Выброска десантов в январе-феврале шла очень плохо: летчики, а вернее штурманы отклонялись от районов выброски на многие километры. Так, в конце января 1942 года 8-я воздушно-десантная бригада была выброшена на площади протяженностью более 100 км. А один самолет, отклонившись от курса на 180°, сбросил десантников… где-то возле города Горького. Десантники сутки прятались в лесу, а затем, остановив крестьянина, ехавшего на санях, наконец, установили свое местонахождение. Но с 8-й бригадой было плохо. Многие ее бойцы – десантники, были сброшены прямо на головы немцам. Из 2000 человек, командиру бригады подполковнику Ануфриеву удалось собрать лишь 800 человек. Отдельные, уцелевшие группы десантников действовали самостоятельно, часть присоединилась к партизанам. В ночь на 18 февраля бригаде сбрасывалось пополнение в количестве 300 человек. Здесь тоже была «неувязка», – самолеты, несмотря на сигналы с земли, сначала почему-то полетели на Вязьму и там были обстреляны зенитной артиллерией немцев. Лишь потом начали возвращаться на указанный им район. Здесь все обошлось более менее благополучно, если не считать трех не раскрывшихся парашютов. Ночью 19 февраля десантников летчики сбрасывали прямо над передним краем, где части группы Белова вели сильный ночной бой. Многие десантники опустились прямо в руки немцев. Тут летчики явно грубо ошиблись – ведь нельзя было не видеть огонь перестрелки. Правда, с сигнализацией тоже не все было благополучно. Противник довольно долго использовал нашу оплошность, заключавшуюся в том, что штаб фронта не установил твердого расписания сигнализации. Просьбы Белова исправить эту ошибку очень долгое время оставались без ответа. И противник также как и кавалеристы, разжигал костры, пускал ракеты, а наши летчики, идя на «приманку», сбрасывали ему десантников, боеприпасы, продовольствие и многое другое.
Десант же сброшенный в конце мая (21-я и 23-я воздушно-десантные бригады) прошел организовано и довольно удачно. Для приема десанта были выделены специальные площадки, организовано их охранение, существовали специальные команды для встречи десантников и оказания им помощи. Основная масса десантников высаживалась в ночь на 30 мая. Высадка началась в 22.45, самолетов противника не было и все шло хорошо. Но в 2.00 появились «Мессера» и сразу подбили три наших самолета. Два сгорели, а один сделал вынужденную посадку, о которой упоминалось выше. Из двух сгоревших самолетов спасся лишь один человек – командир корабля Пономаренко.
В ночь на 16 мая патрулировавшие два немецких Хе-111 и один Me-109 подожгли четыре наших самолета, среди них три ТБ-3 и один «Дуглас». Два «Дугласа» были повреждены на аэродроме в Бол. Вергово, их быстро замаскировали в лесу и начали исправлять повреждения. Подбитый «Дуглас» упал где-то в районе станции Угра, а один ТБ-3 километрах в 30-ти восточнее Ельни, на территории занятой противником. Два ТБ-3 совершили вынужденную посадку и один сгорел на земле, но весь экипаж и командир корабля Чиреков спаслись. У самолета были подбиты три мотора. Другой при посадке пришел в полную негодность, но экипаж самолета имел всего одного убитого и одного раненого.
17 мая удалось установить, что третий ТБ-3 командира Озерского упал в районе Выгор. Из экипажа спаслись только три человека. В ночь на 17 мая сгорел в воздухе один ТБ-3 командира корабля Кулешова. Спаслось 4 человека. Еще один ТБ-3, возвращаясь после сброса груза, вступил в бой с истребителем противника и был подожжен, погибли командир корабля ст. лейтенант Казаков, пилот лейтенант Чумаков, бортмеханик техник 1 ранга Аничкин и воздушный стрелок Косов. Раненый стрелок-радист сержант Ахметов, штурманы ст. лейтенант Черенков и Андрушевский выбросились с парашютами. В ночь на 27 мая сгорел один ТБ-3 командира корабля майора Васина, весь экипаж спасся. В эту же ночь в районе Всходы, был подбит «Дуглас» с боеприпасами. Командир корабля Васильев, единственный из экипажа не был найден.
К 20 мая в группе собралось более 30 человек летно-технического состава из подбитых самолетов, и каждый день их число увеличивалось. Таков, далеко не полный, перечень тех жертв и потерь, которые несла транспортная авиация, обслуживавшая группу войск Белова в тылу врага. Но обиднее всего было то, что все летчики в один голос жаловались, что их на аэродроме перед боевым вылетом совершенно не знакомят с обстановкой, не предупреждают, что в воздухе патрулируют истребители противника. Не зная, что делается, они, прилетев к аэродромам группы и увидев сигналы на земле, в свою очередь, сигналят бортовыми огнями и демаскируют себя. Летчики не знали даже границ занимаемого группой района. Прибывший в штаб группы полковник Агафонов не имел никаких радиосредств и радиоданных для связи с аэродромами и с ВВС фронта. Как пишет Кононенко, приезжавший в штаб группы войск Белова бригадный комиссар Литвиненко стремился пробить в штабе фронта и ВВС эту рутину, но, сколько напрасно гибло людей и самолетов?! Какая грубая беспечность, какая безграмотность, какое пугающее безразличие к людям и ко всему, что им поручено!
С первых же дней пребывания группы Белова в тылу врага, как знает читатель, очень остро стоял вопрос об эвакуации тяжелораненых. С каждым днем их становилось все больше и больше. Возникла сложная и важная проблема с их эвакуацией, и ее необходимо было решать в самые короткие сроки. Сначала раненых располагали, а точнее, просто оставляли в освобожденных населенных пунктах, но многим нужна была срочная операция и квалифицированная помощь и значит эвакуация на «Большую землю». Вдобавок, вскоре оказалось, что на освобожденной территории располагаются госпиталя и медсанбаты с ранеными из войск, попавших в окружение еще осенью 1941 года. Таких госпиталей насчитывалось семь. Управление группы, подчинив обнаруженные госпиталя и медсанбаты себе, тем самым, не только приняло на себя руководство ими, но и ответственность за те две тысячи раненых, которые там находились. Комиссар группы – бригадный комиссар А.В. Щелаковский, начальник политотдела Ю.Д.Милославский, политработники и начальники санитарной службы корпуса и дивизий приняли все меры и самое активное участие в решении этой весьма сложной задачи. Поиски и оборудование специальных аэродромов для эвакуации раненых, снабжение госпиталей медикаментами и решение всех важных проблем в этой области проходили оперативно и без всяких скидок на переживаемые трудности. Исключительно большую роль во всем этом сыграл начальник санитарной службы 1-й гв. кавдивизии подполковник м/с Глейх. Впоследствии он исполнял обязанности начальника санитарной службы группы. Затем, после его гибели в рейде, на эту должность был назначен полковник м/с Суховерко из 41-й кавдивизии. (После войны -генерал-майор м/с). Затем фронт прислал на его место полковника м/с П.В. Морозова. Весьма деятельный и энергичный человек, он сделал все возможное, чтобы спасти многие тысячи жизней раненых. 24 апреля из ВВС фронта в группу прибыл майор Пейсахович, который специально занимался вопросами подготовки и оборудования аэродромов для эвакуации раненых. Она началась в феврале месяце. К утру 2 февраля был подготовлен аэродром в Подрезово, но к вечеру его занял противник. Пришлось срочно увозить раненых и отменять посадку самолетов. Затем был оборудован аэродром в районе южнее Бели, он принимал «Дугласы». Здесь эвакуацию раненых возглавлял комиссар штаба группы – батальонный комиссар Резник. Он так и погиб на аэродроме. Во время метели при взлете «Дугласа» его убило плоскостью взлетавшего самолета. Но количество раненых непрерывно росло. Несмотря на то, что к апрелю месяцу количество отправленных на «Большую землю» тяжелораненых перевалило за 3000 человек, положение оставалось напряженным.
Вот выписка из телеграммы начальнику тыла фронта генералу Виноградову:
«25.03 на аэродроме в Сергеево ждут эвакуации тяжелораненые – нач. состава – 280 чел., мл. комсостава – 531 и рядовых – 1841 человек. Нет белья, нет медикаментов, нужны сапоги».
Или вот сообщение во фронт от 21 апреля, оно трагически лаконично: «Опять затор с эвакуацией раненых, их скопилось около 3000 человек». Многих тяжелораненых приходилось эвакуировать на У-2, сажая в одноместную кабину по два человека. Вот донесение от 28 апреля: «Ночью сели в Бол. Вергово 16 У-2 и эвакуировали 31 человека тяжелораненых».
На 1 мая полковник Морозов сообщал начальнику Центрального Военно-санитарного Управления корпусному врачу Смирнову:
«На 30.04 в группе было всего 2299 человек раненых, ПО больных сыпным тифом. 24, 26 и 27.04 на У-2 эвакуировано 40 человек раненых. Дальнейшая эвакуация зависит от подачи самолетов. Прошу срочно кровь в ампулах, перевязочный материал и медикаменты. Развернуто 9 госпиталей. Кроме своего медперсонала имеем 53 врача, 61 человека среднего медперсонала, 7 санинструкторов».
В мае месяце эвакуация «Дугласами» пошла усиленными темпами. Иногда в течение ночи аэродром принимал и отправлял по 10-15 и более кораблей. Вот, например, сообщение от 12 мая -«В Бол. Вергово село 17 кораблей, взяли 360 человек тяжелораненых».
Если учесть, что все делалось ночью, на аэродромах не было зенитных средств, а в воздухе патрулировали истребители врага, то выполненная летчиками задача, представит собой сгусток отваги и титанического напряжения воли людей. Приходилось отправлять на «Большую землю» самолетами и пленных. Конечно таких, которые для фронта представляли особый интерес. Так, однажды, в первой половине мая, отправили в одном из «Дугласов» 20 человек пленных. Самолет не прилетел на «Большую землю» и пленные в разведывательный отдел фронта не попали. 14 мая, совершенно случайно, в лесу недалеко от аэродрома обнаружили разбитый «Дуглас», а в нем останки пленных, несколько трупов раненых и всего экипажа. Очевидно, корабль был сбит немцами в момент взлета или у него заглох мотор при взлете и развороте на курс.
Отправляли на «Большую землю» и трофейное вооружение, если оно представляло собой какую-либо ценность для командования. Так, 20 февраля 1942 года кавалеристами были захвачены у немцев 155 мм шестиствольные минометы и боеприпасы к ним. Для отправки одного из них пришлось даже прорезать фюзеляж у самолета Р-5, так как миномет никак не помещался, а командование приказало немедленно отправить.
Но вернемся к эвакуации раненых. К концу мая, когда противник перешел в наступление, положение с эвакуацией раненых и оказанию им помощи стало совсем тяжелой проблемой. 30 мая Морозов сообщал во фронт, что у него 2800 человек раненых, из них 500 человек носилочных. «Нет противостолбнячной сыворотки» и, конечно же, «нет мыла». Это была самая тяжелая проблема на протяжении всего рейда – «нет мыла»!
Транспортная авиация проделала огромную работу по обеспечению действий группы войск Белова в тылу врага. Героизм и самоотверженность летно-технического состава транспортной авиации не может быть забыта историей.
А о летчиках, работавших на самолетах связи, вообще нельзя говорить без гордости и восторга. Для обеспечения связи использовался самолет У-2 (теперь По-2). Это действительно чудо-самолет. Он и раненых перевозил, и использовался как ночной бомбардировщик, и как средство перевозки грузов для обеспечения небольших отрядов в тылу врага, и для переброски разведывательных групп и отдельных разведчиков, и как средство передвижения и связи. Обладая небольшой посадочной скоростью и не требуя большой площадки для посадки и разбега при взлете, У-2 в умелых руках героев-летчиков, просто творил чудеса. Его любовно называли «королем воздуха», «огородником» и «кукурузником», а немцы прозвали «русь фанер» и «пила». У-2 привозил в штаб группы не только особо важные оперативные и боевые документы, но доставлял письма, газеты и увозил на «Большую землю» тысячи писем кавалеристов. О героях летчиках-связистах, обеспечивавших связь группы с «Большой землей», к сожалению, мало, что сохранилось в записях Кононенко. Неизвестны их фамилии. Вот лишь некоторые: Болотников, Демьянов, Иванов, Кириллов, Песков, Ранцев, Уваров, Щукин. Кириллов, Щукин и Ранцев при посадке самолетов ночью не раз ломали винты, а Уваров при посадке в Выгорь даже зацепился за телефонные провода и перевернулся, потерпел аварию, но все они чудом остались живы и продолжили свою боевую работу. Если самолет портился при посадке, или по другим причинам не мог улететь в ту же ночь, его немедленно необходимо было убирать с летного поля и хорошо маскировать, иначе на рассвете прилетал самолет-разведчик противника и, обнаружив наш самолет с воздуха, немедленно вызывал бомбардировщики или штурмовики и те не улетали до тех пор, пока не уничтожали обнаруженный самолет. Конечно, при этом страдали близлежащие села. Плохо обстояло дело с сигналами, которые подавались нашим самолетам для посадки. Сначала такие сигналы были слишком примитивны и редко менялись, поэтому они легко становились достоянием врага. Но и потом, когда меняли сигналы каждую ночь, а иногда и два раза за ночь, все равно противник часто использовал их для введения в заблуждение наших летчиков. Летая над аэродромом, или в стороне от него, вражеские летчики, увидев какой сигнал подается при появлении нашего самолета, немедленно передавал его по радио своим. И вот противник в своем расположении на маршрутах полета наших самолетов, зажигал те же сигналы. Были не редки случаи, когда введенные в заблуждение наши летчики, поддавшись обману, шли на посадку и приземлялись у противника. Как правило, при такой посадке самолет терпел аварию, так как немцы специально подбирали площадку на непригодной для посадки самолета местности в кустарнике, на болоте, в овраге, траншеях. Совершив такую посадку, и оставшись в живых, летчики, поняв ошибку и пользуясь темнотой, иногда вырывались из расставленной им ловушки. Но не всегда и не всем это удавалось.
Да что У-2, даже ТБ-3 немцы однажды ввели в заблуждение. В деревне Клюшки они разожгли точно такие сигналы, какие были в группе Белова, и ТБ-3 приземлился. Когда личный состав понял ошибку, было уже поздно. Началась перестрелка. Три человека из состава экипажа погибли, а троим все же удалось пробиться к своим.
Несколько слов о снабжении личного и конского состава продовольствием и фуражом. Вопрос работы тыла фронта был довольно серьезным и до того, как группа войск Белова прорвалась в тыл врага. В ходе рейда он приобрел первостепенное значение. Оставался он очень тяжелым и до конца пребывания группы в тылу врага. Правда, тыл фронта несколько исправил свои ошибки, допущенные им до рейда, и, особенно в первые месяцы рейда. Все же он далеко не справился с работой и не смог наладить снабжение группы Белова. В первые дни рейда, когда люди и лошади форменным образом голодали, все телеграммы во фронт с просьбами о снабжении, как правило, оставались без ответа. В крайнем случае, получались телеграммы за подписью Жукова типа «Жми, действуй нахальнее, и Вязьма будет наша». Но все равно, все донесения во фронт в начальный период рейда заканчивались воплем: «Люди, лошади голодают! Белов». До 18 февраля лишь три раза – 4, 5 и 16 февраля группе было сброшено немного продовольствия – сухари, чай, сахар, соль, табак и патроны к автоматам. Но еще труднее было разделить полученные крохи между частями и соединениями. Хотя был строжайший приказ Белова -продовольствие в первую очередь тем, кто ведет бой.
Группе сбрасывали и снаряды, но по какой-то причине не все они рвались, и Щелаковский сообщал в политотдел фронта генералу Макарову: «Больше половины сбрасываемых снарядов не рвутся». Еще хуже было с заменой зимнего обмундирования, когда начал таять снег и потекли весенние ручьи. В это время 2-я гв. кавдивизия действовала в районе болот и на местности залитой водой. Бойцы находились по колено в воде, будучи обутыми в валенки, и когда ночью начинались заморозки, положение еще больше усложнялось. 8 апреля в донесении Белова сообщалось: «К исходу дня противник занял станцию Вертерхово, 2 гв. кд с трудом удерживает рубеж Новинка, Вербилово, Ильинка, Селище. Бойцы совершенно выбились из сил, в мокрых валенках, в плохом обмундировании. Кожаной обуви нет. Люди лежат в мокрых снежньгх окопах». С лошадьми было не лучше. Животные совершенно были истощены. Кавалеристы кормили их всем, чем могли, – молодыми побегами кустарника, соломенными крышами с изб и амбаров, но это не могло помочь строевой лошади, которая привыкла к регулярному приему определенной порции овса, сена и прочим условиям сохранявшим ее работоспособность. В конце концов, лошадь не человек, в группе начался массовый падеж лошадей. 14 мая начальник штаба группы полковник Заикин в своем донесении в тыл фронта генералу Виноградову писал: «Фуража совершенно нет. Лошади голодают, увеличился падеж. Прошу срочно подать овес, комбикорм».
Хочется привести очень «интересный» документ – ответ Жукова на мольбы Белова о подаче продовольствия и фуража. Вот этот документ от 16 марта:
«Если местные ресурсы продфуража исчерпаны, то маневрируйте. В большие бои не ввязывайтесь. Жуков».
Потребовалось более полутора месяцев для того, чтобы ответить на просьбу – «дайте кушать людям и лошадям!» Было рекомендовано «маневрировать». Кому и что оно давало? О каких местных ресурсах могла идти речь, когда население само голодало. Если бы группа начала «маневрировать», то кроме усиления чувства голода и большего истощения конского состава ничего другого она не добилась бы. Возможно слово «маневрировать» сказано «иносказательно»? Возможно. Или Командующий фронтом шутил? Возможно. Тут есть еще одна «тонкость». Жукову потребовалось полтора месяца и слишком много жертв – добавляет Кононенко, – чтобы понять и дать указание: «В большие бои не ввязывайтесь».
26 апреля генерал Белов был вынужден отдать распоряжение перевести весь конский состав на «подножный» корм. Это была прошлогодняя засохшая трава, но другого выхода у него не было: в противном случае кавалеристы остались бы без лошадей, то есть без средств передвижения и тогда им была бы грош цена.
ДЕЙСТВИЕ РАЗВЕДКИ
По мере расширения района действий группы войск Белова в тылу врага, усложнялись и увеличивались задачи разведки разведдивизиона. Дивизии группы занимали часто непомерно широкие полосы обороны, и их разведывательных средств было недостаточно для ведения активных действий. Разведчиков едва хватало для организации наблюдения. Особенно это относилось к полосам обороны партизанских дивизий, в которых разведподразделений почти не было. Поэтому на разведдивизион группы ложилась основная тяжесть ведения разведки в интересах всей группы. Главной задачей было постоянно следить за мероприятиями противника, направленными против действий кавалеристов. На авиаразведку рассчитывать не приходилось, ее вообще не было. Все коммуникации врага и районы сосредоточения его резервов необходимо было брать под свой контроль. При ведении наступления на соединение с 11-м кавкорпусом Соколова, разведчики дивизиона дважды проникали через боевые порядки противника, железную дорогу и автостраду Москва – Минск к кавалеристам Калининского фронта. Хорошо действовал дивизион и в период, когда шло наступление на Издешково и Яковлеве Проникая в тыл врага, разведчики минировали дороги, нападали на штабы и узлы связи врага, уничтожали линии и средства связи. Но в группе в то время было еще очень мало мин и специалистов разведчиков-диверсантов.
После овладения Дорогобужем 1-я гв. кавдивизия вместе с партизанским соединением «Дедушка» несла ответственность за очень широкую полосу фронта, но разведчики дивизии всегда своевременно выполняли стоящие перед ними задачи и очень редко подводили, хотя такие случаи тоже были.
Разведывательный эскадрон во 2-й гв. кавдивизии был замечательный. Начальник разведки 2-й гв. кавдивизии капитан Бойченко (в рейде, в марте 1942 года получил звание майора) был исключительно энергичным и исполнительным. Ему пришлось не мало потрудиться, чтобы доказать элементарные понятия о необходимости иметь специалистов-разведчиков и на практике доказать, что там, где разведкой не занимаются и за нее не отвечают командиры полков и дивизий, там нет и успеха. 2-я гв. кавдивизия до того, как ею стал командовать полковник Осликовский, была тому живым примером.
Замечательно работали разведчики 8-й воздушно-десантной бригады, а в последствии и 4-го воздушно-десантного корпуса. Они ночными действиями небольших разведывательно-диверсионных групп, систематически минировать в системе обороны врага все дороги, служившие ему для передвижения ночью. Теперь читателю ясно, почему с первых дней действий группы Белова в тылу врага, так остро встал вопрос о создании специальных диверсионно-разведывательных групп.
Одновременно возник вопрос о производстве мин для минирования. Одновременно с подготовкой специальных разведывательных групп, в группе приступили к оборудованию «фабрики» по изготовлению таких мин. Были подобраны столяры-краснодеревщики, слесаря и электрики. Нашелся столярный и слесарный инструменты, началась заготовка материала. «Фабрика» расположилась в одной мастерской бывшей МТС, в стороне от населенного пункта и от любопытных глаз.
Директором «фабрики» стал замечательный мастер, прямо-таки – «золотые руки» – воентехник из разведдивизиона, фамилия которого, к сожалению, не сохранилась ни в памяти Кононенко, ни в записях архива. Под его начальством работало семь человек, из них – 3 столяра-краснодеревщика, 2 слесаря и 2 электрика. Вот копия одного из его отчетов:
«За апрель месяц изготовлено 200 мин. Из них было выдано в отдельный разведывательный дивизион 103 штуки. Одновременно заготовлено деталей на 100 штук. Получено 500 электродетонаторов, 100 метров электропровода, 40 м бикфордова шнура, 10 кг бертолетовой соли, 112 ампул с бертолетовой кислотой. Воентехник К…».
Источником тока для электродетонаторов мины служила батарейка для карманного фонаря, но их было слишком мало, а поэтому широко использовались элементы из батарей радиостанций БАС-80. Сначала разведчиков, хотя и неохотно, снабжал начальник связи кавкорпуса майор Я.М. Давыденко, а впоследствии фронт присылал их в достаточном количестве. Кроме взрывчатых веществ в шашках, присылаемых фронтом, разведчики широко использовали их из авиабомб, мин и даже снарядов своих и противника, которых было в достаточном количестве.
Вскоре «фабрика» начала изготавливать мины большими партиями, снабжая ими разведчиков в дивизиях. С марта месяца, когда действия группы Белова носили, в целом, чисто оборонительный характер, разведывательные группы вели самую напряженную минную войну в тылу, на коммуникациях врага. Каждую ночь там устанавливалось несколько десятков мин, производились нападения из засад, портилась связь, взрывались его склады, Неся большие потери от действий разведывательных групп и мин, противник, в конце концов, прекратил всякое передвижение ночью. Теперь он совершал их только днем. Кстати, ни наша артиллерия, ни, тем более авиация, не могли ему помешать в этом. Теперь каждое утро немцы начинали с того, что тщательно проверяли, не заминированы ли их дороги и, подорвав обнаруженные мины, а иногда и подорвавшись на них, робко начинали движение. Разведчики-наблюдатели внимательно следили за всем, что делает противник, и больше ничего от них не требовалось. Суммируя данные наблюдений и дополняя их показаниями пленных, в которы[недостатка не ощущалось, штаб группы мог делать довольно правильные выводы и прогнозы о предполагаемых действиях противника на ближайшее время. 4 апреля 1942 года генерал Белов писал Жукову: «… Виноградов подготовил отправке мне ВВ. При получении буду снабжать диверсионные отряды специально изготовленными майором Кононенко минами для подрыва ж. дор. и крушения поездов…».
Десант же сброшенный в конце мая (21-я и 23-я воздушно-десантные бригады) прошел организовано и довольно удачно. Для приема десанта были выделены специальные площадки, организовано их охранение, существовали специальные команды для встречи десантников и оказания им помощи. Основная масса десантников высаживалась в ночь на 30 мая. Высадка началась в 22.45, самолетов противника не было и все шло хорошо. Но в 2.00 появились «Мессера» и сразу подбили три наших самолета. Два сгорели, а один сделал вынужденную посадку, о которой упоминалось выше. Из двух сгоревших самолетов спасся лишь один человек – командир корабля Пономаренко.
В ночь на 16 мая патрулировавшие два немецких Хе-111 и один Me-109 подожгли четыре наших самолета, среди них три ТБ-3 и один «Дуглас». Два «Дугласа» были повреждены на аэродроме в Бол. Вергово, их быстро замаскировали в лесу и начали исправлять повреждения. Подбитый «Дуглас» упал где-то в районе станции Угра, а один ТБ-3 километрах в 30-ти восточнее Ельни, на территории занятой противником. Два ТБ-3 совершили вынужденную посадку и один сгорел на земле, но весь экипаж и командир корабля Чиреков спаслись. У самолета были подбиты три мотора. Другой при посадке пришел в полную негодность, но экипаж самолета имел всего одного убитого и одного раненого.
17 мая удалось установить, что третий ТБ-3 командира Озерского упал в районе Выгор. Из экипажа спаслись только три человека. В ночь на 17 мая сгорел в воздухе один ТБ-3 командира корабля Кулешова. Спаслось 4 человека. Еще один ТБ-3, возвращаясь после сброса груза, вступил в бой с истребителем противника и был подожжен, погибли командир корабля ст. лейтенант Казаков, пилот лейтенант Чумаков, бортмеханик техник 1 ранга Аничкин и воздушный стрелок Косов. Раненый стрелок-радист сержант Ахметов, штурманы ст. лейтенант Черенков и Андрушевский выбросились с парашютами. В ночь на 27 мая сгорел один ТБ-3 командира корабля майора Васина, весь экипаж спасся. В эту же ночь в районе Всходы, был подбит «Дуглас» с боеприпасами. Командир корабля Васильев, единственный из экипажа не был найден.
К 20 мая в группе собралось более 30 человек летно-технического состава из подбитых самолетов, и каждый день их число увеличивалось. Таков, далеко не полный, перечень тех жертв и потерь, которые несла транспортная авиация, обслуживавшая группу войск Белова в тылу врага. Но обиднее всего было то, что все летчики в один голос жаловались, что их на аэродроме перед боевым вылетом совершенно не знакомят с обстановкой, не предупреждают, что в воздухе патрулируют истребители противника. Не зная, что делается, они, прилетев к аэродромам группы и увидев сигналы на земле, в свою очередь, сигналят бортовыми огнями и демаскируют себя. Летчики не знали даже границ занимаемого группой района. Прибывший в штаб группы полковник Агафонов не имел никаких радиосредств и радиоданных для связи с аэродромами и с ВВС фронта. Как пишет Кононенко, приезжавший в штаб группы войск Белова бригадный комиссар Литвиненко стремился пробить в штабе фронта и ВВС эту рутину, но, сколько напрасно гибло людей и самолетов?! Какая грубая беспечность, какая безграмотность, какое пугающее безразличие к людям и ко всему, что им поручено!
С первых же дней пребывания группы Белова в тылу врага, как знает читатель, очень остро стоял вопрос об эвакуации тяжелораненых. С каждым днем их становилось все больше и больше. Возникла сложная и важная проблема с их эвакуацией, и ее необходимо было решать в самые короткие сроки. Сначала раненых располагали, а точнее, просто оставляли в освобожденных населенных пунктах, но многим нужна была срочная операция и квалифицированная помощь и значит эвакуация на «Большую землю». Вдобавок, вскоре оказалось, что на освобожденной территории располагаются госпиталя и медсанбаты с ранеными из войск, попавших в окружение еще осенью 1941 года. Таких госпиталей насчитывалось семь. Управление группы, подчинив обнаруженные госпиталя и медсанбаты себе, тем самым, не только приняло на себя руководство ими, но и ответственность за те две тысячи раненых, которые там находились. Комиссар группы – бригадный комиссар А.В. Щелаковский, начальник политотдела Ю.Д.Милославский, политработники и начальники санитарной службы корпуса и дивизий приняли все меры и самое активное участие в решении этой весьма сложной задачи. Поиски и оборудование специальных аэродромов для эвакуации раненых, снабжение госпиталей медикаментами и решение всех важных проблем в этой области проходили оперативно и без всяких скидок на переживаемые трудности. Исключительно большую роль во всем этом сыграл начальник санитарной службы 1-й гв. кавдивизии подполковник м/с Глейх. Впоследствии он исполнял обязанности начальника санитарной службы группы. Затем, после его гибели в рейде, на эту должность был назначен полковник м/с Суховерко из 41-й кавдивизии. (После войны -генерал-майор м/с). Затем фронт прислал на его место полковника м/с П.В. Морозова. Весьма деятельный и энергичный человек, он сделал все возможное, чтобы спасти многие тысячи жизней раненых. 24 апреля из ВВС фронта в группу прибыл майор Пейсахович, который специально занимался вопросами подготовки и оборудования аэродромов для эвакуации раненых. Она началась в феврале месяце. К утру 2 февраля был подготовлен аэродром в Подрезово, но к вечеру его занял противник. Пришлось срочно увозить раненых и отменять посадку самолетов. Затем был оборудован аэродром в районе южнее Бели, он принимал «Дугласы». Здесь эвакуацию раненых возглавлял комиссар штаба группы – батальонный комиссар Резник. Он так и погиб на аэродроме. Во время метели при взлете «Дугласа» его убило плоскостью взлетавшего самолета. Но количество раненых непрерывно росло. Несмотря на то, что к апрелю месяцу количество отправленных на «Большую землю» тяжелораненых перевалило за 3000 человек, положение оставалось напряженным.
Вот выписка из телеграммы начальнику тыла фронта генералу Виноградову:
«25.03 на аэродроме в Сергеево ждут эвакуации тяжелораненые – нач. состава – 280 чел., мл. комсостава – 531 и рядовых – 1841 человек. Нет белья, нет медикаментов, нужны сапоги».
Или вот сообщение во фронт от 21 апреля, оно трагически лаконично: «Опять затор с эвакуацией раненых, их скопилось около 3000 человек». Многих тяжелораненых приходилось эвакуировать на У-2, сажая в одноместную кабину по два человека. Вот донесение от 28 апреля: «Ночью сели в Бол. Вергово 16 У-2 и эвакуировали 31 человека тяжелораненых».
На 1 мая полковник Морозов сообщал начальнику Центрального Военно-санитарного Управления корпусному врачу Смирнову:
«На 30.04 в группе было всего 2299 человек раненых, ПО больных сыпным тифом. 24, 26 и 27.04 на У-2 эвакуировано 40 человек раненых. Дальнейшая эвакуация зависит от подачи самолетов. Прошу срочно кровь в ампулах, перевязочный материал и медикаменты. Развернуто 9 госпиталей. Кроме своего медперсонала имеем 53 врача, 61 человека среднего медперсонала, 7 санинструкторов».
В мае месяце эвакуация «Дугласами» пошла усиленными темпами. Иногда в течение ночи аэродром принимал и отправлял по 10-15 и более кораблей. Вот, например, сообщение от 12 мая -«В Бол. Вергово село 17 кораблей, взяли 360 человек тяжелораненых».
Если учесть, что все делалось ночью, на аэродромах не было зенитных средств, а в воздухе патрулировали истребители врага, то выполненная летчиками задача, представит собой сгусток отваги и титанического напряжения воли людей. Приходилось отправлять на «Большую землю» самолетами и пленных. Конечно таких, которые для фронта представляли особый интерес. Так, однажды, в первой половине мая, отправили в одном из «Дугласов» 20 человек пленных. Самолет не прилетел на «Большую землю» и пленные в разведывательный отдел фронта не попали. 14 мая, совершенно случайно, в лесу недалеко от аэродрома обнаружили разбитый «Дуглас», а в нем останки пленных, несколько трупов раненых и всего экипажа. Очевидно, корабль был сбит немцами в момент взлета или у него заглох мотор при взлете и развороте на курс.
Отправляли на «Большую землю» и трофейное вооружение, если оно представляло собой какую-либо ценность для командования. Так, 20 февраля 1942 года кавалеристами были захвачены у немцев 155 мм шестиствольные минометы и боеприпасы к ним. Для отправки одного из них пришлось даже прорезать фюзеляж у самолета Р-5, так как миномет никак не помещался, а командование приказало немедленно отправить.
Но вернемся к эвакуации раненых. К концу мая, когда противник перешел в наступление, положение с эвакуацией раненых и оказанию им помощи стало совсем тяжелой проблемой. 30 мая Морозов сообщал во фронт, что у него 2800 человек раненых, из них 500 человек носилочных. «Нет противостолбнячной сыворотки» и, конечно же, «нет мыла». Это была самая тяжелая проблема на протяжении всего рейда – «нет мыла»!
Транспортная авиация проделала огромную работу по обеспечению действий группы войск Белова в тылу врага. Героизм и самоотверженность летно-технического состава транспортной авиации не может быть забыта историей.
А о летчиках, работавших на самолетах связи, вообще нельзя говорить без гордости и восторга. Для обеспечения связи использовался самолет У-2 (теперь По-2). Это действительно чудо-самолет. Он и раненых перевозил, и использовался как ночной бомбардировщик, и как средство перевозки грузов для обеспечения небольших отрядов в тылу врага, и для переброски разведывательных групп и отдельных разведчиков, и как средство передвижения и связи. Обладая небольшой посадочной скоростью и не требуя большой площадки для посадки и разбега при взлете, У-2 в умелых руках героев-летчиков, просто творил чудеса. Его любовно называли «королем воздуха», «огородником» и «кукурузником», а немцы прозвали «русь фанер» и «пила». У-2 привозил в штаб группы не только особо важные оперативные и боевые документы, но доставлял письма, газеты и увозил на «Большую землю» тысячи писем кавалеристов. О героях летчиках-связистах, обеспечивавших связь группы с «Большой землей», к сожалению, мало, что сохранилось в записях Кононенко. Неизвестны их фамилии. Вот лишь некоторые: Болотников, Демьянов, Иванов, Кириллов, Песков, Ранцев, Уваров, Щукин. Кириллов, Щукин и Ранцев при посадке самолетов ночью не раз ломали винты, а Уваров при посадке в Выгорь даже зацепился за телефонные провода и перевернулся, потерпел аварию, но все они чудом остались живы и продолжили свою боевую работу. Если самолет портился при посадке, или по другим причинам не мог улететь в ту же ночь, его немедленно необходимо было убирать с летного поля и хорошо маскировать, иначе на рассвете прилетал самолет-разведчик противника и, обнаружив наш самолет с воздуха, немедленно вызывал бомбардировщики или штурмовики и те не улетали до тех пор, пока не уничтожали обнаруженный самолет. Конечно, при этом страдали близлежащие села. Плохо обстояло дело с сигналами, которые подавались нашим самолетам для посадки. Сначала такие сигналы были слишком примитивны и редко менялись, поэтому они легко становились достоянием врага. Но и потом, когда меняли сигналы каждую ночь, а иногда и два раза за ночь, все равно противник часто использовал их для введения в заблуждение наших летчиков. Летая над аэродромом, или в стороне от него, вражеские летчики, увидев какой сигнал подается при появлении нашего самолета, немедленно передавал его по радио своим. И вот противник в своем расположении на маршрутах полета наших самолетов, зажигал те же сигналы. Были не редки случаи, когда введенные в заблуждение наши летчики, поддавшись обману, шли на посадку и приземлялись у противника. Как правило, при такой посадке самолет терпел аварию, так как немцы специально подбирали площадку на непригодной для посадки самолета местности в кустарнике, на болоте, в овраге, траншеях. Совершив такую посадку, и оставшись в живых, летчики, поняв ошибку и пользуясь темнотой, иногда вырывались из расставленной им ловушки. Но не всегда и не всем это удавалось.
Да что У-2, даже ТБ-3 немцы однажды ввели в заблуждение. В деревне Клюшки они разожгли точно такие сигналы, какие были в группе Белова, и ТБ-3 приземлился. Когда личный состав понял ошибку, было уже поздно. Началась перестрелка. Три человека из состава экипажа погибли, а троим все же удалось пробиться к своим.
Несколько слов о снабжении личного и конского состава продовольствием и фуражом. Вопрос работы тыла фронта был довольно серьезным и до того, как группа войск Белова прорвалась в тыл врага. В ходе рейда он приобрел первостепенное значение. Оставался он очень тяжелым и до конца пребывания группы в тылу врага. Правда, тыл фронта несколько исправил свои ошибки, допущенные им до рейда, и, особенно в первые месяцы рейда. Все же он далеко не справился с работой и не смог наладить снабжение группы Белова. В первые дни рейда, когда люди и лошади форменным образом голодали, все телеграммы во фронт с просьбами о снабжении, как правило, оставались без ответа. В крайнем случае, получались телеграммы за подписью Жукова типа «Жми, действуй нахальнее, и Вязьма будет наша». Но все равно, все донесения во фронт в начальный период рейда заканчивались воплем: «Люди, лошади голодают! Белов». До 18 февраля лишь три раза – 4, 5 и 16 февраля группе было сброшено немного продовольствия – сухари, чай, сахар, соль, табак и патроны к автоматам. Но еще труднее было разделить полученные крохи между частями и соединениями. Хотя был строжайший приказ Белова -продовольствие в первую очередь тем, кто ведет бой.
Группе сбрасывали и снаряды, но по какой-то причине не все они рвались, и Щелаковский сообщал в политотдел фронта генералу Макарову: «Больше половины сбрасываемых снарядов не рвутся». Еще хуже было с заменой зимнего обмундирования, когда начал таять снег и потекли весенние ручьи. В это время 2-я гв. кавдивизия действовала в районе болот и на местности залитой водой. Бойцы находились по колено в воде, будучи обутыми в валенки, и когда ночью начинались заморозки, положение еще больше усложнялось. 8 апреля в донесении Белова сообщалось: «К исходу дня противник занял станцию Вертерхово, 2 гв. кд с трудом удерживает рубеж Новинка, Вербилово, Ильинка, Селище. Бойцы совершенно выбились из сил, в мокрых валенках, в плохом обмундировании. Кожаной обуви нет. Люди лежат в мокрых снежньгх окопах». С лошадьми было не лучше. Животные совершенно были истощены. Кавалеристы кормили их всем, чем могли, – молодыми побегами кустарника, соломенными крышами с изб и амбаров, но это не могло помочь строевой лошади, которая привыкла к регулярному приему определенной порции овса, сена и прочим условиям сохранявшим ее работоспособность. В конце концов, лошадь не человек, в группе начался массовый падеж лошадей. 14 мая начальник штаба группы полковник Заикин в своем донесении в тыл фронта генералу Виноградову писал: «Фуража совершенно нет. Лошади голодают, увеличился падеж. Прошу срочно подать овес, комбикорм».
Хочется привести очень «интересный» документ – ответ Жукова на мольбы Белова о подаче продовольствия и фуража. Вот этот документ от 16 марта:
«Если местные ресурсы продфуража исчерпаны, то маневрируйте. В большие бои не ввязывайтесь. Жуков».
Потребовалось более полутора месяцев для того, чтобы ответить на просьбу – «дайте кушать людям и лошадям!» Было рекомендовано «маневрировать». Кому и что оно давало? О каких местных ресурсах могла идти речь, когда население само голодало. Если бы группа начала «маневрировать», то кроме усиления чувства голода и большего истощения конского состава ничего другого она не добилась бы. Возможно слово «маневрировать» сказано «иносказательно»? Возможно. Или Командующий фронтом шутил? Возможно. Тут есть еще одна «тонкость». Жукову потребовалось полтора месяца и слишком много жертв – добавляет Кононенко, – чтобы понять и дать указание: «В большие бои не ввязывайтесь».
26 апреля генерал Белов был вынужден отдать распоряжение перевести весь конский состав на «подножный» корм. Это была прошлогодняя засохшая трава, но другого выхода у него не было: в противном случае кавалеристы остались бы без лошадей, то есть без средств передвижения и тогда им была бы грош цена.
ДЕЙСТВИЕ РАЗВЕДКИ
По мере расширения района действий группы войск Белова в тылу врага, усложнялись и увеличивались задачи разведки разведдивизиона. Дивизии группы занимали часто непомерно широкие полосы обороны, и их разведывательных средств было недостаточно для ведения активных действий. Разведчиков едва хватало для организации наблюдения. Особенно это относилось к полосам обороны партизанских дивизий, в которых разведподразделений почти не было. Поэтому на разведдивизион группы ложилась основная тяжесть ведения разведки в интересах всей группы. Главной задачей было постоянно следить за мероприятиями противника, направленными против действий кавалеристов. На авиаразведку рассчитывать не приходилось, ее вообще не было. Все коммуникации врага и районы сосредоточения его резервов необходимо было брать под свой контроль. При ведении наступления на соединение с 11-м кавкорпусом Соколова, разведчики дивизиона дважды проникали через боевые порядки противника, железную дорогу и автостраду Москва – Минск к кавалеристам Калининского фронта. Хорошо действовал дивизион и в период, когда шло наступление на Издешково и Яковлеве Проникая в тыл врага, разведчики минировали дороги, нападали на штабы и узлы связи врага, уничтожали линии и средства связи. Но в группе в то время было еще очень мало мин и специалистов разведчиков-диверсантов.
После овладения Дорогобужем 1-я гв. кавдивизия вместе с партизанским соединением «Дедушка» несла ответственность за очень широкую полосу фронта, но разведчики дивизии всегда своевременно выполняли стоящие перед ними задачи и очень редко подводили, хотя такие случаи тоже были.
Разведывательный эскадрон во 2-й гв. кавдивизии был замечательный. Начальник разведки 2-й гв. кавдивизии капитан Бойченко (в рейде, в марте 1942 года получил звание майора) был исключительно энергичным и исполнительным. Ему пришлось не мало потрудиться, чтобы доказать элементарные понятия о необходимости иметь специалистов-разведчиков и на практике доказать, что там, где разведкой не занимаются и за нее не отвечают командиры полков и дивизий, там нет и успеха. 2-я гв. кавдивизия до того, как ею стал командовать полковник Осликовский, была тому живым примером.
Замечательно работали разведчики 8-й воздушно-десантной бригады, а в последствии и 4-го воздушно-десантного корпуса. Они ночными действиями небольших разведывательно-диверсионных групп, систематически минировать в системе обороны врага все дороги, служившие ему для передвижения ночью. Теперь читателю ясно, почему с первых дней действий группы Белова в тылу врага, так остро встал вопрос о создании специальных диверсионно-разведывательных групп.
Одновременно возник вопрос о производстве мин для минирования. Одновременно с подготовкой специальных разведывательных групп, в группе приступили к оборудованию «фабрики» по изготовлению таких мин. Были подобраны столяры-краснодеревщики, слесаря и электрики. Нашелся столярный и слесарный инструменты, началась заготовка материала. «Фабрика» расположилась в одной мастерской бывшей МТС, в стороне от населенного пункта и от любопытных глаз.
Директором «фабрики» стал замечательный мастер, прямо-таки – «золотые руки» – воентехник из разведдивизиона, фамилия которого, к сожалению, не сохранилась ни в памяти Кононенко, ни в записях архива. Под его начальством работало семь человек, из них – 3 столяра-краснодеревщика, 2 слесаря и 2 электрика. Вот копия одного из его отчетов:
«За апрель месяц изготовлено 200 мин. Из них было выдано в отдельный разведывательный дивизион 103 штуки. Одновременно заготовлено деталей на 100 штук. Получено 500 электродетонаторов, 100 метров электропровода, 40 м бикфордова шнура, 10 кг бертолетовой соли, 112 ампул с бертолетовой кислотой. Воентехник К…».
Источником тока для электродетонаторов мины служила батарейка для карманного фонаря, но их было слишком мало, а поэтому широко использовались элементы из батарей радиостанций БАС-80. Сначала разведчиков, хотя и неохотно, снабжал начальник связи кавкорпуса майор Я.М. Давыденко, а впоследствии фронт присылал их в достаточном количестве. Кроме взрывчатых веществ в шашках, присылаемых фронтом, разведчики широко использовали их из авиабомб, мин и даже снарядов своих и противника, которых было в достаточном количестве.
Вскоре «фабрика» начала изготавливать мины большими партиями, снабжая ими разведчиков в дивизиях. С марта месяца, когда действия группы Белова носили, в целом, чисто оборонительный характер, разведывательные группы вели самую напряженную минную войну в тылу, на коммуникациях врага. Каждую ночь там устанавливалось несколько десятков мин, производились нападения из засад, портилась связь, взрывались его склады, Неся большие потери от действий разведывательных групп и мин, противник, в конце концов, прекратил всякое передвижение ночью. Теперь он совершал их только днем. Кстати, ни наша артиллерия, ни, тем более авиация, не могли ему помешать в этом. Теперь каждое утро немцы начинали с того, что тщательно проверяли, не заминированы ли их дороги и, подорвав обнаруженные мины, а иногда и подорвавшись на них, робко начинали движение. Разведчики-наблюдатели внимательно следили за всем, что делает противник, и больше ничего от них не требовалось. Суммируя данные наблюдений и дополняя их показаниями пленных, в которы[недостатка не ощущалось, штаб группы мог делать довольно правильные выводы и прогнозы о предполагаемых действиях противника на ближайшее время. 4 апреля 1942 года генерал Белов писал Жукову: «… Виноградов подготовил отправке мне ВВ. При получении буду снабжать диверсионные отряды специально изготовленными майором Кононенко минами для подрыва ж. дор. и крушения поездов…».