После передачи режиссер признался, что сроду не поверил бы, если бы ему сказали, что два пуделя способны целых десять минут удерживать всеобщее внимание. Все поздравляли Жозефину. Бобо скромно ждал своей порции аплодисментов. Для дебютанта он отлично справился!
А впрочем, Бобо не прельщали ничьи похвалы. Жози поцеловала его! Он не отрывал полных обожания глаз от ее маленькой фигурки. Когда мы вышли в холл, он попытался снова обнять ее. Она зарычала. А когда Бобо предпринял попытку сорвать с ее уст еще один поцелуй, ударила его лапкой.
– Бедный Бобо, – с грустью произнесла миссис Эйхенбаум. – Ему невдомек, что она всего-навсего играла. Откуда ему знать, что такое телевидение? Он-то решил, что это была встреча двух любящих сердец!
В глубине души я порадовалась тому, что миссис Эйхенбаум так правильно все понимает. Ведь это сущая правда. Бобо понятия не имел ни о каких съемках. Воодушевленный теплым приемом со стороны Жози, он был готов к любым подвигам, таким как поцелуй или совместная прогулка в парке. Это была бесхитростная, добрая натура. Но у Жози, как у настоящей звезды, наступила реакция. Ей только что пришлось вытерпеть любовную сцену с Бобо, и ее нервы были на пределе. Поэтому не успели мы выйти из холла, как она вдруг присела и пустила лужу прямо на покрытый лаком пол!
Миссис Эйхенбаум потащила Бобо прочь, делая вид, будто не знакома с нами. Я повела себя с холодным достоинством, всем своим видом говоря: «Разве не все пользуются холлом телестудии как общественной уборной?»
Миссис Эйхенбаум не была бы собой, если бы обратила наше внимание на то, как Бобо задрал ножку у первой попавшейся водоразборной колонки. И потом она всю дорогу выстреливала в нас вопросами: кто на телестудии занимается отбором собак? Какая программа пользуется большей популярностью: шоу Херба Шелдона или Уильяма Морриса? Ей уже мерещилась блестящая карьера Бобо на телевидении. Ведь на его биографии не было такого позорного пятна, как эпизод в холле!
Однако вскоре ей пришлось отказаться от честолюбивых мечтаний, потому что едва мы вошли в отель, как у Бобо наступило то, что называют запоздалой реакцией. Его вырвало двухсуточным рационом – прямо в вестибюле!
Глава 18. БАБУЛЯ
Глава 19. СЕКС
А впрочем, Бобо не прельщали ничьи похвалы. Жози поцеловала его! Он не отрывал полных обожания глаз от ее маленькой фигурки. Когда мы вышли в холл, он попытался снова обнять ее. Она зарычала. А когда Бобо предпринял попытку сорвать с ее уст еще один поцелуй, ударила его лапкой.
– Бедный Бобо, – с грустью произнесла миссис Эйхенбаум. – Ему невдомек, что она всего-навсего играла. Откуда ему знать, что такое телевидение? Он-то решил, что это была встреча двух любящих сердец!
В глубине души я порадовалась тому, что миссис Эйхенбаум так правильно все понимает. Ведь это сущая правда. Бобо понятия не имел ни о каких съемках. Воодушевленный теплым приемом со стороны Жози, он был готов к любым подвигам, таким как поцелуй или совместная прогулка в парке. Это была бесхитростная, добрая натура. Но у Жози, как у настоящей звезды, наступила реакция. Ей только что пришлось вытерпеть любовную сцену с Бобо, и ее нервы были на пределе. Поэтому не успели мы выйти из холла, как она вдруг присела и пустила лужу прямо на покрытый лаком пол!
Миссис Эйхенбаум потащила Бобо прочь, делая вид, будто не знакома с нами. Я повела себя с холодным достоинством, всем своим видом говоря: «Разве не все пользуются холлом телестудии как общественной уборной?»
Миссис Эйхенбаум не была бы собой, если бы обратила наше внимание на то, как Бобо задрал ножку у первой попавшейся водоразборной колонки. И потом она всю дорогу выстреливала в нас вопросами: кто на телестудии занимается отбором собак? Какая программа пользуется большей популярностью: шоу Херба Шелдона или Уильяма Морриса? Ей уже мерещилась блестящая карьера Бобо на телевидении. Ведь на его биографии не было такого позорного пятна, как эпизод в холле!
Однако вскоре ей пришлось отказаться от честолюбивых мечтаний, потому что едва мы вошли в отель, как у Бобо наступило то, что называют запоздалой реакцией. Его вырвало двухсуточным рационом – прямо в вестибюле!
Глава 18. БАБУЛЯ
После дебюта Жози в телешоу Херба Шелдона последовал целый ряд других предложений. Но Ирвинг категорически воспротивился тому, чтобы она работала летом. Жариться в это время года в ярких лучах юпитеров – непосильная нагрузка для полуторагодовалого пуделя. Поэтому я отвечала соискателям, что у Жози каникулы.
Лето пришлось провести в Нью-Йорке. Ирвинг ставил новое шоу, а мы с Жози, попросту говоря, били баклуши. Ближе к осени Ирвинг планировал вырваться на пару недель в Конкорд, поиграть в гольф. Мы связались с устроителями турнира, Лорен Трайдел и Рэем Паркером, и поинтересовались, разрешается ли привозить собак. Мисс Трайдел, или, как ее все называют, «француженка», ответила, что вообще-то это не принято, но возможны исключения. И вот мы трое – Ирвинг, я и «исключение» – отправились в Конкорд. Там превосходные площадки для игры в гольф, отличное питание и роскошные спальни. У нас был люкс с двумя ванными комнатами и телевизором. Горы и комфорт «Уолдорфа» – великолепное сочетание! На каждого новичка Конкорд производит незабываемое впечатление. Только не на Жозефину.
Сначала она лишь смутно представляла себе, что именно затевается, и без особого любопытства следила за тем, как вахтер помогал нам грузить в автомобиль чемоданы со всяким скарбом и сумки с принадлежностями для гольфа. При виде ящиков с игрушками и сластями Жози пришла в некоторое замешательство и уж совсем разволновалась, когда поняла, что мы берем ее с собой.
Я вела машину, а Ирвинг сидел рядом, держа Жозефину на коленях. Она никак не могла успокоиться: лаяла на каждый полицейский пост, отказывалась спать и даже не реагировала на почесывание животика, считая своим долгом оставаться начеку. Все это мероприятие казалось ей крайне подозрительным, и она чувствовала себя обязанной докопаться, что за ним кроется.
Даже просторная спальня с двумя примыкающими ванными не произвела на нее особого впечатления. Жози ясно дала понять, что не собирается здесь задерживаться. Обнюхав углы, она решительным шагом направилась к выходу и нетерпеливо вильнула хвостом, что должно было означать: «Ну, а теперь давайте сматывать удочки – и поживее!»
Потом она в знак протеста отказалась от пищи. А если такое происходит в Конкорде, это что-нибудь да значит! Мне никак не удавалось втолковать ей, что это временное явление – всего лишь каникулы. Жози решила, что мы решили сменить постоянное место жительства, и тосковала без всего, с чем успела сродниться ее душа: без Центрального парка, Пятой авеню, походов в магазин «Блумингдейл»…
Приходится признать, что Жози – горожанка до мозга костей. Горный воздух действовал ей на нервы. Кроме того, она не умела играть в гольф и плавать в бассейне, а когда я выводила ее на прогулку, не находила, что бы понюхать. Всюду была только свежая зеленая травка.
Мы чудесно провели время, и в конце второй недели нам ужасно не хотелось уезжать. Зато едва Жозефина увидела, как грузят багаж, она моментально ожила. При выезде на Уэстсайдское шоссе это была другая собака. А когда на горизонте замаячили очертания Центрального парка, она чуть не захлебнулась от восторга. Она возвращается домой!
Влетев в вестибюль отеля, Жози подарила нежный поцелуй швейцару, перецеловала всех коридорных – даже одного, которого раньше недолюбливала, – и покаталась по полу. Кому нужна горная травка? Куда приятнее поваляться на ковровой дорожке! Мы с Ирвингом с грустью отметили, что Жозефина стала типичной городской собакой и могла быть счастлива только в Нью-Йорке.
Осень в Нью-Йорке не поддается описанию! Зима же – совсем другое дело. Каждый день Жозефина выбегала на улицу, ожидая встретить такую же температуру, как у нас в номере. Морозный воздух заставал ее врасплох, и она замирала на месте. Будучи чрезвычайно практичным существом, Жози немедленно давала понять, что дома ее ждут неотложные дела. Некогда ей разгуливать! Можно заняться физкультурой и в душных апартаментах.
В январе Жози исполнилось два года, а через месяц она дебютировала в телешоу Роберта Льюиса. Поздравления сыпались со всех сторон. Слава Жози докатилась до Лос-Анджелеса. Ее успехам радовались наши друзья в Детройте. И, что важнее всего, ее видела моя мать в Филадельфии. Сдержанная от природы, она тем не менее с удовольствием принимала поздравления целого города.
Она без единого звука приняла гордое звание бабушки. Потому что, хотя мама не держала ни кошки, ни собаки, вообще-то она была большой любительницей животных.
У мамы есть шикарная, золотистого цвета ковровая дорожка. И если бы сам доктор Бен Кейси (о котором она отзывается с неизменным восхищением) однажды заглянул к ней на чашку чаю, она не постеснялась бы предложить ему разуться.
До сих пор ей отчаянно не везло с домашними любимцами. Взять хотя бы аквариум с тропическими рыбками. Другие покупают несколько рыбок, и вскоре в аквариуме плавает не менее миллиона особей. А мама купила миллион, но они оказались каннибалами. Чем бы она их ни потчевала, они предпочитали лопать друг друга. Так шло до тех пор, пока на весь огромный аквариум не остался один чудовищно раскормленный победитель. Конечно, мамино сердце было закрыто для трехдюймового монстра, сожравшего всех соседей и даже родственников, но врожденное гуманное чувство не позволяло уморить его голодом. Она испробовала все виды рыбьего корма – он гордо отвергал их, предпочитая таять на глазах, но не глотать такую гадость.
Однако мама не уступала ему упрямством и не собиралась скармливать каннибалу живых рыбок – это было бы преступлением.
И кто же одержал победу в этом поединке двух характеров? Каннибал. Он сдох, но так и не сдался. Может, оно и к лучшему, а то еще немного – и мама могла дрогнуть. Она уже начала интересоваться, почем золотые рыбки.
Потом у нее была канарейка, которая не желала петь. И парочка волнистых попугайчиков, вечно сидевших в разных углах клетки и дувшихся друг на друга. Вскоре один попугайчик умер. Общеизвестно, что когда один из пары гибнет, другой незамедлительно – в течение суток – следует за ним. Так поступают решительно все попугайчики – только не тот, что остался у моей матери. Для него как будто началась вторая молодость. Он отрастил новые перышки и без умолку щебетал, вследствие чего через три недели умер от горлового кровоизлияния. Его бедное горло не выдержало столь интенсивного пения, а сердце – такого огромного счастья.
С матерью Ирвинга все обстояло совершенно иначе. Она также была вдовой и жила одна. У нее не было золотистых ковровых дорожек, и она терпеть не могла животных. Тем не менее, это была очень умная женщина, и раз уж мы с Ирвингом помешались на Жозефине, она решилась на компромисс. Ей все еще трудно было признать Жози кровной родственницей, но она согласилась считать ее другом дома.
Однако шоу-бизнес делает всех равными. Помните, как подружились принцесса Маргарет и Дэнни Кэй? А если бы Грейс Келли не получила «Оскара» и не сыграла главные роли в нескольких фильмах, откуда бы принц Рэйниэр узнал о ее существовании? И уж, конечно, моя свекровь была ничуть не менее впечатлительна. После того как Жози стала появляться на телеэкране, отношение к ней матери Ирвинга стало меняться к лучшему. Я замечала это во время наших визитов в Бруклин. Начать с того, как она знакомила нас со своими друзьями:
– Джеки, ты, кажется, знакома с миссис Брэфф? Миссис Брэфф, это Жозефина, наш пудель из шоу Херба Шелдона и Роберта Льюиса.
Той весной свекровь уже не поражала бьющей через край энергией. Сама она была уверена, что абсолютно здорова, но в ходе осторожных расспросов выяснилось, что после рождения Ирвинга она ни разу не обращалась к врачу. Согласно ее теории, это следует делать в одном-единственном случае: если вам настолько плохо, что вы не держитесь на ногах. Поступая иначе, вы лишь нарываетесь на неприятности.
Я настояла на том, чтобы она пожила у нас и прошла всестороннее обследование. Разумеется, свекровь отказалась. Тогда мы решили сыграть на чувствах и предупредили, что иначе ноги нашей не будет у нее в доме и некому будет есть обеды из двенадцати блюд, которые она для нас готовила. Пришлось ей уступить.
Мало кто радовался ее приезду так, как Жозефина. Ведь это значило, что у нее целый день будет компаньонка.
Как я уже отметила, Жози знает множество слов и выражений. Я добросовестно перечислила их свекрови: «Лежать!», «Идем на прогулку»… И самое главное: «Я занята!» Заслышав эти два слова, Жози испускала тяжкий вздох, но покорно переключалась на другого человека или игрушку. Я попросила свекровь не стесняться пускать их в ход, как только общество Жози покажется ей обременительным.
Тем не менее, возвращаясь домой, я всякий раз заставала одну и ту же картину.
Жози блаженствовала на диване, положив голову на колени моей свекрови, а эта добрая женщина с таким усердием чесала ей животик, словно получала почасовую оплату.
Я обычно говорила:
– Мама, разве вам не пора смотреть очередную серию «Тайны урагана» или «Молодого доктора Мэлоуна»? (Моя свекровь обожает мыльную оперу.)
Она согласно кивала головой и отвечала:
– Я боялась побеспокоить ее, если вдруг встану и включу телевизор.
Я пыталась ее урезонить:
– Мама, вы находитесь в Нью-Йорке, здесь столько интересного! Не для того же вы сюда приехали, чтобы чесать Жози брюшко.
Свекровь меланхолично улыбалась и продолжала свое занятие.
– Но ей нравится мое общество.
В это время Жози бросала на меня раздраженный взгляд, словно говоря: «Мы что, тебе мешаем? Закрой свой большой рот!»
– Но если вы включите телевизор, – не унималась я, – ее ничуть не меньше будет радовать ваше общество. Вы можете читать книги или гулять с Жозефиной в парке.
Потом я начинала расхваливать достоинства мюзик-холла, сезонные распродажи и прочие прелести огромного мира, который только и мечтал заключить ее в объятия. Уж как-нибудь Жозефина обойдется пять-шесть часов без почесывания животика.
Свекровь была полностью согласна со мной, но продолжала все так же прилежно трудиться на поприще брюшка Жози.
– Это доставляет ей такое удовольствие!
После одной из таких бесед мне вдруг показалось, что вышеупомянутый животик увеличился в объеме. Может быть, он растягивается, когда его слишком усердно чешут?
Чуть позже я понаблюдала за тем, как Жози ковыляет по комнате. Нет, мне не почудилось. Она растолстела! Я спросила свекровь, не дает ли она Жозефине слишком много сладостей.
Она обиделась. Какие еще сладости? Да она сроду не признавала всех этих перекусончиков между регулярными приемами пищи! Больше того, она как-то попробовала одну конфету (просто чтобы посмотреть, что там внутри) – это нельзя давать собакам! Тот, кто назвал это конфетами, был отъявленным собаконенавистником! Он использовал в качестве начинки спрессованные опилки!
Я возразила, что собакам нравится. Жози считает их нормальными конфетами. Свекровь покачала головой.
– Она просто не хочет тебя огорчать. У нее доброе сердце.
Я воззрилась на Жози. Возможно, это одно мое воображение, но животик рос буквально на глазах. Я положила ее на весы. У нее оказалось два фунта лишнего веса.
Конечно, я сразу же позвонила в ветлечебницу и записалась на прием. Свекровь заявила, что имеет дело с двумя психами. Она жила себе тихо в Бруклине, никого не трогала, и вдруг ее хватают и тащат в центр Нью-Йорка только потому, что она похудела. А теперь я собираюсь тащить Жози к врачу лишь по той причине, что она поправилась. Где логика? Бедняжке станут колоть лапку, брать кровь – много, много крови – и заставят глотать мел. Если нам доставляет удовольствие швырять деньги на ветер, это наше дело, но при чем тут невинная крошка, которую ни за что ни про что поволокут к врачу?
Сей монолог венчала многозначительная фраза:
– Таков шоу-бизнес!
Все-таки на следующее утро мы наведались в клинику доктора Уайта и угодили на прием к доктору Грину. При виде Жози он ахнул от изумления. Что мы делаем с собакой? Надуваем, как воздушный шарик? Когда я заверила его, что Жози не беременна, он прописал срочный рентген, который должен был показать, в чем дело.
И показал! У Жозефины не было ничего серьезного: всего-навсего жировые отложения! Доктор Грин послал за доктором Блэком. Тот сказал, что необходимо обследование. Может быть, даже подержать Жозефину в стационаре, чтобы ее посмотрел сам доктор Уайт. Вдруг это связано с деятельностью желез?
Я не дала поместить Жози в стационар. Ее и так начинало трясти за квартал от клиники, и дрожь не проходила до тех пор, пока мы снова не оказывались на улице. Зачем подвергать ее ненужным страданиям?
Тогда от меня потребовали подробнейший отчет о режиме ее питания. Я сказала, что она по-настоящему ест только раз в сутки: в два часа ночи. Обычно это остатки бифштекса после ужина Ирвинга. В полдень она вместе со мной пьет кофе и съедает немного печенья. Ну и, может быть, перехватывает несколько конфет в день. Вот и все.
Жозефине немедленно прописали строжайшую диету. Забыть о сладостях! Забыть о печенье! Кормить раз в сутки – и не бифштексом от Дэнни, а собачьими консервами – полбанки за один раз. Вот так! Если через месяц не будет изменений к лучшему, придется провести фронтальное обследование. Возможно, у нее заболевание щитовидной железы.
Я ринулась домой и повыбрасывала все лакомства. Жози смотрела на меня так, словно я выжила из ума. По утрам я стала пить свой кофе за закрытой дверью, чтобы не дразнить Жози. Через две недели я снова взвесила ее. Она набрала полтора фунта!
Я была на грани истерики. Мне очень не хотелось подвергать ее всем ужасам полного обследования. Может, ей нужно больше двигаться? Да! Вся ее тучность – оттого что она целыми днями валяется на диване. Так чья угодно щитовидная железа выйдет из строя. Конечно, я не стала делиться этими мыслями со свекровью. Она свалит всю вину на врачей.
Ложась спать, я поставила будильник на девять часов утра. Отныне мы с Жози будем не менее часа гулять в парке. Вдруг это поможет спасти ее?
Когда заверещал будильник, я чуть не проявила малодушие, но потом сказала себе: надо! Свекровь обычно поднималась чуть свет; я слышала, как она возится на кухне. Я тихонечко вылезла из-под одеяла, чтобы не потревожить Ирвинга. Жози нигде не было видно: наверное, она еще спала под кроватью. Ну, пусть еще немного поспит, а я пока выпью кофе. Я направилась в кухню. То-то свекровь удивится, что я в такую рань на ногах!
По мере приближения к кухне до меня все явственнее доносились звуки оживленной беседы. Говорила в основном свекровь, а Жози время от времени отвечала ей радостным повизгиванием.
– Доедай овсянку, Жози, и я дам тебе яйца всмятку. Нет-нет, ты не получишь их, пока не скушаешь овсянку. Дай-ка я плесну тебе еще немного сливок. Ну, разве не объедение?
Я пошатнулась и, чтобы не упасть, прислонилась к двери. Потом слабым голосом поздоровалась:
– Доброе утро, девочки! Свекровь очень обрадовалась.
– Как это ты так рано встала? Садись, здесь осталось немного овсянки.
Она поставила передо мной тарелку.
– Мама, – я прилагала бешеные усилия, чтобы не выдать своих истинных чувств, – вы, кажется, говорили, что не кормите Жози?
Она с искренним недоумением уставилась на меня.
– А что, я должна была морить ее голодом? Да, я сказала, что не даю ей перехватывать между основными приемами пищи. Это ты вечно лезешь со своим кофе и конфетами из опилок.
Ситуация понемногу прояснялась.
– А вы что делаете?
– Кормлю ее в строго установленные часы. Забочусь о том, чтобы у нее были полноценные завтрак, обед и ужин. Большего я не могу для нее сделать, пока я здесь.
– Что вы даете ей на завтрак?
(Это было настоящей пыткой, но я должна была знать!)
– Как когда. Иной раз цыпленка и гороховое пюре с морковкой. Иной раз рыбу. Проверяю, чтобы не попались косточки. Иногда мы кушаем молочные блюда. Ну, еще сливки, сыр, овощи… Она обожает мой грибной супчик. Ячменный тоже, но от него пучит.
– А на обед? – я как завороженная внимала этим подробностям из жизни новоявленного мохнатого Генриха VIII.
– Вот вы с Ирвингом вечно ворчите, что я не умею готовить, и заказываете еду в номер. Но разве кто-нибудь может совладать с этими огромными порциями? Поэтому Жози обычно делится со мной. Не беспокойся, я забочусь о сбалансированной диете. Не забудь, я вырастила Ирвинга, и он всегда получал достаточно фруктов и овощей. Это было давно, но я все помню.
Она нагнулась, и я с благоговейным ужасом увидела, как эта достойная женщина налила в пустую тарелку смесь молока, сливок, сахара и кофе.
– Я добавляю чуточку кофе, – извиняющимся тоном произнесла свекровь, – иначе она не может одолеть положенную кварту молока. В обед я даю ей на десерт несколько капель сиропа. Ирвинг тоже не любил молоко, когда был маленьким. Но кварта молока в сутки обязательна для каждого. Вам с Ирвингом тоже не мешало бы об этом помнить. – В это время Жози отвернулась от тарелки, и свекровь поспешила с уговорами: – Допей молоко, деточка. Ради бабули.
«Деточка», которая уже усекла, кто тут настоящий кормилец, послушно вылакала содержимое тарелки. «Бабуля» просияла и, сюсюкая, взяла ее на руки.
– Вот умничка! Теперь поцелуй бабулю и иди поиграй.
Жози чмокнула своего персонального шеф-повара в щеку. На морщинистом лице «бубули» появилось выражение материнской гордости.
– И давно вы стали «бабулей»? – поинтересовалась я.
Свекровь улыбнулась.
– Когда ее узнаешь поближе, убеждаешься, что, помимо красоты, у Жози еще и очень доброе сердце. Ей доставляет удовольствие называть меня бабулей.
Конечно, мне пришлось усадить «бабулю» и довести до ее сведения мое особое мнение. Я объяснила, что, как бы собака ни походила на человека, она все же должна следовать правилам, установленным для собак. Особенно по части питания.
«Бабуля» выразила свое несогласие.
– Сначала ты кутаешь ее в пальто, как ребенка. Разрешаешь спать в твоей постели. Обращаешься с ней как с разумным существом. А потом вдруг решаешь кормить ее, как собаку. С какой стати?
Я объяснила, что собаке положено есть один раз в день. «Бабуля» пришла в ужас.
– Кто тебе сказал?
– Ветеринар.
«Бабуля» фыркнула. Много он знает! То-то он и стал ветеринаром, а не нормальным врачом! Лучше она проконсультируется с дамами, которые гуляют с собаками в Центральном парке. А мне известно, что у собак два желудка? Рано обрадовалась!
– Конечно, известно. Это потому, что собаки фактически не прожевывают пищу. Просто проглатывают и перемалывают в «лишнем» желудке.
Однако «бабулю» было не так-то легко сбить с толку. Она торжествующе улыбнулась.
– У нас всего один желудок, а мы принимаем пищу три раза в день. Как же бедной собаке за один раз заполнить сразу два желудка?
Попробуйте спорить с подобной логикой. Однако к тому времени «бабуля» сдала почти все необходимые анализы и в конце недели должна была вернуться домой в Бруклин, поэтому я не стала понапрасну трепать нервы и ей, и себе.
В день ее отъезда я не без грусти следила за тем, как Ирвинг сносит вниз ее чемоданы. Он собирался проводить ее до Бруклина, а я оставалась с Жози. Разлука с «бабулей» причинила ей немалые страдания. Зато я с легким сердцем позвонила в клинику и предложила доктору Блэку забыть о щитовидной железе. Какая там щитовидка? Элементарное обжорство!
Лето пришлось провести в Нью-Йорке. Ирвинг ставил новое шоу, а мы с Жози, попросту говоря, били баклуши. Ближе к осени Ирвинг планировал вырваться на пару недель в Конкорд, поиграть в гольф. Мы связались с устроителями турнира, Лорен Трайдел и Рэем Паркером, и поинтересовались, разрешается ли привозить собак. Мисс Трайдел, или, как ее все называют, «француженка», ответила, что вообще-то это не принято, но возможны исключения. И вот мы трое – Ирвинг, я и «исключение» – отправились в Конкорд. Там превосходные площадки для игры в гольф, отличное питание и роскошные спальни. У нас был люкс с двумя ванными комнатами и телевизором. Горы и комфорт «Уолдорфа» – великолепное сочетание! На каждого новичка Конкорд производит незабываемое впечатление. Только не на Жозефину.
Сначала она лишь смутно представляла себе, что именно затевается, и без особого любопытства следила за тем, как вахтер помогал нам грузить в автомобиль чемоданы со всяким скарбом и сумки с принадлежностями для гольфа. При виде ящиков с игрушками и сластями Жози пришла в некоторое замешательство и уж совсем разволновалась, когда поняла, что мы берем ее с собой.
Я вела машину, а Ирвинг сидел рядом, держа Жозефину на коленях. Она никак не могла успокоиться: лаяла на каждый полицейский пост, отказывалась спать и даже не реагировала на почесывание животика, считая своим долгом оставаться начеку. Все это мероприятие казалось ей крайне подозрительным, и она чувствовала себя обязанной докопаться, что за ним кроется.
Даже просторная спальня с двумя примыкающими ванными не произвела на нее особого впечатления. Жози ясно дала понять, что не собирается здесь задерживаться. Обнюхав углы, она решительным шагом направилась к выходу и нетерпеливо вильнула хвостом, что должно было означать: «Ну, а теперь давайте сматывать удочки – и поживее!»
Потом она в знак протеста отказалась от пищи. А если такое происходит в Конкорде, это что-нибудь да значит! Мне никак не удавалось втолковать ей, что это временное явление – всего лишь каникулы. Жози решила, что мы решили сменить постоянное место жительства, и тосковала без всего, с чем успела сродниться ее душа: без Центрального парка, Пятой авеню, походов в магазин «Блумингдейл»…
Приходится признать, что Жози – горожанка до мозга костей. Горный воздух действовал ей на нервы. Кроме того, она не умела играть в гольф и плавать в бассейне, а когда я выводила ее на прогулку, не находила, что бы понюхать. Всюду была только свежая зеленая травка.
Мы чудесно провели время, и в конце второй недели нам ужасно не хотелось уезжать. Зато едва Жозефина увидела, как грузят багаж, она моментально ожила. При выезде на Уэстсайдское шоссе это была другая собака. А когда на горизонте замаячили очертания Центрального парка, она чуть не захлебнулась от восторга. Она возвращается домой!
Влетев в вестибюль отеля, Жози подарила нежный поцелуй швейцару, перецеловала всех коридорных – даже одного, которого раньше недолюбливала, – и покаталась по полу. Кому нужна горная травка? Куда приятнее поваляться на ковровой дорожке! Мы с Ирвингом с грустью отметили, что Жозефина стала типичной городской собакой и могла быть счастлива только в Нью-Йорке.
Осень в Нью-Йорке не поддается описанию! Зима же – совсем другое дело. Каждый день Жозефина выбегала на улицу, ожидая встретить такую же температуру, как у нас в номере. Морозный воздух заставал ее врасплох, и она замирала на месте. Будучи чрезвычайно практичным существом, Жози немедленно давала понять, что дома ее ждут неотложные дела. Некогда ей разгуливать! Можно заняться физкультурой и в душных апартаментах.
В январе Жози исполнилось два года, а через месяц она дебютировала в телешоу Роберта Льюиса. Поздравления сыпались со всех сторон. Слава Жози докатилась до Лос-Анджелеса. Ее успехам радовались наши друзья в Детройте. И, что важнее всего, ее видела моя мать в Филадельфии. Сдержанная от природы, она тем не менее с удовольствием принимала поздравления целого города.
Она без единого звука приняла гордое звание бабушки. Потому что, хотя мама не держала ни кошки, ни собаки, вообще-то она была большой любительницей животных.
У мамы есть шикарная, золотистого цвета ковровая дорожка. И если бы сам доктор Бен Кейси (о котором она отзывается с неизменным восхищением) однажды заглянул к ней на чашку чаю, она не постеснялась бы предложить ему разуться.
До сих пор ей отчаянно не везло с домашними любимцами. Взять хотя бы аквариум с тропическими рыбками. Другие покупают несколько рыбок, и вскоре в аквариуме плавает не менее миллиона особей. А мама купила миллион, но они оказались каннибалами. Чем бы она их ни потчевала, они предпочитали лопать друг друга. Так шло до тех пор, пока на весь огромный аквариум не остался один чудовищно раскормленный победитель. Конечно, мамино сердце было закрыто для трехдюймового монстра, сожравшего всех соседей и даже родственников, но врожденное гуманное чувство не позволяло уморить его голодом. Она испробовала все виды рыбьего корма – он гордо отвергал их, предпочитая таять на глазах, но не глотать такую гадость.
Однако мама не уступала ему упрямством и не собиралась скармливать каннибалу живых рыбок – это было бы преступлением.
И кто же одержал победу в этом поединке двух характеров? Каннибал. Он сдох, но так и не сдался. Может, оно и к лучшему, а то еще немного – и мама могла дрогнуть. Она уже начала интересоваться, почем золотые рыбки.
Потом у нее была канарейка, которая не желала петь. И парочка волнистых попугайчиков, вечно сидевших в разных углах клетки и дувшихся друг на друга. Вскоре один попугайчик умер. Общеизвестно, что когда один из пары гибнет, другой незамедлительно – в течение суток – следует за ним. Так поступают решительно все попугайчики – только не тот, что остался у моей матери. Для него как будто началась вторая молодость. Он отрастил новые перышки и без умолку щебетал, вследствие чего через три недели умер от горлового кровоизлияния. Его бедное горло не выдержало столь интенсивного пения, а сердце – такого огромного счастья.
С матерью Ирвинга все обстояло совершенно иначе. Она также была вдовой и жила одна. У нее не было золотистых ковровых дорожек, и она терпеть не могла животных. Тем не менее, это была очень умная женщина, и раз уж мы с Ирвингом помешались на Жозефине, она решилась на компромисс. Ей все еще трудно было признать Жози кровной родственницей, но она согласилась считать ее другом дома.
Однако шоу-бизнес делает всех равными. Помните, как подружились принцесса Маргарет и Дэнни Кэй? А если бы Грейс Келли не получила «Оскара» и не сыграла главные роли в нескольких фильмах, откуда бы принц Рэйниэр узнал о ее существовании? И уж, конечно, моя свекровь была ничуть не менее впечатлительна. После того как Жози стала появляться на телеэкране, отношение к ней матери Ирвинга стало меняться к лучшему. Я замечала это во время наших визитов в Бруклин. Начать с того, как она знакомила нас со своими друзьями:
– Джеки, ты, кажется, знакома с миссис Брэфф? Миссис Брэфф, это Жозефина, наш пудель из шоу Херба Шелдона и Роберта Льюиса.
Той весной свекровь уже не поражала бьющей через край энергией. Сама она была уверена, что абсолютно здорова, но в ходе осторожных расспросов выяснилось, что после рождения Ирвинга она ни разу не обращалась к врачу. Согласно ее теории, это следует делать в одном-единственном случае: если вам настолько плохо, что вы не держитесь на ногах. Поступая иначе, вы лишь нарываетесь на неприятности.
Я настояла на том, чтобы она пожила у нас и прошла всестороннее обследование. Разумеется, свекровь отказалась. Тогда мы решили сыграть на чувствах и предупредили, что иначе ноги нашей не будет у нее в доме и некому будет есть обеды из двенадцати блюд, которые она для нас готовила. Пришлось ей уступить.
Мало кто радовался ее приезду так, как Жозефина. Ведь это значило, что у нее целый день будет компаньонка.
Как я уже отметила, Жози знает множество слов и выражений. Я добросовестно перечислила их свекрови: «Лежать!», «Идем на прогулку»… И самое главное: «Я занята!» Заслышав эти два слова, Жози испускала тяжкий вздох, но покорно переключалась на другого человека или игрушку. Я попросила свекровь не стесняться пускать их в ход, как только общество Жози покажется ей обременительным.
Тем не менее, возвращаясь домой, я всякий раз заставала одну и ту же картину.
Жози блаженствовала на диване, положив голову на колени моей свекрови, а эта добрая женщина с таким усердием чесала ей животик, словно получала почасовую оплату.
Я обычно говорила:
– Мама, разве вам не пора смотреть очередную серию «Тайны урагана» или «Молодого доктора Мэлоуна»? (Моя свекровь обожает мыльную оперу.)
Она согласно кивала головой и отвечала:
– Я боялась побеспокоить ее, если вдруг встану и включу телевизор.
Я пыталась ее урезонить:
– Мама, вы находитесь в Нью-Йорке, здесь столько интересного! Не для того же вы сюда приехали, чтобы чесать Жози брюшко.
Свекровь меланхолично улыбалась и продолжала свое занятие.
– Но ей нравится мое общество.
В это время Жози бросала на меня раздраженный взгляд, словно говоря: «Мы что, тебе мешаем? Закрой свой большой рот!»
– Но если вы включите телевизор, – не унималась я, – ее ничуть не меньше будет радовать ваше общество. Вы можете читать книги или гулять с Жозефиной в парке.
Потом я начинала расхваливать достоинства мюзик-холла, сезонные распродажи и прочие прелести огромного мира, который только и мечтал заключить ее в объятия. Уж как-нибудь Жозефина обойдется пять-шесть часов без почесывания животика.
Свекровь была полностью согласна со мной, но продолжала все так же прилежно трудиться на поприще брюшка Жози.
– Это доставляет ей такое удовольствие!
После одной из таких бесед мне вдруг показалось, что вышеупомянутый животик увеличился в объеме. Может быть, он растягивается, когда его слишком усердно чешут?
Чуть позже я понаблюдала за тем, как Жози ковыляет по комнате. Нет, мне не почудилось. Она растолстела! Я спросила свекровь, не дает ли она Жозефине слишком много сладостей.
Она обиделась. Какие еще сладости? Да она сроду не признавала всех этих перекусончиков между регулярными приемами пищи! Больше того, она как-то попробовала одну конфету (просто чтобы посмотреть, что там внутри) – это нельзя давать собакам! Тот, кто назвал это конфетами, был отъявленным собаконенавистником! Он использовал в качестве начинки спрессованные опилки!
Я возразила, что собакам нравится. Жози считает их нормальными конфетами. Свекровь покачала головой.
– Она просто не хочет тебя огорчать. У нее доброе сердце.
Я воззрилась на Жози. Возможно, это одно мое воображение, но животик рос буквально на глазах. Я положила ее на весы. У нее оказалось два фунта лишнего веса.
Конечно, я сразу же позвонила в ветлечебницу и записалась на прием. Свекровь заявила, что имеет дело с двумя психами. Она жила себе тихо в Бруклине, никого не трогала, и вдруг ее хватают и тащат в центр Нью-Йорка только потому, что она похудела. А теперь я собираюсь тащить Жози к врачу лишь по той причине, что она поправилась. Где логика? Бедняжке станут колоть лапку, брать кровь – много, много крови – и заставят глотать мел. Если нам доставляет удовольствие швырять деньги на ветер, это наше дело, но при чем тут невинная крошка, которую ни за что ни про что поволокут к врачу?
Сей монолог венчала многозначительная фраза:
– Таков шоу-бизнес!
Все-таки на следующее утро мы наведались в клинику доктора Уайта и угодили на прием к доктору Грину. При виде Жози он ахнул от изумления. Что мы делаем с собакой? Надуваем, как воздушный шарик? Когда я заверила его, что Жози не беременна, он прописал срочный рентген, который должен был показать, в чем дело.
И показал! У Жозефины не было ничего серьезного: всего-навсего жировые отложения! Доктор Грин послал за доктором Блэком. Тот сказал, что необходимо обследование. Может быть, даже подержать Жозефину в стационаре, чтобы ее посмотрел сам доктор Уайт. Вдруг это связано с деятельностью желез?
Я не дала поместить Жози в стационар. Ее и так начинало трясти за квартал от клиники, и дрожь не проходила до тех пор, пока мы снова не оказывались на улице. Зачем подвергать ее ненужным страданиям?
Тогда от меня потребовали подробнейший отчет о режиме ее питания. Я сказала, что она по-настоящему ест только раз в сутки: в два часа ночи. Обычно это остатки бифштекса после ужина Ирвинга. В полдень она вместе со мной пьет кофе и съедает немного печенья. Ну и, может быть, перехватывает несколько конфет в день. Вот и все.
Жозефине немедленно прописали строжайшую диету. Забыть о сладостях! Забыть о печенье! Кормить раз в сутки – и не бифштексом от Дэнни, а собачьими консервами – полбанки за один раз. Вот так! Если через месяц не будет изменений к лучшему, придется провести фронтальное обследование. Возможно, у нее заболевание щитовидной железы.
Я ринулась домой и повыбрасывала все лакомства. Жози смотрела на меня так, словно я выжила из ума. По утрам я стала пить свой кофе за закрытой дверью, чтобы не дразнить Жози. Через две недели я снова взвесила ее. Она набрала полтора фунта!
Я была на грани истерики. Мне очень не хотелось подвергать ее всем ужасам полного обследования. Может, ей нужно больше двигаться? Да! Вся ее тучность – оттого что она целыми днями валяется на диване. Так чья угодно щитовидная железа выйдет из строя. Конечно, я не стала делиться этими мыслями со свекровью. Она свалит всю вину на врачей.
Ложась спать, я поставила будильник на девять часов утра. Отныне мы с Жози будем не менее часа гулять в парке. Вдруг это поможет спасти ее?
Когда заверещал будильник, я чуть не проявила малодушие, но потом сказала себе: надо! Свекровь обычно поднималась чуть свет; я слышала, как она возится на кухне. Я тихонечко вылезла из-под одеяла, чтобы не потревожить Ирвинга. Жози нигде не было видно: наверное, она еще спала под кроватью. Ну, пусть еще немного поспит, а я пока выпью кофе. Я направилась в кухню. То-то свекровь удивится, что я в такую рань на ногах!
По мере приближения к кухне до меня все явственнее доносились звуки оживленной беседы. Говорила в основном свекровь, а Жози время от времени отвечала ей радостным повизгиванием.
– Доедай овсянку, Жози, и я дам тебе яйца всмятку. Нет-нет, ты не получишь их, пока не скушаешь овсянку. Дай-ка я плесну тебе еще немного сливок. Ну, разве не объедение?
Я пошатнулась и, чтобы не упасть, прислонилась к двери. Потом слабым голосом поздоровалась:
– Доброе утро, девочки! Свекровь очень обрадовалась.
– Как это ты так рано встала? Садись, здесь осталось немного овсянки.
Она поставила передо мной тарелку.
– Мама, – я прилагала бешеные усилия, чтобы не выдать своих истинных чувств, – вы, кажется, говорили, что не кормите Жози?
Она с искренним недоумением уставилась на меня.
– А что, я должна была морить ее голодом? Да, я сказала, что не даю ей перехватывать между основными приемами пищи. Это ты вечно лезешь со своим кофе и конфетами из опилок.
Ситуация понемногу прояснялась.
– А вы что делаете?
– Кормлю ее в строго установленные часы. Забочусь о том, чтобы у нее были полноценные завтрак, обед и ужин. Большего я не могу для нее сделать, пока я здесь.
– Что вы даете ей на завтрак?
(Это было настоящей пыткой, но я должна была знать!)
– Как когда. Иной раз цыпленка и гороховое пюре с морковкой. Иной раз рыбу. Проверяю, чтобы не попались косточки. Иногда мы кушаем молочные блюда. Ну, еще сливки, сыр, овощи… Она обожает мой грибной супчик. Ячменный тоже, но от него пучит.
– А на обед? – я как завороженная внимала этим подробностям из жизни новоявленного мохнатого Генриха VIII.
– Вот вы с Ирвингом вечно ворчите, что я не умею готовить, и заказываете еду в номер. Но разве кто-нибудь может совладать с этими огромными порциями? Поэтому Жози обычно делится со мной. Не беспокойся, я забочусь о сбалансированной диете. Не забудь, я вырастила Ирвинга, и он всегда получал достаточно фруктов и овощей. Это было давно, но я все помню.
Она нагнулась, и я с благоговейным ужасом увидела, как эта достойная женщина налила в пустую тарелку смесь молока, сливок, сахара и кофе.
– Я добавляю чуточку кофе, – извиняющимся тоном произнесла свекровь, – иначе она не может одолеть положенную кварту молока. В обед я даю ей на десерт несколько капель сиропа. Ирвинг тоже не любил молоко, когда был маленьким. Но кварта молока в сутки обязательна для каждого. Вам с Ирвингом тоже не мешало бы об этом помнить. – В это время Жози отвернулась от тарелки, и свекровь поспешила с уговорами: – Допей молоко, деточка. Ради бабули.
«Деточка», которая уже усекла, кто тут настоящий кормилец, послушно вылакала содержимое тарелки. «Бабуля» просияла и, сюсюкая, взяла ее на руки.
– Вот умничка! Теперь поцелуй бабулю и иди поиграй.
Жози чмокнула своего персонального шеф-повара в щеку. На морщинистом лице «бубули» появилось выражение материнской гордости.
– И давно вы стали «бабулей»? – поинтересовалась я.
Свекровь улыбнулась.
– Когда ее узнаешь поближе, убеждаешься, что, помимо красоты, у Жози еще и очень доброе сердце. Ей доставляет удовольствие называть меня бабулей.
Конечно, мне пришлось усадить «бабулю» и довести до ее сведения мое особое мнение. Я объяснила, что, как бы собака ни походила на человека, она все же должна следовать правилам, установленным для собак. Особенно по части питания.
«Бабуля» выразила свое несогласие.
– Сначала ты кутаешь ее в пальто, как ребенка. Разрешаешь спать в твоей постели. Обращаешься с ней как с разумным существом. А потом вдруг решаешь кормить ее, как собаку. С какой стати?
Я объяснила, что собаке положено есть один раз в день. «Бабуля» пришла в ужас.
– Кто тебе сказал?
– Ветеринар.
«Бабуля» фыркнула. Много он знает! То-то он и стал ветеринаром, а не нормальным врачом! Лучше она проконсультируется с дамами, которые гуляют с собаками в Центральном парке. А мне известно, что у собак два желудка? Рано обрадовалась!
– Конечно, известно. Это потому, что собаки фактически не прожевывают пищу. Просто проглатывают и перемалывают в «лишнем» желудке.
Однако «бабулю» было не так-то легко сбить с толку. Она торжествующе улыбнулась.
– У нас всего один желудок, а мы принимаем пищу три раза в день. Как же бедной собаке за один раз заполнить сразу два желудка?
Попробуйте спорить с подобной логикой. Однако к тому времени «бабуля» сдала почти все необходимые анализы и в конце недели должна была вернуться домой в Бруклин, поэтому я не стала понапрасну трепать нервы и ей, и себе.
В день ее отъезда я не без грусти следила за тем, как Ирвинг сносит вниз ее чемоданы. Он собирался проводить ее до Бруклина, а я оставалась с Жози. Разлука с «бабулей» причинила ей немалые страдания. Зато я с легким сердцем позвонила в клинику и предложила доктору Блэку забыть о щитовидной железе. Какая там щитовидка? Элементарное обжорство!
Глава 19. СЕКС
Когда весна перешла в лето и на улицах начал плавиться асфальт, Жози дала понять, что не считает это время года подходящим для долгих прогулок. Собственно говоря, она ничего не имела против прогулок, но у нее были серьезные претензии к климату. Зима исключалась, так как она терпеть не могла снег. Впрочем, дождь тоже. А с июня по сентябрь стояла невыносимая жара. Я подсчитала, что за целый год набиралось от силы три дня в октябре, которые полностью соответствовали ее требованиям. Для собаки со склонностью к полноте это вряд ли можно считать нормальным.
Однако в июне Жози познакомилась с Моппет – королевским пуделем шоколадного цвета. Моппет была двумя годами старше Жози и в шесть раз крупнее. Но у них оказалось много общего. В частности, обе имели отношение к телевидению.
Хотя Жозефина видела в Бобо лишь собаку, ее снобизм не распространялся на всех пуделей. В общем-то она ничего против них не имела, у нее даже были друзья-пудели. Просто она не хотела выходить за них замуж, а посему сочла более безопасным дружить с пуделями своего пола, среди которых слыла добрым и общительным созданием.
Она сразу же выделила Моппет. Хотя та не была актрисой, она быстро впитала в себя дух шоу-бизнеса. Хозяйкой Моппет была Ли Рейнольдс, которая в то время работала ассистентом режиссера в шоу знаменитого Джекки Глисона. А Джекки снимал под офис (совмещенный с квартирой) огромный номер в отеле «Парк-Шератон»; туда Ли с Моппет каждое утро отправлялись на работу.
Конечно, зачисляя в штат Ли, мистер Глисон не помышлял о нагрузке в виде Моппет. Ли тоже ни о чем таком не думала, но вскоре убедилась в том, что, оставаясь одна дома, Моппет ударялась в страшную тоску. А в таком состоянии она принималась грызть мебель. Жози тоже за свою жизнь расправилась с несколькими думками, но не следует забывать, что Моппет принадлежала к рослой породе; диванная подушечка была ей на один зуб. Ей ничего не стоило сжевать деревянный стул или основательно поточить зубы о ножку нового кофейного столика.
Вот и пришлось Ли брать ее с собой на работу. В мире шоу-бизнеса Моппет сразу почувствовала себя в своей стихии и перестала портить мебель. Она свела короткое знакомство со всеми на студии и преклонялась перед «великим Глисоном». В свою очередь он считал ее «собакой что надо», и все были счастливы.
Во время обеденного перерыва Ли выводила Моппет в парк, а так как мы с Ли давние приятельницы, Жози прониклась родственными чувствами к Моппет, которые затем перешли в настоящее обожание.
Летом, когда группа выехала на натурные съемки, Джекки Глисон удалился в свою летнюю резиденцию в Пикскилле, штат Нью-Йорк. Спустя неделю он позвонил Ли и признался, что скучает по Моппет. И вообще собаке положено жить за городом. Ничего, если он пришлет за ней своего помощника?
Ли отклонила столь великодушное предложение – особенно после того, как я рассказала ей о пребывании Жозефины в Конкорде, где она «наслаждалась» свежим горным воздухом. Но Глисон не отставал. Моппет просто обязана хотя бы раз в жизни испытать, что такое свобода и возможность резвиться на просторе. Почему бы Ли не отпустить ее – хотя бы на недельку? Он обещал заботиться о ней.
Ли упорно стояла на своем. Моппет не нуждается ни в какой свободе, ей и так хорошо. Она обожает разгуливать на поводке в Центральном парке. Может быть, ей противопоказан простор? И вообще, у нее сейчас такой период, что если дать ей волю и она встретит какого-нибудь пуделя противоположного пола, недалеко до греха. На что Глисон ответил, что на десятки миль вокруг нет ни одной собаки.
В конце концов, Ли согласилась отдать Моппет на какую-нибудь неделю. Может, и правда, привольная жизнь на свежем воздухе пойдет ей на пользу? Мало ли что Жози – убежденная городская жительница. Возможно, с Моппет дела обстоят иначе. В общем, Ли заглушила в себе недобрые, но безосновательные предчувствия и отдала Моппет.
Однако в июне Жози познакомилась с Моппет – королевским пуделем шоколадного цвета. Моппет была двумя годами старше Жози и в шесть раз крупнее. Но у них оказалось много общего. В частности, обе имели отношение к телевидению.
Хотя Жозефина видела в Бобо лишь собаку, ее снобизм не распространялся на всех пуделей. В общем-то она ничего против них не имела, у нее даже были друзья-пудели. Просто она не хотела выходить за них замуж, а посему сочла более безопасным дружить с пуделями своего пола, среди которых слыла добрым и общительным созданием.
Она сразу же выделила Моппет. Хотя та не была актрисой, она быстро впитала в себя дух шоу-бизнеса. Хозяйкой Моппет была Ли Рейнольдс, которая в то время работала ассистентом режиссера в шоу знаменитого Джекки Глисона. А Джекки снимал под офис (совмещенный с квартирой) огромный номер в отеле «Парк-Шератон»; туда Ли с Моппет каждое утро отправлялись на работу.
Конечно, зачисляя в штат Ли, мистер Глисон не помышлял о нагрузке в виде Моппет. Ли тоже ни о чем таком не думала, но вскоре убедилась в том, что, оставаясь одна дома, Моппет ударялась в страшную тоску. А в таком состоянии она принималась грызть мебель. Жози тоже за свою жизнь расправилась с несколькими думками, но не следует забывать, что Моппет принадлежала к рослой породе; диванная подушечка была ей на один зуб. Ей ничего не стоило сжевать деревянный стул или основательно поточить зубы о ножку нового кофейного столика.
Вот и пришлось Ли брать ее с собой на работу. В мире шоу-бизнеса Моппет сразу почувствовала себя в своей стихии и перестала портить мебель. Она свела короткое знакомство со всеми на студии и преклонялась перед «великим Глисоном». В свою очередь он считал ее «собакой что надо», и все были счастливы.
Во время обеденного перерыва Ли выводила Моппет в парк, а так как мы с Ли давние приятельницы, Жози прониклась родственными чувствами к Моппет, которые затем перешли в настоящее обожание.
Летом, когда группа выехала на натурные съемки, Джекки Глисон удалился в свою летнюю резиденцию в Пикскилле, штат Нью-Йорк. Спустя неделю он позвонил Ли и признался, что скучает по Моппет. И вообще собаке положено жить за городом. Ничего, если он пришлет за ней своего помощника?
Ли отклонила столь великодушное предложение – особенно после того, как я рассказала ей о пребывании Жозефины в Конкорде, где она «наслаждалась» свежим горным воздухом. Но Глисон не отставал. Моппет просто обязана хотя бы раз в жизни испытать, что такое свобода и возможность резвиться на просторе. Почему бы Ли не отпустить ее – хотя бы на недельку? Он обещал заботиться о ней.
Ли упорно стояла на своем. Моппет не нуждается ни в какой свободе, ей и так хорошо. Она обожает разгуливать на поводке в Центральном парке. Может быть, ей противопоказан простор? И вообще, у нее сейчас такой период, что если дать ей волю и она встретит какого-нибудь пуделя противоположного пола, недалеко до греха. На что Глисон ответил, что на десятки миль вокруг нет ни одной собаки.
В конце концов, Ли согласилась отдать Моппет на какую-нибудь неделю. Может, и правда, привольная жизнь на свежем воздухе пойдет ей на пользу? Мало ли что Жози – убежденная городская жительница. Возможно, с Моппет дела обстоят иначе. В общем, Ли заглушила в себе недобрые, но безосновательные предчувствия и отдала Моппет.