Взвод начал зачистку усадьбы Курдани. Ивахин внимательно осматривал подвал, заваленный всяким хламом. Его сопровождали хозяин дома и Абдул. Спустя восемь минут, ничего не обнаружив, офицеры с душманами остановились у тупиковой стены, за которой находились бункеры Куршина и его бывшей супруги.
   Исполняющий обязанности командира полка указал на стену:
   – А это что за перегородка? И сложена она недавно…
   Курдани, с трудом сохраняя спокойствие, ответил:
   – Тут такая история, товарищ. Раньше в помещении за стеной был винный погреб. Да, да, не удивляйтесь, мусульмане не пьют спиртных напитков, а я вот, признаюсь, пристрастился… Еще в Союзе, когда учился в Ленинграде.
   – Вы учились в Ленинграде?
   – Да, в университете. По образованию я – инженер-механик, стране нужны были специалисты…
   – Короче! – приказал Ивахин.
   – Короче, переехав сюда во время войны, я купил у торговца в Кандагаре крупную партию спиртного. Складывал там за стеной. И пил, как говорится, под одеялом. Но тайное когда-нибудь все равно становится явным…
   – Еще короче!
   – Хоп, шурави! Мне грозило серьезное наказание, и я уничтожил весь запас спиртного; склад же приказал заложить стеной.
   – Значит, сейчас за стеной пустое помещение?
   – Да. Летом пробью дверь, установлю там генератор. Будет свет вырабатывать. Но если вы настаиваете, то стену можно сломать, только на это уйдет не менее часа.
   Ивахин внимательно осмотрел стену и ничего подозрительного не заметил. Если бы он отбил кусок штукатурки, то сразу понял бы, что на самом деле стена представляла собой дверь, а хозяин дома нагло лгал. Но в этот момент его позвал сверху командир взвода:
   – Товарищ подполковник, вас вызывает на связь замполит полка.
   – Осмотр закончили, все наверх! – приказал сопровождавшим его солдатам Ивахин.
   Курдани облегченно вздохнул, но это осталось без внимания исполняющего обязанности командира полка. Тот вышел к взводному связисту, принял гарнитуру:
   – Первый на связи.
   – Это Четвертый! У меня в Арихеле пусто.
   – Похоже, и у меня тоже…
   – Выполняем график или задерживаемся на часок-другой?
   – Всем подразделениям в 15.00 отход на базу! – приказал Ивахин.
   – Понял, в 15.00 отход. Отбой!
   Ивахин вернул гарнитуру связисту, повернулся к командиру разведвзвода:
   – Выводи людей на южную окраину селения, к дороге, туда же БМП, и сразу построение в боевой порядок.
   Разведвзвод вместе с исполняющим обязанности командира полка ушел к мосту через Урдальку. В 16.00 подразделения поиска, а также второй мотострелковый батальон, прикрывавший ущелье у селения Урульдак, вернулись в расположение полка. Войсковая часть начала подготовку к выходу из Афганистана. Командира полка полковника Куршина внесли в списки без вести пропавших, передав дело о его исчезновении органам государственной безопасности.
 
   В 15.20 стена-дверь в бункер, где прятался Куршин, открылась. В комнату вошел Курдани. Присел на топчан рядом с беглым полковником, протер платком внезапно вспотевший лоб.
   – Кажется, пронесло, господин полковник. Ваши подчиненные ушли.
   – Бывшие подчиненные, – уточнил предатель.
   – Заместитель у вас дотошный, весь дом перерыл. А особист злой как собака. Народ опрашивал, тоже везде нос свой совал…
   – Этого у них не отнять. Ну да и черт с ними; главное, ушли ни с чем. Больше не придут.
   – Да, мои люди сообщили, что полк получил приказ срочно готовиться к выводу.
   – Хорошая новость! Теперь можно подняться в большую комнату, отведать вина, покушать, принять душ… Ну а потом – на рандеву с бывшей супругой.
   – Да, господин полковник.
   Куршин в сопровождении хозяина дома и Абдула поднялись в главную комнату мужской половины дома. Ахмад приказал подать запоздалый обед или ранний ужин. Женщины, закутанные в черные одеяния, внесли тазики с водой, в которых мужчины омыли руки. Позже они постелили скатерть на дорогой ковер и внесли блюда с жареным мясом, специями, лепешками, поставили две бутылки вина и чайник с зеленым кандагарским чаем.
   Куршин поднял одну из бутылок, осмотрел ее на свет:
   – Да, это то вино, что я больше всего люблю. Оно не туманит голову, а делает ее ясной, разливает по телу тепло и даже возбуждает – естественно, в присутствии предмета возбуждения. Успокаивает, дарит блаженство… Хорошее вино. Как тебе удалось достать его?
   – Как говорят в России, не имей сто рублей, а имей сто друзей, – улыбнулся Ахмад. – Друзья помогают друг другу. Я дарю им молоденьких красавиц из дальних горных кишлаков, они отвечают взаимностью, в том числе поставляя настоящие вина.
   – Да ты, наверное, и сам не прочь выпить?
   – Только перед тем, как войти в покои одной из жен или наложниц. Вино действительно возбуждает.
   – Ну, тогда наливай!
   – Я сейчас не буду. Сегодня мне не до вина и не до любовных утех. К ночи должен прибыть человек из Пешавара по вопросу вашей переброски в Пакистан. Его надо встретить и все обговорить.
   – Понятно… Значит, тебя тоже ждет бессонная ночь?
   – В отличие от вас, не столь страстная…
   Взгляд полковника потемнел.
   – Не будем об этом.
   Ахмад налил вино в пиалу. Насладившись ароматом настоящего французского вина, Куршин выпил его мелкими глотками.
   – Прелесть! Других слов и не подобрать!
   – Теперь прошу мясо, зелень, лепешку.
   Плотно пообедав, Куршин наконец с удовольствием закурил.
   – А сейчас, мой друг, – сказал он, – неплохо бы принять контрастный душ и переодеться.
   – Вам подготовили одежду.
   – Как я и просил, белую?
   – Да. И все остальное. В комнате, где вы находились во время зачистки.
   – А где дверь в спальню моей дорогой сучки?
   – В той же комнате.
   – Я ее не заметил.
   Курдани вновь улыбнулся:
   – Если бы вы ее заметили, то те, кто занимался оборудованием потайной части подвала, тотчас лишились бы своих голов. Поэтому они старались работать аккуратно… Пойдете к супруге после душа?
   – Нет, позже, часов в семь.
   – Тогда, может, дать ей воды и пищи? Она не ела ничего с самого утра.
   – Не стоит ее кормить. Подумайте лучше, куда денете труп.
   – Я думал об этом. Мы бросим ее тело в ущелье. Шакалам тоже надо кушать.
   Курдани и Куршин рассмеялись.
   – Это ты верно заметил, Ахмад, – проговорил полковник. – Место этой шлюхи как раз среди шакалов.
   – А вообще-то она у вас красивая…
   – Красивая. Но не у меня.
   – Обычно у вас измена супругов приводит к разводу, но чтобы к убийству… Это по нашим законам жену, изменившую мужу, казнят.
   – Я теперь такой же, как и вы. А значит, ваши законы – мои законы… – Куршин присел, потянулся. – Пусть вино останется, остальное можно убрать. Я в душ. Кстати, где он находится?
   Ахмад трижды хлопнул в ладони. На пороге появился мальчуган лет двенадцати.
   – Бача проводит вас, полковник. В соседней с душем комнате – ваша белая одежда. Извините, не могу понять, почему вы выбрали именно белое одеяние?..
   – Идя на черное дело? Потому, дорогой Ахмад, что я так хочу. Еще вопросы есть?
   – Нет, полковник, вопросов к вам у меня нет! – развел руками Курдани.
   Куршин встал и вслед за мальчуганом вышел из большой комнаты. Тут же в нее вошел Абдул:
   – Все по плану, Ахмад?
   – Да. Полковник ночью займется своей шлюхой, нам же надо встретить посланца из Пешавара. Около полуночи он должен выйти на связь и сообщить, где его найти. На встречу поедешь ты. К 22.00 из Дули пригонят новый джип, на нем и отправишься.
   – Слушаюсь. Но не лучше ли тебе лично встретить посланца самого Раббани?
   – На встречу поедешь ты, – в тоне приказа повторил Курдани.
   – Хорошо, хорошо… Я так я… – Абдул взял в руки бутылку вина, принюхался, поморщился: – Напиток шайтана. Мерзость. Как эту гадость пьют неверные? Другое дело – хороший чарс…
   – Кому что… Поставь бутылку и сходи узнай, не было ли докладов от людей, что наблюдают за полком. Мне надо знать, что там происходит.
   – Хоп! А после ужина позволь уединиться с Фаридой? Она тебе больше не нужна, а я бы развлекся с ней…
   – Уединяйся. Но развлечения до 22.00! Этого времени тебе хватит?
   – Вполне. Ты уже решил, что будешь делать с ней? Покупатель на нее есть?
   – Она слишком стара, Абдул. Продать ее будет трудно, работница же из наложницы – я не имею в виду постель – никудышная. Придется убирать.
   – Не спеши, Ахмад! Отдай Фариду мне. А как надоест, я сам уберу ее.
   – Забирай. Только объясни… Ты спокойно можешь иметь молоденьких девочек; зачем тебе эта старая, изношенная ослица?
   – А меня тянет к таким! Почему? Не знаю. Может, потому, что молодые часто поначалу вместо удовольствия доставляют разочарование; старые же умеют ублажать мужчину и знают, что и когда делать.
   – Странная у тебя логика… Но дело твое. Забирай Фариду. И сделай так, чтобы я ее больше не видел.
   Довольный Абдул вышел из комнаты хозяина дома и тут же приказал слуге через полчаса доставить к нему в покои Фариду.
 
   …В 7 часов вечера Куршин, спустившись в подвал, зашел в свою комнату, где скрывался от бывших подчиненных. Он был облачен в белоснежные одежды, штаны, рубаху. Увидел на топчане наручники, плетку, нож в ножнах. Все, что ему было нужно для свидания, последнего свидания с бывшей женой… От шороха сзади он обернулся. На пороге, улыбаясь, стоял Ахмад.
   – Ты зачем здесь? – спросил Куршин.
   – Тебе известен вход в спальню госпожи Ропниной?
   – Ах да, об этом я не подумал… Так где этот вход?
   Ахмад подошел к боковой стене и легко сдвинул в сторону старинный платяной шкаф. За ним находилась дверь.
   – Вот и вход, полковник. Он открыт; достаточно опустить ручку вниз, и спальня бывшей супруги перед тобой.
   – Отлично! А теперь уйди.
   – Да, конечно… Но дверь захлопнется, и изнутри ее не открыть. Когда все закончится, нажмите кнопку у выключателя света. Слуга выпустит вас. – Ахмад посмотрел на орудия пыток, усмехнулся: – Приятных вам ощущений, полковник.
   – Иди к черту, Ахмад!
   Курдани неслышно, как и появился, вышел в коридор. Куршин же взял в руки плетку и наручники, ножны с ножом вставил за пояс штанов. Поднял голову вверх, закрыв глаза. Затем, резко выдохнув, подошел к двери и распахнул ее.
   Бывшая супруга Куршина лежала на кровати, одна ее рука была пристегнута наручником к спинке. От неожиданности женщина вздрогнула и повернулась на скрип. Глаза ее расширились от изумления.
   – Денис? Ты?! Здесь?!
   – Добрый вечер, дорогая, – ответил Куршин.
   – Ты пришел за мной? Но… почему на тебе необычная одежда и почему в руках плетка?
   – Скажем так, – усмехнулся Куршин, – я пришел к тебе. Ну и в каком-то смысле за тобой – точнее, за твоей душой.
   – Я не понимаю тебя…
   – Не понимаешь? – изобразил удивление полковник. – А могла бы догадаться… Тебе не кажется странным, что ты оказалась здесь, в подвале дома афганского кишлака?
   – Я плохо помню, как попала в этот подвал. И… почему попала.
   – Вот об этом мы с тобой поговорим перед тем, как заняться любовью. Страстной. Животной. Да, Ларочка, это по моему приказу тебя доставили в Афганистан, а твоего новоиспеченного мужа убили в горах Кавказа.
   – Андрей погиб?!
   – Ты плохо слышишь? Если я сказал, что по моему приказу убили твоего мужа, то, естественно, это значит, что Андрей Валерьевич Ропнин погиб.
   – Господи! – воскликнула женщина. – За что же ты убил его?
   – Как за что? За то, что он соблазнил тебя в то время, когда я воевал в этой дерьмовой стране.
   – Но ты же дал согласие на развод!
   – И что? Тогда это было необходимо. Для того, чтобы позже отомстить тебе за все твое беспутство. За твою связь с Ропниным, за то, что ты, шалава, гуляла в Союзе, когда я здесь рисковал жизнью.
   С трудом, но Ларисе удалось сесть на кровати.
   – А ты не забыл, как после училища увез меня из Москвы в задрипанный гарнизон? Где я сидела в вонючем бараке – общежитии, а ты тем временем спал с официантками, медсестрами и женами своих друзей? Что, по-твоему, мне это было приятно? Я не могла никуда выйти без твоего разрешения, а ты не позволял. Сам же вовсю развлекался.
   Куршин угрожающе усмехнулся:
   – Если у тебя такая хорошая память, Лара, то тогда вспомни, что было до того, как я увез тебя из столицы в отдаленный гарнизон.
   – Может, ты все-таки сначала снимешь с меня наручники и позволишь принять душ? Нормально в туалет сходить?
   – Может, но не сейчас. Ты вспомнила, кем была до нашей свадьбы?
   – Ты обо всем прекрасно знал, и я не понимаю, для чего весь этот спектакль. Почему мы не говорили об этом раньше?
   – Потому, дорогая, что я слишком долго шел к этому разговору. Слишком долго принимал решение. И я его принял, поэтому именно сегодня ночью мы поставим в наших отношениях точку.
   Женщина, красивая и привлекательная даже в этом убогом подвале, испуганно отодвинулась к стене:
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – То, что сказал. Так кем ты была до знакомства со мной?
   – Студенткой.
   – Ты была шлюхой, имевшей студенческий билет. Ты хотела выйти замуж за офицера, это же престижно. Хотела обеспеченной жизни и вешалась на шею курсантам без разбору. Тебя, как куклу, передавали из рук в руки выпускники училища. Старшие – младшим. Тебя это бесило, но из года в год ты упрямо продолжала висеть на заборе училища, подыскивая себе очередного жениха. Находила и тут же расставляла свои, надо признать, красивые ноги. Ты очень хотела выйти замуж. И тебе наконец удалось влюбить в себя одного романтичного тогда еще юношу, который на пять лет был младше тебя. Этим романтичным юношей оказался я. Прекрасно помню нашу первую ночь в увольнении на съемной квартире. Это была незабываемая ночь… Ты старалась, и я буквально задыхался от удовольствия. Ты знала, чем взять меня. Наша первая ночь была страстной и развратной. Ты делала то, что я даже в мыслях не допускал. Я помню твое лицо, блестящие от возбуждения глаза в свете луны, светившей в окно, полуоткрытый рот, которым ты так умело ласкала меня… Капли пота на твоем лбу под растрепанными, взбившимися белокурыми волосами… Ты была прекрасна. И я попался на твою удочку. Каким счастливым я вернулся из увольнения, не зная, что на самом деле был придурком!.. Мне рассказывали о тебе, о твоих любовных похождениях, но я не верил. Я не верил никому, потому что, ослепленный любовью, верил лишь тебе, а ты вертела мной, как хотела. Ты наконец заполучила в свои сети беззащитную жертву и не собиралась ее выпускать. Да и жертва не стремилась вырваться из этих сетей… сетей лицемерия и лжи. Просветление наступило позже, на последнем курсе, когда я, вернувшись со стажировки, увидел тебя на дискотеке с сержантом первого курса. Он держал тебя за ягодицы, а ты покусывала ему ухо. Ты не могла видеть меня. Я стоял в тени, за забором. Сейчас не объяснить, что я чувствовал тогда. Мы встретились только на следующий день, потому что меня до окончания дискотеки забрал патруль, я вышел из училища без увольнительной записки. И ты на вопрос, как жила в мое отсутствие, нагло врала. А помнишь, что ты ответила мне на вопрос, как танцевала с сержантом?
   – Не помню, – проговорила Лариса.
   – Ты ответила, что не была в тот вечер на дискотеке, что я спутал тебя с кем-то. Ты и подружек в свидетели привела. И те врали вместе с тобой. Ты якобы весь вечер была в студенческом общежитии. Но сержант-то раскололся! Пришлось прессануть его у котельной. Помнишь, тогда в училище похороны были? Так это его хоронили. Долго, сука, молчал, пока я не переломал ему ребра. Потом сказал правду. Ты с ним, оказывается, спала, дорогуша, когда я в наряды заступал! Надо же, в той же самой постели, на той же самой съемной квартире…
   – Почему же ты тогда не бросил меня? Не нашел себе другую?
   – Любовь – странное чувство. Я любил тебя и ненавидел. И… надеялся, что вот поженимся, уедем в войска, и все изменится. Но ты и в гарнизоне начала задницей своей оттопыренной перед офицерами вилять. И тогда я закрыл тебя в общаге, а сам стал гулять налево и направо. И, знаешь, это помогло. Верно говорят, клин клином вышибают. К тому же развестись с тобой я не мог – это неминуемо повлияло бы на мою карьеру. И опять-таки меня не покидала надежда, что ревность заставит тебя измениться. Но напрасно я надеялся на чудо… Чудес на этом свете не бывает. Как только ты «зацепила» комсомольскую «шишку», когда меня направили в Афганистан, то все вернулось на круги своя. Ты быстро сообразила, что с Ропниным будет лучше и в материальном плане, и во всех других отношениях. Он имел любовниц, ты имела любовников. А в семье вроде как мир. Но ты не учла одного: я предательства не прощаю. Поэтому твой Ропнин убит, а ты находишься здесь, для всех тоже погибшая при сходе лавины. Тебя недолго будут искать. Да и кому ты нужна? Пропала и пропала…
   Женщина взглянула на бывшего мужа:
   – А ты сам не предал Родину – ты, не прощающий предательства?
   – Не надо высоких слов. Они не для тебя. И объясняться перед тобой у меня нет никакого желания.
   – Ты решил сделать меня своей рабой?
   – Нет! Как можно? Да и рабыня из тебя никакая. Стара стала, Лара!
   – Тогда что ты намерен сделать со мной?
   – То же, что ты сделала со мной.
   – Не понимаю…
   – Сейчас все поймешь. Достаточно слов, пора переходить к делу.
   – Что ты хочешь делать? – испуганно воскликнула Лариса.
   – Любить, моя дорогая. До смерти любить!
   – Не надо, Денис, прошу тебя… Мы же цивилизованные люди. Отпусти меня, и мы больше никогда не встретимся.
   – Конечно, отпущу. А уж то, что не встретимся, – это точно. Больше, после этой сказочной ночи, мы не увидимся никогда.
   Куршин подошел к кровати, отцепил наручник, державший руку бывшей жены. И тут же сдернул ее на пол. Схватил за волосы, приподнял, бросил головой обратно на кровать, но так, что колени женщины остались на полу. Защелкнул на запястьях уже двое наручников. Сорвал с бывшей жены грязный халат, лифчик, трусы…
   – А ты по-прежнему привлекательна, особенно сзади.
   – Не надо, Денис, прошу тебя!..
   – Надо, Лара. Я долго ждал этого момента, и он наступил.
   Куршин грубо взял ее. От боли женщина закричала, что еще более возбудило насильника. Удовлетворившись, он отошел от постели и взял в руки кнут. На спине бывшей жены проступила кровавая полоса. В полубессознательном состоянии Лариса прошептала:
   – Не надо, прошу! Хватит…
   – Да, – сказал Куршин, – хватит. Я хотел, чтобы ты сдохла в муках, но ты все же когда-то подарила мне волшебную ночь любви. Любви, тобой же и растоптанной. Поэтому я помогу тебе. Ты не будешь мучиться.
   Он перевернул ее на спину и резким движением вооруженной клинком руки перерезал горло. Стер рукавом рубахи пот с лица. Подошел к стене. Нажал на кнопку звонка. Дверь тут же отворилась. За ней стоял сам Ахмад Курдани:
   – Все?
   – Все! Прикажи доставить мне в комнату водки. Много водки!
   – Вечером тебе ехать в Пакистан. Посланец из Пешавара уже прибыл.
   – Ты плохо понял меня, Ахмад?
   – Хоп, полковник, водка будет!
   Куршин в окровавленной одежде поднялся к себе и принял душ. Ахмад же вошел в комнату, на полу которой лежало тело бывшей жены Куршина. За ним туда же вошел второй афганец с четками в руках – посланец Раббани.
   – Надеюсь, Ахмад, ты записал на видеокамеру «свидание» полковника с бывшей женой?
   – От начала до конца. Со звуком.
   – Кассету мне! Я отвезу ее вместе с Куршиным в Пакистан.
   – Как скажешь, уважаемый Хамид.
   – Хоп! Пора и мне на отдых.
   Посланец из Пакистана ушел. Вернулся к себе в покои и Курдани.
   Над Бервеханом опустилась густая зимняя ночь. Заморосил нудный, холодный дождь.

Глава третья
Афганистан, район селения Адраси, двадцать с лишним лет спустя

   Джип и четыре пикапа «Ниссан» с закрытыми тентами кузовами, и еще два – с боевиками – медленно подкатили к брошенному кишлаку Байдур, окруженному со всех сторон холмами, заросшими кустами и редкими деревьями. За развалинами у южной высотки колонна остановилась. Из двух машин вышли люди в камуфлированной форме и замерли у кузовов в ожидании человека в черном комбинезоне. На голове у него был черный берет, а не нуристанка – национальный головной убор афганцев. В этот день, 24 сентября, в пятницу, моджахеды планировали нанести удар по американской военной базе.
   Человек в черном, в американских военных ботинках, которому на вид было лет шестьдесят, извлек из чехла портативную японскую радиостанцию:
   – Мухаммед! Это полковник.
   – Да, господин, – ответил Мухаммед, наблюдатель за американской военной базой у селения Адраси, высланный сюда тремя сутками ранее.
   – Что у янки?
   – Все как обычно для этого времени. Через час начнут строиться, затем в батальоне объявят отбой, и на территории, кроме караула, никого не останется.
   – Дежурный взвод американцев на месте?
   – Да, господин полковник, у штабного модуля стоят три внедорожника и бронетранспортер. Солдаты в своем подразделении, у штаба и возле техники их нет. На «Хамви» установлены пулеметы.
   – Это я и без тебя знаю. Продолжай наблюдение. Скоро я с Каримом и Хайруллой поднимусь к тебе. На высоте есть место, где разместиться?
   – Да, господин!
   Человек в черном переключил радиостанцию, засунул ее в чехол и повернулся к своему помощнику Кариму Джалади:
   – Пикапы с орудиями выставить на площадку между холмами, что впереди. Орудия привести к бою. Зарядить осколочно-фугасными снарядами, химические подготовить к последующему заряжанию. Огонь только по моей команде. Саперам приступить к минированию территории вокруг всего кишлака, а также внутри развалин; для отхода оставить узкий коридор, который заминировать по окончании операции. Зенитчикам рассредоточиться непосредственно у кишлака и держать «Стингеры» в готовности к применению. Передай отряду приказ, организуй работу расчетов и групп – и возвращайся. В 22.40 ты должен быть здесь!
   – Слушаюсь, полковник!
   Отправив помощника, командир подозвал молодого афганца, стоявшего неподалеку у джипа:
   – Хайрулла! Ко мне! Бегом!
   Молодой афганец с рацией за спиной подбежал к человеку в черном комбинезоне:
   – Слушаю вас, господин полковник!
   – Ступай на холм к Мухаммеду. К нашему с Каримом прибытию быть в готовности корректировать огонь безоткатных орудий!
   – Слушаюсь!
   – И помни, Хайрулла: я не посмотрю, что твое имя означает «добро Аллаха». Если снаряды не лягут в цель, то мне такого добра не нужно… Ты понимаешь, о чем я говорю?
   – Да, господин полковник!
   – Вперед!
   Отправив корректировщика огня к наблюдателю, тот, кого афганцы называли полковником, подозвал к себе связиста диверсионной группы, приказав:
   – Мне нужна связь с Муатабаром, Абдул.
   – Слушаюсь!
   Вскоре связист передал ему трубку спутниковой станции, доложив:
   – Саиб на связи, командир!
   Человек в черном принял трубку:
   – Муатабар? Это Куршед.
   – Слушаю тебя, полковник!
   – Это я, Муатабар, слушаю тебя. Что у нас в Подмосковье?
   – Наши люди подошли к объекту, готовы действовать.
   – Информация по американцам в России подтвердилась?
   – Да, полковник. В пансионате «Березка» находятся двадцать два человека из американской делегации.
   – Охрана пансионата?
   – Ее численность – девять человек.
   – Американцы свою охрану с собой привезли?
   – Нет. По докладу Охотника, автобус с американской делегацией прибыл в пансионат с сопровождением автомобиля патрульно-постовой службы. Милиция, выполнив задачу, тут же уехала в Москву.
   – Значит, в пансионате, как мы и рассчитывали, девять охранников? А в отряде Охотника четырнадцать бойцов?
   – Двенадцать. Двое не успели вовремя прибыть в Москву.
   – Почему?
   – Не знаю.
   – Так узнай! А если их перехватили фээсбэшники?
   – Даже если и так, что они могут им предъявить?
   – Эти двое могут сдать весь отряд!
   – Охотник заверил, что его люди надежны.
   – Хоп! Я готовлюсь к удару по базе. Свяжусь с тобой, когда начну отход. Где-то через час. К этому времени у тебя в Душбаре и в Тахпули все должно быть готово к приему отряда.
   – Да, конечно, полковник!
   – Конец связи!
   Человек в черном комбинезоне, назвавшийся Куршедом, передал трубку связисту:
   – Находись у джипа!
   – Слушаюсь, господин.
   Куршед посмотрел на часы – 22.35. Помощник должен вот-вот подойти. Человек в черном достал пачку «Кента», зажигалку «Зиппо», прикурил сигарету. Когда он, смяв окурок, бросил его на землю, подошел Джалади.
   – Что у нас? – спросил Куршед.
   – Орудия к бою готовы, заряжены осколочно-фугасными снарядами. Расчеты работают с корректировщиком. Муштак со своими людьми минирует район. Зенитчики готовы к приему авиации.
   – Хорошо, идем на наблюдательный пункт.
   Боевики поднялись на холм, где среди кустарника был оборудован командно-наблюдательный пункт, и устроились рядом с Мухаммедом. Куршед поднял к глазам бинокль, осмотрел поселок Адраси – обычный афганский поселок, пустынный в это время. Потом перевел оптику на американскую базу, где дислоцировался пехотный батальон, находившийся в четырех километрах южнее Адраси, в трех километрах от позиции моджахедов. На базе, в отличие от поселка, царило оживление. Жара спа́ла, солдаты находились на улице; разноцветными огнями светился батальонный клуб.
   – Вояки, мать их! – пренебрежительно проговорил Куршед.