Сванхольм Делла. Опрометчивый поцелуй

   С сильно бьющимся сердцем Ларс бросился к компьютеру, отправил Маргарет свое фото в черной медвежьей шапке, а с ним не очень короткое сообщение.
   «Я – Ларс Йенсен, тот самый датчанин, который задал тебе «глупый» вопрос. Не надо было спрашивать, который час. Теперь я знаю, это наше время. – Его пальцы на мгновение застыли над клавиатурой, а затем стремительно напечатали: Я люблю тебя, Маргарет, и если ты веришь в любовь с первого взгляда, то обязательно ответишь мне».
   Ларс застыл перед компьютером. Еще никогда его сердце не билось так громко. А затем, сдвинув брови, добавил:
   «Только я должен предупредить тебя, что служу в королевском полку и постоянно общаться по Интернету не смогу. Служба есть служба».
   Отправив сообщение и фото, Ларс лег спать. Странно, но его сердце больше не колотилось как безумное. Это была его первая спокойная ночь после того злосчастного разговора с Биртой. Его больше не уносило в океан одиночества и пустоты. И Ларсу приснился удивительный сон: он – на дежурстве, идет вдоль дворца, а из толпы туристов на него смотрит маленький толстый старичок, который одобрительно машет ему рукой и даже подмигивает одним глазом.
   Этот сон может быть добрым знаком, подумал утром Ларс. И если я прав, то вечером обязательно получу послание от Маргарет.
   Он оказался прав.
   «Не думаю, что я верю в любовь с первого взгляда, – писала Маргарет. – Но я помню тебя, датчанин Ларс Йенсен, и готова общаться с тобой по Интернету. Служи верно своей королеве, солдат. И если у тебя будет возможность, скажи принцессе Мэри, что все тасманийцы гордятся ею».
   Ларс читал и перечитывал это первое сообщение от любимой. Он почувствовал небывалый прилив бодрости. Чудесная девушка, думал он. Она сумела разогнать мои печали и развеять опасения.
   Депрессию как рукой сняло. Ларс снова преисполнился надежды, радости жизни и предвкушения счастья. Ему было интересно о Маргарет все, буквально каждая деталь. И она охотно рассказывала о себе и своей семье. Ее сообщения были полны юмора, и Ларс частенько смеялся, читая их. Давно он так не веселился!
   Он узнал, что прадед Маргарет по линии отца – шотландец – был каторжником. Чтобы накормить свою мать (а его отец погиб, сражаясь против англичан), шотландский юноша украл хлеб в булочной. А когда булочник бросился за ним в погоню, то вор еще и сильно поколотил хозяина. Конечно, за это ему в те времена полагалась каторга. Вместе с сотнями других бедолаг его погрузили на огромный корабль и отправили на Тасманию. Тогда это была вторая после Сиднея колония для британских каторжников.
   Но дочка булочника, сама безмерно страдавшая от гнета жадного родителя, влюбилась в смелого юношу и, бросив отчий дом, отправилась за ним на край света – но уже в качестве свободной поселянки. Они поженились и осели в городе Хобарте, который власти начали строить на юго-востоке Тасмании у подножия горы Веллингтон. Их домик, которому уже 130 лет, хорошо сохранился. Он является одной из любимых туристами достопримечательностей города.
   А предки Маргарет по линии матери – ирландцы. Ее прадед был священником и служил в одной из первых католических церквей города. «Моя прабабка была простой ирландской прачкой по имени Скай. Говорят, я похожа на нее. Во всяком случае, у меня ее зеленые глаза», – с гордостью сообщала Маргарет. И Ларс понял, откуда у его любимой глаза такого необыкновенного цвета. Считается, что они бывают только у ирландцев.
   «Местные жители любят рассказывать, – продолжала Маргарет, – что в XIX веке семьи моих предков с обеих сторон серьезно поссорились. Прадед-священник произнес с амвона какую-то обличительную речь, которую мой прадед-каторжник почему-то принял на свой счет. Страсти разгорелись почти шекспировские. Они запретили своим детям общаться. Это была вражда, как между Монтекки и Капулетти. Но прошли десятилетия, и все уже забыли, что было истинной причиной вражды. И через сто лет их внуки встретились и полюбили друг друга. Это мои мама и папа. У нас большая дружная семья. У меня пять братьев и две сестры. Мы держим ферму, где разводим лошадей и пони. Каждый из нас помогает родителям, имеет свои четкие обязанности по ферме, хотя у нас работают и профессиональные конюхи. Мой старший брат учится на ветеринара и живет в Мельбурне. А я изучаю в колледже коневодство и надеюсь, что со временем ферма родителей перейдет ко мне».
   Узнав об этом, Ларс немедленно позвонил деду. Их связывали особые отношения. И если Ларс никогда не жаловался матери и старался не огорчать ее своими переживаниями, то с дедом Улле можно было говорить обо всем.
   Улле знал, что внук расстался с Биртой и что после этого Ларс пал духом. Как пожилой человек и как бывший военный, он придерживался консервативных взглядов и потому осудил поведение молодой датчанки. А узнав, что внук влюбился, он с удовольствием – в который раз – выслушивал рассказ Ларса о встрече с зеленоглазой тасманийкой.
   После этого дед прочитал о Тасмании всю литературу, какая только была на датском языке, и приобрел привычку в свободное время рассуждать о коалах, опоссумах и утконосах. А Бирту после ее разрыва с внуком и ухода к Ютте Шмидт он называл не иначе, как «эта ехидна».
   Когда Улле узнал, что зеленоглазая Маргарет любит лошадей и занимается ими профессионально, радости его не было предела. Ведь старик сам разводил лошадей и знал в них толк.
   – Ты должен обязательно пригласить Маргарет в Данию, – настаивал он. – Покажешь ей все знаменитые дворцы и памятники истории, которым не сто тридцать, а тысяча сто тридцать лет или около этого. – Он победоносно взглянул на внука. – А потом привезешь ее ко мне на ферму. И мы поговорим с ней как два профессионала. Кони – тема бесконечная. Знаешь, Ларс, – он радостно похлопал внука по плечу, – я так ясно представляю себе Маргарет, что уже люблю эту зеленоглазую девчонку. Ты обязательно должен жениться на ней. Я чувствую, вы будете счастливы. Мне кажется, что ты наконец встретил девушку бескорыстную, которой будешь нужен только ты сам. Мой единственный сын, твой отец, очень любил Виви, твою мать. Я горюю о его гибели не только потому, что потерял сына, я переживаю за Виви. Она ведь еще молода и хороша собой. Но гибель мужа стала слишком большим ударом для нее. И ты после разрыва с Биртой поник, боялся новой любви, боялся предательства. Но мне кажется, что Маргарет – другая. Основательная, трудолюбивая, с чувством юмора. Чувство юмора, между прочим, очень важно, так и знай, – ведь ему нельзя научиться. Оно либо есть, либо его нет. А в семейной жизни без юмора просто нельзя. Твоя бабушка Лизе тоже была веселой и юморной, но у нее было слабое сердце, а тогда шунтирование не делали. Тридцать лет прошло, как она умерла, а мне все вспоминаются ее смех и шутки. – Улле вздохнул и горестно покачал головой. Он вышел из кухни и долго сморкался в платок, вытирая слезы. А когда вернулся на кухню, то подошел к внуку, обнял его и сказал: – Пригласи Маргарет в Данию. И обязательно расскажи о ней маме – Виви начнет хлопотать, волноваться за тебя и немного забудет о своих печалях.
   Дед был прав. Виви просто помолодела на глазах, узнав о том, что ее сын влюбился. Она без конца расспрашивала его о Маргарет, о ее внешности, привычках и, конечно, о ее семье. Иногда, когда Ларс ночевал в казарме, Виви – с его разрешения, конечно – общалась в Интернете с Маргарет и ее родителями.
   – В общем, так, сынок, – однажды решительно сказала она, – ты должен пригласить Маргарет в Данию.
   Ларс как-то странно поглядел на нее.
   – То же самое сказал мне дед.
   – И он прав, – пожала плечами Виви. – Когда ты это сделаешь?
   – Мама! – Ларс хмуро посмотрел на нее. – Ты думаешь, что если я приглашу Маргарет в Данию, то она обязательно приедет? – Он нервно забарабанил пальцами по столу. – Ведь я видел ее всего один раз. И то буквально несколько секунд. А после этого мы общались только по Интернету. И хотя я написал ей еще в самом первом послании, что… – он запнулся на мгновение, – люблю ее и что верю в любовь с первого взгляда, сама Маргарет ответила мне, что в любовь с первого взгляда не верит. И больше мы эту тему вообще не затрагивали. – Он закусил губу. – Я совсем не уверен, испытывает ли она ко мне какие-то по-настоящему серьезные чувства. Настолько серьезные, чтобы она согласилась прилететь в Данию.
   – Ну, сынок… – в сердцах бросила Виви, удивленная и разочарованная нерешительностью Ларса.
   – Мне кажется, мама, будет правильно, если я сам приеду к ней. И встречусь с Маргарет. Так, чтобы эта встреча отличалась от той, когда она вскочила на коня и ускакала от меня. И тогда, может быть…
   – Когда ты сможешь поехать на Тасманию? – в упор спросила Ларса мать.
   Он тяжело вздохнул.
   – Боюсь, что не скоро. Свой отпуск я использовал совсем недавно. А новый получу не раньше чем через полгода.
   – Полгода – это большой срок. Очень большой.
   – Я понимаю, мама, – опустив глаза, согласился Ларс.
   – Надо что-то придумать, – решительно произнесла Виви. – Если ты не можешь приехать к Маргарет, значит, надо сделать так, чтобы она захотела приехать к тебе.
   – Захотела… – Губы Ларса скривились в горькую усмешку. – Для этого надо, чтобы она по крайней мере влюбилась в меня!
   – Влюбилась или поняла, что ты испытываешь по отношению к ней достаточно серьезные, настоящие чувства. – Виви откинула светлую прядь со лба. – Если она почувствует, что ты по-настоящему увлечен ею, то, пожалуй, сама захочет приехать к тебе в Данию. К тому же, я уверена, поездка в нашу страну вещь заманчивая для любого путешественника, тем более с Тасмании. – Она сжала руку Ларса. – Подумай об этом, сынок. Ты сам должен со всем справиться… тут я не могу тебе ничего советовать.
   Ларс думал об этом, вышагивая по площади перед четырьмя королевскими дворцами, но ничего почему-то не приходило ему в голову, хотя, казалось бы, мерное хождение взад-вперед располагает к раздумьям. И вдруг он услышал громкий женский голос:
   – Хочешь, верь мне, Лайма, хочешь, нет, но все решилось после того, как он подарил мне сервиз «Ройял Копенгаген».
   Невольно скосив глаза, Ларс увидел двух коренастых загорелых женщин в почти одинаковых белых юбках и темно-синих топах, с массивными янтарными бусами на шее. Такие огромные янтарные бусы могли носить представительницы только двух прибалтийских стран, где была особенно развита культура добычи и обработки янтаря. Дании и Латвии. Похоже, эти две женщины были как раз из Латвии…
   – До этого он возил меня на Гавайские острова и на остров Бали, летал со мной в американский Диснейленд и на Аляску, где мы с ним ловили форель в горной арктической речке, но после того, как он торжественно вручил мне сервиз, сделанный на Королевской фарфоровой фабрике, мама сказала: «Да, это настоящий жених. И он будет всегда любить тебя».
   Спутница женщины засмеялась.
   – Значит, ты измеряешь мужскую любовь чайными сервизами, Гунта? Не слишком ли дешево ты ценишь себя?
   – Дура ты, Лайма, – обиженно фыркнула Гунта. – Дело не в сервизе, а в том, что он символизирует надежность и внимание, стремление создать семейный уют, уважение к традициям, наконец. Ведь Королевской фарфоровой фабрике больше двухсот лет. И если моя семейная жизнь будет такой же надежной и стабильной, то чего мне еще желать, Лайма?!