Чутье... Ну, пусть будет чутье. Совсем недавно оно не обмануло его. С группой солдат он совершал агитрейд в один из кишлаков. Рейды обычно проводились по согласованию с местными властями и при их непосредственном участии. Многим афганцам пока трудно самостоятельно разобраться в происходящем. К тому же коварство врагов революции не знает границ: шантаж, листовки, угрозы, разного рода радиоголоса... Попробуй разберись, что к чему. Бывает, на весь кишлак только один житель имеет образование. Хорошо, если он моулави (учитель), а чаще всего это мулла.
В свою агитбригаду Демаков включал ребят толковых, умеющих говорить просто, доходчиво. Обязательно в нее входили рядовые Нуров, знавший одинаково хорошо языки фарси и дари, и Ягофаров. У этих солдат было врожденное чувство доброжелательности.
Как-то при сопровождении колонны, когда на малом привале времени едва хватало, чтобы подышать свежим воздухом и глотнуть из фляги воды, Александр увидел их в окружении местных жителей. Дехкане взволнованно говорили, простирали руки к аллаху, перебивали друг друга. Увидев офицера, сразу смолкли, почтительно склонив голову.
— О чем разговор? — поинтересовался он у солдат. Те объяснили, чем так взволнованы дехкане. Год выдался засушливым, и к осени река совсем обмелела. Воды в ней даже кувшинами трудно набрать. А местный богатей, чьи угодья расположены ближе к подножью хребта, сделал запруду. Беднякам не осталось и глотка.
— Им, товарищ лейтенант, многое непонятно, — сказал Нуров. — Грамотных в кишлаке нет. Они даже не знают декрета о земельной реформе. Объясняю им, что вода, как и земля, стала общим достоянием.
Демаков присоединился к беседе. Начал рассказывать, что правительство Афганистана распорядилось: землей должен владеть тот, кто ее обрабатывает. Не будет больше заминдаров (помещиков) и не будет батраков. Сказал серьезно, а аксакалы засмеялись. Один старичок хихикал так, что борода тряслась.
— Почему смеетесь? Я ведь смешного ничего не сказал, — нахмурился лейтенант. — Революция дехканам землю дает, воду для полива...
— Может, и дает, да только ее никто не возьмет, — уже всерьез ответил аксакал.
— Почему же?
— Да потому, что земля чужая, ее трогать нельзя.
— Но ведь декрет издан...
— Э-э, дорогой, вы — умный начальник, а простой истины не понимаете, — вздохнул все тот же старичок. — Декрет смертные люди написали, а коран написан святой рукой. Частная собственность неприкосновенна! И горе тому, кто на нее посягнет.
— Горе, горе тому, — как клятву повторили другие дехкане.
В пути после малого привала Демаков никак не мог забыть эти слова. «Вот и попробуй, — размышлял он, — разъясни им декреты республики. Государство бесплатно раздает беднякам землю, а они брать ее боятся, за грех считают... Сколько нужно усилий, чтобы заставить их уверовать в справедливость декретов».
В другой раз он увидел Нурова за беседой с афганским солдатом. Тот его слушал внимательно и все прицокивал языком, словно Нуров рассказывал сказку из «Тысячи и одной ночи».
— Женат? — спросил он афганского воина.
— Нет, — ответил тот.
— Почему?
— Денег нет, за жену надо платить.
— Сколько?
— От сорока тысяч афганей и более... Есть и меньше.
— А сколько получаете?
— Около двух тысяч.
— Знаете, — сказал потом офицеру Нуров, — они даже не представляют ,что такое колхоз. Как там живут, как работают... Про города спрашивают, дружно ли живем. Сколько стоит хлеб, сколько метр ткани на рубаху. Они слушают и удивляются.
«Хорошо действуют на афганцев эти простые солдатские беседы», — размышлял Демаков, собираясь в агитрейд. Готовился он к нему тщательно. Многие суры корана наизусть выучил. Доходчиво и терпеливо вместе со своими помощниками растолковывал он неграмотным и одураченным, что революционная земельная реформа, всеобщее равенство, раскрепощение женщин, школьное обучение детей — это не безбожие, не дьявольский грех, а святая забота о благе простых людей. Не чурался Александр налаживать взаимопонимание и с муллами. В окрестных кишлаках его знали в лицо и уважительно приветствовали.
А в тот памятный агитрейд Демаков отправился в отдаленный кишлак, в котором еще не бывал. Селенье это приютилось высоко в горах, между голыми скалами, почти круглый год одетыми в пышную белоснежную чалму. На исходе лета, когда ледники сбегут с них шумными и пенистыми реками, эти скалы снимают свою чалму и становятся похожими на острые кинжалы, пронзающие небо. Название кишлака Александр запомнил хорошо — в переводе на русский язык оно означает «потомок пророка». К нему вела коварная горная дорога, по которой на машине можно подняться только в летнее время. Горе же было тем, кто пытался проехать в селение зимой. Многие, кто рисковал, исчезали без следа. И только на дне ущелья чабаны потом находили остовы «бурубухаек».
Перед тем как отправиться в кишлак, Демаков и заместитель командира батальона по политчасти капитан Владимир Лукинов побывали в районном комитете НДПА. Там узнали, что душманов в том селении давно не было. Но предупредили, всякое может случиться, надо быть готовым ко всему. В сопровождающие дали молодого партийного активиста Сарвара, который хорошо знал жителей кишлака. Он рассказал, что в селении всем заправляет старый горбун, богач Абдулла-хан. Все жители ходили у него в долгах и работали на него за эти долги бесплатно. Знал хитрый горбун: ненавидят и боятся его в кишлаке. Знал также, что внизу, в долинах, мир перевернулся и ему, Абдулла-хану, придется держать ответ перед дехканами. Тревожился ,но видел, что жители боялись его, так как в любое время могли прийти душманы и покарать непослушных. А в том, что Абдулла-хан связан с бандой, никто не сомневался. Только попробуй схвати его за руку. В горах сотни троп и по любой из них может пройти душман. На каждого засаду не посадишь.
В состав агитбригады вошло около двадцати человек. На вооружении, так сказать, имели: походную автоклубную машину, звуковещательную станцию, усилительные установки. Последние были нужны главным образом для женщин. Ведь что происходит, когда агитбригада прибывает в кишлак? Собираются мужчины и дети, а женщинам по законам религии нельзя появляться на людях, да еще незнакомых. В тот момент они прячутся за дувалами. Для них-то и включались усилительные установки. Тут же разворачивался медпункт. Так черной пропаганде контрреволюции наши воины противопоставляли правду о Советском Союзе, о советских солдатах.
На этот раз, несмотря на красноречие Нурова и Ягофарова, аплодисменты не прозвучали. А ведь Нуров, представившись на языке дари, увлекательно рассказывал собравшимся о жизни простых советских тружеников. Обычно такие рассказы дехкане слушали с удивлением и прерывали одобрительными возгласами, вопросами. Теперь же ничего подобного не происходило. Жители кишлака словно в рот воды набрали. Даже разговор об отмене калыма, о новых обычаях не расшевелил их. Хотя Демаков при том ссылался на коран, в котором, кстати, немало мест, посвященных социальной справедливости, равенству людей. Скажем, запрещается крупное землевладение, осуждается эксплуатация, порицается скупость. Разве не сказал Мухаммед ,что если человек оживил клочок мертвой земли, то она ему и принадлежит? Значит, земля должна принадлежать тому, кто ее обрабатывает. И отмена декретом кабальных долгов заминдарам разве не соответствует сурам корана, осуждающим ростовщичество?
Молчали дехкане. Хмуро смотрели на приехавших. Дети и те без обычных улыбок. Видно, напуганы чем-то и кем-то. Чутье подсказывало: неподалеку бандиты. И тут взгляд Демакова упал на двух рослых мужчин. Одеты они были, как и все. Только длиннополые рубахи ниже колен, шаровары из того же материала и безрукавки из зеленой ткани выглядели очень уж опрятными, будто только что сшитые. А лица-то, лица... Европейские лица, хотя загар сравнял их цвет с лицами местных жителей.
Наверное, Александр слишком пристально присматривался к ним. И те почуяли опасность. Они постарались незаметно скрыться. Демаков осторожно позвал Сарвара, вдвоем они последовали за ними. Но те словно сквозь землю провалились. Куда же могли деться два человека, явно нездешние? В какой дом вошли? И тут Демакова кто-то дернул за руку. Перед ним стояла женщина, а может, девушка в парандже. Она говорила быстро-быстро. Сарвар, знавший немного русский, перевел: в кишлаке душманы. Их немного и находятся сейчас в доме Абдулла-хана. Потом Сарвар сообщил Александру, что девушку, сообщившую им тайну, зовут Малика. Богатый горбун хотел купить ее за долги у родителей. Горе бедняку, если у него нет иного богатства, кроме дочери, да еще красивой и стройной, как маленькая серна. Но родители не захотели отдавать Малику. Тогда Абдулла-хан приказал избить палками стариков — родителей девочки. Но дал им время на раздумье.
Демаков, Сарвар и несколько афганских солдат подошли к дому богача. Прислушались к разговору, который доносился оттуда. Вначале Александр не поверил своим ушам: чистейший английский язык. Пришлось сильно пожалеть, что мало уделял внимания иностранному языку и в школе, и потом в училище.
Теперь ему стало понятным поведение местных жителей — в кишлаке отсиживались душманы, да ко всему прочему — с западными инструкторами. Кто они — американцы, англичане? Демаков в тот момент не знал. В одном был уверен: упускать их никак нельзя. Один из афганских солдат рванул дверь и что есть силы закричал:
— Руки!
Двое немедленно вскинули руки вверх, а третий побежал к окну. Солдат крикнул резко, гортанно:
— Дрешь! (Стой!)
Дал в потолок очередь из автомата. Бежавший замер на месте. А вскоре подоспевшие афганские солдаты помогли арестовать всех бандитов: их оказалось шесть. Двое — с европейскими лицами — оказались английскими советниками,
Демаков знал историю английской интервенции в Афганистане. Она началась еще в далеком 1838 году. Тогда английские колониальные войска, пройдя из Индии двумя колоннами через перевал Боланд и Хайберский проход, заняли Кабул. Здесь обосновался восьмитысячный отряд, а основные силы вернулись в Индию.
Восстание в Кабуле вспыхнуло в ноябре 1841 года. К повстанцам на помощь подошли племена. Английский гарнизон был вынужден покинуть город. Погода как раз наступила вьюжная, она и помогла афганцам полностью разгромить завоевателей. Лишь один человек из всего отряда — английский врач Брайтон — добрался до своих.
Но урок, что называется, не пошел впрок. В ноябре 1878 года английские войска снова заняли Кабул. А ровно через год в город Кандагар на загнанном коне прискакал командир бригады английский генерал Берроуз. «Это были семь часов ужаса», — рассказывал он о том, как афганцы близ деревни Мейванд наголову разбили его свободную бригаду, два полка кавалерии и три пехотных, среди которых — и 66-й королевский полк.
Третья их попытка, совершенная в 1919 году, так же оказалась безуспешной. Может, теперь, считают некоторые господа с берегов Темзы, удастся взять реванш? Вряд ли...
Эти двое англичан — Джон и Уилки — иностранцы. Демаков и его товарищи — тоже иностранцы. Но в том-то и суть, что Джон и Уилки были и останутся для афганского народа чужеземцами, даже врагами. А поступки советских людей, рискующих собственной жизнью ради счастья соседа, продиктованы чувствами уважения к афганцам, сопереживанием, интернациональным долгом.
Арестованных английских советников лейтенант Демаков передал тогда в руки работников ХАДа. А жителям кишлака, сразу же повеселевшим после происшедшего, пообещал еще одну встречу с агитбригадой.
Он продолжит с ними разговор и об отмене калыма, и о том, что специальным декретом бедняки полностью освобождались от задолженности помещикам и ростовщикам. А в конце его солдаты выступят с концертом художественной самодеятельности, как уже было не раз.
Да, чутье и в тот раз не подвело. И теперь, размышлял Александр, все говорит о том, что банда прячется где-то неподалеку. Возможно, душманы уже ждут жертву и выбрали для нападения удачное место. Тихо он повторил фамилии тех, кто пойдет с ним: «Ниякин, Аллядинов, Караваев, Ягофаров, Варнавский, Валиев, Ибрагимов, Жадан и Антонян». Александр произнес фамилии в обычной своей манере — мягко, но в тоне его чувствовалась сталь.
Едва предполагаемые душманские разведчики скрылись за поворотом, бросив напоследок долгий, внимательный взгляд назад, группа Демакова была уже на ногах и быстро устремилась за ними. Солдаты бежали так, чтобы не создавать шума: вкрадчиво, бросая тело на носки. У каждого за плечами был опыт. Часы боевой учебы они не транжирили попусту, а брали все, что необходимо для действий в горах, при стычках с хитрым и выносливым противником.
Лейтенант бежал без напряжения. Тренированные с детства легкие не свистели, дышали легко и свободно. Здесь, в Афганистане, он не забыл своего увлечения спортом. Каждое утро его видели на физподготовке вместе с солдатами. На любом снаряде он мастерски владел своим телом, выполняя упражнения любой сложности. И этим заражал подчиненных, которые также увлекались спортом.
Расстояние около километра группа преодолела быстро. Пот едва успел выступить на лицах ребят, несмотря на полную выкладку, тяжесть оружия, послеполуденный зной. Остановились, и Александр поднял руку: внимание!
Крутой поворот дорога делала потому, что на ее пути встала отвесная скала. В незапамятные времена путешественникам приходилось торить путь подковой; делать изгиб. Скальные стены темно-коричневого цвета под лучами заходящего солнца отсвечивали багрово и были похожи на гигантские кровавые сгустки.
Используя естественные укрытия, лейтенант стал осторожно огибать подкову. За ним неотступно, готовые в любой момент открыть ответный огонь, следовали подчиненные. Что там за поворотом? Какой очередной «сюрприз» подготовили душманы? Сколько матерей, отцов, жен, сестер и братьев едва ли не в каждом кишлаке Афганистана с болью и гневом, с ненавистью и возмущением произносят это слово «душман».
Шаг за очередной выступ, и перед глазами лейтенанта встал заброшенный кишлак. Он начинался буквально в двухстах метрах. Видно было, что в нем никто не живет. Остались стены глинобитных домов, полуразрушенные дувалы — пристанище змей и пауков. Все утопало в цветущих гранатовых деревьях. Казалось, выйдут сейчас дехкане и начнут праздновать навруз — наступление весны. Это очень древний праздник, похожий на русскую масленицу. Но нет, знал Демаков, не выйдут. И не пойдет впереди праздничной толпы мулла, окуривая дымом трав пищу, выпрашивая у правоверных дань в пользу мечети.
Тех двух, за кем спешили, нигде не было видно. Словно растворились. И это еще сильнее озадачило Демакова. В какой из домов они спрятались и теперь ведут наблюдение? Если здесь бандиты, то сколько их? Надо обязательно найти, ведь совсем скоро проследует колонна. Александр только теперь по-настоящему и оценил, какое здесь удобное место для засады.
Кишлак возвышался над дорогой. Перед его верхними строениями она лежала как на ладони. Как ни смотрел лейтенант, ничего подозрительного не заметил и дал команду: «Вперед!» Группа вышла из-за укрытия и, рассредоточившись, направилась к кишлаку. На пути встретился арык. Он тянулся, словно окопная линия. Метрах в ста за ним стояла невысокая стена дувала. Может, за ней спрятались душманские лазутчики?
Справа чуть впереди шли Ягофаров и Варнавскии. Сержанты Аллядинов и Ниякин с рядовыми Жаданом и Антоняном сдвинулись влево. Рядом напряженно дышал Валиев. И до того каждый собранный, настороженный, теперь они стали похожи на взведенную пружину: тронь — в одно мгновение распрямится.
Исход боя, известно, определяется многими факторами. Одним из главнейших всегда остается подготовка людей, в том числе морально-психологическая. А она во многом зависит от него, ротного политработника. От веса его слова, от того, как будет действовать он сам. В трудных ситуациях по воздействию на людей ничто не сравнится с личным примером командира, старшего. Жизнь учит: слова имеют силу лишь тогда, когда за ними следуют соответствующие поступки. Демаков был из тех людей, которые никогда не подводят.
За арыком простиралось ровное место — здесь дехкане, должно быть, сажали овощи. Сейчас же все поросло травами, названий которых Александр еще не знал. «Если ударят из-за ближнего дувала — перестреляют, как куропаток», — мелькнула тревожная мысль. И приказал дальше передвигаться перебежками.
— У дувала всем залечь, — бросил он коротко по цепи.
Ему показалось, что за садом, в створе между глинобитными стенами, от чего-то отразился луч солнца.
— Ложись! — крикнул лейтенант, с разбега упав под гранатовое дерево.
Все разом залегли. И тут прозвучали выстрелы. Пули брызнули совсем рядом, срезав на деревьях ветки. Из стены дувала полетела желтая пыль. Вскоре уже стреляли и справа, и слева. Огонь был таким плотным, что головы не поднять.
Группа ответила короткими очередями, выискивая цели. Оглядевшись, Демаков увидел, что душманы засели не в домах и не за дувалами, как он вначале полагал, а в окопах. По треску очередей трудно было определить, сколько их там. Ясно одно: много, а вырытые окопы свидетельствовали о том, что бандиты заранее готовили засаду. Они расположились очень выгодно, и если допустить, что им удастся повести прицельный огонь по колонне, урон может быть очень большой. Дома и деревья сейчас служили для группы укрытием, но дорога лежала в стороне от них и сверху хорошо просматривалась.
Александр связался с командованием по рации, доложил обстановку. О помощи не просил, знал, что к нему сразу же поспешат на выручку. Осознавал он и другое: такую многочисленную банду будет нелегко сдержать. После огневого налета «духи» обязательно попытаются захватить или уничтожить группу.
И бандиты пошли. Сквозь деревья Демаков видел, как они, где перебежками, а где ползком начали охватывать их полукругом. Меткими очередями группа сдерживала наседавших. Но огонь из окопов становился все прицельнее. Пуля обожгла плечо лейтенанта. В создавшемся положении хоть какие-то шансы обещало лишь одно решение — отступать к арыку. А это означало — проскочить несколько десятков метров по открытому пространству. Душманы мгновенно воспользуются возможностью и ударят в спины. Или устремятся за ними, чтобы попытаться захватить в плен: душманы хорошо видели малочисленность группы. Значит, кто-то должен прикрыть отход.
Несколько душманов выскочили из укрытия и бросились вперед. Огнем их заставили залечь. После этого бандиты, видимо, понимая, что атакой в лоб советских воинов не взять, стали наседать с флангов. Образовалась своеобразная подкова, похожая на ту, дорожную, огибавшую неприступную скалу. Обстреливать с флангов, правда, было трудно: мешали стены дувалов. Но, с другой стороны, стены позволяли душманам скрытно сближаться с группой. Демаков осознавал, что через несколько минут отступать к арыку будет поздно. Пока же по тем, кто будет отползать к арыку, огонь поведут только сверху — бандитам мешали деревья, и это обнадеживало. Кто-то один должен пожертвовать собой, спасая всех.
— Вот что, — лейтенант повернул голову к лежавшему рядом Валиеву и увидел его глаза — тревожные, но не ошалелые от страха. — Слушайте приказ!
ОСТАНОВКА ПОСЛЕ ПРИВАЛА
МУЛЛА ПРОКЛИНАЕТ... АЛЛАХА
КАК СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
В свою агитбригаду Демаков включал ребят толковых, умеющих говорить просто, доходчиво. Обязательно в нее входили рядовые Нуров, знавший одинаково хорошо языки фарси и дари, и Ягофаров. У этих солдат было врожденное чувство доброжелательности.
Как-то при сопровождении колонны, когда на малом привале времени едва хватало, чтобы подышать свежим воздухом и глотнуть из фляги воды, Александр увидел их в окружении местных жителей. Дехкане взволнованно говорили, простирали руки к аллаху, перебивали друг друга. Увидев офицера, сразу смолкли, почтительно склонив голову.
— О чем разговор? — поинтересовался он у солдат. Те объяснили, чем так взволнованы дехкане. Год выдался засушливым, и к осени река совсем обмелела. Воды в ней даже кувшинами трудно набрать. А местный богатей, чьи угодья расположены ближе к подножью хребта, сделал запруду. Беднякам не осталось и глотка.
— Им, товарищ лейтенант, многое непонятно, — сказал Нуров. — Грамотных в кишлаке нет. Они даже не знают декрета о земельной реформе. Объясняю им, что вода, как и земля, стала общим достоянием.
Демаков присоединился к беседе. Начал рассказывать, что правительство Афганистана распорядилось: землей должен владеть тот, кто ее обрабатывает. Не будет больше заминдаров (помещиков) и не будет батраков. Сказал серьезно, а аксакалы засмеялись. Один старичок хихикал так, что борода тряслась.
— Почему смеетесь? Я ведь смешного ничего не сказал, — нахмурился лейтенант. — Революция дехканам землю дает, воду для полива...
— Может, и дает, да только ее никто не возьмет, — уже всерьез ответил аксакал.
— Почему же?
— Да потому, что земля чужая, ее трогать нельзя.
— Но ведь декрет издан...
— Э-э, дорогой, вы — умный начальник, а простой истины не понимаете, — вздохнул все тот же старичок. — Декрет смертные люди написали, а коран написан святой рукой. Частная собственность неприкосновенна! И горе тому, кто на нее посягнет.
— Горе, горе тому, — как клятву повторили другие дехкане.
В пути после малого привала Демаков никак не мог забыть эти слова. «Вот и попробуй, — размышлял он, — разъясни им декреты республики. Государство бесплатно раздает беднякам землю, а они брать ее боятся, за грех считают... Сколько нужно усилий, чтобы заставить их уверовать в справедливость декретов».
В другой раз он увидел Нурова за беседой с афганским солдатом. Тот его слушал внимательно и все прицокивал языком, словно Нуров рассказывал сказку из «Тысячи и одной ночи».
— Женат? — спросил он афганского воина.
— Нет, — ответил тот.
— Почему?
— Денег нет, за жену надо платить.
— Сколько?
— От сорока тысяч афганей и более... Есть и меньше.
— А сколько получаете?
— Около двух тысяч.
— Знаете, — сказал потом офицеру Нуров, — они даже не представляют ,что такое колхоз. Как там живут, как работают... Про города спрашивают, дружно ли живем. Сколько стоит хлеб, сколько метр ткани на рубаху. Они слушают и удивляются.
«Хорошо действуют на афганцев эти простые солдатские беседы», — размышлял Демаков, собираясь в агитрейд. Готовился он к нему тщательно. Многие суры корана наизусть выучил. Доходчиво и терпеливо вместе со своими помощниками растолковывал он неграмотным и одураченным, что революционная земельная реформа, всеобщее равенство, раскрепощение женщин, школьное обучение детей — это не безбожие, не дьявольский грех, а святая забота о благе простых людей. Не чурался Александр налаживать взаимопонимание и с муллами. В окрестных кишлаках его знали в лицо и уважительно приветствовали.
А в тот памятный агитрейд Демаков отправился в отдаленный кишлак, в котором еще не бывал. Селенье это приютилось высоко в горах, между голыми скалами, почти круглый год одетыми в пышную белоснежную чалму. На исходе лета, когда ледники сбегут с них шумными и пенистыми реками, эти скалы снимают свою чалму и становятся похожими на острые кинжалы, пронзающие небо. Название кишлака Александр запомнил хорошо — в переводе на русский язык оно означает «потомок пророка». К нему вела коварная горная дорога, по которой на машине можно подняться только в летнее время. Горе же было тем, кто пытался проехать в селение зимой. Многие, кто рисковал, исчезали без следа. И только на дне ущелья чабаны потом находили остовы «бурубухаек».
Перед тем как отправиться в кишлак, Демаков и заместитель командира батальона по политчасти капитан Владимир Лукинов побывали в районном комитете НДПА. Там узнали, что душманов в том селении давно не было. Но предупредили, всякое может случиться, надо быть готовым ко всему. В сопровождающие дали молодого партийного активиста Сарвара, который хорошо знал жителей кишлака. Он рассказал, что в селении всем заправляет старый горбун, богач Абдулла-хан. Все жители ходили у него в долгах и работали на него за эти долги бесплатно. Знал хитрый горбун: ненавидят и боятся его в кишлаке. Знал также, что внизу, в долинах, мир перевернулся и ему, Абдулла-хану, придется держать ответ перед дехканами. Тревожился ,но видел, что жители боялись его, так как в любое время могли прийти душманы и покарать непослушных. А в том, что Абдулла-хан связан с бандой, никто не сомневался. Только попробуй схвати его за руку. В горах сотни троп и по любой из них может пройти душман. На каждого засаду не посадишь.
В состав агитбригады вошло около двадцати человек. На вооружении, так сказать, имели: походную автоклубную машину, звуковещательную станцию, усилительные установки. Последние были нужны главным образом для женщин. Ведь что происходит, когда агитбригада прибывает в кишлак? Собираются мужчины и дети, а женщинам по законам религии нельзя появляться на людях, да еще незнакомых. В тот момент они прячутся за дувалами. Для них-то и включались усилительные установки. Тут же разворачивался медпункт. Так черной пропаганде контрреволюции наши воины противопоставляли правду о Советском Союзе, о советских солдатах.
На этот раз, несмотря на красноречие Нурова и Ягофарова, аплодисменты не прозвучали. А ведь Нуров, представившись на языке дари, увлекательно рассказывал собравшимся о жизни простых советских тружеников. Обычно такие рассказы дехкане слушали с удивлением и прерывали одобрительными возгласами, вопросами. Теперь же ничего подобного не происходило. Жители кишлака словно в рот воды набрали. Даже разговор об отмене калыма, о новых обычаях не расшевелил их. Хотя Демаков при том ссылался на коран, в котором, кстати, немало мест, посвященных социальной справедливости, равенству людей. Скажем, запрещается крупное землевладение, осуждается эксплуатация, порицается скупость. Разве не сказал Мухаммед ,что если человек оживил клочок мертвой земли, то она ему и принадлежит? Значит, земля должна принадлежать тому, кто ее обрабатывает. И отмена декретом кабальных долгов заминдарам разве не соответствует сурам корана, осуждающим ростовщичество?
Молчали дехкане. Хмуро смотрели на приехавших. Дети и те без обычных улыбок. Видно, напуганы чем-то и кем-то. Чутье подсказывало: неподалеку бандиты. И тут взгляд Демакова упал на двух рослых мужчин. Одеты они были, как и все. Только длиннополые рубахи ниже колен, шаровары из того же материала и безрукавки из зеленой ткани выглядели очень уж опрятными, будто только что сшитые. А лица-то, лица... Европейские лица, хотя загар сравнял их цвет с лицами местных жителей.
Наверное, Александр слишком пристально присматривался к ним. И те почуяли опасность. Они постарались незаметно скрыться. Демаков осторожно позвал Сарвара, вдвоем они последовали за ними. Но те словно сквозь землю провалились. Куда же могли деться два человека, явно нездешние? В какой дом вошли? И тут Демакова кто-то дернул за руку. Перед ним стояла женщина, а может, девушка в парандже. Она говорила быстро-быстро. Сарвар, знавший немного русский, перевел: в кишлаке душманы. Их немного и находятся сейчас в доме Абдулла-хана. Потом Сарвар сообщил Александру, что девушку, сообщившую им тайну, зовут Малика. Богатый горбун хотел купить ее за долги у родителей. Горе бедняку, если у него нет иного богатства, кроме дочери, да еще красивой и стройной, как маленькая серна. Но родители не захотели отдавать Малику. Тогда Абдулла-хан приказал избить палками стариков — родителей девочки. Но дал им время на раздумье.
Демаков, Сарвар и несколько афганских солдат подошли к дому богача. Прислушались к разговору, который доносился оттуда. Вначале Александр не поверил своим ушам: чистейший английский язык. Пришлось сильно пожалеть, что мало уделял внимания иностранному языку и в школе, и потом в училище.
Теперь ему стало понятным поведение местных жителей — в кишлаке отсиживались душманы, да ко всему прочему — с западными инструкторами. Кто они — американцы, англичане? Демаков в тот момент не знал. В одном был уверен: упускать их никак нельзя. Один из афганских солдат рванул дверь и что есть силы закричал:
— Руки!
Двое немедленно вскинули руки вверх, а третий побежал к окну. Солдат крикнул резко, гортанно:
— Дрешь! (Стой!)
Дал в потолок очередь из автомата. Бежавший замер на месте. А вскоре подоспевшие афганские солдаты помогли арестовать всех бандитов: их оказалось шесть. Двое — с европейскими лицами — оказались английскими советниками,
Демаков знал историю английской интервенции в Афганистане. Она началась еще в далеком 1838 году. Тогда английские колониальные войска, пройдя из Индии двумя колоннами через перевал Боланд и Хайберский проход, заняли Кабул. Здесь обосновался восьмитысячный отряд, а основные силы вернулись в Индию.
Восстание в Кабуле вспыхнуло в ноябре 1841 года. К повстанцам на помощь подошли племена. Английский гарнизон был вынужден покинуть город. Погода как раз наступила вьюжная, она и помогла афганцам полностью разгромить завоевателей. Лишь один человек из всего отряда — английский врач Брайтон — добрался до своих.
Но урок, что называется, не пошел впрок. В ноябре 1878 года английские войска снова заняли Кабул. А ровно через год в город Кандагар на загнанном коне прискакал командир бригады английский генерал Берроуз. «Это были семь часов ужаса», — рассказывал он о том, как афганцы близ деревни Мейванд наголову разбили его свободную бригаду, два полка кавалерии и три пехотных, среди которых — и 66-й королевский полк.
Третья их попытка, совершенная в 1919 году, так же оказалась безуспешной. Может, теперь, считают некоторые господа с берегов Темзы, удастся взять реванш? Вряд ли...
Эти двое англичан — Джон и Уилки — иностранцы. Демаков и его товарищи — тоже иностранцы. Но в том-то и суть, что Джон и Уилки были и останутся для афганского народа чужеземцами, даже врагами. А поступки советских людей, рискующих собственной жизнью ради счастья соседа, продиктованы чувствами уважения к афганцам, сопереживанием, интернациональным долгом.
Арестованных английских советников лейтенант Демаков передал тогда в руки работников ХАДа. А жителям кишлака, сразу же повеселевшим после происшедшего, пообещал еще одну встречу с агитбригадой.
Он продолжит с ними разговор и об отмене калыма, и о том, что специальным декретом бедняки полностью освобождались от задолженности помещикам и ростовщикам. А в конце его солдаты выступят с концертом художественной самодеятельности, как уже было не раз.
Да, чутье и в тот раз не подвело. И теперь, размышлял Александр, все говорит о том, что банда прячется где-то неподалеку. Возможно, душманы уже ждут жертву и выбрали для нападения удачное место. Тихо он повторил фамилии тех, кто пойдет с ним: «Ниякин, Аллядинов, Караваев, Ягофаров, Варнавский, Валиев, Ибрагимов, Жадан и Антонян». Александр произнес фамилии в обычной своей манере — мягко, но в тоне его чувствовалась сталь.
Едва предполагаемые душманские разведчики скрылись за поворотом, бросив напоследок долгий, внимательный взгляд назад, группа Демакова была уже на ногах и быстро устремилась за ними. Солдаты бежали так, чтобы не создавать шума: вкрадчиво, бросая тело на носки. У каждого за плечами был опыт. Часы боевой учебы они не транжирили попусту, а брали все, что необходимо для действий в горах, при стычках с хитрым и выносливым противником.
Лейтенант бежал без напряжения. Тренированные с детства легкие не свистели, дышали легко и свободно. Здесь, в Афганистане, он не забыл своего увлечения спортом. Каждое утро его видели на физподготовке вместе с солдатами. На любом снаряде он мастерски владел своим телом, выполняя упражнения любой сложности. И этим заражал подчиненных, которые также увлекались спортом.
Расстояние около километра группа преодолела быстро. Пот едва успел выступить на лицах ребят, несмотря на полную выкладку, тяжесть оружия, послеполуденный зной. Остановились, и Александр поднял руку: внимание!
Крутой поворот дорога делала потому, что на ее пути встала отвесная скала. В незапамятные времена путешественникам приходилось торить путь подковой; делать изгиб. Скальные стены темно-коричневого цвета под лучами заходящего солнца отсвечивали багрово и были похожи на гигантские кровавые сгустки.
Используя естественные укрытия, лейтенант стал осторожно огибать подкову. За ним неотступно, готовые в любой момент открыть ответный огонь, следовали подчиненные. Что там за поворотом? Какой очередной «сюрприз» подготовили душманы? Сколько матерей, отцов, жен, сестер и братьев едва ли не в каждом кишлаке Афганистана с болью и гневом, с ненавистью и возмущением произносят это слово «душман».
Шаг за очередной выступ, и перед глазами лейтенанта встал заброшенный кишлак. Он начинался буквально в двухстах метрах. Видно было, что в нем никто не живет. Остались стены глинобитных домов, полуразрушенные дувалы — пристанище змей и пауков. Все утопало в цветущих гранатовых деревьях. Казалось, выйдут сейчас дехкане и начнут праздновать навруз — наступление весны. Это очень древний праздник, похожий на русскую масленицу. Но нет, знал Демаков, не выйдут. И не пойдет впереди праздничной толпы мулла, окуривая дымом трав пищу, выпрашивая у правоверных дань в пользу мечети.
Тех двух, за кем спешили, нигде не было видно. Словно растворились. И это еще сильнее озадачило Демакова. В какой из домов они спрятались и теперь ведут наблюдение? Если здесь бандиты, то сколько их? Надо обязательно найти, ведь совсем скоро проследует колонна. Александр только теперь по-настоящему и оценил, какое здесь удобное место для засады.
Кишлак возвышался над дорогой. Перед его верхними строениями она лежала как на ладони. Как ни смотрел лейтенант, ничего подозрительного не заметил и дал команду: «Вперед!» Группа вышла из-за укрытия и, рассредоточившись, направилась к кишлаку. На пути встретился арык. Он тянулся, словно окопная линия. Метрах в ста за ним стояла невысокая стена дувала. Может, за ней спрятались душманские лазутчики?
Справа чуть впереди шли Ягофаров и Варнавскии. Сержанты Аллядинов и Ниякин с рядовыми Жаданом и Антоняном сдвинулись влево. Рядом напряженно дышал Валиев. И до того каждый собранный, настороженный, теперь они стали похожи на взведенную пружину: тронь — в одно мгновение распрямится.
Исход боя, известно, определяется многими факторами. Одним из главнейших всегда остается подготовка людей, в том числе морально-психологическая. А она во многом зависит от него, ротного политработника. От веса его слова, от того, как будет действовать он сам. В трудных ситуациях по воздействию на людей ничто не сравнится с личным примером командира, старшего. Жизнь учит: слова имеют силу лишь тогда, когда за ними следуют соответствующие поступки. Демаков был из тех людей, которые никогда не подводят.
За арыком простиралось ровное место — здесь дехкане, должно быть, сажали овощи. Сейчас же все поросло травами, названий которых Александр еще не знал. «Если ударят из-за ближнего дувала — перестреляют, как куропаток», — мелькнула тревожная мысль. И приказал дальше передвигаться перебежками.
— У дувала всем залечь, — бросил он коротко по цепи.
Ему показалось, что за садом, в створе между глинобитными стенами, от чего-то отразился луч солнца.
— Ложись! — крикнул лейтенант, с разбега упав под гранатовое дерево.
Все разом залегли. И тут прозвучали выстрелы. Пули брызнули совсем рядом, срезав на деревьях ветки. Из стены дувала полетела желтая пыль. Вскоре уже стреляли и справа, и слева. Огонь был таким плотным, что головы не поднять.
Группа ответила короткими очередями, выискивая цели. Оглядевшись, Демаков увидел, что душманы засели не в домах и не за дувалами, как он вначале полагал, а в окопах. По треску очередей трудно было определить, сколько их там. Ясно одно: много, а вырытые окопы свидетельствовали о том, что бандиты заранее готовили засаду. Они расположились очень выгодно, и если допустить, что им удастся повести прицельный огонь по колонне, урон может быть очень большой. Дома и деревья сейчас служили для группы укрытием, но дорога лежала в стороне от них и сверху хорошо просматривалась.
Александр связался с командованием по рации, доложил обстановку. О помощи не просил, знал, что к нему сразу же поспешат на выручку. Осознавал он и другое: такую многочисленную банду будет нелегко сдержать. После огневого налета «духи» обязательно попытаются захватить или уничтожить группу.
И бандиты пошли. Сквозь деревья Демаков видел, как они, где перебежками, а где ползком начали охватывать их полукругом. Меткими очередями группа сдерживала наседавших. Но огонь из окопов становился все прицельнее. Пуля обожгла плечо лейтенанта. В создавшемся положении хоть какие-то шансы обещало лишь одно решение — отступать к арыку. А это означало — проскочить несколько десятков метров по открытому пространству. Душманы мгновенно воспользуются возможностью и ударят в спины. Или устремятся за ними, чтобы попытаться захватить в плен: душманы хорошо видели малочисленность группы. Значит, кто-то должен прикрыть отход.
Несколько душманов выскочили из укрытия и бросились вперед. Огнем их заставили залечь. После этого бандиты, видимо, понимая, что атакой в лоб советских воинов не взять, стали наседать с флангов. Образовалась своеобразная подкова, похожая на ту, дорожную, огибавшую неприступную скалу. Обстреливать с флангов, правда, было трудно: мешали стены дувалов. Но, с другой стороны, стены позволяли душманам скрытно сближаться с группой. Демаков осознавал, что через несколько минут отступать к арыку будет поздно. Пока же по тем, кто будет отползать к арыку, огонь поведут только сверху — бандитам мешали деревья, и это обнадеживало. Кто-то один должен пожертвовать собой, спасая всех.
— Вот что, — лейтенант повернул голову к лежавшему рядом Валиеву и увидел его глаза — тревожные, но не ошалелые от страха. — Слушайте приказ!
ОСТАНОВКА ПОСЛЕ ПРИВАЛА
До ущелья, раскрашенного на карте в красный цвет, оставалось не более пяти километров, когда радист доложил начальнику охранения:
— Товарищ капитан, «Стрела» приказывает остановить движение.
Капитан Хабаров передал команду подполковнику Кадрасову. Колонна, сжавшись, замерла. Выстрелов нигде не было слышно и это сильно удивляло водителей: после привала прошло совсем немного времени.
— Ноль третий, в чем дело? — обеспокоенно спрашивал старший колонны капитана Хабарова.
— В ущелье идет бой, — сообщил тот, связавшись со «Стрелой» — диспетчерским пунктом, руководившим движением на этом участке дороги. — Нам приказано приготовиться для отражения душманов.
Воины охранения, водители, залегшие за скатами машин, взяли под прицел наиболее подозрительные участки местности. Ждали бандитского налета. Ждали сейчас, ждали и раньше. Потому что воронки от разрывов мин и фугасов встречались им на каждом километре дороги, остовы сожженных автомашин у обочины ежеминутно напоминали о том, что идет жестокая «дорожная война» и надо быть начеку. Солдаты лежали с серьезными, строгими лицами. Их долг встретить бандитов огнем, отразить налет. А потом, не увеличивая скорость, не комкая интервалы, проводить КамАЗы под душманскими очередями — будь ты хоть ранен или на дымящихся ободах. Они должны провести машины так, чтобы не закупорить дорогу, не подставить душманам длинный хвост «наливников».
Кругом, куда ни кинь взгляд, величественная природа. Но у солдат глаза, слух воспринимает ее иначе, чем, скажем, в Карпатах. Зубчатая вершина скалы, горы над дорогой — нет ли там бандитов, не замелькают ли там в любую минуту частые-частые вспышки выстрелов?
Проходит минута, другая, третья... Время превращается в длинную красную ленту, как дорога в горах. Зной опьяняет, солнце нагибается так близко — оно обнимает головы парней.
Капитан Хабаров, худой, подвижный, с осипшим от постоянных команд и радиоразговоров голосом, с тоненькими усиками, в которые набилась седая горная пыль, с покрасневшими глазами, не находил себе места. Где-то рядом душманы напали на группу товарищей, а он ничем не может им помочь. Колонну ни в коем случае оставлять нельзя. А там, впереди, наверное, очень не хватает его храбрых ребят. «Заговорили» бы зенитные установки... Но остается только ждать и ждать...
Время растягивается в томительные минуты. «Стрела» молчит.
— Как бы не пришлось здесь ночевать, — услышал Виктор в наушниках голос подполковника Кадрасова.
— Все может быть…
И тут команда:
— «Ракета», я — «Стрела». Продолжайте движение. Капитан посмотрел на часы. С момента остановки прошло полчаса. А ему казалось — целая вечность.
— Товарищ капитан, «Стрела» приказывает остановить движение.
Капитан Хабаров передал команду подполковнику Кадрасову. Колонна, сжавшись, замерла. Выстрелов нигде не было слышно и это сильно удивляло водителей: после привала прошло совсем немного времени.
— Ноль третий, в чем дело? — обеспокоенно спрашивал старший колонны капитана Хабарова.
— В ущелье идет бой, — сообщил тот, связавшись со «Стрелой» — диспетчерским пунктом, руководившим движением на этом участке дороги. — Нам приказано приготовиться для отражения душманов.
Воины охранения, водители, залегшие за скатами машин, взяли под прицел наиболее подозрительные участки местности. Ждали бандитского налета. Ждали сейчас, ждали и раньше. Потому что воронки от разрывов мин и фугасов встречались им на каждом километре дороги, остовы сожженных автомашин у обочины ежеминутно напоминали о том, что идет жестокая «дорожная война» и надо быть начеку. Солдаты лежали с серьезными, строгими лицами. Их долг встретить бандитов огнем, отразить налет. А потом, не увеличивая скорость, не комкая интервалы, проводить КамАЗы под душманскими очередями — будь ты хоть ранен или на дымящихся ободах. Они должны провести машины так, чтобы не закупорить дорогу, не подставить душманам длинный хвост «наливников».
Кругом, куда ни кинь взгляд, величественная природа. Но у солдат глаза, слух воспринимает ее иначе, чем, скажем, в Карпатах. Зубчатая вершина скалы, горы над дорогой — нет ли там бандитов, не замелькают ли там в любую минуту частые-частые вспышки выстрелов?
Проходит минута, другая, третья... Время превращается в длинную красную ленту, как дорога в горах. Зной опьяняет, солнце нагибается так близко — оно обнимает головы парней.
Капитан Хабаров, худой, подвижный, с осипшим от постоянных команд и радиоразговоров голосом, с тоненькими усиками, в которые набилась седая горная пыль, с покрасневшими глазами, не находил себе места. Где-то рядом душманы напали на группу товарищей, а он ничем не может им помочь. Колонну ни в коем случае оставлять нельзя. А там, впереди, наверное, очень не хватает его храбрых ребят. «Заговорили» бы зенитные установки... Но остается только ждать и ждать...
Время растягивается в томительные минуты. «Стрела» молчит.
— Как бы не пришлось здесь ночевать, — услышал Виктор в наушниках голос подполковника Кадрасова.
— Все может быть…
И тут команда:
— «Ракета», я — «Стрела». Продолжайте движение. Капитан посмотрел на часы. С момента остановки прошло полчаса. А ему казалось — целая вечность.
МУЛЛА ПРОКЛИНАЕТ... АЛЛАХА
Муллу передернуло, когда он услышал: «Шурави!» Хорошо задуманная и подготовленная операция летела шакалу под хвост. Зло ударил каблуком по грязной физиономии одного из лазутчиков, раскровянив ее. «Убирайтесь...» — прошипел Ахмад. Те поспешили удалиться. «Натяну я ваши поганые шкуры...» — наливаясь кровью, забормотал главарь банды. Но тут же взял себя в руки: нельзя поддаваться гневу в такие минуты. Он все же надеялся, что шурави обследуют нижние дувалы, дома, а вверх, к окопам, подниматься не станут.
Ахмад навел бинокль на советских солдат. Стал наблюдать за ними, предварительно пересчитав. Группа оказалась немногочисленной. Пусть втянутся в кишлак и тогда их можно захватить в плен. Это, конечно, не уничтоженная колонна, но тоже денег стоит. О деньгах Ахмад начал скорбеть заранее, а эта скорбь самая подлинная, считал он.
Командира мулла определил сразу. Определил по командам, которые тот коротко бросал по цепи, по сдержанной манере вести себя. Приказания офицера выполнялись тотчас же: шурави, казалось, в одно мгновение рассредоточились и, точно выдерживая дистанцию, устремились к кишлаку. Вот они преодолели арык, прошли открытую местность. Еще несколько шагов, и вся группа укроется в цветущих деревьях.
И тут Ахмаду показалось, что командир советских солдат смотрел прямо на него. «Чушь какая-то», — подумал мулла, понимая, что тому без бинокля никак не увидеть его. А тот вдруг взмахнул рукой, отдал команду. Почти вся группа разом упала на землю. Только двое, шедшие впереди, резко остановились, бросая взгляд назад. Не выдержав, кто-то из бандитов вспорол очередью тишину. За ней последовала вторая, третья... десятая... Поднялась суматошная стрельба. В гневе исказилось лицо Ахмада. Все, операция сорвалась. Теперь надо любой ценой взять кого-то из шурави в плен. Он приказал атаковать. Но поднявшиеся бандиты, сделав несколько шагов, попали под меткий огонь советских воинов.
А время шло, и мулла понимал, что тот офицер, который, как показалось, смотрел в глаза ему, доложил по рации о засаде, и скоро сюда подойдет их подкрепление. К тому времени надо покончить с группой. И мулла, не считаясь с потерями, посылал своих правоверных вперед. Однако душманы ничего не могли поделать с горсткой советских солдат. Тогда главарь решил окружить группу. Его замысел, видимо, разгадали. Шурави начали отступать. На том месте, откуда они вели огонь, никого не оставалось.
Несколько бандитов поднялись во весь рост и бросились вперед, но тут же упали, сраженные взрывом гранат. Кто-то прикрывал отход. Его Ахмад приказал взять живым, а сам со своими приближенными поспешил по скрытому проходу уйти подальше от места боя: с минуты на минуту подойдет подкрепление.
Ради спасения собственной шкуры он нередко добивал раненых муджахиддинов, если те мешали уходить от преследования. После того как этот оборотень покидал устроенную ему ловушку, солдаты афганской армии или местные активисты находили трупы умерших от выстрела из пистолета калибром 7,6 мм в лицо. Пистолет — любимое оружие Ахмада. Такого на вооружении у афганских бойцов нет. «Аллаху угодно, — объяснял он своим подручным, — чтобы раненые приняли смерть от своих единоверцев». Цель, разумеется, преследовалась другая: нельзя, чтобы раненые выдали его.
Хитрый и коварный мулла обладал собачьим нюхом и всякий раз, попадая в сложное положение, предчувствовал исход схватки. И на этот раз он понял, что проиграл и что только ноги спасут его. Того шурави, что прикрывает отход своих, он будет ждать в горном схроне, где отсидится до поры до времени. Ахмад твердо верил, что его подручные возьмут советского воина в плен. Иначе им придется поплатиться собственными шкурами. Не знал только мулла характера советского человека.
Ахмад навел бинокль на советских солдат. Стал наблюдать за ними, предварительно пересчитав. Группа оказалась немногочисленной. Пусть втянутся в кишлак и тогда их можно захватить в плен. Это, конечно, не уничтоженная колонна, но тоже денег стоит. О деньгах Ахмад начал скорбеть заранее, а эта скорбь самая подлинная, считал он.
Командира мулла определил сразу. Определил по командам, которые тот коротко бросал по цепи, по сдержанной манере вести себя. Приказания офицера выполнялись тотчас же: шурави, казалось, в одно мгновение рассредоточились и, точно выдерживая дистанцию, устремились к кишлаку. Вот они преодолели арык, прошли открытую местность. Еще несколько шагов, и вся группа укроется в цветущих деревьях.
И тут Ахмаду показалось, что командир советских солдат смотрел прямо на него. «Чушь какая-то», — подумал мулла, понимая, что тому без бинокля никак не увидеть его. А тот вдруг взмахнул рукой, отдал команду. Почти вся группа разом упала на землю. Только двое, шедшие впереди, резко остановились, бросая взгляд назад. Не выдержав, кто-то из бандитов вспорол очередью тишину. За ней последовала вторая, третья... десятая... Поднялась суматошная стрельба. В гневе исказилось лицо Ахмада. Все, операция сорвалась. Теперь надо любой ценой взять кого-то из шурави в плен. Он приказал атаковать. Но поднявшиеся бандиты, сделав несколько шагов, попали под меткий огонь советских воинов.
А время шло, и мулла понимал, что тот офицер, который, как показалось, смотрел в глаза ему, доложил по рации о засаде, и скоро сюда подойдет их подкрепление. К тому времени надо покончить с группой. И мулла, не считаясь с потерями, посылал своих правоверных вперед. Однако душманы ничего не могли поделать с горсткой советских солдат. Тогда главарь решил окружить группу. Его замысел, видимо, разгадали. Шурави начали отступать. На том месте, откуда они вели огонь, никого не оставалось.
Несколько бандитов поднялись во весь рост и бросились вперед, но тут же упали, сраженные взрывом гранат. Кто-то прикрывал отход. Его Ахмад приказал взять живым, а сам со своими приближенными поспешил по скрытому проходу уйти подальше от места боя: с минуты на минуту подойдет подкрепление.
Ради спасения собственной шкуры он нередко добивал раненых муджахиддинов, если те мешали уходить от преследования. После того как этот оборотень покидал устроенную ему ловушку, солдаты афганской армии или местные активисты находили трупы умерших от выстрела из пистолета калибром 7,6 мм в лицо. Пистолет — любимое оружие Ахмада. Такого на вооружении у афганских бойцов нет. «Аллаху угодно, — объяснял он своим подручным, — чтобы раненые приняли смерть от своих единоверцев». Цель, разумеется, преследовалась другая: нельзя, чтобы раненые выдали его.
Хитрый и коварный мулла обладал собачьим нюхом и всякий раз, попадая в сложное положение, предчувствовал исход схватки. И на этот раз он понял, что проиграл и что только ноги спасут его. Того шурави, что прикрывает отход своих, он будет ждать в горном схроне, где отсидится до поры до времени. Ахмад твердо верил, что его подручные возьмут советского воина в плен. Иначе им придется поплатиться собственными шкурами. Не знал только мулла характера советского человека.
КАК СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК
— Слушайте приказ! — громко повторил Демаков, потому что бешеный треск выстрелов рвал голос на звуки. — Отползайте к арыку, я прижму их к земле.
— К арыку! — громко и требовательно закричал он, так как никто не шевельнулся.
— Лучше мы вместе.
— Выполняйте, — нетерпеливо бросил он. — Я задержу их, а потом вы ударите с фланга...
Тактически это было правильно и вселяло надежду, что всем удастся вырваться.
— Дайте мне гранаты, — обратился лейтенант к ближе всех лежавшему Фердинанду Валиеву.
Тот отдал ему все четыре гранаты. А когда солдат пополз к арыку, услышал: «Если что, напишите моим...»
Бандиты догадались, что наши солдаты уходят. На прежнем месте, показалось душманам, никого не осталось (Демакова за дувалами не было видно). Они в открытую бросились вперед. Взрыв гранаты остановил их. Попятились, поспешили вновь спрятаться за укрытия. Трижды поднимались душманы и трижды грохотали взрывы. И лейтенант понимал, что его хотят взять живым, иначе бы давно забросали гранатами.
Перед его глазами висел над близкими горами апельсиновый шар солнца, вокруг него раскинулся цветущий гранатовый сад, иссеченный пулями так, что несколько веток с цветами упали рядом и дышали ароматом жизни прямо у его лица. Был ли у него тот миг, о котором в годы войны писал Константин Симонов: «В час, когда последняя граната уже занесена в твоей руке и в краткий миг припомнить разом надо все, что у нас осталось вдалеке...»?
А вдалеке осталась Родина, которая воспитала его патриотом и интернационалистом, родное село и речка, на берегу дом, в котором ждет его мать. Осталось столько дивных уголков страны, где он не успел побывать. Сколько не успел! Не сыграл свадьбу с любимой, не проводил отсюда в запас своих первых воспитанников, не прочитал массу книг. Многое не успел — жизнь только начиналась. А в руках оставалась последняя граната. И все различимее крики душманов: «Сдавайся!»
Помощь была совсем рядом. Из-за поворота уже выскочил Володя Кушнарев со своими смелыми и надежными воинами. Мгновения не хватит ему, чтобы спасти боевого товарища. «Держись, Саша!» — кричал по рации ставший ему другом командир роты старший лейтенант Федяшин. В ответ — молчание. И вдруг: «Командир... ранен в четвертый раз... Одна граната осталась... Передайте всем, погибаю как советский человек!»
Бездыханное тело Александра Демакова нашли среди множества душманских трупов. Последней гранатой он подорвал себя и бандитов.
Колонна в тот день без помех преодолела ущелье у разрушенного кишлака Р. Все машины, проезжая то место, дали протяжный троекратный сигнал. Они уже знали о случившемся здесь.
— К арыку! — громко и требовательно закричал он, так как никто не шевельнулся.
— Лучше мы вместе.
— Выполняйте, — нетерпеливо бросил он. — Я задержу их, а потом вы ударите с фланга...
Тактически это было правильно и вселяло надежду, что всем удастся вырваться.
— Дайте мне гранаты, — обратился лейтенант к ближе всех лежавшему Фердинанду Валиеву.
Тот отдал ему все четыре гранаты. А когда солдат пополз к арыку, услышал: «Если что, напишите моим...»
Бандиты догадались, что наши солдаты уходят. На прежнем месте, показалось душманам, никого не осталось (Демакова за дувалами не было видно). Они в открытую бросились вперед. Взрыв гранаты остановил их. Попятились, поспешили вновь спрятаться за укрытия. Трижды поднимались душманы и трижды грохотали взрывы. И лейтенант понимал, что его хотят взять живым, иначе бы давно забросали гранатами.
Перед его глазами висел над близкими горами апельсиновый шар солнца, вокруг него раскинулся цветущий гранатовый сад, иссеченный пулями так, что несколько веток с цветами упали рядом и дышали ароматом жизни прямо у его лица. Был ли у него тот миг, о котором в годы войны писал Константин Симонов: «В час, когда последняя граната уже занесена в твоей руке и в краткий миг припомнить разом надо все, что у нас осталось вдалеке...»?
А вдалеке осталась Родина, которая воспитала его патриотом и интернационалистом, родное село и речка, на берегу дом, в котором ждет его мать. Осталось столько дивных уголков страны, где он не успел побывать. Сколько не успел! Не сыграл свадьбу с любимой, не проводил отсюда в запас своих первых воспитанников, не прочитал массу книг. Многое не успел — жизнь только начиналась. А в руках оставалась последняя граната. И все различимее крики душманов: «Сдавайся!»
Помощь была совсем рядом. Из-за поворота уже выскочил Володя Кушнарев со своими смелыми и надежными воинами. Мгновения не хватит ему, чтобы спасти боевого товарища. «Держись, Саша!» — кричал по рации ставший ему другом командир роты старший лейтенант Федяшин. В ответ — молчание. И вдруг: «Командир... ранен в четвертый раз... Одна граната осталась... Передайте всем, погибаю как советский человек!»
Бездыханное тело Александра Демакова нашли среди множества душманских трупов. Последней гранатой он подорвал себя и бандитов.
Колонна в тот день без помех преодолела ущелье у разрушенного кишлака Р. Все машины, проезжая то место, дали протяжный троекратный сигнал. Они уже знали о случившемся здесь.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Капитан Хабаров, награжденный орденом Ленина, исполнил свою мечту: поступил в академию, закончив обучение в которой, снова поехал служить в Афганистан. Подполковник Кадрасов и его подчиненные вернулись на Родину и часто вспоминают те трудные годы. Честно выполнив свой патриотический и интернациональный долг, вернулись домой и оставшиеся в живых в том бою солдаты.
Через несколько месяцев после гибели сына Фаина Егоровна получила от лейтенанта А. Тарнакина письмо: «Здравствуйте, дорогая мама!.. Вспоминаю нашу службу с Сашей и понимаю теперь особенно ясно, насколько добр он был. Оказывается, никому не говоря, Саша посылал нашим родителям и женам поздравления с праздником и обязательно приписывал, мол, все хорошо, не волнуйтесь. Какой же он замечательный! Сколько буду жить, всегда буду помнить его. Все мы, кто служил с Сашей, Ваши сыновья. Целую Ваши руки».
А вскоре навестят ее Фердинанд Валиев, ныне работающий слесарем на КамАЗе, другие сослуживцы Александра Демакова. Обрушится шквал писем на мать героя. Это «половодье» людской скорби и гордости превзойдет по размерам ежегодное половодье его родной реки Ирмени.
Через несколько месяцев после гибели сына Фаина Егоровна получила от лейтенанта А. Тарнакина письмо: «Здравствуйте, дорогая мама!.. Вспоминаю нашу службу с Сашей и понимаю теперь особенно ясно, насколько добр он был. Оказывается, никому не говоря, Саша посылал нашим родителям и женам поздравления с праздником и обязательно приписывал, мол, все хорошо, не волнуйтесь. Какой же он замечательный! Сколько буду жить, всегда буду помнить его. Все мы, кто служил с Сашей, Ваши сыновья. Целую Ваши руки».
А вскоре навестят ее Фердинанд Валиев, ныне работающий слесарем на КамАЗе, другие сослуживцы Александра Демакова. Обрушится шквал писем на мать героя. Это «половодье» людской скорби и гордости превзойдет по размерам ежегодное половодье его родной реки Ирмени.