Тармашев Сергей. Наследие 2

   – Как раз это вполне объяснимо, – поспешил вывести подполковника из заблуждения Синицын. – Уничтожение Завидовского ЦСГР подсолнухами произошло летом. В ходе этого кровавого злодеяния, чудовищного по своим масштабам, погибло порядка миллиона человек!
   Конечно, кто-то мог спастись бегством, но уже тогда окружающая среда была крайне враждебна к чистому генотипу, и человек без скафандра неминуемо бы подвергся сильнейшей интоксикации и отравлению. В те времена мучительная смерть наступала в течение трех-четырех суток. В скафандрах тех лет фильтры были рассчитаны на сутки непрерывной работы, но анклав Завидовцев на Иваньковской ГЭС погиб либо в тот же, либо на следующий день. К нашей плотине не вышло ни одного человека, хотя теоретически они могли это сделать, в то время между нами существовало сообщение по реке. Отсюда историками был сделан вывод, что бесчеловечные монстры жестоко убили всех жителей Центра и всю вахтенную смену ГЭС.
   Старик сделал паузу и несколько раз вдохнул, переводя дух. Воздух в скафандр поступает через фильтры, это не привычный прямоток фильтровентилляционных установок гермокорпусов, и, увлекшись разговором, Синицын сбил дыхание. Надо было дышать равномернее, он же знает, как это делается! Профессор вновь укорил себя за рассеянность и продолжил:
   – Логично предположить, что основное количество жертв кровавых убийц погибло внутри периметра. Но миллион трупов не мог полностью сгореть при пожаре, и разложение их останков неизбежно вызвало возникновение опасных инфекций, и в первую очередь чумы. Это дает веские основания считать, что всевозможные падальщики и грызуны разносили болезни довольно далеко от погибшего Центра. Наверняка множество лигов, обитавших в его окрестностях, умерло от этих эпидемий. Очень вероятно, что местность в том районе вообще обезлюдела на долгое время. А так как лиги либо недееспособны, либо лишены вменяемого образования, то дремучие суеверия среди них весьма и весьма распространены. Руины Завидовского ЦСГР могут оставаться для них табу до сих пор ещё со времен опустошающих эпидемий. Эту гипотезу полностью подтверждает отчет ученых Рыбинского Центра, затребованный Президентом специально для подготовки этого рейда. Два года назад они проводили воздушную разведку нашей части Волжского Каскада и не обнаружили в руинах Завидовского ЦСГР никаких признаков жизни.
   – Так вроде бы дирижабль тогда дошел только до Дубны? – нахмурился подполковник. – Они осматривали состояние Иваньковской плотины, попали под обстрел лигов и ушли назад. Кажется, так говорилось в их официальной сводке.
   – Я тоже так считал, – подтвердил Синицын, – однако четыре дня назад выяснились неизвестные подробности. Руководство Рыбинского Центра засекретило эти детали ради спокойствия своего населения. Но в ответ на специальный запрос нашего Президента оно прислало полную версию того отчета. Она, кстати, до сих пор остается засекреченной, имейте в виду, Миша! Так вот, оказывается, их дирижабль в тот день прошел до самых руин Завидовского Центра! Рыбинский Президент рассматривал возможность организации к ним археологического рейда по воздуху. Осмотр с высоты птичьего полета показал, что развалины необитаемы, давно заброшены и сильно заросли токсичным сорняком, над которым обильно висят рои ядовитых насекомых. Но сейчас зима, и это препятствие нас минует. А под обстрел дирижабль попал действительно над Дубной, но только уже на обратном пути. Хотя стреляло очень небольшое количество лигов и явно не из боевого оружия, из-за этого, а также из-за сорняков с насекомыми, Рыбинцы временно отказались от экспедиции.
   – Странно, что они вообще рассматривали такую экспедицию, – недоуменно произнес Ермаков. – Дирижабль видно за десятки километров, лучшей приманки не найти. Ещё до полного окончания выгрузки к нему сбежались бы сотни дебилов. А потом появился бы кое-кто гораздо страшнее. Да и тяжелую технику на дирижабль не погрузишь. Нелепый какой-то план…
   Резкий толчок оборвал подполковника на полуслове. Вездеход замер на месте, и инерция бросила пассажиров вперед, заставляя хвататься за поручни.
   – Ложись!!! – мгновенно рванулся вниз Ермаков. – К бою! – и полуползком метнулся к водителю.
   Все бросились на пол, под лавки. Солдаты ощетинились автоматными стволами, торопливо лязгая затворами, и Синицын увидел, как его ассистент, залегший через проход, неловкими движениями пытается извлечь из кобуры пистолет. Старик с ужасом подумал, что оправдались его самые жуткие кошмары, но глухой голос подполковника успокоил готовые лопнуть нервы:
   – Отбой тревоги! – Ермаков почти кричал через гермошлем. – Гражданским оставаться на местах! Механику и первому отделению – к машине! Соблюдать радиомолчание, все переговоры только напрямую! – он подошел к двери, ткнул кулаком в выключатель, гася чахлое освещение, и первым покинул кабину вездехода.
   Первую поломку удалось устранить быстро, через двадцать минут колонна продолжила движение. Вторая тревога последовала спустя час: выяснилось, что, несмотря на движение по азимуту, экспедиция отклонилась от курса и сошла с центра русла. Водитель головного вездехода увидел в приборе ночного видения приближающийся берег и остановился. Ермаков взял с собой троих бойцов, приказал не включать внутреннее освещение и вновь скрылся в завывающем ледяным ветром ночном мраке. Вернулся подполковник нескоро. Входная дверь отворилась, и внутрь вездехода ворвался порыв ветра, швыряя в людей снежную пыль. В темном прямоугольнике дверного проема возникла фигура Ермакова, он жестом забрал оставшихся бойцов и исчез. Ещё через несколько минут Синицын услышал удаляющийся рокот моторов обоих снегоходов. Назад они возвратились только через два часа.
   – Маршрут проложен неверно, – Ермаков подключился к сети вездехода, свободной рукой стряхивая со скафандра снег. – Азимуты не совпадают с реальным центром русла. Мы уперлись в берег, но, если смотреть по маршруту, его здесь быть не должно.
   – Очень странно! – профессор потянулся к собственной карте. – Маршрут прокладывали специалисты Службы Безопасности на основании архивных данных. Именно этим путем осуществлялось сообщение между Угличской и Иваньковской ГЭС в те времена, когда Завидовский ЦСГР ещё был жив. Может быть, компас неисправен?
   – Сразу все? – хмыкнул подполковник. – Если так, то сломались они как-то одинаково. Придется ждать спутник, он пройдет над нами через полтора часа. Двигаться дальше нельзя, непонятно, в какую сторону надо идти, в этом районе несколько проток. В темноте не разобраться, а включать свет – самоубийство. Вокруг полно развалин, наверняка крупный населенный пункт. Несколько раз вдали мы видели огни в руинах. Значит, лигов тут хватает. Если нас заметят, то результат может оказаться самым неприятным.
   – Как только будете знать наше точное местоположение, предоставьте мне координаты! – старик развернул отпечатанную на клеёнке карту и пытался осветить её тусклым светом фонарика. – Я проложу новый маршрут, это займет не более часа! – Вездеход тронулся, и профессор с тревогой посмотрел на Ермакова: – Куда мы едем?
   – Уходим к центру реки, – ответил тот. – Оставаться у берега опасно. Двадцать минут назад мы проходили какой-то небольшой островок, попытаемся укрыться за ним. Надо торопиться, пока снегопад не закончился. Он скроет наши следы.
   Время в ожидании спутника прошло тревожно. Оказалось, что остров достаточно велик и имеет небольшую бухту, в неё и загнали вездеходы. Его поверхность была покрыта невысоким лесом из спутанной мутафлоры. Уродливые, покрытые грибком и струпьями язв, чахлые деревья и кустарники переплетались друг с другом, образуя бесформенную паутину из кривых стволов и ветвей, на которой крупными шапками скапливался снег, мелким крошевом сыплющийся с наглухо затянутого тучами неба. Резкие порывы ветра, разгоняющегося по ледяной пустыне, били в полусгнившие заросли, и сгибающиеся под тяжестью снежных шапок ветви не выдерживали нагрузки. Каждую минуту то тут, то там в ночном мраке раздавался хруст ломающихся ветвей, и залегшие под днищами вездеходов часовые плотнее прижимались к огромным колесам. Живут на острове лиги или нет, определить так и не удалось, и солдаты не отрывались от ночных прицелов, распластавшись на заснеженном льду. Вскоре снегопад прекратился, и порывы ветра усилились, быстро выстуживая скафандры и сводя на нет усилия термоконтура. Чтобы не заморозить бойцов, Ермакову приходилось менять охрану каждые полчаса, но все равно люди возвращались с постов насквозь продрогшие, и подполковник отдал приказ на внеочередную раздачу саморазогревающихся пищевых картриджей.
   Наконец спутник вошел в зону контакта, и выцветший дисплей навигатора слабо вспыхнул отметкой местоположения. Ермаков несколько минут возился с навигатором, после чего подошел к Синицыну.
   – Мы вот тут, – он протянул профессору навигатор. – Судя по всему, на этом отрезке маршрута и была допущена ошибка. Вместо точки поворота и движения далее по руслу, мы прошли прямо, вошли в устье Жабни и уперлись прямо в городские развалины. Это Калязин, и лигов тут полно. Чем быстрее мы отсюда уйдем, тем лучше.
   – Калязин? – Синицын, подслеповато прищурившись, всматривался в экран навигатора. – Это превосходно, – бормотал он, пытаясь справиться с кнопками прибора затянутыми в перчатки скафандра пальцами. – Вот здесь находится удивительный образец древнего зодчества! Старинная колокольня, стоящая прямо на воде. То есть в действительности из воды выступает небольшой клочок земли, на нем и выстроено сооружение, но сейчас наблюдатель увидит лишь колокольню, выросшую прямо на бескрайней ледяной поверхности! Нам необходимо отыскать её, она послужит стартовым ориентиром для прокладки курса. Я займусь расчетами немедленно, нужно убедиться, что далее по маршруту нет других ошибок!
   Колокольню военные обнаружили через двадцать минут. К этому моменту снегопад начался вновь, и в завьюженной кромешной тьме снегоходы несколько раз проходили мимо объекта поисков. В конце концов строение нашли и подогнали к нему вездеходы, стремясь отойти подальше от побережья, пока идет снег. С прокладкой нового курса Синицын справился к двум ночи, поставив своего рода личный рекорд в произведении расчетов в потемках.
   – Вы оказались правы, Миша, – сообщил он подполковнику. – В расчеты маршрута закралась досадная ошибка! Признаюсь, я решительно не понимаю, как такое могли допустить в Службе Безопасности, они же пользовались архивными данными… Вот этот отрезок, видите? – старик указал на один из участков ломаной линии первоначального маршрута. – Он проложен верно, по центру русла вдоль побережья, на максимальном удалении от обоих берегов. Вот здесь точка поворота. Русло меняет направление под углом едва ли не в сорок пять градусов, и курс меняется вместе с ним, все правильно. Однако в описании маршрута на этом отрезке указан неверный азимут, из-за чего мы чрезмерно приняли к правому берегу. И вдобавок длина отрезка почему-то обозначена, как почти вдвое большая. В результате мы прошли правее, миновали точку поворота и действительно углубились в устье Жабни, дойдя до самого берега. Подобная ошибка может быть вызвана исключительно невнимательностью расчетчиков! Вопиющая халатность! – профессор возмущенно потряс картой. – Но теперь мы можем уверенно продолжить движение. Я пересчитал и обновил курс, длины отрезков маршрута определены с точностью до двух метров, ошибки исключены!
   Ермаков забрал у Синицына навигатор и карту и включил нашлемный фонарь. Быстро сверившись с новым курсом, он бросил взгляд на хронометр и хмуро произнес:
   – До Иваньковской ГЭС девяносто километров. Через семь часов начнет светать. Надо успеть пройти Дубну затемно, это самый опасный участок маршрута, возле города ширина русла метров триста с небольшим, могут заметить даже на середине. А нам ещё надо найти обход плотины по суше, там перепад высот десять метров. Если будем и дальше так плестись, рискуем не успеть.
   Рейд продолжил путь, увеличив скорость. Поначалу всё шло хорошо, первый отрезок пути и вовсе шли сорок километров в час, благо Синицын рассчитал его прямым, как стрела. Но далее русло вновь становилось извилистым, и движение замедлилось. В кромешной тьме порывы ледяного ветра свивали из снегопада густую метель, и видавшие виды приборы ночного видения практически не показывали дорогу. Видимость резко упала, и экспедиция вновь поползла. Дважды барахлил основной инфракрасный прожектор, рейд останавливался, и механики возились с неполадками. Когда до Дубны оставалось порядка тридцати километров, у второго вездехода лопнула изношенная рулевая тяга, он лишился управления и встал. Водитель впереди идущей машины не сразу заметил отсутствие замыкающего, и аварийному экипажу пришлось нарушить режим радиомолчания. Головной вездеход вернулся, и механики приступили к ремонту.
   Сразу стало ясно, что без освещения вездеход не починить, а тащить на буксире означает полностью потерять скорость и неминуемо оказаться с рассветом посреди Дубны, в самой узкой части реки. На проведение ремонта Ермаков мобилизовал весь состав экспедиции. Пока оба механика возились под машиной, снимая, заваривая и устанавливая обратно лопнувшую тягу, остальные два часа стояли вокруг и закрывали их армейскими плащ-палатками, чтобы хоть как-то снизить свечение вспышек сварочного аппарата и работу осветительных фонарей. Борьба с ветром, стремящимся вырвать из человеческих рук брезентовое полотно, настолько утомила Синицына, что по возвращении внутрь вездехода он уже не смог ответить себе на вопрос, от чего именно не чувствует ни рук, ни ног: от холода или безмерной усталости.
   – Как вы, Николай Федорович? – ассистент помог обессилевшему профессору усесться на лавку.
   – Удерживать плащ-палатку вдвоем на таком ветру в моем возрасте слишком тяжелое испытание, – прокряхтел старик. Он попытался выкрутить верньер термоконтура на максимум, но тот и так уже находился в крайнем положении. – Витя, вы не подадите мне тестер? Что-то термоконтур не греет.
   Ассистент достал из инструментального ящика прибор и протянул его Синицыну. Тест показал, что скафандр исправен, все системы работают нормально, и старый профессор понял, что не чувствует тепла из-за холода, сковавшего тело словно изнутри. Сейчас бы кружку горячего чая…
   – Что со скафандром? – в кабину вездехода один за другим забирались солдаты, и старик увидел рядом с ассистентом Ермакова. Тот указал на тестер и переспросил: – Николай Федорович?
   – Замерз он сильно, – ответил за старика ассистент. – Мы думали, термоконтур сломался. Но он в порядке, только что протестировали.
   – Стар я уже для таких морозов, – пожаловался профессор, – продрог, рук-ног не чувствую…
   – Переохлаждение, – оценил подполковник, склоняясь над Синицыным. – В аптечке есть препарат. – Он раскрыл аптечный подсумок на поясе профессора и достал небольшой предмет. – Это насадка для пищевого картриджа. Там порошок, смесь аспирина с витамином С. Помогает согреться в подобных случаях и не слечь с температурой сразу же. Запомните на будущее, – он вложил насадку обратно и закрыл аптечку. – Я принесу ещё один. Сейчас проведем горячий ужин, надо только отойти от этого места подальше. Если нас все-таки заметили, то с рассветом точно придут посмотреть, откуда тут свет.
   – Разве нас можно было заметить? – слабо удивился профессор. Внутри вездехода было значительно теплее, чем на пронизанной стужей ледяной поверхности, и старик ощутил, как начинает пригревать термоконтур и чувствительность возвращается к замерзшим конечностям. – Мы же образовали два круга из плащ-палаток. При таком снегопаде и ветре работу генератора и сварочного аппарата не заметить и с десяти шагов…
   – На самом деле тут как повезет, – Ермаков махнул рукой водителю, и вездеход тронулся с места. – В полной темноте даже слабый отблеск виден далеко, а пурга может как скрыть свет, так отразить его, особенно вверх. И тогда видно будет с приличного расстояния. Нам лучше найти укрытие, пока до рассвета ещё осталось время. С вашего маршрута мы не сбились, час назад проходил спутник, я сверялся. Мы в узком месте, но рядом с нами есть несколько небольших островов, укроемся среди них и посмотрим, насколько у нас везение развито.
   Подходящее для днёвки место удалось найти до рассвета. Вездеходы зашли в протоку между двумя островами и прижались к берегу, после чего их накрыли маскировочной сетью. Теперь оставалось надеяться на усиленную шумоизоляцию двигателей и милость Фортуны. У Синицына, отогревшегося только благодаря совокупному результату работы термоконтура и горячей пищи с медицинской добавкой, начался кашель, и было ясно, что ещё одного переохлаждения он может не вынести. Ермаков заставил его принять ещё одну порцию препарата и приказал не глушить двигатели. Подполковник разделил своих солдат на две смены и увел первую занимать круговую оборону. Первый луч солнца, пробившийся через открытый профессором вентиляционный клапан, встретили напряженным молчанием.
   Когда пришло время менять часовых, начало этого процесса испугало Синицына не на шутку. Входная дверь медленно приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась рука в скафандре. Кто-то, находящийся снаружи, очень и очень осторожно открывал дверь, стремясь избежать малейшего скрипа или шума. Вскоре профессор увидел Ермакова. Подполковник был предельно собран и медленно доводил дверь в крайнее положение. Позади него виднелась пара залегших бойцов, всматривающихся куда-то вдаль, вдоль острова, и готовых открыть огонь. Ермаков, не произнося ни слова, сделал жест, и свежая смена принялась красться к выходу, тщательно обходя углы лавок и походных ящиков. После того как они заняли позиции, сменившиеся бойцы так же осторожно забрались внутрь, следя за тем, чтобы случайно не задеть ни за что снаряжением. Подполковник влез в кабину последним и столь же аккуратно и медленно запер дверь.
   – Что происходит? – прошептал Синицын, едва Ермаков подключился к внутренней сети вездехода. – Мимо нас проходят лиги? – нарастающее беспокойство вызвало в памяти картины боя с подсолнухами, и старик непроизвольно понизил голос, находясь в замкнутой телефонной сети.
   – В километре от нас два десятка лигов выдолбили прорубь и ловят рыбу, – негромко ответил подполковник, укладываясь на лавку. – С самого утра сидят. Похоже, заготавливают пищу к празднику. Сегодня Новый год как-никак.
   – В километре? – у профессора отлегло от сердца. – Я было подумал, что они совсем рядом, когда вы открывали дверь!
   – На улице штиль, снегопад закончился. В такую погоду скрип разносится далеко. Лучше не рисковать, у слепых от рождения лигов очень хороший слух. – Ермаков закрыл глаза. – Закат сегодня в шестнадцать часов. Ждать ещё долго.
   Подполковник заснул мгновенно, и Синицын счел разумным последовать его примеру. Но сон никак не шел, кашель усиливался, ощущение близкой опасности не давало покоя. Чтобы отвлечь себя от нервозного состояния, профессор достал карты и схемы и принялся ещё раз уточнять детали предстоящей работы. Иваньковскую ГЭС необходимо обойти по суше, по левому берегу Волги. Прибрежная полоса в тех местах пологая, покинуть русло труда не составит, главной задачей будет скрытно обогнуть левобережную часть Дубны. Пройти надо всего два почти перпендикулярных друг другу отрезка пути общей длиной в шесть километров, на карте они выглядели прямыми линиями. Но двигаться-то придется не по ровному руслу, судя по архивным данным, местность там когда-то была частью равнинная, частью лесистая, а вот что сейчас… В полной темноте это будет нелегкая задача. Зато, как только экспедиция выберется на поверхность Иваньковского водохранилища, дальнейший путь значительно упростится, следующее узкое место будет уже в безлюдной местности. Однозначно до развалин погибшего Центра рейд доберется задолго до восхода. Весьма вероятно, что ещё до рассвета им удастся добраться до административного гермокорпуса и углубиться в цокольные этажи…
   Увлекшись анализом предстоящих действий, Синицын не заметил, как уснул, и вскоре ему уже снились подземные коридоры дата-центра, почему-то полузасыпанные снегом, испещренным уродливыми отпечатками босых лиговских ног. Профессор крался между рядами обгоревших шкафов с накопителями данных, подражая солдатам Ермакова, и старался не зацепиться о торчащие со всех сторон закопченные железки и привлечь внимание подсолнухов, которые ловят рыбу на побережье. О том, что они там её ловят, он знал точно, но было неясно, есть ли среди подсолнухов слепые с хорошим слухом и потому Синицын решил не рисковать. Нужный ему шкаф он нашел сразу. Тот стоял в углу особняком и единственный из всех был чисто вымытым, без малейших следов копоти, и отчетливо пах свежей краской. Профессор приблизился к нему, на ходу извлекая из откуда ни возьмись появившейся сумки большие гидравлические ножницы. Это же секретные емкости Службы Безопасности, значит, без огромного висячего замка не обошлось и надо перекусить дужку. Замок действительно был, здоровенный, килограмма на три весом, и почему-то очень ржавый и незамкнутый, болтающийся на одной петле. Синицын с удивлением обнаружил, что шкаф не заперт, и принялся очень осторожно открывать дверцу, памятуя о том, что на улице штиль и случайный скрип мгновенно донесется до побережья. Но внутри вместо сложной электроники и мигающих индикаторами накопителей нашлись покрытые облупленной краской полки, заваленные каким-то мусором, истлевшим тряпьем и пожелтевшими листами бумаги. Профессор долго разгребал руками весь этот хлам, но так и не нашел ни одного накопителя информации. В сердцах он попытался спихнуть всё с полок наземь, но в этот момент пол поплыл у него из-под ног и Синицын испуганно замахал руками, стараясь удержать равновесие.
   – Николай Федорович! – из глубины шкафа, словно из бочки, раздался голос ассистента. – Всё в порядке, это я, Виктор!
   Синицын открыл глаза и увидел Виктора, придерживающего готового свалиться с лавки профессора. Получается, что уснул он прямо в сидячем положении и, пока размахивал руками, разбросал по кабине свои документы.
   – Как неловко получилось, – огорчился старик, оглядываясь вокруг в поисках разлетевшихся листов целлулоидной бумаги. Он попытался нагнуться, чтобы подобрать лежащую у ног карту, но кабина вездехода дрогнула, и старик поспешно ухватился за поручень впередистоящей лавки.
   – Мы куда-то едем? – только сейчас он обратил внимание, что место Ермакова пустует.
   – Выходим на маршрут, – ответил Виктор, подхватывая карту. – Сидите, Николай Федорович, я соберу.
   – Как на маршрут? – удивился Синицын. – Разве мы не будем ждать темноты?
   – Солнце село два часа назад, – улыбнулся ассистент, – сейчас почти семь. Вы долго спали, профессор, я не стал вас будить. Вам надо было отдохнуть. Вот, держите, – он протянул ему пищевой картридж, – ваш обед. Я уже укрепил насадку с лекарственным препаратом.
   Перекусив, Синицын подошел к Ермакову, занявшему командирское сиденье рядом с водителем. Подполковник держал в руках навигатор и бросал взгляд то на экран тепловизора, то на его выцветший дисплей, демонстрирующий предупреждение об отсутствии сигнала. Слабый мутно-жёлтый свет укрепленного над выходной дверью светильника не попадал в отгороженную полуперегородкой водительскую часть кабины, и свечение электронных экранов делало окружающую темноту ещё более черной. Профессор напряг ослабевшее от старости зрение и попытался увидеть улицу в узкое оконце водителя, однако так и не смог разглядеть ничего, кроме бьющегося в толстое стекло снежного песка.
   – Опять пошел снег? – взгляд Синицына непроизвольно вернулся к экрану тепловизора. Не получив ответа, он понял, что говорит слишком тихо будучи в гермошлеме, и повторил вопрос.
   – Нет ещё, – ответил Ермаков, не оборачиваясь. – Метет сильно. Но небо затянуто, скоро сыпанет.
   Профессор хотел спросить что-то ещё, как вдруг на тепловизоре тускло вспыхнуло сразу с десяток маленьких отметок. Синицын обмер.
   – П… подсолнухи?!! – выдавил он из себя, невольно приседая в узкое пространство между перегородкой и спинкой водительского сиденья.
   – Что?! – подполковник резко вскочил, одним движением переводя автомат в боевое положение, но увидел замерший на тепловизоре взгляд Синицына и с облегчением уселся обратно. – Нет, Николай Федорович, – это обычные лиги. – Он указал на скопление точек: – Видите, две отметки движутся быстрее остальных? Это четвероногие.
   – Вы говорите о домашних животных? – догадался старик. – Полагаю, это собаки!
   – Не обязательно, – возразил офицер. – Многим лигам инвалидность позволяет передвигаться только на четырех конечностях. Зачастую такие уродцы довольно быстро бегают. Быстрее, чем мы. Это могут быть и они. У нас мощный тепловизор, мы способны засекать тепловую сигнатуру сопоставимого с человеком биологического объекта на расстоянии до двух километров. Но это предельная дальность, разобрать, кто есть кто, издалека не получится. А подсолнухов так просто не обнаружить. Тепловизор видит не их, а тепловые вспышки оружия, когда они ведут огонь. Так что это просто лиги, вышедшие из домов. Или где они тут живут… – Он замолчал, всматриваясь в навигатор, и удовлетворенно ткнул пальцем во вспыхнувшую на его дисплее точку: – Есть спутник!