– Ты что, спятила?
   – Если бы, – невесело хмыкнула я.
   – Слушай, припадочная, мне вставать в семь утра, твои привычки мне известны, но нормальные люди по ночам спят.
   – Я бы тоже с радостью уснула, – ответила я. – И не просыпалась бы подольше.
   – А что мешает? – насторожилась Агатка.
   – Милка погибла, – сказала я и только в тот момент по-настоящему поняла, что произошло.
   – Как погибла? – растерялась Агатка. – Авария?
   – Нет. Ее убили.
   – Кто убил? На всякий случай хочу предупредить…
   – Я не шучу, – перебила я. – Может, сестра у тебя и дура, но не до такой степени. Выпей капли и рви сюда. Похоже, мне нужна помощь адвоката.
   – Да что случилось? – заорала Агатка так, что я невольно поморщилась и отдернула руку с телефоном подальше от уха.
   – Кто-то убил Милку, а я схлопотала по башке. Загородный парк, дорога к лыжной трассе. Увидишь ее машину, как только выедешь из леса.
   Я дала отбой, легла рядом с Милкой, взяла ее холодную ладонь в руки и подтянула колени к подбородку. Время точно остановилось. Жаль, что его нельзя повернуть назад. Я бы ни за что не вышла из машины, не оставила Милку одну… Зачем я вообще ее послушала? Надо было сказать Славке, кому угодно… Тогда об опасности я не думала. Придурок-шантажист, который боится куда больше, чем мы, и выбрал это место в надежде, что здесь он в относительной безопасности. И вот как все обернулось…
 
   Я услышала шум приближающейся машины и подняла голову. Сквозь кусты пробивался свет фар. Машина остановилась, хлопнули двери, а я, собравшись с силами, крикнула:
   – Спускайтесь к реке.
   Села, обхватив колени руками, и стала ждать. Друг за другом по дороге спустились четверо мужчин. Встали полукругом, один наклонился к Милке, пробормотал что-то, и все четверо уставились на меня.
   – Привет, – сказала я первое, что пришло в голову.
   – Это вы ее нашли? – откашлявшись, спросил один из мужчин.
   – Мы вместе приехали.
   – Знакомая?
   – Подруга.
   – Ага. И чего не поделили?
   – С ней нам делить было нечего.
   – Значит, просто поскандалили? – не унимался парень.
   Мне вдруг стало смешно, хотя какой уж тут смех. Они решили, что Милку утопила я. Вполне предсказуемо, выходит, не зря я Агатке позвонила.
   – Для того чтобы скандалить, ехать сюда необязательно, – все-таки ответила я.
   – Ладно, разберемся, – вздохнул один из мужчин, но как-то чувствовалось, что разбираться ему совсем не хочется.
   Подъехала еще машина. Народ прибывал. Я переместилась ближе к дороге, чтобы не мешать. Один из мужчин топтался рядом, должно быть опасаясь, что сбегу. Наконец появилась Агатка. Милку как раз укладывали в пластиковый мешок. От этого зрелища меня начало выворачивать наизнанку, и я бросилась в кусты. Вот тогда и услышала голос сестрицы.
   – Кто тут главный?
   К тому моменту, когда я выползала из кустов, таковой отыскался. Агатка стояла рядом с высоким седоволосым мужчиной и что-то ему втолковывала, тихо, но внушительно. Он время от времени кивал в ответ, потом подошел ко мне и устроился на корточках, Агатка замерла рядом.
   – Как вы? – спросил мужчина.
   – Фигово, – ответила я правду.
   – Сможете рассказать, что произошло?
   И я начала рассказывать.
 
   Домой я вернулась только к обеду, едва живая от усталости. Это было спасением. После ночных событий я вряд ли смогла бы уснуть, но силы человеческие не безграничны, и, войдя в свою комнату, я рухнула на кушетку, закрыла глаза и мгновенно провалилась в беспамятство. Мне снилась Милка, живая и веселая.
   – Вот это приключение, – говорила она, а я злилась:
   – Дура ты, дура. – А она вдруг начала хохотать, и я подумала: если подруга смеется, значит, все нормально, и мешок, в который ее запихнули, чья-то глупая шутка.
   Я пошевельнулась, открыла глаза и сразу поняла, что шутить никто не собирался. В кресле сидел папа и смотрел на меня с печальной улыбкой. Приходилось признать: родителям со мной не повезло. Неприятности ко мне липнут или я к ним, поди разберись. Впрочем, назвать гибель Милки неприятностью мог лишь человек с весьма странным чувством юмора.
   – Тебе надо в больницу, – сказал папа.
   – Не надо, – ответила я и поморщилась.
   В комнате появилась мама, села на край кушетки и сказала сердито:
   – Почему ты ее не остановила?
   – Августа, – нахмурился папа.
   – Что Августа? У твоей дочери вместо головы кочан капусты. Это надо же додуматься, ехать с этой чокнутой среди ночи в какое-то гиблое место, никому ничего не сказав. Чему тебя только учили…
   – Августа… – повысил голос папа.
   – О господи, – махнула мама рукой и обняла меня. – Голова болит?
   – Вроде нет.
   – Вроде… у тебя сотрясение мозга. Если бы думала о родителях, осталась бы в больнице.
   Тут в комнату вошла Агатка с чашкой чая в руках, протянула ее мне и встала за спиной отца.
   – Я бы послушала родителей и занялась своим здоровьем, – сказала она.
   – Лучше бы ты втолковала своей сестре, что связываться с шантажистами – опасная глупость, – вскинулась мама.
   – Ну вот, теперь я виновата, – закатила сестрица глаза.
   – Черт знает что… – вздохнула мама. – У людей дети как дети, а у меня…
   – Августа…
   – Да замолчи ты. Это счастье, что она жива осталась. Ты понимаешь, что едва не лишился дочери, а все потому, что она дура набитая? Ладно, поехали домой, – повернулась ко мне мама. – Не хочешь в больницу, придется нанимать сиделку.
   – Вот только этого не надо, – слабо вякнула я.
   – Поговори еще…
   Мысль о водворении, хоть и на время, в родительскую квартиру вызывала тихий ужас. Мама теперь долго не успокоится. Я не против того, чтобы послушать рассуждения на тему о ее глобальном невезении: и внуков от нас не дождешься, и с личной жизнью непорядок, Агатка все никак замуж не выйдет, а я выхожу часто, но ненадолго. К тому же то и дело влипаю в истории. И это притом, что отец у меня прокурор области, а мама занимает крутой пост в администрации, и неприятности с дочуркой им нужны так же, как мне геморрой. Однако как бы я ни сочувствовала маме, соглашаясь, что все претензии вполне обоснованны, ее возмущенные вопли долго не вынесу. К счастью, папа это понял.
   – Оставь ее, – тихо, но твердо произнес он.
   Мама могла очень долго испытывать отцовское терпение, но четко понимала, когда следовало остановиться. И сейчас пошла на попятный.
   – Не можешь ты в такое время оставаться одна.
   – Очень даже могу, – пробубнила я и тут же нарвалась:
   – Свинья неблагодарная.
   – Мама, – влезла Агатка. – Поезжайте с папой домой, а я останусь. Если Фимке станет хуже, вызову «Скорую», а сейчас ей надо просто отлежаться.
   – Конечно, родительский дом для этого самое неподходящее место. Идем, Константин Викторович, – поднимаясь, сказала мама. – Детки твои одна другой непутевей.
   – Зато твои – чистое золото, – съязвил в ответ папа, мы с Агаткой поспешно отвернулись, чтобы усмешки на наших физиономиях не вызвали новый поток гневных маминых речей.
   Папа подхватил маму под руку и повел прочь, изловчился и подмигнул мне. Мы с сестрицей облегченно вздохнули, услышав, как хлопнула входная дверь.
   – Как он с ней живет столько лет, – покачала головой Агата.
   – Счастливо, – отозвалась я.
   – Это выше моего разумения. По мне, так он должен был сбежать от нее лет двадцать назад.
   – Хорошо, что мама тебя не слышит.
   – Дура я, что ли, при ней такое ляпнуть? – хмыкнула Агатка. Села рядом, взяла из моих рук чашку, которую я вертела в руках без всякого толка, и поставила ее на пол.
   Некоторое время мы молчали. О чем думала Агатка, не знаю, а я вспоминала события прошедшей ночи. Там, у реки, я коротко рассказала, как и почему мы очутились с Милкой в Загородном парке в столь неподходящее для этого время. Мне пришлось повторить свой рассказ в кабинете следователя, подробно, в деталях, а также ответить на множество вопросов. Далеко не на каждый я знала ответ, но старалась. Незадолго до этого меня на «Скорой» доставили в больницу, ощупали мою многострадальную голову с огромной шишкой на затылке и, констатировав сотрясение мозга, предложили задержаться у них на недельку. Агатка тоже на этом настаивала, но я наотрез отказалась. К тому моменту я успела окончательно прийти в себя. Голова хоть и болела, но соображала я неплохо и рвалась к следователям, зная не понаслышке, что если убийцу не обнаружат в первые три дня, шансов на это становится все меньше, а дел у следователя все больше. После того как менты узнали, кто мои родители, головная боль была им обеспечена, да такая, что вполне могла посоперничать с моей. Разговаривали они исключительно вежливо, глупых шуток никто не отпускал, и всячески подчеркивали, что я свидетель, а отнюдь не подозреваемая. Мне бы радоваться, но радости не было. Чего доброго, они решат не напрягаться, чтобы не накопать лишнего, а это в мои планы не входило. Я была намерена найти убийцу. Но рядовому гражданину, каковым я являюсь, это вряд ли по силам, оттого я очень рассчитывала, что мой рассказ заставит их шевелиться. Следователь, потратив на беседу со мной часа три, заметно успокоился. Из подозреваемых я стала свидетелем, а это значит, что по рукам никто бить не будет. С другой стороны, если я свидетель, к тому же лично заинтересованный в раскрытии преступления, дело это будет на особом контроле, что счастья ему не прибавило. В общем, он сам толком не знал, радоваться ему или печалиться, и не придумал ничего лучшего, как предложить мне позаботиться о здоровье и лечь в больницу. К тому моменту Агатка уже сообщила родителям о свалившемся на меня несчастье, и они появились в кабинете следователя незамедлительно, что резко ухудшило его мыслительные способности, и он поспешил со мной проститься. Пока папа, мама и Агатка обсуждали в коридоре, что следует предпринять, я тихо снялась с места и сбежала в свою коммуналку, где и была обнаружена ими спящей крепким сном.
   – Батя у нас молодец, – вдруг произнесла Агатка.
   – Потому что маму терпит? – хмыкнула я.
   – Потому что, несмотря на твою привычку ему свинью подкладывать, думает не о себе, а исключительно о твоем здоровье. Другой бы на его месте не преминул высказаться, что с такой дочуркой не соскучишься.
   – На это мама есть.
   – Ага. Один скандал плавно перетекает в другой. Вот уж его враги порадуются.
   – Не доставай, – взмолилась я.
   – Кто ж тебе правду скажет, если не я.
   – Между прочим, мою подругу убили.
   – Идиотка твоя подруга, – рявкнула Агатка, а я сказала:
   – Катись отсюда.
   – Сестра – это наказание, – фыркнула она и стала пить остывший чай. – В кои-то веки я абсолютно согласна с мамой, мозги у тебя аккурат в том месте, на котором ты сейчас сидишь.
   – Критику принимаю, – кивнула я. – Оправдывает меня только то, что затея мне показалась ужасно глупой, но не опасной. Что это за шантажист, который убивает свою жертву?
   – С перепугу и не такое случается.
   – И чего он, по-твоему, испугался?
   – Того, что она, к примеру, его узнала. И могла доставить большие неприятности.
   – Он потребовал тысячу долларов. Согласись, сумма смешная. Я была убеждена, это какой-то шустрый подросток, случайно застукавший Милку на пляже.
   – Почему Милка была уверена, что это не ее любовник, Миша, кажется?
   Я пожала плечами.
   – Она считала его приличным парнем.
   – Допустим, она ошибалась. Он понадеялся на легкие бабки. Заодно потешил бы свое самолюбие, отомстил девице, которая дала ему отставку. Но что-то пошло не так. Предположим, он хотел забрать деньги, не показываясь ей на глаза. Позвонил бы по телефону, сообщил, где оставить доллары, а фотки пообещал вернуть по почте. Но она его не только увидела, но и узнала. Они поскандалили, он разозлился, в мозгах замкнуло, и в результате он ее утопил. Может, хотел привести в чувство, сунув лицом в воду, но перестарался.
   – Хорошая версия. Только в нее плохо укладывается факт, что сначала он двинул мне по башке тяжелым тупым предметом.
   – Бейсбольной битой, – кивнула Агатка.
   Я посмотрела на нее в задумчивости.
   – Бейсбольной битой?
   – Ага. Ее нашли рядом с машиной, на бите обнаружены волосы. Уверена, что твои. Так что сомнений нет.
   – Странно, – нахмурилась я. – Бита лежала на заднем сиденье машины. Как он мог ее взять, не привлекая внимания Милки?
   – Значит, она недолго оставалась в машине и вышла следом за тобой. Он взял биту, подкараулил тебя…
   – А где в это время была Милка?
   Агата вздохнула.
   – Когда рассвело, менты там как следует все обшарили. Нашли вполне отчетливые следы. Милка топталась возле машины, далеко не отходила.
   – Тебе не кажется это странным? – подумав, спросила я.
   – Кажется. Находясь возле машины, она просто обязана была что-то заметить.
   – А если он ее оглушил, взял биту, двинул мне по башке, а уж потом ее утопил?
   – Ага. Она очнулась не вовремя и узнала этого типа.
   – Допустим, – кивнула я. – Но пока у него эти фотографии, ему бояться нечего. Своему Сереге она ничего не расскажет, к ментам не пойдет.
   – Я же сказала, начали скандалить, и он убил ее под горячую руку.
   – Выходит, что скандалили они довольно далеко от машины.
   – Может, он хотел сбежать, она бросилась за ним. Правда, кое-что мне не нравится, – заметила Агата. – Менты обнаружили следы на траве. Только это не след от обуви. Человек, скорее всего, был в носках.
   – Чего ж странного? – удивилась я, не понимая, что имеет в виду Агата. – Думал, что так меньше шума…
   – Или не хотел оставлять следы ботинок. А если так, то вряд ли собирался взять деньги и удалиться.
   – Подожди, ты хочешь сказать… – растерялась я.
   – Или он уж очень осторожен, или шантаж просто повод выманить ее в глухое местечко.
   – То есть он с самого начала хотел ее убить? – Признаться, такое у меня в голове не укладывалось. Кому могла мешать Милка? – Ни фига себе, – пробормотала я, вспомнив недавний любовный треугольник.
   – Она твоя подруга, тебе лучше знать, у кого есть повод ее недолюбливать, – хмыкнула Агата.
   – У парня, за которого она собралась замуж, была подружка. Из-за нее он порвал с Милкой, она здорово переживала, уговорила его поехать в Венесуэлу, потом эта история с аварией… я тебе рассказывала.
   – Ну вот, еще один подозреваемый. Девица надеялась выйти замуж, и вдруг богатого жениха уводят у нее из-под носа. Чем не повод утопить разлучницу?
   – Милка хоть и худосочная с виду, но сильная. И себя в обиду бы не дала.
   – Может, она ее оглушила, а потом доволокла до реки. Хотя вряд ли, – поморщилась Агата. – Тащи она ее волоком, след бы остался. К тому же осмотр тела показал, что подругу твою утопили. При этом никаких синяков и ссадин на теле нет. К реке она спустилась сама, а дальше… Отвергнутой девице не обязательно совершать убийство в одиночку, нашла какого-нибудь идиота, пообещав ему денег. Ту же самую тысячу долларов. Ладно, девицей менты займутся. И Мишей этим тоже. Ты с ним знакома?
   – Я до вчерашнего дня ничего о нем не слышала.
   – Странно. Мне всегда казалось, что твоя Милка болтушка, каких свет не видывал.
   – Мне тоже. Выходит, что мы не правы. Слушай, фотографии существовали на самом деле, одну из них Милка точно видела, она мне сама сказала. Отвергнутой девице, если это ее затея, достаточно было показать фотки Сереге. И грех на душу брать не надо.
   – Ревнивые бабы хуже чумы, – сказала Агатка. – Я тебе могу такое порассказать…
   – Мне сейчас не до чужих историй, – отмахнулась я. – Со своей бы разобраться…
   – Будем надеяться, что менты разберутся, – кивнула Агатка и тут же добавила: – Менты ментами, но и самим не худо бы вокруг пошарить. Поспрашивай знакомых, кто-то должен знать об этом Мишке. Видел их, или Милка рассказала.
   В этот момент у меня зазвонил мобильный. Телефон надрывался, а Агатка хмурилась.
   – Славка? – спросила она. – Чего не отвечаешь? – Я махнула рукой, сестрица взяла телефон и брякнула: – У Ефимии Константиновны нет желания с тобой беседовать. – Отбросила мобильный в сторону и расплылась в улыбке.
   – Сейчас прибежит. Оно тебе надо? – вздохнула я. – Не могла соврать, что я в ванной?
   – А не приучены мы врать, – ядовито ответила сестрица. – Ты за него в самом деле замуж пойдешь?
   – А чего не отправиться проторенной тропой?
   – Ну хотя бы для того, чтобы очередную глупость не делать.
   – Замужество вовсе не глупость. Это естественная потребность женщины репродуктивного возраста. Тебя замуж не вытолкаешь, приходится мне отдуваться за двоих.
   – То есть ты его любишь? – хмыкнула Агатка. – Или для замужества это ни к чему?
   – Вы сговорились, что ли? – возмутилась я.
   – «Вы» – это кто?
   – Папа, – неохотно ответила я.
   – Папа у нас мужик умный. Папу слушать надо.
   – Не пойму, о чем ты?
   – Не поймешь? – скривилась Агатка. – Могу поставить вопрос иначе.
   – И это не поможет. Я все равно не пойму. – Я растянула рот до ушей, а сестрица в ответ махнула рукой. Собственно, ничто не мешало ей меня покинуть, особого толку в дальнейшем разговоре я не видела. Уверена, Агатка думала так же, и только глупое упрямство удерживало ее здесь.
   – Может, все-таки в больнице полежишь пару дней? – спросила она, а я ответила:
   – Задолбала.
   – Хочешь, я тебе пожрать приготовлю?
   Я вытаращила глаза от неожиданности. Агатка готова была сутками ничего не есть, лишь бы у плиты не стоять. И вдруг такая забота. Сестринская любовь выходит из берегов. То ли дела мои так хреновы, то ли сама Агатка остро нуждалась в родном плече. У каждой из нас своя жизнь, и по наклонной плоскости мы скатываемся по-своему, зато наперегонки.
   – Славка прибежит и приготовит, – отмахнулась я. – В этом ему нет равных.
   – А ты не думала завести собаку? Я имею в виду по-настоящему, чтоб жила здесь, тявкала и весело трусила рядом.
   – Это ты сейчас к чему? – насторожилась я.
   – Это я к тому, что собака с успехом заменила бы Славку. Конечно, пожрать сготовить она не сможет, зато и в любви ей признаваться без надобности.
   – Шла бы ты, в самом деле, – скривилась я. – Даже спорить с тобой лень.
   – Я обещала родителям, что присмотрю за тобой.
   – Присмотришь, а не станешь приставать с дурацкими вопросами.
   Так мы пререкались довольно долго и изрядно друг другу надоели. Не знаю, сколько бы еще это продолжалось, но тут в дверь позвонили.
   – Ну вот, защитник и опора пожаловал, – заявила сестрица и пошла открывать.
   Славка мою сестрицу побаивался, впрочем, как и все представители мужского пола. Способность нагонять тоску на мужиков Агатка унаследовала от мамы.
   – Чего притащился? – услышала я ее голос. – Ведь сказано было: видеть не желают.
   – Агата Константиновна, вам никто не говорил, что вы похожи на отставника-сержанта? – робко поинтересовался Славка.
   – Людям свойственно думать о своем здоровье, оттого делиться умными мыслями и не спешат. Заходи, если пришел, но на радушный прием не рассчитывай.
   Славка ввалился в комнату с выпученными глазами. Не знаю, чего он ожидал, но, завидев меня, вроде бы вздохнул с облегчением, однако тут же спросил:
   – Феня, в чем дело? Мы сегодня собирались подавать заявление. Ты что, забыла?
   – Мне сейчас не до этого, – сказала я.
   – Что значит – не до этого? – рявкнул Славка. Голос дрожит от злости, а физиономия совершенно несчастная.
   – Милка погибла, – сказала я и отвернулась, не желая продолжать.
   – Милка? Как погибла, когда?
   – Тебе Агата все растолкует, – ответила я, сообразив, что мне в который раз предстоит пересказывать свою историю. Сестрица взглянула на меня с недовольством, однако коротко и по-деловому объяснила, что произошло. Славка взирал на меня недоверчиво, как будто сомневался в правдивости ее слов, и, когда она замолчала, спросил, обращаясь ко мне:
   – Это правда?
   – А ты думаешь, я шучу? – съязвила сестрица.
   – Надеюсь, что нет. Иначе по тебе психушка плачет.
   – Психушка плачет по твоей невестушке.
   – Феня, – Славка коснулся моего плеча. – Почему ты мне ничего не сказала? Ты понимаешь, что могла погибнуть? Ты…
   – Блин, – не выдержала я. – Третья часть Марлезонского балета. Двигайте отсюда… – Само собой, мое предложение осталось без внимания.
   – Что с головой? – спросил Славка заботливо.
   – По башке ей задвинули будь здоров, но так как мозгов в ней никогда не было, то особого урона не нанесли.
   – Агата Константиновна, я знаю вас как исключительно деловую женщину, может, вы своими делами и займетесь, а мы как-нибудь…
   – Много от тебя толку! – съязвила она. Села рядом со мной и вдруг заревела, обняв меня за плечи. Я уткнулась носом ей в грудь, и слезы потекли из глаз ручьем. Через некоторое время Агата, вздохнув, сказала: – Ну, что теперь. Милку не вернешь. И себя винить не смей. Ты бы не поехала, так она бы другую дуру нашла.
   – Чтоб я еще раз позволил тебе… – начал Славка, но сестрица тут же на него шикнула.
   – Дай хоть нареветься вдоволь. Все лучше, чем чуркой сидеть. Иди пожрать приготовь, она весь день ничего не ела.
   Славка удалился на кухню, где тут же загрохотал кастрюлями.
   Через полчаса мы сидели за столом. Не скажу, что мне полегчало. На смену гнетущей тоске пришло некое оцепенение, мысли были вялыми, вид пищи вызывал тошноту, но я старательно запихивала ее в рот, жевала, глотала и терялась в догадках, зачем это делаю. Наверное, затем, чтоб не гневить сестру и не расстраивать Славку. Сидя рядом, он смотрел на меня так, точно в любой момент ожидал, что я развалюсь на части и собрать меня будет проблематично.
   – Славка, – позвала Агата. – Ты с Берсеньевым знаком?
   – С Сергеем Львовичем? Да.
   – Что он за человек?
   – Ну… – Славка пожал плечами. – Нормальный мужик. Толковый. Дела у него идут прекрасно. Ничего больше сказать не могу, видимся мы от случая к случаю… Почему ты вдруг спросила?
   – Так… мысли разные.
   – Говорят, после аварии он изменился. Не только внешне. Жестче стал, что ли… Зато на благотворительность денег дает весьма охотно, а раньше жмотничал. Я его видел на прошлой неделе. Поболтали немного ни о чем. Мне он всегда нравился. Есть люди, которые вызывают безотчетную симпатию. Вот он из таких.
   – А про аварию что скажешь?
   – Знаю то же, что и все. Парню здорово досталось, говорят, вытащили с того света.
   – А про его прежнюю пассию что говорят? Про ту, ради которой он чуть Милку не бросил?
   – Я, знаешь ли, сплетнями не увлекаюсь, – недовольно ответил Славка.
   – Похвально. Но не в этом случае. Хотелось бы знать, что там за девица. На что способна и вообще…
   – Ты думаешь… – Славка замолчал и немного посидел истуканом. – Если надо, то поспрашиваю, – кивнул он.
 
   Милку хоронили в пятницу. Часов в десять утра я отправилась к ее матери. Еще два дня назад я, собравшись с силами, навестила ее и рассказала о происшедшем в ту памятную ночь, стараясь щадить родительские чувства. Оттого о фотографии промолчала. Конечно, меня подробнейшим образом расспросили о шантажисте, я бубнила в ответ, что сама ничего толком не знаю. Милке позвонил некто и предложил заплатить за молчание тысячу долларов. Кстати сказать, денег в Милкиной сумочке, которая лежала в машине, не обнаружили, выходит, убийца их забрал.
   – В милиции тоже ничего не говорят, – посетовала мать Милки. – Кто мог ее шантажировать? Она что, на оборонном заводе работала? Чепуха какая-то. Тебе-то она должна была рассказать.
   – Я спрашивала, она отнекивалась. Но вряд ли чего-то боялась по-настоящему. Была уверена – заплатит, и от нее отстанут.
   Я не сомневалась, что и в этот раз мне зададут те же вопросы, и прикидывала, как на них ответить. Оказалось, что Милкина мать уже все знает, должно быть, следователь постарался. Эмма Григорьевна сидела на кухне в компании трех пожилых женщин. Во всем черном, нахохлившиеся, они походили на замерзших ворон. Эмма Григорьевна вытирала глаза платочком, бессмысленно повторяя:
   – Как же так…
   Когда не можешь помочь чужому горю, поневоле чувствуешь себя виноватой. Я почувствовала себя виноватой вдвойне. Увидев меня, Эмма Григорьевна поднялась, молча взяла меня за руку и повела в спальню. Там двое мужчин сидели возле окна, тихо разговаривая. При нашем появлении поспешно покинули комнату. Эмма Григорьевна тяжело опустилась на стул и сказала, глядя мне в глаза:
   – Это правда? Ты видела фотографию?
   – Нет, – вздохнула я.
   – Но она тебе рассказывала? – Я кивнула. – И об этом парне тоже?
   – Сказала, что его зовут Михаил, что встречались они всего пару раз…