Страница:
Татьяна Огородникова
Очаг вины
От издательства
Западная книжная индустрия называет такую литературу «Edutaiment» (образование + развлечение). Этот термин в полной мере можно отнести к новой книге Татьяны Огородниковой, в которой развлекательная составляющая гармонично дополняет прикладную часть. Российские литературные критики, вооруженные традиционной классификацией, скорее всего, отнесут книгу Огородниковой к жанру психологического романа.
Татьяна Огородникова, являясь и профессиональным литератором, и профессиональным психологом, затрагивает в своей новой книге самый актуальный вопрос сегодняшнего дня, решить который не под силу современной науке. Откуда берутся страшные неизлечимые болезни? Почему умирают молодые, полные сил близкие люди? В чем причина? А главное – как этого избежать?
Большинство ответов автор получила в книге Н.П. Бехтеревой «Магия мозга и лабиринты жизни». Именно эта книга и стала вдохновляющим началом к замыслу нового романа.
Наряду с тем, как мы воспринимаем окружающий мир, действуем, делаем выбор, помним, чувствуем, а главное – реагируем, происходит формирование нашего физического тела. Мы толстеем, худеем, хорошеем, излечиваемся или, наоборот, нам ставят страшный диагноз – рак. Рак – это болезнь нынешней эпохи, болезнь крупных городов. Рак – не болезнь бедных, это болезнь среднего класса, обеспеченных людей.
Мало кто знает, что такой страшный диагноз имеет психологические корни. Причина номер один – это нарушение энергетического баланса из-за пагубных страстей – гнева, страха агрессии, чувства вины, особенно большое наслаждение мы получаем, обвиняя других людей. В наших неприятностях у нас всегда виноваты муж, жена, дети, родители, страна, начальник, бабуля в метро и т. д. Обвиняем и обвиняем, без конца и края…
Но надо понимать, что диагноз – это не приговор, а всего лишь руководство к действию. Всегда есть шанс осознать свои «прорехи», свой образ мышления и восстановить баланс.
Книга имеет психотерапевтический эффект. Автор убежден, что, прочитав ее от начала до конца, вы переоцените и однозначно улучшите свои отношения с близкими. Найдете нужные слова для примирения, если вы в глубокой ссоре, поймете, почему он или она именно так себя повели, а главное – вам не захочется больше обвинять своих родных. Насколько хрупка жизнь мужа, жены или детей, как это ужасно, если эта жизнь внезапно прерывается, и – не дай Бог! – по нашей вине! Мы иногда бездумно больно обижаем, будучи сами обиженными на весь мир, не понимая, что в этот момент начинаем терять своих близких и себя.
Главный герой – молодой ученый-нейрофизиолог, посвятивший всю свою жизнь изучению мозга, а именно причинам неизлечимых болезней. В качестве испытуемых судьба посылает ему очень богатых, но очень больных людей, благодаря которым он делает открытие. С помощью специальных физиологических исследований и длительных бесед-исповедей с пациентами он обнаруживает, что у всех этих неизлечимых больных имеется некий информационный канал – «очаг вины», где накапливается как позитивная, так и негативная информация. Тем пациентам, у которых «очаг вины» не до конца оказывался сформированным, ученый сообщал о шансе на излечение, которое возможно было только через исправление своих ошибок, то есть восстановление баланса энергий, у кого «очаг вины» был уже сформирован – молодой нейрофизиолог надменно выносил приговор «неизлечим». А что именно делать для того, чтобы исправить свой негативный накопленный опыт, пациент должен был понять как-то сам. Пациенты – с виду очень успешные, позитивные люди, но у каждого оказывался свой скелет в шкафу.
Татьяна Огородникова, являясь и профессиональным литератором, и профессиональным психологом, затрагивает в своей новой книге самый актуальный вопрос сегодняшнего дня, решить который не под силу современной науке. Откуда берутся страшные неизлечимые болезни? Почему умирают молодые, полные сил близкие люди? В чем причина? А главное – как этого избежать?
Большинство ответов автор получила в книге Н.П. Бехтеревой «Магия мозга и лабиринты жизни». Именно эта книга и стала вдохновляющим началом к замыслу нового романа.
Наряду с тем, как мы воспринимаем окружающий мир, действуем, делаем выбор, помним, чувствуем, а главное – реагируем, происходит формирование нашего физического тела. Мы толстеем, худеем, хорошеем, излечиваемся или, наоборот, нам ставят страшный диагноз – рак. Рак – это болезнь нынешней эпохи, болезнь крупных городов. Рак – не болезнь бедных, это болезнь среднего класса, обеспеченных людей.
Мало кто знает, что такой страшный диагноз имеет психологические корни. Причина номер один – это нарушение энергетического баланса из-за пагубных страстей – гнева, страха агрессии, чувства вины, особенно большое наслаждение мы получаем, обвиняя других людей. В наших неприятностях у нас всегда виноваты муж, жена, дети, родители, страна, начальник, бабуля в метро и т. д. Обвиняем и обвиняем, без конца и края…
Но надо понимать, что диагноз – это не приговор, а всего лишь руководство к действию. Всегда есть шанс осознать свои «прорехи», свой образ мышления и восстановить баланс.
Книга имеет психотерапевтический эффект. Автор убежден, что, прочитав ее от начала до конца, вы переоцените и однозначно улучшите свои отношения с близкими. Найдете нужные слова для примирения, если вы в глубокой ссоре, поймете, почему он или она именно так себя повели, а главное – вам не захочется больше обвинять своих родных. Насколько хрупка жизнь мужа, жены или детей, как это ужасно, если эта жизнь внезапно прерывается, и – не дай Бог! – по нашей вине! Мы иногда бездумно больно обижаем, будучи сами обиженными на весь мир, не понимая, что в этот момент начинаем терять своих близких и себя.
Главный герой – молодой ученый-нейрофизиолог, посвятивший всю свою жизнь изучению мозга, а именно причинам неизлечимых болезней. В качестве испытуемых судьба посылает ему очень богатых, но очень больных людей, благодаря которым он делает открытие. С помощью специальных физиологических исследований и длительных бесед-исповедей с пациентами он обнаруживает, что у всех этих неизлечимых больных имеется некий информационный канал – «очаг вины», где накапливается как позитивная, так и негативная информация. Тем пациентам, у которых «очаг вины» не до конца оказывался сформированным, ученый сообщал о шансе на излечение, которое возможно было только через исправление своих ошибок, то есть восстановление баланса энергий, у кого «очаг вины» был уже сформирован – молодой нейрофизиолог надменно выносил приговор «неизлечим». А что именно делать для того, чтобы исправить свой негативный накопленный опыт, пациент должен был понять как-то сам. Пациенты – с виду очень успешные, позитивные люди, но у каждого оказывался свой скелет в шкафу.
От автора
Друзья мои, мысль о написании именно этой книги возникла давно. Я долго терзалась сомнениями, позволено ли мне внедряться в такие тонкие и спорные материи. Позволено! Каждый из нас имеет право анализировать и думать, выражать свои мысли, согласие, несогласие, точку зрения. Наверное, большинству людей не дают покоя вопросы типа: «Почему мир так жесток и несправедлив? Почему умирают маленькие дети? Почему случаются войны?..» Ответ неоднозначен, более того, очень невыгоден для человечества в целом. Мы, сами люди, добились того, что природа посылает нам испытания и наказания. Мы серьезно превысили полномочия, потому как изначально планировалось, что мы – часть той самой природы. Однако мы решили руководить ею и подстраивать под себя действительность. Это проявляется как в большом, так и в малом. Нарушение энергетического баланса не может оставаться без последствий – будь это баланс маленькой ячейки, называемой семьей, или мировой баланс в целом. Как обычно, все истории, которые вы встретите в книге, опираются на реальные судьбы реальных людей. От этого иной раз становится страшно.
Окончательное решение о написании этой книги сформировалось, когда я прочла книгу Н.П. Бехтеревой, выдержки из которой стали эпиграфами к главам. Эта удивительная женщина посвятила свою жизнь самому главному человеческому органу – мозгу, но при этом она не сомневалась в существовании не менее важной субстанции – души. Да и мозг в ее исследованиях присутствует как самостоятельный одушевленный организм, недаром в процессе работы над ним появились такие эпитеты, как «бассейн страдания», «детектор ошибок», «злая мозговая смерть»…
Если прочтение моей книги поможет разобраться в себе хотя бы одному человеку, то двухлетнюю работу можно считать проделанной не зря.
Ваша Т. Огородникова
Окончательное решение о написании этой книги сформировалось, когда я прочла книгу Н.П. Бехтеревой, выдержки из которой стали эпиграфами к главам. Эта удивительная женщина посвятила свою жизнь самому главному человеческому органу – мозгу, но при этом она не сомневалась в существовании не менее важной субстанции – души. Да и мозг в ее исследованиях присутствует как самостоятельный одушевленный организм, недаром в процессе работы над ним появились такие эпитеты, как «бассейн страдания», «детектор ошибок», «злая мозговая смерть»…
Если прочтение моей книги поможет разобраться в себе хотя бы одному человеку, то двухлетнюю работу можно считать проделанной не зря.
Ваша Т. Огородникова
Пролог
Выкинув из нашей жизни религию, мы избавились не только от мощнейшей психотерапии, но и от свода нравственных правил… Да еще как умело подаваемых!
Н.П. Бехтерева
Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Борис немного задремал под нескончаемый монотонный разговор колес с рельсами. Скорый поезд Москва – Ростов через семь с половиной часов должен был прибыть к конечному пункту назначения. Борис сидел, облокотившись на три сиротские подушки, две из которых вместе с газетами всего за двести рублей принесла старший проводник Злата. По крайней мере так гласил бейджик, аккуратно приколотый к планке белоснежной рубашки девушки. Злата была не лыком шита и, по всей вероятности, не упускала случая познакомиться хоть ненадолго с мужчиной мечты каждой вагоновожатой: богатый, добрый, холостой или хотя бы без обручального кольца – идеальный набор мужских достоинств для предводителя племени девушек дальнего следования. Злата, повидавшая на своем железнодорожном пути не один десяток мужчин, отлично ориентировалась в тесном пространстве. Этому лысому красавчику наверняка понравится, если она доставит ему свежую прессу. Она так и сказала:
– Свежую прессу не желаете?
Голубоглазый лысый мачо с невероятно длинными черными ресницами взмахнул ими, как веерами, и удивленно уставился на проводницу. «Вот так-то! – самодовольно пронеслось в голове Златы. – Подожди еще, это – только начало! У меня еще есть пара волшебных палочек для таких, как ты, малыш…» Борис уловил торжество во взгляде аппетитной проводницы, задержал на ней взгляд голубых глаз, и сказал с обезоруживающей улыбкой:
– Прессу? Свежую? Конечно, желаю!
Подумав секунду, пассажир вдруг спросил:
– Кстати, вы не замужем?
«Ха! Ха! Ха!» – Злата ликовала и, как обычно в аналогичных ситуациях, представляла себя в подвенечном белом наряде с длиннющей фатой и свадебным букетом в руках. Несмотря на то что из нескольких сотен подобных пассажиров ни один не сделал ей предложение, она свято верила, что это – пока. Девушка не собиралась так сразу раскрывать незнакомцу тайну свадебного платья, поэтому, скромно потупив глазки, тихо, но очень сексуально прошептала: «Нет, пока нет. Я сейчас» – и удалилась на поиски дорожного чтива.
Через несколько минут проводница тихонько стукнула в приоткрытую дверь.
– Я принесла вам газеты… Вот – московские, а это – наши, из Ростова.
Войдя в узкий проем, Злата попыталась задником левой туфли закрыть обитую бежевым дерматином дверь. Не тут-то было, дверь не поддавалась, видимо, что-то застряло в полозьях направляющих. Злата не стала усердствовать, потому что и без того прилично надулась и покраснела.
– Интересно, – сказал красавчик, раскрывая «Ростовские ведомости», – это очень интересно…
Кажется, с этого момента он перестал замечать проводницу. Та, с досадой пихнув дверь ногой и не добившись ни малейшей ответной реакции, вскинула голову и гордо удалилась, оставив лысого гуманоида наедине с прессой. Если честно, Злате очень понравился этот мужик. Гораздо больше, чем все предыдущие, вместе взятые. Она была готова даже простить ему равнодушие и непонимание, объяснив эти мелочи дорожной усталостью и повышенным интеллектуальным фоном. Ничего, ей все равно нужно обойти всех пассажиров и сделать вид, что она от всей души интересуется, кому чего не хватает в этот поздний час. Последним все равно будет он – единственный пассажир СВ, с повышенным интересом читающий городские сплетни.
– К вам можно? – поинтересовалась Злата, оторвав лысого от «Ростовских ведомостей».
– Заходите, присаживайтесь. – Пассажир указал рукой на противоположную полку. – Только не говорите, что не положено. Ночью все равно никто проверять не будет.
«С одной стороны хорошо, что не нужно долго уговаривать, – проводницу вдруг начали терзать сомнения, – с другой – если так сразу, точно ничего серьезного не получится».
Красавец словно прочитал ее мысли:
– Да вы не сомневайтесь, я не буду приставать, и вообще я не скотина. Я хочу вам показать кое-что.
Злата протиснулась в купе и осторожно пристроилась на край застеленной полки. Форменная юбка поднялась над коленями, и проводница вдруг почувствовала себя крайне неловко, ей совсем не хотелось воздействовать на парня такими дешевыми трюками.
– Что вы хотите мне показать? – смущенно выдавила девушка.
– Вот! – лысый протянул ей газету.
На раскрытом развороте огромными буквами призывал к вниманию заголовок: «Сын подарил матери вторую жизнь». Ниже в углу располагалась фотография странного лохматого человека с пронзительным и странным взглядом, который даже из фотографии проникает сквозь тебя и, кажется, читает твои мысли, угадывает намерения, завораживает и пугает…
– Вы не знаете своего великого земляка?
Злата вздрогнула, оторвавшись от фото.
– Как же, знаю, – задумчиво ответила она. – Такие глаза забыть невозможно. Два года назад я везла его в из Ростова в Москву, – я его запомнила еще потому, что он сказал, что проводницы поездов дальнего следования в невесты не годятся.
Лысый почему-то раскатисто расхохотался в этот момент. Злата смутилась, покраснела и опустила глаза:
– Ну вот, видите, и вы тоже…
– Простите, простите, я не хотел вас обидеть. Я-то как раз из тех, кто мечтает жениться на проводнице.
Девушка оттаяла и продолжила:
– Кажется, он тогда был с мамой – она была очень больна. – Девушка затихла на мгновение. – А вы? Почему вы спрашиваете? Вы его знаете?
Лысый сощурил глаза и задумался.
– Да, моя хорошая, я знаю его… Я очень хорошо его знаю…
НИИМ
Генрих ничем не выделялся из толпы. Длинные курчавые темные волосы, глубоко посаженные карие глаза, спортивная подтянутость, средний рост, неизменные очки без оправы, классический темный костюм… Пожалуй, костюм был принципиальной деталью гардероба, с которой он не желал расставаться в угоду джинсам, футболкам, принтам с изображением черепов и хрустальной обсыпочкой «сваровски». К министерскому стилю одежды Генриха приучили годы работы в научно-исследовательском институте. Вернее, в лаборатории при этом институте. Раньше он назывался НИИМ или, коротко, Институт мозга. Теперь он не назывался никак. Потому что, вероятно, в обновленной стране решили, что достигнутые свершения – это предел возможностей человеческого разума, а исследовать его далее значило бы высказывать свое несогласие с идеальными достижениями демократии.
Никогда еще так остро не стоял вопрос: если ты такой умный, почему тогда такой бедный? С пошлой шуткой трудно было не согласиться. Желтые майки лидеров напялили на себя те, кого раньше считали отбросами общества: спекулянты, кидалы, пацаны, валютные проститутки. Большинство сотрудников НИИМ влачили жалкое существование. Разговоры о повышении зарплаты воспринимались жирными индюками-руководителями как бунт, хотя сами они уже давно не изображали из себя честных тружеников. Они забыли времена, когда парковали дорогие машины за пятьсот метров от института, пересаживались в побитые «Нивы» и, с трудом переключая рычаг управления, коряво засовывали авто на тротуар улицы Лопатина. Теперь, разъезжая на «Мерседесах» и жалуясь на постоянные рублевские пробки, они очень стеснялись вспоминать о временах, когда нужно было корчить из себя честных бойцов исследовательского фронта. Ребята не сильно расстроились, узнав, что загнивающий институт решили прикрыть, мотивируя этот шаг недостатком финансирования. В суете тщетных попыток надышаться перед смертью и стырить последний кусок чиновники от науки попросту забыли о маленькой, забытой Богом лаборатории, в которой все еще трудились настоящие природные гении мозговедения и альтруисты по жизни.
Их согнали в одну кучу для проведения специальных исследований и экспериментальных подтверждений. В принципе сотрудники лаборатории привыкли, что зарплату выдавали нерегулярно, а иногда и вовсе забывали платить. Поэтому после упразднения института заброшенная лаборатория продержалась на плаву еще три месяца. Первой не выдержала Света-лаборантка.
– Я увольняюсь! – заявила девушка, снимая застиранный зеленоватый халатик. По халатику было видно, что он – на последнем издыхании. Его ветхая фактура не позволяла Свете проявить решительность при подобном заявлении. Рвани она чуть резче – и застиранная оливковая тряпочка расползлась бы по швам. Это было бы символично. Огромный институт, не сумев залатать дыры, превратился в труху, как изъеденная молью горжетка. Только моль была крупная, жирная и мужского рода. Дома у моли были жены и дети. Скорее всего, тоже отборной калиброванной породы. Семейство питалось бумажками, предназначенными для прокорма всего института. Моль сочла, что бумажек на всех не хватит, поэтому смысла делить просто нет. Пускай хоть кому-то будет хорошо. Деньги, предназначенные на развитие, обустройство и внедрение новых технологий, употребили, собственно, на те же цели. Только для небольшого круга руководителей и небольшого числа их европейских и рублевских особняков. Это оказалось эффективно. И эффектно.
Света, сделав резкое заявление, никого не удивила. Марина Львовна – старший научный сотрудник с недоумением взглянула на девушку, поправила очки на переносице, встала со стула и, подойдя к лаборантке, громко высказалась:
– Это ваше право, Светочка. Вы всегда отличались последовательностью в принятии решений. Гм… Я имею в виду вопросы, которые не касаются выбора мужчин. – Марина Львовна поочередно оглядела всех мужчин, попавших под подозрение в легком флирте с лаборанткой. Некоторые из них сделали до неприличия невинное выражение лица. Те, кто обещал жениться, смущенно отвели глаза в сторону. Марина Львовна, удовлетворенная достигнутым результатом, продолжала:
– Многие вас не поймут и не поддержат. Я, как старейший сотрудник лаборатории, не могу вас не понять! Я ухожу с вами!
Выражения лиц резко изменились. Такого поворота событий не ожидал никто. Марина Львовна имела репутацию беспрекословного, исполнительного и авторитетного сотрудника.
Марина Львовна тоже сняла халат. В отличие от Светиного, фисташковый халат Марины Львовны треснул по шву на спине. Звук рвущейся ткани в тишине показался автоматной очередью. Марина Львовна воинственно отбросила халат в сторону и, скрестив руки на груди, сделала два шага к Светочке.
«Рано или поздно это должно было случиться», – Генрих, спокойно анализируя ситуацию, наблюдал за тем, как из команды вываливаются «слабые звенья». К его удивлению, таковых оказалось подавляющее большинство.
Следом за Мариной Львовной сорвал с себя униформу ее постоянный и верный поклонник Виктор Палыч. Генрих не ожидал от него такой прыти. Молчаливый, пузатый и скромный Виктор Палыч заслужил внутреннюю кличку МПС именно благодаря этим качествам. Он и сейчас не стал произносить торжественной речи. Просто опустил маленькие поросячьи, но смышленые глазки в пол и сделал пару шагов назад – в сторону повстанцев. Марина Львовна властно и одобрительно прикрыла веки и подняла подбородок. Надо заметить, что подбородок у нее был в отличном состоянии, потому что каждый вечер она укладывалась спать, подвязывая его солевым компрессом с ромашкой. За МПС организованной кучкой повалили все поклонники Светочки. Кроме Виктора Палыча и Генриха, так или иначе овладеть Светой удалось всем. К счастью, Света не считала половой акт поводом для женитьбы или серьезных отношений. Она, наверное, не отказала бы и Генриху с Виктором, но те почему-то не предприняли ни одной попытки. Или импотенты, или гомики, или не тот тип – сделала для себя вывод лаборантка. Недаром она трудилась в Институте мозга. Кроме того, обыкновенная житейская мудрость подсказывала Светочке, что не надо «давать» всем коллегам по работе, потому что репутация порядочной незамужней женщины может пострадать. Для МПС и Генриха было сделано исключение – одно на двоих. Правда, временное: Света занесла их в лист ожидания.
Когда заявивших об увольнении сотрудников стало много больше, чем оставшихся, Генриху стало неуютно. Из двенадцати преданных науке тружеников лаборатории одиннадцать дезертировали – демонстративно, истерично и вызывающе. Генрих, как руководитель, не имел права становиться на сторону тупого стада, хотя понимал, что каждый в отдельности – совершенно не тупой, а очень даже выдающийся исследователь.
Генрих решил сказать речь.
– Я позволю себе прокомментировать события последнего часа. – Он прочистил горло.
В лаборатории воцарилась звенящая тишина. Только озабоченное пыхтение Виктора Палыча нарушало молчание.
Генрих, несмотря на довольно молодой возраст и модный вид, вызывал уважение подчиненных. Практически все исследования, которые он инициировал, имели позитивный и перспективный результат. Шутки о мозге могли звучать только в формате анекдотов. Все, что касалось исследований, приравнивалось по степени важности к священной государственной тайне.
Генрих обвел взглядом всех участников мятежа, пытаясь пристально заглянуть в душу каждого из них. Это удалось только со Светочкой. Она кокетливо помахала ресницами и вполне отчетливо исполнила композицию «На пол, за угол, на предмет». Генрих еще раз прочистил горло и произнес прощальную речь:
– Я понимаю и принимаю ваш выбор. Серьезная наука может быть подвластна только истинным альтруистам. У всех вас имеется определенная степень зависимости: жены, мужья, дети, собаки, в конце концов… Безусловно, стоя перед выбором: прокормить семью или сделать научное открытие, – большинство проголосует за первое – это вы сейчас дружно продемонстрировали. Не уверен, что из вас получатся хорошие продавцы гербалайфа или штукатуры. Но учителем в частной школе каждый из вас станет без усилий. Коллеги! Я со скорбью и радостью благословляю вас на поиски новой жизни, достатка и независимости. Скорее всего, мне придется заняться тем же. Но пока я здесь, я буду продолжать нашу работу и, паче чаяния, если кто-то изменит свое решение – всегда найдет меня в этих стенах. Я остаюсь!
Генрих замолчал, с усилием сглотнув, чтобы избавиться от комка в горле. Коллектив всем своим видом выражал искреннее сочувствие и одновременно непоколебимость. Через пару минут после неловкой паузы Светочка, скорее всего надеясь на взаимность, со слезами на глазах бросилась с объятиями к бывшему шефу. Коллеги последовали ее примеру, правда с другими целями.
Было очевидно, что они испытывали огромное облегчение от того, что Генрих не стал уговаривать их подождать еще немного. В целом ситуация прощания выглядела как череда неловких и неискренних поцелуев с целью поскорее покинуть место бедствия, оставив одного дурака – заложника, который сам напросился на эту должность. Все бросились неискренне целовать и обнимать его, предлагая в случае чего звонить.
– Да, да, – рассеянно отвечал Генрих, – конечно, обязательно, непременно…
Он поймал себя на том, что бормочет дежурные фразы в воздух. Лаборатория опустела. Он остался один.
Никогда еще так остро не стоял вопрос: если ты такой умный, почему тогда такой бедный? С пошлой шуткой трудно было не согласиться. Желтые майки лидеров напялили на себя те, кого раньше считали отбросами общества: спекулянты, кидалы, пацаны, валютные проститутки. Большинство сотрудников НИИМ влачили жалкое существование. Разговоры о повышении зарплаты воспринимались жирными индюками-руководителями как бунт, хотя сами они уже давно не изображали из себя честных тружеников. Они забыли времена, когда парковали дорогие машины за пятьсот метров от института, пересаживались в побитые «Нивы» и, с трудом переключая рычаг управления, коряво засовывали авто на тротуар улицы Лопатина. Теперь, разъезжая на «Мерседесах» и жалуясь на постоянные рублевские пробки, они очень стеснялись вспоминать о временах, когда нужно было корчить из себя честных бойцов исследовательского фронта. Ребята не сильно расстроились, узнав, что загнивающий институт решили прикрыть, мотивируя этот шаг недостатком финансирования. В суете тщетных попыток надышаться перед смертью и стырить последний кусок чиновники от науки попросту забыли о маленькой, забытой Богом лаборатории, в которой все еще трудились настоящие природные гении мозговедения и альтруисты по жизни.
Их согнали в одну кучу для проведения специальных исследований и экспериментальных подтверждений. В принципе сотрудники лаборатории привыкли, что зарплату выдавали нерегулярно, а иногда и вовсе забывали платить. Поэтому после упразднения института заброшенная лаборатория продержалась на плаву еще три месяца. Первой не выдержала Света-лаборантка.
– Я увольняюсь! – заявила девушка, снимая застиранный зеленоватый халатик. По халатику было видно, что он – на последнем издыхании. Его ветхая фактура не позволяла Свете проявить решительность при подобном заявлении. Рвани она чуть резче – и застиранная оливковая тряпочка расползлась бы по швам. Это было бы символично. Огромный институт, не сумев залатать дыры, превратился в труху, как изъеденная молью горжетка. Только моль была крупная, жирная и мужского рода. Дома у моли были жены и дети. Скорее всего, тоже отборной калиброванной породы. Семейство питалось бумажками, предназначенными для прокорма всего института. Моль сочла, что бумажек на всех не хватит, поэтому смысла делить просто нет. Пускай хоть кому-то будет хорошо. Деньги, предназначенные на развитие, обустройство и внедрение новых технологий, употребили, собственно, на те же цели. Только для небольшого круга руководителей и небольшого числа их европейских и рублевских особняков. Это оказалось эффективно. И эффектно.
Света, сделав резкое заявление, никого не удивила. Марина Львовна – старший научный сотрудник с недоумением взглянула на девушку, поправила очки на переносице, встала со стула и, подойдя к лаборантке, громко высказалась:
– Это ваше право, Светочка. Вы всегда отличались последовательностью в принятии решений. Гм… Я имею в виду вопросы, которые не касаются выбора мужчин. – Марина Львовна поочередно оглядела всех мужчин, попавших под подозрение в легком флирте с лаборанткой. Некоторые из них сделали до неприличия невинное выражение лица. Те, кто обещал жениться, смущенно отвели глаза в сторону. Марина Львовна, удовлетворенная достигнутым результатом, продолжала:
– Многие вас не поймут и не поддержат. Я, как старейший сотрудник лаборатории, не могу вас не понять! Я ухожу с вами!
Выражения лиц резко изменились. Такого поворота событий не ожидал никто. Марина Львовна имела репутацию беспрекословного, исполнительного и авторитетного сотрудника.
Марина Львовна тоже сняла халат. В отличие от Светиного, фисташковый халат Марины Львовны треснул по шву на спине. Звук рвущейся ткани в тишине показался автоматной очередью. Марина Львовна воинственно отбросила халат в сторону и, скрестив руки на груди, сделала два шага к Светочке.
«Рано или поздно это должно было случиться», – Генрих, спокойно анализируя ситуацию, наблюдал за тем, как из команды вываливаются «слабые звенья». К его удивлению, таковых оказалось подавляющее большинство.
Следом за Мариной Львовной сорвал с себя униформу ее постоянный и верный поклонник Виктор Палыч. Генрих не ожидал от него такой прыти. Молчаливый, пузатый и скромный Виктор Палыч заслужил внутреннюю кличку МПС именно благодаря этим качествам. Он и сейчас не стал произносить торжественной речи. Просто опустил маленькие поросячьи, но смышленые глазки в пол и сделал пару шагов назад – в сторону повстанцев. Марина Львовна властно и одобрительно прикрыла веки и подняла подбородок. Надо заметить, что подбородок у нее был в отличном состоянии, потому что каждый вечер она укладывалась спать, подвязывая его солевым компрессом с ромашкой. За МПС организованной кучкой повалили все поклонники Светочки. Кроме Виктора Палыча и Генриха, так или иначе овладеть Светой удалось всем. К счастью, Света не считала половой акт поводом для женитьбы или серьезных отношений. Она, наверное, не отказала бы и Генриху с Виктором, но те почему-то не предприняли ни одной попытки. Или импотенты, или гомики, или не тот тип – сделала для себя вывод лаборантка. Недаром она трудилась в Институте мозга. Кроме того, обыкновенная житейская мудрость подсказывала Светочке, что не надо «давать» всем коллегам по работе, потому что репутация порядочной незамужней женщины может пострадать. Для МПС и Генриха было сделано исключение – одно на двоих. Правда, временное: Света занесла их в лист ожидания.
Когда заявивших об увольнении сотрудников стало много больше, чем оставшихся, Генриху стало неуютно. Из двенадцати преданных науке тружеников лаборатории одиннадцать дезертировали – демонстративно, истерично и вызывающе. Генрих, как руководитель, не имел права становиться на сторону тупого стада, хотя понимал, что каждый в отдельности – совершенно не тупой, а очень даже выдающийся исследователь.
Генрих решил сказать речь.
– Я позволю себе прокомментировать события последнего часа. – Он прочистил горло.
В лаборатории воцарилась звенящая тишина. Только озабоченное пыхтение Виктора Палыча нарушало молчание.
Генрих, несмотря на довольно молодой возраст и модный вид, вызывал уважение подчиненных. Практически все исследования, которые он инициировал, имели позитивный и перспективный результат. Шутки о мозге могли звучать только в формате анекдотов. Все, что касалось исследований, приравнивалось по степени важности к священной государственной тайне.
Генрих обвел взглядом всех участников мятежа, пытаясь пристально заглянуть в душу каждого из них. Это удалось только со Светочкой. Она кокетливо помахала ресницами и вполне отчетливо исполнила композицию «На пол, за угол, на предмет». Генрих еще раз прочистил горло и произнес прощальную речь:
– Я понимаю и принимаю ваш выбор. Серьезная наука может быть подвластна только истинным альтруистам. У всех вас имеется определенная степень зависимости: жены, мужья, дети, собаки, в конце концов… Безусловно, стоя перед выбором: прокормить семью или сделать научное открытие, – большинство проголосует за первое – это вы сейчас дружно продемонстрировали. Не уверен, что из вас получатся хорошие продавцы гербалайфа или штукатуры. Но учителем в частной школе каждый из вас станет без усилий. Коллеги! Я со скорбью и радостью благословляю вас на поиски новой жизни, достатка и независимости. Скорее всего, мне придется заняться тем же. Но пока я здесь, я буду продолжать нашу работу и, паче чаяния, если кто-то изменит свое решение – всегда найдет меня в этих стенах. Я остаюсь!
Генрих замолчал, с усилием сглотнув, чтобы избавиться от комка в горле. Коллектив всем своим видом выражал искреннее сочувствие и одновременно непоколебимость. Через пару минут после неловкой паузы Светочка, скорее всего надеясь на взаимность, со слезами на глазах бросилась с объятиями к бывшему шефу. Коллеги последовали ее примеру, правда с другими целями.
Было очевидно, что они испытывали огромное облегчение от того, что Генрих не стал уговаривать их подождать еще немного. В целом ситуация прощания выглядела как череда неловких и неискренних поцелуев с целью поскорее покинуть место бедствия, оставив одного дурака – заложника, который сам напросился на эту должность. Все бросились неискренне целовать и обнимать его, предлагая в случае чего звонить.
– Да, да, – рассеянно отвечал Генрих, – конечно, обязательно, непременно…
Он поймал себя на том, что бормочет дежурные фразы в воздух. Лаборатория опустела. Он остался один.
Один
Есть и разные определения гениальности. Некоторые из них соотносят гениальность со способностью общения с так называемым Высшим Разумом, или Богом. Трудно понять и объяснить проявления гениальности. Для меня гениальность – способность находить правильные решения сложных проблем по минимуму выведенной в сознание информации.
Н.П. Бехтерева
Странно, но Генрих не испытывал разочарования. Он давно уже понял, что его труд, амбиции и достижения никому не интересны. Миновало время, когда молодой перспективный нейрофизиолог, очкастый аспирант, полный надежд и предвкушений будущих открытий, перешагнул порог маленькой засекреченной лаборатории. «Здесь мне предстоит свершать великие дела!» – подумал он и засмеялся, потому что как-то очень по-киношному все вышло. Его первая разработка касалась механизмов излечения заболеваний, давно и плотно припечатанных штампом «неизлечимо». Именно тогда у него в лаборатории появились две жирные канцелярских «моли» и принялись уговаривать «исправить» открытие. Молодой ученый предусмотрительно пообещал «исправить» и отложил работу в папку «Самостоятельные труды». Страх перед чиновниками породил обратную реакцию – ученый решил непременно продолжить исследования.
Насчет «великих открытий» он не шутил. Генрих был абсолютным гением в области исследований мозга. Именно поэтому он и попал в НИИМ и в ЛМ (лаборатория мозга), где трудились уникальные умы, понимавшие сложные научные термины с полуслова. У них вообще было принято все сокращать до аббревиатуры. Большинство сотрудников имело феноменальную память, так что случайный человек вообще мог подумать, что между собой служащие общаются на птичьем языке. Кроме Светочки, конечно. Светочка с завидным упорством, чтобы не сказать тупостью, всякий раз требовала расшифровывать любые сокращения, ее памяти хватало только на то, чтобы запомнить имена коллег по лаборатории. И то со временем большинство из них приобрело кличку Котик. С появлением каждого нового Котика все понимали, что Светочке удалось обольстить еще одного легкодоступного представителя мужского населения. Впрочем, эти забавные перипетии немного разбавляли серьезную обстановку в среде научных работников и давали повод для многозначительных улыбок и переглядываний. Светочкину слабость к Котикам знали все. Поэтому в дружеской беседе с претендентами на эту кличку деликатно намекали, что хорошо бы объяснить Светочке, что нужно стремиться к разнообразию и наделять своих любимых мужчин другими ласковыми именами. В конце концов, чем плохи Зайчики или Рыбки? Видимо, однажды кому-то удалось достучаться до Светочки. Объектом ее кокетства стал младший научный сотрудник Виталик. Симпатичный, стеснительный, немного долговязый и от этого сутулый, парень лет тридцати. Между прочим, женатый и отец двоих сыновей. Впрочем, для Светочки жены и дети никогда не служили барьером, семьи воспринимались как нелепая случайность – тем более, у Виталика были малыши-двойняшки и жена страшная, толстая и кривозубая.
Как-то утром, появившись в лаборатории, Светочка назвала Виталика Черепашкой. Бедолага не знал, куда деться от десяти пар глаз, устремившихся на него. От смущения бедолага ссутулился еще больше, но его багровые уши яростно сияли из-под стола, выдавая чудовищное смятение нерадивого ухажера. В ехидной тишине отчетливо прозвучал размеренный комментарий Марины Львовны:
– Виталий, не нужно так переживать. Вы действительно чем-то похожи на черепашку. Надо отдать должное вашим успехам в работе по изучению возможностей человеческого мозга. Вам удалось сделать то, чего безуспешно пытались добиться почти все мужчины нашего коллектива. Светочка, кроме прочей гибкости, приобрела гибкость мышления и уловила ваше сходство с древнейшим видом пресмыкающихся. Очевидно, ваша сутулость напомнила Светочке карапакс черепахи.
Марина Львовна слыла эрудитом. Несмотря на то что все ниимовцы считались людьми сверходаренными, мало кому из них пришло бы в голову окрестить сутулую спину Виталика словом, означающим верхний слой панциря черепахи. Народ задумался, роясь в анналах мозговых извилин и пытаясь найти хоть отдаленную трактовку сложному понятию. Не растерялась только Светочка:
– Марина Львовна, у нас с Виталиком чисто дружеские отношения. А черепашкой я назвала его потому, что он очень смешно вытягивает шею, когда открывает шампанское.
Лаборатория заполнилась робкими смешками, перешедшими в гомерический хохот. Виталику не оставалось ничего, как засмеяться вместе со всеми.
Генрих тоже смеялся, но мысли его были далеко. Он не отождествлял себя с коллегами по лаборатории, да и вообще с простыми смертными. То, что через секунду прозвучит в пространстве, Генрих знал наперед. В этом была его сила и, одновременно, слабость.