Страница:
– Ты уверена, что он выживет? – спрашивает Вадим. – Доза лошадиная.
– Проверено. Выживет.
Через двадцать минут Леха засыпает в кресле. От непривычной тишины звенит в ушах.
– Извини, – говорю я Вадиму, убирая со стола. – Тебе давно пора домой.
– Никуда я не пойду, – отвечает он, косясь на Леху.
– Не беспокойся. Он пьет так лет семь и для дам совершенно не опасен.
– Я могу спать в кресле, – настаивает Вадим. В конце концов я ложусь на кушетку, Вадим на сдвинутые кресла, а несчастного Леху он сваливает на пол. Не веря своему счастью, я отхожу ко сну.
Утром я просыпаюсь ровно в девять: солнечный зайчик на стене и легкий шорох тюля на двери балкона. Я глубоко вздыхаю. Вадим поворачивается и открывает глаза.
– Привет, – говорю я. – Что дома врать будешь?
– Ничего, – улыбается он. – Некому врать. Жены у меня нет. Развелись шесть лет назад, сын – взрослый парень.
Я тоже улыбаюсь и спрашиваю:
– Не знаешь, чего это я так обрадовалась?
Он протягивает мне руку.
– Проснулись? – радостно вопрошает Леха, ворочаясь на полу, вчерашняя пьянка на нем никак не сказалась, человек бодр и весел. – Похмелиться надо, ребята, – резонно замечает он и орет во все горло: – Старец, долго спишь, беги за бутылкой!
Через полчаса вчерашним составом, за исключением Олега, мы сидим за столом.
– Это надолго? – шепчет Вадим.
– Ты иди, когда все кончится, я позвоню.
– Ну, уж нет. В этом сумасшедшем доме я тебя не оставлю.
В 10.30 в нашей квартире появляется симпатичный молодой человек в форме летчика.
– Лешка, кончай загул, поехали в часть, – говорит он, поздоровавшись.
Сердце мое сладко замирает. Однако Лешка начинает сверкать глазами и гневаться.
– Еще чего, я к жене пришел. Человек я, в конце концов, или нет? Могу к жене прийти? Валька, пистолет купи, – внезапно меняет он тему. Вновь прибывший закатывает глаза и пытается воздействовать на Леху добрым словом.
Пререкаются они минут пятнадцать, побеждает мой бывший муж, однако в душу ему закрадывается печаль, он берет гитару и поет со слезой, доводя Петра Алексеевича, меня и Дуську до умиления. Когда мы уже готовы зарыдать, Лешка неожиданно вспоминает анекдот и пытается его рассказать. Но это ему не удается, так как дверь комнаты открывается и входит мой бывший свекр в погонах генерала.
– Батя! – радостно завопил Леха. – Садись.
– Раздолбай, твою мать, – отозвался батя. – Встал и бегом в машину.
Леха горестно вздохнул и побрел к выходу, бубня:
– Вот жизнь, никакой радости, одна служба.
Леха исчезает за дверью, Федор Михайлович со вздохом произносит:
– Извини, Фенечка. Давно он бузит?
– Не очень.
– В воскресенье не забудь, в пять, мы с Софьей Васильевной ждем.
– Обязательно буду, – заверяю я, а Леха внизу у машины истошно орет:
– Батя!
Дуся снимается с места, прихватывает Петра Алексеевича, а тот бутылку. Мы с Вадимом смотрим друг на друга и начинаем смеяться.
– Господи, неужели все? – вопрошает Вадим. – Бежим отсюда, пока кто-нибудь еще не явился.
– Давай, – соглашаюсь я.
– Поехали ко мне. Обещаю, никаких гостей.
Я торопливо собираюсь, но в дверь опять настойчиво звонят.
– Ты скажешь, что приема нет, или лучше я? – спрашивает Вадим.
– А я вообще открывать не буду.
Когда звонят четвертый раз, во мне пробуждается совесть, и я иду открывать. На пороге стоит сестрица Агата в летнем платьишке за четыреста евро, скромненько и со вкусом. Когда мы бываем вдвоем, Агатка совершенно нормальная, и я ее даже люблю, но видеть ее сейчас я не расположена.
– Привет, – говорит она. – Велено тебя доставить.
– А нельзя сказать, что меня нет дома? – подхалимски спрашиваю я.
– По-твоему, я на самоубийцу похожа? И вообще, чего это ты меня в квартиру не пускаешь?
– У меня мужик. Отобьешь еще.
– Как же, отобьешь у тебя. Мне на твоих пастбищах делать нечего. Гони мужика, и поехали.
– Помоги мне, не могу я ехать, честно, – канючу я, отжимая Агатку от двери: если Вадим ее увидит, мне придется сообщить, что мой папа прокурор, а мама занимает крутой пост в областной администрации. После этого он, скорее всего, сбежит. Я бы точно сбежала.
– Единственное, что я могу для тебя сделать, подождать минут двадцать в машине, – заявляет Агата, я распахиваю дверь, и мы сталкиваемся с Сережей, шофером Вадима.
– Феня, Вадим у тебя? – спрашивает он, таращась на Агатку, та впилась в него взглядом, причем на лице Сереги отчетливо читается «Таганка, я твой бессменный арестант», а на ее лице «Наша служба и опасна и трудна».
– Он в комнате. – Я показываю на свою дверь, Агата удаляется, а я возвращаюсь к себе, там Вадим разговаривает с шофером. По его лицу я вижу, что поездка отменяется.
– Фенечка, – говорит Вадим. – У меня дела, срочные. Давай так, Сережа тебя отвезет и компанию составит, чтобы ты не скучала, а я, как освобожусь, сразу домой. Хорошо?
Перспектива проводить время с Серегой мне не улыбается, с собакой и то занимательней. Я объясняю, что меня ждут в отчем доме. Вадим согласно кивает, по всему видно, что его мысли далеки от меня.
– Стасу сказал? – спрашивает он Серегу.
– Да, через пять минут будет.
– Хорошо.
Я замечаю, как изменилось его лицо, жестче стало, что ли, теперь трудно поверить, что в эту ночь он терпеливо сносил Лешкины выкрутасы.
Мы выходим из подъезда, торопливо прощаемся, из-за угла дома появляется темно-фиолетовый «БМВ» и лихо останавливается возле Вадима. На четыре секунды передо мной возникает лицо водителя. Пока я бегу к Агате, Вадим садится в подъ– ехавшую машину, Серега на «Мерседесе» срывается с места, а за ним, развернувшись, исчезает и «БМВ».
– Что это за публика? – спрашивает Агата, трогаясь. Я пожимаю плечами.
– Черт их знает. Люди.
– А где Валерка, вы вроде бы хотели пожениться?
– Накрылся.
– Что у вас там произошло?
– Да ничего. Поссорились, он меня выгнал, без вещей, без денег, пришлось вас беспокоить.
– Так ты когда приехала?
– Вчера.
– И уже успела подобрать этого типа?
– Это он меня подобрал. – Я начинаю злиться.
– Что он за человек?
– Откуда я знаю?
– А что ты вообще знаешь?
– Ну, знаю, что зовут его Вадим, а его шофера Серега, еще у меня есть номер его мобильного.
– Черт-те что. Ты хочешь сказать, что спишь с мужиком, не имея представления, кто он?
– Да не сплю я с ним. Только вчера собралась, а тут вдруг Лешка нагрянул, перед твоим приходом его Федор Михайлович увез.
– Слушай, Фимка, этот тип за рулем…
– Сережа?
– Да нет, тот, что подъехал. Ты его знаешь?
– Нет, конечно, откуда?
– Кого-то он мне напоминает, – задумчиво говорит Агата. – Не могу вспомнить. И ощущение мерзкое. Ты бы держалась от этой публики подальше.
Дверь квартиры открывает мама, миниатюрная женщина в домашнем платье и туфлях на низком каблуке. Выражение лица у нее такое, что любой дюжий мужик, столкнувшись с ней, торопливо свернет за угол, облегченно вздохнув.
– Здравствуй, Ефимия, – говорит мама и подставляет щеку для поцелуя. Я решаю, что для меня все не так плохо. – Папа в кабинете.
Мама с Агатой идут в кухню, а я к отцу.
– Можно?
Папа поднимается мне навстречу.
– Здравствуй, дочка. – Мы обнялись, и он меня поцеловал. Значит, в семье сегодня разыгрывается спектакль «Возвращение блудной дочери». – Что у тебя случилось на юге?
– С Валерой поссорилась и деньги потеряла. Извини.
– О чем ты? – Папа поднимает бровь. – Значит, замуж ты не выходишь?
– Пока нет.
– И то хорошо. А теперь объясни, что у тебя с работой.
Мне стало ясно, зачем меня так спешно вызывали. Папа с мамой лентяев на дух не выносят и не могут взять в толк, как подобное существо появилось в их семье. Каждый человек должен работать, приносить пользу обществу, любой труд почетен и все такое прочее…
– Вышибли меня с работы, – обреченно говорю я.
– Естественно, если ты там неделю не появлялась.
– Я была уверена, что этого никто и не заметит.
– Ефимия, о чем ты вообще думаешь? Ни работы, ни семьи.
– Агатка тоже не замужем, – злюсь я.
– Агата знает, чего хочет в жизни. А чего хочешь ты?
Я честно говорю, что не знаю. В течение часа мы беседуем, разговор совершенно бессмысленный, с моей точки зрения, но папа так не считает, в заключение он говорит:
– Надеюсь, ты в ближайшие дни решишь вопрос с трудоустройством. Скажем, до понедельника. Если тебе понадобится моя помощь, пожалуйста, не стесняйся.
– Костя, – зовет мама, – вы закончили? Обед на столе.
Так, мне еще предстоит семейный обед, что не радует. Мы сидим в столовой на своих обычных местах, и я подвергаюсь перекрестному допросу. Три юриста проводят его мастерски, больше всех старается Агатка. Из меня вытряхнули все про скандал на работе, ссору с Валеркой, жизнь на юге и планы на будущее. Хуже всего с планами. Мама, сурово глядя в мои глаза, заявляет, что у нее как раз есть для меня работа. Ну, уж это дудки, с 9.00 до 17.00 находиться с дражайшей матушкой в одном помещении и ощущать ее заботу – этого я и врагу не пожелаю. И потому я говорю:
– С трудоустройством вопрос практически решен.
– Что ты собираешься делать? – сразу же вцепилась в меня мама.
– Не хочу говорить, пока не устроюсь, но работа мне по душе.
Все трое переглядываются и вроде бы вздыхают с облегчением, обед заканчивается в атмосфере любви и взаимопонимания.
По дороге домой я тоскливо размышляю о папином ультиматуме. Мысль о том, что с понедельника придется отбывать трудовую повинность, приводит меня в ужас. Лето, жара, а я буду сидеть за скучным канцелярским столом в какой-нибудь конторе. Жаль, что я не вышла замуж, это ненадолго отвлекло бы моих родителей. Тут в голову мне приходит идея. Я торопливо сворачиваю в соседний двор, где находится наш ЖЭК, молясь про себя, чтобы господь послал мне удачу.
Господь меня услышал, и я перестаю быть позором семьи, вновь став трудящимся человеком. Получаю метлу, совок и ведро, веник придется купить самой. Управдом, дама лет пятидесяти, с огромным бюстом, показывает мне мой участок, он совсем рядом с домом, где я проживаю. Я вздыхаю с облегчением: ничто больше не тяготит мою душу.
Вечером Вадим не появляется, я размышляю, стоит ему звонить или нет, и решаю, что не стоит.
Рано утром трезвонят в дверь, но просыпаться я не собираюсь и накрываю голову подушкой. У меня возникает смутное ощущение, что кто-то заходит в мою комнату. Оказывается, ощущение было правильное. Встав, я вижу на столе записку. «Фенечка, пришлось срочно уехать. Очень жаль. Вернусь, сразу зайду. Целую. Вадим». Вообще-то мне тоже жаль. Вздохнув, я иду в ванную. Крана нет. Выдав несколько фраз из словаря завсегдатаев пивнушки, что притулилась рядом с нашим домом, иду за отверткой. Что ни говори, а день начался скверно. Даже душ радости мне не прибавляет. Шлепаю на кухню, на моем столе нахожу двухкилограммовый торт (шоколадный) и еще одну записку: «Ешь торт и помни обо мне». Что бы там Агатка ни говорила, а Вадим милый. Помнит о моих вкусах, нашел время купить торт, привезти его. Настроение мое заметно улучшается. Я пью чай, думаю о Вадиме и попутно решаю, что, как только он появится, запру дверь и окно и займусь с ним любовью.
Его нет до вторника. Жизнь моя в эти дни событиями не богата. По утрам я усердно мету свой участок, потом еду с подругой на пляж, часам к шести мы возвращаемся в город, одуревшие от солнца, и разбредаемся по домам. Я готовлю себе ужин, читаю, смотрю телевизор, когда есть что смотреть, совершаю длинные пешие прогулки на сон грядущий, то есть веду жизнь, которая мне нравится.
В воскресенье я появляюсь в доме моих бывших родственников, Лешкиных родителей, одетая, словно на прием к английской королеве. Даже Агатка ни к чему бы не смогла придраться. У Софьи Васильевны день рождения. Я вручаю ей подарок с букетом цветов и удостаиваюсь поцелуя. Федор Михайлович считает, что я его всегда достойна, мы обнимаемся по-родственному.
Гостей немного, все люди близкие, перед которыми за Лешку родителям давно не стыдно, он сидит в кресле почти трезвый и рад мне страшно. При первой возможности затаскивает меня в свою комнату и спрашивает:
– За Вадима замуж пойдешь?
– Он не зовет.
– А если позовет?
– Пойду, а чего не пойти? Человек хороший, и отец велел на работу устраиваться.
– Ясно. Шла бы за меня, а? Хорошо ведь жили.
– Это с какой стороны смотреть.
– Может, я пить брошу. Вон батя сказал, кодироваться надо.
– Дурака-то не валяй.
– Ты меня просто никогда не любила, – обиженно говорит Лешка. – Я бы правда пить бросил.
– Это мы уже проходили.
Он обхватывает меня ручищами, прижимает к широкой груди и целует. Злиться на него совершенно невозможно, так же как относиться к нему всерьез.
– Отвяжись, – прошу я.
– А я тебя люблю, – голосом рассерженного ребенка говорит он.
– Так и люби, я ж не против, только не лезь.
– Ну и не буду.
Мы идем к гостям. Софья Васильевна пытливо на нас смотрит. Я улыбаюсь. Через пять минут улыбается и Лешка, злиться долго он не умеет. В девять я ухожу. Лешка порывается меня проводить, но Федор Михайлович рявкает «Марш в свою комнату» и провожает меня сам. Иногда я всерьез думаю, что замуж мне надо было выходить за свекра, но куда тогда деть Софью Васильевну и Лешку?
Во вторник к вечеру появляется Вадим.
– Ура! – воплю я и кидаюсь ему на шею. Он подхватывает меня, кружит в нашей огромной коммунальной прихожей и осторожно ставит на пол.
– Скучала? – спрашивает.
– Еще как. – Я целую его и получаю от этого большое удовольствие. Видимо, он тоже, потому что руки его становятся очень настойчивыми, а выражение лица ни с каким другим не спутаешь. – Чего-нибудь вкусное принес? – спрашиваю я.
– В машине. Поедем ко мне.
– Да никуда ехать не надо. Никто не придет. А придет – ты его с лестницы спустишь.
Пока он возвращается к машине, я быстро расчесываюсь, застилаю чистые простыни и ставлю чайник. Вадим появляется с шампанским, пакетом разнообразной снеди и большущей коробкой конфет, которые я сразу же принимаюсь есть.
– Куда ездил? – спрашиваю я.
– А, так, неинтересно. Лучше расскажи, чем ты занималась.
– Тебя ждала, чем же еще?
– Хорошо ждала?
– Сейчас увидишь.
Я подхожу к Вадиму, который за пять минут до этого устроился в кресле, и опускаюсь на его колени, подняв подол знойно-желтого платья. Не спеша расстегиваю ремень на его брюках. Он улыбается, довольно ловко освобождая меня от лишних вещей.
– Ну и чего ты смеешься? – спрашиваю я.
– Пытаюсь сообразить, где у нас раньше мозги были.
Утром я просыпаюсь оттого, что Вадим ходит по комнате. Двигается он очень осторожно, но я все равно слышу. Однако открывать глаза мне совсем не хочется. Вадим наклоняется ко мне и шепчет:
– Фенечка, мне надо идти.
– Угу, – мычу я. Он целует меня, а я спрашиваю: – Ты меня любишь?
– Ну как же можно тебя не любить?
– Молодец, так держать. – Я обхватываю его за шею и притягиваю к себе. Он не брит, но мне это даже нравится.
– Я тороплюсь, – смеется Вадим.
– Ничего подобного. Будешь знать, как будить меня по утрам.
После его ухода я собираюсь как следует выспаться, но вдруг вспоминаю о родном участке. Меня охватывает жажда деятельности. Я встаю, иду в ванную: кран на месте. Утро чудесное.
К вечеру возвращается Вадим, мы ужинаем, занимаемся любовью, утром прощаемся, он уезжает, а я мету участок. В субботу Вадим на ночь не остается, уезжает часов в десять, когда появится – не знает, дела. Скорее всего, в понедельник. Я клянусь его ждать до понедельника.
Утром мне не спится, и уже в шесть я иду на участок. Улица пустынна. Тишина, и воздух какой-то особенный. Я замираю, опершись на метлу. Мысли мои чисты и прекрасны.
Тишину внезапно нарушают три машины, друг за другом мчащиеся по улице. «Вот придурки», – думаю я.
А машины, сначала та, что в середине, а потом и две другие вдруг останавливаются. Из средней выходит Вадим. Полная для меня неожиданность, между прочим. Лицо у него сердитое.
– Ты что делаешь? – спрашивает он.
– Улицу мету, – резонно отвечаю я.
– Зачем?
– Что значит – зачем? Я в ЖЭКе работаю.
– Помнится, ты на телевидении работала.
– Когда это было, меня уже выгнали.
– Так, – недовольно говорит Вадим. – Иди домой, часа через два я приеду.
– Ага, – только и успеваю сказать я и остаюсь наедине с метлой.
Едва я собралась позавтракать, вернувшись домой, как приходит Вадим. Выражение его лица мне не нравится, я сразу же вспоминаю, что за моей спиной три поколения прокуроров, и готовлюсь к бою.
– Что это за чертовщина с метлой? – спрашивает Вадим голосом моего отца.
– Я же тебе сказала: дворником работаю. Надо мне где-то трудиться. Это временно, до зимы. Снег пойдет, тяжело станет, я брошу.
Мне кажется, что я все объяснила очень доходчиво, но Вадим так не считает.
– Что ты за человек, черт возьми? Мужья-придурки, соседи ненормальные, метла эта дурацкая. Что ты из своей жизни балаган устраиваешь?
– Далась тебе эта метла, – канючу я. – Ну а мужья, что же теперь, топиться, что ли? Каких бог послал.
– Ты вообще серьезно говорить можешь? – спрашивает Вадим, и я с удивлением замечаю, что он повысил голос.
– Могу, но не буду. Ни к чему мне серьезно говорить, особенно о метлах и мужьях.
– Оставь этот дурацкий тон. Мне кажется, я имею право…
– Наверное, имеешь, – перебиваю я. – А я имею?
– Что?
– Я какие-нибудь права имею? Например, жить, как считаю нужным?
– По-твоему, это нормальная жизнь?
– Само собой. Если тебе необходима светская львица, так ты квартирой ошибся, львицы в коммуналках не живут.
– При чем здесь коммуналка?
– Хорошо, поговорим о норме. Для тебя нормально, когда женщина ждет, с вопросами не лезет, жизнью довольна и чокнутой не выглядит?!.
– Послушай, разве я тебя чем-то обидел? – спрашивает он, сбавляя обороты.
Неожиданно мне становится невыносимо скучно.
– Ладно, – говорю я. – Извини. Я тут глупостей наболтала. Вообще у меня не все дома. Наш роман затянулся. Давай скажем друг другу до свидания.
– Ты это серьезно? – лицо Вадима становится неприятным.
– Вполне.
– Что-то я не очень понимаю.
– А чего тут понимать. Уходи.
– Та-ак, – Вадим садится в кресло. – Я не мальчик, обиженно в дверь ломиться не буду. Мне интересно тебя послушать. – Я молчу. – Давай, давай, – требует Вадим.
Дураку ясно, просто так он не уйдет. Я чешу за ухом и пытаюсь прикинуть, как от него избавиться.
– Тебя больно ранило, что я дворник…
– Не болтай чепухи.
– Хорошо. Значит, тот факт, что я об этом умолчала. Не стоило этого делать, согласна. Однако тебя тоже особо разговорчивым не назовешь. Я знаю, что зовут тебя Вадим. Наверное, и фамилия есть?
– Фенька, – перебивает он мои излияния, – а ведь мы с тобой ругаемся. Невероятно. – Он садится рядом со мной на корточки, берет мои руки в свои и улыбается. – Ну, чего ты? В самом деле хочешь, чтобы я ушел?
– Нет, конечно.
– Слава богу. Предупреждаю сразу: ты от меня не отделаешься. Я тебя люблю. Чокнулся на старости лет.
– Тоже мне старик.
– Ну уж и не юноша. И тебе пора за ум браться, а не с метлой бегать.
– Ты совсем как мой папа говоришь.
– А что он говорит?
– За ум надо браться. Еще, говорит, рожать пора. А то пройдет немного времени, и живот мне пойдет как седло корове.
– А что, правильно папа говорит. Можно прямо сейчас со всей серьезностью подойти к этому вопросу.
– Издеваешься? – спрашиваю я.
– И в голове не держу. Повесишь на стенку четвертую фотографию. Первый муж у нас кто?
– Журналист.
– Ну, вот: журналист, летчик, мент – достойная компания. На стенку рядом с ними не стыдно.
– Смейся, смейся, досмеешься.
Приходит пятница, мы едем на дачу Вадима. Именно там, в двенадцать минут третьего, стоя на балконе и задрав голову к звездному небу, я слышу:
– Фенечка, выходи за меня замуж. Я серьезно.
Через два дня мы скромно расписываемся при двух свидетелях: моей подруге Светке и приятеле Вадима по имени Павел. Своих родителей я решаю известить позже. Церемония завершается обедом на четверых в ресторане, а уже вечером мы отправляемся в свадебное путешествие. Жизнь представляется мне праздником, который будет длиться вечно…
– Фенька! – услышав свое имя, я вздрогнула от неожиданности. Из-за калитки на меня с недоумением смотрела соседка. – Ты чего сидишь как истукан?
– Пейзажем любуюсь, – ответила я, с трудом поднимаясь с насиженного места. Сколько прошло времени? Должно быть, немало. Солнце успело переместиться за крышу дома и спряталось в облаках. – Дождь так и не начался, – буркнула я и поспешила скрыться в доме, махнув тетке рукой на прощание.
На кухне я долго шарила в шкафах в поисках сигарет. Дело зряшное, Юлька давно и безуспешно пытается отучить меня от дурных привычек. Я потерла виски, силясь унять внезапную боль, прошлепала в ванную и встала под душ. Холодная вода стекала по затылку, не избавляя ни от головной боли, ни от мыслей о прошлом. Поняв всю тщетность своих усилий, я растерлась полотенцем, вышла из ванной, быстро оделась и написала Юльке записку: «Задание выполнила. Постарайся не беспокоить меня в ближайшие пару дней». В своем роде я уникум, у меня нет мобильного телефона. Разные люди дарили мне мобильные, но они через некоторое время куда-то исчезали. В конце концов я решила, что судьба против и я обойдусь без него.
От Юлькиной дачи до остановки маршрутки всего-то сотня метров, я как раз успела к отправлению одной из них. Устроилась возле окна, гоня прочь воспоминания и отлично понимая всю бессмысленность этих попыток. Через сорок минут я вышла неподалеку от своего дома. Квартира встретила меня гулкой тишиной, я отыскала сигареты в ящике стола, вышла на балкон, закурила и, откинувшись на спинку пластикового стула, закрыла глаза…
Дня за два до возвращения домой из свадебного путешествия кто-то позвонил Вадиму. После этого разговора моего мужа точно подменили. Хоть он и силится выглядеть веселым, однако сквозь неизменную улыбку отчетливо проступает озабоченность. Как примерная жена я не могу не обратить на это внимание.
– Что случилось? – спрашиваю я и получаю ответ:
– Все нормально.
– Может, поменяем билеты и вернемся раньше? – милостиво предлагаю я.
– Что ты, Фенечка, дела подождут.
Я пытаюсь расспросить его о делах, Вадим отвечает неохотно и весьма расплывчато. Впервые за все время меня посещает здравая мысль: а чем, собственно, занимается мой муж? Само собой, я помню, что он преуспевающий бизнесмен, вот только в какой области он преуспел? Мои настойчивые вопросы вызывают у него недоумение.
– Фенечка, моя работа – сплошная рутина, меньше всего мне бы хотелось говорить о ней на отдыхе.
– Так и быть, – решаю я. – Поговорим позднее.
В аэропорту нас встречает Сергей, я на заднем сиденье «Мерседеса» рядом с Вадимом, на мне сногсшибательное платье. Вадим, как всегда, ласков и предупредителен. С четвертым замужеством мне повезло, даже родителям придется это признать. Мысли мои ленивы и приятны, я то пребываю в сладкой полудреме, то прислушиваюсь к беседе, которую ведут Вадим с Серегой, но разговор какой-то неинтересный, а встревать я считаю неприличным. В конце концов я засыпаю.
– Фенечка, – Вадим гладит мое плечо, – приехали.
Я потягиваюсь и смотрю в окно. Мы в пригороде, я и не знала, что здесь целую улицу отгрохали, и когда успели? Дома выглядят симпатично, перед каждым зелененький лужок. Как в Америке (я там не была, но по телевизору видела).
– Который наш? – интересуюсь я.
– Прямо перед тобой.
– Это дворец.
– Так ты и должна жить во дворце, разве нет?
– Вообще-то я в коммуналке жила, но дворец тоже неплохо. Проживем. А кто в нем убираться будет?
Вадим смеется, настроение у нас превосходное.
– Уборщица приходит дважды в неделю, – сообщает он.
– Проверено. Выживет.
Через двадцать минут Леха засыпает в кресле. От непривычной тишины звенит в ушах.
– Извини, – говорю я Вадиму, убирая со стола. – Тебе давно пора домой.
– Никуда я не пойду, – отвечает он, косясь на Леху.
– Не беспокойся. Он пьет так лет семь и для дам совершенно не опасен.
– Я могу спать в кресле, – настаивает Вадим. В конце концов я ложусь на кушетку, Вадим на сдвинутые кресла, а несчастного Леху он сваливает на пол. Не веря своему счастью, я отхожу ко сну.
Утром я просыпаюсь ровно в девять: солнечный зайчик на стене и легкий шорох тюля на двери балкона. Я глубоко вздыхаю. Вадим поворачивается и открывает глаза.
– Привет, – говорю я. – Что дома врать будешь?
– Ничего, – улыбается он. – Некому врать. Жены у меня нет. Развелись шесть лет назад, сын – взрослый парень.
Я тоже улыбаюсь и спрашиваю:
– Не знаешь, чего это я так обрадовалась?
Он протягивает мне руку.
– Проснулись? – радостно вопрошает Леха, ворочаясь на полу, вчерашняя пьянка на нем никак не сказалась, человек бодр и весел. – Похмелиться надо, ребята, – резонно замечает он и орет во все горло: – Старец, долго спишь, беги за бутылкой!
Через полчаса вчерашним составом, за исключением Олега, мы сидим за столом.
– Это надолго? – шепчет Вадим.
– Ты иди, когда все кончится, я позвоню.
– Ну, уж нет. В этом сумасшедшем доме я тебя не оставлю.
В 10.30 в нашей квартире появляется симпатичный молодой человек в форме летчика.
– Лешка, кончай загул, поехали в часть, – говорит он, поздоровавшись.
Сердце мое сладко замирает. Однако Лешка начинает сверкать глазами и гневаться.
– Еще чего, я к жене пришел. Человек я, в конце концов, или нет? Могу к жене прийти? Валька, пистолет купи, – внезапно меняет он тему. Вновь прибывший закатывает глаза и пытается воздействовать на Леху добрым словом.
Пререкаются они минут пятнадцать, побеждает мой бывший муж, однако в душу ему закрадывается печаль, он берет гитару и поет со слезой, доводя Петра Алексеевича, меня и Дуську до умиления. Когда мы уже готовы зарыдать, Лешка неожиданно вспоминает анекдот и пытается его рассказать. Но это ему не удается, так как дверь комнаты открывается и входит мой бывший свекр в погонах генерала.
– Батя! – радостно завопил Леха. – Садись.
– Раздолбай, твою мать, – отозвался батя. – Встал и бегом в машину.
Леха горестно вздохнул и побрел к выходу, бубня:
– Вот жизнь, никакой радости, одна служба.
Леха исчезает за дверью, Федор Михайлович со вздохом произносит:
– Извини, Фенечка. Давно он бузит?
– Не очень.
– В воскресенье не забудь, в пять, мы с Софьей Васильевной ждем.
– Обязательно буду, – заверяю я, а Леха внизу у машины истошно орет:
– Батя!
Дуся снимается с места, прихватывает Петра Алексеевича, а тот бутылку. Мы с Вадимом смотрим друг на друга и начинаем смеяться.
– Господи, неужели все? – вопрошает Вадим. – Бежим отсюда, пока кто-нибудь еще не явился.
– Давай, – соглашаюсь я.
– Поехали ко мне. Обещаю, никаких гостей.
Я торопливо собираюсь, но в дверь опять настойчиво звонят.
– Ты скажешь, что приема нет, или лучше я? – спрашивает Вадим.
– А я вообще открывать не буду.
Когда звонят четвертый раз, во мне пробуждается совесть, и я иду открывать. На пороге стоит сестрица Агата в летнем платьишке за четыреста евро, скромненько и со вкусом. Когда мы бываем вдвоем, Агатка совершенно нормальная, и я ее даже люблю, но видеть ее сейчас я не расположена.
– Привет, – говорит она. – Велено тебя доставить.
– А нельзя сказать, что меня нет дома? – подхалимски спрашиваю я.
– По-твоему, я на самоубийцу похожа? И вообще, чего это ты меня в квартиру не пускаешь?
– У меня мужик. Отобьешь еще.
– Как же, отобьешь у тебя. Мне на твоих пастбищах делать нечего. Гони мужика, и поехали.
– Помоги мне, не могу я ехать, честно, – канючу я, отжимая Агатку от двери: если Вадим ее увидит, мне придется сообщить, что мой папа прокурор, а мама занимает крутой пост в областной администрации. После этого он, скорее всего, сбежит. Я бы точно сбежала.
– Единственное, что я могу для тебя сделать, подождать минут двадцать в машине, – заявляет Агата, я распахиваю дверь, и мы сталкиваемся с Сережей, шофером Вадима.
– Феня, Вадим у тебя? – спрашивает он, таращась на Агатку, та впилась в него взглядом, причем на лице Сереги отчетливо читается «Таганка, я твой бессменный арестант», а на ее лице «Наша служба и опасна и трудна».
– Он в комнате. – Я показываю на свою дверь, Агата удаляется, а я возвращаюсь к себе, там Вадим разговаривает с шофером. По его лицу я вижу, что поездка отменяется.
– Фенечка, – говорит Вадим. – У меня дела, срочные. Давай так, Сережа тебя отвезет и компанию составит, чтобы ты не скучала, а я, как освобожусь, сразу домой. Хорошо?
Перспектива проводить время с Серегой мне не улыбается, с собакой и то занимательней. Я объясняю, что меня ждут в отчем доме. Вадим согласно кивает, по всему видно, что его мысли далеки от меня.
– Стасу сказал? – спрашивает он Серегу.
– Да, через пять минут будет.
– Хорошо.
Я замечаю, как изменилось его лицо, жестче стало, что ли, теперь трудно поверить, что в эту ночь он терпеливо сносил Лешкины выкрутасы.
Мы выходим из подъезда, торопливо прощаемся, из-за угла дома появляется темно-фиолетовый «БМВ» и лихо останавливается возле Вадима. На четыре секунды передо мной возникает лицо водителя. Пока я бегу к Агате, Вадим садится в подъ– ехавшую машину, Серега на «Мерседесе» срывается с места, а за ним, развернувшись, исчезает и «БМВ».
– Что это за публика? – спрашивает Агата, трогаясь. Я пожимаю плечами.
– Черт их знает. Люди.
– А где Валерка, вы вроде бы хотели пожениться?
– Накрылся.
– Что у вас там произошло?
– Да ничего. Поссорились, он меня выгнал, без вещей, без денег, пришлось вас беспокоить.
– Так ты когда приехала?
– Вчера.
– И уже успела подобрать этого типа?
– Это он меня подобрал. – Я начинаю злиться.
– Что он за человек?
– Откуда я знаю?
– А что ты вообще знаешь?
– Ну, знаю, что зовут его Вадим, а его шофера Серега, еще у меня есть номер его мобильного.
– Черт-те что. Ты хочешь сказать, что спишь с мужиком, не имея представления, кто он?
– Да не сплю я с ним. Только вчера собралась, а тут вдруг Лешка нагрянул, перед твоим приходом его Федор Михайлович увез.
– Слушай, Фимка, этот тип за рулем…
– Сережа?
– Да нет, тот, что подъехал. Ты его знаешь?
– Нет, конечно, откуда?
– Кого-то он мне напоминает, – задумчиво говорит Агата. – Не могу вспомнить. И ощущение мерзкое. Ты бы держалась от этой публики подальше.
Дверь квартиры открывает мама, миниатюрная женщина в домашнем платье и туфлях на низком каблуке. Выражение лица у нее такое, что любой дюжий мужик, столкнувшись с ней, торопливо свернет за угол, облегченно вздохнув.
– Здравствуй, Ефимия, – говорит мама и подставляет щеку для поцелуя. Я решаю, что для меня все не так плохо. – Папа в кабинете.
Мама с Агатой идут в кухню, а я к отцу.
– Можно?
Папа поднимается мне навстречу.
– Здравствуй, дочка. – Мы обнялись, и он меня поцеловал. Значит, в семье сегодня разыгрывается спектакль «Возвращение блудной дочери». – Что у тебя случилось на юге?
– С Валерой поссорилась и деньги потеряла. Извини.
– О чем ты? – Папа поднимает бровь. – Значит, замуж ты не выходишь?
– Пока нет.
– И то хорошо. А теперь объясни, что у тебя с работой.
Мне стало ясно, зачем меня так спешно вызывали. Папа с мамой лентяев на дух не выносят и не могут взять в толк, как подобное существо появилось в их семье. Каждый человек должен работать, приносить пользу обществу, любой труд почетен и все такое прочее…
– Вышибли меня с работы, – обреченно говорю я.
– Естественно, если ты там неделю не появлялась.
– Я была уверена, что этого никто и не заметит.
– Ефимия, о чем ты вообще думаешь? Ни работы, ни семьи.
– Агатка тоже не замужем, – злюсь я.
– Агата знает, чего хочет в жизни. А чего хочешь ты?
Я честно говорю, что не знаю. В течение часа мы беседуем, разговор совершенно бессмысленный, с моей точки зрения, но папа так не считает, в заключение он говорит:
– Надеюсь, ты в ближайшие дни решишь вопрос с трудоустройством. Скажем, до понедельника. Если тебе понадобится моя помощь, пожалуйста, не стесняйся.
– Костя, – зовет мама, – вы закончили? Обед на столе.
Так, мне еще предстоит семейный обед, что не радует. Мы сидим в столовой на своих обычных местах, и я подвергаюсь перекрестному допросу. Три юриста проводят его мастерски, больше всех старается Агатка. Из меня вытряхнули все про скандал на работе, ссору с Валеркой, жизнь на юге и планы на будущее. Хуже всего с планами. Мама, сурово глядя в мои глаза, заявляет, что у нее как раз есть для меня работа. Ну, уж это дудки, с 9.00 до 17.00 находиться с дражайшей матушкой в одном помещении и ощущать ее заботу – этого я и врагу не пожелаю. И потому я говорю:
– С трудоустройством вопрос практически решен.
– Что ты собираешься делать? – сразу же вцепилась в меня мама.
– Не хочу говорить, пока не устроюсь, но работа мне по душе.
Все трое переглядываются и вроде бы вздыхают с облегчением, обед заканчивается в атмосфере любви и взаимопонимания.
По дороге домой я тоскливо размышляю о папином ультиматуме. Мысль о том, что с понедельника придется отбывать трудовую повинность, приводит меня в ужас. Лето, жара, а я буду сидеть за скучным канцелярским столом в какой-нибудь конторе. Жаль, что я не вышла замуж, это ненадолго отвлекло бы моих родителей. Тут в голову мне приходит идея. Я торопливо сворачиваю в соседний двор, где находится наш ЖЭК, молясь про себя, чтобы господь послал мне удачу.
Господь меня услышал, и я перестаю быть позором семьи, вновь став трудящимся человеком. Получаю метлу, совок и ведро, веник придется купить самой. Управдом, дама лет пятидесяти, с огромным бюстом, показывает мне мой участок, он совсем рядом с домом, где я проживаю. Я вздыхаю с облегчением: ничто больше не тяготит мою душу.
Вечером Вадим не появляется, я размышляю, стоит ему звонить или нет, и решаю, что не стоит.
Рано утром трезвонят в дверь, но просыпаться я не собираюсь и накрываю голову подушкой. У меня возникает смутное ощущение, что кто-то заходит в мою комнату. Оказывается, ощущение было правильное. Встав, я вижу на столе записку. «Фенечка, пришлось срочно уехать. Очень жаль. Вернусь, сразу зайду. Целую. Вадим». Вообще-то мне тоже жаль. Вздохнув, я иду в ванную. Крана нет. Выдав несколько фраз из словаря завсегдатаев пивнушки, что притулилась рядом с нашим домом, иду за отверткой. Что ни говори, а день начался скверно. Даже душ радости мне не прибавляет. Шлепаю на кухню, на моем столе нахожу двухкилограммовый торт (шоколадный) и еще одну записку: «Ешь торт и помни обо мне». Что бы там Агатка ни говорила, а Вадим милый. Помнит о моих вкусах, нашел время купить торт, привезти его. Настроение мое заметно улучшается. Я пью чай, думаю о Вадиме и попутно решаю, что, как только он появится, запру дверь и окно и займусь с ним любовью.
Его нет до вторника. Жизнь моя в эти дни событиями не богата. По утрам я усердно мету свой участок, потом еду с подругой на пляж, часам к шести мы возвращаемся в город, одуревшие от солнца, и разбредаемся по домам. Я готовлю себе ужин, читаю, смотрю телевизор, когда есть что смотреть, совершаю длинные пешие прогулки на сон грядущий, то есть веду жизнь, которая мне нравится.
В воскресенье я появляюсь в доме моих бывших родственников, Лешкиных родителей, одетая, словно на прием к английской королеве. Даже Агатка ни к чему бы не смогла придраться. У Софьи Васильевны день рождения. Я вручаю ей подарок с букетом цветов и удостаиваюсь поцелуя. Федор Михайлович считает, что я его всегда достойна, мы обнимаемся по-родственному.
Гостей немного, все люди близкие, перед которыми за Лешку родителям давно не стыдно, он сидит в кресле почти трезвый и рад мне страшно. При первой возможности затаскивает меня в свою комнату и спрашивает:
– За Вадима замуж пойдешь?
– Он не зовет.
– А если позовет?
– Пойду, а чего не пойти? Человек хороший, и отец велел на работу устраиваться.
– Ясно. Шла бы за меня, а? Хорошо ведь жили.
– Это с какой стороны смотреть.
– Может, я пить брошу. Вон батя сказал, кодироваться надо.
– Дурака-то не валяй.
– Ты меня просто никогда не любила, – обиженно говорит Лешка. – Я бы правда пить бросил.
– Это мы уже проходили.
Он обхватывает меня ручищами, прижимает к широкой груди и целует. Злиться на него совершенно невозможно, так же как относиться к нему всерьез.
– Отвяжись, – прошу я.
– А я тебя люблю, – голосом рассерженного ребенка говорит он.
– Так и люби, я ж не против, только не лезь.
– Ну и не буду.
Мы идем к гостям. Софья Васильевна пытливо на нас смотрит. Я улыбаюсь. Через пять минут улыбается и Лешка, злиться долго он не умеет. В девять я ухожу. Лешка порывается меня проводить, но Федор Михайлович рявкает «Марш в свою комнату» и провожает меня сам. Иногда я всерьез думаю, что замуж мне надо было выходить за свекра, но куда тогда деть Софью Васильевну и Лешку?
Во вторник к вечеру появляется Вадим.
– Ура! – воплю я и кидаюсь ему на шею. Он подхватывает меня, кружит в нашей огромной коммунальной прихожей и осторожно ставит на пол.
– Скучала? – спрашивает.
– Еще как. – Я целую его и получаю от этого большое удовольствие. Видимо, он тоже, потому что руки его становятся очень настойчивыми, а выражение лица ни с каким другим не спутаешь. – Чего-нибудь вкусное принес? – спрашиваю я.
– В машине. Поедем ко мне.
– Да никуда ехать не надо. Никто не придет. А придет – ты его с лестницы спустишь.
Пока он возвращается к машине, я быстро расчесываюсь, застилаю чистые простыни и ставлю чайник. Вадим появляется с шампанским, пакетом разнообразной снеди и большущей коробкой конфет, которые я сразу же принимаюсь есть.
– Куда ездил? – спрашиваю я.
– А, так, неинтересно. Лучше расскажи, чем ты занималась.
– Тебя ждала, чем же еще?
– Хорошо ждала?
– Сейчас увидишь.
Я подхожу к Вадиму, который за пять минут до этого устроился в кресле, и опускаюсь на его колени, подняв подол знойно-желтого платья. Не спеша расстегиваю ремень на его брюках. Он улыбается, довольно ловко освобождая меня от лишних вещей.
– Ну и чего ты смеешься? – спрашиваю я.
– Пытаюсь сообразить, где у нас раньше мозги были.
Утром я просыпаюсь оттого, что Вадим ходит по комнате. Двигается он очень осторожно, но я все равно слышу. Однако открывать глаза мне совсем не хочется. Вадим наклоняется ко мне и шепчет:
– Фенечка, мне надо идти.
– Угу, – мычу я. Он целует меня, а я спрашиваю: – Ты меня любишь?
– Ну как же можно тебя не любить?
– Молодец, так держать. – Я обхватываю его за шею и притягиваю к себе. Он не брит, но мне это даже нравится.
– Я тороплюсь, – смеется Вадим.
– Ничего подобного. Будешь знать, как будить меня по утрам.
После его ухода я собираюсь как следует выспаться, но вдруг вспоминаю о родном участке. Меня охватывает жажда деятельности. Я встаю, иду в ванную: кран на месте. Утро чудесное.
К вечеру возвращается Вадим, мы ужинаем, занимаемся любовью, утром прощаемся, он уезжает, а я мету участок. В субботу Вадим на ночь не остается, уезжает часов в десять, когда появится – не знает, дела. Скорее всего, в понедельник. Я клянусь его ждать до понедельника.
Утром мне не спится, и уже в шесть я иду на участок. Улица пустынна. Тишина, и воздух какой-то особенный. Я замираю, опершись на метлу. Мысли мои чисты и прекрасны.
Тишину внезапно нарушают три машины, друг за другом мчащиеся по улице. «Вот придурки», – думаю я.
А машины, сначала та, что в середине, а потом и две другие вдруг останавливаются. Из средней выходит Вадим. Полная для меня неожиданность, между прочим. Лицо у него сердитое.
– Ты что делаешь? – спрашивает он.
– Улицу мету, – резонно отвечаю я.
– Зачем?
– Что значит – зачем? Я в ЖЭКе работаю.
– Помнится, ты на телевидении работала.
– Когда это было, меня уже выгнали.
– Так, – недовольно говорит Вадим. – Иди домой, часа через два я приеду.
– Ага, – только и успеваю сказать я и остаюсь наедине с метлой.
Едва я собралась позавтракать, вернувшись домой, как приходит Вадим. Выражение его лица мне не нравится, я сразу же вспоминаю, что за моей спиной три поколения прокуроров, и готовлюсь к бою.
– Что это за чертовщина с метлой? – спрашивает Вадим голосом моего отца.
– Я же тебе сказала: дворником работаю. Надо мне где-то трудиться. Это временно, до зимы. Снег пойдет, тяжело станет, я брошу.
Мне кажется, что я все объяснила очень доходчиво, но Вадим так не считает.
– Что ты за человек, черт возьми? Мужья-придурки, соседи ненормальные, метла эта дурацкая. Что ты из своей жизни балаган устраиваешь?
– Далась тебе эта метла, – канючу я. – Ну а мужья, что же теперь, топиться, что ли? Каких бог послал.
– Ты вообще серьезно говорить можешь? – спрашивает Вадим, и я с удивлением замечаю, что он повысил голос.
– Могу, но не буду. Ни к чему мне серьезно говорить, особенно о метлах и мужьях.
– Оставь этот дурацкий тон. Мне кажется, я имею право…
– Наверное, имеешь, – перебиваю я. – А я имею?
– Что?
– Я какие-нибудь права имею? Например, жить, как считаю нужным?
– По-твоему, это нормальная жизнь?
– Само собой. Если тебе необходима светская львица, так ты квартирой ошибся, львицы в коммуналках не живут.
– При чем здесь коммуналка?
– Хорошо, поговорим о норме. Для тебя нормально, когда женщина ждет, с вопросами не лезет, жизнью довольна и чокнутой не выглядит?!.
– Послушай, разве я тебя чем-то обидел? – спрашивает он, сбавляя обороты.
Неожиданно мне становится невыносимо скучно.
– Ладно, – говорю я. – Извини. Я тут глупостей наболтала. Вообще у меня не все дома. Наш роман затянулся. Давай скажем друг другу до свидания.
– Ты это серьезно? – лицо Вадима становится неприятным.
– Вполне.
– Что-то я не очень понимаю.
– А чего тут понимать. Уходи.
– Та-ак, – Вадим садится в кресло. – Я не мальчик, обиженно в дверь ломиться не буду. Мне интересно тебя послушать. – Я молчу. – Давай, давай, – требует Вадим.
Дураку ясно, просто так он не уйдет. Я чешу за ухом и пытаюсь прикинуть, как от него избавиться.
– Тебя больно ранило, что я дворник…
– Не болтай чепухи.
– Хорошо. Значит, тот факт, что я об этом умолчала. Не стоило этого делать, согласна. Однако тебя тоже особо разговорчивым не назовешь. Я знаю, что зовут тебя Вадим. Наверное, и фамилия есть?
– Фенька, – перебивает он мои излияния, – а ведь мы с тобой ругаемся. Невероятно. – Он садится рядом со мной на корточки, берет мои руки в свои и улыбается. – Ну, чего ты? В самом деле хочешь, чтобы я ушел?
– Нет, конечно.
– Слава богу. Предупреждаю сразу: ты от меня не отделаешься. Я тебя люблю. Чокнулся на старости лет.
– Тоже мне старик.
– Ну уж и не юноша. И тебе пора за ум браться, а не с метлой бегать.
– Ты совсем как мой папа говоришь.
– А что он говорит?
– За ум надо браться. Еще, говорит, рожать пора. А то пройдет немного времени, и живот мне пойдет как седло корове.
– А что, правильно папа говорит. Можно прямо сейчас со всей серьезностью подойти к этому вопросу.
– Издеваешься? – спрашиваю я.
– И в голове не держу. Повесишь на стенку четвертую фотографию. Первый муж у нас кто?
– Журналист.
– Ну, вот: журналист, летчик, мент – достойная компания. На стенку рядом с ними не стыдно.
– Смейся, смейся, досмеешься.
Приходит пятница, мы едем на дачу Вадима. Именно там, в двенадцать минут третьего, стоя на балконе и задрав голову к звездному небу, я слышу:
– Фенечка, выходи за меня замуж. Я серьезно.
Через два дня мы скромно расписываемся при двух свидетелях: моей подруге Светке и приятеле Вадима по имени Павел. Своих родителей я решаю известить позже. Церемония завершается обедом на четверых в ресторане, а уже вечером мы отправляемся в свадебное путешествие. Жизнь представляется мне праздником, который будет длиться вечно…
– Фенька! – услышав свое имя, я вздрогнула от неожиданности. Из-за калитки на меня с недоумением смотрела соседка. – Ты чего сидишь как истукан?
– Пейзажем любуюсь, – ответила я, с трудом поднимаясь с насиженного места. Сколько прошло времени? Должно быть, немало. Солнце успело переместиться за крышу дома и спряталось в облаках. – Дождь так и не начался, – буркнула я и поспешила скрыться в доме, махнув тетке рукой на прощание.
На кухне я долго шарила в шкафах в поисках сигарет. Дело зряшное, Юлька давно и безуспешно пытается отучить меня от дурных привычек. Я потерла виски, силясь унять внезапную боль, прошлепала в ванную и встала под душ. Холодная вода стекала по затылку, не избавляя ни от головной боли, ни от мыслей о прошлом. Поняв всю тщетность своих усилий, я растерлась полотенцем, вышла из ванной, быстро оделась и написала Юльке записку: «Задание выполнила. Постарайся не беспокоить меня в ближайшие пару дней». В своем роде я уникум, у меня нет мобильного телефона. Разные люди дарили мне мобильные, но они через некоторое время куда-то исчезали. В конце концов я решила, что судьба против и я обойдусь без него.
От Юлькиной дачи до остановки маршрутки всего-то сотня метров, я как раз успела к отправлению одной из них. Устроилась возле окна, гоня прочь воспоминания и отлично понимая всю бессмысленность этих попыток. Через сорок минут я вышла неподалеку от своего дома. Квартира встретила меня гулкой тишиной, я отыскала сигареты в ящике стола, вышла на балкон, закурила и, откинувшись на спинку пластикового стула, закрыла глаза…
Дня за два до возвращения домой из свадебного путешествия кто-то позвонил Вадиму. После этого разговора моего мужа точно подменили. Хоть он и силится выглядеть веселым, однако сквозь неизменную улыбку отчетливо проступает озабоченность. Как примерная жена я не могу не обратить на это внимание.
– Что случилось? – спрашиваю я и получаю ответ:
– Все нормально.
– Может, поменяем билеты и вернемся раньше? – милостиво предлагаю я.
– Что ты, Фенечка, дела подождут.
Я пытаюсь расспросить его о делах, Вадим отвечает неохотно и весьма расплывчато. Впервые за все время меня посещает здравая мысль: а чем, собственно, занимается мой муж? Само собой, я помню, что он преуспевающий бизнесмен, вот только в какой области он преуспел? Мои настойчивые вопросы вызывают у него недоумение.
– Фенечка, моя работа – сплошная рутина, меньше всего мне бы хотелось говорить о ней на отдыхе.
– Так и быть, – решаю я. – Поговорим позднее.
В аэропорту нас встречает Сергей, я на заднем сиденье «Мерседеса» рядом с Вадимом, на мне сногсшибательное платье. Вадим, как всегда, ласков и предупредителен. С четвертым замужеством мне повезло, даже родителям придется это признать. Мысли мои ленивы и приятны, я то пребываю в сладкой полудреме, то прислушиваюсь к беседе, которую ведут Вадим с Серегой, но разговор какой-то неинтересный, а встревать я считаю неприличным. В конце концов я засыпаю.
– Фенечка, – Вадим гладит мое плечо, – приехали.
Я потягиваюсь и смотрю в окно. Мы в пригороде, я и не знала, что здесь целую улицу отгрохали, и когда успели? Дома выглядят симпатично, перед каждым зелененький лужок. Как в Америке (я там не была, но по телевизору видела).
– Который наш? – интересуюсь я.
– Прямо перед тобой.
– Это дворец.
– Так ты и должна жить во дворце, разве нет?
– Вообще-то я в коммуналке жила, но дворец тоже неплохо. Проживем. А кто в нем убираться будет?
Вадим смеется, настроение у нас превосходное.
– Уборщица приходит дважды в неделю, – сообщает он.