Затем академик Никольский и почти одновременно с ним доцент Охлопков высказали мысль использовать соединительную ферму между баллонами аэростатов для установки на ней ветроэлектрических агрегатов.
   А Кругловский предложил превратить эти аэростаты в дирижабли путем снабжения их моторными гондолами. Он доказал, что если поставить на эти дирижабли вместо тяжелых авиамоторов легкие электромоторы и питать их собственной энергией СЭС, то чудесно разрешается вопрос о взлете и посадке системы. Ведь если она с помощью винтов сможет развивать, когда нужно, хотя бы небольшую скорость - 30-40 километров в час, - она будет управляемой, сможет стартовать и садиться даже при довольно сильном ветре.
   Все эти идеи и предложения позволили Трубокурову и Терехову, используя технику Института вычислений Академии наук, в две недели произвести необходимые аэродинамические и другие расчеты. И вот уже проект готов.
   Александров широко улыбнулся, еще раз окинул взглядом рисунок и зажмурился, стараясь представить себе, как новая СЭС будет выглядеть в натуре в утренний розовый час над бескрайной степью.
   "Ну что ж... И мое предложение, использовано. Намечено применить дирижабли системй Циолковского, которые строятся для нашего Института метеорологии. Если ГИМ отдаст их, СЭС-2 будет построена в очень короткий срок..."
   В дверь палаты постучали, и, не дожидаясь разрешения, в нее вошли сияющий Терехов, Трубокуров и Дубников-старший.
   - Как здоровье? У нас хорошие новости. Надоело жить в заключении? Что вы сейчас думаете делать? - быстро заговорил Терехов.
   - Здравствуйте, друзья! - радостно приветствовал вошедших Александров, поднимаясь навстречу гостям и протягивая им обе руки. - Здравствуйте! Но на столько вопросов сразу ответить невозможно!
   - По порядку, по порядку отвечайте, - улыбнулся Трубокуров. - Итак, как ваше здоровье?
   - Нет, сначала новости на стол! - запротестовал Александров. - Только так, только так!
   Терехов не выдержал.
   - Полчаса назад прилетел наш академик! - воскликнул он. Проект СЭС-2 утвержден! Институт метеорологии передает нам два дирижабля Циолковского. Завод ветродвигателей уже монтирует нужные нам агрегаты.
   - Чудесно! - сказал Александров. - Раз все в порядке с проектом, я сразу выздоравливаю.
   - Да, это очень приятные новости, - спокойно произнес Трубокуров. - Весьма приятные.
   - Согласен! Согласен! - поддержал его Дубников во весь голос.
   - Еще бы! А сейчас, товарищи, я побегу к директору этого лечебного заведения, - сказал Терехов. - Попрошу разрешения поговорить с вами о деле. Сюда сейчас придет академик. У вас в палате можно? - и, не дождавшись ответа, бросился к двери.
   - Лучше на террасе! - сказал ему вдогонку дед Дубников.
   Не выдержав атаки Терехова, главный врач больницы разрешил собраться гостям на террасе с условием, что Дубников не будет давать волю своему голосу. Кроме того, он попросил, по возможности, не волновать Александрова. "Наш герой почти здоров, - сказал врач. - Однако ему нужен еще покой, тогда через недельку выпущу его отсюда в полном порядке".
   Новая районная больница была расположена в саду, в небольших, красивых дачках. В каждой из них было по четыре палаты, гостиная и обширная терраса, обвитая зеленью. Здесь даже в жаркие дни бывало прохладно.
   На террасе и расположился Александров с приехавшими к нему товарищами. Сюда же из соседней дачи приковылял Панюшкин. Теперь он чувствовал себя хорошо. Ему разрешили ходить, но пока на костылях.
   Панюшкин крепко, особенно крепко, как всегда теперь при встречах, пожал руку Александрову.
   - Какие новости? - спросил он.
   Терехов повторил ему свое сообщение. Панюшкин подбросил один из костылей и закричал "ура".
   Потом радость, появившаяся на его лице, померкла, и, тяжело вздохнув, он опустился в кресло.
   Александров понял, почему тяжело Панюшкину. Проект утвержден, и, очевидно, СЭС-2 будет скоро готова, а следовательно, скоро начнутся и ее испытания, но Панюшкину еще минимум месяц-полтора не разрешат летать. Александров подошел к нему и ободряюще похлопал его по плечу.
   Вскоре в сопровождении Николая Дубникова в больницу приехали академик Никольский и незнакомый Александрову невысокий пожилой бритоголовый человек.
   Когда обмен приветствиями, расспросы о здоровье, о родных и знакомых в Москве и Ленинграде закончились, академик Никольский устроился в плетеном кресле и попросил тишины.
   - Вам, я вижу, уже известно, товарищи, - начал он, - что проект СЭС-2 утвержден, что дирижабли Циолковского и ветродвигатели нам даны, что на опытном заводе Центрального экспериментального, института не сегодня-завтра начнется изготовление стабилизатора и соединительной фермы...
   - Да, известно! Спасибо вам за хлопоты, - прервал его Терехов.
   - Однако... - академик поднял руку и, помолчав немного, добавил: - Я не дал разрешения начать изготовление этих частей СЭС-2.
   - Как же так? - удивился Терехов. - Ведь проект утвержден!
   - Да, утвержден. Но вот у Бориса Борисовича Каринского оказались некоторые критические соображения по этому проекту. И мы обязаны их обсудить. Для того чтобы изложить их нам, он любезно согласился прилететь сюда. И я думаю...
   - "Критические соображения"! - снова прерывая академика, воскликнул, вскакивая, Терехов. - Критические соображения всегда могут быть. Все можно улучшать! Все! Но тогда ничего никогда не построишь! Мы же все обдумали...
   - Спокойно, товарищ Терехов, - свел свои кустистые брови Никольский. - Простите меня, но вы говорите глупости. Спокойно!.. Пожалуйста, Борис Борисович, изложите свои соображения.
   Каринский не спеша вынул из футляра рулон ватмана.
   "Неужели еще один Никитин? - подумал Александров. - Еще один не верующий в какое-то иное решение использования энергии ветра, кроме того, которому до сих пор следовала мировая техника? Тогда зачем его академик привез? А может быть, этот Каринский придумал какое-нибудь усовершенствование?"
   Каринский развернул рулон и, оглянувшись, сказал, обращаясь к Николаю Дубникову:
   - Помогите мне повесить чертеж, молодой человек!
   Николай не смог скрыть неудовольствия. В глазах его светилась явная неприязнь к человеку, который служит сейчас, очевидно, препятствием к быстрейшей реализации проекта. Но, повинуясь еле заметному кивку академика, он подошел к Карийскому.
   - Вот кнопки, молодой человек. Я буду держать, а вы прикалывайте. Здесь и здесь. Чтобы всем видно было.
   Оглядев чертеж, Александров ничего в нем не понял. На ватмане были изображены два огромных, судя по цифрам, показывающим их размеры, диска и между ними что-то странное, вроде двух половинок распиленного вдоль цилиндра.
   - Разрешите начать? - спросил Каринский академика Никольского, когда чертеж был укреплен.
   - Прошу вас.
   Каринский легким движением обвел карандашом контуры рисунка:
   - Здесь, товарищи, вы видите схему ветроэлектрической станции на базе воздухоплавательного летательного аппарата. Так же, как ваша СЭС. Но...
   - Я не вижу аэростатов! - воскликнул Терехов.
   - Баллонов эта система не имеет, Михаил Иванович, - с чуть заметной усмешкой ответил Каринский. - Разве вы не видите? Основу системы составляют два скрепленных вертикальных дискообразных стабилизатора и вал, на котором вращаются два толстого профиля ротора, или две огромные ветротурбины. Они полые внутри и наполнены несущим газом.
   - Очень интересно, - тихо и задумчиво произнес Трубокуров.
   - Таким образом, - продолжал Каринский, - в этой системе нет несущих баллонов. Рабочая ее часть - роторы сами себя поднимают в воздух и поддерживают всю систему. И я смею думать, что эта конструкция более прогрессивна, чем ваша. Какова мощность ваших ветроустановок? Пятьсот-шестьсот киловатт! А эта система даст более тысячи. Вот и все, что я хотел вам доложить. Все данные вы видите на схеме.
   Каринский снова легким движением обвел карандашом по контурам рисунка и замолчал. Молчали и другие участники совещания. Александров увидел, как побледнел Терехов, как, опустив голову, о чем-то напряженно стал размышлять Трубокуров.
   - Прошу высказываться, - сказал наконец академик Никольский.
   Но молчание продолжалось еще минуту-две. Наконец Терехов не выдержал, вскочил и почти закричал:
   - Не согласен! При всем моем уважении к Борису Борисовичу, не согласен! Какой же это прогресс, когда дело использования энергии ветра в высоких слоях атмосферы откладывается на неопределенное время! Надо ведь испытать предложенный новый принцип на моделях. Надо построить новую систему. На это уйдет год-два! Не согласен! Я протестую! Категорически!
   - Вы говорите о другом, - тихо сказал академик Никольский, когда Терехов закончил свою взволнованную и не совсем связную речь. - Вопрос стоит иначе: не о сроках, а о технической сущности и качестве системы. Понятно?
   - Все равно, - взмахнул руками Терехов. - Протестую!
   - Успокойся, Миша, - положив ему на плечо руку, поднялся профессор Трубокуров. - Так нельзя воспринимать критику. И, обращаясь к Каринскому, продолжал: - Я думаю, что вы высказали интересную мысль.
   Терехов стряхнул руку Трубокурова с плеча и яростно взглянул на друга.
   - Говорю тебе, успокойся, Миша, - повернулся к нему Трубокуров. - Скажу тебе прямо - ты неправ. Наш проект СЭС-2 надо...
   - Похоронить? - воскликнул Терехов.
   - Не думаю... Вероятно, улучшить. Что же касается проекта товарища Каринского, то, повторяю, он интересен, оригинален. У нас же в Советской стране есть закон - помогать новому, прогрессивному и прислушиваться к критике.
   - Все равно не согласен! Тысячу раз не согласен!
   - А согласиться придется, - улыбнулся академик Никольский. - Профессор Трубокуров к месту напомнил нам, что мы обязаны всегда помогать новому, прогрессивному. Я предлагаю детально обсудить проект профессора Каринского, а затем немедленно провести опыты с моделями. Но не потому я задержал реализацию проекта СЭС-2. Профессор Каринский определяет мощность своей системы в два раз большую, чем наша. Неужели и мы не сможем получить от СЭС-2 такую же мощность?
   Терехов мешком опустился в свое кресло
   У Александрова сжалось сердце. Ему стало очень больно за Терехова, которого он полюбил, как, вероятно, и большинство знающих его, за яркость характера, юношескую непосредственность, талант... Опять препятствие для скорейшей реализации мечты! Однако, как же подниматься на таком аппарате-роторе?
   На минуту-две на террасе воцарилось молчание. Затем заговорил Каринский:
   - Должен вам честно сказать, товарищи: в моей конструкции самое узкое место - это устойчивость системы в воздухе. И, конечно, надо сначала построить вашу СЭС, но добиться все же большей мощности.
   Терехов снова вскочил на ноги:
   - Есть предложение! Давайте поставим на ферму вместо многолопастных ветроколес быстроходные, типа пропеллеров. Это даст выигрыш в мощности процентов на тридцать. И как это мы раньше не учли!
   - Договорились! - распушив усы, широко улыбаясь, сказал академик Никольский. - Великое дело - коллективное творчество! Я был уверен, что выход будет найден наилучший. Есть ли у кого-нибудь другие предложения?
   Трубокуров поддержал идею Терехова.
   - Надо будет срочно произвести все расчеты, по предложению товарища Терехова, изготовить чертежи, - подвел итог совещания академик. - Тогда в августе-сентябре начнем... то-есть продолжим испытания.
   - Ура! - крикнул Николай Дубников и опрометью кинулся помогать Каринскому сворачивать чертеж.
   На шум, поднявшийся на террасе, прибежал дежурный врач. Окинув взглядом столпившихся в кучу возбужденных гостей и своих пациентов, он укоризненно покачал головой. Затем подошел к академику Никольскому, вынул из кармана синий бланк телеграммы и протянул ему.
   - Прислали полчаса назад, - сказал он. - Но я не хотел вас беспокоить.
   Академик Никольский раскрыл бланк и нахмурился.
   - Мм-да, - протянул он. - Мм-да... - И, спрятав телеграмму в карман, поднял руку: - Внимание, друзья! Внимание! Я получил следующее указание: прекратить все работы по постройке стратосферной электростанции.
   - Это невероятно! Прекратить все работы? Почему? Вы ошиблись, или я ослышался! - закричал Терехов.
   - Спокойно, - сказал академик. - Да, прекратить все работы до тех пор, пока не будет найден способ изучения тех вихревых потоков на больших высотах, которые послужили причиной аварии нашей первой СЭС...
   Глава XI
   КАК ДЕЛАЮТСЯ ИЗОБРЕТЕНИЯ
   Терехов нервно бросил карандаш, откинулся на спинку кресла и воскликнул:
   - Бред!.. Этот способ тоже никуда не годится.
   И как в тот весенний день в Ленинграде, более года назад, когда он пришел в отчаяние, тягостное чувство охватило изобретателя.
   Вот уже более двух недель он искал способ изучения характера воздушных потоков в стратосфере и не достиг успеха. Да и не он один! Десятки, сотни ученых и инженеров во всех концах страны после опубликования решения Академии думали, как помочь ему, Терехову. Вот стопка писем. Ежедневно почтовые самолеты привозят из Центрального экспериментального института пакет от академика Никольского (он улетел вместе с Каринским в Москву после совещания), и в каждом пакете - описания самых различных предложений. А вот радиограммы из Иркутска, с Камчатки, из Тбилиси. Но пока никто из тех, кто вместе с ним пытается решить задачу, не решил ее.
   Предлагают или советуют использовать для изучения структуры воздушных потоков в стратосфере главным образом уже известные способы и средства с некоторыми усовершенствованиями. Например, несколько человек из разных мест написали в ЦЭИ, что для определения скорости и направления ветра на высотах надо применить шары-пилоты увеличенного размера, а наблюдать за их движением с помощью локаторов.
   Возможность использовать этот способ была всесторонне проанализирована Тереховым еще совместно с академиком Никольским. И они отвергли его. Конечно, скорость ветра и направление потока можно определить, наблюдая за большими шарами диаметром в 3-4 метра. Причем в ясный день следить за их полетом можно даже без локаторов, в теодолиты. Так делают на любом аэродроме, наблюдая за обычными маленькими шарикамипилотами. Но эти наблюдения не покажут с нужной точностью, как изменяется характер воздушного потока, как струи его перемещаются по отношению друг к другу, как в нем образуются завихрения. Для этого способ шаровпилотов, и малых и больших, слишком груб. Кроме того, он имеет еще один существенный недостаток. При сильном ветре, пока шар-пилот поднимется в стратосферу, его отнесет далеко в сторону, на десятки километров от места выпуска. И поэтому, чтобы хорошо вести наблюдения за шаром-пилотом, надо раскинуть целую сеть пунктов с локаторными установками или теодолитами и занять десятки людей только для того, чтобы получить лишь приближенные данные о ветре высот.
   Не выдержал придирчивой критики и другой способ, который также предлагали применить очень многие корреспонденты ЦЭИ, - способ, основанный на пеленгации выпущенного на шаре-зонде радиопередатчика.
   Расчеты показали, что этот способ не может обеспечить точность при изучении характера воздушных потоков на большой высоте. Все же академик Никольский провел в ЦЭИ испытания. Два пеленгатора, "наблюдая" за радиоприемником, подвешенным к шару-зонду, позволяли определять его координаты в пространстве и, следовательно, скорость и направление воздушного потока, который нес шар. Но и только. Характер струй ветра по этим данным вычислить не удалось.
   Не выдержало критики и последнее из присланных академиком Никольским предложений. Это была докладная записка профессоров и преподавателей кафедры реактивной техники одного из московских технических вузов. "Реактивщики" советовали для подъема радиопередатчика в стратосферу использовать не шар-зонд, а ракету.
   "Современная реактивная техника, - писали авторы предложения, - позволяет поднять коротковолновый передатчик на высоту не только 10-20, но и 200-400 километров над уровнем моря. Этот передатчик может быть выброшен из ракеты автоматически на любой заданной высоте. На парашюте он будет медленно опускаться и одновременно переноситься в ту или другую сторону воздушным потоком. Его сигналы можно пеленгировать и получать координаты радиопередатчика, а следовательно..."
   Этот проект вызвал шумное неодобрение Терехова, а затем послужил поводом к тому, что у него испортилось настроение.
   "Опять мысль пошла по проторенной дорожке. Локатор, пеленгатор, теодолит, шар-пилот, шар-зонд, или парашют... Все это, по существу, одно и то же, одно и то же!"
   Терехов вскочил и зашагал по комнате.
   - Нет, надо снова рискнуть! Надо настоять на разрешении поднять новую СЭС в зону вечных, бурь и там, на месте, - он взмахнул рукой вверх, - произвести изучение характера этих самых вихрей, чорта с два они повредят дирижаблям Циолковского! Это все трусы, перестраховщики вредят нашему делу. Сумели они убедить даже высшее начальство в академии. Видите ли, надо .сначала изучить эти вихри, и лишь потом... Протестую!.. Вот пойду и дам сейчас радиограмму прямо в Совет Министров! Напишу: протестую против неоправданного перестраховочного распоряжения. Да, именно так прямо и напишу...
   И, продолжая почти выкрикивать текст своего предполагаемого протеста против запрещения постройки и испытаний СЭС-2, Терехов выбежал из комнаты и быстрыми шагами направился к "конторе" опытной станции.
   Предвечерняя прохлада уже опустилась над степью, но обычная для этого часа тишина не наступила. Казалось, отовсюду из-за лесных полос несся шум моторов: шла уборка хлебов.
   Мимо Терехова, пересекая его путь, прошла трехтонка, полная золотым зерном пшеницы. Сидевший рядом с водителем Николай Дубников высунулся из кабины и крикнул:
   - Михаил Иванович! А мы с Леной ток целиком электрифицировали! Приходите посмотре-э-ть!
   Терехов вспомнил: действительно, ведь вчера или позавчера Лена приходила и показывала ему схему подводки электропередачи от ветряков к колхозному току. Молодцы комсомольцы! Быстро справились с задачей.
   И Терехову вдруг стало очень стыдно. Ведь он-то не решил задачи, поставленной перед ним. А сейчас хочет, по существу дела, отказаться от борьбы, отступить. И снова его мысли завертелись вокруг да около шаров-пилотов, локаторов и пеленгаторов. В раздумье он продолжал идти по направлению к "конторе" и лишь у дверей ее очнулся от дум и повернул обратно.
   "Зря только время теряешь, прогуливаешься, лентяй! - обругал он себя. - А ну, скорее к столу!"
   Однако ему не пришлось выполнить это намерение и снова запереться в своей комнате.
   - Куда ты так спешишь, Михаил? Подожди! - услышал он голос Трубокурова и, обернувшись, увидел, что профессор медленно сходит с крыльца "конторы", а в руках у него синий бланк радиограммы.
   "Неужели способ изобретен?" - радостно подумал Терехов и подбежал к другу:
   - Нашли?
   - Есть что-то новое. Читай.
   Терехов схватил радиограмму. Академик Никольский сообщал, что астрономы предложили ему использовать метод, открытый советскими учеными в 40-х годах. Состояние атмосферы на очень больших высотах изучалось с помощью локации и фотографирования метеоров, вернее газового следа, который остается после полета и сгорания "падающих звезд". Этот метод позволил обнаружить перемещения в пространстве даже разреженных газов атмосферы, то-есть ветер, на высотах 100-200 и более километров над землей.
   "Применив метод локации, - писал в заключение академик, астрономы Леонидов и Путятин на Алтайской высокогорной обсерватории получили 1 июля серию фотографий следа метеора, достигшего нижних слоев стратосферы. На фотографиях ясно видны -изменения в структуре воздушного потока на высотах 11-13 километров. Предварительный математический анализ снимков позволил проследить в данной зоне завихрения потока. Следовательно, метод локации и фотографирования следа метеоров, вероятно, возможно применить для разрешения поставленной перед нами задачи".
   Сухие слова радиограммы Никольского показались Терехову такими же звучными, как строки лучших стихов.
   - Ура! - закричал он. - Молодцы астрономы! Теперь-то мы уж раскроем тайну этих вихрей! Изучим их... Ура! Идем, Сергей, идем, дорогой мой профессор! Пошлем телеграмму на Алтай, поздравим... нет, поблагодарим Леонидова и Путятина. И, видя, что Трубокуров не намерен тронуться с места, потянул его за рукав со словами: - Идем же, что ты прирос к крыльцу, как пень!
   - Рано еще, Миша, радоваться. Ты, как всегда, торопишься с заключениями, - тихо сказал Трубокуров.
   - То-есть, как это тороплюсь? Ведь Никольский сам признал, сам!
   - Спокойно, Миша. Он пишет: "вероятно", "возможно".
   - Ты хочешь сказать, что он не уверен в возможностях этого способа? Но это тебе так кажется, Сергей. Сухарь ты, скептик!
   - Нет, не кажется. Я ведь математик.
   - Нет, ты скептик!
   - Подожди ругаться! Мне нетрудно доказать тебе, что, как я уже сказал, нам рано еще радоваться. Дело вот в чем. Примерно из ста тысяч метеоров - этих странников в межпланетных просторах, - встречающихся с Землей каждые сутки, лишь очень немногие достигают нижних слоев атмосферы. И совсем мало их падает на нашу планету в виде метеоритов. Причина этому тебе известна: они проникают в атмосферу Земли с космическими скоростями до восьмидесяти километров в секунду и поэтому в подавляющем большинстве сгорают в верхних слоях газовой оболочки нашей планеты. Понимаешь - в верхних слоях. Алтайским астрономам просто посчастливилось поймать своими приборами такой метеор, который долетел почти до тропосферы. Ну, а теперь скажи: прав ли я, выражая сомнение в возможности использовать этот способ изучения вихрей? Когда еще, где и кому снова посчастливится поймать локатором обсерватории такой редкостный метеор! А раз так, то этот способ надо признать практически почти бесполезным. Это ставка на "кладоискательство". Наблюдая метеоры, не познаешь вихри высот. Во всяком случае, в короткий срок. А нам надо изучить и покорить вечные бури теперь же.
   Терехов глубоко вздохнул. Доводы профессора Трубокурова были неопровержимы.
   - Ну что же, Сергей, тогда до свидания! Я пойду к себе. Попробую снова искать. Но должен тебе сказать откровенно - я выдохся. Я уже не смогу, очевидно, найти хорошее решение... Я...
   - Не позволю! Не смей! - вдруг закричал Трубокуров.
   Никогда еще Терехов не видел таким разгневанным своего спокойного друга. Трубокуров покраснел и кричал неестественно тонким, пронзительным голосом:
   - Не смей так рассуждать! Тебе искать надо! Искать как следует, а не падать духом! Ты советский изобретатель! Ты не имеешь права разоружаться!
   - Сергей, не волнуйся! - воскликнул Терехов.
   Трубокуров закашлялся и смолк, а через полминуты он был уже, как всегда, спокоен и сказал:
   - Извини меня, Миша, за форму изложения моего отношения к твоим жалобам. Я очень недоволен собой за это. Но по существу мои претензии к тебе правомерны. Ведь так?
   - Да, - кивнул головой Терехов и протянул Трубокурову руку: - Спасибо за взбучку и еще раз до свидания! Я пойду к столу.
   - Нет, не уходи. У меня есть предложение совершить небольшую прогулку на колхозный ток - до него километра три, сказал профессор. - Комсомольцы нас звали посмотреть, как они его электрифицировали. Слыхал об этом?
   - Но мне надо продолжать искать, по твоему же требованию, - улыбнулся Терехов.
   - Вот и ищи... В степи... Помнишь, еще Энгельс писал, что изобретения находятся с помощью головы, а не выдумываются из головы. И не за столом обычно, а на производстве или с помощью наблюдений явлений природы...
   - Ладно, ладно! - махнул рукой Терехов. - Идем.
   ...Степь к западу от территории опытной станции была совсем иной, чем степь к востоку, где в памятную друзьям майскую ночь опустилась СЭС. Колхозные земли здесь были пересечены вдоль и поперек полезащитными лесными полосами. В прямоугольниках, образуемых ими, целину давно уже распахали и сеяли здесь пшеницу, просо, подсолнечник, травы. Сейчас эта степь, преобразованная советским человеком в житницу, казалось, дышала теплом и щедро разливала аромат созревших хлебов.
   Терехов и Трубокуров пошли напрямик, по свежему жнивью, лавируя между еще не убранными копнами соломы. Солнце скрылось. Небо начало темнеть и где-то на огромной высоте, на западе, лишь одно маленькое, похожее на золотую рыбку облачко загорелось над вечерней зарей.
   Трубокуров загляделся на него, споткнулся и упал.
   - Ворон считал? - пошутил Терехов, помогая другу отряхнуть пыль со светлого костюма.
   - Нет. Задумался. Обидно, что в нижних слоях стратосферы нет облаков! Вот это сияющее облачко плывет, вероятно, на высоте всего шести-семи километров. Почти на пределе обычных облачных образований. А затем, как ты знаешь, расположена зона, где облаков не образуется. И лишь на высоте шестидесяти-восьмидесяти километров из мельчайших кристалликов рождаются особые облака - серебристые...
   - Соболезную тебе, что в безоблачной зоне нет облаков! Но помочь ничем не могу, - иронически сказал Терехов.
   - Напрасно. - Трубокуров искоса взглянул на него и зашагал дальше.
   Друзья увидели ток колхоза "Заря коммунизма" после того, как миновали вторую продольную лесную полосу. Горсть электрических огней и дымок от кухни, поднимающийся ровным столбом в небо, указали им, где производится обработка собранного зерна.
   Вскоре друзья подошли к хорошо освещенной сильными электролампами площадке, заставленной машинами. Сначала со стороны могло показаться, что эти машины расположены вразброд и вообще на току нет никакой системы в работе. Но глаз Терехова - глаз инженера - сразу же уловил стройность осуществленного здесь технологического процесса.