Сьюзанн Жаклин. Долорес

   – Конечно, нет. Можно ли быть красавцем, если тебе несколько раз ломали нос.
   – Откуда ты знаешь?
   – Где-то прочитала. Я вообще много читаю, сестричка.
   – Не думаю, что Эрик выглядит более грубым, чем Джордж Скотт.
   – Да оставь, ради бога, бедного мистера Скотта в покое. Скорее всего, он сейчас лежит в объятиях своей прелестной жены. Нашла о чем говорить!
   – Потому что я хочу говорить об Эрике. Долорес зажгла сигарету.
   – Не возражаю… Давай.
   – По-твоему, Эрик – мужлан.
   – При чем тут мое мнение об Эрике?
   – Он хочет жениться на тебе.

Глава 22. ОТВЕТ

   От неожиданности Долорес выронила сигарету, но мгновенно подхватила ее и сдула пепел с ковра.
   – Ужасно, что нельзя курить на людях, – лепетала она, понимая, что несет чушь, не смея встретиться с ледяным взглядом сестры. – Мне Джимми запретил курить в общественных местах…
   – Не ломай комедию, – процедила Нита. – Повторяю: Эрик хочет на тебе жениться.
   – Но я вовсе не собираюсь выходить замуж за твоего Эрика. Мне он неприятен.
   – Ты же его совсем не знаешь!
   – Почему? Мы встречались раза три, если не ошибаюсь. Этого вполне достаточно.
   – Я хочу, чтобы вы поженились.
   – Зачем? Ты ведь любишь его!
   – Да, но мне его никогда не заполучить. Он действительно не знает, что такое любовь. Какие-то чувства к Людмиле у него, может быть, и есть, они вместе уже очень давно… Но, по-моему, и к ней Эрик относится как к старой любимой туфле.—
   Помолчав, она продолжала:– Недавно я провела целый вечер с этим подлецом. Он разрешил мне признаться, что жить без него не могу. Принял подарок – портсигар из платины. А потом… Потом он погладил меня по голове и сказал: «Малышка, я не люблю тебя. Но в твоих силах дать мне то, о чем давно мечтаю». Доло… Я наклонилась вперед, готовая сдаться на любых условиях. А он заявил: «Хочу жениться на твоей сестре». Я, конечно, разрыдалась… А знаешь, что еще сказал этот мерзавец, утешая меня? «В деньгах, моя прелесть, ты не нуждаешься. У лорда Брэмли их предостаточно. Но своего состояния у тебя нет. Поэтому ты вынуждена закрывать глаза на любовные интрижки супруга и играть роль верной жены, хотя и не любишь его. Если уговоришь сестру выйти за меня замуж, получишь пять миллионов долларов».
   – Зачем я ему нужна?
   Нита грустно покачала головой.
   – Не знаю. Но подумай над этим, Доло. Какую жизнь ты ведешь! Сидишь одна вечерами, ходишь на прогулки с детьми, обедаешь с Бриджит и благодаря моим подаркам считаешься элегантной женщиной. Каникулы – на ферме, лето – в Нью-Йорке плюс пять-шесть вылазок на люди с Майклом или судьей.
   – Прости, но я не могу даже представить, что он когда-нибудь дотронется до меня. – Долорес вздрогнула от отвращения.
   – Доло, он отличный любовник – ласковый, внимательный, страстный. Подумай. У тебя будут деньги. Свой океанский лайнер, собственный самолет… Такая жизнь тебе и в Белом доме не снилась. Эрик сказал, что положит к твоим ногам весь мир. Плюс огромную сумму по брачному контракту.
   – Брачному контракту?
   – У него четверо сыновей. Завещание они способны опротестовать в судебном порядке. На это уйдут годы. А так ты сразу, когда вы поженитесь, получишь пять миллионов, которые даже налогом не облагаются. Если в будущем дело дойдет до развода, ты их оставишь себе и получишь еще столько же в качестве компенсации за моральный ущерб. Понимаешь, что это значит? Десять миллионов плюс драгоценности. Если вы останетесь вместе, ты получишь все, чего бы ни пожелала.
   – Кроме любви.
   – А была ли она у тебя? Сама знаешь, как вел себя Джимми. Все знали. Охрана отворачивалась, когда приятели таскали к нему в отель девок во время служебных поездок. В дом № 1600 на Пенсильвания-авеню, как к себе домой, заявлялись шлюхи. Ты его никогда не любила, Доло. А я… Я тоже получу пять миллионов и смогу бросить сукиного сына Нельсона. Возможно, потом я встречу кого-нибудь и полюблю. Женщина с пятью миллионами может менять мужчин, как перчатки.
   Долорес покачала головой и еле сдержалась, чтобы не схватить скомканную телеграмму.
   – Нет, Нита, нет! Прости… Не могу.

Глава 23. ШУБЫ

   Нита не оставляла сестру в покое, уговаривая ее, умоляя, а то и просто шантажируя.
   – Я не пришлю тебе больше ни одного платья и никогда не одолжу денег.
   Долорес стоически молчала.
   На бал к супругам Брэмли Эрик де Савонн приехал без Людмилы и несколько раз танцевал с Долорес. Высокий, хорошо сложенный, барон тем не менее выглядел на свои шестьдесят два, хотя она не могла не признать, что в нем чувствовалась животная мужская сила, которая так влечет к себе женщин. Эрик очень неплохо смотрелся бы в качестве сопровождающего, когда приходится бывать, скажем, на приемах, но как муж… Долорес посмотрела на его огромные руки и задрожала, представив себе, что они будут прикасаться к ее телу. Она была безумно влюблена в Бэрри, и только в Бэрри.
   После третьего танца барон с улыбкой сказал:
   – Говорят, на мое предложение вы ответили отказом?
   – Не в моих правилах принимать такие предложения без любви… И через вторые руки.
   – Вы – не деловая женщина. А я-то всегда считал, что американцы умеют делать деньги.
   – Да, но бизнес у нас не имеет отношения к браку. Во всяком случае, мы предпочитаем думать, что любовь и семья – часть американской мечты, – она кокетливо рассмеялась. – Конечно, иметь деньги тоже неплохо.
   – А у вас они есть?
   – Хватает.
   – У меня другая информация. Не только от вашей сестры, но и от моих юристов. Как может красивая женщина с тремя детьми прожить на тридцать тысяч в год? Я могу дать вам на меха гораздо больше в течение одного дня.
   – Неужели вы влюбились в меня?
   – А кто говорит о любви?
   Ошарашенная этим признанием, Долорес даже сбилась с такта.
   – Зачем же вы добиваетесь этого брака?
   – Есть свои причины… Думается, у вас они тоже должны быть.
   – Для меня деньги, которые вы готовы дать, конечно же, целое состояние.
   Барон понимающе кивнул, а Долорес продолжала:
   – Но почему выбор пал на меня?
   – Я надеюсь стать президентом Франции.
   Она не могла сдержать изумленного возгласа. Как он это произнес – холодно и по-деловому, даже не пытаясь солгать, что она ему не безразлична.
   Зная, что присутствующие наблюдают за ними, Долорес постаралась улыбнуться.
   – И, женившись на мне, вы этого добьетесь?
   – Я был однажды женат. Потом развелся. Снова женился. Жена умерла. Много лет я живу с любовницей. Об этом знают все, она хороша собой и талантлива. Но брак с вами в корне изменит мое общественное положение. Обожаемая всеми вдова самого популярного президента Соединенных Штатов выходит замуж за барона Эрика де Савонна. Это потрясет мир!
   Долорес принужденно рассмеялась.
   – Значит, ваша конечная цель – стать президентом Франции? Но женой президента я уже была.
   – И вы имели деньги? Собственный океанский лайнер… Имения в любом уголке мира… Драгоценности, о которых можно только мечтать… Да, вы были первой леди могущественной державы. Но это в прошлом. Последние несколько лет, и смею заметить – лучшие в вашей жизни, вы просто прозябали.
   Долорес попыталась придать своему лицу бесстрастное выражение.
   – Вы забываете о вещах, не менее важных.
   – Надеюсь, не любовь имеется в виду?
   – Нет. Моя вера. Я – католичка, может быть, не самая ревностная, но это помогает мне жить и воспитывать детей. Брак с вами для меня невозможен. Даже если бы я и хотела выйти за вас замуж, ничего не получится. Моя религия не признает расторжение брака, а вы были разведены.
   – Скажите «да», и мой прежний брак будет признан недействительным. Я могу сделать все.

Глава 24. САМАЯ СЧАСТЛИВАЯ ЖЕНЩИНА В МИРЕ

   Прилетев в Нью-Йорк, Долорес опять окунулась в свое одиночество. Констанс уговорила Бэрри совершить морскую прогулку на яхте ее подруги, и он появился лишь через неделю, дочерна загорелый и еще более красивый. Долорес едва сдержалась, чтобы не кинуться ему на шею, когда Мэри Лу и близнецы прыгали от радости, снова увидев дядю Бэрри. Ужин, казалось, тянулся бесконечно. Долорес сидела и смотрела, как ел ее проголодавшийся возлюбленный. Сама она даже не притронулась ни к чему. Наконец они остались одни. Какое это было счастье! Устав от любви, они курили, и Долорес не отрывала глаз от лица Бэрри, содрогаясь при одном воспоминании об Эрике. Это и есть любовь – всю себя отдать другому человеку, раствориться в нем, подчинить ему волю, чувства, желания. Все остальное не имело значения.
   И вдруг Бэрри вскочил и начал быстро натягивать на себя одежду.
   – Куда ты идешь? Уже почти полночь.
   – Домой.
   Долорес смотрела, ничего не понимая.
   – Бэрри, любимый, я сделала что-то не так? Мы не были вместе четыре недели и…
   Он нежно привлек ее к себе.
   – Не волнуйся. Я люблю тебя. Дни разлуки были для меня пыткой. Вокруг были одни и те же лица, но я видел только тебя… и твоих детей. У меня своих уже не будет – у Констанс начинается климакс. То ее в жар кидает, то беспокоит сильное сердцебиение. Она не хочет в это верить и приехала со мной, чтобы показаться специалистам. Мне сегодня нужно вернуться. На покер целую ночь не спишешь.
   – Я так надеялась, что она проведет в Палм-Бич весь апрель.
   Бэрри продолжал одеваться.
   – Так всегда и было, но Констанс пожелала лечь в клинику на обследование. Ей нравится играть роль дамы с камелиями.
   – Значит, я тебя не увижу до…
   – Я загляну завтра, а в среду сошлюсь на совещание и поздний ужин с коллегами.
   – Любимый мой! – Долорес накинула халат и проводила Бэрри в переднюю. На пороге она внезапно прижалась к нему. – Без тебя мне так одиноко.
   – Долорес, не придумывай.
   – Это правда. Я ни с кем не была по-настоящему близка. С матерью доверительные отношения не сложились, с сестрой мы не ладили. Казалось, зимой мы даже подружились. Но это не так. Вокруг Ниты всегда вертелись неприятные мне люди. Детям я нужна тогда, когда им хочется сходить в зоопарк, погулять в парке, заняться французским. Мэри-Лу больше интересуется подружками, любит у них ночевать, а близнецы заняты друг другом. Получается, – она улыбнулась, – что ты единственный близкий мне человек.
   – Нет, моя прелесть, нельзя так относиться к своему окружению. Присмотрись и увидишь, что немало людей искренне любят тебя и хотят узнать поближе.
   Долорес расхохоталась.
   – И что остается делать? Выйти с табличкой: «Добрая, искренняя, но слегка подержанная вдова президента ищет дружбы»?
   Бэрри тоже залился веселым смехом.
   – Ты мне очень напоминаешь Грету Гарбо. Отгораживаешься стеной от мира, а он тебя боготворит. Такой же мне двадцать лет назад казалась Грета. А когда мы познакомились, выяснилось, что у нее великолепное чувство юмора и она легко идет на общение. Вот и представь себе, сколько она потеряла в жизни.
   – А может быть, и нет. Наверное, в жизни великой Гарбо тоже был свой Бэрри Хейнз. В твоих объятиях я чувствую себя самой счастливой женщиной в мире. И мне никто не нужен.

Глава 25. ЯХТА

   Назавтра она напрасно ждала Бэрри целый день. Он не зашел, а толькопозвонил всемь вечера.
   – Дорогая, извини, не получилось. Я звоню из клиники.
   – Что произошло?
   – Собственно, ничего такого. Конни не поверила диагнозу здешнего эскулапа и потребовала тщательного обследования. Три специалиста проделывают всякие анализы. Я могу прийти в десять. К этому времени посетителей выгоняют.
   – Ужин будет ждать тебя.
   – Не надо, здесь еду можно заказать в палату. Встретимся попозже.
   Пять счастливых ночей подарила им судьба, но однажды Бэрри появился сам не свой.
   – Констанс… – произнес он и замолчал.
   – Узнала о нас?
   – Нет, с ней что-то не то. Анализы показали высокое давление и диабет.
   Долорес облегченно вздохнула.
   – О, это, конечно, плохо. Но такие болезни вполне излечимы.
   – Конни боится уколов. А врачи считают, что инсулин в таблетках ей не поможет, содержание сахара в крови слишком высокое. И, конечно, давление. Она всегда играла в гольф, вела активный образ жизни и боится стать полуинвалидом.
   – Чепуха! Несколько месяцев – и здоровье вернется. Констанс еще нас переживет.
   – Ты все сказала сама.
   – Не понимаю…
   – Она действительно проживет очень долго, но в постоянном страхе и без движения. Завтра Конни выписывают. Она хочет месяц провести на море и уже одолжила яхту у Дебби Морроу.
   – Вот и прекрасно.
   – Вовсе нет. Похоже, придется ехать и мне. Долорес изо всех сил старалась не разрыдаться.
   А Бэрри нервно ходил по комнате.
   – Она уже договорилась с моим шефом. Они отпускают. Выхода нет.
   – На целый месяц, – тихо сказала Долорес.
   – Это целая вечность, – как эхо, повторил он. Прижимаясь к Бэрри, она шептала:
   – Когда ты вернешься, деревья зазеленеют… Наступит май… И мы проведем его вместе.
   Бэрри направился к двери. Пряча слезы, она бросилась за ним.
   – Останься, ведь Констанс еще в клинике.
   – Нет, мне нужно уложить вещи. Она хочет уехать завтра.
   – Уже завтра?!
   – Да, врачи настоятельно рекомендуют забрать Констанс как можно скорее, не хотят, чтобы она впала в депрессию. У нее на самом деле климакс.
   – Пиши мне.
   – Постараюсь придумать что-нибудь получше. Я буду звонить тебе из каждого порта. Надеюсь, Дебби поедет с нами. Мне будет легче справляться с настроением Констанс.
   – Дебби?
   – Да, Дебби Морроу, ей принадлежит яхта. Долорес уже почти овладела собой.
   – Я знаю Дебби. Ей уже, должно быть, пятьдесят пять. Смешно, когда женщину в таком возрасте называют, как ребенка.
   – У Дебби более пятидесяти миллионов. Думаю, что с такими деньгами ее и до девяноста лет будут называть так, как она пожелает.
   – Откуда у Дебби столько денег?
   – Во-первых, наследство. Да и замуж она вышла за денежный мешок. Когда муж умер, ей досталось все его состояние. – Бэрри внезапно крепко обнял Долорес. – Почему мы с тобой не имеем ничего?
   – Потому, что Дебби и Констанс нужны только деньги. А мы необходимы друг другу.

Глава 26. НЕЧТО ТАКОЕ…

   Бэрри хоть раз в неделю, но звонил. А Долорес не знала, куда деваться от гнетущего одиночества. Она по-прежнему гуляла с детьми и охраной, делая вид, что ей наплевать на постоянно околачивающихся у дома репортеров. На самом деле ей было приятно. Хотя в последнее время интерес к знаменитой вдове-затворнице стал потихоньку угасать… За месяц лишь в одном журнале появилась одна-единственная ее фотография. Ее сняли на открытии центра Линкольна, где они с Майклом присутствовали. Шурин признавался, что Джойс уже стала ворчать из-за его поездок в Нью-Йорк.
   – Хочу сводить тебя завтра на премьеру нового мюзикла – «Хэтти», – сказал он, наливая себе бренди.
   Долорес стояла у окна, глядя на реку.
   – Об этом начнут кричать все газеты, а Джойс, как ты говоришь, недовольна твоими частыми отлучками.
   – Нет, в тебе соперницу она не видит. Но в проницательности моей энергичной маленькой женушке не откажешь. Джойс нюхом что-то чует.
   Долорес отвернулась и принялась возиться с кондиционером.
   – Здесь очень жарко. – А эту штуку почему-то не включают до середины мая.
   Она тянула время. Майкл в сексуальном плане ее никогда не интересовал. Но с ним хоть изредка можно было появиться где-нибудь. От верховного судьи толку мало, газетчики его не замечают. А брат Джимми хорош собой, и они отлично смотрятся вместе. А главное, пока люди болтают о ней и Майкле, никто не заподозрит ее в недозволенных отношениях с Бэрри. Бэрри! Даже при мысли о нем закружилась голова. Осталось уже меньше десяти дней… Она снова очутится в его объятиях, ощутит вкус его поцелуев… Ни одного мужчину она так не целовала. Интересно, многие ли знают, что поцелуй дает такое же наслаждение, как и физическая близость?
   – Долорес, оставь в покое кондиционер. Если хочешь, я открою окна.
   Она окинула Майкла, удобно расположившегося в любимом кресле Бэрри, долгим, внимательным взглядом. А что, если придется изредка спать с ним, чтобы удержать возле себя?.. Нет! Это невозможно.
   – Долорес, успокойся и сядь. Я хочу поговорить с тобой.
   – Мне нужно посмотреть, все ли в порядке у детей.
   – Ради бога, они не младенцы, и не нужно качать их колыбельки. Мэри Лу вон какая вымахала, близнецы тоже тянутся вверх.
   Долорес присела на краешек тахты.
   – Думаю, нам не стоит появляться на премьере. Будет слишком много шума. У Джун Эймз потрясающая популярность. Она всегда играет против правил. А пресса это смакует. Известные кинозвезды редко соглашаются выступать в мюзиклах на Бродвее. Вчера один из телекомментаторов довольно пространно распространялся об этом. Джун, болтал он, потеряет все, если ей не удастся убедить критиков, что кроме красивой мордашки у нее есть и талант.
   – Дай мне хоть слово вставить. Я хочу поговорить, – Майкл явно злился, – о серьезных вещах. Ты так хорошо знаешь Джун? Откуда?
   – Смотрю телевизор, читаю газеты, просматриваю все журналы. Нужно же иметь представление, что пишут о моей персоне, – без стеснения заявила она. – Да и чем еще заполнить свое время?!
   – А куда ты подевала подруг? У Джойс их невообразимое количество. Займись, в конце концов, благотворительностью.
   – Джойс – жена сенатора и живет в Вашингтоне. Я же…
   – Да, да… королева Виктория. Только очень красивая.
   – Надеюсь, ты не будешь отрицать, что пресса называет меня таинственной, недосягаемой.
   Майкл уставился на невестку.
   – Неужели ты действительно веришь той чепухе, которую о тебе пишут?!
   – Хотелось бы, но нет, – осторожно ответила она.
   – Правда, ты очень красивая.
   – Но Нита лучше.
   – Да, а я симпатичнее Джимми. Но он был необыкновенной личностью. Когда брат произносил в сенате речь, никто не оставался равнодушным. В тебе это тоже есть. А в Ните – нет.
   – Майкл! – Долорес была уверена, что сейчас он признается ей в любви, и хотела не допустить этого. – Нам нельзя идти на премьеру вместе. И так вокруг нас бог знает что болтают. Конечно, ничего подобного нет, но…
   – Вот именно! Пусть болтают. Пусть Джойс думает, что…
   – Ты сошел с ума!
   – Нет… У меня есть на это свои причины.
   – Может быть, объяснишь? Майкл уставился в пол.
   – Ладно, – тихо сказал он. – Я встречаюсь с Джун Эймз уже два года.
   На какое-то мгновение Долорес потеряла дар речи.
   – А почему я появляюсь с тобой регулярно два раза в месяц? Ты – мой громоотвод. Мой старший сын сейчас в военной школе в Коннектикуте. У меня, таким образом, появился еще один повод чаще приезжать в Нью-Йорк. Один из продюсеров «Хэтти» – мой школьный друг. Его зовут Колин Райт. Он неоднократно бывал у нас в доме, когда приезжал в Вашингтон. В постановку мюзикла я вложил двадцать пять тысяч долларов. Колин всегда прикрывает меня, если мы с Джун появляемся на людях. Кроме того, раз в месяц со мной выходишь ты… Если я приезжаю сюда и меня видят с Колином, Джойс не возражает, но если мы отправимся на премьеру «Хэтти» с тобой, шум, конечно, будет.
   – Я не собираюсь идти, – елейным голоском произнесла Долорес.
   Майкл вскочил, тряхнул ее за плечи.
   – Ах ты, бездушная стерва! Ты никого не любишь, кроме себя. Брата тоже никогда не любила. Я действительно ненормальный, если все тебе рассказал. Да еще ждал понимания! Я всегда упрекал Джимми за его похождения, не понимал, как он может, имея такую красавицу жену. А он обычно отвечал: «Но, Майкл, она едва выносит меня в постели!» Теперь я верю ему. Ты и понятия о любви не имеешь. Сколько я мотался на побережье… Слава богу, там живет моя сестра, а в семье у нее нелады. Я использовал это как предлог, чтобы удрать из дому. Ты чертовски права, когда говоришь, что Джун поставила на карту свою карьеру. А знаешь почему? Она любит меня. Настолько любит, что рискует своей карьерой, зная, что шансов на развод нет. Но ей достаточно того, что представление продержится неделю, месяц, полгода и что между нами не будет расстояния в три тысячи миль. Я смогу приезжать каждую неделю, даже прилетать на один день, а к ужину возвращаться домой. Я способен на все… Господи, зачем я это говорю? Без обручального кольца чувств для тебя не существует.
   – Майкл! – Долорес наконец вырвалась из его рук. – Ты не прав, я прекрасно понимаю твои чувства. Если вы с Джун так счастливы, помоги вам бог! Но ты отдаешь на съедение меня ради своей любви. Не только Джойс возненавидит меня… Газеты разнесут сплетни на всю страну. Мои дети ходят в школу. Это может дойти до них.
   – Долорес, если пойдешь со мной завтра, клянусь, никогда больше тебя не подставлю.
   – А Джойс? Ей не хочется побывать на премьере?
   – Она видела спектакль в Вашингтоне, даже ходила со мной за кулисы и познакомилась с Джун. Мы вчетвером – Колин, Джун, Джойс и я – поужинали. Все вашингтонские газеты писали об этом. Люди думают, что Колин и Джун влюблены друг в друга. И Джойс тоже на это клюнула.
   – А Колин не против служить тебе прикрытием?
   – Наоборот, страшно рад. Он ведь гомосексуалист… Живет с одним дизайнером. Но ему нравится, что королева секса Джун якобы влюблена в него. Они добрые друзья.
   – А что, если Джойс захочет навестить сына?
   – Это исключено. Она беременна, на четвертом месяце, а в последний раз был выкидыш. Врач предписал ей постельный режим.
   – О, ты все предусмотрел.
   – Почти все. Не знаю одного – какими будут отзывы критики. Если плохими, это убьет Джун… Ей придется вернуться в Голливуд.
   – А мюзикл, по-твоему, хорош? Майкл передернул плечами.
   – Откуда я знаю! Мне одно только появление Джун на сцене доставляет удовольствие. В Вашингтоне спектакль оценили по-разному. Но труппа много работала, а потом три недели гастролировала в Филадельфии, где отзывы были значительно лучше. Бедная Джун! Она каждое утро репетировала новые сцены и песни, чтобы вечером использовать их в спектакле. А ей ведь не восемнадцать!
   – А сколько?
   – Для прессы – двадцать семь, а на самом деле – тридцать. Но ей не дать больше двадцати четырех.
   Долорес не отрывала глаз от пола.
   – Ты любишь ее по-настоящему? – Да.
   – И мог бы ради нее развестись?
   – Ради нее я бросил бы все. Но Джойс никогда не даст мне развода… Никогда. Она похожа на Бриджит. Они ходят к мессе ежедневно. Я хочу сказать, что обе действительно верят в бога.
   – А ты?
   – Верю… Но не думаю, что из-за развода господь отвернется от меня. Он может забыть обо мне только в одном случае: если я разобью сердце Джойс и нанесу ущерб детям. Понимаешь, как все складывается?!
   Долорес слабо улыбнулась.
   – Хорошо, Майкл. Решено. Идем на «Хэтти».

Глава 27. ОТЗЫВЫ КРИТИКИ

   Наряд по такому случаю за один день придумал для Долорес Дональд Брукс. Он предложил ей великолепное готовое платье. Но это была одна из его новейших моделей, еще не участвовавших в показе.
   Единственное, что сделал Брукс, это чуть приподнял воротник, подогнал рукава, подложил плечики, а внизу добавил меховую опушку.
   – Если бы вы, миссис Райан, похудели фунтов на десять, то смогли бы носить все новые модели, – сказал он.
   – Я разве толстая? – спросила Долорес.
   – Нет… Но в манекенщицы не годитесь. Вечером она взвесилась. Сто двадцать восемь фунтов! На целых три фунта больше, чем в Лондоне. Но фигура смотрелась пропорционально. Упругая грудь, плоский живот, точеные бедра… И ни единой морщинки на лице.
   Никогда раньше Долорес не была так красива. Даже Майкл не смог скрыть своего восхищения, когда заехал за ней. Парикмахер три часа провозился с новым шиньоном, но никто его не заметил. Да и раньше не замечали. Газеты всегда писали о ее львиной гриве. Ее сегодня действительно можно было сравнить с львицей: персиковая кожа, золотистая помада, платье в золотых тонах, отороченное соболем.
   У театра уже собралась толпа. Понадобилась даже помощь полиции, чтобы оградить миссис Райан от неиствующих поклонников. Репортеры сопровождали ее до самой ложи. Цвет Нью-Йорка собрался в зале, но все внимание было обращено на Долорес. В антракте охрана провела ее и Майкла в кабинет менеджера. Там они чуть-чуть выпили. Заглянул Колин, чтобы поинтересоваться их мнением. Все искренне старались подбодрить его.
   Еще до того, как опустился занавес, у ложи снова появилась полиция. Пока актеры, которых публика вызывала много раз, выходили кланяться, Майкла и Долорес провели за кулисы, поближе к сцене.
   Загримированные актеры вблизи выглядели усталыми. Они словно остолбенели, увидев здесь улыбающуюся Долорес. Появилась Джун, и Колин представил дам друг другу.
   Потом Колин отвел их в уборную Джун. Актриса уже сняла грим, и Долорес поразилась красоте молодой возлюбленной Майкла.
   Колин включил маленький телевизор и открыл самодельный бар.
   – Мы с Майклом пьем мартини, Джун нравится водка с водой. А что предпочитаете вы, миссис Райан?
   – Виски со льдом.
   – Мы сняли номер в отеле «Сарди», – сообщил Колин. – Там будет вечеринка для актеров. – Он то и дело поглядывал на телеэкран. – Скоро начнутся выступления критиков.
   – Я думала, что для вас имеют значение только рецензии в «Тайме», – сказала Долорес.
   – Да, журнал – наш добрый папочка, но и телевидение нельзя сбрасывать со счетов. Я, конечно, имею в виду солидных рецензентов, а не всякую шушеру, которая подвизается на пятом канале. Вы не представляете, как на них реагирует публика. Она говорит: «Эти люди ругают все, поэтому нужно посмотреть собственными глазами». А если выступит «Тайм», значит, мы состоялись.