Татьяна Алюшина. Время для наград

   – Здравствуйте, Федор Ильич. Дела, дела – не до женитьбы, да и где ее взять-то, такую, чтоб пироги пекла? – в тон ему отшучивался Антон.
   – А ты не там ищешь. Все небось по ресторанам да по курортам, а там достойных барышень мало. Ты в метро спустись, Антоша. Цветник! И все умненькие, работящие, и с пирогами справятся, и детишек нарожают.
   – Что это вы, Федор Ильич, меня сватать взялись?
   – Так пропадает хороший мужик, золотой генофонд, можно сказать, нации, и счастья тебе желаю.
   Это была традиция. Надо было обязательно выпить чаю, съесть бутерброды, и еще раз чаю с вареньем, под легкий шутливый разговор.
   Без этого Дед никогда не приступал к делу. Даже если ты точно знал, что будут голову снимать и что ты наворотил такого… – без чая ругать не начинали.
   – Ну, к делу, – сказал Дед, как только Антон допил чай.
   Они пересели за переговорный стол, и генерал протянул Антону фотографию.
   На снимке мужчина лет сорока пяти, абсолютно невыдающейся внешности, только по некоторым деталям – темные глаза, легкая смуглость кожи – можно было угадать в нем выходца с Востока.
   – Это Хаким, пакистанец по месту рождения. Родители неизвестны, имя, в общем, тоже, из тех, которыми пользуется наиболее часто, – Хаким, Селим, Мухаммед, Роман, Руслан.
   Он лучший из тех, кто прокладывает трассу для оружия и наркоты. Только для больших поставок и такую, которую можно использовать несколько раз.
   Рано или поздно, но мы все их накрываем. К нему обращаются только с серьезными предложениями. Мелкотой он не занимается. Крупные партии, не менее десяти миллионов.
   Обладает феноменальными способностями: знает десять языков, в том числе японский и китайский с диалектами. Совершенно чисто говорит на английском, американском, русском, немецком, испанском, про арабские я вообще молчу. Ориентируется на любой местности; знает, практически точно, карты всех основных стран; внешность, как видишь, совершенно усредненная, может выдавать себя за кого угодно – линзы, парик, краска, грим; естественно, боевые искусства; великолепная зрительная память.
   Его услуги стоят пять процентов от цены партии, вне зависимости, прошла она вся или только часть.
   У него ни разу не было осечек. Даже если партия шла частями, пока мы или коллеги раскапывали маршрут, большая часть уходила. Поэтому он так дорого стоит.
   Конечно, его «ведут» все время, но он умудряется уходить. Все основные точки его пребывания и общения известны, ну это оперативка, потом прочтешь.
   Он знает большинство агентов, как наших, так и не наших, в лицо – у него фантастическая зрительная память.
   Обычно, получив контракт, выезжает один на место: смотрит, нюхает, слушает, выбирает путь. В первый раз он не камуфлируется, потому что может объездить несколько мест, достаточно удаленных друг от друга.
   Но как только определился, берет свою команду – это три человека, – Федор Ильич протянул Антону еще фотографии, – одна женщина, русская, пятидесяти лет – великая актриса, жаль, что не на сцене, двое мужчин – кореец и латыш.
   Как видишь, все грамотно. И они как растворяются – через две недели маршрут готов. Первую, пробную поездку он делает с представителем заказчика, с малой частью товара; потом все – не его проблемы.
   Так вот, он уже был в Харькове и в Крыму. Сейчас опять едет в Крым. Зачем? Там все на виду – неинтересно – две таможни, всего два пути, и они как на ладони. Все сферы давно поделены, все не просто застолблено – забетонировано. Любой большой транзит – убийство для Крыма – они там все передерутся, да и здесь, в Москве, тоже. Это в общих чертах.
   Съезди, Антоша, посмотри, понюхай, подстрахуй ребят. Его «ведут» все кому не лень – и братья хохлы, и мы, и турки, и Интерпол, кого на нем только нет. Езжай, Антон, его в лоб, да и хитростью не возьмешь. Ничем не возьмешь, тут нужен твой Божий дар. Брать его никто не собирается, но разобраться, что он там варит, надо. Едет он поездом, тоже вопрос: почему? Куда проще самолетом.
   Я и контрактик на Южном берегу подготовил для твоей фирмочки. Хотя на хрена им система охраны такого уровня – убей не пойму.
   – Ну если и контрактик, то как не поехать? – подытожил Антон.
   – Вот и молодец! Тогда все с начала и в деталях.
   Генерал принес из сейфа увесистую папку с оперативными данными и фотографиями.
   Антон пробыл у Деда всю ночь. Добравшись домой в восемь утра, он улегся спать – выключив себя на час. В десять часов, уже полностью собранный, заехал к генералу за последней информацией.
   Мишке он позвонил, когда уже ехал по Покровке на вокзал.
   – Дуб, привет!
   – Влюбился, женился и пропал без вести! – жизнерадостно приветствовал его Мишка.
   – Дуб, я был у Деда. У меня через час поезд. Давай подъезжай к Курскому, даю тебе двадцать минут, пробок пока нет. Перезвони, сориентируемся, где состыковаться.
   – Еду.
   Они обсудили рабочие дела: как распределить в его отсутствие, что заморозить, что по ребятам раскидать.
   Покурили. Помолчали.
   – Смотри там не влюбись! – напутствовал его Михаил.
 
   У Натальи зазвонил мобильный. Проснувшись, она никак не могла понять, где телефон и где она сама в пространстве. Наконец сообразив, выудила телефон из-под подушки. Посмотрела, кто звонит. На экране высветился номер сестры.
   – Ната, это я. Когда приходит твой поезд?
   – Подожди, Ветка, ты меня разбудила, я еще ни черта не соображаю. Сейчас посмотрю. Вы что, собрались меня встречать?
   – Да это все дети. Соскучились и проехаться хотят, а Димку я маме оставлю!
   Димка младший сын Веты, ему было полтора года – краса и радость всей семьи.
   Ната принялась неуклюже, придерживая плечом трубку возле уха, спускаться со своей верхней полки.
   Даша и Устинья Васильевна спали, «партизан» вроде бы тоже.
   Она надела шлепки, слушая Ветин рассказ о Димке. Ей было хорошо и радостно оттого, что есть Ветка и дети, которых она совсем скоро увидит.
   И, уже взявшись за ручку двери, услышала негромкий голос:
   – Мы приезжаем в четырнадцать двадцать по местному времени, а вагон у нас двенадцатый.
   – Спасибо, Антон Александрович, – поблагодарила Ната и вышла из купе.
   – Вета, мы пребываем в четырнадцать двадцать, вагон двенадцатый.
   – Все, Ната, целую. Мы встретим.
   «Сколько же я спала? И есть хочется. Это меня от коньяка разморило или от настроения дурацкого? Надо умыться, привести себя в божеский вид, собраться и пойти поесть».
   Приняв такое решение, Ната вернулась в купе.
   Там царила поездная благость: Устинья Васильевна и Даша спали, «рыцарь» прятался за книжкой.
   «Вот и сиди там, – подумала Наталья. – Нечего девушек смущать».
   Она взяла умывальные принадлежности, косметичку и торопливо выскользнула из купе. В туалете протерла лицо лосьоном, увлажнила кремом, совсем немного подкрасилась и, внимательно рассмотрев свое отражение в зеркале, подвела итог: «Да уж! Ну ладно тебе, зато выспалась. Хватит самокритики, пошли в ресторан»
   Очень осторожно, чтобы, не дай бог, не побеспокоить никого, она вернулась в купе и сразу посмотрела на Антона Александровича. Он полулежал, подперев голову рукой, опираясь на локоть, попутчицы все еще спали.
   – Наталья Александровна, – подал он голос, – а не сходить ли нам в ресторан поужинать?
   Секунду поколебавшись, Наталья ответила:
   – Ладно, давайте сходим!
   Она убрала пакет с умывальными принадлежностями, взяла сумочку и, придвинувшись к двери, вопросительно посмотрела на Антона.
   Очень ловко, одним движением он перенес себя с полки на пол.
   «Значит, все-таки спортсмзн, и непростой спортсмзн, уж больно ловок!»
 
   В полном молчании они дошли до вагона-ресторана, заняли столик, освободившийся прямо перед их приходом. Так и не сказав ни слова друг другу, сделали заказ подошедшей давешней официантке.
   Антон закурил, а Ната стала разглядывать публику.
   В ресторане наблюдался полный аншлаг, были заняты все места. Шумных застолий пока не было, но все к тому шло. За некоторыми столами уже слегка опьяневшие компании весело смеялись, и, судя по количеству бутылок, веселье шло по нарастающей. За соседним столиком, к которому Ната сидела спиной, трое мужчин и одна дама подпевали ресторанному магнитофону: «Комбат, батяня…»
   – Ну что, Наталья Александровна, – спросил Антон, – может, по коньячку?
   – Нет, пожалуй. Я не очень люблю крепкие напитки, предпочитаю красное сухое, но здесь вряд ли есть хорошее, а плохого не хочется.
   – Да, хорошего здесь нет – я посмотрел, когда был первый раз, как бы это назвать… карту напитков. Зато тут есть неплохое шампанское. Не хотите?
   – Давайте сначала поедим, а потом определимся.
   – Давайте.
   Им принесли заказ, и они опять надолго замолчали, занявшись ужином.
 
   Он ей нравился. Очень.
   Понравился сразу, еще когда она на него налетела. Ну и что?
   «Господи боже мой! Ну и что? К чему это напряжение, подрагивание рук?! Я совершенно ему не подхожу – он вон какой важный, директор. Джинсы, белая футболка, часы, даже зажигалка – все очень дорогое. Одна его дорожная сумка баксов на пятьсот, если не больше, тянет. Не «монтируюсь» я с ним никак. Таким мужикам полагаются молодые породистые «кобылки», а до таких старушек, как я, они никогда – никогда! – не снисходят. Ну и к черту!
   Небось полезет за ужин платить, изображая снисходительное презрение к моим копейкам. Ну а как же – мы крутые, и всегда об этом помним, и при любом удобном случае это подчеркиваем – а вы все-таки вроде бы женщина. К черту!»
   Наталья расстроилась от этих мыслей.
   Ей всегда было жаль этих мужиков и неловко за них.
   Они сделали свой бизнес, многие сами, с нуля, и уж кто-кто, а она точно знала, как это с нуля и самому, встали на ноги, заматерели, пережили все, что можно пережить в период становления, выстояли, победили.
   И вот им около сорока, а рядом вьются молодые барышни на любой вкус и цвет, открытые к любым предложениям «кошельков». Она, конечно, понимала, что далеко не все эти девочки дуры, а даже совсем наоборот, но, когда видела такие пары, почему-то огорчалась за мужчин.
   Конечно, есть исключения, она знала одну такую семью и очень за них радовалась, потому что человек замечательный и его молодая жена тоже, и любовь там настоящая. Но это были редкие исключения, которые, как водится, подтверждают правило.
   Эти откровенные попытки доказать себе и окружающим, что ты еще молод, посредством длинноногой висящей на тебе девушки у Наты вызывали жалость.
   Ей сразу становилось жалко всех: и этих мужчин, сейчас сытых, довольных, снисходительно-щедрых, которым лет через десять придется вытаскивать себя из этих девочек, как из помойки, и самих девочек, которые через те же десять лет поймут, что ничего нет и надо себя самой строить и что-то в жизни делать.
   «Резать, к чертовой матери! Не будем дожидаться перитонита!» – как говорилось в «Покровских воротах».
   «Эх, зря отказалась от коньяка», – подумала Наталья.
   Оказалось, что за своими мыслями она все съела, и не заметила даже. Антон Александрович от нее не отставал, справившись со своим ужином так же быстро.
   – Может, все же шампанского, Наталья Александровна? За знакомство, так сказать? – предложил господин Ринков.
   – За знакомство мы с вами уже коньяк изволили откушать, Антон Александрович, – под впечатлением своих раздумий нелюбезно отозвалась она. – А впрочем, давайте. Возвращаться не хочется, а шампанское вполне весомый повод задержаться.
   – Абсолютно с вами согласен!
   Он подозвал официантку, заказал шампанское, фрукты, шоколад – стандартный набор. Ната заказала кофе.
   – У дамы, что вам звонила, интересное имя, – предложил тему для разговора Антон.
   – Это моя старшая сестра. Ее имя Света, но все зовут Вета или Ветка, это с детства. Она маленькая себя так называла, ну и привязалось.
   – Она живет с вашей мамой?
   – Нет, она живет на Урале, с мужем и четырьмя детьми. А у мамы они в гостях, как всегда летом.
   – Четверо детей – это серьезно!
   – Да… – Ната заулыбалась, вспомнив их всех. – Старший Иван, ему двадцать, учится в Москве, потом идет Маша, ей пятнадцать, за ней Александр, ему тринадцать, а самому младшему Димке полтора года. Радость всей семьи.
   – Смелая у вас сестра.
   – Это точно! А у вас есть дети, Антон Александрович?
   – Нет, как-то не сложилось. – Он разлил принесенное шампанское и разламывал шоколадку на кусочки. – А у вас?
   – Нет, тоже не сложилось, – быстро ответила она.
   Это была запретная тема. «Сама виновата, нечего было спрашивать. Вопрос за вопрос – ты же знаешь». Поспешно подняв бокал, предложила:
   – Ну что ж, выпьем?
   – Всенепременно!
   Они чокнулись, не произнося никаких тостов, и отпили шампанского.
   – Антон Александрович, зовите меня Наталья или Ната. По имени-отчеству как-то слишком уж официально. Только не Наташа, на это имя я даже не отзываюсь.
   – С удовольствием. Но и вы тогда зовите меня Антоном.
   – Я попробую, хотя это сложно. Вы такой… – она покрутила рукой, подбирая слово, – монументальный, что ли, важный.
   – Да бросьте вы. Это я с подчиненными монументальный и важный. Раз так, то выпьем за простоту в общении, вместо брудершафта, – предложил он.
   Они выпили, закусили шоколадкой. Ната закурила, мысленно уговаривая себя расслабиться.
   Черт-те что, он все время держал ее в напряжении.
   Наталья никогда не чувствовала себя неловко или напряженно в обществе мужчин. Она не умела флиртовать, кокетничать, строить планы, заигрывать. Веселая, открытая, хохотушка, заводила любой компании, острая и язвительная, она не испытывала необходимости во всех этих женских ухищрениях и обходилась без них всю жизнь.
   Влюблялась, конечно, и даже, как ей казалось, любила, но как-то никогда не ставила перед собой задачу завоевать мужчину – как Бог даст: срастется, значит, срастется, а нет – так «сам дурак».
   И срасталось, и ухажеров было много, и романов, и замужество.
   Хотя замужество – это отдельная тема.
   Но этот мужчина, который напротив чистил апельсин и красиво выкладывал дольки на тарелку, все время заставлял ее нервничать, контролировать себя, думать, как выглядит, помнить о морщинах, возрасте, слегка кривых передних зубах, помятом после сна костюме – мысли, которые она терпеть не могла держать в голове.
 
   К их столику подошла крупная дама лет пятидесяти пяти, поражавшая воображение чрезмерно внушительным бюстом, поверх которого лежали стиснутые пухлые кулачки с унизанными перстнями пальцами. Всем видом она изображала благоговение, даже высоко взбитая прическа подрагивала.
   – Антон Александрович! – заговорила дама восторженно. – Я хотела еще раз поблагодарить вас за то, что вы мне место уступили. Это так благородно, так по-мужски!
   – Ну что вы, что вы, – отнекивался Антон, слегка привстав и жестом приглашая даму присесть.
   – Нет, нет, благодарю вас, мы вон там компанией. – Она указала на столик, за которым сидели двое мужчин лет под шестьдесят, один толстый и совершенно лысый, другой худощавый и лысый наполовину.
   Они наблюдали за дамой и отсалютовали Антону, подняв бокалы.
   – Отдыхайте, отдыхайте! Вы ведь наверняка очень занятой человек и только в поезде можете позволить себе расслабиться, – сказала «мадам» и окатила Наталью презрительным взглядом, выразив этим свое к ней отношение.
   Наталья схватила бокал и отпила, чтобы не расхохотаться, тем самым поставив Антона, и себя заодно, в неловкое положение.
   «Мадам» продолжала восторженные речи, Антон стоически терпел.
   Ната рассматривала даму, и что-то в ней ее смущало, настораживало. Какие-то едва уловимые нюансы.
   Наконец все расшаркались, дама пошла к своим кавалерам. Антон сел на свое место и запил хвалебные речи шампанским.
   – Теперь понятно, почему вы ей свое место уступили, – дала оценку ситуации Наталья.
   – Да, это вы верно заметили. Она нас там затарахтела, и мы с вторым претендентом на место трусливо бежали. Кстати, он с ней за одним столиком сидит, тот, что похудее.
   Наталья посмотрела на даму, которая уже сидела за своим столиком, и почему-то вслух высказала сомнения:
   – Что-то в ней не то.
   – Что же? – как-то очень заинтересованно спросил Антон.
   – Знаете, я часто езжу в поездах: до того как обосновалась в Москве, целый год туда-сюда каталась, иногда по два раза в месяц. Да и сейчас раз в полгода, а то и чаще – мама там одна, сами понимаете. Я насмотрелась очень разных людей. Много, даже слишком, и с моей работой волей-неволей психологом станешь. Этот типаж пропал с просторов родины лет пять назад, вернее, остался, но слегка, как бы это объяснить… ретушировался, что ли.
   Антон даже дыхание затаил, так ему было интересно.
   Наталья призадумалась и продолжила:
   – Как-то всего слишком: слишком много яркой косметики, крем-пудры на лице и на шее. На шее и вовсе явный перебор, такие дамы эти места не закрашивают. Бюст какой-то железобетонный, может, затянут, но при таких размерах он должен слегка колыхаться. Платье упрощено, что странно – если есть деньги на дорогую косметику, то уж платье поближе к моде обязательно. Туфли шикарные, при общем колхозном виде. И духи! Очень дорогие, тонкие. Потом, такая дама ни за что не поедет в СВ. Подругам-то, конечно, скажет, что ехала в спальном с «о-очень интересным мужчиной» и он к ней приставал. Таким интереснее в купе – событий больше, людей с их историями, кстати, тех же мужчин. Ой, извините, что-то меня в психологию потянуло, – спохватилась она.
 
   «Ай да умница! Супер!»
   Он даже слегка обалдел. Ничего такого от нее не ожидал. Нет, то, что умная, он понял еще в тот момент, когда она на него налетела, но чтобы так остро и точно, в десятку!
   «Как бы тебя заполучить? Всю и сразу?»
   Он, конечно, понимал, что эта суета с билетами неспроста.
   Почему?
   Вычислить его не могли, это точно. Вычислить билет – нет, здесь тоже мимо. Билет он брал сам утром, не такой уж и сезон, народу еще мало, по крайней мере в СВ билеты были. Значит, «спектакль» был не для него. А для чего?
   Он уже думал над этим и пока оставил в покое – знал, что по мере развития событий само впишется на нужное место.
   С этим-то ладно.
   А вот что делать с Натальей?
   Она как-то стушевалась после своего монолога, и он перевел разговор в более нейтральное русло: последние новости в Москве, кто где живет и так далее.
   Под этот непринужденный разговор они допили шампанское.
   Когда им принесли счета, Антон потянул к себе оба листочка, но Наталья очень твердо сказала:
   – Нет, благодарю, я сама! – и, вытащив из его руки свою бумажку, полезла за кошельком.
   – Ну хотя бы за шампанское вы позволите заплатить мне? Инициатива-то была моя.
   – Ладно, – подумав, согласилась она, – платите.
   «Вот такая вот девочка!» – усмехнулся про себя Антон.
 
   Они вернулись в купе и в очередной раз отказались от настойчиво предлагаемого попутчицами чая.
   «Что у них там, скважина, что ли, – литрами чай пьют?» – раздражился Антон.
   Устинья Васильевна и Даша ему мешали, ну не то чтобы очень, но, может, все было бы быстрее и проще, если б они были с Натальей вдвоем.
   Все засуетились, стали готовиться ко сну: умывание, очередь в туалет, и все – разместились на полках, книжки в руки перед сном.
 
   Их разбудили на таможне – проверили документы, пожелали доброго пути.
   Все попытались быстро окунуться в прерванный сон. Устинья Васильевна сразу громко засопела. Даша возилась, переворачивалась, устраиваясь поудобней, но скоро и она затихла.
   Наталья маялась, сон совершенно пропал.
   Она прокручивала в памяти эпизод с проверкой документов.
   Как всегда, она трудно просыпалась, ей нужно было время, чтобы проснуться окончательно. Поэтому, еще сонная, она стала рыться в сумке, доставая паспорт.
   На ночь она переоделась в футболку и, сползшая простыня открыла ее ногу, всю, от полоски трусов до пальцев. Повернувшись, она увидела, как на нее смотрит Антон, вернее, не на нее, а на эту самую ногу – очень мужским, даже не оценивающим, а как будто констатирующим взглядом.
   Нату сразу бросило в жар.
   Быстро затолкав всю эту «красоту» под предательскую простыню, она протянула паспорт таможеннику. Почему-то его не менее заинтересованный взгляд был ей совершенно безразличен.
   «Вот черт, черт!»
 
   В купе было темно. Стараясь не шуметь, она лежа натянула на себя брючки, на ощупь нашла сигареты и зажигалку и потихоньку стала спускаться со своей полки.
   В вагоне стояла тишина. Народ, привыкший к таможенным проверкам, засыпал быстро, не мучаясь, как Наталья, отсутствием сна, улетучившегося от всяких там мужских взглядов.
   В курилке никого не было, что в очередной раз ее порадовало. Может, остальные пассажиры вагона, все как один, ведут здоровый образ жизни и не курят?
   Наталья подняла руку с зажатой между пальцами сигаретой и другую с зажигалкой, собираясь прикурить, да и так и замерла, окунувшись в свои мысли.
   «Наточка, солнышко, ну что же ты, ну что же ты так, вдруг! И зачем тебе все это? Ты не для него! Максимум, что он может предложить, – это легкий курортный романчик, минимум – одноразовый секс. Не то чтобы я против курортного романа, но только не с ним. Потом вылезать из этого придется неизвестно сколько. Вон из-за того козла больше трех лет вылезают, скоро уж четыре года! А он с этим даже рядом не стоял!»
   Так, с поднятыми руками, задумавшуюся, ее и застал Антон.
   Он захлопнул дверь, подошел к ней, сгреб в охапку.
   И поцеловал!
   И целовал долго, оторвав от пола, прижимая к себе сильными большими руками. Уронив сигарету и зажигалку, она обняла его за плечи и прижалась, как можно теснее, будто прорастая в него. Она даже подвывала тихонько от силы всех ощущений, обрушившихся на нее.
   Он оторвался от Натальи, заглянул ей в глаза.
   Совсем близко.
   «С ума можно сойти!» – с восторгом подумал Антон и поцеловал снова.
   Дышать стало совсем нечем, и они «вынырнули» из поцелуя. Ослабив объятия, он дал ей возможность съехать по нему и встать на ноги.
   Она смотрела совершенно обалдевшим, отсутствующим взглядом.
   И глаза у нее в этот момент были совсем не зеленые, а золотисто-карие.
   – Господи, что это было? – хриплым шепотом спросила Наталья.
   – Вот именно! – утвердил все сразу Антон.
   И, не удержавшись, поцеловал еще раз. Легко, не так отчаянно, боясь не удержаться на том миллиметре сознания, который еще оставался.
   И отступил – подальше от соблазна.
   Несколько мгновений они смотрели друг на друга, как будто были не здесь, а где-то там, где знали и чувствовали себя вместе, одним целым.
   А потом в один момент они пришли в сознание.
   И вместе с сознанием вернулось все остальное.
 
   Он видел, чувствовал, что нравится ей, и видел также, как она все время себя внутренне одергивает, не разрешая себе им увлекаться.
   Он даже предположить не мог, что у нее в голове и что она напридумывала о нем такого, что все время убегает то ли от него, то ли от себя. И даже не пытался предполагать – бесполезно, к женщинам мужская логика неприменима, а додумывать, что к чему, он не будет, он все у нее выспросит, обязательно, и как-нибудь с этим разберется.
   Антон поднял с пола зажигалку, достал сигареты и, прикурив сразу две, одну протянул Наталье.
   – Ты что-то притихла. – После такого поцелуя на «вы» никак не получалось.
   Она открыла рот, собираясь ответить… и закрыла, так и не произнеся ни слова.
   – Ясно, – усмехнулся он, тихо радуясь за нее и себя.
   Наталья курила, отвернувшись от него, смотрела в темное поездное окно, о чем-то думала, и это его настораживало. Она затушила сигарету и сказала:
   – Я спать пойду.
   Антон притянул ее к себе, обнял, уткнувшись подбородком в ее макушку.
   – Ты только ничего не придумывай – плохого, я имею в виду, не придумывай. Все будет хорошо.
   Они еще постояли, обнявшись и слегка раскачиваясь.
   Потом он взял ее за руки, отодвинул от себя, всмотрелся и, легко поцеловав в губы, развернул к двери.
   – Ну иди спи. – Хотел хлопнуть по попке и даже протянул руку, но в последний момент передумал, поднял руку и погладил по голове.
   Наталья вышла из тамбура, а он снова закурил и, как она только что, невидяще посмотрел в окно.
   «Сорок пять лет, куча женщин, прошедших через мою жизнь и постель, и одна неудачная женитьба, а что можно так потеряться в поцелуе – даже не предполагал. Все, Ринков, ты попал, причем конкретно! Если мы так целуемся, то что будет в постели?!»
   Он быстро запретил себе об этом думать и рисовать картинки: с воображением у него было все в порядке, а он и так еще не остыл.
   Утром, проснувшись, Наталья долго лежала не открывая глаз, притворяясь спящей и прислушиваясь к тому, что происходит в купе.
   Она была настроена на Антона, чувствовала каждое его движение.
   Ната усмехнулась: Устинья Васильевна с Дашей опять накрывали стол к чаю.
   «Как в них столько жидкости помещается?»
   Стараясь не потревожить ее сон, все трое шептались. Антон на сей раз принял приглашение попутчиц, правда, от чая отказался и сделал себе кофе.
   – Может, разбудить Наталью? – предложила Устинья Васильевна. – Времени уже много, и чай бы с нами попила?
   – Пусть спит, эти таможни ночью ей, наверное, весь сон перебили, – ответил Антон.
   «Это ты мне сон перебил, а не таможни, причем напрочь!» – подумала Ната.
   И глубокий сон не стер ощущение того поцелуя, даже не так – она с этим спала и проснулась, а сейчас лежала и прислушивалась к себе. Как будто стала новой, другой. Он ее ошеломил! С ней никогда в жизни не было такого! Если честно, то и поверить, что так бывает, невозможно! Нечто из области мифов и литературных сказаний!