Татьяна 100 Рожева. Можно (сборник)

   Мы посидели молча. Анатолий Михайлович покрылся испариной и скинул полотенце.
   – Ух, хорошо! А ты чего в купальнике паришься? Синтетика, небось? Снимай, не съем я тебя!
 
   Я сняла купальник. Анатолий Михайлович, скользнул по мне оценивающим взглядом и взялся рукой за член, который сразу исчез в его кулаке. Глядя на меня, он стал двигать кулаком вверх-вниз, почему-то шевеля при этом усами. Между большим и указательным пальцем появилась розовая головка с одним распаренным глазом.
   – Тебе нравится моя залупа? – Тяжело дыша, спросил Анатолий Михайлович.
   – Очень… Жарко. Я пойду в душ.
 
   Стоя под прохладным душем, я почувствовала спиной его горячий живот.
   – Я люблю таких как ты женщин, – пришлепал он мокрые усы к моей шее, – моложе – ничего не умеют и не соображают, старше – жопа уже жидкая и сиськи висят. А ты – самое оно!
   – Знаете, если мы планируем работать, лучше воздержаться от…, – начала я, но официальный тон казался таким смешным… в голом виде, с его животом на спине.
   – Да ладно тебе! – Пристроил он ладони на мою попу, – мне нужен близкий человек, во всех смыслах. Только тогда что-то путное может получиться. Я так считаю. Пойдем еще выпьем…
 
   Мы вернулись к столу с лакированными ногами. Закуски сменились на новые, а тарелки на чистые, но рядом никого не было.
   – О! Чудо! Меняю скатерть самобранку на аналогичную простынь! – Пошутила я старую шутку.
   Анатолий Михайлович посмотрел на меня из-под влажных бровей и наполнил рюмку.
   – У меня дом на Кипре. С прислугой. Я по полгода, с ноября по апрель, там нахожусь. В мае возвращаюсь. Люблю нашу весну. Нигде такой нет. Я вообще патриот, но зимой лучше там. Сейчас дела добью и туда. Поедешь со мной, там лучше пишется. Море, воздух, фрукты, девушки… море…, – Он замолчал.
   – Два моря?
   Его голова упала на грудь, выдав порцию храпа. Тоненького и протяжного, словно жалоба.
   – Анатолий Михалыч! Вы заснули! Давайте я вам помогу?
   – Ох, не беспокойтесь, Танечка! – Возникла вдруг Аннушка, – я сама, сама! У нас еще процедурки перед сном! А вы парьтесь, пожалуйста, купайтесь, кушайте! Чаек вам еще подогреть?
   – Спасибо, не надо, я тоже спать пойду…
   – И правильно! – Закивала Аннушка. – Утро вечера мудренее! Хороших вам снов!
 
   Я поднялась наверх. Голубая комната цветом и температурой напоминала морозилку. Открытое окно напустило в комнату воздух ночного ноябрьского леса. Возле белой кровати работал электрический нагреватель, но теплее не становилось. Я погрела на нем ладони как Настенька из сказки «Морозко». Вопроса «тепло ли тебе девица?» не прозвучало, зато был слышен звук ласковой возни из спальни Анатолия Михайловича. Потом все стихло. Перспектива провести ночь в морозилке заставила меня выйти к людям.
   – Анна! Вы здесь? – Тихо позвала я. Потом повторила громче. Никто не ответил. Теплый желтый свет из-под двери напротив дразнил теплом. Я постучала и приоткрыла дверь.
   – Извините, пожалуйста! Вы не спите?
   – Нет-нет, заходи! – Голый по пояс, хозяин возлежал на двуспальной кровати с книгой на волосатом животе. В комнате было жарко натоплено. – Что случилось?
   – У меня дубак в комнате, Анатолий Михайлович! Можно меня куда-нибудь переместить?
   – Дубак? Как так?
   – Окно было открыто.
   – Не может такого быть! А ну пойдем, посмотрю!
   Он откинул одеяло, и пошел на меня в полосатых трусах по колено.
   – Да…, – почесал он, зайдя ко мне, седую, словно заиндевевшую макушку, и громко крикнул в коридор: – Аннушкааа!
 
   Гулкий коридор ответил тишиной.
 
   – Ну, я завтра разберусь с этим. Знаешь, что.… Поздно уже перекладываться, ложись у меня. Кровать большая, места хватит.
   Я с сомнением посмотрела на полосатые трусы.
   Он ухмыльнулся.
   – Да не трону я тебя! Не бойся! Ложись и спи. Буду храпеть – толкнешь!
 
   Я с удовольствием почувствовала тепло мягкой постели и без удовольствия запах лекарств, чеснока и старости…
   – Улеглась? Спокойной ночи! – Он погасил ночник и спустился ниже по подушке. Еще минуту он бил ее, придавая ей удобную для сна позу, и потом затих.
   – Тепло? – Спросил он в темноте.
   – Угу. Спасибо. Спокойной ночи…
 
   Я лежала в чужой теплой постели и думала – не могла же эта Аннушка не понимать, что, открыв окно, она толкает меня к своему хозяину в постель. Зачем она это сделала? А может, это не она? Может, во время экскурсии по дому хозяин сам раскрыл окно, пока я разглядывала в коридоре копию Шагала с летающими людьми и глубокомысленными рыбами? Но когда я переодевалась, окно было еще закрыто! Когда он успел его открыть? Я стала восстанавливать события и вспомнила, что из бассейна он отлучался минут на пять.… Во! Сюжет закручивался как в настоящем детективе! Оставалось найти хладный труп и зацепку…
 
   Цепкие пальцы пробирались ко мне между ног. Запах чеснока усилился.
   – Впусти меня, – просипел Анатолий Михайлович, напомнив сказку «Чипполино». Только там был мальчик – луковка, а тут старичок – чесночок.
   – Вы же сказали, только спать…
   – Ну, мы быстренько и спать. Я хочу тебя!
   Я вздохнула и сильней сжала бедра.
   Он еще потыкался в меня чем-то мягким и неожиданно громко произнес:
   – Ну что ты строишь-то из себя целку недотрогу?!? Тебе сколько лет? Ты девочка, что ли? Так пора уже!
 
   В одной постели действительно глупо. Я молча приняла удобную для входа позу. Но зайти Анатолий Михайлович не мог. Его член складывался как забытая в холодильнике морковка. То в одну сторону, то в другую. Хозяин бился в меня животом и вонял чесноком, но морковке это не помогало.
   – А чеснок на ночь полезно, что ли? – Поинтересовалась я.
   – Бл*дь! Ты все испортила! – Отвалился Анатолий Михайлович. – Вот надо было сейчас это говорить?!? Он уже встал нормально! А ты ляпнула и все!
   – Кто встал нормально? Ааа.… Ну, извините…
   – Ладно, давай спать. – Он отвернулся, тяжело тряся кровать.
 
   Утром пузатый силуэт на фоне штор запивал из стакана таблетки.
   – Вам плохо?
   – Да уж чего хорошего…, – пробурчал Анатолий Михайлович.
   – Это из-за меня?
   – Еще бы! – Ехидно ответил он. – Давление поднялось!
   – А можно вернуть меня в Москву?
   – Ты куда-то спешишь? Вернешься. Позавтракаем, потом заедем по делам, потом тебя отвезут. У меня здесь одна машина.
 
   Столовая утром выглядела совсем не так, как вечером. Солнечный луч, пролезший между елок в окне, залип в банке с прозрачным медом. Лакированные ноги стола блестели, словно умытые. На столе томились в ожидании: оранжевый салат из тертой моркови, кремовый творог, снежные сливки, серый хлеб и загорелые булочки, желтое масло, коричневый сахар, дымящийся кофейник, один запах которого выбивал слюну. Глазунья тремя рыжими глазищами рассматривала стеклянную стену, рассеивающую невыспавшийся утренний свет.…
   В бассейне фыркал хозяин. Потом он, вывалив живот, минут пять мучил тренажеры, после чего, пукая мокрыми шлепанцами, появился в столовой.
 
   – Вот так должно начинаться утро интеллигентного человека, – произнес Анатолий Михайлович, капая с волос на стол. – А ты что не завтракаешь?
   – Вас жду.
   – Да ну.… Зачем тут лишние церемонии. Ну, давай, накладывай!
   – А это морковка с чем?
   – Это морковка необычная морковка! Это мне один писатель рецепт подсказал, до ста лет дожил, кстати! Берешь морковь, только хорошую, не вялую! Трешь ее на мелкой терке. Туда две столовых ложки хорошего тыквенного масла, и ложку хорошего меда! Очень важно, чтобы все было хорошее! Из говна пулю не слепишь! Вот такой простой рецепт, а пользы! Я уже много лет кушаю этот салат на завтрак. Каждый день обязательно! Аннушка делает. И потенция – молодой позавидует!
 
   Аннушка в розовом халате тут же выросла перед хозяином.
   – Греночки подавать? – Ангельски спросила она.
   – А уже и греночки готовы? Ах, ты мое золото!
   Аннушка зарумянилась и подала на стол такие же румяные гренки.
   – Ты окошко открыла в голубой спальне? – Спросил Анатолий Михайлович.
   – Окошко? Когда?
   – Вчера вечером.
   – А оно было открыто?!? – В ужасе всплеснула руками женщина.
   – Да. Оно было открыто! Татьяна даже не смогла спать в этой комнате. Так там холодно было!
   – Ой, ой! Вот голова садовая! – Схватилась за голову Аннушка. – Как же я забыла. Я открыла немножко – проветрить, чтобы свежий воздух был, а потом пошла в душе помыть, потом масло переливала, и забыла, значит, закрыть! Ай-яй-яй! Ну, как же я так! Как же вы? Замерзли, небось?
   – Разобрались, не переживай, ладно. Но в другой раз повнимательней будь. А то простудишь мне моих гостей! А что масло перелила – молодец! – похвалил Анатолий Михайлович.
 
   Аннушка растворилась розовым облаком, успев победоносно зыркнуть в мою сторону.
   – В хозяйки метит? – Спросила я.
   – Кто? Аннушка? Да неет! Я ее мужа от тюрьмы отмазал. Все равно, правда, разбежались. Он себе москвичку нашел, Анька же здесь безвылазно. Ей и жить-то негде. Вот у себя пригрел ее с дочкой. Она благодарная баба, старается…
   – А я думала, вы женитесь на ней.
   Анатолий Михайлович посмотрел на меня седыми бровями.
   – Я на тебе женюсь. Будешь моей четвертой женой.
   Я пожевала морковку с тыквенным маслом и медом, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего. Сочетание, правда, вкусное…
   – Мне нужно съездить в город по делам, ты поедешь со мной. Потом тебя водитель отвезет. А лучше оставайся. Я здесь, пожалуй, до вторника буду.
   – Я подумаю.
   – И о первом предложении тоже подумай. Недолго, – добавил Анатолий Михайлович, и кончики его усов поднялись вверх.
   «Работает салат с морковкой» – отметила я.
 
   Уютный городок, в который мы приехали «по делам», был слеплен из брусчатых мостовых и низких желтых домиков, слепыми окошками глядящих сквозь палисадники в прошлое. Когда-то в этих домах цвета уверенной охры жили купцы и разночинцы. Потом дома выцвели под солнцем равенства и осели от ругани новых жильцов. Сейчас за крашеными во все грустные оттенки желтого стенами, жили старухи и продавщицы магазинов: «продукты», «хлеб», «пиво воды» и магазина «сто мелочей». Других вывесок из окна машины не встретилось. Я удивилась, когда мы остановились у дома глупого желтого цвета с вывеской «Меховое ателье». Внедорожник припарковался возле двух залатанных жигулят – грязно-белого и цвета грязной морской волны. Жигулята поджали выхлопные трубы, отразив немытыми стеклами господина в бобровой шубе в сопровождении водителя и будущей четвертой жены.
 
   Стенд с лицензиями в рамках и девизом «У нас клиент всегда прав!», отгораживал «предбанник» ателье от основного помещения. Оттуда уже орали: «Приееехааал!!!» и бежали к нам. Стайка щебечущих женщин окружила Анатолия Михайловича. Они хлопали крыльями, трясли ему руки, заглядывали в глаза, тыкались в мех бобра. Анатолий Михайлович с улыбкой скинул шубу на руки водителю.
   – Жарко тут у вас, девочки! А где Нино?
   Девочки расступились, и в щебечущий круг вплыла дородная брюнетка в высокой прическе, тесной юбке и распятых на груди красных маках.
   – Здравствуй, дорогой! – Низким голосом с южным акцентом произнесла она.
   – Здравствуй, золото мое! – Анатолий Михайлович обнял брюнетку, насколько позволяли его живот и ее выпирающие маки.
 
   Возглавляемая брюнеткой стайка с Анатолием Михайловичем внутри перемещалась от образцов меха к образцам кожи, от стенда с фурнитурой к примерочным и обратно. Одна из птичек с улыбкой подпорхнула ко мне.
   – Татьяночка, вы не заскучали у нас?
   – Нет, ну что вы! У вас тут так интересно!
   – Меня тоже Татьяна зовут, – похвасталась она.
   – Очень приятно.
   – Вы уж простите, что оставили вас без внимания. Анатолий Михайлович такой важный гость у нас! Я в полном Вашем распоряжении! Наше ателье лучшее в районе! Мы шьем по итальянским каталогам и лекалам. Вещи получаются ничуть не хуже ихних, но намного дешевле.
   – Бобровую шубу у вас шили?
   – Да, да, да! – Обрадовалась женщина. – Идет ему, правда?
   – Да, очень.
   – Это североамериканский бобр, очень редкий. Специально для Анатолия Михайловича заказывали. Мы наших постоянных клиентов очень любим! Вы взгляните на образцы!
 
   Она раскрыла каталог, где с каждой картонной страницы свешивался лоскут меха, бывший некогда редким зверем. В другом каталоге полуголые загорелые женщины демонстрировали шубы – наброшенные на плечи, спадающие к ногам, распахивающиеся при движении к красивой жизни… Они и не догадываются, что такое «дубак», – с завистью подумала я.
 
   – Вы можете подобрать модель и оплатить только пятнадцать процентов, мы мерочки сразу снимем, и, когда вам будет удобно, подъедете на примерочку и денежку довезете, – обрабатывала меня Татьяна Ательеговна.
   – У меня что-то глаза защипало. Я, пожалуй, выйду на воздух…
   – Конечно, конечно! Это часто бывает. Мы же тут сами стрижем мех и красим, у многих такая реакция. Это аллергия небольшая у вас. Ничего страшного!
 
   Я вышла на пустынную улицу с грустными желтыми домами. Черный внедорожник, два убитых жигуленка и курящий под вывеской «Меховое ателье» водитель. Больше никого.
   – Это надолго? – Спросила я водителя.
   – Часа на два, – равнодушно ответил он.
   – А здесь есть, что посмотреть?
   – Неа…
   – Что, совсем? Город то старый…Может, церковь? Или особняк?
   – Церковь есть, но далеко пешком.
   – А рядом?
   – Рынок только у автобусной станции. Там палатки есть какие-то.
   – Это где?
   – Через две улицы направо. Можно дворами пройти. Спросите там рынок, все покажут.
   – Через два часа вернуться?
   – Лучше раньше. Он не любит ждать…
 
   Рынок представлял собой рядок укутанных бабок, торгующих на перевернутых ящиках всем подряд – семечками в газетных кульках, шерстяными носками, кривыми солеными огурцами «без химии рОстила», поздними грибами «на супец и на жарешку». Больше половины ящиков уже пустовало. Ветер шевелил обрывки газет на залатанной асфальтовой площади с околевшим ржавым флагом расписания автобусов. Я, в сапогах и пальто, отличалась от местного телогреечного населения как загорелые девушки в спадающих с плеч шубах от работниц мехового ателье. Или как черный внедорожник от жигуленка цвета грязной морской волны. Грязно-белого уже не было, когда я вернулась.
 
   – Почему ты ушла? – Недовольно спросил в машине зацелованный до бровей Анатолий Михайлович. – Моя женщина должна быть со мной!
   – Может, я не ваша женщина?
   Водитель скосил на меня удивленный взгляд и снова уткнулся в дорогу. Мы выехали из городка на шоссе. Караул стылого леса по обеим сторонам дороги держал голые стволы ружей строго вертикально.
   – Останови здесь. – Приказал водителю хозяин возле палатки с мирной надписью «Хлеб».
   Из палатки выбежала женщина в белом халате поверх куртки и принялась кланяться и что-то быстро говорить. Я приоткрыла стекло машины. «… Я уж и спрашивала о вас… другого такого нет человека…аж сердце зашлося как увидела… дай вам бог здоровья… молюсь на вас, спаситель вы мой…. заходите почаще, всегда рады….» – донеслось до меня. Она бегом вернулась в палатку и стала что-то выгружать в пакет Анатолию Михайловичу. С полным пакетом он вернулся в машину, сел, подобрав полы шубы.
   – Выпечка хорошая здесь. Молодец, баба. Сама печет, сама продает, не халтурит.
   – За что она вас благодарила?
   – Ааа.… Да, ерунда. Дело прошлое. С бандитами местными договорился и ментами, чтобы не трогали ее. Она честно работает, и так еле концы с концами сводит.
 
   Встречали нас по уже знакомому сценарию: огромный черный Малыш басил «вау», розовела Аннушка, сутулился завхоз Витя, скрывая радость за скупым рукопожатием. На этот раз обошлось без мытья ног. В гостиной журчали фонтаны, зеленела зелень, сверкали люстры и светильники в одном витиеватом стиле, кованые перила лестницы заплетали ступени спиралью, отражаясь в зеркалах…
   – Красиво у вас тут, – похвалила я. – Со вкусом таким сделано и с любовью, видно.
   – Это все по моему проекту. Сам рисовал, материалы выбирал, заказывал сам. И не так дорого. Есть намного дороже проекты. Но можно быть богатым и жить убого, можно наставить мрамора, золота, плакать будет хотеться в этом помещении.
   – Согласна.
   – Сядь поближе. Что ты так далеко от меня забралась…
   Я села на подлокотник дивана, где, уместив живот между ляжками, развалился Анатолий Михайлович. Он потянулся ко мне, запустил руки под джемпер, нашел грудь, помял. Потом потыкал пальцем между ног, где по его убеждению под джинсами располагался клитор, нажал несколько раз, как на кнопку, посмотрел на меня.
   – Ты не хочешь меня?
   – Честно? Нет.
   – Спасибо хоть честно…, – оскорбленно произнес он и встал.
 
   Он походил по гостиной, сунул руку в фонтан, проверил давление и температуру струи, резко повернулся в мою сторону:
 
   – Шейка скоро у тебя морщинистой станет. Она уже начала. Пока ты выглядишь ничего, а шейка-то всегда возраст выдает. И фигурка пока в норме, но сколько ты еще пропрыгаешь? Ну, года три-четыре от силы, а потом все, жопа жидкая, сиськи как уши у спаниеля. И никому не нужна. Будешь предлагать себя, а желающих не найдется!
   – Почему как у спаниеля? Есть и другие вислоухие животные.
   – Я тебя не удовлетворяю? А ты подбери себе фаллоимитатор, я оплачу.
   – Анатолий Михайлович, а почему вы со мной в таком тоне разговариваете? – Да потому что я здесь бог! Если ты так и не поняла. И второго такого предложения у тебя никогда не будет! Ни-ко-гда! Ни на какой Кипр ты конечно не едешь. Мы или спим и пишем или не спим и не пишем!
   – Можно меня в Москву отправить?
   – Хоть сейчас.
   – Будьте любезны.… И спасибо за гостеприимство.
   – На здоровье.
 
   Он стал подниматься по лестнице, тяжело опираясь о перила толстыми пальцами в золотых печатках.
 
   В зеркалах появилась Аннушка с таким лицом, какое бывает лишь в двух случаях – когда сбываются мечты и когда успевают добежать до туалета.
   – Танечка, вам помочь собрать вещи? – Елейно пропело лицо.
   – Помогите раскидать, – пошутила я.
 
   В следующие выходные мы с Мариной снова пила чай на ее маленькой кухне. Об Анатолии Михайловиче не говорили, пока Марина не спросила:
   – Ты ездила к Пихалычу то?
   – Ездила.
   – А что молчишь, не рассказываешь? Обидел он тебя?
   – Нет. Сказал честно – или спим и пишем или не спим и не пишем.
   – Вот кобель! Я уж думала, отсохло у него всё!
   – Он масло тыквенное ест, смазывает.
   – Я, честно говоря, знала, что ничего не выйдет.…
   – Почему?
   – Он мне как-то чай подарил. Такое дерьмо! А хороший человек плохой чай подарить не может!
   – Да…
   – Ну и не расстраивайся! На наш век графоманов хватит!
   – Наливать?
   – Подожди, заварится…

Уголовник

   – Здарова, журналистка! – Задорно начал незнакомый мужской голос в трубке.
   – Здрасьте…
   – Как дела?
   – А вы, простите, кто?
   – Конь в пальто! – Ржануло парнокопытное. – Да не знаешь ты меня, не напрягайся. Фотку твою видел, мелкую, правда, статейку прочел. Бойко пишешь.
   – Спасибо. А телефон кто вам дал?
   – Дали. Мне всегда дают! – Хвастливо фыркнул конь.
   – И чем, простите, обязана?
   – Тема есть. Чисто для журналиста. Надо встретиться, обкашлять. Завтра нормально тебе? Часов в семь. На Автозаводской есть кафешка у метро.
   – Тема о чем? По телефону можно объяснить?
   – Не, по телефону нельзя. Это не объяснишь, нужно на пальцах показать. Подъезжай завтра.
   – Подождите, а с чего вы взяли, что я буду с вами встречаться? Вы ничего не перепутали? – Возмутилась я.
   – Слушай, я не всем журналисткам звоню, раз, и «нет» – это мужское слово. Женщина должна всегда отвечать «да». Умная – разберется, что привалило и использует с выгодой для себя, дура – упустит шанс. Ты же умная!
 
   Я оценила логику и ответила:
   – Ну, хорошо. А как я вас узнаю?
   – Узнаешь. Я красивый. – Хмыкнул голос. – Колей меня зовут. Можешь приехать с диктофоном? Мой менты при обыске слямзили.
   – Ладно, Коля. Приеду с диктофоном.
 
   В назначенное время я крутила головой в кафе на Автозаводской в поисках коня в пальто с именем Коля. Из середины зала мне улыбался и махал очень красивый мужчина с решительными скулами и глубоким взглядом. Он ничем не напоминал парнокопытное в верхней одежде, скорей иностранного киноартиста формата «брутальный любовник». Я всмотрелась внимательней. Одет не по сезону – светлый летний пиджачок, а на улице «не май». На лице «маска» из правильных черт и общительности, за которой амбициозность и обозленность. Энергетика тигра в пижаме…
 
   – Это вы мне звонили? Вы – Коля? – Подошла я к нему, продолжая не верить первому впечатлению.
   – Я, я, привет! Что? Нравлюсь?
   – Просто такое несоответствие внешности и голоса.… Уже интересно!
   – Дальше будет еще интересней! – Ухмыльнулся он.
   – Присесть то можно?
   – Присесть мы всегда успеем! – Заржал Коля знакомым голосом, и я окончательно признала телефонного коня.
 
   Мужчина закурил, сощурив от дыма внимательные карие глаза. Красивые, как и все в нем.
   – Куришь? – Спросил он.
   – Нет.
   – Серьезно? Извини, – он отогнал дым рукой. – Думаю, мы сработаемся. Что-то есть в тебе. У меня нюх на людей.
   – А что за работа?
   – Работа? Да разная… Я откинулся. Нужна подруга. Боевая. Веселая, компанейская, авантюрного склада ума, легкая на подъем!
   – Откинулся куда? – Не поняла я.
   – Не куда, а откуда. С зоны. Зона – моя жизнь. Я вытаскиваю оттуда людей. Помогаю людям.
   – Всем?
   – Нет, только хорошим! У кого деньги есть! – Он обаятельно улыбнулся ровным рядом хороших зубов.
   – А у кого нет? Что им делать?
   – Находить. – Усмехнулся Коля. – Я не мать Тереза. Это бизнес. Каждой шавке надо дать. Шавка крупней – кусок жирней. А зона, она корежит всех. Она рушит мир человека. Резко исчезают друзья, коллеги, знакомые, родственники. Ты оказываешься всем чужой, а чужие проблемы никому не нужны. Ты один на один с волками. Даже если кто-то тебя ждет. Человеку на зоне тяжелее, чем тем, кто ждет. Люди, чтобы выйти оттуда, чтобы просто там не сдохнуть, готовы отдать все! Я сам такой был. Не в интернете почитал! Так что, можно сказать, образование у меня высочайшее…, – его желваки заходили под смуглой кожей чисто выбритых скул. – Такие дела…
 
   – А вы за что сидели?
   – Слушай, хорош выкать! – Нахмурился Коля. – Я понял, ты меня уважаешь, но напрягает.
   – Хорошо. Ты за что сидел?
   – По 241.
   – Это что?
   – Организация борделей. У меня первая сеть борделей в Москве была. Объявления в газетках, телефончики, квартирки, мамочки, все работало как часы. Девочек сам набирал! Такие девочки были! Ммм, – он закрыл глаза и покачал головой. – Конкурент сука сдал! Но я его уже отблагодарил. Больше он мне не нагадит. А были друзьями когда-то.… Так то, журналистка, жизнь она журналов не читает…, – он выдохнул дым в сторону и отогнал рукой. – И подруга у меня была. Мы с ней дела делали. Классная девка. Ирка. Вот вместо нее тебя хочу.
   – А она где?
   – Сидит. Ей еще год.
   – Ну, выйдет же… Год это мало.
   – Когда выйдет, тогда и разговор будет. Год на зоне это очень много.
   – А почему ее не вытащишь?
   – С ней сложней. Ладно, не важно, давай о деле.
   – Послушай…, – вздохнула я, – я ничего не имею против, но честно, как то не хочется связываться с уголовниками. Прости за откровенность.
   – Да ладно! Откровенность – это хорошо…, – он затянулся. – Чистенькой значит, хочешь быть? – Коля потряс сигаретой в пальцах. – Вот все вы такие, которые не нюхали! Носопыру сморщат – фи, уголовник! А вы знаете, какие там люди сидят! Интересовались хоть раз? Кухня-офис-унитаз – вся ваша жизнь! Это вы все в зоне сидите! Своих иллюзий! Своих обывательских представлений! Своих мелких шкурных страхов! Всю жизнь сидите! Ты показалась мне другой. Я ошибся? Я не люблю ошибаться! – Он мотнул головой, его зрачки сузились. – Короче. Я никого уговаривать не собираюсь. Да или нет?
   – Да. – Согласилась я, успев подумать, что буду умной: влезу, а там разберусь, что привалило.
   – Так-то лучше, – спокойно сказал Коля. – И не бойся меня. Я тебя не обижу. Будешь со мной – у тебя все будет!
   – Я не боюсь.
   – Ну и ладненько.… У тебя что сегодня со временем?
   – Есть пока.
   – У меня здесь квартирка недалеко. Пойдем, посмотришь, как я живу, поговорим нормально. Не люблю я людные места. Бабы пялятся, мужики нервничают, разбирайся потом, – он скосил глаза влево, и я взглянула, куда он показывал.
   Через стол от нас Колю в упор рассматривали две крашеные блондинки, перестав жевать, что, видимо, означало крайнюю степень заинтересованности. Рядом с ними багровели два мужика. Один в олимпийке, другой в клеенчатом пиджаке.
   – Штаны что ли мне на морде носить! Что ж так бабы на картинку-то падки! – Хмыкнул Коля. – Слушай, пойдем, а? Пока эти два помидора не кинулись на меня с вилками. Они уже вон в низком старте. Только драки мне сейчас не хватало в общественном месте.
 
   Я медлила, с сомнением глядя на красавца-уголовника.
   – Да не буду я к тебе приставать! Не крути глазищами-то! – Досадливо поморщился он. – Посидим просто по-человечески. У меня все есть дома. Кофе-шмофе, холодильник битком…
 
   Выйдя из кафе, Коля манерно подбоченился, исказив лицо галантностью:
   – Позвольте предложить вам ручку, мадам!
 
   У него и походка была кинозвезды, шагающей по красной дорожке в Каннах, фактурного независимого красавца, не зависящего даже от погоды и поэтому одетого в летний пиджак в осенний холод. На ощупь его рука казалась субтильней, чем выглядела. Под руку, словно супружеская пара, мы подошли к хорошему кирпичному дому в тихом сквере.
 
   Коля открыл дверь квартиры, пропустил меня вперед.
   – Не разувайся. Мне нравятся женщины в туфлях, – сказал он сзади.
 
   Типовая советская «трешка», переделанная в квартиру-студию, соответствовала моде десятилетней давности.
   – Я снес стену и объединил кухню с залом, когда еще никто так не делал! – Похвастался Коля. – Сейчас хочу обратно все переделать. По-модному. Пока не определился со стилем. Выбираю между хай-теком и провансом. Тебе что больше нравится?