Татьяна Чекасина. Ничья

 
   Жизнь с бабушкой тоже была наукой. Нелегко было выслушивать тирады. Они, пожалуй, и являлись платой, и, как теперь поняла Надя Кузнецова, далеко не единственной, за домашний рай. Надя научилась сжимать зубы, а иногда безо всяких усилий впадать в «прострацию». Бывало, Октябрина Игнатьевна говорила по часу, не умолкая. Её речь, громкая, внятная, её ораторские данные были рассчитаны не на какую-то клетушку, а на порталы цехов, ширь площадей, гул великих строек… При этом её руки свободно сновали, вывязывая для Нади очередную кофточку, глаза заглядывали в модное описание для вязания и снова упирались то в одну, то в другую молчаливых слушательниц. Они обе, и мать, и дочь, научились в речь Октябрины Игнатьевны вставлять подходящие реплики. Надя Кузнецова сидела с видом внимательной ученицы, а на самом деле думала о молоденьком преподавателе, в которого тайно и безнадёжно была влюблена некоторое время.
 
   К концу практики учительница Надежда Ивановна научилась подавлять в себе приступы отвращения к ученикам, получила, как и за всё остальное, пятёрку. И поняла: педагога из неё не выйдет, она не любит детей. Но вдалбливать с упорством машины правописание суффиксов и приставок, а также толковать образы крестьянских детей из «Бежина луга», как трактовал их учебник, конечно, сможет. Даже теперь, как она думала, умирая, с раздражением вполне здорового, бодрого человека подумала об этих детишках. Через день-другой они уж прибегут в эту школу, затопают, зашлёпают, натаскают с озера грязи и песка, перемажут вымытые ею парты и повешенные ею занавески, выданные в районном отделе образования.
 
   А в городе, в квартире, мать и бабушка беспрерывно говорили только о ней, о Наде.
   Бабушка сняла с полки книгу:
   – Вот эту я подарила ей ко дню рождения… Надпись: «Будь доброй, будь честной, люби Родину!»
   – Ну да, книг полно! – не особенно в тему поддакнула мать.
   – Главное – патриотизм! – бабушка сидела в кресле, вытянув усталые ноги, кресло ей казалось узким, а пол – горячим.
   Мать кивнула.
   – Видишь как! Поеду, и всё! На передний край! Там даже водопровода нет! Я знала, кого воспитаю! Знала!
   – Да, мама, а как же. Ты у нас герой! – поддакнула дочка.
   Она сидела на краешке дивана. Ей хотелось прилечь, но, боясь Октябрины, этой своей строгой матери, перед которой она так сильно провинилась, уступив когда-то какому-то Ивану, а, может, Петру или Сидору, ожидала конца её речей, которые были бесконечны и в обычные дни, а после отъезда Надечки продолжались уже вторые сутки…
   – Это же надо – свободное распределение, а ей – подавай трудности! Не могла иначе!
   – Не могла, – кивнула мать.
   – Трудности, передний край!
   – Что ж она не позвонит? В школе-то есть телефон?
   – Есть, конечно, – сказала, было, Октябрина Игнатьевна и тут же сердито завелась: – Какой там телефон! Глушь! Ты что, разве не поняла: глушь!
   – Уже всё, поняла…
   Какое-то время они молчат, прислушиваясь, а бабушка ещё и глядя прямо на телефонный аппарат. Немного погодя слепая женщина говорит:
   – С женихом-то, может, зря поссорилась Надя? – она, наконец, сумела вставить то, о чём думала уже не раз.
   Бабушка поглядела поверх очков, которые нынче были безо всякой надобности: описание кофточки из модного журнала давалось с трудом, так как уже второй день в ожидании звонка от внучки, Октябрина Игнатьевна не могла ни на чём сосредоточиться.
   – Что ты говоришь! Какие женихи! – воскликнула Октябрина Игнатьевна с нешуточной свирепостью в голосе. – Разве женихи у Надечки на уме! – помолчав, проговорила как-то обиженно: – Да и не такой этот жених важный…
   – Важный, – подхватила мать, но не потому, что решила поспорить, а потому, что ещё не успела уйти от прежних оценок.
   Совсем недавно Октябрина Игнатьевна всё нахваливала жениха, парня этого из третьего подъезда, с матерью которого познакомилась в очереди за сетками для форточек.
   – …какой ещё «важный»! – едва сдерживая ярость, проговорила Надина бабушка. – Другого ей надо! Повыше, постатней… – И добавляет миролюбиво: – Как твой отец был…
   – Папа был статный! – подхватывает слепая, улыбаясь, как девочка.
   То, что было до её слепоты, она хорошо помнит, и любит, когда именно к этому времени обращает свои воспоминания Октябрина Игнатьевна.
   – Жизнь требует, жизнь испытывает, – начинает торжественно бабушка. – Мы прошли через ряд испытаний и выдержим ещё. Надечка должна позвонить. Вот-вот! Хорошо, что нам, наконец, поставили телефон. Если б не поставили, я бы всю телефонную станцию разнесла, до министра бы дошла!
   – Да, ты у нас ге-рой! – довольно хихикает слепая.
   – Темнеет уже…
   – Да. Чувствую, травой запахло. Так пахнет вечером.
 
   Надя Кузнецова лежала на спине. Она ослабела, но у неё ничего не болело, правда иногда она проваливалась в черноту, как бывает, если сильно раскачаешься на качелях: темно станет перед глазами, но тут же и снова свет. Но эта тьма выглядела куда плотней. Она, будто тяжёлая вода, иногда смыкалась над головой, и тогда Надя ощущала себя на дне, и так ей хотелось на поверхность вынырнуть!.. И выныривала, когда вновь думала о бабушке Октябрине.
 
   Особенно её злило сейчас то, что бабушка выступила в качестве сводни. Свела внучку (познакомила) с Володей… Когда он сидел у них за столом (пили чай), бабушка говорила за них. Потом Володя уходил в свой, соседний подъезд. Иногда он звонил, бабушка говорила таинственно: «Он!» Мама тоже делала особенное лицо. Володя покупал билеты в театры. Ходили на спектакли. Бабушка надевала единственное, как она называла, «жемчужное» выходное платье и прикалывала брошку из натуральной бирюзы, которую ей подарил дедушка на день их свадьбы. Даже мама один раз пошла с ними в оперу, там же почти ничего не надо смотреть. Слепой понравилось, но в ночь после спектакля она плакала во сне, и бабушка сказала, что водить её в театр не надо. У бабушки появилась новая задача: выдать внучку замуж. Володя дребезжал голосом, хвалился своей работой инженера. Он хвалил Надю, говорил, что она красивая, что он ещё три года назад, когда они с его матерью переехали в этот дом, заметил Надю, но, если бы не Октябрина Игнатьевна… Очень благодарен Надиной бабушке. Руки у него были потные. Когда он уходил, Надя облегчённо вздыхала. Учёба в училище близилась к финалу. Перед госэкзаменами были консультации с преподавателями.