2. Итак, являлись, как я сказал, и Ангелы на земле с великою славою, например Даниилу, Давиду, Моисею, но они делали все как слуги, повинующиеся своему Господу; а Христос явился как Владыка и Вседержитель, хотя и в смиренном и уничиженном виде. Впрочем, и в этом виде тварь познала своего Господа. Каким образом? Звезда, явившаяся на небе, привела волхвов поклониться Ему; многочисленный лик Ангелов, отвсюду собравшихся, окружал и воспевал Его; явились внезапно и другие проповедники; все, встречая друг друга, возвещали это неизреченное таинство, Ангелы – пастырям, пастыри – жителям города, Гавриил – Марии и Елисавете, Симеон и Анна – приходившим в храм. Да и не только мужи и жены окрылялись радостию, но и младенец, еще не исшедший на свет из утробы матери, – я разумею жителя пустыни, соименного этому евангелисту, – взыграл во чреве матери, и все оживлялись надеждами на будущее. Так было тотчас при Его рождении; а когда Он более открыл Себя, тогда опять произошли другие чудеса, еще больше прежних. Уже не звезда и небо, не Ангелы и Архангелы, не Гавриил и Михаил, но Сам Отец свыше, с Небес, возвестил о Нем, и вместе с гласом Отца Утешитель явился над Ним и пребыл на Нем. Поэтому справедливо сказал евангелист: видехом славу Его, славу яко Единороднаго от Отца. Впрочем, и не поэтому только сказал так, а и потому, что за этим последовало. Уже не пастыри только, не вдовствующие жены, не престарелые мужи возвестили нам, но и самое существо дел громче всякой трубы провозглашало о Нем, и таким образом произошло то, что молва о делах Его скоро была и здесь услышана. И изыде, говорит Писание, по всей Сирии слух Его (Мф. 4, 24) и всем открыл Его; все отовсюду возвещало, что Сам Царь сошел с Небес. Бесы отовсюду убегали и удалялись, диавол, посрамленный, отступал, самая смерть сначала понемногу устрашалась, а потом и совершенно упразднялась, всякого рода болезни были исцеляемы, мертвые оставляли гробы, демоны – бесновавшихся, болезни – немощных. Виделись дела чудные и дивные, которые поистине пророки желали видеть, но не видели. Зрение восстановлялось; и то вожделенное зрелище, которое все желали бы видеть, – как Бог сотворил Адама из земли, – и это зрелище Христос показал всем, хотя в малом виде, но по отношению к лучшим частям тела. Расслабленные и распавшиеся члены укреплялись и соединялись один с другим, омертвевшие руки получали движение, расслабленные ноги внезапно вскакивали, загражденные глухотою уши отверзались, и громким голосом восклицал язык, связанный дотоле немотою. Как искусный художник восстановляет здание, развалившееся от времени, так Он – общее естество человеческое: отторгнутые части восполнял, распавшиеся и расторгнутые – соединял, а совершенно отпавшие – восстановлял. Что же сказать о восстановлении души, которое гораздо удивительнее исцеления телесного? Важно здравие телесное, но гораздо важнее здравие душевное, и тем важнее, чем душа превосходнее тела; да и не потому только, но и потому, что телесная природа следует направлению, каким хочет вести ее Создатель, и нисколько не противится, а душа, будучи властна сама в себе и имея свободу в действиях, не всегда повинуется Богу, и именно в том, чего не хочет. Он не желает против воли ее и насильно делать ее непорочною и добродетельною; да это не было бы и добродетелию; ее надобно убеждать – свободно и добровольно сделаться такою; а это гораздо труднее врачевания телесного. Но Он совершил и это и отогнал всякий род зла. И как, врачуя тела, Он восстановлял их не только к здравию, но и к совершеннейшему благосостоянию, так и души не только освобождал от крайней греховности, но и возводил на самый верх добродетели. Так мытарь делался апостолом; гонитель, хулитель и досадитель являлся проповедником вселенной; волхвы становились учителями иудеев; разбойник оказывался жителем Рая; блудница славилась великою верою; жена хананеянка и жена самарянка – одна, будучи также блудницею, принимала на себя проповедь между соплеменниками и, увлекши целый город, привела его ко Христу, а другая верою и терпением достигла изгнания злого беса из души своей дочери. Еще другие, гораздо худшие этих, скоро присоединились к числу учеников. Все внезапно изменялось в своем виде: недуги телесные, болезни душевные прелагались в здравие и совершеннейшую добродетель; и притом не два или три человека, не пять или десять, не двадцать или только сто, но целые города и народы обращались с великою быстротою. А кто может изобразить мудрость правил, совершенство небесных законов, благоустройство равноангельской жизни? Он ввел между нами такой образ жизни, такие положил для нас законы, такие установил нравы, что усвояющие их скоро соделываются Ангелами и подобными Богу, сколько это возможно по силам нашим, хотя бы сами по себе они были хуже всех людей.
3. Приводя все эти чудеса, – чудеса в телах, чудеса в душах, чудеса в стихиях, – заповеди, неизреченные, высшие самых небес дары, законы, благоустройство, силу убеждения, обетования в будущем, наконец страдания Его, – евангелист изрек эти чудные и исполненные высокого учения слова: видехом славу Его, славу яко Единороднаго от Отца, исполнь благодати и истины. Мы не чудесам Его только дивимся, но и страданиям, – тому, как Он был пригвожден ко кресту, бичуем, заушаем, подвергаем оплеванию, как терпел удары по главе от тех самых, которые были Им облагодетельствованы. Так, и об этом обо всем, что кажется унизительным, достойно сказать то же изречение, как и сам евангелист называет все это славою. Действительно, все это было не только делом промышления и любви, но и неизреченной силы. Тогда-то и смерть упразднялась, и клятва разрушалась, и бесы были посрамлены, и торжество над ними открывалось, и рукописание грехов наших было пригвождаемо ко Кресту. Но тогда как эти чудеса совершались невидимо, были и другие – видимые, которые показывали, что Он есть истинно Единородный Сын Божий и Господь всей твари. Когда блаженное тело Его еще висело на Кресте, солнце сокрыло лучи свои, земля поколебалась и вся покрылась мраком, гробы отверзлись, недра земли сотряслись, и великий сонм умерших восстал и пришел в город (Иерусалим). Потом, когда камни приставлены были к дверям Гроба Его, еще и печати приложены, Он, умерший, распятый, пригвожденный, восстал и, исполнив одиннадцать учеников Своих некоторой непобедимой и Божественной силы, послал их ко всем людям, по всей вселенной – врачевать их общее естество, исправлять образ жизни, распространять по всей земле познание небесного учения, разрушать силу бесовскую, открывать великие и неизреченные блага, благовестить нам бессмертие души и вечную жизнь тела, награды, превышающие всякий ум и никогда не могущие окончиться. Итак, блаженный евангелист, представляя себе все это и большее, чем это, что он сам знал, но не решался написать (потому что и мир не вместил бы того, как он сам говорит: яже аще бы по единому писана быша, ни самому мню всему миру вместити пишемых книг – 21, 25), – все это, говорю, представляя, он воскликнул: и видехом славу Его, славу яко Единороднаго от Отца, исполнь благодати и истины. А тем, которые удостоились видеть и слышать столь великие чудеса и получили столь великий дар, надлежит показать и жизнь, достойную учения, чтобы сподобиться и будущих благ. Для того и пришел Господь наш Иисус Христос, чтобы не только здесь мы видели славу Его, но и в будущем веке. Потому Он и говорил: хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною, да видят славу Мою (Ин. 17, 24). Если же здешняя слава Его была столь блистательна и величественна, то что сказать о той Его славе? Она откроется уже не на тленной земле, не пред существами, облеченными в смертные тела, каковы мы теперь, но в творении нетленном и бессмертном, и с таким величием, какого невозможно изобразить никаким словом. О, блаженны, трижды блаженны и беспредельно блаженны те, которые удостоятся созерцать эту славу! О ней говорит Пророк: да возмется нечестивый, да не видит славы Господни (Ис. 26, 10). Но да не будет того, чтобы кто-либо из нас был отвержен и не удостоился некогда зреть ее! А если мы не будем наслаждаться ею, то и о нас справедливо будет сказать: лучше было бы, если бы мы и не родились. Для чего же мы живем? Для чего дышим? Для чего существуем, если не достигнем такого созерцания, если никому из нас не дозволено будет зреть тогда нашего Господа? Если не видящие света солнечного проводят жизнь горше всякой смерти, то как должны страдать те, которые лишатся того света? Здесь в этом лишении только и состоит несчастье, а там – не в этом только; впрочем, если бы и эта только была беда, то и в таком случае наказание было бы не равно, но будущее тем тяжелее настоящего, чем то Солнце несравненно превосходнее здешнего; а кроме того, надобно ожидать еще и другой казни. Кто не удостоится видеть того света, тот не только ввержен будет во тьму, но и гореть будет в огне непрерывном, истаевать в нем, скрежетать зубами и терпеть другие бесчисленные страдания. Итак, не будем нерадивы о себе самих, и за кратковременное нерадение и беспечность не подвергнем себя вечному наказанию; но будем бодрствовать и трезвиться, будем все делать и устроять так, чтобы удостоиться того (вечного) наслаждения и избавиться от реки огненной, протекающей с великим шумом пред Страшным судилищем. А кто однажды впадет в нее, тот должен будет остаться там навсегда, и уже никто не избавит его от мучения – ни отец, ни мать, ни брат. Об этом вопиют и пророки; один говорит: брат не избавит, избавит ли человек? (Пс. 48, 8). А Иезекииль говорит еще более: и аще будут Ное и Даниил и Иов… ни сынове, ни дщери их спасутся (см. Иез.: 14, 14, 16). Одна только там защита – защита делами; а кто не имеет ее, тому никаким другим средством спастись невозможно. Итак, все это непрестанно имея в виду и размышляя, очистим жизнь нашу и сделаем ее светлою, чтобы с дерзновением узреть Господа и достигнуть обетованных благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Беседа XIII
2. Притом здесь устроялось и нечто другое, достойное удивления. Кто говорит о себе самом что-либо великое, тот делает собственное свидетельство подозрительным и нередко таким образом восстановляет против себя многих из слушателей; поэтому-то приходит свидетельствовать о нем другой. С другой стороны, большинство обыкновенно стекается на голос более привычный и сродный, так как знает его более, чем какой-либо другой. Потому-то глас с Неба и был только однажды или дважды, а голос Иоанна – часто и много. Те, которые стояли выше немощей народа, отрешились от всего чувственного, только они и могли слышать глас свыше и не слишком нуждались в голосе человеческом, так как во всем повиновались вышнему гласу и им водились. Но которые еще обращались долу, были покрыты многими завесами, – те имели нужду в голосе низшем. Так сам Иоанн, уже вполне отрешившись от всего чувственного, не нуждался в наставлении от людей, а получал научение с Небес. Пославый мя крестити водою, говорит он, Той мнерече: над Негоже узриши Духа Божия сходяща, Той есть (1, 33). Между тем иудеи, будучи еще детьми и не в силах подняться до такой высоты, имели учителем человека, который, однако ж, не свое им говорил, а возвещал вышние откровения. Итак, что же говорит (евангелист)? Иоанн свидетельствует о Нем и воззва глаголя. Что значит: воззва? Значит: проповедует смело, свободно, без всякой боязни. А что проповедует? О чем свидетельствует и взывает? Сей бе, говорит, Егоже рех, Иже по мне Трядый, предо мною бысть, яко первее мене бе. Свидетельство несколько прикровенное и еще не очень возвышенное. Он не говорит: сей есть Сын Божий Единородный; а что? Сей бе, Егоже рех, Иже по мне Трядый, предо мною бысть, яко первее мене бе. Как птицы выучивают птенцов своих летать не вдруг и не в один день вполне, а сперва выводят их только из гнезда, потом, дав им отдых, продолжают далее полет их, на другой день прибавляют еще больше, и таким образом неприметно, мало-помалу поднимают их на надлежащую высоту, – подобным образом и блаженный Иоанн не вдруг возводит иудеев к горнему, но мало-помалу учит их воспарять от земли, говоря, что Христос был выше его (Предтечи). И то уже было не мало, чтобы слушатели могли поверить, что муж, еще не явившийся к ним и еще не сотворивший чудес, превосходит Иоанна, мужа столь дивного и славного, к которому стекались все и которого почитали Ангелом. А между тем Иоанн-то и старался утвердить в мыслях слушателей, что свидетельствуемый больше свидетельствующего, пришедший после больше пришедшего прежде, еще не виденный больше известного и прославившегося. И посмотри, как разумно он произносит свидетельство. Он указывает не только Явившегося, но еще прежде Его явления проповедует о Нем. Такой именно смысл имеют его слова: Сей есть, Егожерех, – как и Матфей повествует, что всем, приходившим к нему (Иоанну), он говорил: аз убо крещаю вы водою в покаяние: Грядый же по мне креплий мене есть, Емуже несмь достоин отрешитиремень сапогу Его (см.: Мф. 3, 11; Лк. 3, 16). Но для чего он так делал еще прежде явления (Господа)? Чтобы свидетельство Самого Явившегося тем удобнее могло быть принято, когда мысль слушателей уже приготовлена была к тому словами Иоанна, и чтобы не повредил этому свидетельству вид Его уничиженный. Ведь если бы иудеи увидели Самого Христа, не слыхав предварительно ничего о Христе и не получив этого чудного и великого свидетельства о Нем в словах Иоанна, то убогий вид Христа тотчас бы стал в противоречие с величием Его слов. А Он облекся в такой смиренный и для всех обычный вид, что и самарянские жены, и блудницы, и мытари с большою свободою осмеливались подходить к Нему и вступали в беседу с Ним.
3. Итак, сказал я, если бы иудеи в одно время и услышали беседу и увидели Самого (Христа), то, может быть, посмеялись бы свидетельству Иоанна. Но как они уже много слышали о Христе, прежде Его явления, и тем, что было говорено о Нем, было возбуждено их внимание, то с ними случилось противное: они уже не отвергли учение, судя по виду Того, о Ком свидетельствовал Иоанн, но, веря уже сказанному, признали Его славным еще более Иоанна. Выражение: Грядый по мне значит: имеющий проповедать после меня, а не имеющий быть после меня. Это обозначается и у Матфея словами: по мне грядет муж (см.: Мф. 3, 11), относящимися не к рождению Его от Марии, но к пришествию на проповедь. Если бы говорено было о рождении, то сказано было бы не: грядет, а: пришел, – потому что Христос уже родился в то время, как Иоанн говорил это. А что значит: предо мною бысть? Что он славнее, досточтимее меня. «Не думайте, что я больше Его, потому только что я прежде Его пришел проповедовать; я гораздо меньше Его и так меньше, что не достоин быть в числе рабов Его». Таким образом слова: предо мною бысть означают то же, что выражает иначе Марк, говоря: недостоин разрешити ремень сапогу его. А что слова: предо мною бысть сказаны не о происхождении Его, очевидно из прибавления. Если бы Иоанн хотел сказать о происхождении, то прибавление: яко первее мене бе – было бы излишним. Да и кто столько глуп и бессмыслен, что не поймет, что прежде его бывший есть первее его? Если же в этом изречении разумеется предвечное бытие, то оно значит не другое что-либо, как и слова: по мне Грядый, предо мною бысть. Но в таком случае это было бы сказано нерассудительно и напрасно была бы приложена такая причина. Если бы он это хотел показать, то ему надлежало бы сказать: по мне Грядый первее мене бе, яко предо мною бысть. Кто произошел прежде, о том, по этой причине, справедливо можно сказать, что он первее другого; а если один только первее другого, это еще не причина, что тот произошел прежде этого. А что мы теперь говорим, то имеет свое твердое основание. Вы все, конечно, знаете, что мысли неясные имеют всегда нужду в доказательствах, а не мысли ясные. Если бы речь была о существовании, то не было бы непонятно, что прежде происшедший и должен быть первым; но так как Иоанн говорит о достоинстве, то справедливо и занимается решением представляющегося недоумения. И вероятно, многие недоумевали, отчего и на каком основании пришедший после стал напереди, то есть оказался более досточтимым? На такой вопрос он немедленно представляет причину; а причина та, что Христос по бытию первее его (Иоанна). «Не по какому-либо преуспеянию, – говорит он, – Христос меня, прежде Его пришедшего, оставил позади Себя и Сам стал напреди: Он первее меня, хотя и после меня приходит». Но, скажешь ты, если это говорено было о явлении (Христа) людям и о последующем прославлении Его между ними, то каким образом о том, что еще не пришло к концу, он говорит как уже о бывшем? Он не сказал: будет, но: бысть[18]. Но это удревних пророков было в обычае, чтобы то есть о будущих событиях говорить так, как бы уже о совершившихся. Так Исайя, говоря об умерщвлении Его, не сказал, что Он как овча на заколение веден будет, – в будущем времени, – но: яко овча на заколение ведеся (Ис. 53, 7). Он в то время еще не воплотился; а Пророк говорит о будущем событии, как уже сбывшемся. И Давид, назнаменуя Крест, не сказал: «ископают руце мои и нози мои», но: ископаша руце Мои и нозе Мои. И: разделиша ризы Моя, и о одежди Моейметаша жребий (см.: Пс. 21, 17, 19). Говоря и о предателе, который еще не родился, он так выражается: ядый хлебы Моя, возвеличи на Мя запинание (Пс. 40, 10). Подобным образом он говорит и о том, что произошло на кресте: дата в снедь Мою желчь, и в жажду Мою напоиша Мя оцта (Пс. 68, 22).
3. Приводя все эти чудеса, – чудеса в телах, чудеса в душах, чудеса в стихиях, – заповеди, неизреченные, высшие самых небес дары, законы, благоустройство, силу убеждения, обетования в будущем, наконец страдания Его, – евангелист изрек эти чудные и исполненные высокого учения слова: видехом славу Его, славу яко Единороднаго от Отца, исполнь благодати и истины. Мы не чудесам Его только дивимся, но и страданиям, – тому, как Он был пригвожден ко кресту, бичуем, заушаем, подвергаем оплеванию, как терпел удары по главе от тех самых, которые были Им облагодетельствованы. Так, и об этом обо всем, что кажется унизительным, достойно сказать то же изречение, как и сам евангелист называет все это славою. Действительно, все это было не только делом промышления и любви, но и неизреченной силы. Тогда-то и смерть упразднялась, и клятва разрушалась, и бесы были посрамлены, и торжество над ними открывалось, и рукописание грехов наших было пригвождаемо ко Кресту. Но тогда как эти чудеса совершались невидимо, были и другие – видимые, которые показывали, что Он есть истинно Единородный Сын Божий и Господь всей твари. Когда блаженное тело Его еще висело на Кресте, солнце сокрыло лучи свои, земля поколебалась и вся покрылась мраком, гробы отверзлись, недра земли сотряслись, и великий сонм умерших восстал и пришел в город (Иерусалим). Потом, когда камни приставлены были к дверям Гроба Его, еще и печати приложены, Он, умерший, распятый, пригвожденный, восстал и, исполнив одиннадцать учеников Своих некоторой непобедимой и Божественной силы, послал их ко всем людям, по всей вселенной – врачевать их общее естество, исправлять образ жизни, распространять по всей земле познание небесного учения, разрушать силу бесовскую, открывать великие и неизреченные блага, благовестить нам бессмертие души и вечную жизнь тела, награды, превышающие всякий ум и никогда не могущие окончиться. Итак, блаженный евангелист, представляя себе все это и большее, чем это, что он сам знал, но не решался написать (потому что и мир не вместил бы того, как он сам говорит: яже аще бы по единому писана быша, ни самому мню всему миру вместити пишемых книг – 21, 25), – все это, говорю, представляя, он воскликнул: и видехом славу Его, славу яко Единороднаго от Отца, исполнь благодати и истины. А тем, которые удостоились видеть и слышать столь великие чудеса и получили столь великий дар, надлежит показать и жизнь, достойную учения, чтобы сподобиться и будущих благ. Для того и пришел Господь наш Иисус Христос, чтобы не только здесь мы видели славу Его, но и в будущем веке. Потому Он и говорил: хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною, да видят славу Мою (Ин. 17, 24). Если же здешняя слава Его была столь блистательна и величественна, то что сказать о той Его славе? Она откроется уже не на тленной земле, не пред существами, облеченными в смертные тела, каковы мы теперь, но в творении нетленном и бессмертном, и с таким величием, какого невозможно изобразить никаким словом. О, блаженны, трижды блаженны и беспредельно блаженны те, которые удостоятся созерцать эту славу! О ней говорит Пророк: да возмется нечестивый, да не видит славы Господни (Ис. 26, 10). Но да не будет того, чтобы кто-либо из нас был отвержен и не удостоился некогда зреть ее! А если мы не будем наслаждаться ею, то и о нас справедливо будет сказать: лучше было бы, если бы мы и не родились. Для чего же мы живем? Для чего дышим? Для чего существуем, если не достигнем такого созерцания, если никому из нас не дозволено будет зреть тогда нашего Господа? Если не видящие света солнечного проводят жизнь горше всякой смерти, то как должны страдать те, которые лишатся того света? Здесь в этом лишении только и состоит несчастье, а там – не в этом только; впрочем, если бы и эта только была беда, то и в таком случае наказание было бы не равно, но будущее тем тяжелее настоящего, чем то Солнце несравненно превосходнее здешнего; а кроме того, надобно ожидать еще и другой казни. Кто не удостоится видеть того света, тот не только ввержен будет во тьму, но и гореть будет в огне непрерывном, истаевать в нем, скрежетать зубами и терпеть другие бесчисленные страдания. Итак, не будем нерадивы о себе самих, и за кратковременное нерадение и беспечность не подвергнем себя вечному наказанию; но будем бодрствовать и трезвиться, будем все делать и устроять так, чтобы удостоиться того (вечного) наслаждения и избавиться от реки огненной, протекающей с великим шумом пред Страшным судилищем. А кто однажды впадет в нее, тот должен будет остаться там навсегда, и уже никто не избавит его от мучения – ни отец, ни мать, ни брат. Об этом вопиют и пророки; один говорит: брат не избавит, избавит ли человек? (Пс. 48, 8). А Иезекииль говорит еще более: и аще будут Ное и Даниил и Иов… ни сынове, ни дщери их спасутся (см. Иез.: 14, 14, 16). Одна только там защита – защита делами; а кто не имеет ее, тому никаким другим средством спастись невозможно. Итак, все это непрестанно имея в виду и размышляя, очистим жизнь нашу и сделаем ее светлою, чтобы с дерзновением узреть Господа и достигнуть обетованных благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Беседа XIII
Иоанн свидетельствует о Нем и воззва глаголя: Сей бе, Егоже рех, Иже по мне Грядый, предо мною бысть, яко первее мене бе (1, 15)
Изъяснение 1, 15. Невнимательность слушателей не лишает проповедника награды. – Почему евангелист Иоанн часто ссылается на свидетельство святого Иоанна Крестителя? – Значение свидетельства святого Иоанна Крестителя. – Нет ничего прекраснее правильной жизни. – Отвержение даров, приносимых от злоприобретенных имений.1. Не вотще ли мы течем и труждаемся? Не на камнях ли сеем, или не при пути ль и в терниях, сверх чаяния нашего, падают семена? Я сильно беспокоюсь и боюсь, чтобы земледелие не осталось для нас бесплодным, – не потому, впрочем, чтоб я сам мог потерпеть ущерб в награде за этот труд. Дело учителей не таково, как земледельцев. Земледелец часто после годичных работ, после такого изнурения и пота, – если земля не принесет ничего, стоящего трудов, – не может ни у кого другого найти какого-либо утешения за свои труды, а со стыдом и скорбию возвращается с поля домой, к жене и детям, не имея права ни от кого требовать воздаяния за продолжительные труды. Но с нами ничего такого не может случиться. Пусть возделываемая земля не приносит никакого плода; если только мы с своей стороны приложим весь труд, Господь земли и наш Господь не допустит нас остаться с пустыми надеждами, но дарует возмездие. Кийждо, сказано, свою мзду приимет по своему труду (1 Кор. 3, 8), а не по исходу дел. А что это так, послушай: и ты, сказано, сыне человечь, засвидетельствуй людям сим, не услышат ли, не уразумеют ли (см.: Иез. 2, 6, 7). И чрез того же Иезекииля можно узнать вот что: если страж предвозвестил, чего должно убегать и что избирать, то он избавил душу свою, хотя бы и никто не слушал его[17]. Тем не менее, имея это сильное утешение, уверенные в воздаянии за труды наши, мы, когда в деле нашего спасения не видим успеха, чувствуем себя ничем не лучше тех земледельцев, которые стенают, проливают слезы и от стыда скрываются. Здесь – соучастие учителя, здесь – попечительность отца. Так Моисей, хотя мог избавиться от неблагодарных к нему иудеев и сделаться еще более славным родоначальником другого и гораздо более многочисленного народа (остави Мя, сказал ему Бог, и потреблю их, и сотворю тя в язык велик – Исх. 32, 10, – так как Моисей был муж святой, раб Божий, друг, близкий и верный Богу), но он и слышать не мог таких слов, а желал лучше погибнуть с людьми, однажды ему вверенными, нежели быть спасенным без них и получить достоинство более важное. Таков должен быть водитель душ. Страшно было бы, если бы кто, имея худых детей, желал лучше назваться отцом других, а не тех, которые от него родились; так странно было бы, если бы и мы стали постоянно переменять врученных нам учеников одних на других, присвоить себе начальство то над теми, то над другими и не иметь ни к кому искреннего расположения. Впрочем, относительно вас да не будет никогда таких подозрений. Мы убеждены, что вы преизбыточествуете в вере в Господа нашего Иисуса Христа, в любви друг к другу и ко всем. А это мы говорим с тем намерением, чтобы возбудить вас к усилению вашей ревности и к приумножению, более и более, добродетели в вашей жизни. Таким образом, вы сможете проникнуть умом до самой глубины предложенного у нас учения, если то есть нечистота греховная не будет помрачать очей разума и не повредит его зоркости и остроты. Итак, что же предложено у нас сегодня? Иоанн свидетельствует о Нем и воззва глаголя: Сей бе, Егожерех, Иже по мне Трядый, предо мною бысть, яко первеемене бе. Многократно евангелист, и выше и ниже, обращается к Иоанну и во многих местах представляет его свидетельство. Но это он делает не напрасно, а очень разумно. Так как все иудеи имели великое уважение к этому мужу (Иосиф приписывает даже его смерти войну и доказывает, что из-за него столичный некогда город перестал быть городом, и вообще много говорит в похвалу ему), то евангелист, желая именем его пристыдить иудеев, часто припоминает им свидетельство Предтечи. Другие евангелисты упоминают о древнейших пророках и при каждом обстоятельстве в жизни Его (Христа) отсылают к ним слушателя. Так, когда Он рождается, евангелист говорит: сие же все бысть, да сбудется реченное Исаием пророком, глаголющим: се, Дева во чреве приимет и родит Сына (Мф. 1, 22–23). Когда Он подвергается злым умыслам и повсюду отыскивается с такою тщательностию, что и незрелый возраст избивается Иродом, – они приводят Иеремию, который говорит: глас в Раме слышан бысть, плачь и рыдание, и вопль мног: Рахиль плачущися чад своих (Мф. 2, 18; см.: Иер. 31, 15). Когда Он опять возвращается из Египта, – они припоминают Осию, который также говорит: от Египта воззвах Сына Моего (Мф. 2, 15; см.: Ос. 11, 1). Так другие евангелисты делают и во всех случаях. А этот евангелист (Иоанн), более возвышенным, чем другие, гласом проповедающий, представляет яснейшие и ближайшие свидетельства и приводит не только отшедших и умерших, но и современного свидетеля, который указывал уже на пришедшего (Господа) и крестил Его, – не с тем приводит, чтобы свидетельством раба придать более достоверности словам Владыки, но снисходя к немощи слушателей, потому что подобно тому, как если бы Господь не принял вида раба, то не был бы легко принят, так, если бы гласом раба не предрасположил к себе слуха сорабов, то многие из иудеев не приняли бы Его слова.
2. Притом здесь устроялось и нечто другое, достойное удивления. Кто говорит о себе самом что-либо великое, тот делает собственное свидетельство подозрительным и нередко таким образом восстановляет против себя многих из слушателей; поэтому-то приходит свидетельствовать о нем другой. С другой стороны, большинство обыкновенно стекается на голос более привычный и сродный, так как знает его более, чем какой-либо другой. Потому-то глас с Неба и был только однажды или дважды, а голос Иоанна – часто и много. Те, которые стояли выше немощей народа, отрешились от всего чувственного, только они и могли слышать глас свыше и не слишком нуждались в голосе человеческом, так как во всем повиновались вышнему гласу и им водились. Но которые еще обращались долу, были покрыты многими завесами, – те имели нужду в голосе низшем. Так сам Иоанн, уже вполне отрешившись от всего чувственного, не нуждался в наставлении от людей, а получал научение с Небес. Пославый мя крестити водою, говорит он, Той мнерече: над Негоже узриши Духа Божия сходяща, Той есть (1, 33). Между тем иудеи, будучи еще детьми и не в силах подняться до такой высоты, имели учителем человека, который, однако ж, не свое им говорил, а возвещал вышние откровения. Итак, что же говорит (евангелист)? Иоанн свидетельствует о Нем и воззва глаголя. Что значит: воззва? Значит: проповедует смело, свободно, без всякой боязни. А что проповедует? О чем свидетельствует и взывает? Сей бе, говорит, Егоже рех, Иже по мне Трядый, предо мною бысть, яко первее мене бе. Свидетельство несколько прикровенное и еще не очень возвышенное. Он не говорит: сей есть Сын Божий Единородный; а что? Сей бе, Егоже рех, Иже по мне Трядый, предо мною бысть, яко первее мене бе. Как птицы выучивают птенцов своих летать не вдруг и не в один день вполне, а сперва выводят их только из гнезда, потом, дав им отдых, продолжают далее полет их, на другой день прибавляют еще больше, и таким образом неприметно, мало-помалу поднимают их на надлежащую высоту, – подобным образом и блаженный Иоанн не вдруг возводит иудеев к горнему, но мало-помалу учит их воспарять от земли, говоря, что Христос был выше его (Предтечи). И то уже было не мало, чтобы слушатели могли поверить, что муж, еще не явившийся к ним и еще не сотворивший чудес, превосходит Иоанна, мужа столь дивного и славного, к которому стекались все и которого почитали Ангелом. А между тем Иоанн-то и старался утвердить в мыслях слушателей, что свидетельствуемый больше свидетельствующего, пришедший после больше пришедшего прежде, еще не виденный больше известного и прославившегося. И посмотри, как разумно он произносит свидетельство. Он указывает не только Явившегося, но еще прежде Его явления проповедует о Нем. Такой именно смысл имеют его слова: Сей есть, Егожерех, – как и Матфей повествует, что всем, приходившим к нему (Иоанну), он говорил: аз убо крещаю вы водою в покаяние: Грядый же по мне креплий мене есть, Емуже несмь достоин отрешитиремень сапогу Его (см.: Мф. 3, 11; Лк. 3, 16). Но для чего он так делал еще прежде явления (Господа)? Чтобы свидетельство Самого Явившегося тем удобнее могло быть принято, когда мысль слушателей уже приготовлена была к тому словами Иоанна, и чтобы не повредил этому свидетельству вид Его уничиженный. Ведь если бы иудеи увидели Самого Христа, не слыхав предварительно ничего о Христе и не получив этого чудного и великого свидетельства о Нем в словах Иоанна, то убогий вид Христа тотчас бы стал в противоречие с величием Его слов. А Он облекся в такой смиренный и для всех обычный вид, что и самарянские жены, и блудницы, и мытари с большою свободою осмеливались подходить к Нему и вступали в беседу с Ним.
3. Итак, сказал я, если бы иудеи в одно время и услышали беседу и увидели Самого (Христа), то, может быть, посмеялись бы свидетельству Иоанна. Но как они уже много слышали о Христе, прежде Его явления, и тем, что было говорено о Нем, было возбуждено их внимание, то с ними случилось противное: они уже не отвергли учение, судя по виду Того, о Ком свидетельствовал Иоанн, но, веря уже сказанному, признали Его славным еще более Иоанна. Выражение: Грядый по мне значит: имеющий проповедать после меня, а не имеющий быть после меня. Это обозначается и у Матфея словами: по мне грядет муж (см.: Мф. 3, 11), относящимися не к рождению Его от Марии, но к пришествию на проповедь. Если бы говорено было о рождении, то сказано было бы не: грядет, а: пришел, – потому что Христос уже родился в то время, как Иоанн говорил это. А что значит: предо мною бысть? Что он славнее, досточтимее меня. «Не думайте, что я больше Его, потому только что я прежде Его пришел проповедовать; я гораздо меньше Его и так меньше, что не достоин быть в числе рабов Его». Таким образом слова: предо мною бысть означают то же, что выражает иначе Марк, говоря: недостоин разрешити ремень сапогу его. А что слова: предо мною бысть сказаны не о происхождении Его, очевидно из прибавления. Если бы Иоанн хотел сказать о происхождении, то прибавление: яко первее мене бе – было бы излишним. Да и кто столько глуп и бессмыслен, что не поймет, что прежде его бывший есть первее его? Если же в этом изречении разумеется предвечное бытие, то оно значит не другое что-либо, как и слова: по мне Грядый, предо мною бысть. Но в таком случае это было бы сказано нерассудительно и напрасно была бы приложена такая причина. Если бы он это хотел показать, то ему надлежало бы сказать: по мне Грядый первее мене бе, яко предо мною бысть. Кто произошел прежде, о том, по этой причине, справедливо можно сказать, что он первее другого; а если один только первее другого, это еще не причина, что тот произошел прежде этого. А что мы теперь говорим, то имеет свое твердое основание. Вы все, конечно, знаете, что мысли неясные имеют всегда нужду в доказательствах, а не мысли ясные. Если бы речь была о существовании, то не было бы непонятно, что прежде происшедший и должен быть первым; но так как Иоанн говорит о достоинстве, то справедливо и занимается решением представляющегося недоумения. И вероятно, многие недоумевали, отчего и на каком основании пришедший после стал напереди, то есть оказался более досточтимым? На такой вопрос он немедленно представляет причину; а причина та, что Христос по бытию первее его (Иоанна). «Не по какому-либо преуспеянию, – говорит он, – Христос меня, прежде Его пришедшего, оставил позади Себя и Сам стал напреди: Он первее меня, хотя и после меня приходит». Но, скажешь ты, если это говорено было о явлении (Христа) людям и о последующем прославлении Его между ними, то каким образом о том, что еще не пришло к концу, он говорит как уже о бывшем? Он не сказал: будет, но: бысть[18]. Но это удревних пророков было в обычае, чтобы то есть о будущих событиях говорить так, как бы уже о совершившихся. Так Исайя, говоря об умерщвлении Его, не сказал, что Он как овча на заколение веден будет, – в будущем времени, – но: яко овча на заколение ведеся (Ис. 53, 7). Он в то время еще не воплотился; а Пророк говорит о будущем событии, как уже сбывшемся. И Давид, назнаменуя Крест, не сказал: «ископают руце мои и нози мои», но: ископаша руце Мои и нозе Мои. И: разделиша ризы Моя, и о одежди Моейметаша жребий (см.: Пс. 21, 17, 19). Говоря и о предателе, который еще не родился, он так выражается: ядый хлебы Моя, возвеличи на Мя запинание (Пс. 40, 10). Подобным образом он говорит и о том, что произошло на кресте: дата в снедь Мою желчь, и в жажду Мою напоиша Мя оцта (Пс. 68, 22).