Татьяна Герцик. Рассказы (сборник)

   Дамочка, до этого момента настроенная довольно миролюбиво, мгновенно взвилась. Она, между прочим, шла по пешеходному переходу, и это он должен был ее пропустить, а не давить, как жалкую букашку.
   Павел посмотрел вниз. Действительно, на асфальте виднелась полустершаяся зебра. Неохотно признал свою вину. Поскольку от любых неприятностей привык откупаться, предложил отступные. Дамочка не поняла, за что. Павла эта нарочитая наивность разозлила еще больше. Да за то, что она кинулась под его машину. Ведь именно этим она и промышляет, разве не так?
   Женщина даже задохнулась от возмущения. Горящим взглядом пронзила его насквозь и пошла, чуть прихрамывая, в сторону стоящего у обочины серого здания.
   Павлу внезапно стало стыдно. Похоже, долбанул он ее здорово. Чертыхнувшись, быстро догнал и предложил довезти до больницы. Она даже не повернулась, бросив через плечо, – ей некогда, у нее через десять минут уроки начинаются.
   Павел внимательнее взглянул на серое здание. К главному входу тоненькими струйками стекались тинейжеры. На фасаде виднелась табличка с надписью «финансово-экономический колледж». Итак, дамочка – преподаватель. Если бы он не зациклился на мнимом шантаже, сразу бы догадался об этом по ее строгим повадкам.
   На всякий случай спросил, не надо ли ей чего. В ответ услышал: от него – ничего! Он же мечтает забыть этот инцидент, как страшный сон, и она гарантирует: никто ему в этом не помешает.
   С облегчением пожав плечами, мол – «вольному-воля», – Павел сел в машину и уехал.
   В офисе секретарша, взятая им исключительно для представительских целей, поскольку самой сильной ее стороной были растущие от ушей ноги, томно промурлыкала, что его ждут посетители. Павел прошел в свой кабинет, и рабочий день продолжился. Он принимал разного рода просителей, решал текущие вопросы, утверждал решения своих замов, в общем, занимался давно привычным делом, но никак не мог избавиться от виденья распластанного тела на своем капоте.
   Не выдержав угрызений невесть откуда взявшейся совести, в четыре часа вышел из кабинета и известил секретаршу, что уезжает. Та в ответ снисходительно кивнула, считая, что вполне понимает, куда направляется шеф. Павел не мог ее за это винить. Он и в самом деле частенько уходил с работы, чтобы встретиться с очередной смазливой мордашкой. И что в этом такого? Сейчас в моде свободные отношения.
   У колледжа было тихо и пусто. Закрыв машину, Павел зашел в вестибюль и удивленно огляделся. Посредине зеленоватой стены висело утыканное записочками расписание занятий. Охраны не было, только на стульчике в гардеробе сидела бабулька в пестрой шали и что-то вязала. На звук открывшейся двери даже голову не подняла. Павел иронично поинтересовался, не боится ли она, что колледж заодно с ней могут ограбить.
   Гардеробщица нехотя повернула голову и исподлобья посмотрела на странного посетителя. Назидательно сообщила, что брать тут у них нечего, да и охранник имеется. Просто сейчас он по этажам пошел, с проверкой. А у нее в столе тревожная кнопка есть. Ежели что, она ее нажмет. И доверчиво прибавила: но, ежели вызов ложный, то директрисе большой штраф платить придется, поэтому она от греха подальше эту кнопку и не нажимает никогда.
   Посмеявшись, Павел попытался выяснить, что за учительница носит странную сизую куртку. В ответ услышал, что здесь все в сизых куртках. Зарплаты у них не такие, чтобы шубы норковые покупать. К тому же в колледже учительниц нет, а есть преподавательницы.
   Поскольку для идентификации сбитой им дамочки потребовались особые приметы, Павел добавил, что она хромает.
   Гардеробщица сняла очки и посмотрела на него предметно. Под ее холодным взглядом Павел почувствовал себя подлецом, но виду не подал. Немного помолчав для значимости момента, бабулька все же проинформировала его, что хромала сегодня только директриса. На простой вопрос, как зовут директрису и где ее кабинет, высокомерно заявила, что имя-отчество директрисы ему ни к чему, так как та еще днем уехала по какому-то делу в гороно и в колледже ее нет.
   С трудом сдержавшись, чтобы не выругаться вслух, Павел чертыхнулся себе под нос и вышел. В машине достал ноутбук, зашел на портал городской администрации, набрал в поисковике слова «финансово-экономический колледж». На экране высветилось – «директор: Славянова Елена Ивановна». Довольно хмыкнув, запустил базу с адресами, купленную у какого-то хакера, и выяснил, что она живет неподалеку, на улице Красной. В базе был и номер телефона, но звонить по нему Павел не стал. Зачем? Чтобы его тут же отфутболили?
   Чтобы договориться с разбушевавшейся совестью, решил съездить к директрисе и извиниться лично. По дороге купил цветы, самый дорогой торт, и поехал по нужному адресу.
   Около стандартной девятиэтажки стоял грузовик с мебелью, и дюжие парни затаскивали в подъезд громоздкий диван. Воспользовавшись оказией, Павел без колебаний проскочил мимо них и взбежал по лестнице на пятый этаж, именно там оказалась дверь с искомым номером.
   На его звонок послышался озабоченный голос, спрашивающий, кто там. Павел без колебания солгал, что он из колледжа и ему нужна Елена Ивановна.
   Дверь тут же открылась. На пороге стояла сама пострадавшая в длинном, до пола, халате. Лет ей оказалось немало, и в душе Павла отчего-то вспыхнула странная досада. Он виновато поклонился и поинтересовался, как у нее со здоровьем.
   Хозяйка вопросительно взглянула на него. Что у нее может быть со здоровьем? Павел решил, что она просто кокетничает, ведь женщины в любом возрасте не упустят возможности пококетничать. Скучно напомнил, что сегодня она хромала. Хозяйка возразила, – она и не думала хромать.
   У Павла возникли неясные подозрения, и он неуклюже осведомился, не она ли наткнулась сегодня на его машину.
   Хозяйка недоуменно воззрилась на него.
   – Наткнулась? На машину? Ну и ну! – Сделала шаг назад и крикнула куда-то вглубь квартиры: – Лена! Иди-ка сюда!
   Из комнаты вышла эта самая Лена в обрезанных джинсах и футболке на голое тело. Не удерживаемые лифчиком груди мягко колыхались в такт шагам. Павел вмиг почувствовал признаки сексуального возбуждения и неловко переступил с ноги на ногу.
   Когда она подошла и встала рядом, Павел понял, что дверь ему открыла не директриса, а ее мать. Самой же Елене Ивановне было лет двадцать пять, не больше. Он с извинениями протянул ей букет, а торт вручил матери.
   Елена Ивановна опасливо взглянула на мать и чопорно заявила, что он уже извинился и ни к чему было так утруждаться. И как он узнал ее адрес?
   Павел постарался улыбнуться как можно безобиднее. Разве это секрет? Ее фамилия фигурирует во всех муниципальных базах.
   Видно было, что ей очень хочется сказать ему что-то неприятное, но присутствие матери оказалось мощным сдерживающим фактором. Посмотрев на них понимающим взглядом, та заявила, что накроет на стол, скоро ужин. И предложила нежданному гостю перекусить вместе с ними.
   Обрадовавшись неожиданной поддержке, Павел быстро согласился и назвался: Павел Воронцов. Отчество не назвал умышленно, чтобы не чиниться.
   В ответ мать кивнула головой и отправилась на кухню, оставив гостя на попечение дочери. Елена Ивановна сердито посмотрела вслед матери, но была вынуждена корректно предложить Павлу раздеться и пройти в комнату. Немного поколебавшись, разрешила ему звать себя Еленой, ведь будет на редкость глупо, если она станет звать его Павлом, а он величать ее по имени-отчеству.
   Сняв кожаную кутку и аккуратно повесив ее на вешалку, Павел прошел за хозяйкой в комнату. С досадой вздохнув, Елена переложила с кресла пачку тетрадей на заваленный учебниками стол и пригласила гостя садиться.
   Павел сел и беззастенчиво уставился на хозяйку. Она не была красавицей, но ее очень красили синие глаза с темными ресницами. Сердитое выражение лица ее не портило, хотя обаяния и не прибавляло.
   Елена строго, как у нерадивого ученика, спросила:
   – Зачем вы пришли. Совесть замучила?
   Павел рассмеялся и легко признался, что так оно и есть.
   – Понятно. В обычное время она вас не мучает.
   – Я о ней и не вспоминаю.
   – А с чего вдруг сейчас?
   – Для меня это тоже загадка.
   Елена посмотрела на него с нескрываемым подозрением и вдруг догадалась, – да просто он хочет пристроить своего ребенка в ее колледж!
   Павел усмехнулся. Вот ведь как шутит жизнь! Он подозревал ее в попытке шантажа, и это вернулось ему бумерангом! Признал, что детей у него нет. И честно добавил, если бы он кого-нибудь куда-нибудь пристраивал, то это был бы не какой-то заштатный колледж.
   Елена пренебрежительно сморщила нос, она не одобряла снобов. Павлу стало не по себе. К счастью, он вспомнил, что приехал справиться о ее самочувствии, и наконец-то поинтересовался, как она себя чувствует. Елена небрежно взмахнула рукой и уверила его, что вполне сносно. Просто синяк. Он наклонился и посмотрел на ее голые ноги. На стройном бедре расплылось отвратительное сине-зеленое пятно. На душе у него стало погано, и он сердито потребовал у нее немедленно поехать с ним в больницу, пообещав оплатить все расходы.
   Елена посмотрела на него, как на малого ребенка, и снова отказалась.
   Павел огляделся. Мужских вещей вокруг не было, но все равно, не замужем ли она? Спросил об этом прямо и Елена ответила, что нет, не преминув при этом уколоть, вас-де это никаким боком не касается. Павел почувствовал приятное облегчение, и сам поразился этому. Но тут же в силу негативного житейского опыта в его мозгу возникло досадное подозрение. В такие юные годы просто так директорами не становятся. Неужели она заслужила эту должность специфическим образом?
   Поняв, о чем он думает, Елена сердито нахмурила ровные брови. Она стала директором не по блату, как он считает в силу извращенного склада ума. Просто она кандидат экономических наук. Да и лет ей уже тридцать.
   Павел опешил. Елена выглядела от силы лет на двадцать пять. Недоверчиво переспросил, правда ли это, чем вызвал новый взрыв негодования. Она уже достала паспорт, чтобы ткнуть его носом в дату рождения, но пикировку прекратила мать, пригласившая их на ужин.
   За ужином Павел рассказал забавный случай из своей практики, и Елена, не сумевшая удержать на лице маску холодной руководительницы, весело рассмеялась, сразу превратившись в озорную девчонку. У нее даже глаза засветились не холодным синим, а ярким голубым цветом. У Павла неистово забилось сердце, и вдруг открылась потрясающая истина – он влюбился!
   Он притих, пытаясь осмыслить это сногсшибательное открытие. Елена поняла его молчание по-своему, и чуть заметно насупилась. Решив не форсировать события, Павел откланялся. Он даже не пообещал появиться еще, решив, что внезапность – дополнительное оружие влюбленного мужчины.
   Уже сидя в машине, как мальчишка, мечтательно пялился на светившееся на пятом этаже окно, воскрешая давно позабытое ожидание счастья. Пообещав себе, что скоро, очень скоро увидит Елену вновь, уехал, и долго колесил по улицам вечернего города, не в силах заставить себя заниматься повседневными делами, такими далекими от тех чувств, что владели им сейчас.

Зеркало

   На пятом этаже нашей старой девятиэтажки в проходной двушке обитала Люська, вреднющая беспардонная бабенка весом за сто кило, работавшая проводницей и выгнанная с железки за грубость. Стоило ли удивляться, что после пяти лет жизни с такой женой Николай, довольно приличный парень, начал пить, и, если бы не мать, вовремя забравшая его обратно в родительский дом, спился бы окончательно.
   Люська, в принципе, бабенкой была симпатичной, и, пока не открывала рот, мужикам нравилась. Но, если уж открывала, то любой мужик, не бывший навеселе, уматывал со скоростью курьерского поезда. А те, что оставались, тоже выдерживали недолго, как правило, пару месяцев, не больше. В последнее время Люська окучивала иноземцев, коих в наших краях развелось немеряно, тем более, что те, как правило, тонкостей ее нелитературных речей не понимали.
   Соседи же ее откровенно опасались и встреч с ней избегали. Правда, это не избавляло их от оскорбительных комментариев, которые Люська делала по поводу и без повода. Те, кто пытался противостоять ей в открытом бою, потом хватались за сердце и пили валерьянку, наслушавшись о себе много такого, чего прежде никогда в жизни не слышали. Чувствовала она себя после бурной свары победительницей и своими сомнительными достижениями гордилась.
   Марья Ивановна из двадцать пятой квартиры искренне уверяла, что Люська биовампир, поэтому и доводит свои жертвы до слез, чтоб сподручнее было отсосать у них энергию. Соседи в это верили, все они после разговоров с Люськой чувствовали себя не просто уставшими, а ни к чему не годными.
   Единственного сына Люськи воспитывала мать Николая, заявившая, что у такой матери вырасти может только рецидивист. Люська и не возражала, зачем ей такая обуза? Вольготная жизнь ей нравилась куда больше, чем участь матери-одиночки.
   В последнее время она торговала по ночам в киоске, исподтишка всучивая алкашам паленую водку. Сама она не пила, а на упреки отчаявшихся жен беззаботно отвечала, что пусть их запойные муженьки пьют, сколько влезет, скорее сдохнут, без них воздух чище станет.
   В этом же подъезде жила Настя, медсестра нашей районной больницы, девушка добрая, сочувствующая каждой твари. Она пыталась призвать Люську к порядку, объясняя, что зло, которое Люська бесшабашно рассеивает по белу свету, рано или поздно к ней и вернется.
   На это Люська только смеялась, заявляя, что она не дурочка и в смешную мистику не верит. И вообще никакого зла не боится, она с любым расправится, человеком или призраком, ей все равно.
   Как-то раз в приятный летний вечерок соседки собрались возле подъезда, обсудить последние новости, кто кого с кем застукал и прочие бабские сплетни. Настя в это время шла мимо со своей тетушкой, полноватой невысокой женщиной с добродушным круглым лицом. Они тоже приняли участие в общем разговоре.
   И в этот момент всеобщего благодушия появилась Люська. От такого обилия потенциальных жертв у нее голова пошла кругом. Она немедля заявила: все вы, бабы, дуры! А ты, Настька, больше всех. Вот почему ты думаешь, что Андрюха только за тобой ухлестывает? Он этой ночью с Тамаркой из соседнего дома шастал. Они у меня пиво в киоске покупали. И многозначительно добавила: распаренные такие.
   Не понять откровенного намека мог только глухой дурак. Все замолчали и посмотрели на Настю, ожидая отпора. Та растерялась. Не верить Люське не было причин, и она совсем сникла. Ее молчание вдохновило Люську на новые откровения.
   – А твой алкаш, Светка, прошлой ночью дважды за чекушкой прибегал, пока ты в ночную работала. А еще хорошим мужем его считаешь! Сева то, Сева се! Да клуша ты наивная, и больше ничего! Я этого твоего Севу поиметь могу только так! – и она лихо прищелкнула пальцами.
   Женщины молчали, потому что давно убедились, что Люську им все равно не перекричать. Голос у нее был пронзительный и на редкость сильный. Ей вполне было по силам сирену на пожаре заменить.
   Внезапно в разговор вступила тетушка Насти, совершенно спокойно поинтересовавшаяся у Люськи, неужели той доставляет удовольствие говорить людям гадости.
   Люська откровенно обрадовалась неожиданному развлечению.
   – Конечно! А ты как думала, старуха? Все молодишься, молодишься, а сама-то уже давно ни одному е*** не нужна!
   К ее удивлению, женщина не возмутилась, а лишь как-то странно усмехнулась. И пристально посмотрела нахалке в глаза. Люська побледнела, покачнулась, схватилась за сердце, и стала медленно оседать на землю. Подхватывать ее никто не стал, и она кулем с картошкой свалилась под ноги собеседницам.
   Первой опомнилась Настя, как-никак стаж работы в больнице у нее был приличный. Она выхватила телефон и набрала номер скорой. Та приехала минут через пять, врачи Люську тут же, на скамеечке, осмотрели и увезли в больницу.
   Настя с тетушкой отправилась по своим делам, а напуганные быстротой наступившего возмездия женщины немножко пошушукались и разошлись. На следующий день Настя сказала любопытствующим, что у Люськи предынфарктное состояние и лечиться ей придется долго.
   Люська появилась во дворе только через месяц. Соседи ее не узнали, она похудела килограммов на тридцать, стала странно тихой, вежливой и непривычно пугливой. Сначала все относились к ней настороженно, ожидая возврата к той, прежней, наглой и зубастой особе, но прошел месяц, потом второй, но этого не происходило.
   Люська нашла себе приличную работу в супермаркете, где вела себя с покупателями вежливо и внимательно. Там ее случайно встретил Николай, и, пораженный изменениями, произошедшими с его бывшей женой, зачастил к ней в гости, да так и остался. Сына им впрочем, бабушка так и не отдала, объясняя это тем, что они и нового ребенка завести могут, а им с дедом одним скучно будет.
   Как-то женщины снова собрались возле лавочки, болтая о том, о сем. Присоединилась к ним и Настя. Соседки принялись у нее выпытывать, что же такое сделала ее тетушка, отчего Люська так кардинально изменилась?
   – Тетя у меня, как выяснилось, что-то вроде экстрасенса. У нее энергетика очень сильная, и она любой негатив может вернуть тому, кто его послал. Это, кстати, любой может сделать, нужно просто вообразить, будто перед тобой зеркало. И что это зеркало отражает зло, которое посылает тебе дурной человек, неважно, мысли это или слова. И чем сильнее посланное зло, тем сильнее ответный удар. А напор у Люськи, сами знаете, какой. Вот она свое зло обратно и получила. Сама себя наказала, одним словом.
   Изумившись простоте решения проблемы, женщины принялись вспоминать подобные случаи, и Люськина тема была закрыта.

Ирина

   Новогодний банкет был в самом разгаре. Столы ломились от закусок и разномастных бутылок. В середине зала сверкала серебристо-синими огнями елка. Ирина не отрывала глаз от танцпола, где заканчивался конкурс бальных танцев. Финальный вальс исполняли победители, Андрей из отдела автоматизации и Люба из бухгалтерии. Андрей, в черном смокинге, выгодно подчеркивавшем его сильную высокую фигуру, казался воплощением мужской красоты. Люба в длинном красном платье, развевающемся от стремительного кружения и открывающем стройные ноги в туфельках на шпильке, тоже была чудо как хороша. Восхищенные зрители безоговорочно признали их самой красивой парой вечера.
   Закончив последнее па, танцоры манерно раскланялись перед бурно аплодирующей публикой. Получив за первое место бутылку шампанского, Андрей с насмешливым поклоном вручил ее Любаше и поцеловал в щечку, отчего та разрумянилась и кокетливо засмеялась, с восхищением глядя на партнера.
   Вернувшись к коллегам, с триумфом водрузила на стол полученный приз. Ее лицо светилось от удовольствия. В своей обычной простоватой манере горделиво похвалилась, что Андрей просто супер! Мало того, что красавец и умница, каких поискать, он еще и сексуален до невозможности! Мужем он будет классным! И оглянулась, нетерпеливо выискивая Андрея среди немногочисленных конторских мужчин.
   К столу подошел официант и ловко открыл бутылку с шампанским. Не пролив ни капли, разлил его по бокалам и удалился.
   Ирина подняла свой бокал и сдвинула его с бокалами дам, дружно желающих друг другу счастливого Нового года. Едва пригубив, поставила обратно. Она и так выпила сегодня достаточно. Да и в счастье в новом году ей не верилось. Похоже, счастье вообще не для нее.
   Она устала. Ужасно устала от своей безответной любви, больше похожей на наваждение, чем на нормальное человеческое чувство. И угораздило же ее влюбиться в ходячее совершенство! Андрей вот уже два года не обращал на нее никакого внимания. Или нет, внимание-то на нее он обращал, но при этом на его твердых губах играла такая скептическая ухмылка, что Ирина опускала глаза и старалась поскорее пробежать мимо.
   И почему он себя так ведет? Конечно, в свое время она сделала глупость, намекнув ему о своей склонности, но для чего вести себя с ней так подчеркнуто-пренебрежительно? Она не сделала ничего, что могло вызвать негативную реакцию. Или это потому, что она, далеко не красавица, посмела обратить внимание на столь выдающуюся персону? Неужели Андрей такой мелочный?
   Любаша продолжала щебетать, что Андрей, безусловно, лучше всех мужчин их конторы, а может, и города, и уж она сделает все, чтобы заполучить его в единоличное пользование. Каждое ее слово впивалось в Ирину, как острый шип, и она с трудом удерживала на губах непринужденную улыбку. Под конец они просто склеились, и Ирина не могла произнести ни звука.
   Зазвучала медленная музыка, и к их столу подошел Андрей. Любаша обвела соседок торжествующим взглядом, приглашая разделить свой триумф, но тот наклонился к Ирине и быстро выговорил приглашение на танец. Ирина деревяно поднялась и пошла с ним на танцпол, не в силах осознать, что же произошло. Проходя мимо зеркал, автоматически отметила, что платье на ней простенькое, без всяких украшений, и с пышным нарядом Любаши соперничать никак не может, но тут же забыла об этом, ощутив на своей талии горячие руки мужчины.
   В обычной обстановке она танцевала неплохо, но не сейчас, когда Андрей был так близко. К ее ужасу, ноги сами по себе спотыкались на каждом шагу. После ее очередной попытки наступить ему на ногу Андрей скептически поинтересовался, сколько же она выпила. Ирина выпила всего-то пару бокалов шампанского, и пьянило ее вовсе не вино, а его близость, но признаться в этом было немыслимо.
   Ее вдруг обожгла нелепая мысль, если он считает, что она пьяна, то, возможно, ей стоит выкинуть нечто такое, отчего он будет вынужден сказать ей какую-нибудь гадость. После этого в ней, конечно, взыграет гордость, и она сможет наконец-то его забыть.
   Этот фантасмагорический план показался Ирине вполне выполнимым, возможно, из-за бурлившего в крови шампанского. Она раскованно обняла Андрея за плечи, грудью прижалась к его крепкому торсу, томно заглянула в глаза и откровенно призналась, что он давно ей нравится.
   Помрачнев, он с силой сжал ладони на ее талии. Ирина осторожно повела глазами вокруг. Пульсирующий свет бил в глаза, толпа танцевала так плотно, что заметить, кто что делает, было невозможно. И она провокационно прижалась губами к уголку его рта. Андрей дернулся, и вдруг, с силой притиснув ее к себе, впился в ее рот. Ирина ответила на поцелуй, и они несколько минут простояли посреди танцпола, страстно целуясь.
   Отрезвила их тишина. Ирина быстро отскочила от спутника на безопасное расстояние и жутко покраснела. Он иронично посмотрел на нее и молча повел обратно. Поклонился и ушел, ничего не сказав на прощанье.
   Все видевшая Любаша пронзила ее ревнивым взглядом, но остальные дамы, занятые принесенным официантом куриным рулетом с грибами, на нее внимания не обращали. Ирина тоже принялась за еду, не чувствуя вкуса. Губы еще помнили силу и страстность поцелуя, и она никак не могла сообразить, что же произошло. Целовал Андрей ее как изголодавшийся по ласке мужчина, но после посмотрел с таким скепсисом, что Ирина растерялась.
   Разве можно так целовать и так смотреть? Неужели ему кто-то говорил про нее гадости? Но ведь всем понятно, что это поклеп, после знакомства с Андреем она ни с кем не встречалась, все парни казались ей мелкими и скучными.
   Поковыряв в тарелке, Ирина вышла в фойе, где было прохладнее и громкая музыка не била по ушам. За ней тут же вылетела возмущенная Люба. Встав в позу оскорбленной богини, с напором потребовала объяснить, какого лешего она пытается отбить ее жениха.
   Уже жениха? Ирина скептически усмехнулась. После ошеломительного поцелуя она в этом сильно сомневалась. Но Любе с подчеркнутым спокойствием объяснила, что ни у кого никого не отбивает. И чтоб Люба успокоилась, на них уже смотрят.
   Неизвестно, что бы еще выкинула взбудораженная Любашка, но тут в фойе веселой гурьбой вышли мужчины, и среди них Андрей. Люба тотчас кинулась к нему и тесно прижалась, будто говоря всему свету: мое! Андрей снисходительно положил руку на ее плечо и с вызовом посмотрел на Ирину. Та развернулась и молча пошла обратно. Ей все стало ясно.
   Взяв со своего стула сумочку, быстро спустилась вниз, в гардероб. Получив одежду из рук чем-то недовольной гардеробщицы, оделась и вышла на улицу, глубоко вдыхая холодный отрезвляющий воздух.
   Перед рестораном стояла обряженная в серебристые шары искусственная елка неестественного ядовито-зеленого цвета. От ее мертвенного блеска у Ирины на душе стало еще мрачнее. Она оглянулась по сторонам. Как ей добраться до дома? Ловить такси или ехать на автобусе?
   В сумочке тоненько запел сотовый. Мама! Ирина быстро сообщила, что у нее все в порядке и что она уже едет домой. Мама сконфуженно извинилась и попросила ее веселиться и не беспокоиться о ней. Она немного нервничает, ведь в их городе такая криминогенная обстановка, но это сущие пустяки.
   Ирина прекрасно ее понимала. После смерти мужа, умершего на скамейке по дороге домой, мама тревожилась по всякому пустяку. Самое обидное, что никто из многочисленных прохожих не спросил, что с папой. Врачи говорили, что его вполне можно было спасти, вызови кто-нибудь вовремя скорую помощь. После этого маму будто подменили, из веселой уравновешенной женщины она превратилась в беспокойную и боязливую особу, поэтому дети, Ирина с Михаилом, старались попусту ее не тревожить.