А утром она ушла – ее ждал жених. Ричард не собирался с этим мириться: днем Кристен получила странную телеграмму: «Лодка идет ко дну. Позвоните по телефону-автомату». Внизу стоял его собственный номер. Озадаченная женщина побежала звонить. А пока они разговаривали, друг Ричарда вошел в квартиру Кристен, сообщил ее жениху, что девушка от него ушла, и увез ее чемодан в брэнсоновский плавучий домик. По телефону Брэнсон сказал Кристен, что приготовил ей сюрприз и надо поскорее к нему приехать, – сюрпризом оказались ее собственные вещи, которые чудак торжественно вывалил на пол. Вскоре они поженились.
   Однако молодая жена не смогла разглядеть и по достоинству оценить в Ричарде талант бизнесмена. Ее раздражала манера супруга постоянно, даже ночью, говорить по телефону. В конце концов Кристен начала изменять мужу, и миллионер вынужден был гоняться за ней чуть ли не по всему свету. Последний их разговор состоялся в каком-то греческом ресторанчике – оба рыдали так, что официант не взял с них денег за горячительные напитки. И все же Кристен не вернулась – Ричарду пришлось с этим смириться, но они остались друзьями.
   Джоан Темплен, его вторая жена, тоже не смогла привыкнуть к чудачествам мужа. Несколько лет назад Брэнсон переплыл Атлантику на моторной лодке (катер пошел ко дну, а ему чудом удалось спастись), в другом путешествии он тоже чуть не погиб, когда воздушный шар разбился о скалы (Ричард вовремя прыгнул в океан, и его подобрали спасатели). То, что он постоянно проверял себя и испытывал судьбу, не давало Джоан спокойно спать – зачем рисковать, ведь у них все так хорошо?!
   В 1989 году Брэнсон увел ее, продавщицу антикварного магазина, от законного мужа, с которым она прожила восемь лет. Ричард влюбился в нее с первого взгляда, год приносил цветы, еще год ходил на свидания – и в один прекрасный вечер она осталась в его плавучем домике. Их первенец прожил всего четыре дня, зато дочка родилась веселой, здоровой, а потом у нее появился брат.
   Супруга очень переживала по поводу «художеств» Ричарда. Король эпатажа Брэнсон чего только не придумывал для рекламы своей бизнес-империи: переодевался клоуном, стюардессой, пиратом, летал на гигантском воздушном шаре (причем неоднократно), прыгал с огромной высоты на крыльях, как Икар, участвовал в козьих бегах, спускался на горных лыжах абсолютно голым, танцевал на столе в женских подвязках, окатывал принцессу Диану шампанским, переворачивал жену миллиардера Трампа вверх ногами, толкал знаменитостей в бассейн. Маргарет Тэтчер вспоминала, как Брэнсону удалось стать центральной фигурой одного из правительственных приемов – фотографы как по команде отвернулись от королевы и стали снимать его ноги (он пришел в Виндзорский дворец в ботинках разного цвета).
   Чудак считает, что не в деньгах счастье, и даже не в их количестве. Ему нравится сам процесс их зарабатывания, который он превратил в удовольствие. Имя и бренд для Брэнсона нечто большее, чем деньги. Может быть, поэтому в его фирмах работникам платят небольшие зарплаты, но атмосферу, которая там царит, нельзя сравнить ни с чем. Это, как выразился очевидец, творческий сумасшедший дом. Сотрудники называют своего босса только Ричардом, и для них существует уникальная возможность быстрого карьерного роста. Например, стюардесса “Virgin” предложила открыть салон-магазин для новобрачных и тут же стала его совладелицей.
   Как отмечает биограф чудака-бизнесмена Тим Джексон, «в отношении торговых сделок у Брэнсона замашки уличного торговца: он точно знает, когда говорить, а когда промолчать, когда надавить на клиента, а когда просто уйти». Огромное обаяние этого чеширского кота маскирует прекрасно отточенную технику торговых сделок и мозги, «работающие лучше любого компьютера».
   Конечно, не во всех областях у него все идет так, как хотелось бы, не все сразу удается. Скажем, в молодости он был осужден и оштрафован на семь фунтов за использование в рекламе студенческого консультационного центра слов «венерические заболевания». Это выражение было запрещено чудом не отмененным «Актом о непристойных рекламных объявлениях» от 1889 года. В 1971 году Брэнсон был заключен в тюрьму за попытку беспошлинного экспорта грампластинок основанной им студии “Virgin Mail Order”.
   Как утверждал сам бизнесмен, «не ошибается тот, кто не думает. Нужно смириться с неудачами и учиться на ошибках. Я люблю свое дело, потому что каждый день узнаю что-нибудь новое».
   Время от времени этот чудак потрясает мир своими неожиданными выходками. Как-то он с напарником, в очередной раз пытаясь совершить кругосветное путешествие на воздушном шаре, летел по узкому воздушному коридору, потому что в Ираке шла война, а Россия запретила пролетать над своей территорией. В какой-то момент воздухоплавателям пришлось выбросить все из гондолы, включая и мешки с деньгами, потому что они стремительно теряли высоту. Правда, потом Ричард Брэнсон на воздушном шаре удачно перелетел Тихий океан – из Японии в Канаду.
   Вслед за этим он совершил еще один, не менее невероятный поступок. Вот что писала в 1990 году одна из британских газет: «В небе над Лондоном появилась “летающая тарелка”, которая не исчезла, как обычно, невесть куда, а приземлилась в окрестностях британской столицы. Место посадки было немедленно окружено подразделениями полиции и армии, а также толпами любопытствующих. Открылся люк и из “тарелки” вышло существо, по виду похожее на человека. Лишь один полицейский осмелился пойти навстречу “инопланетянину”, который оказался… известным в Англии миллиардером Брэнсоном. “Тарелка” была сконструирована по его заказу на базе спортивного самолета».
   В богатой приключениями жизни Ричарда была и почти криминальная история. Однажды накануне первого апреля он задумал с приятелями подшутить над другом, который должен был возвратиться из деловой поездки. Они решили сымитировать у него в квартире кражу со взломом, мастерски оставив следы взлома, беспорядок и многочисленные отпечатки пальцев на полированной мебели. Но приятель оказался еще большим шутником и «заложил» Брэнсона полиции. Пока шутка не раскрылась, первое апреля миллиардеру пришлось провести в камере.
   Второй курьезный случай тоже чуть было не довел его до суда. Однажды покупательница заявила, что презервативы, купленные ею в одном из магазинов Брэнсона, не выдержали испытания со всеми вытекающими отсюда последствиями. Находчивый бизнесмен нашел вполне достойный выход из этой скандальной истории – он стал крестным отцом новорожденного, и все претензии были сняты.
   Миллиардер с 2007 года обещает отправлять желающих в космическое путешествие на его кораблях «Вирджин Галактик». Цель – сделать полеты более доступными для широкой публики, с тем чтобы в каждой стране мира появились тысячи собственных астронавтов. Именно поэтому в планах Брэнсона – строительство площадок для старта космических кораблей не только в Великобритании, но и в целом ряде стран.
   Для реализации своей мечты сэр Ричард взял за основу уже слетавший в космос американский корабль “Space Ship One”. Брэнсоном подписано соглашение с американской компанией “Mojave Aerospace Ventures” на создание первых пяти пассажирских космических судов, которые являются, по сути, прототипами “Space Ship One”, но больше размером.
   Билеты на «Вирджин Галактик» будут стоить примерно 115 тысяч фунтов стерлингов (около 200 тысяч долларов США). Для сравнения: за свой космический полет на российской ракете американский турист Деннис Тито заплатил 20 млн долларов. В ходе трехчасового полета туристам предоставится возможность выйти на несколько минут в открытый космос.
   «Мы надеемся, что тысячи людей осуществят свою мечту и смогут полюбоваться нашей планетой из космоса, увидеть Землю и звезды во всем их великолепии», – заметил Брэнсон на брифинге в Королевском аэрокосмическом обществе в Лондоне.
   В течение пяти ближайших лет Брэнсон планирует отправить в космос до трех тысяч человек. Все доходы от продажи билетов он намерен вкладывать в дальнейшее развитие программ космического туризма. В отдаленном будущем Брэнсон хочет построить отель на Луне и наладить регулярные пассажирские рейсы к нашему естественному спутнику.
   Космический туризм обещает стать поистине золотой жилой. Примерная оценка стоимости рынка космических путешествий – десять млрд долларов в год. Специальное исследование, проведенное в США, выявило, что подавляющее число граждан этой страны готовы уже сейчас авансом заплатить за шанс когда-либо отправиться в космос. В листе ожидания американской компании “PanAm” к 2000 году значились 93 тысячи человек, вознамерившихся лететь на Луну. Япония заявляет о себе как о второй стране массового космического туризма.
   Понятно, что 55-летнему Брэнсону и самому хотелось бы побывать в космосе. А на Земле ему нужно немногое: он никогда не платит за бутылку вина больше 15 фунтов, а выглядит так, будто одевается на дешевых распродажах. До последнего времени он жил в маленьком плавучем домике, а в офисе у него не было даже рабочего кресла – своей империей Брэнсон управлял с маленького потертого диванчика, стоявшего в углу главного офиса компании “Virgin”.

ВИНЕР НОРБЕРТ

(род. в 1894 г. – ум. в 1964 г.)
 
   Выдающийся американский ученый, «отец» кибернетики. Мировую известность ему принесли труды в области математической логики и теоретической физики: работы по теории потенциалов, гармоническим функциям, рядам и преобразованиям Фурье, тауберовым теоремам, общему гармоническому анализу, теории случайных процессов, электрических сетей и вычислительной техники. Однако мэтр точных наук в обыденной жизни был похож на беспомощного ребенка и часто вызывал улыбки окружающих.
 
   Обычно профессор Винер приходил в аудиторию без каких-либо записей и конспектов лекций. Сначала он шумно и энергично сморкался, потом поворачивался к доске, даже не собираясь объявлять тему, и начинал что-то писать мелом. «Хотя я обычно сидел в первом ряду, мне было трудно разобрать, что он пишет, – рассказывал много лет спустя китайский физик К. Джен, обучавшийся у Винера в Массачусетсском технологическом институте. – Большинство других студентов не видели вообще ничего». Упорно исписывая мелом доску, лектор бормотал себе под нос какие-то слова, содержащие оценку написанного, например: «Ну, это определение совершенно не верно». А затем быстро-быстро стирал все, что успел написать, и начинал заново. Наконец студенты могли расслышать, как он говорит: «Пока это, похоже, правильно». Только все брались за ручки, чтобы что-нибудь записать, как вдруг профессор снова все стирал и начинал писать сначала. Так продолжалось всю лекцию, а когда звенел звонок, он, не прощаясь и даже не взглянув на своих слушателей, удалялся из аудитории.
   При такой склонности к чудачествам Винер был достаточно тщеславен и высокомерен. Единственное, что спасало его от насмешек, – потрясающая ироничность. Легенда гласит, будто именно ему принадлежат такие фразы: «Профессор – это человек, который может говорить на любую тему примерно минут пятьдесят». Или: «Лучшей материальной моделью кошки является другая, а желательно та же самая кошка»…
   Норберт Винер революционно изменил представления о роли информации и связал ее с философскими и психологическими концепциями. Будущий «отец» кибернетики родился 26 ноября 1894 года в городе Колумбия, штат Миссури, в семье еврейского иммигранта, выходца из царской России. По семейному преданию, корни рода Винеров уходят к Моисею Маймониду из Кордовы – лейб-медику султана Саладина Египетского, известному ученому и богослову. Отец Норберта, Лео Винер, уроженец Белостока (этот небольшой польский городок тогда входил в состав Российской империи), в молодости учился в Германии и провел достаточно бурную, полную приключений молодость. Он был убежденным последователем Льва Толстого и одним из первых его переводчиков на английский язык. К моменту рождения Норберта он уже стал профессором современных языков в Миссурийском университете.
   Спустя несколько лет семья Винеров переехала в Кембридж, штат Массачусетс. Здесь Лео Винер преподавал славянские языки и литературу в Гарвардском университете. Его отличала широкая эрудиция и нестандартные взгляды. В частности, он выдвинул гипотезу африканского происхождения цивилизаций Перу и Мексики, которая, однако, не встретила поддержки в научных кругах. Но в наибольшей степени нестандартность взглядов Лео Винера проявилась в воспитании собственного сына. Под руководством отца Норберт научился читать в четыре года, в семь лет цитировал по памяти Дарвина и Данте, в девять лет поступил в среднюю школу (в ней начинали учиться с 15–16 лет, предварительно закончив восьмилетку), а в одиннадцать – окончил ее! В четырнадцать Норберт по окончании высшего учебного заведения Тафтс-колледж получил первую в своей жизни ученую степень – бакалавра искусств. Эти годы Винер подробно описал в своей автобиографической книге «Бывший вундеркинд».
   Таким образом, еще подростком Винер был хорошо подготовлен к блестящей академической карьере. Затем он учился в Гарвардском и Корнельском университетах, в 17 лет в Гарварде стал магистром искусств, в 18 – доктором философии по специальности «математическая логика». В 1913 году молодой Гарвардский университет выделил Винеру стипендию для учебы в Кембриджском (Англия) и Геттингенском (Германия) университетах, где он слушал лекции Б. Рассела, Дж. X. Харди, Д. Гилберта, Э. Ландау, но в связи с началом Первой мировой войны Винеру пришлось вернуться в Америку.
   С детства Норберт страдал чудовищной близорукостью. Временами казалось, что он просто родился в огромных очках. Они были предметом насмешек одноклассников и раздражения учителей в школе, ссор с родителями и в конце концов стали причиной появления у маленького Норберта целой «коллекции клинических неврозов и душевных недугов». Очки были злорадным напоминанием о его физической неразвитости, о большой голове на непропорционально узких плечах, из-за которой сверстники прозвали его «яйцеголовым», и о неумении общаться с противоположным полом.
   Норберт постоянно находился в замкнутом круговороте депрессий, повторявшихся каждые три недели. В 1915 году он попытался попасть на фронт, но не прошел медкомиссию из-за плохого зрения, и в течение пяти лет после этого его преследовала непрерывная череда неудач. Юноша пытался преподавать в университете Мэн и в Кембридже. В Колумбийском университете он стал заниматься топологией, но начатые исследования до конца не довел. В 1915–1916 учебном году Винер в должности ассистента преподавал математику в Гарвардском университете. После вступления США в войну он работал на заводе «Дженерал электрик» помощником инженера, откуда перешел в редакцию Американской энциклопедии в Олбани. Затем Норберт какое-то время участвовал в составлении таблиц артиллерийских стрельб на полигоне, где его даже зачислили в армию, но вскоре из-за близорукости уволили. Потом он перебивался статьями в газеты, написал две работы по алгебре, за опубликование которых получил рекомендацию профессора математики В. Ф. Осгуда. Благодаря этому и не без помощи отца, в 1919 году Винер наконец получил должность ассистента кафедры математики Массачусетского технологического института (МТИ), где и прослужил «до последних дней своей малоприметной жизни», как сказано в его автобиографии.
   В 1922, 1924 и 1925 годах Винер побывал в Европе у знакомых и родственников семьи. В Геттингене в 1925 году он выступил с сообщением о своих работах по обобщенному гармоническому анализу, которое заинтересовало таких именитых ученых, как Гильберт, Курант и Борн. Впоследствии Винер понял, что результаты его исследований в некоторой степени связаны с развивавшейся в то время квантовой теорией. Тогда же Винер познакомился с одним из конструкторов вычислительных машин – В. Бушем. Норберт высказал однажды пришедшую ему в голову идею нового гармонического анализатора, которую тот претворил в жизнь.
   Продвижение Винера по службе шло медленно. Однако пришло, наконец, и везение. На заседании Американского математического общества Винер встретился с Я. Д. Тамаркиным, геттингенским знакомым, всегда высоко оценивавшим его работы. Такую же поддержку оказывал ему и неоднократно приезжавший в США Харди. Это в конце концов повлияло на положение Винера: он стал известен в Америке. Особенно значимой оказалась совместная деятельность Винера с приехавшим из Германии в Гарвардский университет Э. Хопфом, – в результате чего в науку вошло «уравнение Винера – Хопфа», описывающее радиационные равновесия звезд, а также относящееся к другим научным задачам.
   В личной жизни молодого ученого также произошли большие изменения. После длительного периода ухаживания в 1926 году он женился на Маргарет Енгерман, и вскоре в их семье одна за другой родились две дочери. Надо отдать должное Маргарет – она была надежным другом, сиделкой и хозяйкой для своего не приспособленного к повседневной жизни супруга. Они почти не расставались, и даже во время многочисленных и продолжительных поездок в Европу и Китай семья сопровождала профессора. Общение с домашними происходило на странной смеси английского и немецкого языков, причем Норберт часто употреблял «детские» окончания, а свою жену уважительно называл полным именем Маргарита, что совсем не по-английски. Жизнь супругов была очень замкнутой, но сохранились письма… Неврозы Винера стали проявляться в меньшей степени, но фраза из письма типа «дом начинает выглядеть пустым, и погода все больше становится осенней…» (Нью-Гемпшир, 7 сентября, 1931 г.) говорит о многом…
   «Отец» кибернетики славился чрезвычайной забывчивостью. Когда однажды его семья переехала на новую квартиру, жена положила ему в бумажник листок, на котором записала их новый адрес, – Маргарет отлично понимала, что иначе муж не сможет найти дорогу домой. Тем не менее в первый же день, когда ему на работе пришла в голову очередная замечательная идея, он полез в бумажник, достал оттуда листок с адресом, написал на его обороте несколько формул, понял, что идея неверна, и выбросил листок в мусорную корзину.
   Вечером, как ни в чем ни бывало, он поехал по своему прежнему адресу. Когда обнаружилось, что в старом доме уже никто не живет, он в полной растерянности вышел на улицу… Внезапно его осенило, он подошел к стоявшей неподалеку девочке и сказал: «Извините, возможно, вы помните меня. Я профессор Винер, и моя семья недавно переехала отсюда. Вы не могли бы мне сказать, куда именно?» Девочка выслушала его очень внимательно и ответила: «Да, папа, мама так и думала, что ты это забудешь»…
   Подобных анекдотов о рассеянности гениального ученого существует великое множество. Вот лишь некоторые из них. Однажды Винер столкнулся со своим студентом около университетского кампуса. Они поздоровались и, слово за слово, увлеклись обсуждением одной интересной математической задачи. Когда Винер закончил объяснять способы ее решения, он вдруг виновато взглянул на студента и спросил: «Простите, а с какой стороны я пришел сюда?» Студент почтительно указал направление. «Ага. Значит, я еще не ел», – с грустью констатировал профессор…
   Администратор факультета математики Массачусетсского технологического института Филлис Блок вспоминал, как Винер любил навещать его в офисе и подолгу беседовать с ним о научных материях. Так продолжалось несколько лет, пока офис мистера Блока не переехал в другое помещение. И тогда Винер пришел к нему снова… представился и познакомился. «Он не помнил, что я – это тот самый человек, – смеялся Блок, – с которым он часто общался. Меня он помнил только по комнате, в которой я сидел…»
   Ученый был человеком принципиальным и даже упрямым. Однажды утром один из его студентов ехал по дороге в Нью-Гемпшир и увидел старенький автомобиль с проколотой шиной, стоявший на обочине. Рядом сидел какой-то человек и беспомощно глядел на все это хозяйство. В незадачливом водителе студент узнал самого Винера. Когда молодой человек остановился и попытался помочь, профессор первым делом проверил у него зачетку и согласился принять помощь, так как зачет по математике уже был получен.
   С возрастом странности в психике Норберта почти исчезли и, по свидетельству многих современников, трансформировались в своеобразную защитную реакцию, выражавшуюся в тщеславии и высокомерии. Справедливости ради надо заметить, что оснований для высокомерия было более чем достаточно. Профессор Винер, ни много ни мало, изобрел новую науку – кибернетику.
   Когда в 1920–1930-х годах Винер колесил по Европе с целью повышения квалификации, он познакомился с Н. Бором, М. Борном, Ж. Адамаром и другими известными учеными. Сам Норберт говорил о своей потребности в новых знаниях: «Когда я переставал учиться хотя бы на минуту, мне казалось, что я перестаю дышать. Это было сродни тупому инстинкту».
   Окружающие относились к Винеру как к настоящему «сумасшедшему профессору» – вымирающему ныне типу, впервые блестяще описанному Жюлем Верном. Винер преподавал, писал статьи и книги. Его имя приобретало все большую известность. Он читал курс лекций в пекинском университете Цинхуа (1934). Год работы в Китае Норберт считал годом своего становления как ученого.
   С началом Второй мировой войны в Пентагоне вспомнили о Винере. Нет, его не послали стрелять по врагам из винтовки или управлять радаром – Норберт, не покидая родной институтской кафедры, занялся разработкой новой модели управления силами ПВО. Он исследовал проблему движения самолета при зенитном обстреле. В процессе работы над математическим аппаратом для систем наведения ученый первым предложил отказаться от практики ведения огня по отдельным целям, особенно воздушным, так как в условиях реального боя это практически бесполезно. Можно сказать, что принятое в военной тактике понятие «массированный огонь» – довольно жуткое по своей сути, но, с математической точки зрения, абсолютно правильное изобретение – своим рождением обязано именно Винеру. Кстати, сам он не любил распространяться об этом периоде своей научно-исследовательской деятельности, поскольку всегда считал себя пацифистом.
   Анализ и эксперименты убедили Винера в том, что система управления огнем зенитной артиллерии должна быть системой с обратной связью и что подобная обратная связь играет существенную роль и в человеческом организме. Все большее значение ученый придает прогнозирующим процессам, осуществляя которые нельзя полагаться лишь на человеческое сознание.
   Существовавшие в ту пору вычислительные машины необходимым быстродействием не обладали. Это заставило Винера сформулировать ряд требований к ним. По сути дела, он предсказал пути, по которым в дальнейшем пошла электронно-вычислительная техника. Вычислительные устройства, по его мнению, «должны состоять из электронных ламп, а не из зубчатых передач или электромеханических реле. Это необходимо, чтобы обеспечить достаточное быстродействие». Следующее требование состояло в том, что в вычислительных устройствах «должна использоваться более экономичная двоичная, а не десятичная система исчисления». Машина, полагал Винер, должна сама корректировать свои действия, в ней необходимо выработать способность к самообучению. Для этого ее нужно снабдить блоком памяти, где откладывались бы управляющие сигналы, а также те сведения, которые машина получит в процессе работы.
   Если ранее машина была лишь исполнительным органом, всецело зависящим от воли человека, то ныне она становилась думающей и приобретала определенную долю самостоятельности.
   В этой напряженной военной обстановке возникли первые наброски того, что со временем стало новой наукой. Очень продуктивным оказалось знакомство Винера с мексиканским физиологом доктором Артуром Розенблютом, которое состоялось чуть позже, в 1945–1947 годах, когда Винер работал в кардиологическом институте в Мехико.
   Сопоставление знаний из области медицины, физиологии и математики и позволили Норберту Винеру сформулировать принципы нового научного направления. Идея заключалась в необходимости создания единой прикладной науки, изучающей процессы хранения и переработки информации, управления и контроля. Для этой науки Винер предложил название «кибернетика», получившее общее признание. Естественно, конкретное содержание этой новой области знания не было результатом работы одного Винера. Не меньшую роль сыграли в формировании кибернетики, например, идеи Клода Шеннона. Но Винеру, несомненно, принадлежит ведущая роль в пропаганде кибернетики во всей системе человеческих знаний.
   В 1948 году вышла книга Винера «Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине». Она читалась как захватывающий роман, хотя и была насыщена терминологией и формулами. Судя по ней, Винер мог бы стать хорошим писателем, но стал гениальным ученым.
   С выходом книги в свет кончился первый, если так можно выразиться, инкубационный период истории кибернетики, и начался второй, крайне бурный – период распространения и утверждения. Кибернетика нашла горячих защитников и столь же горячих противников. Одни усматривали в ней философский выверт и «холодную войну» против учения Павлова. Другие, энтузиасты, считали уже тогдашние «электронные мозги» вполне разумными. Третьи, не возражая против сути проекта, сомневались в конечном успехе.