- Это Камышевый? - спросила Ронта недоверчиво и тотчас же узнала и радостно крикнула: - Яррий!
Яррий быстро обернулся и увидел своих друзей из женского лагеря. Он бесстрашно шагнул на самый край обрыва.
- Ронта! - окликнул он. Одну минуту он хотел даже спрыгнуть вниз, но потом передумал, побежал в левую сторону и исчез из глаз, но скоро опять появился уже внизу, на правом берегу.
- Ронта! - повторил он радостно, подбегая к девушке. Они положили друг другу руки на плечи и потерлись щека о щеку. Таково было приветствие Анаков при встрече.
Ронта с восхищением смотрела на своего друга. За эти несколько лун он сильно изменился, и недаром она не узнала его сразу. Яррий вырос почти на ладонь человека и раздался в плечах.
"Это мужская удача", - подумала Ронта.
Когда он ушел по весенней дороге с мужчинами, он был еще мальчиком. А теперь это был уже не мальчик, а воин. Даже глаза его смотрели иначе. На шее у него появился длинный белый шрам.
- Очень болело? - спросила Ронта, дотрагиваясь до шрама рукою.
- Ничего... - улыбнулся Яррий. - Белая телка занозила мне шею. У Рула дольше болело. Спанда сказал...
- А где Рул? - перебил Дило, который тем временем развязал сумку на поясе Яррия и бесцеремонно достал оттуда несколько темных кусочков сушеного мяса. В летнее время Горбун был прожорлив, как крыса.
- Рул там... - Яррий сделал неопределенный жест рукой.
- Где там?
- Там, в лесу.
- Мы пойдем, посмотрим на него, - сказал Дило.
Яррий покачал головой:
- Не надо трогать его. Он спит.
Дило с любопытством поднял вверх свою подвижную мордочку, но тотчас же вспомнил другое и перешел на новую тему.
- Скажите, когда вы пойдете в терновую рощу?..
В терновой роще производился обряд посвящения юношей. Их подвергали предварительному испытанию голодом, бессонницей и жестокому сечению терновыми прутьями. После этого они принимали племенной обет. Обряд заканчивался торжественным заклинанием, которое превращало отрока в мужа и делало его правоспособным к браку.
- Я тоже пошел бы, - сказал Дило не совсем уверенно.
Яррий нахмурился.
- Я, быть может, не пойду в терновую рощу, - сказал он после короткого колебания.
- Как? - в один голос воскликнули Ронта и Дило.
- Юн отвергает меня, - сказал Яррий.
- За что? - быстро спросила Ронта.
В женском лагере слыхали в общих чертах о приключениях Рула и Яррия, но не знали ничего о недовольстве колдунов.
Яррий покачал головой.
- Спанда говорит, что я слишком много убил оленей.
- Слишком много оленей, - повторила Ронта с недоумением.
- Без посвящения, - объяснил Яррий с угрюмой улыбкой. - Юн грозится: "Зачем же он ходил убивать? Его самого надо убить". А Спанда говорит: "Убить нельзя. Я лечил его и Рула вместе. Их кровь смешалась".
Настало тяжелое молчание.
- Зачем же ты пошел? - спросила наконец Ронта. - Не подождал до осени.
Яррий тряхнул головой.
- Меня зовут Ловец, - сказал он просто. - Чего мне ждать? Сердце не стерпело.
Ронта опять положила ему руку на шею. Она заметила, что кроме белого шрама на этой крепкой бронзовой шее не было ничего больше.
- Где твой хранитель? - спросила она.
Анаки носили на шее кожаную ладанку, в которой была зашита маленькая деревянная фигурка, попросту даже раздвоенный сучок. Эта ладанка надевалась младенцу на шею при наречении имени, и сучок считался ангелом-хранителем своего владельца.
- Я потерял его в реке, - сказал Яррий неохотно.
- Худой знак, - сказала Ронта, хватаясь рукой за мешочек на собственной груди.
Яррий в виде ответа только пожал плечами.
- Он маленький, а я большой, - сказал он, помолчав. - Кто же кого охраняет?
- Грех, - сказала Ронта с упреком. - Духи услышат.
- Где духи? - упрямо возразил Яррий. - Я их не вижу.
- Где духи?.. - Ронта посмотрела на него с новым удивлением. - Везде, кругом. В воде, в камышах, в пространстве. Везде духи и везде боги.
- Пусть же они придут, - сказал Яррий. - Я ходил в лесах и в камышах, днем и ночью, и звал их. Никто не приходил.
Ронта посмотрела на него со страхом и недоумением.
- Старые люди говорят, - начала она снова.
Яррий тряхнул головою и перебил ее.
- Да, я знаю, что говорят старые люди: "Надо пресмыкаться перед богами, кланяться в землю. Трепетать и покоряться. Пищу им давать, чтоб самого не съели. Защитников искать". - Пусть они приходят, - повторил он, как прежде. Глаза его сверкали странным блеском. Он закинул голову назад и стал как будто выше.
Дило радостно хихикнул. Дерзкая речь Яррия, видимо, доставляла ему величайшее наслаждение.
- Я ненавижу их обряды, - пылко говорил Яррий. - Розги Спанды коснутся моего тела? Зачем? Не бывать этому! Уйду я от них.
- Куда? - спросила Ронта.
Яррий широко повел рукою.
- На свете места много. Я один буду жить на вольных полях.
- А мы как? - сказала Ронта огорченным тоном. - Мы больше тебя не увидим...
- Все равно и так не много видите, - сказал Яррий. Брачные обычаи племени Анаков, видимо, тоже не удостаивались его одобрения.
Ронта посмотрела кругом. Дило не было видно. Он уполз в сторону в погоне за ящерицей. Она опять положила руку на плечо юноши.
- Яррий, останься!
Ее детский голосок звучал просительно и наивно.
- Зачем? - сказал Яррий.
- Я хочу плясать с тобою на празднике солнца, - сказала она.
Яррий молчал.
- Страшно, должно быть, там, - сказала Ронта. - Мужчины с бородами. Мне будет страшно плясать с ними без тебя.
- Да, - подтвердил Яррий. - Илл Бородатый. У него борода огненная. Под ним челнок садится в воду глубже всех. Но на бегу он медлен.
- Я боюсь его, - сказала Ронта.
Яррий загадочно улыбнулся.
- Он не боится тебя. Мужчины с бородами любят девушек помоложе.
- У!.. - Ронта даже головой замотала от страха и отвращения. - Яррий, не уходи, - сказала она почти со слезами и даже схватила его за руку, как будто опасаясь, что он тотчас же исчезнет.
Лицо Яррия смягчилось.
- Если они ничего не скажут, - проворчал он неохотно, - я тоже не стану говорить. - Это было полусогласие на возможный мир с племенем и его обрядами. - Ну, теперь я пойду, - сказал Яррий. - Вечер близко. Рул ждет меня.
- Зачем тебе Рул? - спросила Ронта и даже брови сдвинула.
- Рул - брат мой, нас соединила кровь, - сказал Яррий.
Он вынул свою руку из пальцев Ронты и ласково провел ладонью по волосам девушки.
- Я приду, - сказал он. - Теперь не ищи меня. Я сам найду тебя. Где бы ты ни была, в лесу или в лагере, я найду и вызову тебя. Вот так...
Он свистнул тихо и жалобно, подражая призывному крику Шиана, самца пестрой совы: - Угу!..
Ронта откликнулась ответом маленькой самки Шианы: - Угу!..
- Прощай, я ухожу! - крикнул Яррий.
Он свистнул опять, но уже по-иному, громко, пронзительно, уперся древком копья в землю, сделал неожиданно огромный прыжок в сторону и побежал вдоль берега. Ронта смотрела ему вслед. Через минуту он исчез за поворотом. Потом раздался плеск воды. Это он наступил резвой Сарне ногой на шею. Высокая фигура его снова показалась вверху над обрывом. Он приветственно махнул копьем Ронте и пропал в чаще.
Час, и другой, и третий Яррий бежал полями и лесами. Он перебегал болота с кочки на кочку, не оступаясь, как молодой олень. Он переползал в густой чаще, как змея или призрак, и сзади его не оставалось следов.
Солнце закатилось, первые смутные тени упали на землю, когда он нашел своего друга. Это было в последнем лесу перед мужским лагерем. Здесь все деревья были редкими, высокими и тенистыми, а земля под ними была ровная, твердая, так что ноги отскакивали упруго на каждом шагу. Рул лежал под деревом, уронив голову на руки. Он как будто спал и не слышал шагов. Яррий окликнул его по имени. Рул поднял голову и мутными глазами посмотрел на товарища.
- Неможется тебе? - спросил Яррий заботливо.
Рул покачал головой.
- Зачем ты столько спишь?
Рул посмотрел на него странным и жалобным взглядом.
- Она заставляет меня.
- Кто заставляет?
- Ты знаешь, кто: она, Мужеподобная...
Он неожиданно вскочил, протянул руки вперед и запел высоким, чистым, горловым напевом:
У ней четыре ноги и два тела,
Одно тело женское, другое мужское.
Она кивает мне ножами рогов своих:
"Спи, Рул, только во сне я могу посещать тебя!"
- Пустое, - сказал Яррий. - Ее давно съели, Горбун Дило, моя сестра Яррия и другие.
Лицо Рула исказилось от яростного гнева. Он погрозил Яррию кулаком:
- Будьте вы прокляты, если съели ее!.. Ах, что она говорит, прибавил он без всякого перехода, подходя к Яррию и кладя ему руку на плечо. - Мне стыдно сказать, - шепнул Рул и положил голову на грудь товарищу, как женщина.
- Тебе кажется, - сказал Яррий, упорствуя в своем неверии.
- Она велит мне: "прими другое тело", - шепнул Рул.
- Как? - переспросил Яррий, не расслышав.
- Новое тело, - повторил Рул.
Он посмотрел на Яррия отчаянными глазами.
- Вот она зовет, - сказал он, прислушиваясь, и тотчас же хоркнул сам два раза по-оленьему. - Это ее голос. Но я не хочу идти за ней. Я борюсь.
Он поискал руками кругом себя, как будто ища, за что бы ухватиться. Лицо его выразило крайнее напряжение. Даже пот проступил мелкими каплями на лбу и на висках. Яррий с некоторым ужасом заметил, что капли эти были красного цвета.
- Что с тобою? - спросил он с тревогой. - Разве твоя рана раскрывается?
- Душа моя раскрывается, - сказал Рул. - Жарко мне до кровавого пота.
Это был кровавый пот начинающих колдунов, когда они противятся велению духов.
- Как я пойду в терновую рощу?! - заговорил Рул снова. - Она велит другое: "Плащ твой собственный брачный прими из чужих рук. Пляши с мужчиной..."
- Мерзость, - сказал Яррий с отвращением. Он понял наконец смысл таинственных велений Мужеподобной Яламы. - Это Юн тебя учит...
Но Рул не слышал.
- "Я сделаю тебя великим колдуном, дам ход подземный и полет воздушный", - продолжал он перечислять обещания призрака. - "Не то убью. Резала тебя, недорезала. Теперь дорежу".
По повелению духов и старших колдунов, иные из юношей отрекались от своего пола и уподоблялись женщинам. Такие потом получали великий дар волшебства. Именно на этот путь Черный Юн и убитая Ялама толкали отрока Рула.
Рул задрожал и опять сел на землю.
- Пойдем домой, - сказал решительно Яррий. - Надо тебе сегодня спать у костра с друзьями.
Рул упирался, но он взял его за руку и повел с собою сквозь темный лес, туда, где среди развешанного мяса горел костер и сидели колдуны и охотники, - Юн Черный и Спанда Мудрый, Илл Бородатый и многие другие...
Месяц был на исходе. Ронта и Яррий встретились еще раз; мужской лагерь переместился и подвинулся к женскому. Он находился теперь на берегу Калавы пониже устья Сарны. Он был устроен чрезвычайно просто. Большой костер, на котором охотники жарили пищу, беспорядочная груда сухих сучьев для топлива и в разных местах кучки зеленых ветвей для постелей. Не было даже навесов от дождя, ибо мужчины не строили крова весною и летом.
У костра никого не было. Огонь тлел тихо, объедая две здоровенные колоды, положенные накрест. Только запасное копейное древко, прислоненное к дереву, да длинный аркан, сплетенный из тонких ремней, говорили о том, что это стойбище не было покинуто людьми.
Анаки, впрочем, были близко. Они собрались все вместе внизу у воды и образовали круг. Перед кругом стояли два колдуна, светлый - справа и темный - слева, а между ними стоял Яррий. Черный Юн исполнил свою угрозу и привлек дерзкого Ловца к суду племени.
Все охотники держали в руках копья. Даже подсудимый являлся на сход с копьем. Воина можно было лишить жизни, но никак не оружия. Анака, убитого в таком судебном кругу, выносили оттуда с копьем в руке и клали на поле. И Яррий, хотя и непосвященный, тоже пришел с копьем. Анаки встретили его угрюмыми взглядами, но не сказали ни слова.
Только Спанда и Юн не имели оружия. Они были вооружены словом своим, которое ранило больнее копья. На лице Черного Юна было написано злое ожидание. Спанда был высокий, с седой бородой старик, тот самый, который во время весенней охоты первый встретил оленей, выбегавших на берег. Глаза у него были спокойные, слегка насмешливые.
Сход только что собрался, но все молчали. Молчал и подсудимый.
- Говори, Яррий, - обратился к нему Спанда, впрочем, без суровости.
- Вы сами говорите, - неохотно проворчал Яррий.
- Ты отнял у бога живую добычу, - сказал Юн глухо и с гневом.
Яррий посмотрел на него исподлобья, но не сказал ничего.
- Говори, Яррий, - снова сказал Спанда.
- Если отнял у бога, зато дал Анакам, - сказал Яррий. - Это мое копье перекололо полстада.
Юн посмотрел на него ядовитым взглядом, потом обратился к племени.
- Если непосвященные мальчишки будут оленей убивать, - сказал он, то что же останется взрослым?
Яррий ничего не сказал, но щеки его покраснели и глаза вспыхнули.
- Ты отнял у бога живую добычу, - повторил Юн.
- Не у тебя ли отнял? - возразил Яррий дерзко. - У твоего короткого копья?..
- Лжешь! - вскрикнул Юн запальчиво. - Я видел тебя в воде. Четвероногий олень ехал на твоей спине.
- Рука моя лежала на шее белой телицы. Мы плыли рядом, как муж и жена...
Они стояли лицом к лицу и смотрел друг другу в глаза. Оба они были одного роста, статные и сильные. Только у Юна глаза и волосы были черные, а у Яррия глаза были серые, а волосы русые.
- Бродяга, - прошипел Юн, - знаешь ли ты, что такое бог?
Яррий ответил ему презрительным взглядом.
- А ты знаешь? - спросил он неожиданно.
- Постой, - вмешался Спанда. - Мы спрашиваем о боге у тебя, не у Юна. Скажи нам, где твой бог?
Яррий поднял копье и с силой опустил его на землю.
- Вот мой бог, - сказал он резко.
- Слышите, Анаки! - воскликнул Юн с ужасом. И Анаки отозвались гневным ропотом. Яррий нахмурил брови и крепко оперся рукою на копье.
Спанда слегка пожал плечами и сказал спокойно:
- Какой же это бог? Это - древко.
Яррий молчал.
- Или нет на земле иного бога, сильней, чем копье твое? - продолжал Спанда. - Зачем ты молчишь? Стыдишься говорить?
- Чего мне стыдиться? - сказал Яррий угрюмо. - Нет на земле иного бога, кроме Анака. Сса - Зверь-Гора и Полосатый Тигр подвластны нам. Горы и долы, леса и поля, все это наше.
Странно прозвучали эти гордые слова перед лицом враждебного круга воинов. Анаки сердито ворчали. Им нисколько не льстило считаться земными богами во устранение небесных.
- Еще что? - опять спросил Спанда с явным любопытством.
- Реки поят нас, а дубрава кормит, - продолжал Яррий, - звезды любуются нами. Ясное солнце светит для нас...
В голосе его звучало волнение.
- Молчи ты, - отозвался тотчас же Спанда. - Про солнце мы сами знаем.
- Я стану говорить, - сказал Юн, - мой бог требует жертвы.
- Какой жертвы? - спросил Спанда так же спокойно.
- Замены, - сказал Юн, - жертвы живой, вон той...
Он указал пальцем на юношу.
Спанда пожал плечами.
- Мы, Анаки, не шакалы, друг друга не едим.
- Мой бог ест, - упрямо повторил Юн. - Бог белый, Месяц.
- Солнце - бог красный, - сказал Спанда. - Твой бог - Луна.
Юн посмотрел на него с ненавистью. Противоположность этих двух слов: Месяц, Луна, выражали всю противоположность двух преданий.
- Лунный бог создал небо и землю, - сказал Юн мрачно.
- Когда это было? - спросил Спанда с насмешкой.
- Солнце было женой ему и Анаки детьми.
- Солнце - отец наш, - сказал Спанда. И все Анаки повторили: - Солнце - Отец.
- Лунная вера - старая вера, - сказал Юн. - Первые люди с вороньей головой, истребители падали, они были детьми Дракона.
- Я старик, - сказал Спанда, - и дед мой был старик. Он всегда говорил, что мы - дети солнца.
- Довольно! - крикнул Юн. - Мой бог требует крови.
- Летнее солнце не любит крови, - сказал Спанда.
- Мой бог пошлет на вас месть, - с зубами крысьими. Не дайте видеть его белому глазу лицо оскорбителя!..
- Что ты скажешь, Яррий? - спросил Спанда.
Яррий опять посмотрел на Юна.
- Белого бога не вижу, вижу Черного Юна. Пусть возьмет копье и заступится за своего бога.
Юн бросил ему уничтожающий взгляд.
- Даже ножа обрезального не хочу я поднять на такого, как ты.
- Что скажете, Анаки? - спросил Спанда, обращаясь к племени.
Анаки молчали. Потом Илл, Красный Бык, повернул лицо к юноше и сказал коротко и веско: "Уйди!"
- Правда, - загалдели Анаки. - Уйди от нас. Собственной силой живи. Странствуй один.
- Верно вы рассудили, Анаки, - сказал Спанда. - Летнее солнце кроткое солнце. Лунный бог - страшный бог. Пусть мстит ему одному без нас. Что ты скажешь, Яррий?
- Я уйду, - сказал Яррий отрывисто.
- Теперь слушай и помни, - сказал Спанда строго, - воды нашей не пей, не грейся у огня, будь нам чужим, другого племени, без нашего бога, без нашего кладбища.
- Уйду! - крикнул Яррий. - А вы, будьте вы...
Он не докончил проклятия, только схватил копье и погрозил им Анакам. Потом повернулся и быстрыми шагами ушел влево по берегу Калавы.
ГЛАВА 5
В кленовой роще ночью сидели подруги: Ронта, Илеиль и высокая Яррия, и еще две, Элла Большая и Элла Певучая. Певучая Элла была старшей сестрой черноволосой Милки. Ее называли также Элла Сорока. Она была маленькая, круглая, как будто комочек. Волосы у нее были коротенькие, в кудрях. Они стояли над ее головой, как запутанное облако.
Эллу звали Певучей за то, что она пела целый день. Что бы на глаза ни попало, как бы оно быстро ни промелькнуло мимо, песня Эллы являлась еще быстрее и выливалась, как щебет. Элла пела о камне, который подвернулся под ноги, о стаде быков, которое попалось мужчинам, или о драке двух девчонок, которые поссорились из-за цветной раковины. Но если песня ей нравилась, она готова была повторять ее с утра до вечера. Оттого ее звали также Элла Сорока.
Подруги сидели в кленовой роще у костра и ждали утра. Это была последняя ночь перед обрядом. Они не могли спать: им было жутко. На другом конце рощи были обе старухи, Лото и Исса. Лото должна была исполнить первую часть обряда, белую, дневную. Исса должна была исполнить вторую часть, ночную, темную. Лото сидела одна у особого костра и варила в глиняной плошке пахучие травы. Иссы не было видно, она скрывалась в темноте. И все, что ей было нужно, - травы и притирания, она давно сварила и приготовила, хотя никто не видел, когда и как. Иссы и ее притираний боялись подруги.
Согласно обычаю, другие женщины в эту ночь не могли присутствовать в роще... Они должны были явиться утром и принять участие в обряде посвящения. Но вместе с испытуемыми сидела взрослая помощница, Аса-Без-Зуба.
Девочки перестали шептаться, - им стало скучно. Костер был маленький, в тихом воздухе безветренной ночи огонек горел тонкою алою струйкою. Илеиль подняла свою русую голову и сказала:
- Спой песню, Элла.
Элла сидела по другую сторону костра; она посмотрела на подругу, и тонкое прыгающее пламя отразилось на минуту в ее сверкающих зрачках.
- Песню? Хорошо.
Пять трясогузок, все дуры, сидели под листьями клена,
Нахохлившись, как в дождь.
Ястреб сказал: "Я вас замуж возьму,
Ощиплю вас до перышка..."
- Страшно, - вздохнула Ронта и боязливо поглядела в темноту.
- Чего страшно? - спросила Элла задорно из-за костра.
- Иссы страшно и тех... - сказала Ронта и указала глазами в ту сторону, где был мужской лагерь.
- О, т е х!.. Об Иссе я не знаю и знать не хочу. Но я знаю, что т е сделают с нами...
Пять трясогузок...
- Молчи, молчи... - зашикали на нее подруги со всех сторон.
Говорить о мужчинах в связи с тем, что относилось к браку, считалось неприличным даже для взрослых женщин во всю первую половину года, вплоть до осеннего обряда. Если иные и думали о своих друзьях, то они молчали об этом.
- Ушла бы я на край света, - сказала Ронта тихо.
- Куда ты уйдешь? - сурово возразила высокая Яррия. - Бродяги уходят, но женщин-бродяг не бывает.
- Все уходят, - сказала задумчиво Ронта. - Время проходит, и они уходят и никогда не возвращаются назад...
Девушки замолчали.
- Куда они уходят? - спросила Ронта, склоняя голову.
- К племени своему уходят, - сказала Яррия, - на небо, к Отцу. Там тоже есть племя Анаков.
- Я сказку слыхала, - сказала Илеиль. - В той стороне есть место. У самых ног Отца сделана дыра и вбита затычка, и женщины подходят и выдергивают, и смотрят вниз; и если какая-нибудь пожалеет и заплачет, то слезы ее к нам падают росою.
Все инстинктивно подняли головы и посмотрели вверх, туда, где наискось к полночи светилось недвижимое Око Отца. В ночном воздухе мелькали какие-то неуловимые влажные искры, и им показалось, что это слезы тех, небесных женщин.
- Будет вам, - снова вмешалась неукротимая Элла. - Вы говорите о тех, которые уходят. Я хочу говорить о тех, которые приходят.
- Души детские, - сказала Илеиль и усмехнулась радостно. - Малые детки...
Элла посмотрела на нее лукаво и подмигнула левым глазом.
- Малые и большие... О т т у д а и о т т у д а!..
Она указала кивком головы на небо и тотчас же протянула обе руки к северу, туда, где находился мужской лагерь.
- Я люблю их, - сказала она громко, потом слегка потянулась и свела руки вместе. - Всех люблю.
И было так, как будто она сразу заключила в свои объятия всех мужчин и детей.
- Молчи, - сказала Илеиль, но не совсем уверенно. Элла Сорока знала, как будто, действительно, больше, чем другие подруги.
- Дуры вы, - возразила Элла и рассмеялась.
Пять трясогузок, все дуры...
- Трясогузка Ронта, - сказал неожиданно голос сзади, такой же веселый, как у Эллы.
Девушки обернулись. Дило Горбун подполз к костру так тихо, что никто его не заметил. Он остановился перед костром, как полз, на четвереньках, и вертел головою, как будто черепаха.
- Уйди, - крикнули девушки, - зачем ты пришел?
- К вам пришел, - сказал Дило, - мне одному тоскливо.
- Здесь мальчикам не место, - сказала Илеиль. - Это девичья роща.
- Разве я мальчик, - сказал Дило вкрадчивым тоном. - Если бы я был мальчиком, то был бы с мальчиками.
Девушки засмеялись. Это была обычная присказка Горбуна.
- Я вам сказку расскажу, - соблазнял Дило.
- Уйди, не то палки возьмем.
- Расскажу и уйду. О Рунте-трясогузке... Мне одному темно в этом лесу.
- Ну, расскажи, - поколебались девочки.
Их в особенности соблазняла тема рассказа. Имя Ронты с небольшим изменением в Р у н т а означало: трясогузка. Молодых девушек вообще называли трясогузками за их предполагаемую стыдливость.
Они посмотрели нерешительно на взрослую помощницу. Но круглые глазки Асы тоже горели любопытством, и, ко всеобщему удивлению, она не сказала ни "да", ни "нет".
Пять трясогузок сидели под листьями клена,
начал Дило нараспев.
- Молчи, дурак, - сказали девушки полусердито.
Дило, по-видимому, хотел начать с присказки и заимствовал ее у Эллы.
- Нет, - сказал Дило.
Пять трясогузок сидели под листьями клена.
Пришли пять турухтанов и распустили свои крылья.
И сказали: "Спляшем брачный танец.
Совьем колесо солнцу, будем плясать брачный пляс.
Будьте нам женами, будем вам мужьями..."
По обыкновению Анакских сказочников, Дило наполовину пел, строфу за строфою.
Лунный Дракон пришел к красному солнцу
И сказал: "Солнце, спляшем брачный танец.
Будь мне женою, я тебе буду мужем".
- Разве солнце - жена? - спросила Илеиль с удивлением.
- Не перебивай, - сердито сказал Дило. - В то время Солнце было женою.
Солнце сказало: "Я не хочу.
У тебя, Дракон, чужое лицо.
На твоей шее чешуя стала дыбом.
Ты мне не муж, я тебе не жена..."
Дракон рассердился и проглотил Солнце.
Вместе с Солнцем проглотил все лучи;
На земле и на небе стало темно,
Турухтанам и трясогузкам стало темно.
Темно свивать колесо Солнцу,
Темно плясать брачный танец...
Рунта молодая сказала подругам:
"Я поднимусь на небо, я верну Солнце,
Я дам свет,
Пойду к Дракону в юные жены.
Пусть я исчезну, вы будете жить"...
После этого Дило стал рассказывать прозой:
Молодая Рунта поднялась на небо и приблизилась к Дракону. Он дремал, раскрыв пасть после сытной еды. Солнце, большое и круглое, тускло сияло в его утробе.
- Я пришла, - сказала Рунта.
- Зачем? - спросил Дракон.
- В жены к тебе, - сказала Рунта.
- А, хорошо, - сказал Дракон.
- Как берешь ты жен? - спросила Рунта.
- Пастью беру, - сказал Дракон.
Молодая Рунта вошла в пасть Дракона, из пасти в утробу и отыскала Солнце. Она обвязала его травяной веревкой и потащила его вон. Вытащила Солнце в горло Дракона, потом вытащила в рот Дракона, потом вытащила на язык Дракона. И лопнула веревка с таким треском, как падает дерево. Тогда встрепенулся Дракон и тряхнул головою. Круглое Солнце обожгло ему язык и выкатилось вон. Брызнул свет, настало новое утро.
Дило замолчал, девушки тоже молчали.
- А Рунта вернулась? - спросила Илеиль.
Дило лукаво посмотрел на девушек.
- Рунта, вот она, - пошутил он, указывая пальцем на подругу Яррия. Рунта-Ронта.
- Нет, правда!
- Правда, - настаивал Дило. - Вы знаете: предки возвращаются сквозь женское чрево. Так Рунта вернулась...
- Постой, - сказала Элла. - Какую песенку пела молодая Рунта?
"Пусть я исчезну, вы будете жить..."
- Печальная песня.
Ронта сидела и слушала, не шевелясь и не произнося ни слова.
Но когда Элла повторила печальную песню Рунты-трясогузки, ее лицо неожиданно сморщилось, нижняя губа задрожала. Еще минута, и она разразилась плачем, тихим и жалобным, как огорченный ребенок.
Яррия положила подруге руку на шею.
- Глупая, - сказала она. - Ну, не плачь. Это другая погибла, та, молодая Рунта. Ты живешь.
Яррий быстро обернулся и увидел своих друзей из женского лагеря. Он бесстрашно шагнул на самый край обрыва.
- Ронта! - окликнул он. Одну минуту он хотел даже спрыгнуть вниз, но потом передумал, побежал в левую сторону и исчез из глаз, но скоро опять появился уже внизу, на правом берегу.
- Ронта! - повторил он радостно, подбегая к девушке. Они положили друг другу руки на плечи и потерлись щека о щеку. Таково было приветствие Анаков при встрече.
Ронта с восхищением смотрела на своего друга. За эти несколько лун он сильно изменился, и недаром она не узнала его сразу. Яррий вырос почти на ладонь человека и раздался в плечах.
"Это мужская удача", - подумала Ронта.
Когда он ушел по весенней дороге с мужчинами, он был еще мальчиком. А теперь это был уже не мальчик, а воин. Даже глаза его смотрели иначе. На шее у него появился длинный белый шрам.
- Очень болело? - спросила Ронта, дотрагиваясь до шрама рукою.
- Ничего... - улыбнулся Яррий. - Белая телка занозила мне шею. У Рула дольше болело. Спанда сказал...
- А где Рул? - перебил Дило, который тем временем развязал сумку на поясе Яррия и бесцеремонно достал оттуда несколько темных кусочков сушеного мяса. В летнее время Горбун был прожорлив, как крыса.
- Рул там... - Яррий сделал неопределенный жест рукой.
- Где там?
- Там, в лесу.
- Мы пойдем, посмотрим на него, - сказал Дило.
Яррий покачал головой:
- Не надо трогать его. Он спит.
Дило с любопытством поднял вверх свою подвижную мордочку, но тотчас же вспомнил другое и перешел на новую тему.
- Скажите, когда вы пойдете в терновую рощу?..
В терновой роще производился обряд посвящения юношей. Их подвергали предварительному испытанию голодом, бессонницей и жестокому сечению терновыми прутьями. После этого они принимали племенной обет. Обряд заканчивался торжественным заклинанием, которое превращало отрока в мужа и делало его правоспособным к браку.
- Я тоже пошел бы, - сказал Дило не совсем уверенно.
Яррий нахмурился.
- Я, быть может, не пойду в терновую рощу, - сказал он после короткого колебания.
- Как? - в один голос воскликнули Ронта и Дило.
- Юн отвергает меня, - сказал Яррий.
- За что? - быстро спросила Ронта.
В женском лагере слыхали в общих чертах о приключениях Рула и Яррия, но не знали ничего о недовольстве колдунов.
Яррий покачал головой.
- Спанда говорит, что я слишком много убил оленей.
- Слишком много оленей, - повторила Ронта с недоумением.
- Без посвящения, - объяснил Яррий с угрюмой улыбкой. - Юн грозится: "Зачем же он ходил убивать? Его самого надо убить". А Спанда говорит: "Убить нельзя. Я лечил его и Рула вместе. Их кровь смешалась".
Настало тяжелое молчание.
- Зачем же ты пошел? - спросила наконец Ронта. - Не подождал до осени.
Яррий тряхнул головой.
- Меня зовут Ловец, - сказал он просто. - Чего мне ждать? Сердце не стерпело.
Ронта опять положила ему руку на шею. Она заметила, что кроме белого шрама на этой крепкой бронзовой шее не было ничего больше.
- Где твой хранитель? - спросила она.
Анаки носили на шее кожаную ладанку, в которой была зашита маленькая деревянная фигурка, попросту даже раздвоенный сучок. Эта ладанка надевалась младенцу на шею при наречении имени, и сучок считался ангелом-хранителем своего владельца.
- Я потерял его в реке, - сказал Яррий неохотно.
- Худой знак, - сказала Ронта, хватаясь рукой за мешочек на собственной груди.
Яррий в виде ответа только пожал плечами.
- Он маленький, а я большой, - сказал он, помолчав. - Кто же кого охраняет?
- Грех, - сказала Ронта с упреком. - Духи услышат.
- Где духи? - упрямо возразил Яррий. - Я их не вижу.
- Где духи?.. - Ронта посмотрела на него с новым удивлением. - Везде, кругом. В воде, в камышах, в пространстве. Везде духи и везде боги.
- Пусть же они придут, - сказал Яррий. - Я ходил в лесах и в камышах, днем и ночью, и звал их. Никто не приходил.
Ронта посмотрела на него со страхом и недоумением.
- Старые люди говорят, - начала она снова.
Яррий тряхнул головою и перебил ее.
- Да, я знаю, что говорят старые люди: "Надо пресмыкаться перед богами, кланяться в землю. Трепетать и покоряться. Пищу им давать, чтоб самого не съели. Защитников искать". - Пусть они приходят, - повторил он, как прежде. Глаза его сверкали странным блеском. Он закинул голову назад и стал как будто выше.
Дило радостно хихикнул. Дерзкая речь Яррия, видимо, доставляла ему величайшее наслаждение.
- Я ненавижу их обряды, - пылко говорил Яррий. - Розги Спанды коснутся моего тела? Зачем? Не бывать этому! Уйду я от них.
- Куда? - спросила Ронта.
Яррий широко повел рукою.
- На свете места много. Я один буду жить на вольных полях.
- А мы как? - сказала Ронта огорченным тоном. - Мы больше тебя не увидим...
- Все равно и так не много видите, - сказал Яррий. Брачные обычаи племени Анаков, видимо, тоже не удостаивались его одобрения.
Ронта посмотрела кругом. Дило не было видно. Он уполз в сторону в погоне за ящерицей. Она опять положила руку на плечо юноши.
- Яррий, останься!
Ее детский голосок звучал просительно и наивно.
- Зачем? - сказал Яррий.
- Я хочу плясать с тобою на празднике солнца, - сказала она.
Яррий молчал.
- Страшно, должно быть, там, - сказала Ронта. - Мужчины с бородами. Мне будет страшно плясать с ними без тебя.
- Да, - подтвердил Яррий. - Илл Бородатый. У него борода огненная. Под ним челнок садится в воду глубже всех. Но на бегу он медлен.
- Я боюсь его, - сказала Ронта.
Яррий загадочно улыбнулся.
- Он не боится тебя. Мужчины с бородами любят девушек помоложе.
- У!.. - Ронта даже головой замотала от страха и отвращения. - Яррий, не уходи, - сказала она почти со слезами и даже схватила его за руку, как будто опасаясь, что он тотчас же исчезнет.
Лицо Яррия смягчилось.
- Если они ничего не скажут, - проворчал он неохотно, - я тоже не стану говорить. - Это было полусогласие на возможный мир с племенем и его обрядами. - Ну, теперь я пойду, - сказал Яррий. - Вечер близко. Рул ждет меня.
- Зачем тебе Рул? - спросила Ронта и даже брови сдвинула.
- Рул - брат мой, нас соединила кровь, - сказал Яррий.
Он вынул свою руку из пальцев Ронты и ласково провел ладонью по волосам девушки.
- Я приду, - сказал он. - Теперь не ищи меня. Я сам найду тебя. Где бы ты ни была, в лесу или в лагере, я найду и вызову тебя. Вот так...
Он свистнул тихо и жалобно, подражая призывному крику Шиана, самца пестрой совы: - Угу!..
Ронта откликнулась ответом маленькой самки Шианы: - Угу!..
- Прощай, я ухожу! - крикнул Яррий.
Он свистнул опять, но уже по-иному, громко, пронзительно, уперся древком копья в землю, сделал неожиданно огромный прыжок в сторону и побежал вдоль берега. Ронта смотрела ему вслед. Через минуту он исчез за поворотом. Потом раздался плеск воды. Это он наступил резвой Сарне ногой на шею. Высокая фигура его снова показалась вверху над обрывом. Он приветственно махнул копьем Ронте и пропал в чаще.
Час, и другой, и третий Яррий бежал полями и лесами. Он перебегал болота с кочки на кочку, не оступаясь, как молодой олень. Он переползал в густой чаще, как змея или призрак, и сзади его не оставалось следов.
Солнце закатилось, первые смутные тени упали на землю, когда он нашел своего друга. Это было в последнем лесу перед мужским лагерем. Здесь все деревья были редкими, высокими и тенистыми, а земля под ними была ровная, твердая, так что ноги отскакивали упруго на каждом шагу. Рул лежал под деревом, уронив голову на руки. Он как будто спал и не слышал шагов. Яррий окликнул его по имени. Рул поднял голову и мутными глазами посмотрел на товарища.
- Неможется тебе? - спросил Яррий заботливо.
Рул покачал головой.
- Зачем ты столько спишь?
Рул посмотрел на него странным и жалобным взглядом.
- Она заставляет меня.
- Кто заставляет?
- Ты знаешь, кто: она, Мужеподобная...
Он неожиданно вскочил, протянул руки вперед и запел высоким, чистым, горловым напевом:
У ней четыре ноги и два тела,
Одно тело женское, другое мужское.
Она кивает мне ножами рогов своих:
"Спи, Рул, только во сне я могу посещать тебя!"
- Пустое, - сказал Яррий. - Ее давно съели, Горбун Дило, моя сестра Яррия и другие.
Лицо Рула исказилось от яростного гнева. Он погрозил Яррию кулаком:
- Будьте вы прокляты, если съели ее!.. Ах, что она говорит, прибавил он без всякого перехода, подходя к Яррию и кладя ему руку на плечо. - Мне стыдно сказать, - шепнул Рул и положил голову на грудь товарищу, как женщина.
- Тебе кажется, - сказал Яррий, упорствуя в своем неверии.
- Она велит мне: "прими другое тело", - шепнул Рул.
- Как? - переспросил Яррий, не расслышав.
- Новое тело, - повторил Рул.
Он посмотрел на Яррия отчаянными глазами.
- Вот она зовет, - сказал он, прислушиваясь, и тотчас же хоркнул сам два раза по-оленьему. - Это ее голос. Но я не хочу идти за ней. Я борюсь.
Он поискал руками кругом себя, как будто ища, за что бы ухватиться. Лицо его выразило крайнее напряжение. Даже пот проступил мелкими каплями на лбу и на висках. Яррий с некоторым ужасом заметил, что капли эти были красного цвета.
- Что с тобою? - спросил он с тревогой. - Разве твоя рана раскрывается?
- Душа моя раскрывается, - сказал Рул. - Жарко мне до кровавого пота.
Это был кровавый пот начинающих колдунов, когда они противятся велению духов.
- Как я пойду в терновую рощу?! - заговорил Рул снова. - Она велит другое: "Плащ твой собственный брачный прими из чужих рук. Пляши с мужчиной..."
- Мерзость, - сказал Яррий с отвращением. Он понял наконец смысл таинственных велений Мужеподобной Яламы. - Это Юн тебя учит...
Но Рул не слышал.
- "Я сделаю тебя великим колдуном, дам ход подземный и полет воздушный", - продолжал он перечислять обещания призрака. - "Не то убью. Резала тебя, недорезала. Теперь дорежу".
По повелению духов и старших колдунов, иные из юношей отрекались от своего пола и уподоблялись женщинам. Такие потом получали великий дар волшебства. Именно на этот путь Черный Юн и убитая Ялама толкали отрока Рула.
Рул задрожал и опять сел на землю.
- Пойдем домой, - сказал решительно Яррий. - Надо тебе сегодня спать у костра с друзьями.
Рул упирался, но он взял его за руку и повел с собою сквозь темный лес, туда, где среди развешанного мяса горел костер и сидели колдуны и охотники, - Юн Черный и Спанда Мудрый, Илл Бородатый и многие другие...
Месяц был на исходе. Ронта и Яррий встретились еще раз; мужской лагерь переместился и подвинулся к женскому. Он находился теперь на берегу Калавы пониже устья Сарны. Он был устроен чрезвычайно просто. Большой костер, на котором охотники жарили пищу, беспорядочная груда сухих сучьев для топлива и в разных местах кучки зеленых ветвей для постелей. Не было даже навесов от дождя, ибо мужчины не строили крова весною и летом.
У костра никого не было. Огонь тлел тихо, объедая две здоровенные колоды, положенные накрест. Только запасное копейное древко, прислоненное к дереву, да длинный аркан, сплетенный из тонких ремней, говорили о том, что это стойбище не было покинуто людьми.
Анаки, впрочем, были близко. Они собрались все вместе внизу у воды и образовали круг. Перед кругом стояли два колдуна, светлый - справа и темный - слева, а между ними стоял Яррий. Черный Юн исполнил свою угрозу и привлек дерзкого Ловца к суду племени.
Все охотники держали в руках копья. Даже подсудимый являлся на сход с копьем. Воина можно было лишить жизни, но никак не оружия. Анака, убитого в таком судебном кругу, выносили оттуда с копьем в руке и клали на поле. И Яррий, хотя и непосвященный, тоже пришел с копьем. Анаки встретили его угрюмыми взглядами, но не сказали ни слова.
Только Спанда и Юн не имели оружия. Они были вооружены словом своим, которое ранило больнее копья. На лице Черного Юна было написано злое ожидание. Спанда был высокий, с седой бородой старик, тот самый, который во время весенней охоты первый встретил оленей, выбегавших на берег. Глаза у него были спокойные, слегка насмешливые.
Сход только что собрался, но все молчали. Молчал и подсудимый.
- Говори, Яррий, - обратился к нему Спанда, впрочем, без суровости.
- Вы сами говорите, - неохотно проворчал Яррий.
- Ты отнял у бога живую добычу, - сказал Юн глухо и с гневом.
Яррий посмотрел на него исподлобья, но не сказал ничего.
- Говори, Яррий, - снова сказал Спанда.
- Если отнял у бога, зато дал Анакам, - сказал Яррий. - Это мое копье перекололо полстада.
Юн посмотрел на него ядовитым взглядом, потом обратился к племени.
- Если непосвященные мальчишки будут оленей убивать, - сказал он, то что же останется взрослым?
Яррий ничего не сказал, но щеки его покраснели и глаза вспыхнули.
- Ты отнял у бога живую добычу, - повторил Юн.
- Не у тебя ли отнял? - возразил Яррий дерзко. - У твоего короткого копья?..
- Лжешь! - вскрикнул Юн запальчиво. - Я видел тебя в воде. Четвероногий олень ехал на твоей спине.
- Рука моя лежала на шее белой телицы. Мы плыли рядом, как муж и жена...
Они стояли лицом к лицу и смотрел друг другу в глаза. Оба они были одного роста, статные и сильные. Только у Юна глаза и волосы были черные, а у Яррия глаза были серые, а волосы русые.
- Бродяга, - прошипел Юн, - знаешь ли ты, что такое бог?
Яррий ответил ему презрительным взглядом.
- А ты знаешь? - спросил он неожиданно.
- Постой, - вмешался Спанда. - Мы спрашиваем о боге у тебя, не у Юна. Скажи нам, где твой бог?
Яррий поднял копье и с силой опустил его на землю.
- Вот мой бог, - сказал он резко.
- Слышите, Анаки! - воскликнул Юн с ужасом. И Анаки отозвались гневным ропотом. Яррий нахмурил брови и крепко оперся рукою на копье.
Спанда слегка пожал плечами и сказал спокойно:
- Какой же это бог? Это - древко.
Яррий молчал.
- Или нет на земле иного бога, сильней, чем копье твое? - продолжал Спанда. - Зачем ты молчишь? Стыдишься говорить?
- Чего мне стыдиться? - сказал Яррий угрюмо. - Нет на земле иного бога, кроме Анака. Сса - Зверь-Гора и Полосатый Тигр подвластны нам. Горы и долы, леса и поля, все это наше.
Странно прозвучали эти гордые слова перед лицом враждебного круга воинов. Анаки сердито ворчали. Им нисколько не льстило считаться земными богами во устранение небесных.
- Еще что? - опять спросил Спанда с явным любопытством.
- Реки поят нас, а дубрава кормит, - продолжал Яррий, - звезды любуются нами. Ясное солнце светит для нас...
В голосе его звучало волнение.
- Молчи ты, - отозвался тотчас же Спанда. - Про солнце мы сами знаем.
- Я стану говорить, - сказал Юн, - мой бог требует жертвы.
- Какой жертвы? - спросил Спанда так же спокойно.
- Замены, - сказал Юн, - жертвы живой, вон той...
Он указал пальцем на юношу.
Спанда пожал плечами.
- Мы, Анаки, не шакалы, друг друга не едим.
- Мой бог ест, - упрямо повторил Юн. - Бог белый, Месяц.
- Солнце - бог красный, - сказал Спанда. - Твой бог - Луна.
Юн посмотрел на него с ненавистью. Противоположность этих двух слов: Месяц, Луна, выражали всю противоположность двух преданий.
- Лунный бог создал небо и землю, - сказал Юн мрачно.
- Когда это было? - спросил Спанда с насмешкой.
- Солнце было женой ему и Анаки детьми.
- Солнце - отец наш, - сказал Спанда. И все Анаки повторили: - Солнце - Отец.
- Лунная вера - старая вера, - сказал Юн. - Первые люди с вороньей головой, истребители падали, они были детьми Дракона.
- Я старик, - сказал Спанда, - и дед мой был старик. Он всегда говорил, что мы - дети солнца.
- Довольно! - крикнул Юн. - Мой бог требует крови.
- Летнее солнце не любит крови, - сказал Спанда.
- Мой бог пошлет на вас месть, - с зубами крысьими. Не дайте видеть его белому глазу лицо оскорбителя!..
- Что ты скажешь, Яррий? - спросил Спанда.
Яррий опять посмотрел на Юна.
- Белого бога не вижу, вижу Черного Юна. Пусть возьмет копье и заступится за своего бога.
Юн бросил ему уничтожающий взгляд.
- Даже ножа обрезального не хочу я поднять на такого, как ты.
- Что скажете, Анаки? - спросил Спанда, обращаясь к племени.
Анаки молчали. Потом Илл, Красный Бык, повернул лицо к юноше и сказал коротко и веско: "Уйди!"
- Правда, - загалдели Анаки. - Уйди от нас. Собственной силой живи. Странствуй один.
- Верно вы рассудили, Анаки, - сказал Спанда. - Летнее солнце кроткое солнце. Лунный бог - страшный бог. Пусть мстит ему одному без нас. Что ты скажешь, Яррий?
- Я уйду, - сказал Яррий отрывисто.
- Теперь слушай и помни, - сказал Спанда строго, - воды нашей не пей, не грейся у огня, будь нам чужим, другого племени, без нашего бога, без нашего кладбища.
- Уйду! - крикнул Яррий. - А вы, будьте вы...
Он не докончил проклятия, только схватил копье и погрозил им Анакам. Потом повернулся и быстрыми шагами ушел влево по берегу Калавы.
ГЛАВА 5
В кленовой роще ночью сидели подруги: Ронта, Илеиль и высокая Яррия, и еще две, Элла Большая и Элла Певучая. Певучая Элла была старшей сестрой черноволосой Милки. Ее называли также Элла Сорока. Она была маленькая, круглая, как будто комочек. Волосы у нее были коротенькие, в кудрях. Они стояли над ее головой, как запутанное облако.
Эллу звали Певучей за то, что она пела целый день. Что бы на глаза ни попало, как бы оно быстро ни промелькнуло мимо, песня Эллы являлась еще быстрее и выливалась, как щебет. Элла пела о камне, который подвернулся под ноги, о стаде быков, которое попалось мужчинам, или о драке двух девчонок, которые поссорились из-за цветной раковины. Но если песня ей нравилась, она готова была повторять ее с утра до вечера. Оттого ее звали также Элла Сорока.
Подруги сидели в кленовой роще у костра и ждали утра. Это была последняя ночь перед обрядом. Они не могли спать: им было жутко. На другом конце рощи были обе старухи, Лото и Исса. Лото должна была исполнить первую часть обряда, белую, дневную. Исса должна была исполнить вторую часть, ночную, темную. Лото сидела одна у особого костра и варила в глиняной плошке пахучие травы. Иссы не было видно, она скрывалась в темноте. И все, что ей было нужно, - травы и притирания, она давно сварила и приготовила, хотя никто не видел, когда и как. Иссы и ее притираний боялись подруги.
Согласно обычаю, другие женщины в эту ночь не могли присутствовать в роще... Они должны были явиться утром и принять участие в обряде посвящения. Но вместе с испытуемыми сидела взрослая помощница, Аса-Без-Зуба.
Девочки перестали шептаться, - им стало скучно. Костер был маленький, в тихом воздухе безветренной ночи огонек горел тонкою алою струйкою. Илеиль подняла свою русую голову и сказала:
- Спой песню, Элла.
Элла сидела по другую сторону костра; она посмотрела на подругу, и тонкое прыгающее пламя отразилось на минуту в ее сверкающих зрачках.
- Песню? Хорошо.
Пять трясогузок, все дуры, сидели под листьями клена,
Нахохлившись, как в дождь.
Ястреб сказал: "Я вас замуж возьму,
Ощиплю вас до перышка..."
- Страшно, - вздохнула Ронта и боязливо поглядела в темноту.
- Чего страшно? - спросила Элла задорно из-за костра.
- Иссы страшно и тех... - сказала Ронта и указала глазами в ту сторону, где был мужской лагерь.
- О, т е х!.. Об Иссе я не знаю и знать не хочу. Но я знаю, что т е сделают с нами...
Пять трясогузок...
- Молчи, молчи... - зашикали на нее подруги со всех сторон.
Говорить о мужчинах в связи с тем, что относилось к браку, считалось неприличным даже для взрослых женщин во всю первую половину года, вплоть до осеннего обряда. Если иные и думали о своих друзьях, то они молчали об этом.
- Ушла бы я на край света, - сказала Ронта тихо.
- Куда ты уйдешь? - сурово возразила высокая Яррия. - Бродяги уходят, но женщин-бродяг не бывает.
- Все уходят, - сказала задумчиво Ронта. - Время проходит, и они уходят и никогда не возвращаются назад...
Девушки замолчали.
- Куда они уходят? - спросила Ронта, склоняя голову.
- К племени своему уходят, - сказала Яррия, - на небо, к Отцу. Там тоже есть племя Анаков.
- Я сказку слыхала, - сказала Илеиль. - В той стороне есть место. У самых ног Отца сделана дыра и вбита затычка, и женщины подходят и выдергивают, и смотрят вниз; и если какая-нибудь пожалеет и заплачет, то слезы ее к нам падают росою.
Все инстинктивно подняли головы и посмотрели вверх, туда, где наискось к полночи светилось недвижимое Око Отца. В ночном воздухе мелькали какие-то неуловимые влажные искры, и им показалось, что это слезы тех, небесных женщин.
- Будет вам, - снова вмешалась неукротимая Элла. - Вы говорите о тех, которые уходят. Я хочу говорить о тех, которые приходят.
- Души детские, - сказала Илеиль и усмехнулась радостно. - Малые детки...
Элла посмотрела на нее лукаво и подмигнула левым глазом.
- Малые и большие... О т т у д а и о т т у д а!..
Она указала кивком головы на небо и тотчас же протянула обе руки к северу, туда, где находился мужской лагерь.
- Я люблю их, - сказала она громко, потом слегка потянулась и свела руки вместе. - Всех люблю.
И было так, как будто она сразу заключила в свои объятия всех мужчин и детей.
- Молчи, - сказала Илеиль, но не совсем уверенно. Элла Сорока знала, как будто, действительно, больше, чем другие подруги.
- Дуры вы, - возразила Элла и рассмеялась.
Пять трясогузок, все дуры...
- Трясогузка Ронта, - сказал неожиданно голос сзади, такой же веселый, как у Эллы.
Девушки обернулись. Дило Горбун подполз к костру так тихо, что никто его не заметил. Он остановился перед костром, как полз, на четвереньках, и вертел головою, как будто черепаха.
- Уйди, - крикнули девушки, - зачем ты пришел?
- К вам пришел, - сказал Дило, - мне одному тоскливо.
- Здесь мальчикам не место, - сказала Илеиль. - Это девичья роща.
- Разве я мальчик, - сказал Дило вкрадчивым тоном. - Если бы я был мальчиком, то был бы с мальчиками.
Девушки засмеялись. Это была обычная присказка Горбуна.
- Я вам сказку расскажу, - соблазнял Дило.
- Уйди, не то палки возьмем.
- Расскажу и уйду. О Рунте-трясогузке... Мне одному темно в этом лесу.
- Ну, расскажи, - поколебались девочки.
Их в особенности соблазняла тема рассказа. Имя Ронты с небольшим изменением в Р у н т а означало: трясогузка. Молодых девушек вообще называли трясогузками за их предполагаемую стыдливость.
Они посмотрели нерешительно на взрослую помощницу. Но круглые глазки Асы тоже горели любопытством, и, ко всеобщему удивлению, она не сказала ни "да", ни "нет".
Пять трясогузок сидели под листьями клена,
начал Дило нараспев.
- Молчи, дурак, - сказали девушки полусердито.
Дило, по-видимому, хотел начать с присказки и заимствовал ее у Эллы.
- Нет, - сказал Дило.
Пять трясогузок сидели под листьями клена.
Пришли пять турухтанов и распустили свои крылья.
И сказали: "Спляшем брачный танец.
Совьем колесо солнцу, будем плясать брачный пляс.
Будьте нам женами, будем вам мужьями..."
По обыкновению Анакских сказочников, Дило наполовину пел, строфу за строфою.
Лунный Дракон пришел к красному солнцу
И сказал: "Солнце, спляшем брачный танец.
Будь мне женою, я тебе буду мужем".
- Разве солнце - жена? - спросила Илеиль с удивлением.
- Не перебивай, - сердито сказал Дило. - В то время Солнце было женою.
Солнце сказало: "Я не хочу.
У тебя, Дракон, чужое лицо.
На твоей шее чешуя стала дыбом.
Ты мне не муж, я тебе не жена..."
Дракон рассердился и проглотил Солнце.
Вместе с Солнцем проглотил все лучи;
На земле и на небе стало темно,
Турухтанам и трясогузкам стало темно.
Темно свивать колесо Солнцу,
Темно плясать брачный танец...
Рунта молодая сказала подругам:
"Я поднимусь на небо, я верну Солнце,
Я дам свет,
Пойду к Дракону в юные жены.
Пусть я исчезну, вы будете жить"...
После этого Дило стал рассказывать прозой:
Молодая Рунта поднялась на небо и приблизилась к Дракону. Он дремал, раскрыв пасть после сытной еды. Солнце, большое и круглое, тускло сияло в его утробе.
- Я пришла, - сказала Рунта.
- Зачем? - спросил Дракон.
- В жены к тебе, - сказала Рунта.
- А, хорошо, - сказал Дракон.
- Как берешь ты жен? - спросила Рунта.
- Пастью беру, - сказал Дракон.
Молодая Рунта вошла в пасть Дракона, из пасти в утробу и отыскала Солнце. Она обвязала его травяной веревкой и потащила его вон. Вытащила Солнце в горло Дракона, потом вытащила в рот Дракона, потом вытащила на язык Дракона. И лопнула веревка с таким треском, как падает дерево. Тогда встрепенулся Дракон и тряхнул головою. Круглое Солнце обожгло ему язык и выкатилось вон. Брызнул свет, настало новое утро.
Дило замолчал, девушки тоже молчали.
- А Рунта вернулась? - спросила Илеиль.
Дило лукаво посмотрел на девушек.
- Рунта, вот она, - пошутил он, указывая пальцем на подругу Яррия. Рунта-Ронта.
- Нет, правда!
- Правда, - настаивал Дило. - Вы знаете: предки возвращаются сквозь женское чрево. Так Рунта вернулась...
- Постой, - сказала Элла. - Какую песенку пела молодая Рунта?
"Пусть я исчезну, вы будете жить..."
- Печальная песня.
Ронта сидела и слушала, не шевелясь и не произнося ни слова.
Но когда Элла повторила печальную песню Рунты-трясогузки, ее лицо неожиданно сморщилось, нижняя губа задрожала. Еще минута, и она разразилась плачем, тихим и жалобным, как огорченный ребенок.
Яррия положила подруге руку на шею.
- Глупая, - сказала она. - Ну, не плачь. Это другая погибла, та, молодая Рунта. Ты живешь.