Она резко вырвала ладони, чувствуя спазм в горле. Откашлялась и презрительно заметила:
   – Вы, верно, выпили лишнее, вот ваше либидо и взыграло до непомерных размеров!
   Он нарочито оскорбился, бросив на нее насмешливо-лукавый взгляд.
   – Вы что, считаете, оно без допинга никуда не годится? Может, проверим? – и медленно, так, что она почувствовала каждый миллиметр своей кожи, которой касался его горячий взгляд, опустил глаза на ее грудь.
   У нее появилось дикое чувство, что она совсем раздета. Машинально сильнее стянула шаль на груди, что не укрылось от его внимательного взгляда.
   – Что, действует? – бесстыдно хихикнул, не скрывая своего удовлетворения.
   Даше никогда прежде не приходилось вести такие рискованные разговоры. Что бы она ни сказала, он все выворачивал наизнанку, и она чувствовала себя бесстыжей шлюшкой. Как его остановить? Позвать на помощь охранников? Но ради чего? Ведь ничего не случилось, если не считать непристойного разговора, в который он ее втянул.
   Она прикрыла глаза, чтоб не видеть его нахальную рожу и хоть чуть-чуть успокоиться.
   Ее неосторожностью незамедлительно воспользовался Юрий, подвинув свой стул почти вплотную к ее креслу. Сжал своими коленями ее ноги, оперся руками о подлокотники, и Даша оказалась в плену. Прежде чем она опомнилась, навалился на нее мощным телом и припечатал к спинке кресла. Стремительным движением прижался к ее губам.
   Даша растерялась. Такого напора и безоглядности она и предположить не могла. Прежде чем сообразила, что же ей делать, голова утонула в мягкой обивке, не давая ни отпрянуть, ни отвернуться. Она почувствовала, как от ворса чуть слышно запахло пылью. Полуобморочно подумала: кресло надо пропылесосить, и удивилась сама себе. О чем она думает в такую минуту?! Надо отбиваться, а то он невесть что подумает! Замедленно, как во сне, вскинула руки, и стала толкать его в грудь. Ослабевшие пальцы скользили по гладкой шелковистой ткани рубашки и толчки получались неуверенными и слабыми. Как будто она сильно сомневалась в своих действиях.
   Он так и подумал, потому что довольно хмыкнул и сильнее впился в ее губы. У нее на виске от чувства унижения и обиды лихорадочно забилась голубая жилка. Что она сделала такого, чтобы дать ему право обращаться с ней, как со шлюшкой?
   Даша замерла, не пытаясь больше его отпихнуть, и по щекам, как она ни пыталась сдержаться, чтобы не показывать собственной слабости, покатились слезы.
   Юрий, почувствовав влагу на своем лице, оторвался от ее губ и заглянул в глаза, тихо чертыхнулся и отодвинулся, не понимая, что случилось.
   Она тут же соскочила с кресла, даже не обувая лежащие в стороне босоножки, и отбежала в сторону. Достала из кармана носовой платок, промокнула глаза и решительно высморкалась. Повернулась к нему и твердо потребовала:
   – Ну, хватит! Вы уже унизили меня всеми возможными способами! А теперь убирайтесь!
   Он медленно поднялся, не сводя взгляда с ее обиженного лица, неодобрительно хмурясь. Ей показалось, что он недоволен собой и хочет извиниться, но его слова тут же показали ей всю беспочвенность ее фантазий.
   – Браво! Настоящее представление! – и он, как примерный зритель, несколько раз звонко хлопнул в ладоши. – Вы отменная актриса, ко всем вашим прочим талантам! И для чего этот концерт? Чтобы слаще была победа? Ставки растут?
   Она неосознанно сжала руки в кулаки, мечтая двинуть его по развязно ухмыляющейся физиономии, чтобы стереть эту гадкую ухмылку. Юрий, почувствовав, что рассердил ее не на шутку, растянул губы в довольной улыбке, будто совершил что-то на редкость достойное и двинулся к выходу, бросив на ходу:
   – До скорой плодотворной встречи! – и вышел, насвистывая под нос лихой мотивчик.
   Даша постояла еще немного, сжимая и разжимая пальцы, и чувствуя, как что-то мелко подрагивает внутри. Осмотрительно выглянула в коридор, опасаясь его внезапного возвращения. Но всё было тихо, лишь где-то вверху слышался легкий гул от быстрых шагов по лестнице. Она с трудом перевела дыхание, чувствуя, как застоявшийся в легких воздух с трудом прорывается наружу. Чувство было такое, будто по ней несколько раз проехал асфальтовый каток. Чтобы успокоиться, еще раз глубоко вздохнула и резко выдохнула.
   Утешающе сказала себе вслух, успокаиваясь от звука собственного голоса:
   – Что ж, будем считать, что это полезный жизненный опыт. Единственная задача на будущее: ни в коем случае не оставаться с ним наедине!
   Посмотрела на часы и поразилась: четвертый час ночи! Как быстро пролетело время благодаря незваному визитеру! Ну что ж, и на этом спасибо. Хотя было бы гораздо лучше, если б его здесь никогда не бывало.
   Она снова привычно устроилась в кресле, натянув на себя шаль. Поняв, что ей вовсе не холодно, а скорее жарко, скинула ее и бездумно уставилась в окно на чуть покачивающиеся верхушки высоких сосен. Спать совершенно не хотелось. Перед глазами все еще стояло красивое лицо с циничным блеском в глазах.
   В комнату заглянул озабоченный Игорь. Огляделся, высматривая неприятного нахала. Не увидел, заметно воспрянул духом и предложил:
   – Даша, чай пить будешь?
   Она кивнула, осторожно встала, разминая затекшие ноги, и вышла в коридор.
   В маленькой комнате для отдыха персонала уже стоял накрытый стол. Алексей, второй охранник, заварив свежего чаю, терпеливо их ждал, склонив на руку кудрявую рыжеватую голову и стараясь не зевать.
   Даша с удовольствием вдохнула аппетитные запахи и поняла, что за эту беспокойную ночь не на шутку проголодалась. Скромно присела на краешек стула, налила в свою чашку кипятка. Добавила заварки до светло-коричневого цвета, чтобы было покрепче. Сахар класть не стала. Взяла румяное домашнее печенье, аккуратно выложенное на маленькое белое блюдечко.
   – Мама пекла? – она посмотрела на исподволь наблюдавшего за ней Алексея.
   Он согласно покачал головой, не отрывая от нее умильного взгляда.
   – Хорошая у тебя мама. Кулинарка замечательная. Поэтому и не женишься? Невест кругом полно.
   Алексей раздраженно бросил ложечку в жалобно зазвеневшее блюдце и пренебрежительно фыркнул:
   – Хорошие-то давно расхватаны, остался ширпотреб. Вот на тебе бы я женился, да тебя уже к рукам прибрали. Но, может, еще не поздно? Мужа и подвинуть можно. – Он с напряжением посмотрел на нее, ожидая ответа.
   Она мысленно вознесла молитву Господу о спасении. Что за день такой сегодня? Вернее, ночь? Выручил Игорь, с неодобрением наблюдавший за легкомысленным коллегой. Сам давно и счастливо женатый, он тут же примерил подобного провокатора к своей жене, и неласково отбрил:
   – Ты давай чужим женам зубы-то не заговаривай! Свою заведи и карауль ее тогда от таких охальников, как сам!
   Парень задумчиво похрустел печеньем, склонив голову и всё так же поглаживая Дашу взглядом.
   – Ну, если как следует постараться, то чужая жена может стать своей. Не в первый раз это произойдет и не в последний! Первооткрывателем в этой области мне явно не бывать, да, Даша?
   Она, засмущавшись, оглянулась на дверь, будто желая скрыться от ненужных вопросом, а Игорь погрозил Алексею кулаком, не шутя разозлившись:
   – Ты не заговаривайся! Смотри, Валерию скажу!
   Алексей пренебрежительно передернул мощными плечами, обтянутыми защитного цвета камуфляжной формой.
   – Ну и скажи! Что это изменит?
   Даша невольно сравнила его с мужем, обрюзгшим и растолстевшим за годы их брака. Сравнение было не в пользу последнего.
   Игорь привстал, Алексей сделал то же самое. Мужчины в упор смотрели друг на друга, набычившись и готовясь отстаивать каждый свое мнение. Даша, потеряв аппетит, быстро допила чай, ополоснула чашку под струей горячей воды и аккуратно убрала ее в буфет. Повернувшись к разозленным мужчинам, укоризненно произнесла:
   – Хватит ерунду болтать! Спасибо за чай и печенье, я ухожу к себе!
   Охранники, опомнившись, сконфужено посмотрели на нее и медленно опустились обратно.
   Даша вернулась в кабинет, привычно устроилась в кресле, свернув ноги калачиком, взяла томик Агаты Кристи и решительно запретила себе думать о неприятностях. Но читать не могла. Как хорошо, что навестить ее приходил Игорь, а не Алексей. Парень, увидев настырного отдыхающего, наверняка устроил бы хорошую драку, не думая о последствиях.
   И почему она раньше не замечала такого явного предпочтения? Не обращала внимания, или он не показывал своих чувств? И почему именно сегодня говорил такие нескромные вещи? Что случилось? Сама она ко всем мужчинам относилась бесстрастно и не подозревала, что могло вызвать подобную сцену. Вздохнув, отложила книгу и положила гудевшую голову на спинку кресла. За окном медленно светало. Ночь прошла незаметно.
   В восемь часов утра сдала дежурство пришедшей на работу Марье Ивановне и ушла домой.

Глава вторая

   Даша медленно шла по узенькой улице мимо небольших частных домов. Голова слегка кружилась от бессонной ночи и чистого свежего воздуха. Стояла ранняя весна, солнце успело растопить снег, но по утрам огромные лужи еще были затянуты корочкой льда, звонко хрустевшего под ногами. Ее руки оттягивала привычная тяжесть – по дороге она заскочила в гастроном, купила продукты.
   Остановилась у небольшого кирпичного дома, обнесенного невысокой деревянной изгородью. Пошарила под карнизом, вытащила оставленный там ключ, открыла дверь и вошла. Разделась и, морщась, прошла по комнатам. Как обычно, везде был жуткий беспорядок. Муж считал, что делает ей великое одолжение, уводя дочку в садик, поскольку не мужское это дело. А уж убрать за ребенком раскиданные игрушки или хотя бы бросить в корзину для грязного белья собственные носки и вовсе считал ниже своего достоинства.
   Вздохнув и пошатываясь от усталости, она прибрала в комнатах и на кухне. Достала из холодильника банку деревенского молока, налила почти до краев большой белый бокал. Выпила, заедая вчерашней ватрушкой, и как подкошенная рухнула в постель, едва успев откинуть одеяло.
   Сон снился на редкость тоскливый: ночной посетитель со снисходительным видом целовал ее в губы, принимая все ее протесты за поощрение. И, что самое противное – ей было приятно. И ничего она с этим поделать не могла. Прекрасно понимала, что так нельзя, что она должна оказать настоящее сопротивление, но руки лишь беспомощно скользили по шелковистой глади его серой рубашки.
   Вынырнула из сна от громкого бесцеремонного голоса свекрови:
   – Что, в этом доме опять пожрать нечего?
   Осторожно села на постели, поставив на пол босые ноги и свесив голову на грудь. Перед глазами всё плыло от недосыпания.
   В спальню без церемоний по-хозяйски вошла Нина Андреевна, уперши руки в бока. Остановилась перед ней и потребовала отчета:
   – Опять валяешься? Ох, и ленивая же ты, девка! Можно подумать, что устаешь на своей балдежной работе! Не кирпичи ведь таскаешь! Сидишь себе в креслице, книжки читаешь! А на кухне – хоть шаром покати! Я укалываю, укалываю, а пожрать у тебя в обед нечего!
   Даша вздохнула. К постоянным попрекам свекрови она давно привыкла. Закрутила волосы узлом на затылке, закрепила старенькими погнутыми шпильками.
   – Сейчас посмотрю, что можно приготовить.
   Прошла босиком на кухню, не обращая внимания на холодный пол и злобное ворчание голодной свекровки. Вынула из холодильника огромный кусок горбуши, купленный утром, нарезала его на тоненькие аппетитные кусочки, быстро обжарила их на сковороде, залила взбитым яйцом и поставила в микроволновку. Через пять минут обед был готов. Вскипятила чайник и заварила кофе с молоком. Добавила побольше сахару – так, как любила свекровь. И все это под тяжелое бубнение:
   – Вон у Конюшевых невестка, Зинка, так та просто метеор! И на работе всё успевает, и дом полная чаша! А уж пожрать всегда целый холодильник! Столько наготовлено, уж каких только разносолов нет! Не то, что у тебя! Ты сваришь с гулькин нос, лишь бы тебе хватило, а на остальных наплевать!
   Даша, никогда не готовившая много, чтобы еда не кисла зря в холодильнике, отмолчалась. Хотя и хотелось ответить, что у Зинаиды муж работает в строительной артели и зарабатывает не в пример больше Валерия, к тому же сама Зина, уборщица в магазине, занята всего пару часов в день. В начале замужества она пыталась что-то объяснять свекрови, но скоро поняла, что та не слушает ее принципиально, и прекратила это бестолковое занятие.
   Нина Андреевна проворно умяла всё, что невестка поставила перед ней на стол и, даже не подумав поблагодарить – было бы за что! – умчалась на работу. Она трудилась в строительно-ремонтном участке всё того же санатория. Дорога до собственного дома заняла бы у нее на пять минут больше. Но зачем? Попрекать-то тогда было бы некого, и обед ей по первому требованию никто бы не подал. Она «укалывала», а еду готовил, если сильно есть хотел, свекор. Но вообще-то они оба предпочитали приходить к невестке, чтобы поесть задарма. Экономные были очень. Правда, свекор не был таким жмотом, как свекровка. Иногда даже приносил внучке шоколадку, правда, самую маленькую, какую только можно было купить в их поселковом магазине.
   Проводив Нину Андреевну, Даша умылась холодной водой, чтобы прогнать остатки сна, и принялась готовить ужин. Поставила на плиту четырехлитровую кастрюлю с большим куском мяса и прокрутила килограмм говяжьего фарша, приправленный большим количеством красного и черного перца, лука и чеснока, чтобы было поострее, как нравилось Валерию. Одним им столько было ни к чему, но родители мужа, проголодавшиеся после работы, наверняка, как повелось, придут к ним ужинать.
   К пяти часам все было готово. Ароматный борщ, густой и темно-красный, как нравилось свекру, уже стоял на столе. Мясные зразы с грибами, которые обожал муж, доходили в плотно закрытой сковороде на плите, а в духовке пекся манник с изюмом и маком для свекрови, изрядной сладкоежки. Какао с молоком, сваренное для дочки в маленькой кастрюльке, убрала подальше, на самый угол кухонного стола, чтобы взрослые не выпили его, не оставив девочке ни капли, как уже не раз бывало.
   В пять часов сбегала за Машей в детский сад на соседнюю улицу, и, торопливо помогая ей одеться, выслушала комментарии воспитательницы. Опять дочка стукнула Вовку, юного хулигана из старшей группы, обозвавшим ее дурой. Похоже, воспитательница была из породы страстотерпцев и искренне считала, что женщина в любом возрасте должна покорно сносить все гадости, что скажет ей мужчина. О равноправии и чувстве собственного достоинства ей, похоже, никто никогда не рассказывал. Конечно, курица не птица, баба – не человек! Даша пожала плечами в ответ на смешные упреки Ксении Борисовны, взяла дочь за руку и повела домой, никак не отреагировав на замечание педагога.
   По дороге девочка без умолку щебетала, соскучившись за день по матери. Даша слушала дочурку с нежной улыбкой. Похоже, что дочка – единственный человечек, который любит ее за то, что она есть. Была, конечно, еще родная мать, но дочь давно стала для нее отрезанным ломтем. Мать второй раз вышла замуж. От нового брака у нее было двое сыновей. Старшему, Андрею, было четырнадцать, а Сережке, младшему, недавно исполнилось десять, и все ее заботы были устремлены на них. Хотя к единственной дочери она относилась доброжелательно и помогала, чем могла. Но та жила своим домом и особых забот не требовала.
   Даша с дочерью зашли в дом, где на кухне уже хозяйничал разозленный муж.
   – Могла бы и на стол накрыть к моему приходу, а Машку из садика забрать пораньше! – послышался его недовольный голос, едва жена переступила порог дома.
   Она только иронично приподняла кончики темных бровей. Опять не угодила!
   – Иди поиграй в своей комнате, солнышко! – помогла дочери раздеться и тихонько подтолкнула ее в сторону детской. – Не мешай папе ужинать!
   Маша вприпрыжку ускакала к себе, а Даша прошла на кухню.
   Валерий, раздосадованный вынужденным самообслуживанием, уже съел полную тарелку борща, потом налил столько же добавки, положил себе почти все зразы, и все это быстро сжевал. Отрезал сначала полманника, потом еще огромный кусок. Оставив им с дочкой один стакан какао на двоих, сыто отвалился от стола и недовольно пробурчал:
   – Устал сегодня до чертиков, и в обед поесть не довелось… Ты же хотела рыбу сегодня приготовить, почему не сделала? Мясо уже осточертело…
   Даша однозначно ответила:
   – Нина Андреевна была. – Матерью, как та ни настаивала, она свекровь не называла. Какая она ей мать? – Не знаю, чем буду кормить ее со свекром, если придут вечером. – Она скептически осмотрела пустую посуду.
   Валерий презрительно фыркнул и приказал:
   – Еще приготовишь. Да и больше продуктов покупай, чего вечно мелочишься?
   Она только молча повела плечами. Валерий приносил в дом денег вдвое меньше, чем она, но, поскольку по магазинам никогда не ходил и цен не знал, был убежден, что содержит и жену и ребенка. Даша его в этом не разубеждала. При его врожденной мелочности он вполне мог решить, что она тратит деньги не на семью, а на себя, или даже тайком от него копит их на сберкнижке, как это делали все его родственники. Или опять примется упрекать ее в мотовстве.
   Конечно, если бы к ним каждый божий день не приходили родители мужа, можно было бы кое-что откладывать, но сладкая парочка со своим непомерным аппетитом сжирала все доходы молодой семьи. Выручала Дашина мать, снабжавшая дочь всем, что может дать крепкое крестьянское хозяйство. Молодые тоже ездили летом в деревню, чтобы помочь управиться с покосом, но родным помогала одна Даша, а Валерий, отрастивший изрядный животик, не стесняясь жениной родни, валялся весь отпуск в гамаке, греясь на солнышке.
   Дашин отчим, Генрих Иванович, строгий трудолюбивый мужик, не одобрял неповоротливого мужа падчерицы, но помалкивал. Не его это дело – лезть в чужую семью и давать указания. Уезжая, Валерий всегда чувствовал себя благодетелем, хотя Нива была доверху забита припасами на зиму. Он по натуре был неблагодарным, а мать, у которой он был единственным дитятком, сделала из него законченного эгоиста.
   Даша, даже не пытаясь сесть с мужем за стол, чтобы не получить новую порцию оскорблений, искоса посмотрела на него. Разленился, обрюзг, под глазами мешки. Живот выпирает из-под тренировочных штанов на полметра. А ведь когда-то был первым парнем на деревне. Да, женитьба явно не пошла ему на пользу. Наверное, в этом есть и ее вина.
   Неслышно вздохнув, собрала со стола грязную посуду и стала ее сноровисто мыть, поглядывая на красную стрелку водонагревателя, медленно ползущую вниз. Сегодня надо купать Машу, а воды может не хватить. Она давно просила мужа поменять маленький двадцатилитровый бак на больший. Но муж, вовсе не любитель мытья, не понимал, для чего в деревне горячая вода. Мыться можно и в бане, которую они топили по субботам. В остальное время это просто баловство. Есть нагреватель – пусть говорит спасибо, что посуду горячей водой моет. Другие себе такую роскошь не позволяют. Громко рыгнув, Валерий тяжело поднялся и ушел в большую комнату, откуда тотчас донесся громкий звук включенного телевизора.
   В девять часов Даша уложила вымытую дочку спать, почитала ей на ночь «Айболита», плотно укрыла одеялом и поцеловала в забавно топорщившийся носик. Тихонько закрыв дверь в комнату задремавшей девчушки, ушла на кухню. После вчерашней стирки осталась гора высохшего белья, и она до полночи гладила белье.
   В двенадцать приняла душ, и, полумертвая от усталости, легла в постель. Только заснула, как пришел муж, досмотревший очередной боевик, и пожелал заняться выполнением супружеских обязанностей. Ей вовсе не хотелось близости после всех его оскорблений и дурацких претензий, но она молча вытерпела все его притязания. Валерий без церемоний овладел ею, никаких постельных нежностей он не признавал, зачем тратить время на подобные глупости?
   Минут через пять глухого пыхтенья слез с нее и недовольно заявил:
   – Ну и холодная же ты, прямо лягушка! Другие бабы и обнимут, и поцелуют, и словечко ласковое на ушко шепнут, а ты как снулая рыба!
   Дашу обдало сначала жаром, потом холодом. Другие бабы? Она прекрасно знала, что мужем до свадьбы накоплен большой опыт в таких делах, но всё-таки надеялась, что он не будет сравнивать ее с другими. Какой же он все-таки бесчувственный! Что мамочка его, что он сам! Ссориться не хотелось, но она всё же тихо сказала, не скрывая обиды:
   – Я устала! Я отдежурила ночь и днем мне поспать почти не удалось!
   Он презрительно фыркнул и повернулся на другой бок.
   – Все устают! Ну и что? Я-то, дурак, когда женился на тебе, думал, что ты нежная, а ты бревно бревном! Если бы не подставилась и не залетела, я на тебя никогда бы и не посмотрел! За мной такие девки бегали, не чета тебе, глупой корове!
   Даша повернулась к стене и стиснула зубы. Плакать не хотела, но слезы сами собой побежали из глаз. Она плакала очень редко, но сегодняшний день и особенно прошедшая ночь измучили ее. Старясь сдержаться, задышала размеренно и ровно, чтобы Валерий не смог догадаться, что снова ее обидел. Ее слезы доставляли ему особенное наслаждение.
   Вера Пономарева, ее лучшая подружка, была убеждена, что он биовампир.
   – Точно-точно, Дашка! Ты посмотри, каким он становится сытым и довольным, стоит ему довести тебя до слез! Ты – как выжатый лимон, а он сияет, как начищенный медный таз! Это типичный признак биовампиризма! Берегись! А лучше беги от него, пока еще жива! У них вся семейка такая! От всех держаться надо подальше, чтобы не сожрали!
   Хотя Даша и не верила в вампиров разных мастей, но то, что в семейке мужа все любили делать друг другу гадости и радовались, если им удавалось побольнее задеть друг друга, было неоспоримо. Ну, любят люди ругаться! Кому ведь что нравится. Может, они таким путем свою жизнь интереснее делают?
   Но особенно обидно было, когда муж начинал попрекать ее нечаянной беременностью. Окрутила! Подставилась! Это были самые благодушные из всех выражений, которые он употреблял. Хотя всё было вовсе не так.
   Едва после окончания медицинского колледжа она приехала на работу в санаторий, куда ее сумел устроить брат отчима, воспользовавшись своим давним знакомством с главврачом, как на нее сразу положил глаз местный красавчик. Ей едва исполнилось двадцать, она еще ни в кого не влюблялась, поскольку всегда была ответственной и осторожной. В силу крайней неопытности не понимала, что Валерий просто ищет легких развлечений. Местные красотки ему поднадоели, он увидел свеженькое личико и решил испытать свои чары на ней, так сказать, проветрить свой шарм, чтобы не застоялся.
   Наивной девушке показалось, что к ней пришла настоящая любовь. Валерий так красиво ухаживал, – дарил цветы, правда, сорванные в чужих палисадниках, читал стихи, водил гулять при луне. Он так задурил ей голову, что она даже не поняла, как оказалась в его постели. О предохранении и не подумал, поскольку считал, раз она медичка, то вполне сможет позаботиться о себе сама, а она ничего подобного не ожидала, поэтому тоже своевременных мер не приняла.
   В результате через пару месяцев выяснилось, что она беременна. Валерий пришел в ярость, стал отрекаться от ребенка и требовать, чтобы она сделала аборт. Даша решительно отказалась, решив вырастить малыша одна. Она бы так и сделала, если б не твердые моральные устои поселка. Поскольку вся эта история происходила на глазах у множества людей, Валерия начали осуждать, а заодно и его мамашу.
   Нина Андреевна людского порицания вынести не смогла и заставила сыночка жениться.
   На свадьбе Валерий вел себя безобразно – целовать невесту не захотел, во всеуслышанье заявив, что женят его насильно, неприязни к ней не скрывал, и бедная Даша весь день проходила с пунцовыми щеками и опущенными в землю глазами, чувствуя себя униженной и бесправной. Она бы никогда не согласилась на подобную свадьбу, но ее родители, люди строгих нравов, считали, что грех должен быть прикрыт, пусть потом и разведутся, но свадьба должна быть обязательно.
   Спорить с родными, особенно с отчимом, ей было не по силам, и фальшивая свадьба состоялась. По деревенским меркам она прошла вполне нормально: водки и самогона было вдосталь, закусить тоже было чем, под конец была традиционная драка с добротным мордобоем. В общем, народ оторвался по полной программе, и на хмурых молодоженов внимания не обращал. Через полгода после свадьбы родилась Машенька.
   Возможно, молодые со временем попритерлись бы друг к другу и стали жить не хуже, чем другие молодые семьи в поселке, поскольку у Даши характер был мирный и покладистый, если бы в их жизнь с упорством бульдога не вмешивалась свекровь. Вот уж кому всё, что ни сделает сноха, было нехорошо.
   Нине Андреевне не нравилось в Даше всё. От мышиной внешности до рыбьего характера. Она критиковала ее всегда и везде, не стесняясь никаких слушателей. Ну как же! Единственный сыночек вполне мог жениться на девушке с высшим образованием, из хорошей семьи и жить сейчас в дорогом красивом коттедже, которые строил для своей элиты санаторий. А Дарья – какая-то заштатная медсестра! Да еще с родителями из глухой деревни! Себя Нина Андреевна считала городской дамой, обеспеченной и с большими связями. Подобный мезальянс ее совершенно не устраивал.
   По молодости и наивности Даша много раз пыталась найти со свекровью общий язык, но, в кровь побившись о ее железный норов, оставила зряшные попытки. Была с ней вежлива и выдержанна, в пререкания никогда не вступала, молча выслушивала бесконечные вздорные обвинения и никогда никому не жаловалась.