– Видите? Этот мужик тоже очень любил… своего ротвейлера. Вон и поводок сверху лежит…
   И кивнул ей на Ханыча, которого заблаговременно посадил поблизости.
   Помог имидж милицейского питомника – вопрос о происхождении и подлинности снимка так и не возник. Женщина в ужасе отшатнулась… Вот она посмотрела на хмурого Ханыча (который как по заказу смачно зевнул и облизнулся), потом снова на фотографию… Я физически ощутил, как заработало её воображение. И наконец она решительно протянула мне руку с натянутым на ладонь рукавом:
   – Обматывайте…
   Это был поворотный момент. Стоило в голове у хозяйки воцариться относительному порядку, и дело у обоих стало налаживаться.
   Спасибо, Ханыч!

БОЕВОЙ ПЁС

   В посёлке Аэродромный у моего пса имелся закадычный друг, тоже кобель. И не просто так собачка, а самый что ни есть американский питбультерьер. И не просто домашний любимец, а настоящий боевой пёс, периодически участвовавший в рейтинговых поединках.
   Этот питбуль славился тем, что и на ринге, и вне его стремился сразу убить любую собаку, которая попадалась ему на глаза. Ни породы, ни пола, ни возраста при этом он не учитывал: так уж устроен питбуль, которого некоторые специалисты называют «генетически закреплённым психическим расстройством». Что «коротнуло» у него в мозгах, почему он выбрал Ханыча себе в друзья – понятия не имею, но дело обстояло именно так. Два пса готовы были целыми днями по-щенячьи играть в салочки и затевать потешные драки. Эти потасовки всегда оставались дружескими. Маленький пит подпрыгивал и повисал у могучего Ханыча то на шее, то вовсе на брылях. Но в полную силу челюстей ни разу не сомкнул…
   Я вспомнил об этой дружбе годы спустя, когда к нам на площадку пришёл заниматься владелец питбультерьера. Тот человек не был настоящим профессиональным «бойчатником», но очень хотел выглядеть таковым. И ему казалось, что простого обладания питбулем уже для этого достаточно. Никакая этика проведения боёв его отнюдь не отягощала.
   Ханыч, который помогал мне объяснять начинающим команды послушания, тогда был уже немолод. Он находился на заслуженном отдыхе и весил «всего» килограммов восемьдесят пять, усохнув примерно на полпуда против своей наилучшей боевой формы. Тем не менее его размеры произвели на владельца пита столь неизгладимое впечатление, что материал занятия совершенно перестал его интересовать. Он думал только о возможности спарринга между двумя кобелями. И под конец урока прямо обратился с этим ко мне:
   – Давай стравим, а?
   – Нет, – отказался я. – Не хочу.
   Но у мужика уже появился в глазах нездоровый блеск.
   – Да ты что, твой вон какой здоровый, ничего ему не сделается, а моему тренировка!
   Я заподозрил, что было у него на уме, и счёл нужным предупредить:
   – Мой с собаками не дерётся, он по человеку работать приучен. Учти, спустишь своего, он пойдёт на тебя…
   Питмен для вида покивал и разочарованно отошёл, я же стал краем глаза за ним присматривать, и, как выяснилось, не зря. Народ уже почти разошёлся, когда он, думая, что я не вижу, отстегнул карабин.
   Дальше всё произошло одновременно.
   Пит устремился вперёд.
   – Фас! – заорал я.
   Ханыч бросился наперерез.
   Пит повис у него на ляжке.
   Ханыч, с лёгкостью неся маленького гладиатора, сделал бросок и сгрёб его хозяина за колено. Хватка у него и на старости лет оставалась будь здоров. Мужик не вынес болевого шока и грохнулся в обморок.
   По моей команде Ханыч его немедленно отпустил, но вот что делать с питом? Тот висел, точно пиявка. Вдвоём с коллегой мы кое-как привели в чувство питмена.
   – Снимай собаку!
   Всхлипывая и матеря нас почём зря, он принялся разжимать челюсти кобеля… По ходу дела питбуль, видимо забыв, что ему не положено в бою переключаться на человека, немилосердно искусал хозяину все руки. Тем не менее шоковое состояние у того постепенно прошло, и от всхлипываний он перешёл к угрозам:
   – Да я вас… Собаками затравили… Сейчас милицию вызову!!!
   – Милиция уже здесь! – рявкнул мой коллега, милицейский кинолог, принимавший непосредственное участие во всей этой эпопее. – Сейчас ещё получишь за оскорбление представителей власти!
   Занавес.

ОБ АВТОРИТЕТЕ

   Если хочешь знать, у Ханыча отсутствовали не только блистательные выставочные медали. Он и по дрессировке официальных дипломов не заслужил, хотя умел очень многое. Он, можно сказать, вообще ни одной общепринятой команды не знал… Как же мы с ним обходились? А очень просто.
   Обычно собак учат так или иначе реагировать на произносимые нами слова, отчего и создаётся иллюзия, будто они понимают их смысл. На самом деле слова для собаки – не более чем набор звуков. Ну а я выучил Ханыча так, что сигналом для него служило не сочетание звуков, а интонация. Это позволяло мне, пользуясь одной его кличкой, и послать Ханыча в атаку, и отозвать.
   И ещё. Самое главное. Я был для Ханыча непререкаемым авторитетом. Он находился рядом со мной практически с рождения. И за всю свою жизнь ни разу – повторяю, ни разу! – не попробовал не то что «показать характер» с применением оскаленных зубов, но даже просто ослушаться.
   Ты пойми, я это говорю не с целью похвастаться. Кто всерьёз интересуется ротвейлерами, тот знает, что этой породе свойственна агрессивность и властность, склонность к доминированию. И это не недостаток породы, как любит представлять жёлтая пресса, а её достоинство. Штука в том, чтобы суметь направить энергию собаки, физическую и психическую, в нужное русло. Хозяин должен быть для ротвейлера непререкаемым Вожаком! Это прописная истина, о которой слишком часто забывают. Другая истина состоит в том, что, как говорили наши предки, «воспитывай, пока поперёк лавки лежит. Как во всю вытянется – поздно будет…»
   …Для начала Майк, фигурально выражаясь, выучил свою хозяйку спать на коврике у кровати. Во всяком случае, пёс бесповоротно «приватизировал» хозяйкино ложе, предоставив ей самой довольствоваться диваном. Затем начал пускать её в спальню исключительно по своему произволу. Когда же и в квартиру стало возможно войти только с его «разрешения» – женщина, как-то умудрившись взять пса на поводок, с помощью соседа привезла его на площадку и отдала нам со словами:
   – Или усыпляйте, или сделайте что-нибудь.
   Мы познакомились с Майком и выбрали второй вариант.
   Пёс был очень сильный, и физически, и психически, и к тому же закоренелый в неправильном поведении. Его бы да в грамотные руки, пока был маленьким щенком!.. А теперь вот запущенный (по вине хозяйки) случай потребовал экстремальных воздействий (на собаку). За немотивированную агрессию на человека Майка без долгих разговоров схватили за лапы и приложили о стену. Кобель сдался не сразу. Агрессия повторилась, повторилась и экзекуция. Действовали мы без поддавков – пришлось даже подстраховаться, пригласив на площадку питомниковского ветврача. На своё счастье, Майк быстро сообразил, что привычным нахрапом ничего, кроме новых неприятностей, для себя не добьётся, и стал искать обходные пути – как ему в «тяжёлых, нежных наших лапах» сперва элементарно остаться в живых, а потом и обеспечить себе по возможности комфортное существование. Оказывается, чтобы не быть повешенным на дереве, надо мгновенно хватать апортировочный предмет и быстро бежать с ним к дрессировщице, а подбежав – смирно садиться у ноги и ни в коем случае не прыгать всей тушей с разлёту, а то опять будет ой-ой-ой что…
   На минуточку. Сейчас модно защищать собак от жестокого обращения, так вот – жестокости, то есть мучительства как самоцели, в наших действиях не было ни грамма. Было жёсткое отрицательное подкрепление, адекватное первоначальному поведению Майка, и не забудем, что единственной альтернативой оставалось усыпление, так что наши «садистские» мероприятия попросту спасали ему жизнь. Не говоря уже о том, что все положительные сдвиги немедленно и щедро вознаграждались.
   Итогом наших усилий стал отлично выдрессированный кобель, не только не «забитый и сломленный», но даже не растерявший наглости: Майк просто усвоил, в каких ситуациях её проявления приветствуются, в каких – нет. Мы уже готовили его к соревнованиям…
   И в этот момент в судьбу Майка снова вмешалась его юридическая хозяйка. И снова это вмешательство ничего хорошего ему не принесло. Увидев успехи пса, хозяйка заявила, что соревнования ей ни к чему, и забрала его у нашей спортсменки, оставив ту, за все её старания, ни с чем. И, видимо решив, что обученный кобель дальше будет всё делать «на автомате»… нанялась с ним охранять какую-то птицефабрику. Наши предупреждения, что охраняет не собака сама по себе, а исключительно хозяин при помощи собаки, она пропустила мимо ушей. Что можно внушить человеку, который до такой степени не желает учиться? Не о стенку же швырять, как Майка? Обид будет масса, а понять, в отличие от собаки, всё равно ничего не поймёт…
   Итог этой истории плачевен. Спустя некоторое время на птицефабрику приехал с проверкой милицейский кинолог.
   – Видел там вашу тётку с ротвейлером, – рассказал он по возвращении. – Таскает он её по всей территории как душа пожелает…
   Интересно, выучил уже её Майк снова спать на коврике у кровати?..

СТРАШНО, АЖ ЖУТЬ!

   Несколько раз меня приглашали сниматься в кино, когда по сюжету требовалась работа человека с собакой. Наверное, у меня внешность отъявленного киношного злодея. Или режиссёры попадались сплошь закоренелые антисобачники. Чем ещё объяснить, что приходилось играть исключительно вариации на одну сугубо отрицательную тему: этакого прибандиченного собачьего инструктора, натаскивающего очередного четвероногого киллера.
   Пришлось «пострадать через это дело» и Ханычу. Прекрасный служебный пёс, в жизни своей не тронувший человека без очень веской на то причины, был вынужден изображать абсолютную невоспитанность и безудержную людоедскую злобу. Выставочный, то есть, образец «собаки-убийцы социально неприемлемой породы ротвейлер» прямым ходом со страниц сомнительной прессы.
   Вплоть до того, что в одном фильме он должен был насмерть загрызть собственного хозяина, то есть меня.
   Сообразите навскидку, как правдоподобно заснять кровавую расправу собаки над человеком, да чтобы никто не получил травм? Вот и на площадке сразу пошли рассуждения о комбинированных съёмках, о дорогостоящих спецэффектах, о похожем на меня манекене, который можно было бы отдать на растерзание псу…
   Послушал, послушал я эти разговоры – и предложил Ханычу поиграть в мячик. А он, надо сказать, был великий охотник до этой игры.
   Увидев, чем мы занимаемся, оператор схватился за камеру, а гримёр вынес и стал приклеивать мне к шее мешочки с искусственной кровью. Внешняя сторона этих мешочков имеет цвет и фактуру человеческой кожи, не знавши – не отличишь. Когда всё было готово, я хорошенько раззадорил кобеля, после чего сунул мячик себе за ворот свитера – и при очередном наскоке Ханыча картинно рухнул навзничь.
   И дело пошло! Ханыч упоённо вертелся и хлопотал надо мной, рылся мордой в вороте свитера, стараясь скорее добраться до любимой игрушки, я отталкивал его, орал дурным голосом и конвульсивно подёргивался… Киношные ужасти получились что надо. Особенно крупные планы, где было отчётливо видно, как огромные клыки пропарывают «человеческую кожу» мешочка и наружу брызгает густая алая «кровь». Что характерно, я при этом не получил ни царапины. И не боялся, что получу. Уж кто-кто, а Ханыч, имевший богатый опыт реальной борьбы с человеком, отлично знал, где кончается бутафория и начинается живое уязвимое тело!
   Рабочее название той картины было «Молчаливый убийца». Как её назвали в прокате и вышла ли она вообще на экраны – честное слово, не знаю, не интересовался.

Я ТЕБЯ НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ

   Про Ханыча я могу рассказывать бесконечно…
   Время шло, я женился и переехал в загородный посёлок. Уже не на лето, как когда-то в Аэродромный, а насовсем.
   Жизнь Ханыча резко изменилась. Всю жизнь почти неотлучно сопровождавший меня, он теперь был приставлен целыми днями охранять двор, недостроенный дом, вольеры с ценными спортивными собаками и беспомощную пожилую мать моей супруги. Должен же кто-то был за ними присматривать, пока мы мотались по частным урокам, развозили корм, делали покупки, решали тягомотные вопросы с местной администрацией?
   Новые обязанности Ханыч освоил прекрасно, да я иного и не ожидал. Скоро вдоль всего забора его лапами была натоптана тропинка – Ханыч профессионально совершал обходы периметра, и никто, появлявшийся по ту сторону, его внимания не избегал. Внимание это было молчаливым, но очень внушительным. Улица за забором посещалась в основном пешеходами, и следы их почему-то стихийно дрейфовали к противоположной ограде…
   Однажды вечером мы, как обычно, вернулись на машине домой. Я открыл ворота, и Ханыч налетел на меня, как торпеда. Даже вскинул лапы мне на плечи, чего никогда в жизни себе не позволял.
   «Ого, – подумал я, – смотрите-ка, помолодел старичок. Свежий воздух, наверное…»
   А Ханыч огромными прыжками бросился вверх по горке, где на дорожной насыпи стояла наша машина. Я оглянулся, думая, что он устремился приветствовать мою жену, с которой, кстати, они отменно поладили… Но Ханыч, не добежав, вдруг взвизгнул и тяжело рухнул на бок.
   «Лапу подвернул», – решил я. Однако он подозрительно долго не поднимался. Я поставил сумки с покупками и пошёл выяснять, в чём дело.
   Когда, встав на колени, я перевернул его, Ханыч взял в зубы мою руку, негромко застонал и умер. Врач сказал потом, что у него случился обширный инфаркт. Может быть, спровоцированный резкой переменой образа жизни. Ему было всего восемь лет.
   Он прожил отпущенный ему срок, ничем не отяготив нашу общую совесть. Он отдал мне всё. И умер у меня на руках, глядя мне в глаза и взяв в зубы мою ладонь.
   Я никогда не забуду тебя, Ханыч.
   Я кинолог, я держу и всю жизнь буду держать собак, охранных и спортивных, отважных, умных и со всех сторон замечательных, но среди них вряд ли найдётся вторая такая же родная душа. И ещё – среди моих собак навряд ли будет ротвейлер.
   Ротвейлеры для меня кончились.