Татьяна Герцик. Зимняя встреча

   – Педант?
   – Точно! Я все детство и юность завидовал этим счастливым женам, которые смогли от него своевременно удрать. А куда податься бедному сынуле? Матери он меня не отдал, боялся, что избалует. Приходилось жить с ним и терпеть. Когда в университет поступил, я сразу в общагу ушел, и обалдел от свободы.
   Аня понятливо взглянула на него, помня о небезвинных шалостях, которые позволяли себе живущие в общаге однокурсницы. Но он сразу опроверг ее нехорошие мысли.
   – Не думай чего плохого, просто даже поесть, когда хочется, а не положено по расписанию, для меня было актом протеста. Ничего аморального, травки, выпивки, безостановочного гудежа до рассвета не было. Я даже не курил и не курю. Все скромно и скучно.
   Она недоверчиво переспросила:
   – Что, прямо-таки совсем?
   Он стыдливо уточнил:
   – Ну, девочки были, конечно. А куда денешься, если они рядом, всего лишь на другом этаже, и сами зовут, потому что без здорового секса уснуть не в состоянии? Приходилось идти навстречу пожеланиям страждущих, знаешь ли.
   Она посочувствовала:
   – Ага, эксплуатировали тебя, бедняжку!
   Он высоко вздернул брови и промолчал, проигнорировав открытую провокацию.
   Аня тихо вздохнула, не видя другого выхода, и обречено согласилась:
   – Ладно, поеду! Но только до твоего выздоровления. И, запомни, – она погрозила ему пальчиком, – никакого секса!
   Он разочарованно протянул:
   – Это еще почему? Зачем так обеднять свою жизнь?
   Она бросила на него уничижительный взгляд.
   – Мне этого не надо. Не привлекаешь ты меня чего-то. Но зачем тебе печалиться? Уверена, что этого добра у тебя и без меня хватает.
   Он лениво потянулся и уточнил, развязно проведя взглядом по ее груди:
   – Трудно сказать, чего хватает, а чего нет. К тому же новенькое никогда не помешает.
   Не соизволив ответить на явную пошлость, Аня взглянула на часы, стоявшие на тумбочке, и поразилась – восемь часов! Как быстро пролетело время! Поднявшись, попрощалась и ушла, услышав на прощанье строгий наказ быть завтра здесь в это же время.
   Приехав домой в девятом часу, зашла в пустую квартиру. У матери сегодня было очередное массовое мероприятие – она проводила вечер для ветеранов их микрорайона. Раньше десяти она никак не придет. Любят старушки попеть и молодость вспомнить. А главное – похаять нынешнюю жизнь. Как будто раньше лучше было! Аня прекрасно помнила очереди за всем, чем только можно – за молоком, колбасой, сахаром, даже мылом и стиральным порошком. Нет уж, ей такой жизни не надо! Хотя существовать вдвоем на куцую зарплату библиотекаря тоже ох как не сладко. Но скоро она закончит универ, устроится на работу, и жить станет гораздо легче.
   Анастасия Павловна в самом деле пришла в одиннадцатом часу, уставшая, но довольная.
   – Хорошо прошел вечер?
   – Конечно! Это же старики, они сами себя развлекают, у них самосознание высокое. Не то, что подростки, которые сидят, как тупые пеньки, в окошко пялятся и резинки жуют, а ты перед ними распинайся, будто клоун на арене.
   Немного помявшись, дочь выпалила:
   – Мама, я через пару недель поеду жить к Антону. Это тот, что попал под машину. У него нога сломана, ему передвигаться тяжело, надо помочь.
   Анастасия Павловна немного помолчала, изучающе глядя на дочь.
   – Так, насколько я понимаю, мое мнение в этой истории никакой роли иметь не будет, и ты просто ставишь меня в известность?
   Аня помялась, но согласилась с этим постулатом.
   Мать кисло улыбнулась.
   – Ну, поскольку моего благословения не требуется, считай, что я предупреждена. Поесть что-нибудь есть?
   – Я сырников напекла.
   Поняв, что ее любимое блюдо приготовлено Анютой вместо оливковой ветви, Анастасия Павловна похлопала дочь по плечу и пошла на кухню.
   Стараясь сдержать слезы, Аня легла в постель и по-детски закрылась одеялом с головой. Подумав, что скоро ей надолго придется покинуть свое уютное гнездышко и переквалифицироваться в домработницы, совсем раскисла. Что оказалось тому виной – переживания последних дней или страстное нежелание идти к кому-то в услужение, неясно, но она расплакалась, и плакала долго, пока не уснула.
   На следующий день к Антону не поехала, поскольку занятия закончились почти в восемь. На другой день тоже закрутила суета, и в больницу она не успела. А на третий ее вызвали в деканат, и декан, вернее, деканша, суровым тоном велела ей немедля навестить своего травмированного жениха.
   – Понимаете, милочка, – скрежетала она прокуренным голосом, неодобрительно глядя маленькими пронзительными глазками на беглую невесту, – настоящая любовь и проверяется в таких случаях. Конечно, если возникли какие-то разногласия, их должно решить, но! – для значимости она подняла вверх желтый от табака палец, – только после того, как он полностью поправится. Раньше это будет попросту непорядочно. А непорядочность – это худший из человеческий пороков. Так сказать, мать их. Из нее произрастают все остальные.
   Аня могла бы порассказать о своем псевдоженишке такое, от чего деканша дала бы диаметрально противоположный совет – бежать от такого жениха чем дальше, тем лучше. Но, поскольку тоже считала, что непорядочность – главное зло современной жизни, – решила со своими проблемами справляться собственными силами. Уйдя, вопреки протестам, с заседания редколлегии, посвященный выпуску новогоднего журнала, в шесть часов прибыла в травматологию.
   Внизу снова дежурила все та же размалеванная девица. Увидев посетительницу, саркастично поджала губки и предупредила сквозь сжатые зубки:
   – Посещения до семи часов! И не забудь надеть бахилы!
   Анне очень хотелось ответить в таком же пренебрежительном тоне что-нибудь типа «сколько захочу, столько и буду сидеть», – но она вовремя вспомнила, что этим унизит лишь себя. К тому же вряд ли ей осилить эту девицу в базарной перебранке, у той опыт в таких делах несоизмеримо больше. Не сказав в ответ ни слова, сунула ноги в слишком большие больничные тапки, и взбежала на второй этаж, звонко цокая по бетонным ступеням жесткими подошвами. Заглянула в палату интенсивной терапии, по примеру бравого лейтенанта проигнорировав бахилы у входа. К ее удивлению, в палате лежали совсем другие люди. Она немного растерялась, отдав должное умению крашеной девицы вести бои местного значения, – та прекрасно знала, что Антона перевели в другую палату, но ничего не сказала!
   Осторожно прикрыв двери, пошла к посту дежурной медсестры. Полная равнодушная женщина в белом халате махнула рукой направо и буркнула:
   – Последняя палата!
   Аня, ожидая полную палату болящих, наскоро провела перед входом рукой по голове, приглаживая растрепавшиеся волосы, и вошла, негромко постучав. В одноместном боксе было пусто. Она растеряно оглянулась, не понимая, куда мог деться лежачий больной. Может быть, его увезли на процедуры? Тут раздался шум и из неприметной двери за ее спиной показался Антон. Она резво отскочила в сторону, давая ему пройти. Он шел в смешной штуке на колесиках, положив сломанную ногу на обтянутую поролоном перекладину и упираясь на поручни. Увидев ее, сердито сверкнул глазами и язвительно заметил:
   – Ну, надо же! Беглая почтижена появилась!
   Аня тут же отринула сковавшее сердце сочувствие и пошла в наступление.
   – Это ты звонил сегодня в деканат?
   Он самодовольно подтвердил, осторожно взгромождая двумя руками утыканную штырями ногу на банкетку, стоявшую рядом с кроватью:
   – Однозначно! Спасение рук утопающих, как ты помнишь…
   Она с шумом выпустила из легких застоявшийся там воздух.
   – Вот как! А какого лешего надо было трепаться о несчастном, гибнущем на корню женихе?
   Он откинулся на спинку кровати и с укором посмотрел на крайне недалекую девицу.
   – Да кто бы тебе без этой слезливой истории стал передавать, что я тебя жду? У вас такие чадолюбивые преподаватели? Не поверю ни за что! Я, кстати, попытался позвонить тебе домой, номер искал по всем справочникам, но не нашел.
   Она огрызнулась, проклиная свой отходчивый характер и чувствуя, что злость проходит, сменяясь ощущением чего-то неустойчивого и опасного. Решила соврать:
   – У нас телефона нет, и никогда не было.
   Он посмотрел на нее так, будто встретил экземпляр реликтового растения.
   – А почему? По религиозным мотивам?
   Тут изумилась она.
   – А что, по религиозным мотивам разве отказываются от телефона?
   Он кивнул.
   – А еще от радио, телевидения, компьютера и даже лифта. Потому что это бесовские порождения.
   Она не поверила.
   – Да шутишь ты все.
   Он приглашающе взмахнул рукой, указывая на стоявший рядом стул.
   – Садись, а то светишься, как гнилушка! Не рассыплись! Небось на диете сидишь, хочешь, чтобы ветром унесло?
   Не считая нужным объяснять, что за весь день смогла перехватить лишь столовский микроскопический пирожок, поскольку утром примитивно проспала, Аня надулась и отвернулась. Не обращая внимания на неуместные девчачьи капризы, Антон подождал, когда она демонстративно присядет на самый кончик стула, и только тогда объяснил:
   – Да нет, не шучу. Со мной во взводе парень служил из староверской семьи, у них так. Ни танцев, ни музыки, ни пива, ни вина. После армии сразу домой поехал, к родителям. Они ему невесту нашли, он ее еще не видел, спешил познакомиться и жениться. Я у него спросил, – что будет делать, если невеста не понравится? Он в ответ, – такого быть не может, потому что родители лучше знают жизнь. Вот так-то! А во всем остальном нормальный был парень. И друг хороший.
   Аня ничего не ответила, не понимая, как в наше время могут сохраниться такие странные отношения. Перевела разговор на другое.
   – А ты что, служил в армии?
   – Конечно! Правда, после универа, лейтенантом, но отпахал честно. А как еще может быть, если у тебя отец потомственный военный? – погладил нывшее колено и спросил: – Мать предупредила?
   Она обречено кивнула. Антон звонко щелкнул пальцами и скомандовал:
   – А ну, выше нос! Тебе понравится, вот увидишь! И голодом себя морить я тебе не дам!
   Она ехидно попросила уточнить, кого он не даст ей морить голодом – ее или себя. Он гордо заявил:
   – Меня голодом морить ни у кого не получится. Так что это ты готовься к обильной откормочной диете. А то костями уже гремишь, как тысячелетний скелет!
   Аня хмуро поинтересовалась, зачем он ее с такой помпой вызвал, поиздеваться не над кем было, что ли?
   – Да нет, не столь уж я кровожаден. Просто меня выписывают послезавтра. Вот и хотел тебя предупредить. Навещать меня завтра не надо, приедешь послезавтра прямо ко мне. Помнишь мой дом?
   Аня поморщилась. Антон довольно хохотнул.
   – Ага, вижу, что помнишь. Так вот, третий подъезд, там консьержка внизу сидит, скажешь, что к Коврову в пятидесятую квартиру. Я ее предупрежу, у нас без разрешения не пускают. В общем, жду с вещичками в семь вечера. В это время я уж точно буду дома. Можешь сразу обеспечить высококвалифицированный уход. Ты ведь наверняка корочки медсестры получила?
   Она тяжело вздохнула, чувствуя навалившуюся на сердце тяжесть, встала, и, едва кивнув на прощанье, вышла из бокса под пристальным взглядом парня.
   В пятницу Аня, стоически вытерпев беспардонное разглядывание любознательной вахтерши, доложила ей о своем прибытии и поднялась на лифте на пятый этаж. В противоположных концах квадратного коридора располагалось всего две квартиры.
   Минут десять топталась со здоровенной дорожной сумкой в руках перед дверью пятидесятой квартиры, не находя в себе силы позвонить. Обитая темно-коричневой кожей дверь угрожающе поблескивала устремленным на нее золотистым номером, как дулом пистолета. Внезапно она распахнулась, и Аня чуть не столкнулась с отцом Антона, широкими шагами выходящим из квартиры.
   Узнав ее, генерал учтиво склонился и обрадовано произнес:
   – Это вы, Анечка! А мы вас ждем! Антон сказал мне, что вы должны подъехать. Я ему еще попенял, что он заставил вас тащиться с вещами в такую даль. Сказал бы мне, и я немедля заехал бы за вами к вам домой.
   Наклонившись, подхватил ее сумку и занес в комнату. Простился и поспешил домой.
   Аня вошла в квартиру следом за ним, и услышала зычный голос Антона:
   – А, явилась, пропажа! Времени уже восемь! Я уж думал папашу отрядить на твои поиски. Иди в первую комнату, она будет твоей. Обживайся.
   Аня сняла пуховик, повесила его во встроенный шкаф из красивого, похожего на отбеленный дуб, дерева. Прошла в предназначенные ей апартаменты. Комната была огромной. Метров двадцать пять, не меньше. Аня, всю жизнь прожившая в десятиметровой комнатке и искренне считавшая, что ей ужасно повезло, растерялась от обилия пространства и света.
   Возле окна на компьютерном столе стоял большой черный системный блок с жидкокристаллическим монитором на двадцать четыре дюйма. Вдоль стены – несколько застекленных книжных шкафов с забитыми книгами полками. Напротив окна – широкий кожаный диван, как она догадалась, место ее основного обитания. Рядом с книжными шкафами стоял небольшой шифоньер. Открыв дверцы, увидела вешалки для одежды и пустые полки. Вздохнув, разложила свои вещи и вышла в коридор, оглядываясь вокруг.
   Квартира начиналась с большой вместительной прихожей, из которой был вход в ее комнату, дальше коридор вел на кухню, ванную, туалет, и замыкался еще одной дверью. С опаской постучав, вошла в огромную светлую комнату, еще большую по размерам, чем ее.
   Антон с удобством расположился в черном кожаном кресле, пристроив больную ногу на стоявшую рядом банкетку, и держал на коленях ноутбук на высокой подставке. Окинув Аню пристальным взглядом, предложил:
   – Можешь идти на кухню и приготовить чего-нибудь. Надеюсь, готовить ты умеешь.
   Ничего не сказав, Аня развернулась и отправилась выполнять первое трудовое поручение на почетной стезе домработницы, не заметив, с каким напряжением Антон посмотрел ей вслед.
   На кухне, поразившей ее своими масштабами, открыла морозилку и вынула замороженную упаковку, на этикетке которой было написано: зразы с грибами; из холодильника достала шесть ровных картофелин, масло и молоко. Быстро очистив картошку, нарезала ее длинными дольками, уложила на стеклянное блюдо, поставила в аэрогриль. Чтобы не терять зря драгоценное время, установила наверх круглую металлическую подставку и выложила на нее зразы, которых оказалось четыре штуки. Поставила на семь минут, включила и занялась поиском сладкого.
   Что приготовить на десерт? Найдя в холодильнике пачку творога и взбитые сливки, растерла творог, добавила в него промытый горячей водой изюм, украсила щедрой шапкой сливок. Не успела поставить вазочку с десертом на стеклянный сервировочный столик, как радостно запищал аэрогриль, докладывая о выполненном задании.
   Пошла к Антону, сидевшему всё в той же позе, сосредоточено уставясь в ноутбук.