Сыромятникова Ирина. 02_Тьма наступает

   Я, со вздохом, повиновался. Страж энергично прогрохотал сапогами по лестнице и принялся громогласно выкликать хозяина. Несомненно, к вечеру у него будет фургон и столько лошадей, сколько он пожелает купить. С одеждой у меня получилось… не очень. Рубахи и носки унесла в стирку смешливая рыжеволосая служанка. С грехом пополам, я вытряхнул во дворе наши плащи и куртки, наладился было зашивать прореху на штанах, но крепко заснул в жестком дубовом кресле.
   Маг Зеленой Гилдии мэтр Асторис попал в щекотливое положении, начав действовать прежде, чем удалось добиться поддержки шаренских властей в лице семерых вельмож, сидящих теперь перед ним вокруг накрытого алым бархатом стола. В итоге, ему приходилось оправдываться перед какими-то провинциальными баронами и отвечать на их идиотские вопросы. Присутствие епископа Плавницы никак не облегчало эту задачу, даже наоборот.
   – Нет, святой отец, – голос Асториса был неизменно мягок и убедителен, – Молитва и святое причастие не помогут жертве "Волчьего когтя". Принявший в себя хотя бы частицу заклятья обречен.
   – Должно быть какое-то средство! – упрямо твердил барон Тирсин.
   Маг тяжело вздохнул и напомнил себе, как ревниво относится знать Шарены к вмешательству в свои дела со стороны северного соседа. Пусть Тирсины – не самое знатное семейство, но позволять себе раздражение он не вправе.
   – Увы, никому в этом мире такое средство не известно. Именно этим "Волчий коготь" и знаменит. Заклятье овладевает жертвой медленно, но результат всегда один. И вы его видели.
   Лорд Тирсин на мгновение закрыл глаз, и стали заметны глубокие морщины, пролегшие на его лице. Всего лишь неделю назад их не было. Маг посочувствовал ему в душе – потерять сына, столь жутким образом… Но барону следовало радоваться, что их вмешательство было своевременным, и прочие домочадцы не пострадали. В семье Тирсинов пятеро детей и трое из них – мальчики. Асторис старался не думать, что будет, если следующим окажется сын Роднега, единственный ребенок в семье.
   – Проклятые вастаки! Давно пора гнать их взашей. Пусть друг друга травят в своих вонючих, задрипанных княжествах! – лорд Листрин был подавлен и зол, впрочем, как и все присутствующие. – Почему Гильдия не остановила мерзостное колдовство?
   – Весенние празднества очень многолюдны, на них прибывает масса гостей. Мы обнаружили источник заразы почти мгновенно, но несколько человек уже успели пострадать. К сожалению, сокольничий вспомнил не всех, кто прикасался к птице, но Витала среди них не было. Это значит: есть еще один – как минимум, один – принявший на себя заклятье. Причем, близко знакомый с Виталом, такой, что мог общаться с ним в течении двух-трех минут после контакта с птицей. Мы должны найти его прежде, чем Зло овладеет им. Так мы спасем не тело, так хотя бы его душу и всех тех несчастных, которых он утянет за собой, став зверем.
   Лорд Роднег нахмурился.
   – И вы предлагаете только выжидать?
   Хвала небесам, хоть этот со мной не спорит!
   – Я могу почувствовать заклятье только в самом конце, когда времени почти не остается. Я вновь прошу прощения за свои действия, но они были вызваны крайней необходимостью.
   Семеро блестящих шаренских вельмож подавленно молчали. Семеро молодых людей – кто из них чудовище? Все или один. Асторис не стал объяснять, что распознать само заклятие не в силах. Лишь когда оборотень предастся Тьме, отведав запретной плоти, он станет различим для мага. А значит, если наблюдательность изменит лордам – кто-то умрет. Да поможет им Бог.
   Жак раздобыл огромный фургон, больше похожий на дом на колесах. В него поместились все, включая кегаров, и мы неспешно покатили на юг. В принципе, Ункерт находился на северо-западе, но любые торные дороги, ведущие туда через болотистые низины Тарнхега, начинались гораздо южнее.
   Погода стояла солнечная и, на взгляд сантаррца, было жарковато. К счастью, от меня не требовалось таскать на себе амуницию благородного лорда – в расшитом золотом мундире я бы испекся заживо. Широкополая соломенная шляпа на голове и просторная холщевая рубаха, вышитая на вороте крестом, придавали мне полное сходство с конокрадом.
   По мере того, как лиги пути отделяли нас от Белокамья, мы готовились вновь сменить обличье.
   – Мы сильно растратились, – ворчал Станис. – Если мы не хотим сесть за бродяжничество, следует побеспокоиться о наших средствах.
   – Естественно, – Жак взмахнул кнутом, не давая лошадям сбавить шаг, – У вас были проблемы, когда вы выступали в Шарене?
   – Нет, никогда. Шаренцы любят хорошие представления, особенно, со зверями.
   – Тогда, следует подумать о репертуаре.
   – Не рановато?
   – Все равно кегаров мы не спрячем. Будет естественней, если зверям найдется практическое применение.
   Труппа вновь начала репетировать. На привалах Изабель дрессировала кегаров, Тамара обучала Стража жонглированию и акробатическим трюкам, Сара бренчала на мандолине, Ирвин упражнялся с картами, а Станису достался я.
   Коронный номер Мастера Лезвий назывался "Распятие". Очень жизнеутверждающе. Для трюка необходим был ассистент, раньше им была Изабель, но теперь место оказалось вакантно, и занять его предстояло мне, как наименее полезному члену труппы. Я воспринял новость с хладнокровием висельника.
   – Конечно, зрителям больше понравилась бы девушка, но мы найдем способ это компенсировать, – заявил Станис.
   Я постарался не думать, как он это сделает.
   Из купленных в Белокамье досок сколотили щит в человеческий рост высотой и еще один, поменьше.
   – Главное: расслабься и не шевелись. – Поучал меня Мастер Лезвий, сшибая кнутом яблоко с моей головы. – И не вздумай закрывать глаза – публике это не нравиться.
   И – улыбайся!
   От моей улыбки Дваждырожденные падали бы замертво.
   Надо отдать должное Станису – оружием он владел мастерски. При всем этом я должен был продолжать тренировки – чертовски трудно сначала до одури отбиваться от меча, а потом спокойно смотреть, как в тебя кидаются кинжалами.
   Путь до Плавницы занял девять дней. По дороге мы дважды выступали перед жителями крупных селений. Платили они, преимущественно, харчами, но щедро – представление нравилось. И запас яблок у Мастера Лезвий не иссякал.
   От обилия впечатлений я почти забыл о наставлениях Крабата. Когда до Плавницы остался день пути и мы, по обыкновению экономя средства, заночевали на лугу перед какой-то деревушкой, мне пришла мысль повидать призрака. Станис и Жак выпивали в местном трактире и собирали сплетни, цыганки хлопотали по хозяйству, Изабель возилась с кегарами, я незаметно извлек из фургона Меч Лун и пошел прогуляться.
   Смеркалось, не успевший остыть после дневной жары, воздух был пропитан запахами цветущего разнотравья. Первые комары спешили ко мне из темноты, и я заторопился к чернеющей за лугом роще, отчаянно хлопая себя по шее. Пожалуй, следовало одеть что-нибудь поплотнее. Огни лагеря скрылись за деревьями, но все равно было слишком светло – полная луна, грязно-желтый диск в красноватом ореоле, светила с ясного неба через листву сильно прореженной топорами рощи. Я не был уверен, что Крабат захочет появиться здесь. Стоило мне остановиться, и насекомые атаковали, воздух зазвенел от мошкары. Я плюнул на все и готов был спасаться бегством, когда в траве, совсем рядом от меня раздался шорох.
   Ночь сразу стала холодна и темна, а я взмок. Это не мышь, не ветер, не змея. Я крутанулся на месте, одновременно выхватывая из ножен Меч.
   Меч, которым нельзя убивать живые существа. Проклятье!
   Между стволами берез, в пятнистой лунной тени стоял волк. Один раз я видел и крупнее, но и этот тоже был велик. Очень светлый, при лунном свете он казался серебряным, но меня больше поразил не цвет шкуры, а глаза.
   Я встретил их взгляд, совсем не волчий: в них явственно светился разум, боль и странная тоска. Не ярость, не страх – усталость. На мгновение мне показалось, что он не нападет, но глаза мигнули, а когда открылись, белый огонь безумия смыл все чувства. Без единого звука зверь подобрался и прыгнул.
   Я нырнул вниз и вбок. Благословенны будь часы, проведенные в тренировках со Стражем! Могучие челюсти щелкнули в воздухе на палец от моего плеча, и в тот же миг рукоять Меча въехала зверю по затылку.
   Вспыхнул белый огонь. Беззвучная молния озарила лес и бросила меня на землю.
   Волк закричал, почти как человек, и с лету грянулся о ствол березы.
   На мгновение в лесу воцарилась тишина. Волк горестно постанывал, тряся головой и не в силах подняться на ноги. Я встал и потихоньку начал пятится к опушке рощи.
   И тут ночь вспороло яростное рычание атакующих кегаров. Они вылетели из темноты, вздыбив шерсть, выставив когти и ощерив клыки, размером вдвое больше, чем на самом деле. Волк натурально охнул и с места сиганул в темноту, не делая даже попытки защищаться. Какое-то время было слышно, как они ломятся через подлесок – рык кегаров и перепуганные подвывания волка.
   Я аккуратно вложил Меч в ножны, тщательно отряхнул одежду. Укусов комаров я уже не чувствовал. Только на полпути у фургону у меня снова начали появляться мысли и первой было: "Что ж это так грохнуло?". Я решил исполнить наказ призрака сразу же, как Станис и Жак вернуться из трактира: мне нужно было знать, что за Меч я ношу с собой.
 

Глава 7

 
   – Все началось с Герхарда, не того, что был племянником короля Леона, а первого Герхарда – принца Шариадора, страны, существовавшей еще до Темных Веков. В древности было предсказано, что если род лендлордов Дангари прервется, великое Зло овладеет миром и не останется у людей надежды. Герхард тогда был последним Дангари. Силы Тьмы казались непобедимы, мир рушился, и никто не надеялся, что за этой ночью последует рассвет. Сейчас лишь смутные легенды рассказывают, каким был мир до прихода Тьмы, то время называют Золотым веком, но Герхард его застал – он родился незадолго до начала войны. Тогдашние маги были посильнее нынешних, но они не знали, на чем основывается вражеское могущество, и терпели поражение за поражением, а тот, кто подходил к пониманию сути Тьмы слишком близко, сходил с ума или предавался Злу. Все меры были не эффективны, силы людей таяли, и близился конец.
   Тогда отважный и могущественный маг по имени Авенгвей, которого легенды называют Верховным Магом, проник в захваченные Злом земли и обнаружил там Врата Хаоса – каналы, соединяющие наш мир с тем, откуда Тьма черпала свою силу. Но их природа осталась непонятной ему. Вожди людей решились на крайность – послать во Врата лазутчиков в надежде узнать секрет непобедимости Сил Тьмы. Одни говорят – их было семь, другие – семь тысяч, среди них были маги и воины, все – добровольцы.
   Одни прошли через Врата в погибших городах, другие – через местные Тропы, а вернулся только один, Герхард. Он не сошел с ума и сохранил верность своему народу, но изменился, легенды умалчивают – как. Он проник во владения Хаоса и вернулся, отмеченный его печатью. То была плата.
   Он открыл магам многие тайны Хаоса, но не все, ибо понимание их грозило человеку безумием, и изобрел основные способы борьбы с порождениями Тьмы. До своего знаменитого похода Герхард не был магом, но после приобрел силы, сродни колдовским. Он возглавил Войско Света и, при содействии преданных ему магов и Авенгвея, разработал план разрушения всех Врат и окончательного изгнания Тьмы.
   Тогда же был создан Меч Лун, могущественный талисман Ин'Ктор, что в переводе означало "Замыкающий Тьму", он был весьма опасен в применении и подчинялся только людям, несущим в себе печать Хаоса, то есть, потомкам Герхарда.
   Война затянулась на века. Состарившись, Герхард открыл тайну Меча одному из своих сыновей, и к тому перешло могущество отца. Так, в цепи поколений, стал передаваться Талисман и он дал имя роду Ин'Кторов, Икторнов. Даже когда все Врата Хаоса были закрыты и Темные Века кончились, война продолжалась, поскольку сохранились Тропы, спрятанные по всему миру в самых неожиданных местах. Их следовало найти все, и тогда Силы Тьмы исчезли бы из нашей реальности навсегда!
   Но планам Герхарда и Авенгвея не суждено было сбыться.
   Шло время и маги мельчали, потомки могущественных чародеев стали бояться силы Ин'Кторов и начали искать пути покорить ее. Попытка понять суть Тьмы – уже признак безумия.
   По иронии судьбы их жертвой стал другой Герхард, тот самый, племянник короля Леона. Владельцы Меча никогда не стремились к власти и не передавали Меч в соответствии с прямым порядком наследования – это не титул, а кровная обязанность, в некотором смысле – семейное проклятие.
   В конце концов, группа магов Зеленой Гильдии решила завладеть Мечем Лун, из благих побуждений, конечно, и прервать род Герхарда. Они мечтали искоренить следы Хаоса и стать единственными повелителями Силы, которую не понимали и боялись. Но все вышло иначе: Герхард погиб, унеся с собой фамильную тайну, Меч Лун пропал, а заговорщикам досталась только его копия – пустая побрякушка.
   Сын Герхарда родился уже после его смерти, и оказался слишком мал, когда король Леон умер не оставив наследника, поэтому трон Сантарры перешел к сводному брату Герхарда – Фергану. Тот стал править сначала в качестве регента, а потом и короновался, Гильдии было удобно иметь у власти человека, не наделенного особыми талантами и обязанного им своим возвышением. Так Икторны стали подданными королей Сантарры.
   Последние триста лет мир жил без Меча Лун и вот результат – Тьма снова поднялась на бой. А кто бы мог поверить в это еще сорок лет назад! Нашествие из Дебрей, демон в Сент-Аране, попытка провести Черную Мессу – только жалкие тени надвигающейся беды, среди магов сейчас нет личностей, подобных Авенгвею, так что остановить Зло – задача Наследника Силы, владельца Меча Лун.
   Ирвин окончил рассказ и потянулся за своей чашкой, это было самое длинное повествование, которое я от него слышал. Станис прятал улыбку в кулаке, Изабель смотрела на меня какими-то особенно круглыми глазами. Как же – живая легенда.
   – Но тем не менее, сэр. Почему Мечом нельзя убивать?
   Ирвин поглядел на Жака, тот кивнул.
   – Я знаю эту легенду немного в другой интерпретации, более снисходительной к роли Гильдии в происшедшем. Тайна Герхарда мне неизвестна, но общая теория звучит так: талисман Ин'Ктор на самом деле не меч, ему придали такую форму просто для удобства ношения и для конспирации. – Страж вымученно улыбнулся. – На самом деле это очень сложная конструкция, включающая в себя элементы Хаоса, некоторым образом – миниатюрные Врата, действующие по воле хозяина. Талисман использует Темную Силу, в каком-то смысле – это Темный Амулет, поэтому маги не в состоянии им управлять, только Икторн способен использовать силу Меча без вреда для себя и окружающих.
   Как я понимаю, фокус состоит в том, что Меч не отсекает каналы, связывающие тварь с Гранью, как делается это при изгнании демона, а выжигает их изнутри, делая уход твари окончательным и необратимым. Дваждырожденный, например, может восстанавливать оборванные связи, а варга имеет их иногда до десятка, магу в одиночку с таким ни за что не справиться, а владелец Меча – может. Дети Тьмы не способны сопротивляться силе Хаоса, даже если она их убивает, так и действует лезвие Меча – открывает путь разрушительному потоку Темной Силы.
   Камень на рукояти Меча не украшение: он способен поглощать магическую энергию, рассеивая любое заклинания, это не представляет опасности для живых, хотя и может вызывать упадок сил и головокружение. Другое дело лезвие – оно способно превратить любое существо в исчадье Тьмы. Это всегда очень тревожило магов.
   – То есть превращает человека в Дваждырожденного?
   – Я затрудняюсь сказать, кого в кого, но надо помнить: даже стремление к пониманию сути Хаоса делает человека безумцем или чудовищем, а в лезвии Меча Лун заключен сам Хаос.
   Все многозначительно помолчали.
   – А что я мог сделать с волком?
   – Если это обычный волк, то ничего.
   – И кто же это был тогда?
   Страж легкомысленно пожал плечами.
   – А бес его знает!
   Всю ночь я проворочался без сна в убогой постели, и дело было не в насекомых – Ирвин отогнал их каким-то своим заклинанием. Я думал об обоих Герхардах и о Мече – мне еще не разу не доводилось слышать эту историю целиком. Конечно, мастер Горич рассказывал об истории нашего рода и великих подвигах, совершенных Икторнами, но зловещих истоков фамильного могущества не касался. Возможно, он был не в курсе, отец предпочел бы сам просветить меня в то, что знал. От последнего Герхарда меня отделяли четыре поколения людей, среди которых не было Наследника Силы.
   Особенно меня волновал вопрос, насколько я могу овладеть возможностями Меча Лун без посторонней помощи. Обидно до слез: почти поверить в успех этой сумасшедшей авантюры и обнаружить, что к твоему волшебному оружию забыли приложить инструкцию. Есть ли у меня теперь шанс уцелеть в схватке с Хаосом? Почему бы предкам было не записать свой секрет на бумажке? Крабат бы ее мне обязательно передал. Я почти созрел, чтобы задать призраку пару конкретных вопросов, если бы не опасался напороться в темноте на какую-нибудь дрянь. Мне удалось заснуть, когда небо на востоке уже просветлело, и крупные шаренские звезды начали гаснуть одна за другой.
   Мне приснился сон, один из тех, что портили мне ночи с тех пор, как я связался с Силой. На этот раз не было ни глаза в темноте, ни пенья ледяного ветра.
   В туманной протяженности, словно озаренной изнутри невидимой луной, ко мне явился призрак Мирандоса. Я видел мага всего один раз, да и то мельком, а потом и смотреть стало не на что, но по странной логике сна не сомневался, что передо мной – он.
   В моей душе царило удивительное спокойствие, присутствие колдуна во сне меня ничуть не испугало. Призрак держал в руках большой хрустальный шар удивительной прозрачности и смотрел на меня, печально и без вызова.
   Какое-то время мы парили вне времени и пространства, потом в его глазах родилась тревога, я был почти уверен, что он заговорит, но вместо этого Мирандос протянул мне шар, который уже не был прозрачен. Внутри светилось изображение какой-то крепости, не то – замка. Серые гладкие стены угрюмо подпирали небо, над уныло-однообразными башнями реял золотой флажок с изображением грифона. Я не узнал этих стен, но герб принадлежал Ункерту.
   Призрак стал отступать и растворился в тумане. Видение кончилось.
   Жак растолкал меня с рассветом, я был заспан и мрачен. Видение оставило неясную тревогу, словно напоминание, что время не ждет. Я был до крайности рассеян, что не помешало мне на утренней тренировке два раза пробить защиту Стража и в кровь рассадить ему бок. Пробормотав что-то о сомнамбулах и самоубийствах, он оставил меня в покое, и через полчаса мы тронулись в путь, надеясь засветло добраться до Плавницы.
   Я мирно дремал на козлах рядом с Мастером Лезвий. Фургон плавно покачивался на ровной укатанной дороге, чем-то напоминая сухопутный корабль, вокруг повозки колыхались зеленые волны пшеницы. Жак заметил его первый и крикнул Изабелле придержать кегаров. Очень вовремя – кошки подняли жуткий вой, до смерти напугав непривычных к хищникам лошадей.
   Он сидел на обочине, весь в пыли, всклокоченный и жалкий, ничем не напоминающий серебристо-смертоносное ночное видение. Большой светлый волк с удивительными, льдисто-голубыми глазами болезненно поджимал переднюю лапу и астматически дышал широко разинутой пастью с вываленным наружу, посиневшим от жары языком. На морде у него застыло выражение совершеннейшей растерянности и отчаяния, я никогда еще не видел столь выразительной мимики у животного.
   Жак бросил поводья Ирвину и медленно слез с коня, не отрывая глаз от зверя, кегары ревели и метались в повозке. Страж осторожно опустился рядом с волком, и тот посмотрел на него с робкой надеждой. Для дикого зверя он был чересчур покладист – позволил человеку подойти и осмотреть себя, только покорно поджимал уши и вздрагивал, когда пятнистый кот издавал особенно воинственный вопль. На руке Жака осталась свежая кровь.
   – Уйми животных, Изабель! Дэвид, это не тот, которого ты видел ночью?
   – Похож, – волк виновато опустил голову.
   – У него шишка на затылке и бок порван. Кажется, кегары поработали. Лапа вывихнута, но это не серьезно.
   – А ну-ка, пусти меня! – Ирвин выбрался из фургона со своим заветным сундучком под мышкой и решительно направился волку. Изабель нашикала на кегаров и те немного успокоились, хотя возмущенно фыркали и царапали борта повозки, просясь наружу.
   Волк немного встревожился, но быстро смирился с судьбой и не выказал ни малейшего сопротивления. Ирвин уселся напротив него прямо в пыль, достал свою проволочную сферу, принял позу медитации и начал напевать что-то неопределенно-восточное, водя амулетом перед мордой зверя. Раковина в центре сферы вторила напеву едва слышным гудением, от которого у меня заныли зубы. Наконец, маг кончил.
   – Однако!
   – Ну, в чем дело? – подозрительно нахмурился Станис.
   – Меч Лун прекрасно справился с заклятьем, вот только не совсем ко времени.
   – Каким заклятьем?
   – Заклятьем обращения, конечно, – Ирвин пожал плечами. – Наш общий друг застрял в волчьей шкуре, и не знает, что делать дальше. Выход только один – он должен вспомнить, КАК ИМЕННО превращался в волка, когда заклятье еще действовало.
   Трансформация завершена и отнять у него способность перевертыша Меч не в силах, равно как и научить ею пользоваться.
   – "Волчий коготь"? – догадался Жак.
   Ирвин кивнул.
   – Чего, чего? – Изабель высунула голову из фургона, один из кегаров попробовал протиснутся мимо нее, произошла короткая борьба.
   – "Волчий коготь", – охотно объяснил маг, – заклятье Тьмы, превращающее человека в безумного зверя, слугу Зла. Один из ингредиентов – коготь волка, отсюда и название. Любимое заклинание колдунов Востока, когда они хотят кому-нибудь страшно отомстить. В большинстве случаев близкие сами вынуждены убить жертву заклятья, поскольку обратившийся становится смертельно опасен для окружающих, а способа исцеления нет. – Волк тяжело вздохнул. – Кстати, на редкость неизбирательная дрянь, всегда страдают посторонние.
   Я посмотрел на несостоявшееся чудовище и представил, как он прибегает домой в таком виде. Его даже не узнают, просто затравят собаками. И куда такому идти?
   – Можно ему с нами? – вопрос выскочил раньше, чем я успел прикусить язык. Волк в одной повозке с кегарами – это нечто.
   Жак с надеждой посмотрел на Станиса.
   – Ему некуда идти. Если люди поймут, кто он, ему конец. Мы его последняя надежда.
   Мастер Лезвий неуверенно поднял брови, Изабель спрыгнула на землю, бросив за спину "Тихо там!" и присоединилась к Стражу. Из фургона немедленно высунулись две одинаковые пятнистые башки, и уставились на волка круглыми желтыми глазами, у бедняги вся шерсть встала дыбом.
   – Не бойся маленький! – девушка ласкова потрепала оборотня по загривку. – Они тебя не тронут, а не то я им!..
   Головы одновременно повернулись к хозяйке, моргнули и спрятались обратно в фургон. За оборотня неожиданно вступился Ирвин.
   – Думаю, это возможно: теперь, когда в нем нет следов Зла, кегары быстро к нему привыкнут. В конце концов, такова их природа.
   Похоже, Мастер Лезвий не столько осуждал идею, сколько пытался предугадать ее последствия.
   – Он меня понимает? – Ирвин утвердительно кивнул. – Ладно. Я позволю тебе отправиться с нами. Но! Ты должен помогать в представлении (нахлебников я не потерплю) и вообще, вести себя как настоящий волк. Мы направляемся в Ункерт.
   Если тебя раскроет какой-нибудь маг, нам тоже несдобровать. Понял?
   Волк кивнул.
   – Согласен?
   Волк энергично потряс головой и зажмурился. Кажется, я здорово его вчера припечатал.
 

Глава 8

 
   Заросшие непроходимым лесом равнины запада Сантарры остались позади, отряд беспрепятственно миновал пограничную речку, с украшенным деревянным шлагбаумом мостом и въехал на территорию Ункерта. За всю дорогу никаких происшествий не случилось, что, учитывая близость Западного тракта к границе Дебрей, немного беспокоило Фернадоса. Местность изменилась, равнина пошла вверх и рассыпалась на множество лесистых холмов, вместо мрачных ельников и чахлых низинных березняков по сторонам дороги появились буки и грабы, дубы и тис, человеческое жилье встречалось все чаще, путешественники удалялись от затененных Злом земель и вступали в страну, со времен Темных Веков не знавшую войн.
   Ункерт – страна магии и магов. Теплее и плодороднее, чем Сантарра и не так истерзана войнами, не страдающая от нищеты и перенаселенности, как большинство Восточных княжеств, терпимая к происхождению и вероисповеданию, умеренная в политике и тем не менее – самое мощное государство, основанное людьми после окончания Великой Войны. Фернадос впервые увидел Ункерт больше полувека назад, когда его, совсем еще мальчишку, привезли в Школу магов при Зеленой Гильдии как многообещающего ученика, и был очарован страной, словно вышедшей из легенд о Золотом веке. Для ункерцев волшебство казалось естественным, как времена года, а маги пользовались уважением наравне с рыцарями Короля или священниками. Здесь все еще жили древние традиции, и люди не спешили забыть минувший год, словно ночной кошмар. Это рождало ощущение надежности и уверенности в будущем. Фернадос родился и вырос в Сантарре, но, только возвращаясь в Ункерт, действительно обретал покой и душевные силы.