— Эйдолон! — закричали рядом космодесантники.— Эйдолон ее убил! Разбойница мертва!
   Продолговатый предмет со светлым хвостом пролетел в воздухе, и Дециус поймал его на лету. Перевернув добычу, он обнаружил, что это человеческая голова.
   — Дева Битвы, — произнес он, держа женскую голову за пучок светлых волос.
   Шея жертвы была рассечена одним мастерским ударом. Он поморщился и швырнул голову Детям Императора, а потом бросился дальше, не обращая внимания на победные крики. Защитники в черных капюшонах, все как один, прекратили сражение. Некоторые попадали на колени и стонали, раскачиваясь взад и вперед, или, уронив голову на руки, оплакивали неожиданный конец своей драгоценной песни. Другие остались стоять, но оглядывались по сторонам, словно потерявшиеся дети.
   — С дороги! Прочь с дороги, мятежные скоты! — кричал Дециус, проталкиваясь сквозь толпу рыдающих противников.
   Он стал разбрасывать их своим кулаком, и истваанцы валились, словно колосья под косой жнеца. Остальные Астартес последовали его примеру, и кровавая бойня продолжилась. Приказ Воителя запрещал брать пленных.
   К тому времени, когда они добрались до подножия пирамиды, смертельно бледный и недвижимый Гарро лежал на полу. Над ним стоял на коленях хмурый апотекарий III Легиона.
   Расстроенный Войен метнул на него тяжелый взгляд.
   — Отойди. Не трогай его!
   — Я спас ему жизнь, Гвардеец Смерти, — последовал сердитый ответ. — Ты должен бы меня поблагодарить. Я сделал за тебя твою работу.
   Войен в гневе сжал кулаки, но Дециус его остановил.
   — Брат, — обратился он к апотекарию. — Мы тебе благодарны. Он выживет?
   — Доставьте его в лазарет в течение часа, и он вскоре снова будет готов сражаться.
   — Мы обязательно так и сделаем. — Молодой Астартес отдал честь по старинному воинскому обычаю. — Я Дециус, Седьмая рота. Мы перед тобой в долгу.
   Апотекарий слегка улыбнулся Войену:
   — Фабий, апотекарий Детей Императора. Считайте мою заботу о капитане дружеской услугой.
   Космодесантник ушел, но слова Войена еще сочились ядом:
   — Невежественный щенок. Как он осмелился…
   — Войен, — остановил его Дециус. — Помоги мне его перенести.
 
   Падение Гарро продолжалось целую вечность.
   Бездна вокруг него казалась теплой и вязкой. Это был океан жидкого чистого масла, глубокий, как память, и Гарро не мог сказать, есть ли у него берега. Он погрузился в этот океан, теплота окутала его тончайшими нитями, проникла внутрь через рот и нос, заполнила горло и легкие, потянула вниз. Все ниже и ниже, в самую глубину. И он падал, падал и продолжает падать.
   Он смутно догадывался о своих ранах. Датчики показывали затемненные участки тела, нервные узлы почернели и замолкли, и лишь недремлющие устройства организма космодесантника поддерживали его жизнь.
   — Мои раны никогда не заживут, — произнес он вслух, и слова, отвердевая, потянулись следом.
   Зачем он это сказал? Откуда появилась такая мысль? Гарро размышлял со слоновьей медлительностью и пытался подогнать мысли, но они отказывались повиноваться и оставались огромными и холодными на ощупь, словно горные ледники.
   Транс. Часть мозга еще снабжала его небольшими фрагментами данных. Да, конечно. Его тело закрылось в своих границах и запечаталось изнутри. Все заботы и внешние раздражители забыты, пока имплантаты работают на полную мощность, чтобы остановить надвигающуюся смерть. Космодесантник погрузился в своего рода стазис. Но не тот, искусственно вызванный, когда тело охлаждается, когда в кровеносную систему впрыскиваются предотвращающие кристаллизацию вещества и организм легче переносит длительное межзвездное путешествие. В его случае это было забытье тяжелораненого, почти убитого человека.
   Странно было все это сознавать и в то же время словно видеть со стороны. Но такова была функция тормозящего центра, имплантированного в мозг. Он отключал отдельные участки мозжечка, как сервитор выключает лампы в неиспользуемом помещении. Гарро уже был здесь, во время Пасифайского мятежа, после того как в результате безнадежной атаки на «Смелость» часть корпуса боевой баржи была вырвана и сотни незащищенных людей вылетели в космос. Тогда он выжил, очнувшись через несколько месяцев потерянного времени и с новыми шрамами на теле.
   А выживет ли теперь? Гарро попытался собраться с мыслями и вспомнить последние моменты перед потерей сознания, но отыскал в памяти лишь отрывочные образы и вспышки жестокой боли. Тарвиц. Да, Саул Тарвиц был там, и еще этот парень, Дециус. А раньше… До того было только гудящее эхо белого шума и боль, от которой замирало сердце. Он позволил себе падать дальше, и пелена агонии немного прояснилась. Сумеет ли он пройти через это? Гарро узнает только тогда, когда что-нибудь произойдет. В противном случае он будет падать, все глубже и глубже погружаться в этот океан, и капитан Седьмой роты станет еще одной утраченной душой, превратится в стальной череп размером с ноготь, чтобы украсить железную Стену Памяти на Барбарусе.
   Он понял, что не хочет больше сражаться. Здесь, в этом небытии, замкнувшись в себе, он просто был. Тянул время, ждал, исцелялся. Так было после Пасифаи, так должно быть сейчас.
   Так должно быть.
   Но он знал, что на этот раз что-то по-другому, знал, хотя мысль все время ускользала. Сокрушительная боль, настигшая его там, в зале… Он никогда не испытывал ничего подобного. Сотни лет непрерывных сражений не подготовили его к жестокому поцелую Девы Битвы. Теперь, когда было уже слишком поздно, Гарро осознал, что с таким врагом, как она, ему еще не приходилось сталкиваться. Откуда происходила ее сила, какую форму они принимала?.. Все это оказалось для него в новинку, хотя космодесантник давно считал, что Вселенная уже ничем не может его удивить. Что ж, это избавит его от излишней самоуверенности.
   Боевой капитан в какой-то степени был рад такому развитию событий. То, что после столкновения с Девой Битвы он смог выжить и впасть в состояние стазиса, казалось невероятным. Другие Гвардейцы Смерти и Дети Императора не смогли пережить ее ударов. Он вспомнил несчастного Раля и его опустевшие доспехи, летящие вниз, словно консервная банка. Бедняга больше никогда не будет ни играть, ни заключать пари. Многие боевые братья погибли, а Гарро уцелел — и до сих пор цеплялся за жизнь.
   — Почему? — удивлялся он. — Почему я, а не они? Почему Натаниэль Гарро, а не Пир Раль? Кто сделал этот выбор? Какие весы определяют переход от жизни к смерти?
   Вопросы цеплялись за космодесантника, тянули его в разные стороны, погружали все глубже. Как глупо задавать бессмысленные вопросы равнодушной Вселенной. Какие весы? Нет никаких весов, нет вершителя судеб! Рассуждать о подобных понятиях, верить, что человеческая жизнь подобна механизму в ловких пальцах божества, значит уподобляться варварскому идолопоклонству. Нет. Есть только одна истина, Имперская Истина. Звезды вращаются по своим орбитам, люди живут и умирают без всякого расчета какого-то создателя. Нет никаких богов, нет никаких «до» и «после», нет другого будущего, кроме того, что создают сами люди. Гарро и его соплеменники просто есть.
   И все же…
   В этом царстве мертвого сна, где все казалось далеким, но одновременно более отчетливым, случались мгновения, когда Натаниэль Гарро испытывал чье-то давление. На самой границе сознания он замечал отблески сияния, доносившиеся за миллионы световых лет, смутные признаки участия интеллекта, намного превосходящего его собственный. Холодная логика говорила, что он принимал желаемое за действительное, что это всего лишь отклики грубой животной составляющей его мозга. Но Гарро никак не мог отделаться от ощущения, от надежды, что на него действует воля какой-то великой личности. Если уж он не умер, возможно, он спасен. Эта мысль казалась несерьезной и опасной.
   — Его рука касается каждого из нас, и все мы поклоняемся Ему.
   Кто произнес эти слова? Сам Гарро или кто-то другой? Они звучали таинственно и ново и доносились откуда-то издалека.
   — Он ведет нас, учит нас, убеждает нас стать сильнее, чем мы есть, — продолжал бесцветный голос. — Но больше всего Император нас защищает.
   Слова раздражали Натаниэля. Они заставляли его метаться и поворачиваться в густом море, лишали спокойствия. Он со всех сторон чувствовал приближение темных бурь, зарождавшихся в неизмеримых глубинах, их картины возникали в мыслях, но через чьи-то чужие глаза, через не принадлежащую ему душу, яркую, словно далекий ангел, но одинокую, как единственная свеча в лучах слепящего солнца. Черные тучи неуправляемых эмоций волновали и скручивали варп, вырывались в космос, искали лазейку, чтобы проникнуть в душу. Штормовой фронт надвигался, неумолимо и неуклонно. Гарро хотел отвернуться, но в своем падении не мог отыскать места, чтобы укрыться от бури. Он хотел подняться и сразиться с ней, но у него не было ни рук, ни лица, не было тела.
   Во вздымающихся и опадающих мрачных волнах мелькали какие-то тени, смутно знакомые цепочки символов, увиденных на стенах крепости Истваан Экстремис, еще какие-то образы навели на воспоминания о грозных и незнакомых знаменах Совета Луперкаля. Но чаще и отчетливее всего повторялась тройная икона, возникавшая повсюду, куда бы он ни обратил свой мысленный взгляд: триада черепов, пирамида из оскаленных лиц, три черных диска, три кровоточащие раны и разные другие варианты, но все время в одном и том же порядке.
   — Император защитит, — сказала женщина, и Гарро ощутил на своей щеке ее руку, соленый привкус пролившихся слез на ее губах.
   Слова пришли откуда-то издалека, тянули за собой, вытаскивали из тумана надвигающихся штормов.
   Натаниэль начал подниматься, все быстрее и быстрее, окружавшее тепло сменилось прохладой, боль сконцентрировалась в животе и ноге. Там была… женщина, с короткой стрижкой, в накидке и…
   Пробуждение было мучительным.
   — Око Терры! — выдохнул Калеб. — Он жив! Капитан жив!
 
   — Я должен его видеть, — твердо сказал Теметер.
   Сержант Хакур нахмурился:
   — Господин, мой капитан еще не в том состоянии…
   Теметер прервал его, подняв руку:
   — Хакур, старый клинок, при всем почтении к твоей долгой службе и подвигам я должен указать на твое неуважение к моему рангу. И не принимай мои слова как просьбу. Уйди с дороги, сержант.
   Хакур коротко поклонился:
   — Конечно, капитан. Я немного забылся.
   Теметер обогнул сержанта и целеустремленно прошел в лазарет «Стойкости» третьей ступени, кивком приветствуя воинов своей роты, еще не оправившихся от ран после сражения на йоргалльском мире-корабле. Многим уже не суждено вернуть статус солдата, и они будут влачить бесславное существование в составе постоянно действующей корабельной команды или вернутся на Барбарус доживать свои дни командирами-инструкторами в отделениях рекрутов. Уллис Теметер надеялся, что эта участь не постигнет Гарро. В тот день, когда боевой капитан покинет строй воинов, его дух будет сломлен.
   Миновав кордон медиков, он вошел в отдельную палату, где обнаружил капитана Гарро на опорном кресле, в окружении латунных механизмов и стеклянных сосудов, откуда в узлы имплантированного панциря Натаниэля потихоньку капала какая-то жидкость. При появлении Теметера денщик Гарро вскочил и замер с удивленным видом. Не переставая испуганно моргать водянистыми глазами, Калеб поспешно прижал к груди руку со скомканными исписанными листками. Теметер тотчас понял, что застал денщика за каким-то неподобающим занятием, но решил не вмешиваться.
   — Он что-нибудь говорил?
   Калеб кивнул, засовывая бумаги во внутренний карман куртки.
   — Да, сэр. Пока он лежит здесь, капитан несколько раз разговаривал. Я не смог понять, о чем шла речь, но разобрал несколько имен, и чаще всего это было имя Императора. — Денщик явно был встревожен. — С тех пор как он впал в исцеляющую кому, он не общался ни с кем, кроме медиков и меня.
   Теметер перевел взгляд на Гарро и наклонился.
   — Натаниэль? Натаниэль, старый глупец. Ты тут спишь, а Крестовый Поход продолжается, ты не забыл?
   Он предпочел насмешки, чтобы не показать собственного беспокойства. Но когда веки Гарро дрогнули, а потом глаза открылись и остановились на его лице, улыбка Теметера стала искренней.
   — Уллис, ты что, не можешь без меня выдержать сражение?
   — Ха! — воскликнул Теметер. — Твои раны ничуть не притупили твоего языка. — Он положил руку на плечо Гарро. — Тебе весточка от этого задаваки, Саула Тарвица. Он вернулся на «Андрониус», но хотел поблагодарить за умиротворение Девы Битвы, что ему очень помогло.
   Капитан довольно хмыкнул, но ничего не ответил.
   — Твои парни сильно встревожились, — продолжал Теметер. — Я слышал, Хакур высказывал опасения, что ему придется примерить твой парадный панцирь.
   — Я еще сам в нем похожу, как только эти костоломы позволят мне встать. — Гарро поморщился от нового приступа боли. — Я бы скорее поправился, если бы мог ходить.
   Теметер оглянулся на медицинское оборудование, над которым молча стоял Войен, потом сделал глубокий вдох.
   — Как нога, Натаниэль?
   Гарро опустил взгляд и слегка побледнел. Правая нога казалась уродливой и сильно отличалась от его собственной. Вместо крепких выпуклых мышц и сухожилий появилась конструкция из закаленной стали с полированными бронзовыми пластинами, имитировавшими форму бедра и колена. Аугметическая нога обладала отличными качествами, но смотреть на нее было все равно неприятно. На лице Гарро отразились противоречивые мысли.
   — Она подойдет. Хирурги меня заверили, что сращивание нервов прошло без всяких осложнений. Если верить брату Войену, со временем я перестану обращать на нее внимание.
   Теметер уловил в голосе приятеля нотки недоверия, но предпочел не заострять на этом внимания.
   — Вот теперь я узнаю прежнего боевого капитана. Кто еще смог бы, оставив на поле боя порядочный кусок своего тела, стиснуть зубы и вернуться в строй, чтобы взять реванш?
   Гарро слегка улыбнулся, и его голос окреп.
   — Я надеюсь, что скоро так и произойдет. Брат, расскажи, что я пропустил, пока лежал в лазарете? Или я проспал умиротворение Истваана и весь Крестовый Поход?
   — Едва ли. — Теметер пытался сохранить прежний насмешливый тон, несмотря на то что Гарро затронул серьезную тему. — Мортарион получил новые приказы от Воителя. Сейчас вся флотилия закрепилась на высокой орбите. Все орбитальные станции мятежников и все обнаруженные корабли уничтожены эскадрильями «Воронов». Небеса принадлежат Хорусу.
   — А атака на город Хорал? Раз уж ты пришел, я думаю, она еще впереди.
   — До атаки осталось недолго, брат. Воитель лично выбрал людей, которые войдут в состав штурмгруппы против сил Вардуса Праала.
   Гарро слегка нахмурился:
   — Хорус комплектует отряды? Это… нетипично. Обычно этим занимается примарх Легиона.
   — Это Воитель,— с оттенком гордости в голосе ответил Теметер.— Нетипичное поведение — его привилегия.
   Гарро кивнул:
   — Он выбрал твою роту, не так ли? Неудивительно, что ты так рад. — Капитан улыбнулся. — С нетерпением жду того дня, когда мы опять будем сражаться бок о бок, как на йоргалльском корабле.
   Наступил самый неприятный момент. Как ни старался Теметер скрыть свои чувства, он понял, что ему это не удалось, и Гарро насторожился. В улыбке капитана мелькнуло беспокойство:
   — Что-то не так?
   — Натаниэль, — вздохнул Теметер. — Я решил, что лучше сам расскажу тебе обо всем, пока Грульгор не устроил целый спектакль. Апотекарии не подтвердили, что ты полностью исцелился, а потому тебя отстранили от боевых действий. Твоя команда остается в ограниченном боевом резерве.
   — Ограниченный. — Гарро выплюнул слово и окинул Войена сердитым взглядом, отчего тот мгновенно развернулся и убрался восвояси. — Так теперь я считаюсь ограниченным?
   — Не мели чепухи! — огрызнулся Теметер, стараясь как можно скорее погасить гнев Гарро. — И не сваливай на Войена. Он выполняет свой долг перед Легионом и тобой. Если ты сейчас попытаешься бросить Седьмую роту в бой, то рискуешь подвести своих братьев, а Гвардия Смерти не может на это пойти. Ты не попадешь на Истваан III, Натаниэль. Это прямой приказ Первого капитана Тифона.
   — Калас Тифон пусть поцелует эфес моего меча, — крикнул Гарро, и Теметер заметил, как съежился его денщик, услышав оскорбление из уст обычно сдержанного капитана. — Уберите с меня эти побрякушки,— продолжал тот, отодвигая медицинские приборы и сосуды.
   — Натаниэль, подожди.
   Рыча от усилий, Гарро выбрался из опорного кресла, встал на естественную и металлическую ноги и сделал несколько неуверенных шагов.
   — Если я могу двигаться, значит, могу и сражаться. Я пойду к Тифону и все скажу ему прямо в лицо.
   Гарро оттолкнулся и вышел из палаты, с каждым шагом сердито преодолевая хромоту.
 
   Калеб наблюдал, как его господин слез со своего ложа и ушел, сверкая сталью и медью ноги, а еще ярче — сердитым взглядом. Оставшись один в маленькой комнатке, он вытащил засунутые в карман листки и бережно разгладил на жестком матраце опорного кресла. Затем денщик с величайшей осторожностью достал из-под одежды висящий на цепочке маленький образок, вырезанный из гильзы болтерного снаряда. Примитивный амулет был грубоватым, но в нем чувствовалось старание, которое можно было объяснить лишь преданным поклонением. При хорошем освещении штрихи и точки гравировки складывались в величественную фигуру, стоящую в лучах восходящего солнца. Калеб положил иконку поверх бумаг и сложил ладони.
   Теперь он был убежден, хотя мысль о доказательствах веры и могла показаться смешной. Пока его благородный господин метался между жизнью и смертью, Калеб ни на секунду не отходил от капитана Гарро и приглушенным шепотом читал строки с уже изрядно потрепанных листков.
   «Его рука касается каждого из нас, и все мы поклоняемся Ему. Он ведет нас, учит нас, убеждает нас стать сильнее, чем мы есть. Но больше всего Император нас защищает».
   Безусловно, Император защитил Натаниэля Гарро. Он ответил на мольбы Калеба и спас жизнь его господина, показал Гвардейцу Смерти путь из трясины. Теперь денщик был твердо уверен в том, о чем раньше лишь догадывался. Великий замысел охватывает и Гарро. Космодесантник выжил не по воле случая, а по желанию Повелителя Человечества. Настанет момент, — а денщик инстинктивно знал, что ждать осталось недолго, — и Гарро предстоит выполнить задание, которое под силу только ему. И задача Калеба — в этот момент осветить путь своему господину.
   Денщик понимал, что откровенный разговор на эту тему с его господином не приведет ни к чему хорошему. До сих пор он таил свои убеждения ото всех, ибо время откровений еще не пришло, но многое понимал. Он верил, что Гарро постепенно поворачивает на тот путь, по которому шел Калеб, путь, который ведет к Терре и единственному истинному божеству во всей Вселенной — к Богу-Императору.
   Убедившись, что никто не сможет ему помешать, денщик стал молиться, положив открытые ладони на страницы «Божественного Откровения», учения Церкви Святого Императора.
 
   Лицо Гарро окаменело от сдерживаемого гнева, но каждый раз, когда новая нога заставляла его хромать, он ощущал приступ ярости. Мельчайшим гироскопам механической конечности требовалось время, чтобы настроиться на его движения и кинетику тела, а до тех пор он будет оставаться хромым. И все же он понял, что может ходить. Унизительной необходимости пользоваться тростью или какой-либо другой подпоркой он бы не вынес.
   Теметер не отставал от капитана. Командир Четвертой роты отказался от попыток переубедить его и заставить вернуться в изолятор и просто шел рядом. Лицо Теметера выражало крайнее изумление. Ему еще никогда не приходилось видеть Гарро в такой ярости.
   Они добрались до командного отсека «Стойкости» — нескольких связанных между собой личных помещений и залов, которые Мортарион выбрал для себя на то время, пока он находится на борту, и оказались в небольшой приемной. Перед ними в том же направлении и явно к той же цели стремился еще один Гвардеец Смерти, и, к своему неудовольствию, Гарро узнал Игнатия Грульгора. Командор Второй роты обернулся на стук металлической конечности по мраморным плитам и окинул Гарро высокомерно оценивающим взглядом.
   — Так, значит, ты не умер.
   Грульгор скрестил руки на груди и вздернул подбородок. Он все еще не снял боевых доспехов, тогда как Гарро был в обычном одеянии.
   — Надеюсь, что ты не очень разочарован, — ответил капитан.
   — Ну что ты, как ты мог такое подумать, — солгал командор. — Но скажи, в твоем ослабленном состоянии, не безопаснее ли было бы оставаться на лазаретной койке? Ты так тяжело ранен…
   — Помолчи хотя бы раз в жизни, — рассердился Теметер.
   Грульгор помрачнел:
   — Следи за своими словами, капитан.
   Гарро жестом остановил приятеля.
   — Я не намерен тратить с тобой время на пререкания, Грульгор. Я хочу обратиться лично к примарху.
   Гарро направился к двери.
   — А вот тут ты опоздал, — последовал ответ. — Да и вряд ли Повелитель Смерти стал бы прислушиваться к словам калеки. Мортариона нет на борту «Стойкости». Он снова с Воителем, на совещании по делам Крестового Похода.
   — Тогда я поговорю с Тифоном.
   Грульгор ухмыльнулся:
   — Тебе придется подождать своей очереди. Он вызвал меня всего минуту назад.
   — Посмотрим, кому придется ждать, — отрезал Гарро и распахнул дверь кабинета.
   Первый капитан Тифон резко поднял голову от разложенных на столе боевых карт. Громоздкий силуэт облаченного в боевые доспехи космодесантника четко вырисовывался на фоне широкого иллюминатора, выходящего на верхнюю часть корпуса корабля.
   — Гарро?
   Казалось, что он очень удивился, увидев, что боевой капитан снова может ходить.
   — Сэр, — ответил Натаниэль, — капитан Теметер информировал меня, что мой боевой статус еще не восстановлен.
   Тифон едва заметным жестом приказал Грульгору не вмешиваться и ждать.
   — Это действительно так. Апотекарии говорят…
   — Меня это в данный момент не интересует, — прервал его Гарро, игнорируя правила протокола. — Я прошу, чтобы мое командирское отделение немедленно было включено в состав штурмовой группы!
   Тифон и Грульгор обменялись молниеносными, почти неуловимыми взглядами, затем Тифон заговорил снова:
   — Капитан Теметер, а ты здесь зачем?
   Теметер, сбитый с толку прямым вопросом, нерешительно помедлил.
   — Я пришел с капитаном Гарро. Для… поддержки.
   Тифон размашисто указал на Гарро:
   — Разве боевой капитан нуждается в поддержке? Он сам может держаться на двух ногах. — Калас отрывисто кивнул на дверь. — Ты свободен. Возвращайся к своей роте и готовься к высадке.
   Капитан Четвертой роты хмуро отсалютовал, еще раз взглянул в лицо Гарро и вышел из кабинета. Едва дверь за ним закрылась, Натаниэль снова встретился взглядом с Тифоном.
   — Первый капитан, я жду твоего ответа.
   — Твоя просьба отклонена.
   — Почему? — возмутился Гарро. — Я могу вести роту! На Истваан Экстремисе я продолжал сражаться даже после того, как у меня оторвало ногу. Так почему же я не могу завершить разгром врагов Императора с этим металлическим костылем, привинченным к моему телу?
   Тифон сердито прищурил свои янтарно-желтые глаза;
   — Гарро, если бы это зависело от меня, я бы позволил тебе участвовать в десанте. Я бы с радостью разрешил тебе доковылять до зоны военных действий и выжить или умереть, в зависимости от твоей собственной смелости и умения. Но приказ поступил от нашего господина. Мортарион сам так распорядился, капитан. Неужели ты осмелишься оспаривать решение нашего примарха?
   — Если бы он был здесь, да, я бы осмелился.
   — Тогда бы ты услышал то же самое, только из его уст. Если бы прошло больше времени и твои раны как следует зажили, тогда — может быть. Но не сейчас.
   Грульгор не смог удержаться от возможности повернуть нож:
   — Терранец, я прихвачу немного славы и для тебя.
   — Нет, капитан Грульгор, не прихватишь. Я решил, что ты на время операции на Истваане III тоже останешься в составе орбитальной флотилии.
   Командор с трудом сумел подавить взрыв гнева:
   — Что?! Почему, господин? Гарро хоть ранен, а я в полной боевой готовности, и…
   Тифон не дал ему договорить:
   — Я вызвал тебя для того, чтобы до отлета на «Терминус Эст» лично отдать приказ и проинструктировать. И собирался послать гонца с приказами для капитана Гарро, но, раз уж он явился ко мне лично, не вижу причин, почему бы не проинформировать вас обоих сразу.
   Первый капитан вышел из-за стола и принял официальный вид:
   — На основании планов сражения, составленных его превосходительством Воителем и нашим верховным лордом Мортарионом, было решено, что вы оба со своими командирскими отделениями останетесь на боевом дежурстве на борту имперского корабля. В ваши задачи входит наблюдение. Остальные воины ваших рот остаются в резерве. Во время атаки на город Хорал Истваана III вам надлежит быть готовыми к поддержке операции десантирования на случай необходимости быстрого реагирования.
   К Гарро подошел сервитор и вручил ему электронный планшет с деталями официального боевого приказа.
   — Реагирования на что? — не унимался Грульгор. — У Праала не осталось ни одного летательного аппарата! Мы их всех уничтожили!
   — Кто из нас будет назначен оперативным командующим? — негромко спросил смирившийся Гарро, просматривая содержимое записей.