– Хорошо, только надо не опоздать домой. У нас сегодня прием с четырех часов.
Уходившись по ГУМу так, что они уже не чуяли под собой ног, купив черные замшевые туфли для Руфины и несколько пар трусов для сестры Ники, они зашли на второй этаж, в кафе над самым фонтаном, сели за столик на галерее и сделали заказ.
– Я есть хочу до смерти, – Августа смотрела меню, – а у них тут только салаты, омлеты… Ничего мясного. Слушай, надо следить, чтобы она носила белье аккуратно.
Руфина кивнула. Речь шла о Нике.
– То есть чтобы она вообще всегда его носила. А то ведь она часто забывает.
– Что ты от нее хочешь? Ты же знаешь ее.
– За столько лет можно было понять, что надо носить трусы, когда в доме толчется с утра до ночи столько народа, – Августа хмыкнула. – Я, что ли, обязана следить за ней?
– И я не обязана.
– Ты ей сестра.
– А ты тоже не… Ладно, я поговорю с ней, внушу ей. Мы должны на какие-то вещи закрывать глаза, не травмировать ее по пустякам, иначе она сорвется, помнишь, как было в тот раз… А если она сорвется, то пострадает наше общее дело, которое, кстати, кормит нас, приносит нам деньги.
– Смотри-ка, а он тоже тут, – усмехнулась Августа. – Этот тип… поклонник из винного отдела. Вон за тем дальним столиком, и сюда смотрит.
Руфина достала из сумки модные очки, нацепила их и, нисколько не смущаясь, обернулась, разглядывая назойливого незнакомца.
– Ничего, вроде солидный, и по возрасту тоже… Живот пивной.
– Петр.
– Успел уже имя свое сказать тебе?
– Успел, успел, – Августа обернулась и помахала поклоннику.
И, словно только дожидаясь от нее поощрения, он быстро поднялся из-за столика и подошел к ним:
– Здравствуйте еще раз.
– Вот это моя сестра Руфина, – сказала Августа.
– Очень приятно… Петя, – мужчина совсем засмущался, зарумянился, но быстро взял себя в руки. – Извините, я подумал… Вот там внизу в театральной кассе билеты были. Я купил два… хорошие места… Я подумал, а вдруг вы не откажетесь. Вот – это для вас, – он буквально всучил Августе билет.
– Да что вы, зачем?
– Хотелось бы продолжить знакомство. Очень хотелось бы.
– Какой спектакль, на какое число?
– На завтра, начало в семь, я буду ждать вас у театра.
– Так какой все-таки спектакль? – вмешалась Руфина, третья лишняя.
– Балет, я не знаю, я спросил, есть что в Большой на хорошие места, кассир предложила вот это… Только это новая сцена, ничего?
– А старой мы, наверное, и не дождемся, – усмехнулась Августа. – Спасибо за билет.
– Балет «Корсар», – Руфина рассмотрела название спектакля уже в машине, когда они отъезжали от ГУМа. – Завтрашний спектакль. Пойдешь?
– А почему нет?
– Думай, что делаешь.
– Я всегда думаю, сестра.
– На кой черт тебе этот бородатый кретин?
– Может быть, найду ему применение… Ты ведь не разрешаешь мне…
– Ладно, с тобой все равно спорить бесполезно, ты всегда все делаешь по-своему.
– Да, уж такая я на свет уродилась, – усмехнулась Августа и прибавила газа.
Серебристый «Мерседес» – гордость сестер-Парок – рванул в сторону набережной, странное дело – в этот час свободной от пробок. Августа обожала быструю езду.
Глава 10
Глава 11
Уходившись по ГУМу так, что они уже не чуяли под собой ног, купив черные замшевые туфли для Руфины и несколько пар трусов для сестры Ники, они зашли на второй этаж, в кафе над самым фонтаном, сели за столик на галерее и сделали заказ.
– Я есть хочу до смерти, – Августа смотрела меню, – а у них тут только салаты, омлеты… Ничего мясного. Слушай, надо следить, чтобы она носила белье аккуратно.
Руфина кивнула. Речь шла о Нике.
– То есть чтобы она вообще всегда его носила. А то ведь она часто забывает.
– Что ты от нее хочешь? Ты же знаешь ее.
– За столько лет можно было понять, что надо носить трусы, когда в доме толчется с утра до ночи столько народа, – Августа хмыкнула. – Я, что ли, обязана следить за ней?
– И я не обязана.
– Ты ей сестра.
– А ты тоже не… Ладно, я поговорю с ней, внушу ей. Мы должны на какие-то вещи закрывать глаза, не травмировать ее по пустякам, иначе она сорвется, помнишь, как было в тот раз… А если она сорвется, то пострадает наше общее дело, которое, кстати, кормит нас, приносит нам деньги.
– Смотри-ка, а он тоже тут, – усмехнулась Августа. – Этот тип… поклонник из винного отдела. Вон за тем дальним столиком, и сюда смотрит.
Руфина достала из сумки модные очки, нацепила их и, нисколько не смущаясь, обернулась, разглядывая назойливого незнакомца.
– Ничего, вроде солидный, и по возрасту тоже… Живот пивной.
– Петр.
– Успел уже имя свое сказать тебе?
– Успел, успел, – Августа обернулась и помахала поклоннику.
И, словно только дожидаясь от нее поощрения, он быстро поднялся из-за столика и подошел к ним:
– Здравствуйте еще раз.
– Вот это моя сестра Руфина, – сказала Августа.
– Очень приятно… Петя, – мужчина совсем засмущался, зарумянился, но быстро взял себя в руки. – Извините, я подумал… Вот там внизу в театральной кассе билеты были. Я купил два… хорошие места… Я подумал, а вдруг вы не откажетесь. Вот – это для вас, – он буквально всучил Августе билет.
– Да что вы, зачем?
– Хотелось бы продолжить знакомство. Очень хотелось бы.
– Какой спектакль, на какое число?
– На завтра, начало в семь, я буду ждать вас у театра.
– Так какой все-таки спектакль? – вмешалась Руфина, третья лишняя.
– Балет, я не знаю, я спросил, есть что в Большой на хорошие места, кассир предложила вот это… Только это новая сцена, ничего?
– А старой мы, наверное, и не дождемся, – усмехнулась Августа. – Спасибо за билет.
– Балет «Корсар», – Руфина рассмотрела название спектакля уже в машине, когда они отъезжали от ГУМа. – Завтрашний спектакль. Пойдешь?
– А почему нет?
– Думай, что делаешь.
– Я всегда думаю, сестра.
– На кой черт тебе этот бородатый кретин?
– Может быть, найду ему применение… Ты ведь не разрешаешь мне…
– Ладно, с тобой все равно спорить бесполезно, ты всегда все делаешь по-своему.
– Да, уж такая я на свет уродилась, – усмехнулась Августа и прибавила газа.
Серебристый «Мерседес» – гордость сестер-Парок – рванул в сторону набережной, странное дело – в этот час свободной от пробок. Августа обожала быструю езду.
Глава 10
ЛАРИСА ПАВЛОВНА
Домой на Малую Бронную сестры не опоздали. Первой в этот день клиентке было назначено на половину пятого. Августа даже успела сытно пообедать бифштексом с жареной картошкой.
Клиентка оказалась чрезвычайно толстой женщиной – с белыми крашеными волосами, густой челкой, закрывавшей лоб, и огромным количеством бижутерии. Несмотря на то что она нещадно красилась и явно молодилась, выглядела она на свои годы – за шестьдесят. Приехала к дому сестер она на «Шевроле», причем сама была за рулем с сигаретой в зубах.
– Записана как Лариса, – сказала Руфина сестре. – Проблемы все те же – пропажа без вести близкого ей человека. Ну почему они все с этим идут именно к нам…
– Я позову Нику и прослежу, чтобы с трусами на этот раз было все в порядке, – Августа направилась к лестнице на второй этаж. – Разберись пока без меня.
По приглашению горничной клиентка Лариса ждала в зале, с сигаретой она так и не рассталась. Руфина, войдя, приветливо с ней поздоровалась, подвинула мраморную пепельницу – чувствуйте себя как дома, я понимаю, как вы взволнованы.
– Итак, я слушаю вас очень внимательно, сейчас придут мои сестры, и мы начнем работать над вашей проблемой. – Руфина оценивала посетительницу: явный мандраж, хочет верить во все и одновременно во всем сомневается. Натура подозрительная, недоверчивая и одновременно легковнушаемая. Что ж, это как раз и неплохо.
– Я пришла к вам, потому что, с одной стороны, мне не к кому больше обратиться по этому вопросу, – голос у клиентки был прокуренный, скрипучий, – а с другой – вы лучшие в своем деле, я читала в газете… Не помню в какой… может, даже в «Комсомольце», про вашу матушку. Когда я была еще молода, все говорили о ней как о новой Джуне… Ванга, Джуна и Саломея. А это правда, что она лечила Брежнева?
– Брежнев умер, кто бы его ни лечил, от смерти вылечить нельзя.
В зале появились Августа и Ника. Ника выглядела бледной и какой-то вялой. Ноги ее были голы, она куталась в черное мохеровое пончо.
– А вы будете все втроем мной заниматься? – полюбопытствовала клиентка Лариса. – Ишь ты как.
– Представьтесь и расскажите нам о себе немного, ну что хотите, – попросила смиренно Августа.
– Ну я… что я… Лариса Павловна меня звать, была я замужем несколько раз – неофициально, правда, но это не имеет значения, у меня взрослые дети, с материальной точки зрения я вполне обеспеченная женщина, у меня свой бизнес, так что я оплачу все расходы, если что… если вы отыщете его для меня.
– Так, снова поиски, – Руфина кивнула. – Близкий вам человек?
– Был… точнее, и сейчас им остался, иначе бы я не пришла к вам.
– Ваш родственник?
– Он… нет, он мне не родственник, он… – клиентка Лариса Павловна глубоко затянулась сигаретой и смяла ее в пепельнице.
ИСКРЕННЕ ВОЛНУЕТСЯ – отметила про себя Руфина.
– Он мой любовник, точнее, был им когда-то.
– Будет лучше, если вы все же расскажете нам о нем сами, наши вопросы вас, как я вижу, нервируют, – сказала Августа и повернула кресло к окну, жестом приглашая сестру Нику садиться, начинать.
Ника снова села спиной к клиентке. Казалось, она была где-то далеко, ничего не слушала из того, что говорили в зале. Мягкий вечерний свет золотил ее волосы, делая слегка расплывчатым овал лица, – Ника в этом неверном обманчивом свете казалась моложе своих лет. Вот веки ее дрогнули, она чуть подалась вперед, потом назад и начала мерно покачиваться в кресле словно темный маятник и что-то еле слышно напевать.
– Она что… это так надо? – шепотом осведомилась Лариса Павловна.
– Не беспокойтесь, наша сестра уже отправилась в путь. Она поможет вам, как и мы. Рассказывайте, – поощрила Руфина.
– Ну что особо рассказывать-то… Жили мы с ним, я души в нем не чаяла. Все ему, все для него. У меня, понимаете, уже тогда была проблема – возраст, а он молодой, здоровый… Здоровый бугай. Счастливы мы были несмотря ни на что. Я счастлива была, с сыновьями – они уже у меня тогда совсем взрослые стали – как-то все это улаживала. Им не шибко нравилось, но терпели, потому что любили, уважали маму Лару – меня то есть. А потом в один день все разом и кончилось, как отрезало. Пропал он, не вернулся ко мне. Да, вам же имя надо… Евгений имя ему.
– И как давно ваш Евгений пропал? – спросила Августа.
– Одиннадцать лет назад.
– Однако срок, – покачала головой Руфина.
– А в каком месяце это было? – снова задала вопрос Августа.
– Летом, да разве в месяце дело, – Лариса Павловна обернулась к ней, – Женька… он же муж мой был, последняя моя любовь и так со мной поступить – бросить, уйти!
– Так вы уверены, что он вас бросил? – Августа смотрела на Нику – как она там в своем «путешествии». – Отчего же вы, записываясь на прием, сказали, что «пропал без вести»?
– Так нет его нигде, и вестей о себе, мерзавец, не подает.
– Может быть, он за эти годы уже успел жениться, семью завел? Одиннадцать лет большой срок, – Руфина старалась говорить как можно мягче.
– Это мне без разницы, я только хочу найти его, в глаза ему поглядеть, – Лариса Павловна всхлипнула, скривила густо накрашенный рот. – Я за эти годы… думала – забуду, нет, не могу. Хочу найти, в глаза ему посмотреть, спросить, как же ты мог, Женька, я ж так тебя, подлеца, любила!
ФАЛЬШИВИТ – отметила про себя чуткая, как барометр, Руфина. ИСКАТЬ ЧЕРЕЗ СТОЛЬКО ЛЕТ СБЕЖАВШЕГО ЛЮБОВНИКА? СОВСЕМ, ЧТО ЛИ, ОНА СПЯТИЛА?
– Я все же не понимаю, дорогая моя, зачем вам все это нужно? Бередить старую рану… Не проще ли забыть?
– Да не могу я забыть! Извелась вся, вон похудела даже, – Лариса Павловна хлопнула себя по выпуклому животу. – Я чего к вам пришла? Вы ж это… ищете пропавших – по фотографии, по вещам. Я в газете читала, может, и моего найдете? За гонораром я не постою и вообще за расходами. Хочется найти, встретиться с ним, может, до чего и договоримся.
– Вы надеетесь, что ваш друг вернется к вам? – спросила Августа.
– А почему нет? Как там у него жизнь сложилась? А я женщина обеспеченная.
– Ну хорошо, спорить тут нечего, раз вы так этого желаете, – Августа тоже говорила с клиенткой мягко. – Вы принесли нам его снимок или…
– Карточки у меня его нет. Были, конечно, но за одиннадцать лет не знаю куда делись. А из вещей – вот, нате.
Она нырнула с головой в огромную кожаную сумку, долго рылась там и наконец достала свернутый мужской ремень – кожаный, с тяжелой пряжкой.
Августа взяла ремень и, не разматывая, осторожно вложила плотную кожаную массу в ладонь Ники. Та какое-то время была неподвижна, потом накрыла вещь другой ладонью, откинулась на спинку кресла и опять словно бы задремала.
Сеанс начался.
– Вспомните тот день, когда Евгений пропал, то есть ушел, – попросила Руфина.
– Скажите уж прямо – бросил меня. А ведь я одиннадцать лет назад еще о-го-го была. С весом, конечно, всегда у меня проблема, но он полных любил, сам говорил: есть за что подержаться. А в тот день… да обычный был день, самый обычный. Ждала я его к вечеру, а он не приехал. И ни звонка, ничего, как отрезал. Я искала его, думаете, не искала? Искала, – Лариса Павловна достала новую сигарету. – Но в Москве его не было, это точно. Куда-то подался соколик. Может, на юга, может, и того дальше.
– Но вы уверены, что он жив? – спросила Августа.
– Алкашом он не был, наркоманом тоже, это они загибаются, а он здоровый бугай… Я тогда и в больницы звонила – думала, может, в аварию попал. Нет, просто сбежал, живет себе где-нибудь, в ус не дует, – Лариса Павловна вдруг спохватилась, словно сказала что-то лишнее. – А может, как раз и плохо ему, жизнь не сладилась, а тут я – вот, мол, сокол, помню нашу с тобой любовь.
– И вы через столько лет простите ему?
– А как по-вашему – стоит простить?
Но Августа не успела ответить. Со стороны кресла послышался какой-то странный звук – то ли хрип, то ли клекот, невозможно было представить, что ТАКОЙ ЗВУК может издавать человеческое горло.
Руки Ники – со скрюченными, сведенными судорогой пальцами, взметнулись над головой. Кожаный ремень с пряжкой, распустившийся на всю длину, трепетал в ее руках как живой. Точно коричневая змея. Ника обернулась – лицо ее дергалось, глаза вылезали из орбит, она силилась что-то сказать, но язык не повиновался ей. Внезапно резким движением она обвила ремень как змею вокруг своей шеи. Секунда – и она резко дернула за концы, затягивая на своем горле петлю.
Августа и Руфина бросились к сестре, та рухнула на ковер, извиваясь и хрипя, все сильнее и сильнее затягивая на своем горле ремень-удавку.
– Руки ей держи! – крикнула Руфина, прижимая тело младшей сестры к полу.
Огромным усилием Августа впечатала правую руку сестры в паркет, одновременно силясь разжать ее мертвую хватку, отпустить ремень, ослабляя петлю.
– То самое, чего я так боялась! – Руфина и сама уже задыхалась – от борьбы, от тревоги, от неожиданности. – Это припадок… у нее припадок!
Клиентка оказалась чрезвычайно толстой женщиной – с белыми крашеными волосами, густой челкой, закрывавшей лоб, и огромным количеством бижутерии. Несмотря на то что она нещадно красилась и явно молодилась, выглядела она на свои годы – за шестьдесят. Приехала к дому сестер она на «Шевроле», причем сама была за рулем с сигаретой в зубах.
– Записана как Лариса, – сказала Руфина сестре. – Проблемы все те же – пропажа без вести близкого ей человека. Ну почему они все с этим идут именно к нам…
– Я позову Нику и прослежу, чтобы с трусами на этот раз было все в порядке, – Августа направилась к лестнице на второй этаж. – Разберись пока без меня.
По приглашению горничной клиентка Лариса ждала в зале, с сигаретой она так и не рассталась. Руфина, войдя, приветливо с ней поздоровалась, подвинула мраморную пепельницу – чувствуйте себя как дома, я понимаю, как вы взволнованы.
– Итак, я слушаю вас очень внимательно, сейчас придут мои сестры, и мы начнем работать над вашей проблемой. – Руфина оценивала посетительницу: явный мандраж, хочет верить во все и одновременно во всем сомневается. Натура подозрительная, недоверчивая и одновременно легковнушаемая. Что ж, это как раз и неплохо.
– Я пришла к вам, потому что, с одной стороны, мне не к кому больше обратиться по этому вопросу, – голос у клиентки был прокуренный, скрипучий, – а с другой – вы лучшие в своем деле, я читала в газете… Не помню в какой… может, даже в «Комсомольце», про вашу матушку. Когда я была еще молода, все говорили о ней как о новой Джуне… Ванга, Джуна и Саломея. А это правда, что она лечила Брежнева?
– Брежнев умер, кто бы его ни лечил, от смерти вылечить нельзя.
В зале появились Августа и Ника. Ника выглядела бледной и какой-то вялой. Ноги ее были голы, она куталась в черное мохеровое пончо.
– А вы будете все втроем мной заниматься? – полюбопытствовала клиентка Лариса. – Ишь ты как.
– Представьтесь и расскажите нам о себе немного, ну что хотите, – попросила смиренно Августа.
– Ну я… что я… Лариса Павловна меня звать, была я замужем несколько раз – неофициально, правда, но это не имеет значения, у меня взрослые дети, с материальной точки зрения я вполне обеспеченная женщина, у меня свой бизнес, так что я оплачу все расходы, если что… если вы отыщете его для меня.
– Так, снова поиски, – Руфина кивнула. – Близкий вам человек?
– Был… точнее, и сейчас им остался, иначе бы я не пришла к вам.
– Ваш родственник?
– Он… нет, он мне не родственник, он… – клиентка Лариса Павловна глубоко затянулась сигаретой и смяла ее в пепельнице.
ИСКРЕННЕ ВОЛНУЕТСЯ – отметила про себя Руфина.
– Он мой любовник, точнее, был им когда-то.
– Будет лучше, если вы все же расскажете нам о нем сами, наши вопросы вас, как я вижу, нервируют, – сказала Августа и повернула кресло к окну, жестом приглашая сестру Нику садиться, начинать.
Ника снова села спиной к клиентке. Казалось, она была где-то далеко, ничего не слушала из того, что говорили в зале. Мягкий вечерний свет золотил ее волосы, делая слегка расплывчатым овал лица, – Ника в этом неверном обманчивом свете казалась моложе своих лет. Вот веки ее дрогнули, она чуть подалась вперед, потом назад и начала мерно покачиваться в кресле словно темный маятник и что-то еле слышно напевать.
– Она что… это так надо? – шепотом осведомилась Лариса Павловна.
– Не беспокойтесь, наша сестра уже отправилась в путь. Она поможет вам, как и мы. Рассказывайте, – поощрила Руфина.
– Ну что особо рассказывать-то… Жили мы с ним, я души в нем не чаяла. Все ему, все для него. У меня, понимаете, уже тогда была проблема – возраст, а он молодой, здоровый… Здоровый бугай. Счастливы мы были несмотря ни на что. Я счастлива была, с сыновьями – они уже у меня тогда совсем взрослые стали – как-то все это улаживала. Им не шибко нравилось, но терпели, потому что любили, уважали маму Лару – меня то есть. А потом в один день все разом и кончилось, как отрезало. Пропал он, не вернулся ко мне. Да, вам же имя надо… Евгений имя ему.
– И как давно ваш Евгений пропал? – спросила Августа.
– Одиннадцать лет назад.
– Однако срок, – покачала головой Руфина.
– А в каком месяце это было? – снова задала вопрос Августа.
– Летом, да разве в месяце дело, – Лариса Павловна обернулась к ней, – Женька… он же муж мой был, последняя моя любовь и так со мной поступить – бросить, уйти!
– Так вы уверены, что он вас бросил? – Августа смотрела на Нику – как она там в своем «путешествии». – Отчего же вы, записываясь на прием, сказали, что «пропал без вести»?
– Так нет его нигде, и вестей о себе, мерзавец, не подает.
– Может быть, он за эти годы уже успел жениться, семью завел? Одиннадцать лет большой срок, – Руфина старалась говорить как можно мягче.
– Это мне без разницы, я только хочу найти его, в глаза ему поглядеть, – Лариса Павловна всхлипнула, скривила густо накрашенный рот. – Я за эти годы… думала – забуду, нет, не могу. Хочу найти, в глаза ему посмотреть, спросить, как же ты мог, Женька, я ж так тебя, подлеца, любила!
ФАЛЬШИВИТ – отметила про себя чуткая, как барометр, Руфина. ИСКАТЬ ЧЕРЕЗ СТОЛЬКО ЛЕТ СБЕЖАВШЕГО ЛЮБОВНИКА? СОВСЕМ, ЧТО ЛИ, ОНА СПЯТИЛА?
– Я все же не понимаю, дорогая моя, зачем вам все это нужно? Бередить старую рану… Не проще ли забыть?
– Да не могу я забыть! Извелась вся, вон похудела даже, – Лариса Павловна хлопнула себя по выпуклому животу. – Я чего к вам пришла? Вы ж это… ищете пропавших – по фотографии, по вещам. Я в газете читала, может, и моего найдете? За гонораром я не постою и вообще за расходами. Хочется найти, встретиться с ним, может, до чего и договоримся.
– Вы надеетесь, что ваш друг вернется к вам? – спросила Августа.
– А почему нет? Как там у него жизнь сложилась? А я женщина обеспеченная.
– Ну хорошо, спорить тут нечего, раз вы так этого желаете, – Августа тоже говорила с клиенткой мягко. – Вы принесли нам его снимок или…
– Карточки у меня его нет. Были, конечно, но за одиннадцать лет не знаю куда делись. А из вещей – вот, нате.
Она нырнула с головой в огромную кожаную сумку, долго рылась там и наконец достала свернутый мужской ремень – кожаный, с тяжелой пряжкой.
Августа взяла ремень и, не разматывая, осторожно вложила плотную кожаную массу в ладонь Ники. Та какое-то время была неподвижна, потом накрыла вещь другой ладонью, откинулась на спинку кресла и опять словно бы задремала.
Сеанс начался.
– Вспомните тот день, когда Евгений пропал, то есть ушел, – попросила Руфина.
– Скажите уж прямо – бросил меня. А ведь я одиннадцать лет назад еще о-го-го была. С весом, конечно, всегда у меня проблема, но он полных любил, сам говорил: есть за что подержаться. А в тот день… да обычный был день, самый обычный. Ждала я его к вечеру, а он не приехал. И ни звонка, ничего, как отрезал. Я искала его, думаете, не искала? Искала, – Лариса Павловна достала новую сигарету. – Но в Москве его не было, это точно. Куда-то подался соколик. Может, на юга, может, и того дальше.
– Но вы уверены, что он жив? – спросила Августа.
– Алкашом он не был, наркоманом тоже, это они загибаются, а он здоровый бугай… Я тогда и в больницы звонила – думала, может, в аварию попал. Нет, просто сбежал, живет себе где-нибудь, в ус не дует, – Лариса Павловна вдруг спохватилась, словно сказала что-то лишнее. – А может, как раз и плохо ему, жизнь не сладилась, а тут я – вот, мол, сокол, помню нашу с тобой любовь.
– И вы через столько лет простите ему?
– А как по-вашему – стоит простить?
Но Августа не успела ответить. Со стороны кресла послышался какой-то странный звук – то ли хрип, то ли клекот, невозможно было представить, что ТАКОЙ ЗВУК может издавать человеческое горло.
Руки Ники – со скрюченными, сведенными судорогой пальцами, взметнулись над головой. Кожаный ремень с пряжкой, распустившийся на всю длину, трепетал в ее руках как живой. Точно коричневая змея. Ника обернулась – лицо ее дергалось, глаза вылезали из орбит, она силилась что-то сказать, но язык не повиновался ей. Внезапно резким движением она обвила ремень как змею вокруг своей шеи. Секунда – и она резко дернула за концы, затягивая на своем горле петлю.
Августа и Руфина бросились к сестре, та рухнула на ковер, извиваясь и хрипя, все сильнее и сильнее затягивая на своем горле ремень-удавку.
– Руки ей держи! – крикнула Руфина, прижимая тело младшей сестры к полу.
Огромным усилием Августа впечатала правую руку сестры в паркет, одновременно силясь разжать ее мертвую хватку, отпустить ремень, ослабляя петлю.
– То самое, чего я так боялась! – Руфина и сама уже задыхалась – от борьбы, от тревоги, от неожиданности. – Это припадок… у нее припадок!
Глава 11
ЧЕЛОВЕК ЗА СТЕКЛОМ
– Ему что-то мешает. И я бы хотел узнать, что это такое.
Это было произнесено в белом больничном коридоре, вполголоса, однако таким тоном, что Катя запомнила эту фразу надолго.
Посетить Центр судебной психиатрии оказалось не так уж и сложно. Арбатского убийцу Романа Пепеляева отправили на судебно-психиатрическую экспертизу сразу после предъявления ему «рабочего» обвинения. Видимо, следователь прокуратуры не считал для себя возможным продвигаться в расследовании дальше без официального заключения о психическом состоянии Пепеляева. Катя позвонила Левону Михайловичу Геворкяну – ведущему специалисту центра, которого знала и по прежним делам, и по лекциям, иногда он читал их в Главке во время служебных занятий.
«Хочу на него взглянуть» – конечно, это было не лучшей фразой, но как-то половчее соврать у Кати не вышло. К тому же профессор Геворкян знал ее как облупленную. Однажды даже заметил: «Голубушка, любопытство тоже в каком-то роде психическая аномалия». Позже Катя узнала, что Геворкяну звонил и полковник Гущин. А с полковником Гущиным они вместе съели не один пуд соли.
– Все жаждут на него взглянуть. Студенты-практиканты так и рвутся, – это Геворкян сказал Кате, приехавший в центр, встречая ее на проходной, более похожей на военный блокпост. – Хотелось бы, конечно, умерить весь этот ненужный ажиотаж вокруг его персоны, но пока это невозможно.
– С моей стороны это не праздный интерес, Левон Михайлович, я хочу сделать об этом происшествии статью. Вы же знаете, Пепеляева там, на Арбате, обезвредил именно Федор Матвеевич, – Катя постаралась, чтобы это вышло у нее как можно солиднее.
Но мудрый Геворкян лишь прищурился: конечно, конечно, и тем не менее, голубушка…
– Он по-прежнему молчит? – спросила Катя.
– Нет, отчего же.
– Начал давать показания? – Катя тут же нырнула в сумку за блокнотом. – Неужели? Как вам удалось? На всех допросах в прокуратуре он молчал, насколько мне известно.
– Он молчал на первых двух допросах. Потом были произведены очные ставки с несколькими свидетелями, находившимися в тот вечер на Арбате. Вот тут, в присланных вместе с постановлением о назначении экспертизы материалах… в частности, очная ставка с гражданином Зуевым… так… Здесь много написано, – Геворкян надел очки. – Это уличный торговец сувенирами. Он показал, что сначала видел Пепеляева на верхнем этаже строящегося здания, расположенного возле театра. У него в руках был пистолет, и он целился… Вот тут этот торговец говорит: «Он целился прямо в толпу». Но выстрелов сверху не последовало, и свидетель потерял его из виду. А через несколько минут началось… то, что началось, вы знаете, Екатерина. Вся Москва знает.
– На этих очных ставках Пепеляев говорил?
– Нет.
– Так, значит, он все-таки отказался от показаний? А у вас здесь начал…
– Ну, то, что он говорит нам здесь, я бы не взял на себя смелость назвать ПОКАЗАНИЯМИ. – Геворкян снял очки. – Он был к нам доставлен в крайне неудовлетворительном состоянии, пришлось принимать срочные меры медицинского характера.
– Но… доктор, я не понимаю, – Катя насторожилась. – Конечно, во время задержания Пепеляев пострадал, там такая ситуация была… Удивительно, как его вообще не линчевали.
Геворкян листал материалы.
– Значит, любопытно на него посмотреть, – сказал он. – М-да… а ведь простое дело с точки зрения уголовного процесса. Факт убийств налицо, оружие изъято, более двух десятков свидетелей, опознавших его. Виновность в суде будет доказать несложно. Так что же вас, коллега, в этом простом деле смущает?
– Это, по-вашему, простое дело? – Катя даже встала. – Это – простое?
– Что вас беспокоит?
– Мотив. Самое главное – мотив. Почему?
– А если мы так никогда этого и не узнаем? Что, так уж трудно с этим смириться?
– Мне кажется, Левон Михайлович, вам как профессионалу, как врачу намного труднее с этим смириться, чем мне. Я просто хочу написать статью для газеты, максимально достоверную. И меня интересует мотив этого преступления.
– Вас интересует… Душевный порыв, мгновенный импульс… жгучий интерес. Неужели движение души важнее разума? А что говорит разум на все это? Он труслив и осторожен, порой он предостерегает от таких вот мгновенных импульсов. Вам и мне «интересно», но, возможно, мы никогда так ничего и не узнаем. И быть может, это только к лучшему.
– Я не понимаю вас.
– Гущин сказал мне, что вы присутствовали при обыске по месту его проживания. Я бы тоже хотел взглянуть на его жилище. Это какой-то склад?
– Дом, развалина рядом со Славянской площадью. Там кое-как отремонтирован только первый этаж, был магазин когда-то, судя по всему, а теперь обувной склад. Пепеляев там жил, потому что дорого квартиру было снимать, так нам в его фирме объяснили. Запущенное, грязное помещение, хотя одежда, которую он носил, содержалась им в относительно пристойном виде. В принципе там нечего было смотреть – рухлядь какая-то и сплошные обувные коробки. Одна деталь, я думаю, крайне важная. Знаете, какая? Застарелые следы крови – на вещах, на полу. На стене даже кровью что-то нарисовано. Какая-то абракадабра. Во время обыска все это было зафиксировано, снято. Я подумала: уж не прикончил ли он там кого до того, как пошел расстреливать? Но… не знаю, они эту версию как-то и рассматривать не стали, хотя обыск провели очень тщательно. И вообще у меня там сложилось впечатление, что Елистратов из МУРа и все его сотрудники, которые дело ведут, что-то темнят.
– Следы крови… это уже интересно, – Геворкян что-то отметил себе. – Надо будет уточнить, чтобы нам прислали копию заключения биологической экспертизы.
– А зачем это вам?
– Я думаю, что это его кровь, но пусть будет подтверждение.
– Его кровь? – Катя насторожилась.
– После той очной ставки с торговцем сувенирами они там, в прокуратуре, снова попытались его допросить. Тут вот у меня копия этого допроса, можете ознакомиться.
Катя взяла ксерокопию бланка допроса. Так, все напечатано… следователь сам заполнял «шапку» бланка. Имя, фамилия, год рождении, место рождения… Адрес прописки… регистрация… Прописан в Твери, место регистрации – Москва, Северо-Западный округ… Значит, отвечал Пепеляев на вопросы, пусть общие, стандартные, но отвечал! Вопрос следователя: «По какому адресу проживаете в настоящее время?» Есть ответ, он записан: «Снимал однокомнатную квартиру возле станции метро «Тимирязевская», затем переехал в квартиру на Люблинской улице». Вопрос следователя: «Когда это было?» Ответ: «Это было в прошлом году».
Вопрос: «Где проживаете в настоящее время? Как давно?»
На этом коротенький протокол обрывался. Внизу на бумаге какие-то пятна, отчетливо зафиксированные ксероксом.
– Как пояснил мне следователь, он задал этот вопрос – традиционный вопрос – Пепеляеву несколько раз. И ему показалось, что тот собирается ответить. Но он не ответил, он прокусил себе руку до кости. Пришлось вызывать врача и накладывать швы.
– Швы?
– Следователь сказал: «Он вцепился себе в кисть как гиена, я ничего подобного в жизни не видел, мы все еле с ним справились, не то бы он пальцы себе откусил». – Геворкян встал из-за стола. – Пепеляев прибыл к нам в центр в крайне неудовлетворительном состоянии, в ходе осмотра мы обнаружили на его теле множественные раны – в основном это резаные ножевые раны и укусы. Видимо, речь идет о длительном самоистязании, если, конечно, не будет доказано чье-то вмешательство со стороны.
– Он сумасшедший, – Катя покачала головой. – Вот оно все откуда идет. Причина убийств – его безумие.
Геворкян – ведущий специалист Центра судебной психиатрии – посмотрел на Катю и ничего не сказал.
– Но я все же могу его увидеть? – спросила Катя.
– Да, раз уж потрудились сюда приехать. Он сейчас в одном из наших специализированных боксов. Идемте.
Они шли по длинному белому коридору. Их обогнала целая процессия студентов – все в халатах, ужасно серьезные, деловые. Геворкян поздоровался с их куратором.
– Веду их сначала в семнадцатую, а потом, конечно же, в третий, – на ходу бросил тот.
Все как водится в научных учреждениях – работа, практиканты, лекция с демонстрацией…
И тем необычнее прозвучали слова Геворкяна в коридоре, показавшемся Кате еще более пустым и гулким после студенческого косяка.
– Когда с ним основательно поработали врачи, он какое-то время чувствовал себя значительно лучше. Это был ясный момент его сознания. Я имел с ним беседу, и он сказал, что слышит голоса.
Это было произнесено в белом больничном коридоре, вполголоса, однако таким тоном, что Катя запомнила эту фразу надолго.
Посетить Центр судебной психиатрии оказалось не так уж и сложно. Арбатского убийцу Романа Пепеляева отправили на судебно-психиатрическую экспертизу сразу после предъявления ему «рабочего» обвинения. Видимо, следователь прокуратуры не считал для себя возможным продвигаться в расследовании дальше без официального заключения о психическом состоянии Пепеляева. Катя позвонила Левону Михайловичу Геворкяну – ведущему специалисту центра, которого знала и по прежним делам, и по лекциям, иногда он читал их в Главке во время служебных занятий.
«Хочу на него взглянуть» – конечно, это было не лучшей фразой, но как-то половчее соврать у Кати не вышло. К тому же профессор Геворкян знал ее как облупленную. Однажды даже заметил: «Голубушка, любопытство тоже в каком-то роде психическая аномалия». Позже Катя узнала, что Геворкяну звонил и полковник Гущин. А с полковником Гущиным они вместе съели не один пуд соли.
– Все жаждут на него взглянуть. Студенты-практиканты так и рвутся, – это Геворкян сказал Кате, приехавший в центр, встречая ее на проходной, более похожей на военный блокпост. – Хотелось бы, конечно, умерить весь этот ненужный ажиотаж вокруг его персоны, но пока это невозможно.
– С моей стороны это не праздный интерес, Левон Михайлович, я хочу сделать об этом происшествии статью. Вы же знаете, Пепеляева там, на Арбате, обезвредил именно Федор Матвеевич, – Катя постаралась, чтобы это вышло у нее как можно солиднее.
Но мудрый Геворкян лишь прищурился: конечно, конечно, и тем не менее, голубушка…
– Он по-прежнему молчит? – спросила Катя.
– Нет, отчего же.
– Начал давать показания? – Катя тут же нырнула в сумку за блокнотом. – Неужели? Как вам удалось? На всех допросах в прокуратуре он молчал, насколько мне известно.
– Он молчал на первых двух допросах. Потом были произведены очные ставки с несколькими свидетелями, находившимися в тот вечер на Арбате. Вот тут, в присланных вместе с постановлением о назначении экспертизы материалах… в частности, очная ставка с гражданином Зуевым… так… Здесь много написано, – Геворкян надел очки. – Это уличный торговец сувенирами. Он показал, что сначала видел Пепеляева на верхнем этаже строящегося здания, расположенного возле театра. У него в руках был пистолет, и он целился… Вот тут этот торговец говорит: «Он целился прямо в толпу». Но выстрелов сверху не последовало, и свидетель потерял его из виду. А через несколько минут началось… то, что началось, вы знаете, Екатерина. Вся Москва знает.
– На этих очных ставках Пепеляев говорил?
– Нет.
– Так, значит, он все-таки отказался от показаний? А у вас здесь начал…
– Ну, то, что он говорит нам здесь, я бы не взял на себя смелость назвать ПОКАЗАНИЯМИ. – Геворкян снял очки. – Он был к нам доставлен в крайне неудовлетворительном состоянии, пришлось принимать срочные меры медицинского характера.
– Но… доктор, я не понимаю, – Катя насторожилась. – Конечно, во время задержания Пепеляев пострадал, там такая ситуация была… Удивительно, как его вообще не линчевали.
Геворкян листал материалы.
– Значит, любопытно на него посмотреть, – сказал он. – М-да… а ведь простое дело с точки зрения уголовного процесса. Факт убийств налицо, оружие изъято, более двух десятков свидетелей, опознавших его. Виновность в суде будет доказать несложно. Так что же вас, коллега, в этом простом деле смущает?
– Это, по-вашему, простое дело? – Катя даже встала. – Это – простое?
– Что вас беспокоит?
– Мотив. Самое главное – мотив. Почему?
– А если мы так никогда этого и не узнаем? Что, так уж трудно с этим смириться?
– Мне кажется, Левон Михайлович, вам как профессионалу, как врачу намного труднее с этим смириться, чем мне. Я просто хочу написать статью для газеты, максимально достоверную. И меня интересует мотив этого преступления.
– Вас интересует… Душевный порыв, мгновенный импульс… жгучий интерес. Неужели движение души важнее разума? А что говорит разум на все это? Он труслив и осторожен, порой он предостерегает от таких вот мгновенных импульсов. Вам и мне «интересно», но, возможно, мы никогда так ничего и не узнаем. И быть может, это только к лучшему.
– Я не понимаю вас.
– Гущин сказал мне, что вы присутствовали при обыске по месту его проживания. Я бы тоже хотел взглянуть на его жилище. Это какой-то склад?
– Дом, развалина рядом со Славянской площадью. Там кое-как отремонтирован только первый этаж, был магазин когда-то, судя по всему, а теперь обувной склад. Пепеляев там жил, потому что дорого квартиру было снимать, так нам в его фирме объяснили. Запущенное, грязное помещение, хотя одежда, которую он носил, содержалась им в относительно пристойном виде. В принципе там нечего было смотреть – рухлядь какая-то и сплошные обувные коробки. Одна деталь, я думаю, крайне важная. Знаете, какая? Застарелые следы крови – на вещах, на полу. На стене даже кровью что-то нарисовано. Какая-то абракадабра. Во время обыска все это было зафиксировано, снято. Я подумала: уж не прикончил ли он там кого до того, как пошел расстреливать? Но… не знаю, они эту версию как-то и рассматривать не стали, хотя обыск провели очень тщательно. И вообще у меня там сложилось впечатление, что Елистратов из МУРа и все его сотрудники, которые дело ведут, что-то темнят.
– Следы крови… это уже интересно, – Геворкян что-то отметил себе. – Надо будет уточнить, чтобы нам прислали копию заключения биологической экспертизы.
– А зачем это вам?
– Я думаю, что это его кровь, но пусть будет подтверждение.
– Его кровь? – Катя насторожилась.
– После той очной ставки с торговцем сувенирами они там, в прокуратуре, снова попытались его допросить. Тут вот у меня копия этого допроса, можете ознакомиться.
Катя взяла ксерокопию бланка допроса. Так, все напечатано… следователь сам заполнял «шапку» бланка. Имя, фамилия, год рождении, место рождения… Адрес прописки… регистрация… Прописан в Твери, место регистрации – Москва, Северо-Западный округ… Значит, отвечал Пепеляев на вопросы, пусть общие, стандартные, но отвечал! Вопрос следователя: «По какому адресу проживаете в настоящее время?» Есть ответ, он записан: «Снимал однокомнатную квартиру возле станции метро «Тимирязевская», затем переехал в квартиру на Люблинской улице». Вопрос следователя: «Когда это было?» Ответ: «Это было в прошлом году».
Вопрос: «Где проживаете в настоящее время? Как давно?»
На этом коротенький протокол обрывался. Внизу на бумаге какие-то пятна, отчетливо зафиксированные ксероксом.
– Как пояснил мне следователь, он задал этот вопрос – традиционный вопрос – Пепеляеву несколько раз. И ему показалось, что тот собирается ответить. Но он не ответил, он прокусил себе руку до кости. Пришлось вызывать врача и накладывать швы.
– Швы?
– Следователь сказал: «Он вцепился себе в кисть как гиена, я ничего подобного в жизни не видел, мы все еле с ним справились, не то бы он пальцы себе откусил». – Геворкян встал из-за стола. – Пепеляев прибыл к нам в центр в крайне неудовлетворительном состоянии, в ходе осмотра мы обнаружили на его теле множественные раны – в основном это резаные ножевые раны и укусы. Видимо, речь идет о длительном самоистязании, если, конечно, не будет доказано чье-то вмешательство со стороны.
– Он сумасшедший, – Катя покачала головой. – Вот оно все откуда идет. Причина убийств – его безумие.
Геворкян – ведущий специалист Центра судебной психиатрии – посмотрел на Катю и ничего не сказал.
– Но я все же могу его увидеть? – спросила Катя.
– Да, раз уж потрудились сюда приехать. Он сейчас в одном из наших специализированных боксов. Идемте.
Они шли по длинному белому коридору. Их обогнала целая процессия студентов – все в халатах, ужасно серьезные, деловые. Геворкян поздоровался с их куратором.
– Веду их сначала в семнадцатую, а потом, конечно же, в третий, – на ходу бросил тот.
Все как водится в научных учреждениях – работа, практиканты, лекция с демонстрацией…
И тем необычнее прозвучали слова Геворкяна в коридоре, показавшемся Кате еще более пустым и гулким после студенческого косяка.
– Когда с ним основательно поработали врачи, он какое-то время чувствовал себя значительно лучше. Это был ясный момент его сознания. Я имел с ним беседу, и он сказал, что слышит голоса.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента