Страница:
Пока Иисус балагурил в таком духе, его обступили любопытные. Многие, в восторге от того, что им довелось услышать сына божьего, пригласили его остаться в их городе, и он два дня пробыл там.
Самарянка, встретившая Иисуса у колодца, всем рассказала о своем новом знакомом, который, по ее словам, был просто очарователен.
Жители Сихаря отвечали самарянке:
— То, что он тебя удивил, это вполне возможно, он и нам порассказал всякую всячину. Послушав его, мы уверовали, что он на самом деле Христос и что он будет спасителем мира.
Так, по крайней мере, говорится в евангелии. Поскольку сам я при сем не присутствовал, я не могу дать гарантии, что сихаряне произнесли именно такие слова. Но я и не отрицаю этого, отнюдь нет. Я лишь констатирую и обращаю ваше внимание на то, что даже в евангелии мы не находим ни одного сколько-нибудь убедительного признака обращения целого города.
Жители Сихаря объявили, что Иисус является Христом и что он спасет мир. Однако ни один из них не присоединился к небольшому эскорту Иисуса. Так что в общем это обращение носило довольно платонический характер.
Таким было первое явление Христа своим соотечественникам (Иоанн, глава 4, стихи 1 — 42).
Начал он с того, что сотворил чудо в угоду пьяной компании. В Иерусалиме он впервые прославился, по сути дела, как скандалист. А когда он решил наконец открыться людям, то прежде всего покорил сердце недостойной женщины.
Ибо все комментаторы сходятся на том, что самарянка, встретившаяся Христу у колодца, была потаскушкой.
Самарянка, встретившая Иисуса у колодца, всем рассказала о своем новом знакомом, который, по ее словам, был просто очарователен.
Жители Сихаря отвечали самарянке:
— То, что он тебя удивил, это вполне возможно, он и нам порассказал всякую всячину. Послушав его, мы уверовали, что он на самом деле Христос и что он будет спасителем мира.
Так, по крайней мере, говорится в евангелии. Поскольку сам я при сем не присутствовал, я не могу дать гарантии, что сихаряне произнесли именно такие слова. Но я и не отрицаю этого, отнюдь нет. Я лишь констатирую и обращаю ваше внимание на то, что даже в евангелии мы не находим ни одного сколько-нибудь убедительного признака обращения целого города.
Жители Сихаря объявили, что Иисус является Христом и что он спасет мир. Однако ни один из них не присоединился к небольшому эскорту Иисуса. Так что в общем это обращение носило довольно платонический характер.
Таким было первое явление Христа своим соотечественникам (Иоанн, глава 4, стихи 1 — 42).
Начал он с того, что сотворил чудо в угоду пьяной компании. В Иерусалиме он впервые прославился, по сути дела, как скандалист. А когда он решил наконец открыться людям, то прежде всего покорил сердце недостойной женщины.
Ибо все комментаторы сходятся на том, что самарянка, встретившаяся Христу у колодца, была потаскушкой.
Глава 24. ПЕРВОЕ ФИАСКО.
Услышав это, все в синагоге исполнились ярости. И, встав, выгнали его вон из города, и провели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть его; но он, пройдя посреди них, удалился.
Лука, глава 4, стихи 28-30.
Закончив свои пропагандистские выступления в Самарии, Иисус возвратился в Галилею и направился в Назарет.
Насмешки, которыми его встречали назаретяне после событий в Кане, не давали Иисусу покоя, но он не отчаивался и мечтал когда-нибудь удивить земляков, знавших его простым плотником. Слух о скандале в Иерусалиме, думал он, должен дойти и до Назарета. Если по дороге ему удастся еще чем-нибудь упрочить свою славу, то в своем скромном городке его ждет настоящий триумф.
Ради этой цели он повсюду, где только представлялся случай, выдавал себя за ученого, весьма сведущего во всех богословских вопросах.
Его принимали в синагогах и просили выступить с проповедями. Предоставляю читателю судить о том, насколько охотно наш миром помазанный сын голубя давал свое согласие и ловко ли работал он языком.
Первый попавшийся стих из Библии служил ему темой для бесконечных словоизлияний.
Заметьте, что, хотя Иисус и не получил образования, он с полным правом называл себя доктором богословия. То, что являлось бы незаконным со стороны другого, с его стороны выглядело совершенно естественно: ведь он был сыном голубя и был семи пядей во лбу и чушь, которая могла сорваться у него с языка, являлась пророчеством, поскольку она исходила от божественного существа. Только голубь, его отец и компаньон по святой троице, нес ответственность за его речи; они были внушены голубем, и в случае какой-либо промашки вина, разумеется, пала бы все на того же голубя. Итак, Иисус продолжал делать свое дело, не опасаясь критики. Придя в одно селение, он прежде всего поспешил в синагогу, где как раз шла служба.
В то время все синагоги строились на один манер. Они отличались друг от друга лишь богатствами и размерами — соответственно значению города. Все они представляли собой длинный зал, расположенный между двумя портиками, в конце которого находилось святилище. В синагогах не было ни икон, ни алтаря, но зато стоял деревянный сундук, где под покрывалом хранились «священные» книги Израиля. Этот предмет меблировки, по форме напоминавший ящик, в котором сидел бог во время ночного разговора с юношей Самуилом, занимал в синагоге почетное место.
Самой же высокочтимой частью синагоги было святилище. Именно там находились сиденья, на коих покоились почтенные зады книжников и фарисеев; там же были места, предназначенные для наиболее состоятельных верующих, ибо толстосумы во все времена пользовались особым уважением церковников, а святая мошна была и есть для них святейшее из святых. Посредине синагоги находилось возвышение, своего рода эстрада. С нее раввин читал «священные» книги и наставлял верующих.
Что же касается паствы, то ей предоставлялось устраиваться в нефе, разделенном барьером на две части — одна для мужчин, другая для женщин. Перед ковчегом со «священными» книгами день и ночь горел неугасимый светильник.
Крыша синагоги должна была возвышаться над всеми окружающими домами, а если не крыша, то хотя бы высокий шпиль, отдаленно напоминающий колокольни современных церквей или минареты мусульманских мечетей.
На колоннах у входа висели кружки для сбора пожертвований, всегда готовые поглотить приношения доверчивых простаков.
Как видите, основатели христианской религии скопировали все изобретения иудаизма до мельчайших подробностей.
Во главе каждой синагоги стояли раввин и совет старейшин (их называли пастырями). Этот синклит руководил всеми религиозными отправлениями, судил, рядил, карал и даже изгонял из общины смельчаков, не принимавших всерьез весь этот святой балаган. В крайних же случаях, когда дерзость богохульника переходила в святотатство, совет пастырей мог заковать провинившегося в цепи и отправить в синедрион, высший духовный совет Иерусалима.
Главную роль в синагогальном совете играл персонаж, носивший не лишенное приятности имя, — его называли ангелом. Чаще всего это был какой-нибудь согбенный старик, беззубый, слюнявый, сморщенный, как гриб, и лысый, как страусиное яйцо. Тем не менее его величали ангелом, хотя вследствие этого у верующих могло возникнуть не слишком высокое мнение о небожителях. Следующим за достойными старцами шел так называемый шаззан, священнослужитель второго разряда, в обязанности которого входило подавать чтецу «священные» книги, открывать и закрывать двери и делать все необходимые приготовления для обрядов.
Что касается порядка службы, то он был раз и навсегда определен особыми предписаниями. При входе нужно было омыть пальцы в «святой» воде, так сказать умыть руки. Вытянув омытые руки перед собой, жрец читал молитву. Затем все присутствующие затягивали псалом. Каждый старался петь более или менее в такт, но все равно какофония стояла невообразимая, и лишь пронзительные выкрики чтеца прорезали несвязный рев. Затем священник обращался к молящимся с увещеваниями, и те хором отвечали ему: «Аминь!» После этого шли восемнадцать благословений и, наконец, основное блюдо — проповедь. Обычно отдувался местный раввин, но когда в синагоге оказывался какой-нибудь известный приезжий богослов, его тотчас затаскивали на возвышение, чтобы послушать мудрые речи.
Когда Иисус прибыл в Назарет, был как раз день торжественного богослужения. Приверженцы Иисуса заранее собрались в синагогу, чтобы устроить ему подобающую встречу. Но пока они смешались с толпой и ждали. Миропомазанный приоделся. Сведущие богословы утверждают, что в тот день на нем были длинный широкий бурнус, а на голове — платок, перевязанный, на манер бедуинов, веревкой на уровне лба. Из обычной одежды на нем остался только его хитон. Кстати, этот хитон заслуживает особого внимания. Он был без единого шва. Понимаете? Без единого! И он служил Иисусу со дня рождения!!!
Этот идеальный хитон обладал удивительным свойством: он рос и растягивался по мере того, как росло и развивалось тело Иисуса. Члены его становились крупнее, мускулистее, они даже изредка напрягались. Однако хитон ни разу не лопнул. Когда у Иисуса появлялось брюшко, хитон расширялся, когда же хозяин его сбрасывал жирок, чудесный хитон садился. Иисус сохранил его до самой смерти. Позднее мы узнаем, что с ним потом стало, ибо с этим одеянием тоже связана особая легенда.
Итак, добрый приятель самарянки внезапно появился в своем бедуинском наряде посреди назаретской синагоги. По данному знаку сторонники его хором закричали:
— Учитель! Доктор! Доктор из Иерусалима! Пусть говорит! Пусть говорит! Тотчас же, словно его и в самом деле пожелало слушать большинство присутствующих, Иисус бросился к возвышению и быстро выхватил из рук шаззана длинный свиток папируса, навитый на палочку из слоновой кости; на таких свитках раньше записывали «священные» тексты.
Развернув папирус, Иисус принялся читать, вернее, сделал вид, что читает:
— Пророчество Исаии… Внимание! «Дух господень на мне, ибо он помазал меня благовествовать нищим, и послал меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето господне благоприятное!» (Исаия, глава 61, стихи 1-2) (Лука, глава 4, стихи 18-19).
Нетрудно понять, как наш хитрец намеревался использовать эту умело выбранную цитату!
Свернув свиток, он отдал его служителю и сел.
«Глаза всех в синагоге были устремлены на него», — утверждает евангелие (Лука, глава 4, стих 20).
И тогда он торжественно заговорил:
— Дамы и господа! Сегодня предсказание, которое я вам прочел, исполнилось! Слова его прозвучали как благовест.
Толпа верующих, всегда готовая проглотить любое месиво, лишь бы ей преподносили его с достаточной торжественностью, как зачарованная смотрела Иисусу в рот и ловила каждый звук, слетавший с велемудрых уст ученого богослова.
Иисус уже хотел было продолжать, когда один из присутствующих, не столь наивный, как остальные, вдруг закричал:
— Стойте! Лопни мои глаза, если это не сын Иосифа! Ей-богу, это же наш плотник!
Достаточно было этого возгласа, чтобы все очарование Иисуса рухнуло. Тот, кто знает впечатлительность толпы и неустойчивость ее симпатий, легко поймет, как внезапно переменилось настроение собравшихся.
Кое-кто из верующих с самого начала бормотал про себя:
«Где же я видел этого парня? Знакомая рожа…» А когда менее наивный закричал: «Это плотник», вся синагога ответила ему хором, но только не «аминь», а «вот так черт!».
И тогда началась буря. Каждый чувствовал себя оскорбленным, каждый старался отыграться, и ехидные вопросы сыпались на миропомазанного со всех сторон:
— Эй, Иисус, где твой рубанок?
— Надо же иметь нахальство!
— Как поживают твои домашние, пророк?
— Он хотел нас околпачить, друзья!
— Ты что, сменил плотничье ремесло на фиглярство? Строить рожи полегче, чем дома?
— Не тебе толковать пророков, особенно Исаию! Ведь его распилили плотничьей пилой!
— А откуда у тебя звание доктора? Уж не от папаши ли Иосифа?
— Плотник потому и взялся за Исаию, чтобы еще раз его убить!
— Возвращайся к своему верстаку, Иисус!
— Если ты доктор, исцели для начала самого себя! Ведь ты не в себе бедняжка, тебе надо бы полечиться!
Насмешки сыпались на сына голубя как град. Он пытался отвести грозу. Воспользовавшись секундной паузой, Иисус снова заговорил, перекрывая шум:
— Я слышал, кто-то кричал мне: «Врач, исцели себя сам!» Я вас понимаю. Судя по вашим возгласам, вы мне не очень-то верите. Вы, конечно, хотели бы, чтобы я при вас в Назарете сотворил те же чудеса, которые, как вы слышали, я творил в Кане Галилейской; тогда бы вы в меня уверовали. Разрешите привести вам одно сравнение. Когда в дни пророка Илии три года и шесть месяцев не шли дожди и сделался большой голод по всей земле, много вдов было в Израиле, однако Илия пришел на помощь только одной вдове, и это была язычница из Сарепты Сидонской. Было также много прокаженных в Израиле при пророке Елисее. Но кого исцелил Елисей? Думаете, одного из своих соплеменников? Как бы не так! Он исцелил Неемана, сирийского военачальника. Но если такие пророки, как Илия и Елисей, предпочитали творить свои чудеса перед чужестранцами, почему бы и мне не последовать их примеру?
Ответ, как видите, довольно нахальный. Естественно, что он вызвал общее недовольство. «Услышав это, все в синагоге исполнились ярости» (Лука, глава 4, стих 28). Еще бы! Их, жителей Назарета, сравнили с язычниками и прокаженными! Это уж было слишком!
На сей раз Иисус услышал не ропот, а единодушный вопль негодования:
— Долой! В шею его! Вон его!
Собравшиеся бросились к оратору, стянули его с возвышения и вышибли из синагоги, подгоняя пинками и тумаками.
Иисусу досталось на орехи, однако он только посмеивался в жиденькую бороденку. При каждом ударе кулаком по загривку или коленом пониже спины он удовлетворенно бормотал про себя:
— Лупите, дорогие сограждане, старайтесь, бейте! Сейчас я вас кое-чем удивлю!
А те и в самом деле старались, даже не подозревая, что им готовится. Они гнали миропомазанного перед собой, подбадривая затрещинами и подзатыльниками. Так они довели его до ближайшей горы, возвышавшейся над городом. Там, на вершине, был обрыв, и наши маловеры явно намеревались сбросить нахального плотника с порядочной высоты.
Но, когда они достигли края обрыва, Иисус неожиданно пустил в ход свою божественную сущность: раздвинул всех и, «пройдя посреди них, удалился» (Лука, глава 4, стихи 15-30).
Назаретяне буквально позеленели. Однако Иисус их так обозлил, что, несмотря на чудо, ни один из них в него не уверовал.
Сын голубя был этим весьма огорчен. Уверуй хоть один, он мог бы гордиться блестящим уроком, преподанным недоверчивым соотечественникам: ведь он показал им свое всемогущество! А так чудо пропало зря и только напоминало ему о неудачном выступлении в синагоге. Это был полный провал.
Подумать только! Бог и треть бога одновременно, он оказал Назарету величайшую честь, более двадцати лет считаясь его уроженцем, и вот как его отблагодарила родина!
Он не пожалел труда, чтобы растолковать согражданам, что предсказания Исаии уже исполнились, и они его дружно освистали, словно тенора, пустившего петуха! Самолюбие Иисуса было уязвлено не на шутку. Что касается апостолов, то их во время свалки не было ни видно, ни слышно. Может быть, кто-то из них и вступился за учителя, может быть, даже пытался спасти его от гибели в пропасти, но евангелие об этом почему-то не упоминает. Странно… По-видимому, решив, что дело плохо, верные ученики Христа убрались от греха подальше и были весьма удивлены, когда их учитель вернулся с горы целым и невредимым. Если бы Иисус их спросил: «Где вас носило?» — они бы наверняка ответили, что сделали все от них зависящее, дабы спасти дорогого учителя от погибели, однако все их усилия оказались тщетными, ибо давка в синагоге,
…ярость толпы… и так далее и тому подобное.
Лука, глава 4, стихи 28-30.
Закончив свои пропагандистские выступления в Самарии, Иисус возвратился в Галилею и направился в Назарет.
Насмешки, которыми его встречали назаретяне после событий в Кане, не давали Иисусу покоя, но он не отчаивался и мечтал когда-нибудь удивить земляков, знавших его простым плотником. Слух о скандале в Иерусалиме, думал он, должен дойти и до Назарета. Если по дороге ему удастся еще чем-нибудь упрочить свою славу, то в своем скромном городке его ждет настоящий триумф.
Ради этой цели он повсюду, где только представлялся случай, выдавал себя за ученого, весьма сведущего во всех богословских вопросах.
Его принимали в синагогах и просили выступить с проповедями. Предоставляю читателю судить о том, насколько охотно наш миром помазанный сын голубя давал свое согласие и ловко ли работал он языком.
Первый попавшийся стих из Библии служил ему темой для бесконечных словоизлияний.
Заметьте, что, хотя Иисус и не получил образования, он с полным правом называл себя доктором богословия. То, что являлось бы незаконным со стороны другого, с его стороны выглядело совершенно естественно: ведь он был сыном голубя и был семи пядей во лбу и чушь, которая могла сорваться у него с языка, являлась пророчеством, поскольку она исходила от божественного существа. Только голубь, его отец и компаньон по святой троице, нес ответственность за его речи; они были внушены голубем, и в случае какой-либо промашки вина, разумеется, пала бы все на того же голубя. Итак, Иисус продолжал делать свое дело, не опасаясь критики. Придя в одно селение, он прежде всего поспешил в синагогу, где как раз шла служба.
В то время все синагоги строились на один манер. Они отличались друг от друга лишь богатствами и размерами — соответственно значению города. Все они представляли собой длинный зал, расположенный между двумя портиками, в конце которого находилось святилище. В синагогах не было ни икон, ни алтаря, но зато стоял деревянный сундук, где под покрывалом хранились «священные» книги Израиля. Этот предмет меблировки, по форме напоминавший ящик, в котором сидел бог во время ночного разговора с юношей Самуилом, занимал в синагоге почетное место.
Самой же высокочтимой частью синагоги было святилище. Именно там находились сиденья, на коих покоились почтенные зады книжников и фарисеев; там же были места, предназначенные для наиболее состоятельных верующих, ибо толстосумы во все времена пользовались особым уважением церковников, а святая мошна была и есть для них святейшее из святых. Посредине синагоги находилось возвышение, своего рода эстрада. С нее раввин читал «священные» книги и наставлял верующих.
Что же касается паствы, то ей предоставлялось устраиваться в нефе, разделенном барьером на две части — одна для мужчин, другая для женщин. Перед ковчегом со «священными» книгами день и ночь горел неугасимый светильник.
Крыша синагоги должна была возвышаться над всеми окружающими домами, а если не крыша, то хотя бы высокий шпиль, отдаленно напоминающий колокольни современных церквей или минареты мусульманских мечетей.
На колоннах у входа висели кружки для сбора пожертвований, всегда готовые поглотить приношения доверчивых простаков.
Как видите, основатели христианской религии скопировали все изобретения иудаизма до мельчайших подробностей.
Во главе каждой синагоги стояли раввин и совет старейшин (их называли пастырями). Этот синклит руководил всеми религиозными отправлениями, судил, рядил, карал и даже изгонял из общины смельчаков, не принимавших всерьез весь этот святой балаган. В крайних же случаях, когда дерзость богохульника переходила в святотатство, совет пастырей мог заковать провинившегося в цепи и отправить в синедрион, высший духовный совет Иерусалима.
Главную роль в синагогальном совете играл персонаж, носивший не лишенное приятности имя, — его называли ангелом. Чаще всего это был какой-нибудь согбенный старик, беззубый, слюнявый, сморщенный, как гриб, и лысый, как страусиное яйцо. Тем не менее его величали ангелом, хотя вследствие этого у верующих могло возникнуть не слишком высокое мнение о небожителях. Следующим за достойными старцами шел так называемый шаззан, священнослужитель второго разряда, в обязанности которого входило подавать чтецу «священные» книги, открывать и закрывать двери и делать все необходимые приготовления для обрядов.
Что касается порядка службы, то он был раз и навсегда определен особыми предписаниями. При входе нужно было омыть пальцы в «святой» воде, так сказать умыть руки. Вытянув омытые руки перед собой, жрец читал молитву. Затем все присутствующие затягивали псалом. Каждый старался петь более или менее в такт, но все равно какофония стояла невообразимая, и лишь пронзительные выкрики чтеца прорезали несвязный рев. Затем священник обращался к молящимся с увещеваниями, и те хором отвечали ему: «Аминь!» После этого шли восемнадцать благословений и, наконец, основное блюдо — проповедь. Обычно отдувался местный раввин, но когда в синагоге оказывался какой-нибудь известный приезжий богослов, его тотчас затаскивали на возвышение, чтобы послушать мудрые речи.
Когда Иисус прибыл в Назарет, был как раз день торжественного богослужения. Приверженцы Иисуса заранее собрались в синагогу, чтобы устроить ему подобающую встречу. Но пока они смешались с толпой и ждали. Миропомазанный приоделся. Сведущие богословы утверждают, что в тот день на нем были длинный широкий бурнус, а на голове — платок, перевязанный, на манер бедуинов, веревкой на уровне лба. Из обычной одежды на нем остался только его хитон. Кстати, этот хитон заслуживает особого внимания. Он был без единого шва. Понимаете? Без единого! И он служил Иисусу со дня рождения!!!
Этот идеальный хитон обладал удивительным свойством: он рос и растягивался по мере того, как росло и развивалось тело Иисуса. Члены его становились крупнее, мускулистее, они даже изредка напрягались. Однако хитон ни разу не лопнул. Когда у Иисуса появлялось брюшко, хитон расширялся, когда же хозяин его сбрасывал жирок, чудесный хитон садился. Иисус сохранил его до самой смерти. Позднее мы узнаем, что с ним потом стало, ибо с этим одеянием тоже связана особая легенда.
Итак, добрый приятель самарянки внезапно появился в своем бедуинском наряде посреди назаретской синагоги. По данному знаку сторонники его хором закричали:
— Учитель! Доктор! Доктор из Иерусалима! Пусть говорит! Пусть говорит! Тотчас же, словно его и в самом деле пожелало слушать большинство присутствующих, Иисус бросился к возвышению и быстро выхватил из рук шаззана длинный свиток папируса, навитый на палочку из слоновой кости; на таких свитках раньше записывали «священные» тексты.
Развернув папирус, Иисус принялся читать, вернее, сделал вид, что читает:
— Пророчество Исаии… Внимание! «Дух господень на мне, ибо он помазал меня благовествовать нищим, и послал меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето господне благоприятное!» (Исаия, глава 61, стихи 1-2) (Лука, глава 4, стихи 18-19).
Нетрудно понять, как наш хитрец намеревался использовать эту умело выбранную цитату!
Свернув свиток, он отдал его служителю и сел.
«Глаза всех в синагоге были устремлены на него», — утверждает евангелие (Лука, глава 4, стих 20).
И тогда он торжественно заговорил:
— Дамы и господа! Сегодня предсказание, которое я вам прочел, исполнилось! Слова его прозвучали как благовест.
Толпа верующих, всегда готовая проглотить любое месиво, лишь бы ей преподносили его с достаточной торжественностью, как зачарованная смотрела Иисусу в рот и ловила каждый звук, слетавший с велемудрых уст ученого богослова.
Иисус уже хотел было продолжать, когда один из присутствующих, не столь наивный, как остальные, вдруг закричал:
— Стойте! Лопни мои глаза, если это не сын Иосифа! Ей-богу, это же наш плотник!
Достаточно было этого возгласа, чтобы все очарование Иисуса рухнуло. Тот, кто знает впечатлительность толпы и неустойчивость ее симпатий, легко поймет, как внезапно переменилось настроение собравшихся.
Кое-кто из верующих с самого начала бормотал про себя:
«Где же я видел этого парня? Знакомая рожа…» А когда менее наивный закричал: «Это плотник», вся синагога ответила ему хором, но только не «аминь», а «вот так черт!».
И тогда началась буря. Каждый чувствовал себя оскорбленным, каждый старался отыграться, и ехидные вопросы сыпались на миропомазанного со всех сторон:
— Эй, Иисус, где твой рубанок?
— Надо же иметь нахальство!
— Как поживают твои домашние, пророк?
— Он хотел нас околпачить, друзья!
— Ты что, сменил плотничье ремесло на фиглярство? Строить рожи полегче, чем дома?
— Не тебе толковать пророков, особенно Исаию! Ведь его распилили плотничьей пилой!
— А откуда у тебя звание доктора? Уж не от папаши ли Иосифа?
— Плотник потому и взялся за Исаию, чтобы еще раз его убить!
— Возвращайся к своему верстаку, Иисус!
— Если ты доктор, исцели для начала самого себя! Ведь ты не в себе бедняжка, тебе надо бы полечиться!
Насмешки сыпались на сына голубя как град. Он пытался отвести грозу. Воспользовавшись секундной паузой, Иисус снова заговорил, перекрывая шум:
— Я слышал, кто-то кричал мне: «Врач, исцели себя сам!» Я вас понимаю. Судя по вашим возгласам, вы мне не очень-то верите. Вы, конечно, хотели бы, чтобы я при вас в Назарете сотворил те же чудеса, которые, как вы слышали, я творил в Кане Галилейской; тогда бы вы в меня уверовали. Разрешите привести вам одно сравнение. Когда в дни пророка Илии три года и шесть месяцев не шли дожди и сделался большой голод по всей земле, много вдов было в Израиле, однако Илия пришел на помощь только одной вдове, и это была язычница из Сарепты Сидонской. Было также много прокаженных в Израиле при пророке Елисее. Но кого исцелил Елисей? Думаете, одного из своих соплеменников? Как бы не так! Он исцелил Неемана, сирийского военачальника. Но если такие пророки, как Илия и Елисей, предпочитали творить свои чудеса перед чужестранцами, почему бы и мне не последовать их примеру?
Ответ, как видите, довольно нахальный. Естественно, что он вызвал общее недовольство. «Услышав это, все в синагоге исполнились ярости» (Лука, глава 4, стих 28). Еще бы! Их, жителей Назарета, сравнили с язычниками и прокаженными! Это уж было слишком!
На сей раз Иисус услышал не ропот, а единодушный вопль негодования:
— Долой! В шею его! Вон его!
Собравшиеся бросились к оратору, стянули его с возвышения и вышибли из синагоги, подгоняя пинками и тумаками.
Иисусу досталось на орехи, однако он только посмеивался в жиденькую бороденку. При каждом ударе кулаком по загривку или коленом пониже спины он удовлетворенно бормотал про себя:
— Лупите, дорогие сограждане, старайтесь, бейте! Сейчас я вас кое-чем удивлю!
А те и в самом деле старались, даже не подозревая, что им готовится. Они гнали миропомазанного перед собой, подбадривая затрещинами и подзатыльниками. Так они довели его до ближайшей горы, возвышавшейся над городом. Там, на вершине, был обрыв, и наши маловеры явно намеревались сбросить нахального плотника с порядочной высоты.
Но, когда они достигли края обрыва, Иисус неожиданно пустил в ход свою божественную сущность: раздвинул всех и, «пройдя посреди них, удалился» (Лука, глава 4, стихи 15-30).
Назаретяне буквально позеленели. Однако Иисус их так обозлил, что, несмотря на чудо, ни один из них в него не уверовал.
Сын голубя был этим весьма огорчен. Уверуй хоть один, он мог бы гордиться блестящим уроком, преподанным недоверчивым соотечественникам: ведь он показал им свое всемогущество! А так чудо пропало зря и только напоминало ему о неудачном выступлении в синагоге. Это был полный провал.
Подумать только! Бог и треть бога одновременно, он оказал Назарету величайшую честь, более двадцати лет считаясь его уроженцем, и вот как его отблагодарила родина!
Он не пожалел труда, чтобы растолковать согражданам, что предсказания Исаии уже исполнились, и они его дружно освистали, словно тенора, пустившего петуха! Самолюбие Иисуса было уязвлено не на шутку. Что касается апостолов, то их во время свалки не было ни видно, ни слышно. Может быть, кто-то из них и вступился за учителя, может быть, даже пытался спасти его от гибели в пропасти, но евангелие об этом почему-то не упоминает. Странно… По-видимому, решив, что дело плохо, верные ученики Христа убрались от греха подальше и были весьма удивлены, когда их учитель вернулся с горы целым и невредимым. Если бы Иисус их спросил: «Где вас носило?» — они бы наверняка ответили, что сделали все от них зависящее, дабы спасти дорогого учителя от погибели, однако все их усилия оказались тщетными, ибо давка в синагоге,
…ярость толпы… и так далее и тому подобное.
Глава 25. ИСЦЕЛЕНИЕ НА РАССТОЯНИИ.
Иисус сказал ему: вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес. Царедворец говорит ему: господи! приди, пока не умер сын мой.
Иисус говорит ему: пойди, сын твой здоров. Он поверил слову, которое сказал ему Иисус, и пошел.
На дороге встретили его слуги его и сказали: сын твой здоров.
Иоанн, глава 4, стихи 48-51.
Выгнанный из Назарета, Иисус отправился в Кану, а оттуда дальше и так обошел все маленькие города, расположенные на берегу Тивериадского озера.
В предыдущей главе мы уже говорили, из кого главным образом состояло население таких городков. В сущности, это были модные курорты, куда съезжалась жаждущая развлечений публика и, разумеется, самые бойкие девицы со всей Иудеи и Галилеи.
Евангелие утверждает, что Христос был убежденным и образцовым бродягой; всю жизнь он якобы не имел ни кола ни двора и никогда не знал, где ему преклонить свою голову.
Мне кажется, евангелисты преувеличивают.
Иисус был не так уж прост, чтобы не иметь никакого пристанища. Допустим, ему нравилось ночевать под открытым небом — я не возражаю, — но никто не заставит меня поверить, что пологом над головой ему всегда служил небосвод, усыпанный звездами. Тем более, что женщины сходили по нему с ума, — это общеизвестно. Не удивительно, что он частенько вступал в самые интимные отношения с дамами легкого поведения.
По большей части это были просто гулящие девки, которые на все махнули рукой и пустились во все тяжкие. Именно они повсюду оказывали Иисусу наилучший прием.
Многочисленные подтверждения тому нетрудно отыскать на каждой странице евангелия.
Учитывая это обстоятельство, вряд ли кто-нибудь поверит, что наш любезный и красноречивый герой так уж часто ночевал на улице.
Итак, он путешествовал из Каны в Эммаус, из Эммауса в Тивериаду, из Тивериады в Магдалу, из Магдалы в Геннисарет, из Геннисарета в Капернаум, из Капернаума в Вифсаиду, из Вифсаиды в Хоразин и повсюду производил фурор: чары его оказывали неотразимое действие! Наш малость неотесанный обольститель бесспорно был оригинален, а, как известно, любительницы запретных плодов всегда испытывали непреодолимое влечение ко всему, что хоть чем-нибудь отличается по вкусу от банальной повседневной жвачки. Однажды, когда Иисус прогуливался по Кане, к нему вдруг приблизился один из царедворцев Ирода.
«Ай-ай-ай! — сказал про себя наш артист. — Похоже, придется мне делить в каталажке нары с моим кузеном Иоанном Крестителем!»
Пятеро учеников — их все еще было только пять — начали тревожно озираться, готовясь задать лататы и заранее отыскивая местечко поукромней. У всей компании сжалось сердце и затряслись поджилки; однако на сей раз они отделались легким испугом.
У царедворца не было никаких враждебных намерений: он держал в руках свиток, но это был вовсе не ордер на арест.
Бравый вояка — царедворец имел офицерский чин — только что получил из Капернаума письмо от своих домашних, в котором говорилось, что сын его заболел и вот-вот преставится.
Евангелие не сообщает имени царедворца. Некоторые богословы полагают, что это был некий Манаил, сын царской кормилицы или «совоспитанник Ирода», то есть его молочный брат; он упоминается в числе первых христиан (Деяния апостолов, глава 13, стих 1). Другие утверждают, что это был домоправитель Ирода Хуза, чья жена Иоанна вместе с прочими галилеянками последовала за Христом (Евангелие от Луки, глава 8, стих 3). Впрочем, имя его не имеет никакого значения.
Царедворец узнал о нашем бродяге по слухам, которыми полнился город. Он — де претворил воду в вино, он-де читал в сердцах и рассказывал всем встречным и поперечным об их самых тайных помыслах и делах — короче, слыл настоящим волшебником!
Известно, как любят досужие сплетники в маленьких городах раздувать и преувеличивать малейший пустяк. Благодаря россказням наивных провинциалов Иисус превратился для многих в несравненного исцелителя, знающего какие-то таинственные, безотказные средства от всех болезней.
В общем, хотя бывший плотник еще не совершил ни одного сколько-нибудь выдающегося исцеления, он уже приобрел славу знаменитого врачевателя. Впрочем, он имел на нее право: ведь он в конце концов был сыном голубя, а когда ты родился от голубя, тебе уже никакие чудеса нипочем.
Итак, царедворец предстал перед Иисусом со слезами на глазах.
— Учитель! — сказал он. — Прочтите это письмо, которое я получил из Капернаума.
Иисус взял папирус и пробежал его глазами.
— А при чем тут я? — спросил он. — Я не имею чести знать ни вас, ни вашего сына. Конечно, печально, что молодой человек заболел, я вам искренне сочувствую.
Но царедворец явился к Иисусу вовсе не для того, чтобы выслушивать банальные соболезнования.
— Учитель! — заговорил он снова. — Вчера у постели моего сына собрался консилиум лучших врачей. Самые ученые доктора объявили, что мое дитя обречено. Ему уже не выкарабкаться…
— Это весьма прискорбно.
— Кому вы это говорите? Я ведь отец! Но вы, учитель, неужели вы не можете спасти моего дорогого сыночка?
— Что вы? Я этого не сказал.
— Умоляю вас, заклинаю всем святым, готов даже стать перед вами на колени, — видите? — только спасите, исцелите моего сына! Он умирает!
Иисус подпер ладонью подбородок и на минуту погрузился в размышления. Потом он сказал:
— Если не ошибаюсь, вы просите у меня чуда… Я не могу вам отказать. Но позвольте заметить: все вы, иудеи, одинаковы! Пока я не совершу вам чуда по первому требованию, никто из вас в меня не верит.
Царедворец готов был на все.
— Господи! — вскричал он душераздирающим голосом. — Во имя всего самого дорогого для вас прошу вас, поспешите в Капернаум, пока мой бедный сын еще жив!
Какая восхитительная наивность, не правда ли? Царедворец верил в сверхъестественные способности Христа, поскольку пришел к нему просить чуда. Но если Иисус мог творить чудеса, зачем ему было тащиться к постели умирающего в Капернаум? Он с тем же успехом мог проделать свой маленький фокус на расстоянии!
Во всяком случае, Иисус решил именно так и поступить. В Кане у него, несомненно, было назначено на вечер какое-нибудь свидание, и ему вовсе не хотелось шагать по жаре за десятки километров. С какой стати, если несчастного юнца можно было спасти без лишних хлопот?
Поэтому, когда царедворец повторил свою просьбу, Иисус ему возразил:
— Друг мой, а зачем, собственно, мне приходить к ложу вашего сына? Сейчас он жив.
— Жив? — вскричал отец, — Хотелось бы верить. Но все равно жить ему осталось недолго…
— Да нет же, ваш сын чувствует себя как молодой бог!
— Господи, возможно ли это?
— Ступайте к нему и убедитесь. Раз, два, три — ваш сын исцелился! Успокоенный этими словами, царедворец отправился в Капернаум. Был седьмой час по местному времени.
Наш царедворец так верил в слова бродячего чудотворца, что даже не спешил увидеть своего сына. По пути он задержался и переночевал в придорожной харчевне.
На следующее утро едва он тронулся в путь, как увидел своих слуг, спешивших к нему в Кану.
— Радуйся! — закричали они, полагая, что сообщают замечательную новость. — Твой сын здоров!
— Знаю, — ответил он флегматично. — А когда ему полегчало?
— Вчера, в седьмом часу.
— Я был в этом уверен.
Нет нужды говорить о том, что слуги так и не поняли, откуда у их хозяина вдруг такая глубокая проницательность. Долго еще ломали они головы, пытаясь разобраться в этом таинственном происшествии, но так ничего и не придумали.
Что касается царедворца, то он обо всем рассказал домашним «и уверовал сам и весь дом его» (Иоанн, глава 4, стихи 46-54).
В свою очередь и мы, друзья читатели, без колебаний можем занести этот случай в актив Иисуса. На сей раз он вел себя совсем по-божески… Жаль только, что эта мифическая личность в действительности никогда не существовала.
Иисус говорит ему: пойди, сын твой здоров. Он поверил слову, которое сказал ему Иисус, и пошел.
На дороге встретили его слуги его и сказали: сын твой здоров.
Иоанн, глава 4, стихи 48-51.
Выгнанный из Назарета, Иисус отправился в Кану, а оттуда дальше и так обошел все маленькие города, расположенные на берегу Тивериадского озера.
В предыдущей главе мы уже говорили, из кого главным образом состояло население таких городков. В сущности, это были модные курорты, куда съезжалась жаждущая развлечений публика и, разумеется, самые бойкие девицы со всей Иудеи и Галилеи.
Евангелие утверждает, что Христос был убежденным и образцовым бродягой; всю жизнь он якобы не имел ни кола ни двора и никогда не знал, где ему преклонить свою голову.
Мне кажется, евангелисты преувеличивают.
Иисус был не так уж прост, чтобы не иметь никакого пристанища. Допустим, ему нравилось ночевать под открытым небом — я не возражаю, — но никто не заставит меня поверить, что пологом над головой ему всегда служил небосвод, усыпанный звездами. Тем более, что женщины сходили по нему с ума, — это общеизвестно. Не удивительно, что он частенько вступал в самые интимные отношения с дамами легкого поведения.
По большей части это были просто гулящие девки, которые на все махнули рукой и пустились во все тяжкие. Именно они повсюду оказывали Иисусу наилучший прием.
Многочисленные подтверждения тому нетрудно отыскать на каждой странице евангелия.
Учитывая это обстоятельство, вряд ли кто-нибудь поверит, что наш любезный и красноречивый герой так уж часто ночевал на улице.
Итак, он путешествовал из Каны в Эммаус, из Эммауса в Тивериаду, из Тивериады в Магдалу, из Магдалы в Геннисарет, из Геннисарета в Капернаум, из Капернаума в Вифсаиду, из Вифсаиды в Хоразин и повсюду производил фурор: чары его оказывали неотразимое действие! Наш малость неотесанный обольститель бесспорно был оригинален, а, как известно, любительницы запретных плодов всегда испытывали непреодолимое влечение ко всему, что хоть чем-нибудь отличается по вкусу от банальной повседневной жвачки. Однажды, когда Иисус прогуливался по Кане, к нему вдруг приблизился один из царедворцев Ирода.
«Ай-ай-ай! — сказал про себя наш артист. — Похоже, придется мне делить в каталажке нары с моим кузеном Иоанном Крестителем!»
Пятеро учеников — их все еще было только пять — начали тревожно озираться, готовясь задать лататы и заранее отыскивая местечко поукромней. У всей компании сжалось сердце и затряслись поджилки; однако на сей раз они отделались легким испугом.
У царедворца не было никаких враждебных намерений: он держал в руках свиток, но это был вовсе не ордер на арест.
Бравый вояка — царедворец имел офицерский чин — только что получил из Капернаума письмо от своих домашних, в котором говорилось, что сын его заболел и вот-вот преставится.
Евангелие не сообщает имени царедворца. Некоторые богословы полагают, что это был некий Манаил, сын царской кормилицы или «совоспитанник Ирода», то есть его молочный брат; он упоминается в числе первых христиан (Деяния апостолов, глава 13, стих 1). Другие утверждают, что это был домоправитель Ирода Хуза, чья жена Иоанна вместе с прочими галилеянками последовала за Христом (Евангелие от Луки, глава 8, стих 3). Впрочем, имя его не имеет никакого значения.
Царедворец узнал о нашем бродяге по слухам, которыми полнился город. Он — де претворил воду в вино, он-де читал в сердцах и рассказывал всем встречным и поперечным об их самых тайных помыслах и делах — короче, слыл настоящим волшебником!
Известно, как любят досужие сплетники в маленьких городах раздувать и преувеличивать малейший пустяк. Благодаря россказням наивных провинциалов Иисус превратился для многих в несравненного исцелителя, знающего какие-то таинственные, безотказные средства от всех болезней.
В общем, хотя бывший плотник еще не совершил ни одного сколько-нибудь выдающегося исцеления, он уже приобрел славу знаменитого врачевателя. Впрочем, он имел на нее право: ведь он в конце концов был сыном голубя, а когда ты родился от голубя, тебе уже никакие чудеса нипочем.
Итак, царедворец предстал перед Иисусом со слезами на глазах.
— Учитель! — сказал он. — Прочтите это письмо, которое я получил из Капернаума.
Иисус взял папирус и пробежал его глазами.
— А при чем тут я? — спросил он. — Я не имею чести знать ни вас, ни вашего сына. Конечно, печально, что молодой человек заболел, я вам искренне сочувствую.
Но царедворец явился к Иисусу вовсе не для того, чтобы выслушивать банальные соболезнования.
— Учитель! — заговорил он снова. — Вчера у постели моего сына собрался консилиум лучших врачей. Самые ученые доктора объявили, что мое дитя обречено. Ему уже не выкарабкаться…
— Это весьма прискорбно.
— Кому вы это говорите? Я ведь отец! Но вы, учитель, неужели вы не можете спасти моего дорогого сыночка?
— Что вы? Я этого не сказал.
— Умоляю вас, заклинаю всем святым, готов даже стать перед вами на колени, — видите? — только спасите, исцелите моего сына! Он умирает!
Иисус подпер ладонью подбородок и на минуту погрузился в размышления. Потом он сказал:
— Если не ошибаюсь, вы просите у меня чуда… Я не могу вам отказать. Но позвольте заметить: все вы, иудеи, одинаковы! Пока я не совершу вам чуда по первому требованию, никто из вас в меня не верит.
Царедворец готов был на все.
— Господи! — вскричал он душераздирающим голосом. — Во имя всего самого дорогого для вас прошу вас, поспешите в Капернаум, пока мой бедный сын еще жив!
Какая восхитительная наивность, не правда ли? Царедворец верил в сверхъестественные способности Христа, поскольку пришел к нему просить чуда. Но если Иисус мог творить чудеса, зачем ему было тащиться к постели умирающего в Капернаум? Он с тем же успехом мог проделать свой маленький фокус на расстоянии!
Во всяком случае, Иисус решил именно так и поступить. В Кане у него, несомненно, было назначено на вечер какое-нибудь свидание, и ему вовсе не хотелось шагать по жаре за десятки километров. С какой стати, если несчастного юнца можно было спасти без лишних хлопот?
Поэтому, когда царедворец повторил свою просьбу, Иисус ему возразил:
— Друг мой, а зачем, собственно, мне приходить к ложу вашего сына? Сейчас он жив.
— Жив? — вскричал отец, — Хотелось бы верить. Но все равно жить ему осталось недолго…
— Да нет же, ваш сын чувствует себя как молодой бог!
— Господи, возможно ли это?
— Ступайте к нему и убедитесь. Раз, два, три — ваш сын исцелился! Успокоенный этими словами, царедворец отправился в Капернаум. Был седьмой час по местному времени.
Наш царедворец так верил в слова бродячего чудотворца, что даже не спешил увидеть своего сына. По пути он задержался и переночевал в придорожной харчевне.
На следующее утро едва он тронулся в путь, как увидел своих слуг, спешивших к нему в Кану.
— Радуйся! — закричали они, полагая, что сообщают замечательную новость. — Твой сын здоров!
— Знаю, — ответил он флегматично. — А когда ему полегчало?
— Вчера, в седьмом часу.
— Я был в этом уверен.
Нет нужды говорить о том, что слуги так и не поняли, откуда у их хозяина вдруг такая глубокая проницательность. Долго еще ломали они головы, пытаясь разобраться в этом таинственном происшествии, но так ничего и не придумали.
Что касается царедворца, то он обо всем рассказал домашним «и уверовал сам и весь дом его» (Иоанн, глава 4, стихи 46-54).
В свою очередь и мы, друзья читатели, без колебаний можем занести этот случай в актив Иисуса. На сей раз он вел себя совсем по-божески… Жаль только, что эта мифическая личность в действительности никогда не существовала.
Глава 26. ОДЕРЖИМЫЙ ДЬЯВОЛОМ.
В синагоге их был человек, одержимый духом нечистым, и вскричал:
Оставь! что тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас. Знаю тебя, кто ты, святый божий.
Но Иисус запретил ему, говоря: замолчи и выйди из него.
Тогда дух нечистый, сотрясши его и вскричав громким голосом, вышел из него.
Марк, глава 1, стихи 23-26.
Весьма по-разному в те дни относились к Иисусу в Назарете и Капернауме: если в первом городе Христа терпеть не могли, то во втором он уже приобрел славу маститого чудотворца.
Варфоломей, любимчик Иоанн и три других ученика рассказывали всем, кто хотел их слушать, многозначительную историю с сыном царедворца. Они старались вовсю, и уже на следующий день многие сбежались посмотреть на бродячего исцелителя.
Этот следующий день был субботой, днем покоя, еврейским воскресеньем, когда святоши неукоснительно являются в синагогу.
В субботу богослужение начиналось с раннего утра. Иисус не преминул явиться в синагогу в час «пик», когда народу там было больше всего. Любопытные стекались толпами. Каждый устраивался поудобнее и выискивал такое положение, в котором мог бы со всем вниманием вкушать необычайное красноречие, готовое излиться из божественных уст.
Иисус одернул складки хитона, разгладил воротник и засучил рукава. Ходячее Слово готовилось к основательному словоизлиянию.
Предварительно Иисус прокашлялся, чтобы прекратить передвижку стульев в синагоге. Когда желаемый результат был достигнут, стало так тихо, что можно было слышать, как муха пролетит.
Отступив на шаг, ходячее Слово провело рукой по бороденке, опустило божественный подбородок на божественную грудь, затем шагнуло вперед, выбросило руки эффектным жестом и произнесло следующие очаровательные фразы:
— Дамы и господа! Сегодня перед вами выступает отнюдь не закаленный в словесных битвах боец, как вы, без сомнения, полагаете, а потому я с самого начала прошу у почтеннейшей публики снисхождения. Нет, уважаемые дамы и уважаемые господа, я не оратор! Воспитанный и вскормленный в семье плотника, я не мог с младенческих лет впитать с молоком матери мед сладкоречия и желчь риторики. Пусть книжники и фарисеи занимаются словесными вывертами, а я буду счастлив и горд, если моя безыскусная речь хотя бы в какой-то степени привлечет к себе ваше внимание…
На секунду он приостановился, чтобы оценить эффект своего вступления. Большинство мужчин, восхищенных столь скромным и сдержанным началом, сидело с разинутыми ртами. Женщины строили Иисусу глазки и шушукались:
— Какой милый предсказатель! Он просто восхитителен! Какое пьянящее изящество стиля! Он очарователен! Он божествен!
Оставь! что тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас. Знаю тебя, кто ты, святый божий.
Но Иисус запретил ему, говоря: замолчи и выйди из него.
Тогда дух нечистый, сотрясши его и вскричав громким голосом, вышел из него.
Марк, глава 1, стихи 23-26.
Весьма по-разному в те дни относились к Иисусу в Назарете и Капернауме: если в первом городе Христа терпеть не могли, то во втором он уже приобрел славу маститого чудотворца.
Варфоломей, любимчик Иоанн и три других ученика рассказывали всем, кто хотел их слушать, многозначительную историю с сыном царедворца. Они старались вовсю, и уже на следующий день многие сбежались посмотреть на бродячего исцелителя.
Этот следующий день был субботой, днем покоя, еврейским воскресеньем, когда святоши неукоснительно являются в синагогу.
В субботу богослужение начиналось с раннего утра. Иисус не преминул явиться в синагогу в час «пик», когда народу там было больше всего. Любопытные стекались толпами. Каждый устраивался поудобнее и выискивал такое положение, в котором мог бы со всем вниманием вкушать необычайное красноречие, готовое излиться из божественных уст.
Иисус одернул складки хитона, разгладил воротник и засучил рукава. Ходячее Слово готовилось к основательному словоизлиянию.
Предварительно Иисус прокашлялся, чтобы прекратить передвижку стульев в синагоге. Когда желаемый результат был достигнут, стало так тихо, что можно было слышать, как муха пролетит.
Отступив на шаг, ходячее Слово провело рукой по бороденке, опустило божественный подбородок на божественную грудь, затем шагнуло вперед, выбросило руки эффектным жестом и произнесло следующие очаровательные фразы:
— Дамы и господа! Сегодня перед вами выступает отнюдь не закаленный в словесных битвах боец, как вы, без сомнения, полагаете, а потому я с самого начала прошу у почтеннейшей публики снисхождения. Нет, уважаемые дамы и уважаемые господа, я не оратор! Воспитанный и вскормленный в семье плотника, я не мог с младенческих лет впитать с молоком матери мед сладкоречия и желчь риторики. Пусть книжники и фарисеи занимаются словесными вывертами, а я буду счастлив и горд, если моя безыскусная речь хотя бы в какой-то степени привлечет к себе ваше внимание…
На секунду он приостановился, чтобы оценить эффект своего вступления. Большинство мужчин, восхищенных столь скромным и сдержанным началом, сидело с разинутыми ртами. Женщины строили Иисусу глазки и шушукались:
— Какой милый предсказатель! Он просто восхитителен! Какое пьянящее изящество стиля! Он очарователен! Он божествен!