Татьяна Корсакова. Старинный орнамент везенья

   Судьба дала ему пинка именно в тот день, когда Тим решил, что окончательно освоился, акклиматизировался и заматерел.
   Этот бар являлся проверенным заведением, где в основном собирались иностранцы. В его интерьере не было никакого туземного колорита, все чинно, по-европейски, и, главное, мощный кондиционер, который превращал бар в благословенное место. Тиму там нравилось: комфортный климат, хорошая выпивка, телик, через спутниковую тарелку транслирующий европейские каналы. Иногда даже удавалось посмотреть новости на НТВ, поностальгировать над бокалом баварского пива, почувствовать себя почти дома. Да и публика, по большей части, собиралась приличная, хоть и разношерстная.
   Из развлечений, кроме выпивки и телевизора, имелись карточные игры. Играли исключительно на деньги. Иногда ставки были чисто символическими, а иногда – чаще всего по субботам – достигали очень приличных высот.
   Тим тоже поигрывал, не ради денег, а чисто из спортивного интереса. Ему везло почти всегда. Из-за этого везения его прозвали Счастливчик Тим.
   Счастливчик Тим – красиво звучит, попахивает разбойничьей романтикой и флибустьерами. Кто бы мог подумать, что в далеком Сенегале ботаник Тимофей Чернов станет Счастливчиком Тимом?! Если бы Илюха узнал, умер бы от зависти. А если бы узнала она…
   Она бы не поверила. Для нее Тим на всю жизнь останется этакой помесью плюшевой игрушки и домашнего любимца… А, плевать! Он уехал на край света, чтобы забыть и никогда больше не вспоминать. Он теперь совсем другой человек – Счастливчик Тим.
   В тот вечер удача особенно ему благоволила, Тим утратил чувство меры. Легко утратить чувство меры, когда матерые, закаленные в горниле жизни мужики одобрительно хлопают тебя по спине и смотрят с уважением и завистью. Счастливчик Тим – любимчик Фортуны. В тот вечер он выиграл почти тысячу долларов и на выигранные деньги, по чисто русской традиции, закатил пир горой, напоил всех желающих и сам напился. Ограничиваться пивом не стал, заказал себе виски, как взрослый. Виски оказалось редкостной гадостью, похуже самогона, но Тим, не кривясь и не морщась, выпил полбутылки.
   Из бара расходились далеко за полночь. Тим шел по пустынной, плохо освещенной улице и глупо улыбался. На душе было легко и радостно, в желудке плескалось виски, а в кармане джинсов лежала астрономическая сумма. Жизнь хороша! Даже тут, на краю земли, можно жить. Он – Счастливчик Тим, у него обязательно все сложится хорошо.
   То, что на узкой улице он больше не один, Тим заметил не сразу. Эйфория и ощущение собственной исключительности притупили чувство осторожности.
   Нападающих оказалось двое. В скудном свете уличного фонаря он не разглядел их лиц. Да и не было у него для этого времени, успеть бы увернуться от сыплющихся со всех сторон ударов.
   Не успел, сдался, еще не начав сопротивляться. Смешно сказать – сопротивляться! Попробуй, помаши кулаками, когда их двое, а ты один. Когда они – разбойники с большой дороги, а ты – всего-навсего московский ботаник, возомнивший себя счастливчиком. Когда у них ножи, а у тебя только голые руки.
   Наверное, его хотели ограбить и вели от самого клуба. Да черт с ним, с выигрышем, он бы и сам все отдал, жизнь-то дороже. Зачем же так бить?! Зачем ножи?..
   Правый бок вдруг полоснуло дикой, обжигающей болью. Тим заорал, схватился за бок рукой, пальцы наткнулись на что-то мокрое и липкое. Все, сейчас его прирежут, как свинью… Как обидно, он ведь уже начал привыкать…
   Избиение прекратилось так же внезапно, как и началось, напавшие на Тима люди исчезли, испарились, точно их и не было. Остались только тускло освещенная улочка и дергающаяся боль в боку. А потом он услышал голоса. Голоса о чем-то спорили. Тим так и не понял, о чем именно, провалился в беспамятство.
   Очнулся он уже не на пыльной уличной дороге, а в больнице, той самой, в которой так славно коротал первую неделю своего пребывания в Сенегале. Тим осторожно ощупал забинтованный бок, поморщился.
   – До свадьбы заживет. – На стул перед его койкой уселся грузный, наголо бритый мужик. – Уф, ненавижу больницы! – Посетитель вытер вспотевшее лицо краем ярко-желтой майки, хитро подмигнул Тиму, сказал: – А ты и вправду счастливчик! Не сбрехали лягушатники.
   Тим только сейчас сообразил, что мужик разговаривает с ним по-русски. Русских в городе было наперечет, и почти всех их он уже знал в лицо, а вот этого толстого весельчака видел впервые.
   – Тебе в печень целились, – мужик задумчиво почесал все три своих подбородка, – по идее, ты должен был прямо на месте коньки откинуть, а ты, видишь, извернулся, только поцарапался малость.
   Ничего себе малость! Рана на боку не производила впечатление царапины. Да и болела она ощутимо. Кстати, а откуда толстяк знает, что ему целились именно в печень?
   – Это вы меня спасли?
   – Я, – широкое лицо расплылось в довольной улыбке, – почти километр тебя на собственном горбу до больницы пер. А Ассан, хрен чернозадый, мне совсем не помогал, предлагал бросить тебя там, где нашли.
   – Спасибо, что не бросили, – сказал Тим прочувствованно.
   – Ну, спасибо на хлеб не намажешь, – толстяк хитро сощурил маленькие глазки, – а вот восьмиста баксов за труды мне вполне хватит.
   – Восемьсот баксов? – Тим полез в карман джинсов.
   – Не суетись, Счастливчик, Коляныч уже все урегулировал, – толстяк помахал перед самым его носом пачкой долларов.
   – Мои забрал?
   – Забрал. Легко пришло, легко ушло, а что, жаба душит?
   – Не душит. – Тим посмотрел на деньги почти с отвращением. Из-за этих проклятых зеленых бумажек он чуть богу душу не отдал. Пусть уж лучше их заберет этот толстый Коляныч.
   – Значит, не жалко? – обрадовался Коляныч.
   – Нет.
   – Это хорошо. Знаешь, а я тебе тоже навстречу пойду, оплачу твое пребывание в больнице. Я, понимаешь ли, тоже человек нежадный.
   – Спасибо.
   – Да пустое! С твоих же бабок и заплачу.
   – А кто на меня напал? – задал Тим самый животрепещущий вопрос.
   Коляныч пожал плечами:
   – Кто ж его знает, Счастливчик? Падали везде хватает. Сам-то откуда будешь?
   – Из Москвы.
   – Из столицы, значит, а какой леший тебя в эту дыру занес?
   – Да никакой.
   – По профессии кто?
   – Инженер.
   – Инженер, значит, а с языками ты как, в ладах?
   – Французский, английский свободно, немецкий со словарем.
   – Да ты что?! – непонятно чему обрадовался Коляныч.
   Тим скромно пожал плечами, украдкой потрогал забинтованный бок – неужели целились в самом деле в печень? Дикая страна…
   – Работа нравится? – продолжал допытываться Коляныч.
   – Не разобрался еще.
   – Скучно, да?
   Тим задумался. Получалось, что Коляныч прав. Ведь и в самом деле скучно. Как-то не так он себе представлял африканскую романтику. А получилось, что забрался на край света только затем, чтобы узнать, что тут такая же рутина. Дом – работа – бар. Иногда, для разнообразия, разбойные нападения…
   Пока Тим думал, Коляныч с кряхтением встал, сказал:
   – У меня к тебе есть предложение. Денег сразу много не обещаю, но то, что будет интересно, – это сто пудов.
   – А что делать нужно?
   – Пока что нужно выздоравливать.
   – А потом?
   – А потом, – Коляныч положил на тумбочку замусоленный клочок бумаги, – придешь по этому адресу, и мы поговорим.
   – Это криминал? – спросил Тим с дрожью в голосе и тайной надеждой.
   Коляныч громко заржал, сказал:
   – А ты мне все больше нравишься, Счастливчик Тим. Не парься, криминала в чистом виде не обещаю, а вот приключений на твою тощую задницу будет хоть отбавляй…

* * *

   С квартирой творилось что-то неладное. Или что-то неладное творилось с ее головой. Началось все после того памятного разговора с Олегом. Нет, намного раньше. Еще до развода Липа замечала кое-какие странности. Например, ни с того ни с сего появлялся запах мужского одеколона. Туалетную воду мужу она выбирала сама и совершенно точно знала, что этот запах чужой. Иногда привычные предметы оказывались в совершенно необычных местах, но Липа списывала это на рассеянность Олега, хотя тот никогда не сознавался.
   На «крыше» тоже случались странные вещи. Однажды утром Липа нашла на столике газету со строгим и многообещающим названием «Бизнес-новости». Между газетными страницами обнаружился цветок ириса. Липа обожала ирисы: за цвет, за изысканную простоту. Она решила, что цветок в газете – это подарок от Олега. Олег любил красивые жесты, в отличие от нее он был творческой личностью и знал толк в красоте. Липа тогда так растрогалась, что не обратила внимания на одну маленькую странность: газета была свежей, а Олег не выходил этим утром из дома. Да что там выходил?! Олег еще даже не проснулся, он любил спать допоздна. И поведение мужа ее тогда не смутило, и удивленное равнодушие в ответ на ее «спасибо, любимый» не насторожило. Творческий человек, может, стесняется?.. Главное, что он подумал о ней, сделал маленький подарок. А то, что сознаваться не хочет, это не страшно. Сюрприз и должен оставаться загадочным. В общем, когда рядом был Олег, все эти странности казались милыми и вполне невинными. Но Олег ушел к своей модельке, а необычности остались.
   К запаху одеколона она почти привыкла. Это с определенной натяжкой можно было списать на дефекты вентиляции. Мало ли что? Может, кто-нибудь из соседей пользуется этим парфюмом, а благодаря каким-то архитектурно-строительным дефектам запах проникает в ее квартиру. Странно, конечно, что дефекты вентиляции такие избирательные. Ведь, кроме духов, в квартире больше ничем посторонним не пахло. Но, с другой стороны, она же совсем ничего не смыслит в строительстве, может, оно так и должно быть…
   А потом кто-то выпил любимый Липин глинтвейн, всю бутылку, до самого донышка. Она пришла с дежурства, а на столе – пустая бутылка и хрустальный бокал, тоже пустой, и пахнет духами. Тогда Липа не испугалась, а скорее разозлилась. Олежек! Это его рук дело, решил не мытьем так катанием выжить ее из квартиры. Думает, она такая впечатлительная идиотка, что поведется на его примитивные трюки. Приходит, понимаешь, в ее отсутствие, квартиру духами поливает, разоряет ее алкогольные запасы. Урод! И что самое обидное, он ведь глинтвейн терпеть не может. Значит, не выпил, а просто вылил, ей назло.
   Первым желанием было позвонить бывшему и, не выбирая выражений, сказать все, что она думает о нем и его идиотском плане по отвоевыванию ее жилплощади, но Липа немного подумала и решила не звонить. Ну его к черту, этого великого комбинатора! Она знает, что это он, и достаточно. Предупреждена – значит вооружена. А спиртного не так и много у нее осталось, всего-то бутылка чилийского вина – можно следующий раз подсыпать слабительного. Пусть Олежек повеселится.
   Липа позвонила Инге, решила поделиться планами мести. Инга идею со слабительным одобрила, Олежку она не любила едва ли не больше, чем сама Липа. Единственное, предложила не спешить, а установить за квартирой наблюдение. На вопрос, как будет осуществляться наблюдение, сказала:
   – Ну Мартьянова, ну ты ж не маленькая! Неужто шпионские боевики не смотрела? Про Джеймса Бонда там или про Борна?! Будешь уходить на работу, прицепи к двери волосок. Когда Олежек станет дверь открывать, волосок упадет.
   – И что?
   – То, что ты будешь совершенно точно знать, что злоумышленник проник в твою квартиру через дверь.
   – Ясное дело, что через дверь, не через форточку же!
   – В любом случае проверь для пущей уверенности.
   – Для пущей уверенности мне нужно снять отпечатки пальцев, – усмехнулась Липа.
   – Дактилоскопия – это, конечно, полезная штука, – Инга проигнорировала сарказм в ее голосе, – но нам она ничего не даст. Твой бывший успел наследить по всей квартире, так что давай лучше как Джеймс Бонд…
   Липа чувствовала себя полной идиоткой, когда, уходя на дежурство, приспосабливала к входной двери волосок. Волосок, кстати, еще пришлось поискать, потому как ее собственные волосы были острижены «под мальчика» и для шпионских целей не годились. Зато сгодился волосок бывшего мужа, обнаруженный на старой массажной расческе. Волосок был подходящей длины и из-за светло-русого цвета почти незаметен. «Будем бороться с врагами их же оружием», – подумала Липа, закрепляя волосок на двери. Получилось очень даже незаметно. Ну что ж, она принимает бой!
   Дежурство выдалось хлопотным и заполошным: два инфаркта, три инсульта, одни роды и так, по мелочам кое-что. Липа приползла домой полумертвая от усталости, мечтающая об одном – горячей ванне и постели. Про «шпионский волос» она вспомнила в самый последний момент, когда уже взялась за дверную ручку. Волос был на месте. Значит, Олежек не приходил. Вот и замечательно, ей сегодня не до разгадывания шарад и мелких пакостей.
   …В квартире отчетливо пахло мужским одеколоном.
   – Спокойствие, только спокойствие, – сказала Липа сама себе, но входную дверь, на всякий случай оставила приоткрытой. Конечно, она здравомыслящая девушка и в привидения не верит, но лишняя осторожность не повредит.
   Первым делом она прошла на кухню, проверила, на месте ли вино. Бутылка оказалась в шкафу, что с ней станется? Липа облегченно вздохнула – никто в ее отсутствие по квартире не шастал, а запах… Ну и что, что запах? Она же давно решила, что это дефекты вентиляции.
   На всякий случай, просто чтобы окончательно успокоиться, Липа обошла всю квартиру. Ничего необычного, никаких следов постороннего присутствия. Можно со спокойной совесть закрыть входную дверь и отправиться в ванную.
   Полчаса в горячей воде вернули ее к жизни. Даже спать расхотелось. Зато захотелось есть. В холодильнике было пусто, из стратегических запасов – кусок копченой колбасы, десяток яиц да пачка пельменей. Липа остановила свой выбор на пельменях.
   После плотного завтрака стало совсем хорошо. Для полного счастья и удовлетворения не хватало только чашечки кофе. Кофе Липа решила испить на свежем воздухе, сидя в удобном плетеном кресле, рассматривая крыши соседних домов и легкие перистые облака.
   …Столик на крыше был сервирован на двоих. Французское шампанское в запотевшем серебряном ведерке, искрящиеся на солнце хрустальные бокалы, лиловые ирисы в вазе. Чашка выпала из рук, кофе больно обжег коленки, Липа взвыла.
   Она кричала и не понимала, отчего кричит: от боли или от страха. Как же такое возможно?! Ни цветам, ни шампанскому, ни бокалам просто неоткуда здесь взяться. В квартиру никто не заходил – «шпионский волос» ведь был на месте. А попасть на крышу можно только из квартиры, потому что, строго говоря, это была не крыша, а огромный балкон, архитектурный выступ. Именно из-за этого выступа дом походил на двухъярусный торт, а ее квартира и есть второй ярус. Выше есть чердак и только потом настоящая, общественная крыша. Чтобы попасть с нее на балкон, нужно иметь альпинистское снаряжение и кошачью ловкость.
   Липа перестала кричать, опасливо огляделась по сторонам, присела за столик, постучала ногтем по запотевшему ведерку. Ведерко отозвалось мелодичным звоном. Липа тут же отдернула руку и сказала шепотом:
   – Ой, мамочки. – Потом тихо всхлипнула и пошла звонить Инге.
   – Отдежурила? – спросила Инга, по давней своей привычке не здороваясь.
   – Отдежурила.
   – А как там наши шпионские игры? Приходил этот урод?
   – Не приходил.
   – А ты волосок клеила?
   – Волосок клеила, урод не приходил, – Липа всхлипнула, – но кто-то другой, кажется, приходил.
   – Что значит «кто-то другой»?
   – Волосок на месте, выходит, дверь никто не открывал. Так?
   – Ну, теоретически так, я не думаю, что кто-то догадается осматривать твою дверь так уж скрупулезно.
   – Вот! А в квартире все равно пахнет одеколоном!
   – Ерунда! Проблемы с вентиляцией.
   – А на крыше сервирован столик на двоих, все чин-чином: шампанское, цветочки. Это, по-твоему, тоже проблемы с вентиляцией?! – Липа не выдержав, сорвалась на крик.
   – Стоп! Успокойся! – скомандовала Инга, терпеливо выслушав ее вопли. – Всему найдется разумное объяснение.
   – Да? Тогда поищи это разумное объяснение, потому что я его не нахожу.
   – Шампанское реальное?
   – Реальнее не бывает.
   – Цветы настоящие?
   – Да.
   – Ну вот! – чему-то обрадовалась Инга.
   – Что – ну вот?
   – Значит, мистический компонент можно сразу исключить.
   – А раньше ты его не исключала? – насторожилась Липа.
   – Ну, в жизни всякое бывает.
   – Спасибо, утешила. Может, приедешь, переночуешь у меня?
   – Сегодня? – Инга замялась. – Сегодня не могу, романтическое свидание…
   – У меня тоже романтическое свидание… с призраком, – Липа невесело улыбнулась.
   – Нет никаких призраков! Просто кто-то пошутил.
   – Кто? Волос-то был на месте!
   – Да наплюй ты на этот волос. Может, его сначала отклеили, а потом снова приклеили?
   – Но ты же сама говорила…
   – Мало ли что я говорила! – перебила ее Инга. – Просто это единственное разумное объяснение. Слушай меня: кто-то проникает в твою квартиру, пока тебя нет, и хозяйничает там.
   – Олег?
   – Не думаю, что твой бывший стал бы устраивать тебе романтическое свидание на крыше. Резонно?
   – Резонно. Тогда кто?
   – А ты, подруга, замки меняла?
   – Нет.
   – Вот тебе и ответ! С чего ты взяла, что ключи от квартиры есть только у тебя с Олежкой?
   – А у кого еще?
   – Ну, хотя бы у адвоката. Это же он тебе ключи дал. Короче, Мартьянова, спешно меняй замки, завтра же, а еще лучше прямо сегодня.
   – Сегодня не получится, да и завтра тоже.
   – Почему?
   – Денег нет, а зарплата только в конце недели.
   – С ума сойти! – застонала в трубку Инга. – И что, на черный день совсем-совсем нет?
   – Ну, – Липа замялась. Вообще-то, кое-что у нее было отложено, только не на черный день, а на осеннее пальто. – Есть, – сказала она с неохотой.
   – Ну, так считай, что он уже наступил.
   – Кто наступил?
   – Не кто, а что. Черный день.
   – Думаешь, все так серьезно? – В желудке стало холодно и щекотно.
   – Думаю, что нужно срочно менять замки, пока из твоей квартиры не начали пропадать вещи.
   – Пока вещей больше прибыло, чем убыло.
   В трубке послышалось многозначительное хмыканье, а потом Инга сказала:
   – Меняй замки, Мартьянова.
   – Я с дежурства, устала как собака, – попыталась отвертеться Липа.
   – Хорошо, не меняй. Только когда тебя ограбят, мне не звони. Я тебя предупредила. Ладно, Липа, мне действительно некогда. – В трубке послышались гудки отбоя.
   Липа тяжко вздохнула. Конечно, подруга права, и оставлять старые замки в свете новых обстоятельств небезопасно, но как же не хочется этим заниматься!..
   За весь день ей так и не удалось отдохнуть: сначала искала слесаря, потом вместе со слесарем – новые замки. Да не лишь бы какие, а самые дорогие и навороченные, потому что лишь бы какие в ее дверь не вставали. Слесарь провозился до вечера. В итоге Липа получила связку новых ключей в обмен на все деньги, отложенные на светлое будущее. Денег было жалко до слез, но душу грела мысль, что теперь-то уж точно без ее ведома в квартиру никто не войдет, даже Олег. Бывший, без сомнения, взбесится и устроит скандал. Ну и хрен с ним! Когда придет скандалить, она ему запасную связку и отдаст.
   После ночного дежурства и безумного дня спать хотелось невыносимо. Сил не хватило даже на то, чтобы внести шампанское и цветы в квартиру. Липа уже почти уснула, когда позвонила Инга.
   – Поменяла замки? – спросила она требовательно.
   – Поменяла, – Липа зевнула.
   – Завтра приеду, спи.
   Она и уснула, как только голова коснулась подушки, и проспала до самого утра без сновидений. Разбудил ее настойчивый звонок. Еще не проснувшись окончательно, Липа схватилась за мобильник и только потом сообразила, что звонят в дверь. Со страдальческим стоном она выбралась из-под теплого одеяла, зябко ежась, потопала в прихожую открывать дверь.
   – Мартьянова! Ты что это не спрашиваешь, кто пришел?! – набросилась на нее Инга. Несмотря на ранний час – всего-то половина девятого, – подруга была свежа, как утренняя роса. Липа всегда завидовала ее умению в любой ситуации, в любое время суток выглядеть на все сто. У нее самой так не получалось. Каждое утро она просыпалась помятой и растрепанной, а в тонус приходила только ближе к обеду. Инга объясняла это неприятное явление хроническим переутомлением из-за «дурацкой работы». Ночные дежурства, скользящий график, литры кофе, чтобы не свалиться с ног на полпути, ну и то, что она постоянно встречалась с человеческим горем. По мнению Инги, именно контакт с больными и страждущими наносил особенный урон Липиной энергетической оболочке, потому что она, в отличие от большинства своих старших и более опытных коллег, еще не научилась абстрагироваться и пропускала чужие страдания через себя. С теорией подруги Липа была частично согласна, особенно в вопросе ночных дежурств и литров кофе, но основной причиной своей непрезентабельности считала особенности собственного организма.
   – … Мартьянова, ау! Ты спишь, что ли?
   – Сплю, – Липа зевнула.
   – Хватит спать, показывай!
   – Что?
   – Ну, новые замки я уже и сама увидела, показывай подарочки: шампанское, цветочки.
   – На крыше, – Липа вяло мотнула головой в сторону детской.
   Инга сбросила изящные босоножки, и Липа украдкой вздохнула. Ей таких никогда не носить. И даже не из-за их запредельной цены, а из-за высоченного каблука. Через мгновение из детской послышался удивленный голос подруги:
   – Мартьянова, а он щедрый парень!
   – Кто? – Липа влезла в тапки, набросила поверх пижамы халат.
   – Да призрак твой! Шампанское за сто пятьдесят евро за бутылку – это красивый жест.
   Липа вышла на крышу, забрала у подруги пузатую бутыль, повертела и так и этак.
   – Сто пятьдесят евро? – переспросила недоверчиво.
   – Вот те крест! Я недавно в винном магазинчике была, видела точно такое шампанское. – Инга радостно улыбнулась, скомандовала: – Замораживай!
   – Зачем? – Липа поставила бутылку обратно в ведерко. Лед давно растаял, превратился в воду, и бутылка издала неприятный булькающий звук.
   – Будем замачивать твои новые замки.
   – Шампанским?
   – Шампанским.
   – В девять утра?
   – А что? Ты тоже считаешь, что шампанское по утрам пьют только аристократы и дегенераты?
   – Я бы его вообще выбросила, – сказала Липа задумчиво.
   – Ты что, Мартьянова?! – Инга выхватила бутылку из ведерка, точно опасалась, что Липа и в самом деле осуществит свою угрозу. – Подумай – сто пятьдесят евро!
   – Подумала, – Липа покладисто кивнула.
   – И что?
   – Может, шампанское можно сдать обратно?
   – Кому – призраку?
   – Нет, в магазин, сто пятьдесят евро мне бы не помешали.
   – Ну, если у тебя сохранился чек, – Инга ехидно усмехнулась. – Не дури, Мартьянова. Пьем сами! – Подруга направилась на кухню. – У тебя покушать что-нибудь есть?
   – Только яйца и колбаса.
   – Значит яичница, – заключила Инга.
   – Яичница под французское шампанское – это круто, – проворчала Липа.
   – Нет, яичница отдельно, шампанское отдельно. У меня с собой шоколадка в сумочке.
   Шампанское Липу не впечатлило, ну ни капельки! Кислое до оскомины. То ли дело наше «Советское». А Инга обозвала ее «деревней», сказала, что у настоящего породистого шампанского вкус именно такой, с благородной кислинкой. Они посидели еще часик-другой, поболтали, и подруга засобиралась домой.
   – Сегодня Анфиса с дачи возвращается, а у меня дома бардак. Будет ругаться, нервничать, а ей нельзя.
   – Как она?
   На мгновение лицо Инги стало сосредоточенно-серьезным:
   – Не хотела раньше рассказывать, боялась сглазить. Анфиса на днях отправляется в Германию. Мы уже с кардиологическим центром списались, – она неуверенно улыбнулась.
   – А деньги? – почему-то шепотом спросила Липа. Она примерно представляла, сколько стоит операция на сердце, и знала, что у Инги и Анфисы Петровны таких денег не было.
   – Нашли деньги. Я консультировала одного бизнесмена со сложной жизненной ситуацией. Сложная жизненная ситуация моими стараниями уступила место ярко выраженной филантропии, – Инга широко улыбнулась. – Он взял на себя все финансовые расходы.
   – Здорово! – Липа обняла подругу. – Когда, ты говоришь, Анфиса Петровна уезжает?
   – На следующей неделе, пожелай нам удачи, Мартьянова!
   – Удачи! Ты тоже поедешь?
   – Да, меня тоже спонсировали. Так что беру отпуск и тю-тю…

* * *

   Тим провалялся на больничной койке больше недели. Толстяк Коляныч не обманул, оплатил лечение. Тим все надеялся, что он его навестит, расскажет поподробнее о своем загадочном предложении, но Коляныч не пришел, наверное, не посчитал нужным. Достаточно и того, что он спас Тиму жизнь, неважно, что небескорыстно. Восемьсот долларов в обмен на жизнь – смешная сумма.
   Рана зажила, но на правом боку остался некрасивый шрам. Где-то в глубине души Тим даже радовался этому шраму. В будущем, когда он решит, что уже можно возвращаться домой, шрам будет немым, но очень красноречивым доказательством его героического прошлого. Она увидит шрам и поймет, что Тим вовсе не глупый мальчишка, а самый настоящий мужик, прошедший полмира в поисках приключений, испытавший удары судьбы на собственной шкуре. И тогда она обязательно решит, что была не права, и попросит прощения. А он снисходительно усмехнется и скажет: «Все в порядке, детка».