Горшков достал пачку сигарет, закурил, выпуская дым кольцами в холодный весенний воздух.
   Задержанный пошевелился:
   — Кончай, Колян, в натуре! Мы же с тобой пацанами вместе по деревне бегали!
   Николай кивнул:
   — Бегали! В школу одну и ту же ходили. Потом я в армию загремел, ты же откосил, справочку липовую в сельсовете приобрел. И когда я с «чехами» воевал, ты девок тут щупал. В этом разница между нами. И поэтому я сейчас над тобой, а ты по уши в дерьме!
   — Да ладно, Коль. Чего старое вспоминать?
   — Ты ж его вспомнил, не я. Объясни мне одно, Митя, с чего это ты сегодня решил бузу в деревне устроить?
   — Да баба моя меня достала. Я ее послал…
   — Это мне известно. Спрашиваю о другом, неужели самогон настолько мозги затуманил, что ты напрочь перестал соображать?
   Дмитрий вздохнул:
   — А черт его знает! Сам не пойму, как все вышло. Ярость обуяла нечеловеческая!
   Горшков согласился:
   — Это точно, нечеловеческая!
   Из-за кустов показалась мать Дмитрия:
   — Коль, ну че он?
   Участковый усмехнулся:
   — Сама не видишь? Отдыхает после трудов праведных!
   — Ты его, случаем, не зашиб?
   — А что, надо было?
   — Да господь с тобой! Это он когда пьяный дурак, а так ничего, не хуже остальных мужиков наших. Это его Тонька, подстилка поселковая, до жизни такой довела!
   С торца дома неожиданно возникла супруга задержанного:
   — Значит, Тонька во всем виновата? А ты, стерва старая, с обмылком-сыночком своим — ангелочки, да? Не угадали! Ответит теперь Митька за все! А я на него такую бумагу накатаю, что загремит, козел, в тюрьму лет на десять!
   Тетка Клава рванулась к снохе.
   Николай поднялся, приказал:
   — А ну, отставить бардак! Так, Клавдия Григорьевна, и ты, Антонина, в дом и по разным комнатам. Узнаю, что схлестнулись, обеих закрою к чертям собачьим! Ясно?
   Женщины подчинились. Тонька без лишних разговоров пошла в хату. Тетка Клава задержалась:
   — Коль, а че ты теперь с Митькой делать будешь?
   — Расстреляю на хрен за сельсоветом — и все дела!
   Стукачева побледнела, совершенно не воспринимая и доли иронии в голосе участкового:
   — Как так? Не имеешь права! Где это видано, чтобы в наше время к стенке без суда и следствия?
   — Чего ж тогда глупый вопрос задаешь? В КПЗ для начала посидит твой сыночек. Районное начальство решит, что с ним делать дальше!
   Стукачева, придя в себя, заискивающе взглянула в глаза Горшкова, попросила:
   — А может, отпустишь его, Коль, непутевого? Тапереча он тихий будет. Ведь не чужие, поди?
   Горшков отрицательно покачал головой:
   — Не получится, тетка Клава. Воспитывать твоего бестолкового сыночка надо, от пьянки лечить, иначе в следующий раз он тебе же голову и снесет! Все, базар закончен. Шагай в избу!
   Отвернувшись от Стукачевой, Горшков пнул носком сапога Митяя:
   — Вставай, а то простынешь!
   Тот заныл:
   — Как же я встану, без рук?
   — Молча! А не встанешь сам, то я тебе помогу, но лучше не доводить до этого!
   Стукачева кинулась к сыну, помогла ему. Николай не стал мешать. Как только Дмитрий, весь облепленный грязью, предстал перед участковым, тетка Клава направилась к крыльцу, вслед за снохой. Оценив внешний вид задержанного, Николай остановил Стукачеву:
   — Ты вот что, тетка Клава! Принеси в участок чистой и сухой одежды. Телогрейку и еще чего теплого из одежды. В КПЗ холодно и сыро.
   Ничего не ответив, мать Митьки скрылась в хате.
   Николай подобрал ружье, валявшиеся на земле гильзы. Снял с задержанного наручники:
   — Пойдем!
   — Через всю деревню в таком виде под конвоем вести будешь? Позволь здесь переодеться, чего матери в администрацию таскаться? Будь человеком, Колян!
   Николай, будучи по натуре человеком жестким, упрямым, но отходчивым, махнул рукой, доставая очередную сигарету:
   — Хрен с тобой, переодевайся! Только смотри, Дмитрий! Попытаешься скрыться, отловлю, и тогда не обижайся. Получишь по полной, как лицо оказавшее сопротивление при задержании. Не шуткуй!
   — Да куда скрыться? От вас разве скроешься? Обложите, как волка, да статей вдогонку нацепляете!
   Горшков усмехнулся:
   — А ты, гляжу, отошел. Трезво рассуждаешь.
   — Протрезвеешь здесь. Эх, жизнь наша бекова… мать ее!
   Вскоре Николай закрыл Дмитрия Стукачева в камере предварительного заключения, составив соответствующий протокол, но о произошедшем в РОВД Кантарска не сообщил, посчитав, что при необходимости всегда сможет сделать это. В райотделе быстро ухватились бы за Стукачева и, недолго думая, возбудили уголовное дело. Начальству для отчетности край как нужны такие вот дела.
   Закончив с оформлением протокола, Николай вышел на улицу. Увидел, как в сторону реки с веслами на плече спешит Карасик — Михаил Володин, слывший на деревне первым рыбаком. А точнее, браконьером, так как рыбу ловил исключительно сетями, имея полное взаимопонимание с инспектором рыбнадзора, являвшимся его племянником. Горшков давно хотел прекратить это безобразие, но в бытовухе повседневной как-то не доходили руки. Сейчас представился неплохой момент, чтобы подловить потомственного браконьера. Потомственного, потому что и отец Карасика в бытность свою промышлял незаконной ловлей рыбы. По сути, Володины этим и жили — продавая рыбу и в районе, и в деревне. Приняв решение, Горшков обошел церковь и глухим проулком спустился в балку, тянущуюся серпом вокруг озера до самой реки. На дне оврага еще стояла вода, но склоны позволяли свободно перемещаться к реке, невидимым со стороны.
   Горшков вышел к Оке, когда Карасик начал проверять первую сеть. Сколько их стояло по реке, было известно одному Володину. Сегодня это узнает и участковый. Выбрав сухое место в прибрежных кустах, Николай стал следить за деятельностью Карасика. Браконьер работал профессионально. Лодка почти не останавливалась. Из воды Володин выхватывал кусок сети, и на дно посудины один за другим летели приличные по размеру лещи, подлещики, плотва. Попадались и щуки.
   Карасик, закончив с первой сетью, переплыл ко второй, стоящей метрах в пятидесяти против течения от первой. Николай прикинул, сколько рыбы взял Карасик с одного захода. Вышло, что неплохо, а переведя на деньги, то совсем даже неплохо. В голове возник вопрос: если Володин имеет столько денег, то куда тратит их? Дом, в котором жил Карасик, ничем не отличался от других. Скотину его семья не держала, куры, утки да гуси не в счет! Птица была в каждой семье. Машины не имел. Копит? Собирает в чулок? Вполне может быть! Наберет нужную сумму, глядишь, и поставит особняк в Кантарске, а то и в областном центре. Но вряд ли! Карасика от реки не оторвать! Ради сыновей, которые в этом году заканчивают школу, старается? Не исключено. Нынче без денег в городе делать нечего. Но ладно, в принципе без разницы, куда девает деньги браконьер. Главное, что получает их он незаконным путем. Да, собственным трудом, тяжелым трудом, но… как ни крути… трудом незаконным! Хотя, признаться, и законы-то в стране далеко не всегда служат интересам народа. Но они Законы, а без Законов нет Государства. Государства, ради которого Николай с товарищами по армейской службе проливал кровь на безымянных высотах. С товарищами, подавляющее большинство которых так и остались навсегда лежать среди камней этих проклятых высот. Останки их, естественно, переправили в Россию и захоронили, где надо, но души ребят остались там, в Чечне. Вновь вернувшись к воспоминаниям, Николай тяжело вздохнул. Не отпускали его те страшные сутки, когда сводная рота вела ожесточенный, неравный бой с ордами наемников-головорезов. Вроде боль утраты должна бы и ослабеть, ведь за всех военнослужащих пятой роты десантники отомстили духам сполна. Однако боль по-прежнему рвала сердце Коляна. Почему? Не оттого ли, что кому-то из главарей моджахедов все же удалось избежать возмездия и коварной гюрзой уползти в ущелье за Косыми Воротами? Черт его знает! Но хватит об этом!
   Карасик, посадив лодку в реку более чем на половину борта, закончил осмотр пятой и последней сети. Больше рыбных ловушек, по крайней мере, на этом участке, у него, скорей всего, не было. Да и куда еще?
   Карасик и в мыслях не держал, что за его действиями следит участковый. Володин знал о похождениях Митяя и резонно просчитал, что участковому по-любому будет не до какого-то там браконьера. Со Стукачевым менту дел по горло хватит. А Горшкова, несмотря на свою наглость, Карасик боялся. И племянник Василий — начальник рыбнадзора предупреждал, чтобы Володин предельно остерегался семенихинского участкового. Васька говорил: если Карасик попадется Горшкову, то кранты. От Коляна не отбиться, не откупиться и начальством не прикрыться, потому как Горшков единственный в Кантарском районе Герой России, человек известный не то что в местном захолустье, но и в области и даже в Москве. Звезду Николаю сам президент в Кремле вручал, а это тебе не хухры-мухры. Вот и старался Карасик снимать улов, когда участковый был занят по службе, как сегодня. У того дел в деревне всегда хватало, и в район он часто выезжал. А то, что Володин открыто торговал рыбой, это уже участкового не касалось. Мало ли где Карасик взял ее? На удочку и донки наловил, поди проверь. Да и основную часть улова браконьер сбрасывал в Кантарске, местным продавая мелочевку, остатки, что не уходили в районе.
   Лодка ударилась о берег. Карасик сошел на сушу и пошел вдоль реки по течению, где за поворотом стоял на причале небольшой катер, также принадлежавший Володину. На нем, перегрузившись, Карасик и плавал в район, где его уже ждали покупатели. На веслах до Кантарска не доплыть. Катер — другое дело. Он раньше стоял в штате рыбоохраны. Племянник списал плавсредство и передал дядюшке за символическую цену. Все было продумано у Карасика с племянником. Кроме одного, что участковый давно просчитал их бизнес, вот только руки не доходили, чтобы пресечь его. Сегодня дошли.
   Горшков кустами прошел до места, напротив которого стояла лодка, почти до краев заполненная рыбой. Пустым оставался отсек, откуда работал браконьер.
   Николай укоризненно покачал головой. До чего жадность и страсть к деньгам доводят людей! Ведь за один этот улов Володина свободно можно оформить на зону. И на срок немалый, учитывая ущерб, нанесенный государству. А ведь мог Карасик обставить дело и по-другому! Но не захотел. Опять-таки из-за своей чрезмерной скупости! Что ж, не захотел, придется отвечать!
   Послышалось урчание мотора. Из-за поворота показался катер. Карасик вел его на малых оборотах. Причалил борт о борт с лодкой.
   И тут из кустов вышел Горшков.
   Володин от неожиданности присел, открыв рот.
   Николай поставил ногу на нос катера:
   — Бог в помощь, Михаил Потапович!
   Карасик промычал нечленораздельно:
   — Э-это… ты? Да… а… ну да! А я вот…
   Участковый спросил:
   — Ты чего там бормочешь? Не разберу! Давай на берег, здесь и поговорим, и документы положенные составим.
   Дважды споткнувшись на ровной поверхности, Володин спрыгнул на берег. Участковый взял его с поличным, отпираться не имело смысла, а признаться — подписать собственный приговор. Володин был полностью деморализован. Это заметил и участковый.
 
   — Что ж ты растерялся, Карасик? Как браконьерничать, так герой, а как отвечать, в штаны и наложил? Ну, будь мужиком! Надо уметь и проигрывать! Или ты рассчитывал, что сможешь и далее меня, как лоха, разводить? Да я давно выпас твой с племянником бизнес. Давно. Только времени не находил заняться вами вплотную. А вот нынче нашел! И взял тебя тепленьким! Одного не пойму, Потапыч, почему ты, имея связи через племяша в районе, официально не зарегистрировался, как частный предприниматель, занимающийся рыболовством? У нас это в области разрешено! Получил бы лицензию и работал спокойно! Васька тебя от конкурентов всегда защитил бы. А наехали бы отморозки какие, ко мне обратился. И я тебя защищать обязан был бы! Почему ты не сделал так?
   Володин сумел взять себя в руки:
   — Почему, спрашиваешь? А налоги? Но это черт бы с ним, но думаешь, официально промышляя, одними налогами я отделался бы? Хрен с два! Половину, если не более, всей администрации пришлось скормить бы. И получилось бы: я ломайся, а они жрать на халяву? Или ты, Колян, считаешь, по-другому было бы?
   Горшков строго взглянул на Володина:
   — Ты мне, Карась, в уши не дуй о поборах! Которые могли иметь место в перспективе! Твои слова к делу, как говорится, не пришьешь, а вот рыбу, что в лодке лежит, свободно. Сейчас по сотовому телефону вызову понятых и начнем составлять протокол.
   Володин неожиданно закричал:
   — Крайнего нашел, да? Правильный, да? Карасика отловил, преступление какое раскрыл! А чего же ты, такой правильный, не ловишь чиновников областных, что каждые выходные за перекатом сети ставят? И балдеют с проститутками? Они из реки только крупняк берут, мелочь выбрасывают! Я хоть продаю по дешевке, все людям на стол, а они выкидывают! Или их трогать нельзя? Ведь они областные шишки, а не какой-то бедолага деревенский, рвань лапотная. Что ж ты, Герой России, заслуженный человек, стоящий за правду, одних ловишь, а на других внимания не обращаешь? Или и ты только на словах за правду? Конечно! Так оно сподручней! Что ж, вызывай понятых, сажай Карасика! Эх, бля! Пропади оно все пропадом!
   Володин сел на нос катера, дрожащими руками извлек из пачки «Примы» сигарету, с трудом, ломая спички, но закурил, горестно вдыхая. А Николай, осознав смысл гневной речи браконьера, удивленно спросил Володина:
   — О чем ты, Карась, говоришь? О каких чиновниках?
   — Да ладно прикидываться! Будто сам не знаешь? Все в округе знаешь, а об этом и не слышал?
   — Тебе задан вопрос, отвечай на него!
   Володин подозрительно взглянул на лейтенанта.
   Мелькнуло: а вдруг он действительно не знает о пикниках высокого начальства? В этом случае можно сыграть на этом, лишь бы не переиграть, не переборщить! Тогда точно хана. Хотя и сейчас не сливки.
   Браконьер решился:
   — Не буду отвечать. Видать, ты с ними заодно! Перед тобой откройся, а потом в ящик сыграешь! Нет уж, лучше промолчу. Считай, ничего я тебе не говорил и ничего не знаю. Вызывай понятых, конфискуй сети, составляй протокол!
   Горшков задумался. Решить вопрос с Карасиком теперь проще простого, но если он сказал правду, то получится несправедливо. Одного закон покарает, других оставит безнаказанными. Такого не должно быть. Володин заикнулся о чиновниках из области, гуляющих с проститутками. Для них ставят сети, чтобы ушицу знатную к водочке подать. И все это происходит за перекатом. Но перекатов по реке на территории участка Горшкова два, один недалеко отсюда, другой выше по реке. Чтобы зацепить крупную дичь, надо знать точно, где разбивают бивак эти чиновники. И кто они? С кем, кроме проституток, приезжают сюда? Не сами же чинуши ставят сети? Все это можно узнать от Карасика. А тот не желает говорить. Его понять можно, в рассуждениях Володина логика присутствует. Одно — попасться самому, совсем иное — сдать других, да еще тех, кто представляет власть! Придется ради достижения большего жертвовать малым. Черт с ним, с Карасем, он все одно больше на реку не выйдет.
   Николай присел рядом с Володиным:
   — Слушай, Потапыч. Я готов замять сегодняшний случай. Хрен с ним. Правда, навара с рыбы ты не получишь, сети уничтожишь и больше никакого браконьерства, но при условии, что выложишь все, известное тебе о гулянках чиновников. Откажешься — пойдешь под суд, а чинуши с проститутками продолжат беспредельничать на реке. Я их, конечно, попытаюсь прищучить, но без полной информации по их пикникам сделать это будет очень сложно. Так что решай, говоришь или молчишь! Время на размышление одна минута. И оно пошло!
   Володин выдержал паузу. Затем рубанул воздух рукой:
   — Черт с ним! Твоя взяла! Слушай.
   И браконьер поведал участковому, что на этот берег в лесу за первым перекатом каждую субботу приезжают две машины. Иномарка, «Волга», ну и «Газель» грузо-пассажирская иногда. В иномарке прибывает не кто иной, как сам первый вице-губернатор области и охрана. На «Волге» приезжает глава администрации Кантарского района с проститутками. В багажниках — лодки резиновые, палатки, мангал, ящики с водкой, вином, пивом и жратвой разной!
   Николай спросил:
   — Так ты утверждаешь, что в лес у переката на выходные приезжает заместитель губернатора Комаров и наш районный глава Дубровин?
   — Да! Они!
   — С ними водители, проститутки и охрана?
   — Да!
   — Откуда ты это знаешь?
   Володин объяснил:
   — Я сам в позапрошлую субботу хотел пару сетей туда перебросить. Ночью поплыл. За поворотом, в лесу, прямо у переката, вижу костер и тени какие-то. А тут чувствую, что моя лодка уперлась во что-то. Глянул — сеть! Отплыл к середине, обогнул ее, вновь к берегу, веслом задел вторую сетку. Интересно стало, кто это тут окромя меня рыбным промыслом занялся? Пристал к берегу — и кустами к костру. Из зарослей не выходил. Справа увидел охранника. Тот с ружьем таким, без приклада, какие в американских фильмах показывают, у воды бродил. Глубже в ряд машины. «Волгу» узнал сразу. Нашенская, из гаража районной администрации, «Волга» главы района. А вот иномарка непонятно чья. Понял, непростые люди гуляют, решил свалить. И свалил бы, если б этот чертов охранник дорогу не перекрыл. Сел, сука, в резиновую лодку, мне к воде никак не выйти!
   — Где ж ты поставил свою посудину, что ее не заметил охранник?
   — За поваленным деревом. Есть там такое, торчит корнями на суше, кроной в воде. И ни ледоход, что странно, ее не сносит, ни разлив. Но хрен с ней. Короче, выйти к лодке не мог. Че оставалось делать? Знамо че! Куковать в кустах, ждать момента слинять по-тихому. Думал, надоест этому дебилу-охраннику все время у воды сидеть. Холодно ведь. Не май месяц, и одет он был не очень-то тепло! Ан нет, так, козел, до утра на берегу и просидел, а я в кустах!
   Горшков внимательно слушал браконьера, иногда делая пометки в своем блокноте. Вернее, чертил замысловатую схему, но этого Карасик не видел и продолжал:
   — Всю ночь, почти до четырех, из палаток то стоны, то крики слышны были. Но такие, не от боли, а от траханья, я у племянника раз в Кантарске ночевал. Так жена его так же за стеной стонала. Она у Васьки молодая, а тот жеребец еще тот, до этого дела охотник большой.
   Николай перебил браконьера:
   — Это можешь пропустить, что дальше было?
   — Дальше? Дальше, часов около семи, девки, как по команде, из палаток выпорхнули в кусты, понятно зачем. А шофера из машин вылезли и в лодки, поплыли сети снимать. Рыбы взяли много, но как уже говорил, только крупняк. Потом уху варили. К ним выходил и вице-губернатор, и наш местный князь. К костру подошли. Охранник к ним! Дальше я ждать не стал, бегом в лодку и восвояси. Вот так!
   Николай произнес:
   — Говоришь, в позапрошлую субботу гуляли?
   — И в позапрошлую, и в прошлую, и до этого постоянно. Я днем разок в будний день туда съездил. Поляна утоптана прилично. Она чуть на высоте, ее и в разлив, если обычный, не заливает.
   — Как же они, минуя Семениху, туда проезжают?
   — Через Терхово. От поляны к селу как раз дорожка в лесу пробита. А в Терхове, сам знаешь, асфальт в соседний район начинается, ну и далее к Переславлю.
   — Ясно. Следовательно, каждые выходные кайфуют наши власти?
   — Каждый! Они ж устают! И от дел государственных, и от жен старых, вот и прутся на природу, считая, что все вокруг принадлежит только им. Да так оно и есть!
   Последняя фраза разозлила Николая.
   — Ни хрена не так! Не будет по-ихнему!
   Володин удивленно взглянул на участкового:
   — Неужто решишься кайф таким людям обломать?
   — Каким таким? Люди все одинаковые!
   — Смотри, как бы тебя не обломали. Хотя… тебя им трудно обработать будет, ты ж все-таки Герой России. Только если не обработают, то… убить могут! Легко! И концы в воду! Был участковый — и пропал. Пустят слух — утоп. Поищут труп, не найдут, поверят. На твое место другого, а сами опять с блядями на поляну!
   Нервный тик прошел по лицу Николая.
   — А вот это, Карась, мы еще поглядим, кто кого обработает!
   Володин намекнул:
   — Я все тебе сказал, держи свое слово и ты!
   — Не волнуйся, сдержу! Значит, сейчас поступаем так: на катере снимаешь все, я подчеркиваю, все свои сети и жжешь их прямо на берегу. После чего перегружаешь рыбу и плывешь в Кантарск. Но не туда, где тебя обычно перекупщики ждут, а к пристани. Там есть телефон. Из него звонишь в местный детский дом. Говоришь, чтобы приехали за рыбой. Весь улов отдашь детям. Понял?
   Карасик вздохнул:
   — Как не понять?
   — Сдашь улов, найдешь племянника, передашь ему, что ваш бизнес закрыт!
   — А если представители детдома или милиции, что иногда дежурят возле пристани, спросят, откуда рыба, что сказать?
   — Скажи: мол, после половодья в овраге на мелководье задыхалась. Ты обратился ко мне, я разрешил ее выловить и отвезти в детдом. Не поверят, пусть звонят мне!
   — Ясно!
   — А ясно — работай! Я тут отираться не собираюсь, в деревню пойду, но все твои движения проверю. И не дай тебе господь что-то сделать не так! Пожалеешь!
   — Да ладно, что я, дурак? Раз договорились, сделаю все как надо.
   — Вот и хорошо! А что у нас сегодня за день недели?
   Володин тихо проговорил:
   — Пятница.
   — Точно, пятница! А значит, высокие должностные лица области и района прикатят на свою поляну завтра, так?
   — Так.
   — Ладненько. Завтра мы с ними там и встретимся.
   Володин испуганно произнес:
   — Я не пойду туда!
   — А кто тебя спросит? И еще, Карась, не хочешь больших проблем — о нашей беседе никому ни слова, даже жене собственной, я не говорю уже о племяннике!
   — Так, само собой. Я не враг себе.
   — Надеюсь. Но не стой, не стой. Ныряй в катер — и пошел снимать сети!
   — Сам же задержал.
   — Теперь не держу. Работай спокойно.
   И, развернувшись, Николай поднялся по обрыву на поле, лежащее между рекой и деревней.
   Подходя к деревне, Колян обернулся. От реки вертикально вверх, погода стояла безветренная, поднимался столб ядовитого желтого дыма. Карасик жег сети. Николай улыбнулся: вот так-то лучше будет!

Глава третья

   Северный Кавказ. Отряд в количестве шестидесяти боевиков, ведомых полевым командиром Мухтаром Гейдаровым, или Черкесом, выйдя из ущелья, по дну которого проходила граница России с Грузией, остановился на привал. Наемники устали и, как только поступил приказ, разбрелись по ущелью, в поисках подходящих мест для отдыха. Черкес же подозвал к себе проводника-грузина:
   — Шота, ты уверен в том, что вывел отряд в нужное место? На карте проход обозначен левее километров в пять! Как тут мы преодолеем Большой хребет? Главарь банды указал на заснеженный, уходящий вершинами в облака, кажущийся неприступным заснеженный перевал.
   — Твоя карта, Черкес, устарела! Там, где на бумаге обозначен проход, уже месяца три, как русскими оборудован горный блокпост, он наглухо перекрывает проход. Там не то что твоими шестью десятками бойцов, а и полноценным батальоном не пройти!
   Черкес вновь указал на заснеженный перевал:
   — А тут пройти?
   — Через хребет — нет! Но мы и не пойдем на него. Поднимемся до трещины, чуть выше рощи. Видишь эту трещину?
   — Трещину вижу, но не вижу, каким образом она может помочь нам.
   Грузин достал трубку и кисет.
   — В самом начале трещины — узкий вход в пещеру, которая пробивает перевал насквозь, естественным тоннелем.
   Черкес недоверчиво взглянул на проводника:
   — И русские не знают о нем?
   — Знают, но у них здесь недостаточно сил для блокирования всей границы. Сам видишь, мы спокойно вышли к территории России и не встретили ни погранцов, ни десантников. Они присутствуют, но западнее и восточнее. А пещера была заминирована. Нашим людям пришлось потрудиться, чтобы снять заряды, сейчас тоннель чист. Хозяин, перед тем как отправить с тобой, проинструктировал меня. У него есть свои люди в штабе русских. Так вот, через неделю сюда прибудут их саперы, проверить минно-взрывное заграждение. Но это произойдет через неделю, а нам, чтобы пройти сквозь перевал, понадобится чуть более суток. Уходить после рейда вы будете другим маршрутом.
   Грузин глубоко затянулся, выпустив ядовитое облако дыма, которое обволокло и главаря банды. Черкес закашлялся:
   — Что за гадость ты куришь, Шота?
   Проводник усмехнулся:
   — Это вы курите гадость, а я настоящий табак. Он не забивает, а прочищает легкие, облегчает походы по горам. Мой самосад покуришь утром — до вечера курить не захочешь, а вы свои соски тянете через каждый час. А потом, по окуркам, русский спецназ и выходит на ваш след. Но… это не мое дело. Давай и мы отдохнем. Через час надо начать подъем, чтобы засветло отряд втянулся в пещеру. Не забудь отдать приказ своим людям приготовить фонари и веревку. Пещера не прямой тоннель. Имеет много ответвлений, уводящих в такие лабиринты, что оттуда уже не выйти. Впрочем, и входить в них так же смертельно опасно. Мы разминировали лишь главный проход. Так что предупреди бойцов: идти в пещере следует строго по веревке, передний конец которой потяну я.
   Черкес поинтересовался:
   — Сам вернешься по той же веревке?
   — Да! Но выходить на поверхность не стану. Дождусь наших людей. Они восстановят минные заграждения, чтобы русские саперы ничего не заметили. Тем самым будет обеспечена полная скрытность внедрения в Россию твоего отряда. Главарь кивнул каракулевой папахой: