Страница:
Алексей Свиридов
С.О.Рокдевятый. Звирьмариллион
Не для славы,
для забавы я пишу
Барков, «Евгений Онегин»
«Сорок девятый,…………!»
Гипотетическое высказывание мелькорианши Н., отстреливающей очередного извратителя колец и соцветий.
МУЗЫКА АИНУР
Эру Единственный, кого в Арда называли «Илюватар», был всегда. Нам неизвестно, чем он там занимался в одиночестве это долгое время, но можно предположить, что для него тогда не было ничего святого, потому что аинур, первых святых он сотворил, когда еще ничего другого не было. Повисшим в пустоте аинур было предложено что-нибудь спеть – единственное, чем можно было заняться, и они пели сначала неумело и путаясь в словах, но потом хор наладился и собрался было затянуть «Ой, мороз, мороз», но случилось так, что Илюватор не любил русских народных песен. Он сказал им: «Я желаю, чтобы все вместе вы заделали что-нибудь этакое, чтоб душа развернулась и назад свернулась, из „Технологии“ чего-нибудь, или вот „Естурдей“ тоже песенка неплохая.»
И вот голос аинур, подобно флейтам и лютням, арфам и гуслям, гитарам «Фендер» и синтезаторам «Ямаха», подобно бесчисленным хорам имени Пятницкого начали петь. Никогда с тех пор не повторялся этот сейшн, хотя говорят, что еще круче можно будет оторваться на фестивале «Монстры рока-92», и тогда настанет конец света.
Пока же Илюватор сидел и радовался, долгое время не находя к чему придраться, но вот Мелькор начал вплетать в музыку свои образы – пока хор со слезой упрашивал поручика Голицына не падать духом, он с присвистом орал про «Глеб Жеглов да Володя Шарапов».
Мелькору из всех Аинур были даны самые мощные усилитель и колонки, и те, кто плавали в пространстве рядом, невольно тоже подхватили истошные вопли: «Атас! Веселей, рабочий класс!». Уловив лажу, Илюватор поднялся и с отеческой улыбкой завел новую песню, и в ней была новая сила и новая красота. Но прекрасные звуки темы про белые розы в злые морозы вновь были заглушены криками: «Танцуйте мальчики, любите девочек!» – и хотя среди аинур не было ни мальчиков, ни девочек, Мелькор вновь стал побеждать.
Тогда опять поднялся Илюватор, и лицо его было суровым. И он поднял правую руку, и возложил ее на клавиши резервного секвестора «Корг-01-МХ», и среди смятения зазвучала третья тема, и ультразвук ей вторил: «В шуме дискотек слышу я твой смех…» – и печаль и любовь была в этой песне. Но Мелькор уже добрался до последнего куплета своей песни, и теперь, как заведенный, повторял: «Атас! Атас! Атас!» – и было в этом мало благополучия, но много шуму и грубой мужской силы. Илюватор встал в третий раз, и лицо его было ужасно. Он поднял обе руки, и со словами: «Испортил песню, дурак!», дернул рубильник, и вырубил все электричество на сцене. И тогда Илюватор сказал: «Знаете что? Была у меня мысль к вашему музону цветуху присобачить и кордебалет созвать, но раз я какой-никакой бог, то вместо этого нате вам планету, и творите на ней то же самое, что сейчас сыграли. И знайте, что поскольку я ваш в некотором смысле папа, то и все, что вы будете делать, сиречь моих рук дело. И даже то, что кто-то будет пытаться мне нагадить – не будем говорить кто, хотя это это будешь ты, Мелькор, – так вот, даже это будет исключительно мне на пользу. Вот вам билеты, вот подъемные. На лиц, не отправившихся к месту работы в течение двадцати четырех часов, будет наложено взыскание. Списки вывешены. За работу, товарищи!. Эта речь ошарашила всех, а больше всего Мелькора. „Вот так, – подумал Мелькор, – стараешься, стараешься, а старикан берет, и заявляет, что все к его вящей славе. Прямо руки опускаются.“ Но по зрелому размышлению он понял, какую великолепную индульгенцию вручил ему Эру, и с тех пор творил зло, не иначе как приговаривая „Во славу Илюватора на веки вечные – Аминь!“.
Так начался великий труд валар в пустынных, в несчитанных и забытых эпохах, причем Мелькор работал тоже, и в редкие дни он перевыполнял план меньше чем на десять процентов. Но делал это он исключительно в корыстных интересах, за что и был изобличен как рвач, вредитель и карьерист. После показательного суда и торжественной порки Мелькора бросили на периферию с понижением в должности. Он это поначалу стерпел, хотя и затаил в душе некую грубость, но как-то раз, заглянув через забор на стройплощадку, увидел, как валар ходят по земле в образе мужчин и женщин красивые и величественные, и что земля стала для них садом наслаждений (в легендах не говорится – каких именно). И он напал на Арда во всем своем блеске и величии, пламя его глаз пронизывало смертельным холодом – сами думайте, как это у него получалось, а общий вид Мелькора был схож с извергающимся вулканом Толбачик. Эльфам мало что известно о тех временах, а то, что известно, рассказывали сами валар, да и то весьма скупо и неохотно, из чего можно сделать вывод, что в этом конфликте у Мелькоровых братьев было больше поражений, о которых лучше промолчать, чем побед, о которых стоит рассказывать. Война шла на планетарном уровне, а действия противников были выдержаны в стиле воспитанников подготовительной группы детского сада, не поделивших песочницу.
И вот голос аинур, подобно флейтам и лютням, арфам и гуслям, гитарам «Фендер» и синтезаторам «Ямаха», подобно бесчисленным хорам имени Пятницкого начали петь. Никогда с тех пор не повторялся этот сейшн, хотя говорят, что еще круче можно будет оторваться на фестивале «Монстры рока-92», и тогда настанет конец света.
Пока же Илюватор сидел и радовался, долгое время не находя к чему придраться, но вот Мелькор начал вплетать в музыку свои образы – пока хор со слезой упрашивал поручика Голицына не падать духом, он с присвистом орал про «Глеб Жеглов да Володя Шарапов».
Мелькору из всех Аинур были даны самые мощные усилитель и колонки, и те, кто плавали в пространстве рядом, невольно тоже подхватили истошные вопли: «Атас! Веселей, рабочий класс!». Уловив лажу, Илюватор поднялся и с отеческой улыбкой завел новую песню, и в ней была новая сила и новая красота. Но прекрасные звуки темы про белые розы в злые морозы вновь были заглушены криками: «Танцуйте мальчики, любите девочек!» – и хотя среди аинур не было ни мальчиков, ни девочек, Мелькор вновь стал побеждать.
Тогда опять поднялся Илюватор, и лицо его было суровым. И он поднял правую руку, и возложил ее на клавиши резервного секвестора «Корг-01-МХ», и среди смятения зазвучала третья тема, и ультразвук ей вторил: «В шуме дискотек слышу я твой смех…» – и печаль и любовь была в этой песне. Но Мелькор уже добрался до последнего куплета своей песни, и теперь, как заведенный, повторял: «Атас! Атас! Атас!» – и было в этом мало благополучия, но много шуму и грубой мужской силы. Илюватор встал в третий раз, и лицо его было ужасно. Он поднял обе руки, и со словами: «Испортил песню, дурак!», дернул рубильник, и вырубил все электричество на сцене. И тогда Илюватор сказал: «Знаете что? Была у меня мысль к вашему музону цветуху присобачить и кордебалет созвать, но раз я какой-никакой бог, то вместо этого нате вам планету, и творите на ней то же самое, что сейчас сыграли. И знайте, что поскольку я ваш в некотором смысле папа, то и все, что вы будете делать, сиречь моих рук дело. И даже то, что кто-то будет пытаться мне нагадить – не будем говорить кто, хотя это это будешь ты, Мелькор, – так вот, даже это будет исключительно мне на пользу. Вот вам билеты, вот подъемные. На лиц, не отправившихся к месту работы в течение двадцати четырех часов, будет наложено взыскание. Списки вывешены. За работу, товарищи!. Эта речь ошарашила всех, а больше всего Мелькора. „Вот так, – подумал Мелькор, – стараешься, стараешься, а старикан берет, и заявляет, что все к его вящей славе. Прямо руки опускаются.“ Но по зрелому размышлению он понял, какую великолепную индульгенцию вручил ему Эру, и с тех пор творил зло, не иначе как приговаривая „Во славу Илюватора на веки вечные – Аминь!“.
Так начался великий труд валар в пустынных, в несчитанных и забытых эпохах, причем Мелькор работал тоже, и в редкие дни он перевыполнял план меньше чем на десять процентов. Но делал это он исключительно в корыстных интересах, за что и был изобличен как рвач, вредитель и карьерист. После показательного суда и торжественной порки Мелькора бросили на периферию с понижением в должности. Он это поначалу стерпел, хотя и затаил в душе некую грубость, но как-то раз, заглянув через забор на стройплощадку, увидел, как валар ходят по земле в образе мужчин и женщин красивые и величественные, и что земля стала для них садом наслаждений (в легендах не говорится – каких именно). И он напал на Арда во всем своем блеске и величии, пламя его глаз пронизывало смертельным холодом – сами думайте, как это у него получалось, а общий вид Мелькора был схож с извергающимся вулканом Толбачик. Эльфам мало что известно о тех временах, а то, что известно, рассказывали сами валар, да и то весьма скупо и неохотно, из чего можно сделать вывод, что в этом конфликте у Мелькоровых братьев было больше поражений, о которых лучше промолчать, чем побед, о которых стоит рассказывать. Война шла на планетарном уровне, а действия противников были выдержаны в стиле воспитанников подготовительной группы детского сада, не поделивших песочницу.
О валар
Вызывает интерес
и еще один разрез:
как у вас там бабы ходят,
в панталонах или без?
Величайших среди духов эльфы знают как Валар, а более грубые народы (например, люди) запросто зовут их богами. Их семеро, и семеро же валиер, королев валар, но разница между валаром и валаршей иная, чем между мужчиной и женщиной, и поэтому многочисленные похабные анекдоты из валарской жизни мы отметаем как несуразные. Мелькор числился в валар недолго, и поэтому в кратком курсе истории Валар, Которые Пели Бытие (ВКП(б)) его имя обычно опускают.
Манве и Мелькор были близнецами, но Манве в более хороших отношениях с папой. Он общий правитель, повелитель, а в качестве хобби – покровитель служб воздушного движения. Пока сеть авиалиний недостаточно густа, управляет для практики полетами птичьих стай.
Его жена Варда в свое время отшила Мелькора, и теперь старается не отходить далеко от мужа, опасаясь мести. Считается, что если они на пару стоят на горе, то он видит, а она слышит, что творится во всех, что ни есть, местностях. Жалко только, что чем дальше, тем реже выбираются они на горку, и многие из грядущих бед могли бы не произойти, если б эта супружеская чета почаще слушала и смотрела.
Ульмо – повелитель вод. Он одинок и меланхоличен, что не мешает ему время от времени наводить на остальных ужас в образе волны цунами. Но чаще он разговаривает с теми, кто живет в Средиземье, голосом, который воспринимается как звук струй. И эльфы говорят, что журчание ручья – это его голос, а гоблины добавляют, что когда «краны гудят», то тоже он виноват.
Ауле суть примерно то же самое, но по части грунта, полезных ископаемых и ремесел. Из всех валар у него самый большой зуб на Мелькора, ибо именно Ауле приходилось прибираться после каждого раунда битвы.
Яванна, его жена – богиня плодородия. Не исключено, что именно Ауле и Яванна вдохновили Веру Мухину на создание шедевра «Рабочий и колхозница».
Мандос и Ирмо – близнецы-братья. Кто для истории более ценен? Один забирает к себе души мертвых, а другой занимается снами и видениями. Их жены тоже, и та и другая, умеют успокаивать и избавлять от ран и усталости, но каждая на свой лад – ласковым лечением и ласковым умерщвлением соответственно. Поэтому при всем почтении к Мандосу и Вайре, Ирмо с Эсте как-то симпатичней.
Их сестра Ниенна, в основном, занята рыданиями и плачем. Еще когда ничего не произошло, и горевать было попросту не о чем, она уже скорбела заранее, и поэтому ее считают мудрой.
Краснорожий качок и каратист Тулкас – величайший в делах доблести. Он может обогнать любое существо, пользующееся ногами, что очень помогает в битвах при выполнении маневра «отход на заранее подготовленные позиции». Беседовать с ним на отвлеченные темы бесполезно, но как ударная сила он незаменим. Есть подозрение, что он немного не в себе, потому что эльфам известно, что Тулкас постоянно смеется – что в бою, что в мирное время.
Его супруга Несса любит танцевать, и она вечно танцует на вечнозеленых лужайках в вечном Валиноре. Ее любят олени, и ходят за ней всюду и постоянно. Но Несса может обогнать их, быстрая как стрела, с развевающимися по ветру волосами. Пока олени догоняют, она хоть немного может отдохнуть от их общества.
Ороме любит лошадей, деревья, собак и духовые оркестры. Кроме этого, про него мало что можно сказать – разве то, что он тоже вояка, наподобие Тулкаса, только мрачный.
Его жена Вана вечно юная. При ее приближении раскрываются цветы и поют все птицы. Цветы еще туда-сюда, но от постоянного птичьего базара она почти оглохла, и скоро оглохнет совсем.
Таковы имена валар и валиер, но вообще-то это все фигня, а настоящую их историю и красоту все равно никому не понять.
О майяр
То же самое, что и Валар, но труба пониже и дым пожиже.
О врагах
Главным из них надо считать Мелькора, которого в кратком курсе принято именовать Моргот, темный враг мира. Гадкий, злобный, темный, а также: хитрый, наглый коварный, при этом: гордый, жадный, упрямый, плюс к тому: сволочной, лживый, безжалостный, он тем не менее собрал неплохую команду. В ней были, среди всего прочего, майяр Саурон и отдельная рота братьев Барлогов – огненных бичей. Как и всякие бичи, Барлоги не интересовались политикой, и поэтому с одинаковой ленцой подчинялись и темным, и светлым силам.
ИСТОРИЯ СИЛЬМАРИЛЕЙ
О начале дней
Мудрые говорят, что первая битва произошла еще в те времена, года Земля только-только сформировалась из планетарной туманности. Мелькор почти победил, но тут Арда наполнилась звуками слабоумного смеха – это пришел Тулкас, единственной радостью в жизни которого были кулачные бои. «Нафиг, нафиг, – подумал Мелькор. – Этот идиот еще убьет ненароком. Покину-ка я лучше Арда, и буду вынашивать замыслы во внешнем мраке.»
Валар поняли, что Тулкас – полезная вещь, и оставили его у себя, уверяя, Мелькор – существо упрямое, и еще не раз даст повод посмеяться. А пока суть да дело, они убрали следы скандала, и принялись вновь за творчество. Перво-наперво были сооружены два фонарных столба, Ауле сделал два фонаря, Варда наполнила их керосином, а Манве поставил визу на акте приемки. Стало светло. Проросли баобабы, зашевелились звери, но птицы, к великой радости Ваны, еще не пели. По случаю завершения работы над фонарями, Манве решил устроить пир. Мелькор об этом знал, знал он также, что Манве за последние дни основательно заездил Ауле и Тулкаса, и решил, что его час пришел.
Пир удался лучше некуда. У Тулкаса еще хватило сил взять в жены Нессу, которая танцевала а зеленой траве, отогнать бродящих за ней оленей, и ……… (фрагмент опущен), после чего Тулкас уснул, усталый и довольный.
Тогда Мелькор начал строительство первого своего подземного бункера, и оттуда истекали зло и тлетворное влияние. Реки загрязнялись, зелень начала чахнуть и гнить, а в воздухе повисли облака удушливого дыма, словом, Мелькор уже тогда создал те условия жизни, к которым человечеству с таким трудом удалось прийти лишь теперь. По этому поводу он считал себя очень прогрессивным, и обижался, когда с ним не соглашались. Пока валар соображали, что к чему, Мелькор занимался мелким хулиганством – повалил фонарные столбы и разбил обе лампы. Вытекший керосин загорелся, и произошел пожар, после которого так и не удалось отмыть копоть и закрасить обгорелые пятна. Проснувшийся Тулкас с хохотом бросился в погоню, но на этот раз Мелькору удалось уйти – валар сами удержали своего недалекого друга, ибо земля тряслась под его шагами, и рушилось то немногое, что еще было цело. Ауле до смерти надоело приводить планету в порядок после каждой стычки, он сослался на неясность воли Илюватора, и от него отстали. Но жить где-то все же было надо, и оставив порядком взлохмаченное Средиземье Мелькору, Валар откочевали на запад, где и оборудовали свое новое жилище, страну Валинор. Во избежание новых казусов его обнесли горами и рвами, и хотя никто из эльфов не видел проведенной по их вершинам колючей проволоки, вполне возможно, что была и она. В этой защищенной стране валар хранили все, что уцелело, а также все, что делали заново. Благословенна и свежа была эта страна, как лужайка перед дачей миллионера. Когда работы были окончены, на холм взошли две дамы – Яванна и Ниенна. Одна сочиняла песню, а другая плакала рядом – не то, чтобы ее кто-то обидел, а так, по привычке. Потом Яванна запела, и никаких других звуков не слышно было в мире, кроме разве что всхлипов все той же Ниенны, и под звуки песни выросли два светящихся дерева, белое и желтое. Белое дерево давало свет, и это было еще терпимо, но от желтого шел еще к тому же и сильный жар, и без риска к нему могли подходить только валар, которым сменить обуглившееся тело на свежее так же просто, как нам поменять порванные носки на новые (до перестройки). Варда собирала росу и сок с деревьев, наполняла ими озера, и эти озера давали и воду, и свет и тепло. С точки зрения экологии это было значительно лучше, чем знаменитая Северная ТЭЦ, задуманная Мелькором еще тогда.
Стали они жить-поживать и добра наживать, не забывая, однако, что Мелькор не дремлет. Особенно хорошо это помнила Яванна. В порядке гуманитарной помощи она часто, не меньше одного раза в тысячелетие, посещала Средиземье, и, в очередной раз ужаснувшись, по возвращении начинала нагнетать обстановку. В Средиземье тогда отправлялся Ороме, там во мраке он бродил и буянил, разгоняя прочь зверье и слуг Мелькора, а сам Мелькор трясся в бункере от страха. Потом он уезжал, звери вновь собирались в стаи, слуги опять занимали положенные места, а Мелькор переставал трястись – и все шло по-прежнему.
Так что все было готово для прихода Детей Илюватора. Как дальновидный деятель, Илюватор выдал валарам при отправке отнюдь не всю проектную документацию, и лишь потом сделал заявление:
«Смотрите! Я возлюбил эту землю, ибо станет она домом для Квенди и Атани. Квенди будут и собой хороши, и работать горазды, и песни петь. Но чтобы они не зарывались, пусть их судьба будет предопределена в нашей музыке – помните ? А вот Атани будут вроде как сами по себе, хотя в конечном счете тоже окажется, что и они работают исключительно на мои задумки. Но самостоятельность – вещь опасная, и поэтому в качестве великого блага я вмонтировал в них самоликвидатор. Только не надо делать такие кислые лица – я сказал „благо“, значит, благо. Или кто хочет спорить?»
Спорить хотел один Мелькор, но с ним Илюватор не разговаривал принципиально, и получилось, что спорить не хочет никто.
Валар поняли, что Тулкас – полезная вещь, и оставили его у себя, уверяя, Мелькор – существо упрямое, и еще не раз даст повод посмеяться. А пока суть да дело, они убрали следы скандала, и принялись вновь за творчество. Перво-наперво были сооружены два фонарных столба, Ауле сделал два фонаря, Варда наполнила их керосином, а Манве поставил визу на акте приемки. Стало светло. Проросли баобабы, зашевелились звери, но птицы, к великой радости Ваны, еще не пели. По случаю завершения работы над фонарями, Манве решил устроить пир. Мелькор об этом знал, знал он также, что Манве за последние дни основательно заездил Ауле и Тулкаса, и решил, что его час пришел.
Пир удался лучше некуда. У Тулкаса еще хватило сил взять в жены Нессу, которая танцевала а зеленой траве, отогнать бродящих за ней оленей, и ……… (фрагмент опущен), после чего Тулкас уснул, усталый и довольный.
Тогда Мелькор начал строительство первого своего подземного бункера, и оттуда истекали зло и тлетворное влияние. Реки загрязнялись, зелень начала чахнуть и гнить, а в воздухе повисли облака удушливого дыма, словом, Мелькор уже тогда создал те условия жизни, к которым человечеству с таким трудом удалось прийти лишь теперь. По этому поводу он считал себя очень прогрессивным, и обижался, когда с ним не соглашались. Пока валар соображали, что к чему, Мелькор занимался мелким хулиганством – повалил фонарные столбы и разбил обе лампы. Вытекший керосин загорелся, и произошел пожар, после которого так и не удалось отмыть копоть и закрасить обгорелые пятна. Проснувшийся Тулкас с хохотом бросился в погоню, но на этот раз Мелькору удалось уйти – валар сами удержали своего недалекого друга, ибо земля тряслась под его шагами, и рушилось то немногое, что еще было цело. Ауле до смерти надоело приводить планету в порядок после каждой стычки, он сослался на неясность воли Илюватора, и от него отстали. Но жить где-то все же было надо, и оставив порядком взлохмаченное Средиземье Мелькору, Валар откочевали на запад, где и оборудовали свое новое жилище, страну Валинор. Во избежание новых казусов его обнесли горами и рвами, и хотя никто из эльфов не видел проведенной по их вершинам колючей проволоки, вполне возможно, что была и она. В этой защищенной стране валар хранили все, что уцелело, а также все, что делали заново. Благословенна и свежа была эта страна, как лужайка перед дачей миллионера. Когда работы были окончены, на холм взошли две дамы – Яванна и Ниенна. Одна сочиняла песню, а другая плакала рядом – не то, чтобы ее кто-то обидел, а так, по привычке. Потом Яванна запела, и никаких других звуков не слышно было в мире, кроме разве что всхлипов все той же Ниенны, и под звуки песни выросли два светящихся дерева, белое и желтое. Белое дерево давало свет, и это было еще терпимо, но от желтого шел еще к тому же и сильный жар, и без риска к нему могли подходить только валар, которым сменить обуглившееся тело на свежее так же просто, как нам поменять порванные носки на новые (до перестройки). Варда собирала росу и сок с деревьев, наполняла ими озера, и эти озера давали и воду, и свет и тепло. С точки зрения экологии это было значительно лучше, чем знаменитая Северная ТЭЦ, задуманная Мелькором еще тогда.
Стали они жить-поживать и добра наживать, не забывая, однако, что Мелькор не дремлет. Особенно хорошо это помнила Яванна. В порядке гуманитарной помощи она часто, не меньше одного раза в тысячелетие, посещала Средиземье, и, в очередной раз ужаснувшись, по возвращении начинала нагнетать обстановку. В Средиземье тогда отправлялся Ороме, там во мраке он бродил и буянил, разгоняя прочь зверье и слуг Мелькора, а сам Мелькор трясся в бункере от страха. Потом он уезжал, звери вновь собирались в стаи, слуги опять занимали положенные места, а Мелькор переставал трястись – и все шло по-прежнему.
Так что все было готово для прихода Детей Илюватора. Как дальновидный деятель, Илюватор выдал валарам при отправке отнюдь не всю проектную документацию, и лишь потом сделал заявление:
«Смотрите! Я возлюбил эту землю, ибо станет она домом для Квенди и Атани. Квенди будут и собой хороши, и работать горазды, и песни петь. Но чтобы они не зарывались, пусть их судьба будет предопределена в нашей музыке – помните ? А вот Атани будут вроде как сами по себе, хотя в конечном счете тоже окажется, что и они работают исключительно на мои задумки. Но самостоятельность – вещь опасная, и поэтому в качестве великого блага я вмонтировал в них самоликвидатор. Только не надо делать такие кислые лица – я сказал „благо“, значит, благо. Или кто хочет спорить?»
Спорить хотел один Мелькор, но с ним Илюватор не разговаривал принципиально, и получилось, что спорить не хочет никто.
Об Ауле и Яванне
(а точнее – о гномах)
Рассказывают, что своим возникновением гномы обязаны Ауле. Ему по горло надоело постоянно ходить в подчиненных у Эру, и очень хотелось самому стать для кого-нибудь отцом народов, мудрым вождем и учителем. И создал Ауле в своей секретной лаборатории гномов – неладно скроенных, да крепко сшитых. Но Илюватор об этом узнал – верховный бог все же, не хрен собачий – и вызвал Ауле на ковер. Начало разговора не предвещало ничего хорошего: «Ты пошто, дурень, не за свое дело взялся сотворил тебя, я буду творить и других, а ты не замай. Посмотри на своих уродцев – это ведь куклы, тобою же управляемые. Я б такое сделал – с позору удавился.» Тогда Ауле ответил: «Вы совершенно правы, шеф. Действительно, без Вашего чуткого руководства эта работа была обречена на неудачу. Я готов при вас уничтожить эти дефектные образцы, а расходы покрыть из своей зарплаты.» И с этими словами Ауле навел на клетку с гномами трехдюймовую пушку. Гномы жалобно запищали. «Ишь ты, – пожалел их Илюватор. – Хам-мункулусы, а тоже жить хотят. К тому же, сотрудник старался, инициативу проявлял…» – и сказал вслух: «Ладно, убери ствол. Значит, так – пусть они тоже будут. Но не забывай, парень, что ты за них отвечаешь – раз, и что мои ребята твоих будут частенько обходить и поколачивать, я, все-таки, главнее – это два. Все, свободен.» Ауле уложил своих гномов в хранилище, обмазал солидолом, и оставил их там до лучших времен.
Яванна, узнав об этой истории, устроила скандал. «Я, значит, с травами-зверушками вожусь, ночей не сплю, а он всякую дрянь разводит, жену не спросивши. Они теперь все мои деревья повырубят, и зверей поедят.»
«Ну, твои звери сами кого хочешь поедят» – оправдывался Ауле, но тщетно.
«А деревца? Несчастные деревца?»
«Вот дуру-то в жены Эру послал. Твои деревца так и так вырубят, не мои, так его люди, и кто там еще.» Яванна, опечаленная этими словами, пошла к Манве, и устроила скандал уже у него. Манве покопался в памяти, и сообщил ей, что будут в мире орлы. Идея с орлами Яванне понравилась. «Они будут жить на моих деревьях!» – заявила она, но Манве, которому идея с орлами тоже вдруг понравилась, ответил: «А вот и нет. Они будут жить на скалах – на моих скалах. А в лесу… в лесу… что б такое придумать… в лесу появятся пастухи деревьев. Удались, женщина, я утомлен». Чуть придя в себя, Манве связался с Илюватором и объяснил ситуацию. «Я, – каялся Манве, – ну совсем обалдел от этого разговора, а она долдонит свое и долдонит. Пообещал ей каких-то пастухов деревьев, вот что теперь делать?» Илюватору совершенно не хотелось лезть в эти распри, и он поступил самым простым способом: «Сын мой! – сказал он. – Неужели ты думаешь, что я упустил такую мелочь? Будет время, будут и пастухи деревьев, хотя я и сам пока слабо представляю, кто это такие. Но я их предвидел – или ты хочешь спорить?»
Яванна же пришла к Ауле в литейку, и едва сдерживаясь, чтобы не показать язык, небрежно сообщила: «Эру щедр, и для твоих дровосеков с топорами теперь есть кое-какой сюрпризик.»
«Прекрасно!» – ответил Ауле, а про себя подумал: «Сюрпризик или не сюрпризик – все одно порубят твои леса. Но говорить ей это сейчас не стоит – а то будут у нас две плачущих королевы.»
Яванна, узнав об этой истории, устроила скандал. «Я, значит, с травами-зверушками вожусь, ночей не сплю, а он всякую дрянь разводит, жену не спросивши. Они теперь все мои деревья повырубят, и зверей поедят.»
«Ну, твои звери сами кого хочешь поедят» – оправдывался Ауле, но тщетно.
«А деревца? Несчастные деревца?»
«Вот дуру-то в жены Эру послал. Твои деревца так и так вырубят, не мои, так его люди, и кто там еще.» Яванна, опечаленная этими словами, пошла к Манве, и устроила скандал уже у него. Манве покопался в памяти, и сообщил ей, что будут в мире орлы. Идея с орлами Яванне понравилась. «Они будут жить на моих деревьях!» – заявила она, но Манве, которому идея с орлами тоже вдруг понравилась, ответил: «А вот и нет. Они будут жить на скалах – на моих скалах. А в лесу… в лесу… что б такое придумать… в лесу появятся пастухи деревьев. Удались, женщина, я утомлен». Чуть придя в себя, Манве связался с Илюватором и объяснил ситуацию. «Я, – каялся Манве, – ну совсем обалдел от этого разговора, а она долдонит свое и долдонит. Пообещал ей каких-то пастухов деревьев, вот что теперь делать?» Илюватору совершенно не хотелось лезть в эти распри, и он поступил самым простым способом: «Сын мой! – сказал он. – Неужели ты думаешь, что я упустил такую мелочь? Будет время, будут и пастухи деревьев, хотя я и сам пока слабо представляю, кто это такие. Но я их предвидел – или ты хочешь спорить?»
Яванна же пришла к Ауле в литейку, и едва сдерживаясь, чтобы не показать язык, небрежно сообщила: «Эру щедр, и для твоих дровосеков с топорами теперь есть кое-какой сюрпризик.»
«Прекрасно!» – ответил Ауле, а про себя подумал: «Сюрпризик или не сюрпризик – все одно порубят твои леса. Но говорить ей это сейчас не стоит – а то будут у нас две плачущих королевы.»
О приходе эльфов
После того, как Мелькор разбил фонари, жизнь в Средиземье стала мрачной. Свет деревьев туда не доставал, и под покровом темноты там бродили диплодоки и тиранозавры. Мелькору же это было только на руку, и, собрав компанию бичей, он построил себе новую базу «Ангбанд», а начальником поставил некоего Саурона, который был немало польщен тем, что он, майяр, занимает теперь полковничью должность.
В Валиноре же Яванна продолжала свои подстрекательские выступления против Мелькора, напирая на волю Илюватора и играя на самолюбии Манве. Тулкас со смехом ее поддержал:
– Нет! То есть да! То есть я ему таких наваляю! Отщепенцу…
Но войны не получилось. Опять всплыло какое-то предрешение, и в результате Мелькора пока оставили в покое, а Варда направилась зажигать новые и сверхновые звезды – до сих пор в наблюдаемой вселенной были только красные и желтые карлики, и небосвод был слишком унылым. Заодно Варда составляла новые созвездия, и лишь врожденная интеллигентность удержала ее от соблазна написать по небу что-нибудь нехорошее про Мелькора. Вместо этого высоко на севере она поместила корону из семи огромных звезд – Валакирку, знак того, что когда-нибудь Мелькор и киркой получит.
И вот настал час, когда в Средиземье появились первые эльфы. Когда они продрали заспанные глаза, то сначала они увидели звезды, а уж потом все остальное, и с тех пор эльфы полюбили звездный свет. Отсюда можно сделать вывод, что они все, как один, спали на спине. Подумать только! Лежали бы эльфы на боку, и тогда они на всю жизнь полюбили бы что-то другое, и все пошло бы наперекосяк. От чего только не зависят судьбы мира!
Эльфы принялись слоняться по окрестностям, называть все, что встречали, разными словами, и постепенно уверились, что, кроме них, никто и ничто не умеет ни говорить, ни петь. В таком состоянии их и застал Ороме, который в очередной раз выбрался в Средиземье поразвеяться. Услыхав чьи-то голоса, он очень удивился, а разобравшись, обрадовался, и порадовал сородичей в Валиноре. Манве собрал большой совет, на который явился даже Ульмо – для него поставили специальный аквариум. Дальше затягивать с войной было невозможно, и боевые действия начались. Эльфы, из-за которых, собственно, весь сыр-бор и разгорелся, в драке, однако, участия не принимали, более того, они даже не знали, что там такое творится за горизонтом – ну, земля трясется, ну, вспышки какие-то, столбы дыма грибообразные подымаются – так ведь мир новый, может быть, так оно и положено.
Долго долбали великие друг друга, испоганили множество земель, нарыли сотни воронок, но зажали-таки Мелькора в угол, и пришлось ему схватиться с Тулкасом. Что из этого вышло, догадаться не трудно. Истосковавшегося Тулкаса еле оттащили от бесчувственного Мелькора, которого великий воитель, вошедши в раж, добивал ногами. В коридоры Ангбанда валар наспех запихнули несколько сотен тонн тротила, и после взрыва решили, что больше тут делать нечего, но Саурон успел вывести остатки гарнизона через аварийный тоннель. Мелькора же связали по руками и ногам, завязали глаза, заткнули рот, уши и прочие отверстия на теле, и привели в Валинор. Суд был скорый и справедливый – Мелькору дали три эпохи строгого режима, и сослали в крепость Мандоса, по сравнению с которой камера в замке Иф показалась бы прогулочной террасой.
А валар снова собрались на совет, и мнения их разделились в споре. Ульмо за стеклом упрямо булькал, что эльфов следует оставить в Средиземье, и пусть там разбираются, как хотят. Но большинство решило, что они прекрасно впишутся в интерьер Валинора, и поэтому эльфов надо навсегда усадить у ног великих, в сиянии деревьев.
Но эльфы сначала не пожелали идти к ногам. В немалой степени этому способствовали слухи о Черном Всаднике на Черном Коне, который с самого подъема изредка наезжал из темноты и пожирал попавшихся. Достоверно не известно, что это был за всадник, провокация Мелькора, чтоб эльфы боялись валар, или провокация валар, чтоб эльфы боялись Мелькора, но в итоге они стали опасаться всех. Кроме того, им было известно, что во времена расцвета Ангбанда Мелькор ставил над эльфами бесчеловечные эксперименты, в результате чего по Средиземью пошли злобные мутанты, и боялись эльфы, что в Валиноре с ними тоже не будут церемониться. Тогда Ороме пошел на хитрость: выбрал из эльфов трех наиболее податливых, свозил их за свой счет в Валинор и пообещал каждому королевский трон, после чего эти трое, естественно, не жалели глоток, убеждая сородичей отправиться за море, и, наконец, склонили часть народа к переезду. Так началось великое переселение эльфов, и тогда же они разделились на несколько народов.
Первым стронулись «ваньяр», они без приключений достигли цели, и больше ничем особым себя не проявляли, кроме разве того, что их вождь Ингве до сих пор покладисто сидит у тронов могущественных, и за эту послушность их больше других любят Манве и Варда.
Потом отправился в путь «нольдор», иначе говоря – эльфы-рудокопы. Они хорошо известны по песням, ибо им пришлось много сражаться, а после сражений заниматься изнурительным трудом в северных землях (см., например, КвентаСредиземлаг и др.) Последний отряд был самый большой и самый бестолковый, чему способствовало наличие не одного, а двух вождей. «Телери» прозвали их за многочисленные плутания и задержки в по пути. Некоторым настолько понравился сам процесс движения к светлой цели, что они, в конце концов, оторвались от общей массы и предпочли петлять по Средиземью, неустанно утверждая при этом, что они идут прямиком на Валинор. Так что поход евреев, сорок лет одолевавших девятьсот километров от Египта до Ханаана, по сравнению с эльфийскими делами кажется молниеносным марш-броском.
В Валиноре же Яванна продолжала свои подстрекательские выступления против Мелькора, напирая на волю Илюватора и играя на самолюбии Манве. Тулкас со смехом ее поддержал:
– Нет! То есть да! То есть я ему таких наваляю! Отщепенцу…
Но войны не получилось. Опять всплыло какое-то предрешение, и в результате Мелькора пока оставили в покое, а Варда направилась зажигать новые и сверхновые звезды – до сих пор в наблюдаемой вселенной были только красные и желтые карлики, и небосвод был слишком унылым. Заодно Варда составляла новые созвездия, и лишь врожденная интеллигентность удержала ее от соблазна написать по небу что-нибудь нехорошее про Мелькора. Вместо этого высоко на севере она поместила корону из семи огромных звезд – Валакирку, знак того, что когда-нибудь Мелькор и киркой получит.
И вот настал час, когда в Средиземье появились первые эльфы. Когда они продрали заспанные глаза, то сначала они увидели звезды, а уж потом все остальное, и с тех пор эльфы полюбили звездный свет. Отсюда можно сделать вывод, что они все, как один, спали на спине. Подумать только! Лежали бы эльфы на боку, и тогда они на всю жизнь полюбили бы что-то другое, и все пошло бы наперекосяк. От чего только не зависят судьбы мира!
Эльфы принялись слоняться по окрестностям, называть все, что встречали, разными словами, и постепенно уверились, что, кроме них, никто и ничто не умеет ни говорить, ни петь. В таком состоянии их и застал Ороме, который в очередной раз выбрался в Средиземье поразвеяться. Услыхав чьи-то голоса, он очень удивился, а разобравшись, обрадовался, и порадовал сородичей в Валиноре. Манве собрал большой совет, на который явился даже Ульмо – для него поставили специальный аквариум. Дальше затягивать с войной было невозможно, и боевые действия начались. Эльфы, из-за которых, собственно, весь сыр-бор и разгорелся, в драке, однако, участия не принимали, более того, они даже не знали, что там такое творится за горизонтом – ну, земля трясется, ну, вспышки какие-то, столбы дыма грибообразные подымаются – так ведь мир новый, может быть, так оно и положено.
Долго долбали великие друг друга, испоганили множество земель, нарыли сотни воронок, но зажали-таки Мелькора в угол, и пришлось ему схватиться с Тулкасом. Что из этого вышло, догадаться не трудно. Истосковавшегося Тулкаса еле оттащили от бесчувственного Мелькора, которого великий воитель, вошедши в раж, добивал ногами. В коридоры Ангбанда валар наспех запихнули несколько сотен тонн тротила, и после взрыва решили, что больше тут делать нечего, но Саурон успел вывести остатки гарнизона через аварийный тоннель. Мелькора же связали по руками и ногам, завязали глаза, заткнули рот, уши и прочие отверстия на теле, и привели в Валинор. Суд был скорый и справедливый – Мелькору дали три эпохи строгого режима, и сослали в крепость Мандоса, по сравнению с которой камера в замке Иф показалась бы прогулочной террасой.
А валар снова собрались на совет, и мнения их разделились в споре. Ульмо за стеклом упрямо булькал, что эльфов следует оставить в Средиземье, и пусть там разбираются, как хотят. Но большинство решило, что они прекрасно впишутся в интерьер Валинора, и поэтому эльфов надо навсегда усадить у ног великих, в сиянии деревьев.
Но эльфы сначала не пожелали идти к ногам. В немалой степени этому способствовали слухи о Черном Всаднике на Черном Коне, который с самого подъема изредка наезжал из темноты и пожирал попавшихся. Достоверно не известно, что это был за всадник, провокация Мелькора, чтоб эльфы боялись валар, или провокация валар, чтоб эльфы боялись Мелькора, но в итоге они стали опасаться всех. Кроме того, им было известно, что во времена расцвета Ангбанда Мелькор ставил над эльфами бесчеловечные эксперименты, в результате чего по Средиземью пошли злобные мутанты, и боялись эльфы, что в Валиноре с ними тоже не будут церемониться. Тогда Ороме пошел на хитрость: выбрал из эльфов трех наиболее податливых, свозил их за свой счет в Валинор и пообещал каждому королевский трон, после чего эти трое, естественно, не жалели глоток, убеждая сородичей отправиться за море, и, наконец, склонили часть народа к переезду. Так началось великое переселение эльфов, и тогда же они разделились на несколько народов.
Первым стронулись «ваньяр», они без приключений достигли цели, и больше ничем особым себя не проявляли, кроме разве того, что их вождь Ингве до сих пор покладисто сидит у тронов могущественных, и за эту послушность их больше других любят Манве и Варда.
Потом отправился в путь «нольдор», иначе говоря – эльфы-рудокопы. Они хорошо известны по песням, ибо им пришлось много сражаться, а после сражений заниматься изнурительным трудом в северных землях (см., например, КвентаСредиземлаг и др.) Последний отряд был самый большой и самый бестолковый, чему способствовало наличие не одного, а двух вождей. «Телери» прозвали их за многочисленные плутания и задержки в по пути. Некоторым настолько понравился сам процесс движения к светлой цели, что они, в конце концов, оторвались от общей массы и предпочли петлять по Средиземью, неустанно утверждая при этом, что они идут прямиком на Валинор. Так что поход евреев, сорок лет одолевавших девятьсот километров от Египта до Ханаана, по сравнению с эльфийскими делами кажется молниеносным марш-броском.
О Тинголе и Мелиан
Мелиан была из майяр, она обучала соловьев пению, а Тингол – одним из двух вождей телери. То, что он влюбился в нее, едва увидев, понятно и естественно, но вот что она в нем нашла, так этого никто не знает. Тем не менее, они с первой же встречи поняли, что это судьба. Тингол бросил свой народ и затею с Валинором, а Мелиан бросила своих соловьев, и они уединились, устроив себе медовое столетие в пещерном городе Менегрот. Мелиан дала Тинголу огромную власть, а если учесть, что он и сам по себе был нехилым, то в результате эта пара оказалась самой крутой в Средиземье. Отсюда три морали: Любовь зла, полюбишь и низшее существо; С милым рай и в Менегроте; и наконец – Лучше Майярша в руках, чем Валинор за горизонтом.
Об Эльдамаре и его князьях
История переправы эльфов в Валинор поучительна, но несколько бестолкова. Под административным давлением старших по званию Ульмо организовал перевозку ваньяр и нольдора на одолженном у параллельного мира контейнеровозе класса «Ро-Ро», который эльфы по неграмотности приняли за плавучий остров. А телери все еще бродили по западному побережью, которое называлось Белерианд, описывая по нему круги и восьмерки, пока вдали не раздался третий гудок. И вот тут-то и выяснилось, что, оказывается, телери тоже всю жизнь хотели на Запад, и теперь принялись жаловаться на судьбу. Чтобы хоть как-то отвлечь их, Ульмо послал к телери своего зама Оссе, и тот открыл в Белерианде мореходное училище. На некоторое время наступило затишье, но потом проект переселения эльфов всплыл вновь, были сделаны соответствующие распоряжения, и Ульмо, выматерившись в отключенный селектор, погнал все тот же ролкер опять в Белерианд. Но тут уже поднял шум Оссе, который таким образом мог остаться не у дел. Он развил бурную деятельность, и сумел уговорить часть телери остаться, а для их лидера Сэрдана пришлось учредить должность Главного Корабела. Но когда транспорт все же отошел, в Белерианде опять обнаружились опоздавшие. Нагруженные чемоданами и баулами, они столпились на причале, с тоскою глядя на исчезающий вдали дымок, и с тоски же подались в подданство Тинголу. Время показало, что они поставили на правильную лошадь. А на ролкере среди телери творился все тот же бардак. Теперь, плывя в Валинор, они принялись громко печалится по Белерианду. К тому же Оссе в своей мореходке учил их исключительно парусному делу, и, сидя в металлической коробке под грохот дизелей, у эльфов начались обмороки, невроз и меланхолия. Доведенный до белого каления, Ульмо с размаху посадил ролкер на мель и заявил, что Мелькор пусть их дальше везет, а он, Ульмо, всегда был против этой затеи, и что он умывает руки.