даже здорово. И хорошо, что Жуков помнит об этом. А вот как план блистательной операции разрабатывался, Жуков припоминает смутно.
Я не зря цитировал Жукова в начале этой главы. Прочитаем еще раз слова Жукова о том, как рождался план операции. Если верить Жукову, во главе 57-го особого стрелкового корпуса стояли придурки — командир корпуса Фекленко и его начальник штаба Кущев. В районе боевых действий они не бывали и обстановки не знали. Жуков взял с собой комиссара Никишева и поехал в район боевых действий. Потом Жуков и комиссар возвращаются и… «Посоветовавшись с командованием корпуса, мы послали донесение наркому обороны. В нем кратко излагался план действий советско-монгольских войск… В тот же день был получен приказ наркома об освобождении комдива Н. В. Фекленко от командования 57-м особым корпусом и назначении меня командиром этого корпуса».
Жуков рассказывает, что составление плана, — работа вроде бы коллективная. Но в нашей памяти оседает совсем другое. Жуков не говорит: я решил, я послал… Однако именно так мы воспринимаем его рассказ. Жуков очертил круг лиц, которые были посвящены в план: он сам, комиссар Никишев, комдив Фекленко и начальник штаба Кущев.
Однако, ясно каждому, что комиссар мог присутствовать при составлении плана, но не мог быт соавтором. Работа комиссара следить, чтобы командир регулярно читал «Манифест Коммунистической партии», чтобы пил в меру без перебора, и чтобы в каждой монгольской юрте было минимум по два портрета Ленина: один — над входом, другой — над очагом.
Предыдущий командир корпуса быть соавтором плана тоже не мог. Жуков его описал кретином, который обстановки не знал, в районе боевых действий не был, потому ничего умного гениальному Жукову подсказать не мог. Не зря его тут же и сняли. Начальник штаба был такой же.
Прочитав описание бестолковщины, которая царила в штабе 57-го корпуса до приезда Жукова, читатель автоматически выбрасывает недоумков из числа авторов гениального плана. Но кроме них и комиссара Никишева в числе посвященных Жуков назвал только себя. Если предыдущего командира корпуса, начальника его штаба и комиссара из числа авторов вычеркнуть, — а наш мозг это делает автоматически, — то среди авторов остается только один Жуков.
В тексте книги использованы обороты: «мы пришли к выводу», «посоветовавшись с командованием корпуса» и т. д. Но книга написана так, что читатель остается в твердом убеждении: кроме Жукова никто ничего умного предложить не мог и не предлагал.
5.
План разгрома целой японской армии дело не простое. Нужно собрать и обработать огромное количество данных, уяснить обстановку, принять решение и сформулировать замысел разгрома. Кроме того, надо спланировать действия всех частей и соединений, организовать разведку и охранение, надо организовать и обеспечить взаимодействие всех со всеми, разработать боевые приказы и четко поставить задачи всем, кто будет участвовать в операции. Нужно организовать систему связи, подготовить средства скрытого управления войсками. Нужно организовать систему огня и бесперебойное снабжение войск боеприпасами, топливом, саперным, медицинским и прочим имуществом, продовольствием и пр. и пр.
Если все это Жуков готовил сам, значит он плохой командир. Разрабатывать планы должен штаб. Понятно, под руководством командира. Но командир не должен собою подменять начальника штаба. Если командир выполняет работу чужую, значит, у него нет ни сил, ни времени выполнять свою собственную.
Конкретно разработкой плана в любом штабе занимается оперативный отдел. Все остальные отделы штаба работают в его интересах. Если командир составляет планы сам, а начальник штаба и начальник оперативного отдела штаба бездельничают, значит, командир не смог организовать работу подчиненных.
Вот пример того, как не надо руководить войсками. «Красная Звезда» (27 января 2000) сообщает о героическом подвиге генерал-майора М. Малофеева в Чечне. Его должность — заместитель командующего 58-й армией. Подвиг в том, что генерал-майор «первым поднимался в атаку». Понятное дело, в атаке был убит. «Красная Звезда» восхищается мужеством: ух, какой смелый! Между тем, этот случай свидетельствует не о мужестве, а о катастрофическом состоянии Российской армии и полной неспособности генералов управлять подчиненными. Если заместитель командующего армией сам вынужден бегать в атаку, значить такую армию надо разогнать, а руководителей Министерства обороны судить.
Если командир полка сам красит заборы и чистит сортиры, а его солдаты пухнут от безделья, то это вовсе не значит, что командир — хороший. Это как раз и означает, что командир не достоин занимаемой должности и командовать не способен.
И если нам скажут, что Жуков все планы составлял сам, то это вовсе не комплимент.
Люди, которые писали мемуары Жукова, это понимали. Потому далее в книге коротко сказано: «Разработку плана генерального наступления в штабе армейской группы вели лично командующий, член Военного совета, начальник политотдела, начальник штаба, начальник оперативного отдела». («Воспоминания и размышления» С. 163)
Член военного совета и начальник политотдела — это комиссары. Их роль мы уже уяснили. Названы они тут для того, чтобы продемонстрировать любовь Жукова к политработникам и комиссарам. В 1957 году Жукова сбросили с вершин, в том числе и за то, что он пытался свернуть политработу в армии, политработников и комиссаров из армии изгнать или, в крайнем случае, оставить им роль организаторов художественной самодеятельности и воскресного отдыха солдат и офицеров. После падения Жукова власть в стране взяли люди, которые были на войне комиссарами: Хрущев, Булганин, Брежнев, Епишев, Кириченко и пр. Побитый, скулящий Жуков всю оставшуюся жизнь пресмыкался перед комиссарами, просил прощения. Вся его книга — это гимн политработникам и комиссарам: партия наш рулевой! Ах, если бы комиссары во всех юртах не развесили соответствующих портретов, не видать бы мне победы на Халхин-Голе! И в войне с Германией никакой нам победы не видать без комиссаров! Нас партия в бой вела! На войне я, великий Жуков, хотел найти комиссара Брежнева и посоветоваться с ним! Но он был на Малой земле, где шли жестокие бои. Ах, если бы я с ним посоветовался, то, глядишь, и войну выиграли бы раньше.
Жуков, рассказывая о составлении плана наступления на Халхин-Голе, не мог не вспомнить комиссаров и их участия в боевом планировании. Как же без них? Названы комиссары и для того, чтобы за их спинами поставить начальника штаба с начальником оперативного отдела. Мол, и эти тоже присутствовали, что-то там тоже делали.
Начальник штаба 1-й армейской группы в книге упомянут только один раз, но его имя не названо. И начальник оперативного отдела тоже помянут один раз. И тоже без имени.
Если все это Жуков готовил сам, значит он плохой командир. Разрабатывать планы должен штаб. Понятно, под руководством командира. Но командир не должен собою подменять начальника штаба. Если командир выполняет работу чужую, значит, у него нет ни сил, ни времени выполнять свою собственную.
Конкретно разработкой плана в любом штабе занимается оперативный отдел. Все остальные отделы штаба работают в его интересах. Если командир составляет планы сам, а начальник штаба и начальник оперативного отдела штаба бездельничают, значит, командир не смог организовать работу подчиненных.
Вот пример того, как не надо руководить войсками. «Красная Звезда» (27 января 2000) сообщает о героическом подвиге генерал-майора М. Малофеева в Чечне. Его должность — заместитель командующего 58-й армией. Подвиг в том, что генерал-майор «первым поднимался в атаку». Понятное дело, в атаке был убит. «Красная Звезда» восхищается мужеством: ух, какой смелый! Между тем, этот случай свидетельствует не о мужестве, а о катастрофическом состоянии Российской армии и полной неспособности генералов управлять подчиненными. Если заместитель командующего армией сам вынужден бегать в атаку, значить такую армию надо разогнать, а руководителей Министерства обороны судить.
Если командир полка сам красит заборы и чистит сортиры, а его солдаты пухнут от безделья, то это вовсе не значит, что командир — хороший. Это как раз и означает, что командир не достоин занимаемой должности и командовать не способен.
И если нам скажут, что Жуков все планы составлял сам, то это вовсе не комплимент.
Люди, которые писали мемуары Жукова, это понимали. Потому далее в книге коротко сказано: «Разработку плана генерального наступления в штабе армейской группы вели лично командующий, член Военного совета, начальник политотдела, начальник штаба, начальник оперативного отдела». («Воспоминания и размышления» С. 163)
Член военного совета и начальник политотдела — это комиссары. Их роль мы уже уяснили. Названы они тут для того, чтобы продемонстрировать любовь Жукова к политработникам и комиссарам. В 1957 году Жукова сбросили с вершин, в том числе и за то, что он пытался свернуть политработу в армии, политработников и комиссаров из армии изгнать или, в крайнем случае, оставить им роль организаторов художественной самодеятельности и воскресного отдыха солдат и офицеров. После падения Жукова власть в стране взяли люди, которые были на войне комиссарами: Хрущев, Булганин, Брежнев, Епишев, Кириченко и пр. Побитый, скулящий Жуков всю оставшуюся жизнь пресмыкался перед комиссарами, просил прощения. Вся его книга — это гимн политработникам и комиссарам: партия наш рулевой! Ах, если бы комиссары во всех юртах не развесили соответствующих портретов, не видать бы мне победы на Халхин-Голе! И в войне с Германией никакой нам победы не видать без комиссаров! Нас партия в бой вела! На войне я, великий Жуков, хотел найти комиссара Брежнева и посоветоваться с ним! Но он был на Малой земле, где шли жестокие бои. Ах, если бы я с ним посоветовался, то, глядишь, и войну выиграли бы раньше.
Жуков, рассказывая о составлении плана наступления на Халхин-Голе, не мог не вспомнить комиссаров и их участия в боевом планировании. Как же без них? Названы комиссары и для того, чтобы за их спинами поставить начальника штаба с начальником оперативного отдела. Мол, и эти тоже присутствовали, что-то там тоже делали.
Начальник штаба 1-й армейской группы в книге упомянут только один раз, но его имя не названо. И начальник оперативного отдела тоже помянут один раз. И тоже без имени.
6.
Память Жукова — дьявольская. Ее не измерить никакими гигабайтами. Жуков помнит не только имена советских солдат, но и монгольских тоже. И должности их помнит. Жуков называет рядового конника Херлоо, водителя бронемашины Хаянхирва, наводчиков зенитных орудий Чултема и Гамбосурена и многих еще. 30 лет держал в памяти эти имена!
Читаю Жукова, а слезы ручейками катятся по щекам. Я плачу от восторга и зависти: какая память! Всех политработников по имени и отчеству помнит!
На фоне этой поистине невероятной способности помнить всех, необъяснимой и подозрительной представляется неспособность вспомнить имя начальника штаба, который был или, по крайней мере, должен был быть мозгом 1-й армейской группы.
Но это не единственная загадка того сражения. Загадок в жуковском дебюте много. А главная из них вот какая: в начале нового тысячелетия все документы по Халхин-Голу все еще закрыты грифами «Секретно» и «Совершенно Секретно». Когда эти документы будут рассекречены, не знает никто.
А мы зададим вопрос: ПОЧЕМУ?
Ключ к успеху историка — это умение удивляться. Как только он начинает удивляться, так перед ним открываются двери, в которые никто до него не входил. Так давайте же поддержим науку, давайте издадим всероссийский вздох удивления: почему документы о боях на Халхин-Голе закрыты?
Что вообще можно прятать? Казалось бы, все известно об этом сражении: силы сторон, состав войск, вооружение, замыслы и планы сторон, ход боевых действий и даже фамилии комиссаров с именами и отчествами, даже имена монгольских наводчиков и водителей бронеавтомобилей. Что же можно засекретить? Да и зачем? Нет давно 1-й армейской группы. Еще 21 июля 1940 года 1-я армейская группа была развернута в 17-ю армию. Нет давно в Красной Армии мотоброневых бригад. Их не было уже в 1941 году. Нет давно и самой Красной Армии. И Советской Армии нет. Главная ударная сила Жукова на Халхин-Голе — пушечные бронеавтомобили БА-3, БА-6, БА-10. Эти машины вы не найдете ни в каких музеях. Их нет. Давно списаны и переплавлены танки БТ-5 и БТ-7. Из полученной стали сделали другие танки. Но и они списаны и переплавлены. Давно умерли участники тех сражений. Пошел СЕДЬМОЙ десяток лет после того, как отгремели бои на Халхин-Голе, а документы так и остаются секретными.
Мое первое предположение было таким: Георгий Константинович Жуков был так велик, что решил прятать от потомков доказательства своего величия.
Но тут возникает нестыковка. Чем-чем, а излишней скромностью Жуков не страдал. В нашей истории был 41 Маршал Советского Союза. Но только об одном из них было объявлено в приказе Верховного главнокомандующего: хвастун! И это приказ о Жукове, приказ о том, что он приписывал себе чужие заслуги. Удивительный человек: чужие заслуги себе приписывает, а свои собственные от народа прячет!
Вспомним знаменитый портрет Жукова, который написал художник П. Д. Корин. Сидит величавый Жуков, весь в орденах. Только что завершилась Вторая мировая война, страна в развалинах. Мужики от 19 до 35 лет почти полностью выбиты или искалечены, в полях, лесах и болотах лежат миллионы скелетов, их некому хоронить. В военном ведомстве лежат тонны орденов, которые надо раздать уцелевшим фронтовикам или их матерям и вдовам, но никто этим не занимается. И вот Жуков не хоронит погибших и не отдает приказов подчиненным хоронить. Жуков не раздает ордена и не приказывает подчиненным этим заниматься. У Жукова нет на это времени. Нацепив все побрякушки, Жуков демонстрирует величие перед художником. Жуков — в позе. И книга Жукова — неудержимый поток хвастовства: слава КПСС и мне великому!
Но зачем же самому себя прославлять, зачем содержать ораву создателей мемуаров, если можно опубликовать документы Халхин-Гола? Без комментариев. Но Жуков сделал все возможное, чтобы скрыть от народа доказательства собственного величия. Такого в истории человечества еще не бывало.
После смерти Сталина Жуков стремительно взобрался на самую вершину власти. На вершине стояли двое: Хрущев и Жуков. А над ними — никого. Все архивы в руках Жукова, вот и покажи народу доказательства своей гениальности. Скажи народу: жить вам, люди, негде, живете в бараках, в подвалах, в коммуналках, одеты вы так, что за державу обидно, очереди за дрянной колбасой километровые, но у вас есть Я! У вас есть великий, могучий, несокрушимый, гениальный полководец! Вот читайте документы о сражении на Халхин-Голе!
Но так Жуков почему-то не поступил.
И не понять наших вождей. При Брежневе, Суслове, Епишеве были сделано невероятно много для раздувания культа личности Жукова. Но почему-то — без опоры на документы. И после Брежнева культ Жукова — стержень всей советской и российской пропаганды. Зачем же, товарищи дорогие, вы лепите Жукову памятник, зачем его сажаете на медного коня с задранным хвостом, зачем громоздите терриконы макулатуры о жуковских подвигах, если есть куда более простой, дешевый и куда более убедительный способ прославить вашего кумира: надо просто открыть архивы!
Интересно поведение и самого Жукова. Допустим, находясь на вершине славы, он забыл об архивах и доказательств своего величия не представил. Не до того было. Но вот его вышибли с вершины, он сидит на даче, скучает, попивает водочку, а дружный коллектив черномазых литераторов строчит его мемуары. Почему бы не вспомнить об архивах? Почему не продемонстрировать народу документы? И если кто-то великого маршала к архивам не пускал, надо было об этом заявить, мол, рад бы вам правду про Халхин-Гол рассказать, да вот архивы недоступны.
Ах, сколько было воплей и стонов, что Жукову не позволяют говорить правду. Но ни сам Жуков, ни его соавторы, ни пропагандисты культа его личности не протестовали против того, что к архивам сражения на Халхин-Голе доступа нет.
Недоступность архивов, как ни странно, не мешает раздувать культ гениального полководца. Наоборот: недоступность архивов способствует и помогает лепить образ великого, мудрого и непобедимого.
Читаю Жукова, а слезы ручейками катятся по щекам. Я плачу от восторга и зависти: какая память! Всех политработников по имени и отчеству помнит!
На фоне этой поистине невероятной способности помнить всех, необъяснимой и подозрительной представляется неспособность вспомнить имя начальника штаба, который был или, по крайней мере, должен был быть мозгом 1-й армейской группы.
Но это не единственная загадка того сражения. Загадок в жуковском дебюте много. А главная из них вот какая: в начале нового тысячелетия все документы по Халхин-Голу все еще закрыты грифами «Секретно» и «Совершенно Секретно». Когда эти документы будут рассекречены, не знает никто.
А мы зададим вопрос: ПОЧЕМУ?
Ключ к успеху историка — это умение удивляться. Как только он начинает удивляться, так перед ним открываются двери, в которые никто до него не входил. Так давайте же поддержим науку, давайте издадим всероссийский вздох удивления: почему документы о боях на Халхин-Голе закрыты?
Что вообще можно прятать? Казалось бы, все известно об этом сражении: силы сторон, состав войск, вооружение, замыслы и планы сторон, ход боевых действий и даже фамилии комиссаров с именами и отчествами, даже имена монгольских наводчиков и водителей бронеавтомобилей. Что же можно засекретить? Да и зачем? Нет давно 1-й армейской группы. Еще 21 июля 1940 года 1-я армейская группа была развернута в 17-ю армию. Нет давно в Красной Армии мотоброневых бригад. Их не было уже в 1941 году. Нет давно и самой Красной Армии. И Советской Армии нет. Главная ударная сила Жукова на Халхин-Голе — пушечные бронеавтомобили БА-3, БА-6, БА-10. Эти машины вы не найдете ни в каких музеях. Их нет. Давно списаны и переплавлены танки БТ-5 и БТ-7. Из полученной стали сделали другие танки. Но и они списаны и переплавлены. Давно умерли участники тех сражений. Пошел СЕДЬМОЙ десяток лет после того, как отгремели бои на Халхин-Голе, а документы так и остаются секретными.
Мое первое предположение было таким: Георгий Константинович Жуков был так велик, что решил прятать от потомков доказательства своего величия.
Но тут возникает нестыковка. Чем-чем, а излишней скромностью Жуков не страдал. В нашей истории был 41 Маршал Советского Союза. Но только об одном из них было объявлено в приказе Верховного главнокомандующего: хвастун! И это приказ о Жукове, приказ о том, что он приписывал себе чужие заслуги. Удивительный человек: чужие заслуги себе приписывает, а свои собственные от народа прячет!
Вспомним знаменитый портрет Жукова, который написал художник П. Д. Корин. Сидит величавый Жуков, весь в орденах. Только что завершилась Вторая мировая война, страна в развалинах. Мужики от 19 до 35 лет почти полностью выбиты или искалечены, в полях, лесах и болотах лежат миллионы скелетов, их некому хоронить. В военном ведомстве лежат тонны орденов, которые надо раздать уцелевшим фронтовикам или их матерям и вдовам, но никто этим не занимается. И вот Жуков не хоронит погибших и не отдает приказов подчиненным хоронить. Жуков не раздает ордена и не приказывает подчиненным этим заниматься. У Жукова нет на это времени. Нацепив все побрякушки, Жуков демонстрирует величие перед художником. Жуков — в позе. И книга Жукова — неудержимый поток хвастовства: слава КПСС и мне великому!
Но зачем же самому себя прославлять, зачем содержать ораву создателей мемуаров, если можно опубликовать документы Халхин-Гола? Без комментариев. Но Жуков сделал все возможное, чтобы скрыть от народа доказательства собственного величия. Такого в истории человечества еще не бывало.
После смерти Сталина Жуков стремительно взобрался на самую вершину власти. На вершине стояли двое: Хрущев и Жуков. А над ними — никого. Все архивы в руках Жукова, вот и покажи народу доказательства своей гениальности. Скажи народу: жить вам, люди, негде, живете в бараках, в подвалах, в коммуналках, одеты вы так, что за державу обидно, очереди за дрянной колбасой километровые, но у вас есть Я! У вас есть великий, могучий, несокрушимый, гениальный полководец! Вот читайте документы о сражении на Халхин-Голе!
Но так Жуков почему-то не поступил.
И не понять наших вождей. При Брежневе, Суслове, Епишеве были сделано невероятно много для раздувания культа личности Жукова. Но почему-то — без опоры на документы. И после Брежнева культ Жукова — стержень всей советской и российской пропаганды. Зачем же, товарищи дорогие, вы лепите Жукову памятник, зачем его сажаете на медного коня с задранным хвостом, зачем громоздите терриконы макулатуры о жуковских подвигах, если есть куда более простой, дешевый и куда более убедительный способ прославить вашего кумира: надо просто открыть архивы!
Интересно поведение и самого Жукова. Допустим, находясь на вершине славы, он забыл об архивах и доказательств своего величия не представил. Не до того было. Но вот его вышибли с вершины, он сидит на даче, скучает, попивает водочку, а дружный коллектив черномазых литераторов строчит его мемуары. Почему бы не вспомнить об архивах? Почему не продемонстрировать народу документы? И если кто-то великого маршала к архивам не пускал, надо было об этом заявить, мол, рад бы вам правду про Халхин-Гол рассказать, да вот архивы недоступны.
Ах, сколько было воплей и стонов, что Жукову не позволяют говорить правду. Но ни сам Жуков, ни его соавторы, ни пропагандисты культа его личности не протестовали против того, что к архивам сражения на Халхин-Голе доступа нет.
Недоступность архивов, как ни странно, не мешает раздувать культ гениального полководца. Наоборот: недоступность архивов способствует и помогает лепить образ великого, мудрого и непобедимого.
7.
Теперь позвольте высказать свое предположение.
Истинная роль Жукова в сражении на Халхин-Голе преувеличена. Это главная и, возможно, единственная причина, которая заставляет правителей прятать от народа подробности.
И это не мое мнение. Задолго до меня это мнение о роли Жукова высказал Адмирал флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов «Позднее он все успехи в боях с японцами старался приписать себе». («ВИЖ» 1992, № 1, стр. 76.)
Не все, что творилось в монгольских степях, нашло отражение в документах. Не каждый документ попадал в архив. Жуков был большим знатоком архивов. Находясь на вершине власти, он истребил многое, что могло бросить тень на его величие. После Жукова все, кто раздувает культ его личности, продолжают очистительную работу. Но и то, что в архивах осталось, нельзя показывать никому. Слишком велика разница между тем, что вбивают в наши головы, и тем, что от нас прячут.
Если я не прав, товарищи поправят, но предполагаю, что планы разгрома 6-й японской армии на реке Халхин-Гол были разработаны без Жукова. А его роль сводилась к тому, чтобы беспощадными расстрелами гнать людей в бой. В нашей истории такое уже было. Именно в тот же период, в том же десятилетии в Советском Союзе на удивление всему прогрессивному человечеству был сотворен великий трудовой подвиг — в рекордные сроки прорыт никому ненужный канал из Белого моря в Балтийское. Никто в мире каналов такой протяженности, тем более в субполярных широтах, никогда не рыл. За сооружение канала глава ГПУ Генрих Ягода получил высшую государственную награду — орден Ленина. Получил бы он и Золотую Звезду, но ее тогда еще не изобрели.
В чем заслуга Генриха? Он сам планировал трассу канала? Нет, не планировал. Он сам вел изыскательские работы на местности? Нет, не вел. Он сам рассчитывал объемы работ? Нет, не рассчитывал. Он сам катал тачки с глиной? Нет, не катал. Он сам дробил гранитные валуны? Нет, не дробил. Он сам укладывал бетон? Нет, не укладывал.
Так за что ему высшая награда?
За расстрелы.
Он появлялся на канале. Ему докладывали: вот тут инженеры в расчетах ошиблись. Тут не туда трассу погнали. Тут нормы дневные не выполнены. А Генрих Генрихович — в ответ: Расстрелять! Расстрелять! Расстрелять!
Правда, и его потом тоже… того…
Ух, как можно мне возразить! Ух, как можно мне вмазать: Жуков, это тебе не Ягода!
А в чем, собственно, разница? И могла ли она быть? 30-е годы ХХ века. Империя Сталина. И Генрих Ягода, и Георгий Жуков — выдвиженцы Сталина. Их выбирал один человек — Сталин. При выборе он руководствовался теми же самыми понятиями — сталинскими. ГПУ и армия — два силовых ведомства, весьма похожих друг на друга и проникнутых взаимным влиянием. Строителей сталинских каналов пропаганда называла не заключенными ГПУ, а каналоармейцами. Строительство называлось армейским термином — штурм. Армия, в свою очередь, была проникнута чекистским духом и насыщена стукачами чекистского ведомства.
И армия и лубянское ведомство были структурами антинародными. И военные, и чекисты одинаково повинны в истреблении народа. И армия, и лубянское ведомство были орудиями насилия и держались сами только на вооруженном насилии. Так почему же Сталин должен был выбирать для ГПУ руководителей по одним стандартам, а для армии — по другим?
И почему мы думаем, что Беломорканал был построен на костях народа, а победа на Халхин-Голе стояла на постаменте из другого материала? В мирное время на строительстве Беломорского канала агитаторы развесили множество плакатов и портретов, но главным двигателем прогресса был расстрел. Почему же мы верим Жукову, который рассказывает, что в боевой обстановке на Халхин-Голе хватило одних только портретов Ленина? Вот развесили комиссары портреты, бойцы воодушевились и тут же победили. Про расстрелы на Халхин-Голе Жуков не помнит, но мы-то уже знаем, что память его — с провалами.
И не надо мне возражать. И обзывать плохими словами не надо. Лучше откройте архивы и покажите всему миру, что мое осторожное предположение — это не что иное, как злобный вымысел врага. А если архивы сражения на Халхин-Голе открывать нельзя, то объясните, почему.
Вот и давайте посмотрим на данную ситуацию доброжелательно. Давайте предположим, что в архивах хранятся секретные и совершенно секретные документы о сражении на Халхин-Голе, но в них ничего плохого о Жукове нет. В них — только свидетельства жуковской гениальности.
Если такое предположить, тогда мы попадаем в ситуацию пренеприятнейшую. Получается, что у нас был величайший полководец всех времен и народов, но народ о нем ничего не знает, доказательства его славных подвигов спрятаны. Наши президенты и премьеры, маршалы, генералы и министры для отвода глаз раздувают культ личности Жукова. Они пишут бездарные восхваления и громоздят уродливые памятники. Но никто никогда не представил доказательств жуковской гениальности. А в это время где-то в недоступных хранилищах лежат в пыли доказательства жуковского величия. Наши вожди скрывают эти доказательства. Почему?
Истинная роль Жукова в сражении на Халхин-Голе преувеличена. Это главная и, возможно, единственная причина, которая заставляет правителей прятать от народа подробности.
И это не мое мнение. Задолго до меня это мнение о роли Жукова высказал Адмирал флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов «Позднее он все успехи в боях с японцами старался приписать себе». («ВИЖ» 1992, № 1, стр. 76.)
Не все, что творилось в монгольских степях, нашло отражение в документах. Не каждый документ попадал в архив. Жуков был большим знатоком архивов. Находясь на вершине власти, он истребил многое, что могло бросить тень на его величие. После Жукова все, кто раздувает культ его личности, продолжают очистительную работу. Но и то, что в архивах осталось, нельзя показывать никому. Слишком велика разница между тем, что вбивают в наши головы, и тем, что от нас прячут.
Если я не прав, товарищи поправят, но предполагаю, что планы разгрома 6-й японской армии на реке Халхин-Гол были разработаны без Жукова. А его роль сводилась к тому, чтобы беспощадными расстрелами гнать людей в бой. В нашей истории такое уже было. Именно в тот же период, в том же десятилетии в Советском Союзе на удивление всему прогрессивному человечеству был сотворен великий трудовой подвиг — в рекордные сроки прорыт никому ненужный канал из Белого моря в Балтийское. Никто в мире каналов такой протяженности, тем более в субполярных широтах, никогда не рыл. За сооружение канала глава ГПУ Генрих Ягода получил высшую государственную награду — орден Ленина. Получил бы он и Золотую Звезду, но ее тогда еще не изобрели.
В чем заслуга Генриха? Он сам планировал трассу канала? Нет, не планировал. Он сам вел изыскательские работы на местности? Нет, не вел. Он сам рассчитывал объемы работ? Нет, не рассчитывал. Он сам катал тачки с глиной? Нет, не катал. Он сам дробил гранитные валуны? Нет, не дробил. Он сам укладывал бетон? Нет, не укладывал.
Так за что ему высшая награда?
За расстрелы.
Он появлялся на канале. Ему докладывали: вот тут инженеры в расчетах ошиблись. Тут не туда трассу погнали. Тут нормы дневные не выполнены. А Генрих Генрихович — в ответ: Расстрелять! Расстрелять! Расстрелять!
Правда, и его потом тоже… того…
Ух, как можно мне возразить! Ух, как можно мне вмазать: Жуков, это тебе не Ягода!
А в чем, собственно, разница? И могла ли она быть? 30-е годы ХХ века. Империя Сталина. И Генрих Ягода, и Георгий Жуков — выдвиженцы Сталина. Их выбирал один человек — Сталин. При выборе он руководствовался теми же самыми понятиями — сталинскими. ГПУ и армия — два силовых ведомства, весьма похожих друг на друга и проникнутых взаимным влиянием. Строителей сталинских каналов пропаганда называла не заключенными ГПУ, а каналоармейцами. Строительство называлось армейским термином — штурм. Армия, в свою очередь, была проникнута чекистским духом и насыщена стукачами чекистского ведомства.
И армия и лубянское ведомство были структурами антинародными. И военные, и чекисты одинаково повинны в истреблении народа. И армия, и лубянское ведомство были орудиями насилия и держались сами только на вооруженном насилии. Так почему же Сталин должен был выбирать для ГПУ руководителей по одним стандартам, а для армии — по другим?
И почему мы думаем, что Беломорканал был построен на костях народа, а победа на Халхин-Голе стояла на постаменте из другого материала? В мирное время на строительстве Беломорского канала агитаторы развесили множество плакатов и портретов, но главным двигателем прогресса был расстрел. Почему же мы верим Жукову, который рассказывает, что в боевой обстановке на Халхин-Голе хватило одних только портретов Ленина? Вот развесили комиссары портреты, бойцы воодушевились и тут же победили. Про расстрелы на Халхин-Голе Жуков не помнит, но мы-то уже знаем, что память его — с провалами.
И не надо мне возражать. И обзывать плохими словами не надо. Лучше откройте архивы и покажите всему миру, что мое осторожное предположение — это не что иное, как злобный вымысел врага. А если архивы сражения на Халхин-Голе открывать нельзя, то объясните, почему.
* * *
Написал я эту главу и устыдился. Народы России до полного безумия любят Жукова, а я на любимца всенародного набросился. Так нельзя. Нужно смотреть на вещи с позиций позитивных.Вот и давайте посмотрим на данную ситуацию доброжелательно. Давайте предположим, что в архивах хранятся секретные и совершенно секретные документы о сражении на Халхин-Голе, но в них ничего плохого о Жукове нет. В них — только свидетельства жуковской гениальности.
Если такое предположить, тогда мы попадаем в ситуацию пренеприятнейшую. Получается, что у нас был величайший полководец всех времен и народов, но народ о нем ничего не знает, доказательства его славных подвигов спрятаны. Наши президенты и премьеры, маршалы, генералы и министры для отвода глаз раздувают культ личности Жукова. Они пишут бездарные восхваления и громоздят уродливые памятники. Но никто никогда не представил доказательств жуковской гениальности. А в это время где-то в недоступных хранилищах лежат в пыли доказательства жуковского величия. Наши вожди скрывают эти доказательства. Почему?
Глава 3
ЗАЧЕМ СТАЛИНУ АЛАНДСКИЕ ОСТРОВА?
Фюрер подчеркнул: задача овладения Финским заливом является первостепенной, так как только после ликвидации русского флота станет возможным свободное плавание по Балтийскому морю (подвоз железной руды из Лулео). Захват русских портов с суши потребует 3-4 недели. Лишь тогда подводные лодки противника будут парализованы. Четыре недели означает 2 миллиона тонн железной руды.Военный дневник. Запись 30 июня 1941.
Генерал-полковник Ф. Гальдер.
1.
Война прожорлива, потому каждый стратег составляет карту путей, по которым стратегическое сырье попадает в его страну и в страну противника. Свои пути следует защитить, пути противника — резать.
Если составить карту с источниками стратегического сырья и путями, по которым оно идет, то каждому будет ясно: положение Германии в 1939 году было исключительно тяжелым. По большому счету, в Германии нет сырья. Германия связана сотнями уязвимых нитей со всем миром. Захват Польши, Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии, Люксембурга, Франции, Югославии, Греции, присоединение Австрии и Чехословакии проблем не решило. Господство над многомиллионными людскими массами и огромной территорией, на которой почти нет сырья для промышленности, вело к распылению сил, но не сулило никаких выгод.
Вот только один аспект проблемы. Германия, Франция, Бельгия имеют мощную сталелитейную промышленность, но не имеют железной руды. Известно, что победа куется в мастерских, катится по рельсам и кончается на фронте ударом штыка. Но кувалды в мастерских, рельсы на железных дорогах и сам штык — это сталь. Слишком многое на войне и в тылу, от линкоров до подков на солдатских сапогах, сделано из стали. Из-за нехватки стали в Германии в ходе войны на уровне Геринга поднимался вопрос о строительстве бетонных паровозов вместо стальных. Из-за нехватки стали поврежденные мосты приходилось восстанавливать с помощью бревен вместо стальных конструкций, а из-за этого — резко сокращать грузоподъемность железнодорожных составов. Из-за нехватки стали рельсы вторых путей использовались для восстановления поврежденных участков на первых путях. Железнодорожные пути с двухсторонним движением превращались в одноколейные. Это замедляло весь ритм экономической жизни Германии и оккупированных ею стран.
В любом случае Гитлер не мог надеяться на скоротечную победу — у него было слишком много врагов. А затяжная война вела Гитлера к самоубийству в самом прямом смысле слова. Для того, чтобы продержаться несколько лет, следовало обеспечить подвоз железной руды. А руда добывалась на самом севере Швеции и через Балтийское море шла в порты Германии.
Если составить карту с источниками стратегического сырья и путями, по которым оно идет, то каждому будет ясно: положение Германии в 1939 году было исключительно тяжелым. По большому счету, в Германии нет сырья. Германия связана сотнями уязвимых нитей со всем миром. Захват Польши, Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии, Люксембурга, Франции, Югославии, Греции, присоединение Австрии и Чехословакии проблем не решило. Господство над многомиллионными людскими массами и огромной территорией, на которой почти нет сырья для промышленности, вело к распылению сил, но не сулило никаких выгод.
Вот только один аспект проблемы. Германия, Франция, Бельгия имеют мощную сталелитейную промышленность, но не имеют железной руды. Известно, что победа куется в мастерских, катится по рельсам и кончается на фронте ударом штыка. Но кувалды в мастерских, рельсы на железных дорогах и сам штык — это сталь. Слишком многое на войне и в тылу, от линкоров до подков на солдатских сапогах, сделано из стали. Из-за нехватки стали в Германии в ходе войны на уровне Геринга поднимался вопрос о строительстве бетонных паровозов вместо стальных. Из-за нехватки стали поврежденные мосты приходилось восстанавливать с помощью бревен вместо стальных конструкций, а из-за этого — резко сокращать грузоподъемность железнодорожных составов. Из-за нехватки стали рельсы вторых путей использовались для восстановления поврежденных участков на первых путях. Железнодорожные пути с двухсторонним движением превращались в одноколейные. Это замедляло весь ритм экономической жизни Германии и оккупированных ею стран.
В любом случае Гитлер не мог надеяться на скоротечную победу — у него было слишком много врагов. А затяжная война вела Гитлера к самоубийству в самом прямом смысле слова. Для того, чтобы продержаться несколько лет, следовало обеспечить подвоз железной руды. А руда добывалась на самом севере Швеции и через Балтийское море шла в порты Германии.
2.
Любой стратег ясно видел слабое звено всей германской экономики: погрузка железной руды в шведском порту Лулео, долгий путь Ботническим заливом вдоль берега Финляндии, мимо Аландских островов, мимо островов Готланд, Эланд, Бронхольм, разгрузка в портах Германии. Железную руду грузили почти у самого полярного круга и везли через все Балтийское море из самого северного порта, в самые южные.
Ни британский, ни французский, ни любые другие флоты перевозкам железной руды на Балтике угрожать не могли. Прорыв чужих флотов в Балтийское море — это прорыв в мышеловку.
А советскому флоту никуда прорываться не надо. Он уже тут. Он мирно ждет в своих базах.
Для обороны Советского Союза иметь флот на Балтике вовсе не нужно. До 1940 года Советский Союз имел совсем небольшой участок морского побережья. Более двухсот лет Петербург был столицей империи, поэтому на этом куске берега все русские цари, начиная с Петра, возводили укрепления. Весь берег был превращен в сплошную цепь морских крепостей, фортов, укрепленных районов и береговых батарей.
Береговая батарея — это нечто более внушительное, чем батарея полевой артиллерии. Береговая батарея могла иметь орудийные башни с линкоров или крейсеров. Под этими башнями — лабиринт бетонных казематов. Хорошая корабельная башня крейсера или линкора весит несколько сот тонн. Иногда — и пару тысяч тонн. В отличие от корабля, ту же орудийную башню, установленную на берегу, можно защитить броневыми плитами любого веса. Под орудийной башней можно возвести казематы из фортификационного железобетона с перекрытиями любой толщины. И надо сказать, что в районе Питера русскими царями было уложено в землю достаточно бетона и стали. Большевики добавили.
Береговая оборона Балтийского флота на 21 июня 1941 года имела 124 береговых батареи, на вооружении которых было 253 орудия калибром от 100 до 406-мм и 60 орудий калибром 45 и 76-мм. (Краснознаменный балтийский флот в битве за Ленинград. Москва. «Наука» 1973 Стр. 8.)
Характеристики орудий береговой обороны потрясают. Пример: 305-мм трехорудийные башенные установки бросали снаряды весом 470 кг на дальность 43,9 километра. Огневая производительность одной орудийной башни — 6 выстрелов в минуту. Это почти три тонны металла. А 406-мм орудие одним выстрелом бросало снаряд весом 1108 килограммов на дальность 45,5 километра. Это орудие было способно производить следующий выстрел через 24 секунды после предыдущего. («ВИЖ» 1973 № 3, стр. 78)
Кроме береговых батарей и фортов в районе Ленинграда было сосредоточено весьма внушительное количество морских орудий на железнодорожных транспортерах. Эти орудия находились в бетонных укрытиях. Вокруг Ленинграда разветвленная сеть железных дорог. Орудия на железнодорожных транспортерах могли совершать маневр и вести огонь с заранее подготовленных и укрытых огневых позиций, затем быстро их покидать. Основное орудие железнодорожной артиллерии — 180-мм пушка: вес снаряда 97.5 кг, скорострельность 5 выстрелов в минуту, дальность 37,8 километра. Однако были и гораздо более мощные пушки: 203, 254 и 356-мм. 356-мм пушки на железнодорожных транспортерах стреляли снарядами весом 747,8 килограмма на дальность 44,6 километра.
Ни британский, ни французский, ни любые другие флоты перевозкам железной руды на Балтике угрожать не могли. Прорыв чужих флотов в Балтийское море — это прорыв в мышеловку.
А советскому флоту никуда прорываться не надо. Он уже тут. Он мирно ждет в своих базах.
Для обороны Советского Союза иметь флот на Балтике вовсе не нужно. До 1940 года Советский Союз имел совсем небольшой участок морского побережья. Более двухсот лет Петербург был столицей империи, поэтому на этом куске берега все русские цари, начиная с Петра, возводили укрепления. Весь берег был превращен в сплошную цепь морских крепостей, фортов, укрепленных районов и береговых батарей.
Береговая батарея — это нечто более внушительное, чем батарея полевой артиллерии. Береговая батарея могла иметь орудийные башни с линкоров или крейсеров. Под этими башнями — лабиринт бетонных казематов. Хорошая корабельная башня крейсера или линкора весит несколько сот тонн. Иногда — и пару тысяч тонн. В отличие от корабля, ту же орудийную башню, установленную на берегу, можно защитить броневыми плитами любого веса. Под орудийной башней можно возвести казематы из фортификационного железобетона с перекрытиями любой толщины. И надо сказать, что в районе Питера русскими царями было уложено в землю достаточно бетона и стали. Большевики добавили.
Береговая оборона Балтийского флота на 21 июня 1941 года имела 124 береговых батареи, на вооружении которых было 253 орудия калибром от 100 до 406-мм и 60 орудий калибром 45 и 76-мм. (Краснознаменный балтийский флот в битве за Ленинград. Москва. «Наука» 1973 Стр. 8.)
Характеристики орудий береговой обороны потрясают. Пример: 305-мм трехорудийные башенные установки бросали снаряды весом 470 кг на дальность 43,9 километра. Огневая производительность одной орудийной башни — 6 выстрелов в минуту. Это почти три тонны металла. А 406-мм орудие одним выстрелом бросало снаряд весом 1108 килограммов на дальность 45,5 километра. Это орудие было способно производить следующий выстрел через 24 секунды после предыдущего. («ВИЖ» 1973 № 3, стр. 78)
Кроме береговых батарей и фортов в районе Ленинграда было сосредоточено весьма внушительное количество морских орудий на железнодорожных транспортерах. Эти орудия находились в бетонных укрытиях. Вокруг Ленинграда разветвленная сеть железных дорог. Орудия на железнодорожных транспортерах могли совершать маневр и вести огонь с заранее подготовленных и укрытых огневых позиций, затем быстро их покидать. Основное орудие железнодорожной артиллерии — 180-мм пушка: вес снаряда 97.5 кг, скорострельность 5 выстрелов в минуту, дальность 37,8 километра. Однако были и гораздо более мощные пушки: 203, 254 и 356-мм. 356-мм пушки на железнодорожных транспортерах стреляли снарядами весом 747,8 килограмма на дальность 44,6 километра.