Страница:
* * *
– Какая же это морока, – с чувством произнес Иван. – И кто только это все придумал…Он стоял у банкомата и мучительно вглядывался в экран. Там были буквы.
Эти буквы складывались в слова, а слова складывались в фразы. И смысл этих коротких фраз ускользал от Ивана. Вроде бы все понял, прочитал, а вот на тебе – не то чего-то выходит… Таблички какие-то выскакивают, опять чего-то спрашивает банкомат, заманивает в лабиринт без выхода… Эх, не надо было с этой машиной связываться, а сразу к операционистке, живому человеку, идти! Дурацкая самонадеянность – нет, в этот раз справлюсь, смогу…
– Девушка! Девушка, ну где вы там! – нетерпеливо позвал мужчина. Иван специально все операции с карточкой проделывал в помещении банка, чтобы в любой момент обратиться к сотруднице. Тут его уже все знали.
Рядом, за стеклянной стеной, на площади кипела жизнь. Повалила толпа. Это пришел поезд. Самая работа, клиенты! А он тут с банкоматом воюет…
– Девушка, подойдите еще раз ко мне, пожалуйста! На что надо нажать?
По ступенькам с платформы спускались люди. И вдруг… В первый момент Ивану показалось, что у него галлюцинация. Там, в толпе, шла Рита. Рита?!
– Ваня, ну что тут у тебя опять? Ты деньги снять хочешь или счет оплатить? – раздался голос сзади. Это старшая операционистка, Анна Витальевна, специально вышла в зал, чтобы помочь ему, поскольку молодые сотрудницы куда-то разбежались. Но Иван не ответил. Он стоял, прилипнув носом к стеклу, и смотрел, как Рита садится в такси.
Это могло быть его такси, Ивана… Это он мог везти сейчас Риту.
Но он, как дурак, торчит здесь, воюя с банкоматом.
* * *
Четыре с половиной часа на электричке пролетели незаметно, хотя раньше путешествие Москва – Видногорск казалось Марго мучительно долгим. Невыносимым. И потому она последние годы старалась не ездить домой. Матери надо повидать дочку – вот пусть сама и добирается до Москвы. Не старушка, чай. В семье все родные Марго по женской линии отличались исключительно крепким здоровьем и долголетием. И выглядели всегда хорошо, моложе своего возраста. Невысокие, астеничного сложения, со светло-русыми волосами женщины, точно сделанные под кальку, таковы они все были – Марго, ее мать, ее бабушка и ее прабабка, разменявшая недавно сто лет. И все живучие и неласковые, точно дикие кошки.Но в этот раз дорога не показалась Марго долгой, поскольку все это время, сидя в электричке, Марго оказалась занята. Самоедством.
Что она делает? Зачем? Зачем едет в город своего детства – ведь ясно же, что с Максом они вряд ли смогут встретиться. Это не старые времена, когда она, девчонкой, бродила по Видногорску в надежде столкнуться с парнем № 1 нос к носу якобы случайно. Да, и сталкивалась иногда, и ловила жадно его слова – «Ритка, привет!» – до того знаменательного дня, когда Макс пришел в их двор, к Варе Новосельцевой, и уж после того Макс сам ловил Марго, сам искал встречи с ней. Вернее, не Марго, а тогда еще Ритку Булгакову. Загадочная Марго, сочинительница детективных мелодрам, появилась позже…
Это, кстати, к вопросу, почему Марго отсекла свою фамилию и печаталась только под именем. Слишком знаковая была у нее фамилия, слишком. Булгаков – только один на литературном небосклоне. Вот и получилась просто Маргарита, Марго. И, опять же, игра с ассоциациями… Хотя времена нынче такие, что нет Мастера, а есть одна злая, одинокая Маргарита, строчащая попсовые романы.
…Но в этот раз случайно встретиться с Максом вряд ли получится. Человек такого ранга пешком не ходит. Передвигается на машине, возможно, с охраной даже. Конечно, он выходит «в люди», но это, наверное, что-то вроде встреч с избирателями, какие-то агитационные мероприятия – на площадях, в заводском клубе, других больших залах, где толпы народа, где шумно, где невозможно поймать его взгляд, подойти к нему близко…
Старые телефонные номера давно не отвечают. Ему не дозвониться просто так. Хотя, наверное, у Максима Столярова есть своя приемная, и секретарь там сидит и ведет запись желающих встретиться с ним… Но разве Марго пойдет на прием к будущему кандидату в Президенты? Нет.
Зачем? У него семья – трое детей, бровастая молчаливая Варенька рядом, надежная, словно танк.
По сути, это блажь и дурь, что Марго спустя двадцать лет (на самом деле больше, но так удобнее, с круглым-то числом) помчалась в родной город, где появился вдруг Он, принц ее юности. Готовящийся, кстати, принять королевский сан, если играть и дальше в классическую мелодраму…
Они не могут встретиться, никак. И даже если вдруг (вдруг, о чудо!) их пути пересекутся, то никакого смысла в этой встрече нет. Глупо думать, что почтенный кандидат бросит жену и троих детей, а также все надежды на президентство, воспылав ностальгическими страстями к выцветшей, засушенной посреди бумажных страниц обыкновенной маргаритке.
Скорее всего, Макс давным-давно забыл о Рите Булгаковой. Или вспоминает, но изредка, мельком, без душевного надрыва – просто как факт из своей биографии…
«Но я все равно туда еду. Значит, ничего не прошло. Ничего не помогло, хоть тресни. До самой смерти в моей голове будет сидеть эта заноза… – спускаясь по ступеням из вагона, размышляла уныло Марго. – И никак ее оттуда не вытащить, разве что только сделать трепанацию черепа, с риском для жизни!»
Она ступила на платформу, вдохнула полной грудью – горький, пропахший железнодорожной гарью, холодный, влажный воздух начала февраля.
«Как там у Пастернака? «Ты здесь, мы в воздухе одном…» Макс, я чувствую – ты здесь. Где-то рядом. О, дура…» Марго, держа за ручку чемодан на колесиках, спустилась на привокзальную площадь.
Изменилось многое. Выросли, точно грибы, какие-то дома из стекла и бетона, вокруг – магазины, офисы, банки… А, нет, вон привычные ряды торговых палаток пестреют!
Марго обошла их, увидела очередь из такси, быстро договорилась с водителем.
Через пятнадцать минут она уже стояла в своем родном дворе.
Двор был прежним. И многоквартирный дом. Вон там жила Варенька Новосельцева, там – подруга детства Нина… А на том месте стояла скамейка, на которой сидели когда-то, в тени цветущих лип, будущий политический деятель Макс Столяров и будущая писательница Марго. Скамейка, новая, – теперь в другом углу двора, земля засыпана рыхлым снегом, а голые ветви деревьев упираются в сизое февральское небо, с неряшливыми мазками закатного солнца у горизонта…
Дверь подъезда хлопнула, и Марго увидела дядю Толю, соседа. Постарел, усы поседели, но все те же строгие, справедливые глаза бывшего начальника цеха.
– Ритка! Ну, с приездом. – Он энергично пожал ей руку. – Совсем не изменилась.
– Спасибо, дядя Толя, вы тоже!
– Как там Москва?
– Плохо… Гнездо порока. Вавилон! – Марго шутила, но дядя Толя шуток не понимал. Праведный гнев вспыхнул в его выцветших карих глазах:
– Это точно, Вавилон! Беги оттуда, Ритка. Нечего тебе там делать. Ну ладно, я побежал, на собрание опаздываю…
И дядя Толя, призрак социалистического прошлого, энергичной рабочей походкой зашагал прочь. На какое еще собрание он торопился?..
В этот момент к Марго через двор засеменила грузная женщина в мохнатой длинной шубе, на голове – широкая круглая шапка из норки, больше напоминающая автомобильное колесо; с мопсом на поводке.
– Рита! Рита, ты дома… Какими судьбами? – мелодично пропела женщина.
Только по голосу Марго смогла признать Нину, подругу своего детства.
– Родных вот решила навестить, – любезно произнесла Марго. – А я тебя не узнала, Нина.
– Ну да, сорок лишних килограмм… – криво усмехнулась Нина. – Ты все так же любишь правду-матку резать в лицо…
– Я тебя в этой шубе и в этой шапке не узнала, – засмеялась Марго. – Перестань комплексовать, Нина.
– А гулять с собакой холодно, вот и кутаюсь. У нас же не Москва, по-простому все одеваются… – опять усмехнулась Нина. И, точно стесняясь, продолжила своим мелодичным, неестественным голосом, кивнув на мопса: – Вот дочь собаку завела, а гуляю с ней я. Дочери уже семнадцать, выпускной на носу. А у тебя как, есть детки?
«Вот сволочь, – безо всякой обиды подумала Марго. – Ведь наверняка от моей матери знает, что нет у меня никого!»
– Я чайлдфри, Нина, – сообщила Марго.
– Кто-кто?
– Чайлдфри. Ну ладно, потом еще поболтаем, сейчас некогда!
* * *
Из Википедии:Добровольная бездетность, чайлдфри (англ. childfree – свободный от детей, бездетный) – отсутствие детей и сознательное нежелание когда-либо их иметь.
Термин «childfree» возник в противовес слову «childless» («бездетный»), которое, по мнению некоторых, означает, что детей «недостает» и они желанны. Чайлдфри утверждают, что их жизнь может быть полноценной и без потомства. Некоторые из них могут любить детей, некоторые остаются безразличными, некоторые испытывают неприязнь, но общими для всех чайлдфри являются: отсутствие ребенка и нежелание становиться родителем.
В целом наблюдения показали, что чайлдфри-пары более образованны, более востребованы как профессионалы и руководители, имеют больший доход (оба супруга), склонны жить в городах, менее религиозны, менее склонны к соблюдению традиционных гендерных ролей и обычаев.
В ходе статистического исследования были выяснены наиболее распространенные причины быть чайлдфри: нежелание жертвовать личным пространством ради ребенка, отсутствие убедительной причины иметь детей, нежелание терять время, активное отвращение к детям, удовлетворенность домашними животными и наблюдением за детьми родственников или друзей.
Статья в «Комсомольской правде»: «Я мать, и вы мне все должны»:
http://kp.by/daily/24454/617812/
* * *
Встреча с родными прошла, как всегда, тяжело. Они вроде и радовались приезду Марго – поцелуи, объятия, но, с другой стороны, словно едва сдерживали свое недовольство. Мама постоянно поджимала губы, обрывала себя на полуслове, бабушка испуганно вздыхала и отворачивалась.Марго знала весь этот спектакль наизусть – ее родные были недовольны, и лишь торжественный момент встречи не давал их недовольству развернуться в полную силу. А уж завтра они выскажут своей девочке, как она плохо выглядит, как ужасно одета и что цвет этой помады ее старит, а презенты, которые привезла из столицы, никуда не годятся, потому что бесполезны – это раз, и два – подобные вещи продаются в соседнем магазине и в три раза дешевле – без столичной-то накрутки.
Прабабушка, сидевшая в кресле перед телевизором, на приезд Марго никак не отреагировала и не сказала ни слова. Но милостиво позволила правнучке поцеловать ее в холодную, жесткую щеку.
– Совсем плоха стала… – шепотом пожаловалась мама потом, в другой комнате. – Почти не встает. Не говорит.
Марго прабабка плохой совсем не показалась. Просто старушка не хочет ни с кем общаться. Так бывает – с годами все труднее жить рядом с родными, которые надоели до чертиков, до зубовного скрежета. Верно, долголетие им всем, женщинам рода Булгаковых, – как наказание.
Осторожный разговор вечером за чаем – какие новости, что в городе творится – тоже не оказался полезным. О Максе они сказали только, что если тот станет Президентом, то это будет большая удача для страны, ибо это единственный достойный человек из всех кандидатов, включая ныне действующего Президента, намеревавшегося баллотироваться на другой срок. И что Марго – дура, раз такого человека, как Макс Столяров, в свое время прохлопала.
– Но он бы с Ритой долго не прожил, нет, – задумчиво произнесла мать, обращаясь к бабушке. – Ну какая из Ритки – первая леди, сама подумай! А Варенька – да, образец. С Варенькой Максимке повезло. Он ведь умный парень, знал, кого выбирать. Ты, Рита, не обижайся – взрослый человек, сама все понимаешь. У тебя ни выдержки, ни характера, ни такта, чтобы женой политика быть.
Марго затрясло, но она заставила себя промолчать. И правда, первый вечер дома, негоже сразу скандалить.
Она моментально перевела разговор на видногорского Джека-Потрошителя. Правда ли, что говорят в новостях?
Мать и бабушка, переглянувшись, засмеялись.
В маньяка родные Марго не верили. Ну, убили трех вокзальных проституток, что такого? Это случайное совпадение, что троих подряд. Бывает. Потому что у них работа такая, опасная, у этих девиц… Ничего удивительного.
– Да? Жаль… – пробормотала Марго. – Я так надеялась, что хоть маньяк у нас появился настоящий…
* * *
Новостная строка в Интернете.Расследование ведет… писатель!
Популярный автор детективных мелодрам, работающий под псевдонимом Марго, направляется в Видногорск – собирать материалы о жестоком маньяке.
Зимой этот городок потрясла серия загадочных преступлений, жертвами которых стали местные жрицы любви. Именно это обстоятельство и дало повод окрестить преступника Джеком-Потрошителем.
Известные преступники и громкие уголовные дела нередко ложились в основу литературных и кинороманов.
Поскольку местные органы внутренних дел оказались в затруднении, то есть надежда, что талантливая писательница, чьи суммарные тиражи превышают три миллиона экземпляров, сумеет раскрыть это преступление.
Комментарии под статьей:
Пал Палыч: «Чтоб вы все сдохли, журналюги, такую хрень в новостях пишете! Других дел как будто нету… Уже в печенках эта Марго!»
Ромашка: «Я наших авторов вообще не читаю. Это выброшенные деньги и зря потраченное время…»
Илона: «Ой, обожаю Марго!»
Еще 47 комментариев. (Читать все.)
* * *
Мелани (в миру – Марина Игоревна Артемова) старалась избегать неприятных людей и никогда не ввязывалась в сомнительные ситуации. Но это не значит, что она ничего вокруг не замечала и не страдала от людской глупости.Именно поэтому Мелани завела в Сети блог – чтобы говорить с близкими ей по духу людьми о наболевшем, о пороках и несовершенстве мира и тем самым делать этот мир лучше. А также поделиться приятными впечатлениями – от книг, кино, спектаклей…
Но так получилось, что все последнее время Мелани занималась неприятным. Марго – особа, нахально называющая себя писательницей, заявилась вдруг в блог Мелани и оскорбила всех – и хозяйку блога, и друзей хозяйки.
Конечно, можно было не обращать на Марго никакого внимания (да мало ли на свете хамов и дураков!), но Мелани ощущала… нет, не свою вину, но определенную ответственность за то, что сама, по доброй воле, ввязалась в полемику с Марго.
Ведь это именно она, Мелани, первой зашла в блог Марго и просила ту не называть себя писательницей. Это именно она, Мелани, выставила на всеобщее обозрение свое мнение о Марго и прочих современных писаках… разумеется, скандальная Марго не могла стерпеть подобного, залезла в журнал Мелани и принялась со всеми ругаться!
Это все понятно.
Но что смущало Мелани. Она ведь сейчас оказалась перед поворотным моментом сюжета. Можно было смолчать, замять дискуссию (под соусом того, что нечего с этой безнравственной дурочкой Марго говорить, все равно та ничего не поймет и не изменится). А можно было продолжать бороться с Марго и ей подобными. Тем более что все друзья поддержали Мелани. Они тоже терпеть не могли современных авторш, заполонивших своими опусами все книжные магазины. Имена некоторых этих авторш даже стали синонимами дрянного чтива!
Первый путь был легким и приятным. Беседовать с друзьями о всяком-разном, плывя по реке жизни… Второй путь – тяжелый и печальный. Это осознанный путь борьбы. Когда уже нельзя отступать.
«Кто я? Что я? Зачем пришла в этот мир? – думала Мелани, сидя перед экраном компьютера. – Я могу быть обычной женщиной, одной из миллионов себе подобных. Чью жизнь можно потом пересказать несколькими словами – родилась, училась, любила, родила, работала и… умерла. Все. Но я и могу стать кем-то большим. Превратить слова в дело. Я могу бороться за свои идеи. По сути, что моя жизнь? Болтовня – что в реальности, что в виртуальном мире… А я ведь могу что-то сделать. Я могу изменить все. Я могу изменить мир!»
Мелани щелкнула «мышкой». На экране появилась страничка новостей. И сразу же в глаза бросилось уже ставшее ненавистным имя. Мелани нажала нужную строчку, и перед ней открылось окно с очередной статьей о Марго – «Расследование ведет… писатель!».
– Опять ее писательницей называют, сколько можно! – с отчаянием прошептала Мелани и от гнева даже сжала кулаки.
Марго отправилась в Видногорск. Хм. «А что, если я тоже туда поеду? – вдруг подумала женщина. – Я буду наблюдать за Марго, буду оттуда писать разоблачительные статьи о ней в свой журнал, по горячим следам. В принципе, я могла бы даже фотографировать или снимать на видео репортажи об этой выскочке. Я добьюсь, чтобы этот мыльный пузырь с пошлым именем Марго лопнул! Я объявляю войну всем графоманам!»
* * *
Толковый словарь С. Ю. Ожегова:* Графомания, графомании, мн. нет, ж. (от греч. grapho – пишу и mania – сумасшествие) (мед.). Психическое заболевание, выражающееся в пристрастии к писательству, у лица, лишенного литературных способностей.
* * *
– …ты, милый, все крутишь, крутишь. Поди, денег из меня побольше вытянуть хочешь!– Бабуля, мы на сто рублей договорились, больше я с тебя и не возьму.
– А почему по проспекту не едешь? – живо спросила пожилая, но весьма бодрая пассажирка, державшая на коленях переноску с котом.
– Там дорогу ремонтируют, пробка, – терпеливо объяснил Иван. – А здесь мы быстрей проедем, по боковой улочке.
– Эге, эге… А потом как попросишь себе еще полтинник накинуть! – ехидно возразила пассажирка. – А у меня, милай, не та пенсия, чтобы полтинниками-то разбрасываться. Вот сейчас еще доктору платить, чтобы Ваське яйца отрезали.
– Жестоко, – вздохнул Иван. – Может, не надо?
– Да как не надо, когда он орет как оглашенный, от соседей одни замечания. А так успокоится он, присмиреет.
Иван притормозил у здания ветклиники.
– Все, бабуля, вылезай… Погоди, я помогу. – Иван выскочил из машины, принял в руки переноску с котом, затем не без труда выдернул из салона грузную, неповоротливую пассажирку. – Сто рублей с тебя.
Едва Иван сел обратно в машину, заработала рация:
– Машина двадцать один десять, свободны? Сейчас ждут на улице Жукова, едут на Верхние Столбы. Берете заказ?
– Беру, – ответил Иван Свете, диспетчеру. – Через пять минут буду на Жукова.
– Двадцать один десять, заказ за вами.
В этот раз пассажиром Ивана оказался интеллигентного вида мужчина с блеском в глазах – явно из тех, кто любит поболтать, пофилософствовать.
– Вот зачем люди животных заводят? – немедленно, без всякого предисловия, начал Иван. Когда была возможность, он охотно болтал с людьми. – Это же они рабов себе заводят!
– Почему же рабов? Мне в Верхние Столбы… – живо отозвался пассажир. – Я думаю, домашним животным нравится такое положение дел. Охотиться не надо, пищу добывать не надо, крыша над головой – ни дождя, ни холода… А еще и приласкают, и поиграют с ними. Лафа!
– Через проспект не повезу, там пробка сейчас. Нет, жизнь – это когда делаешь то, к чему тебя природа приспособила. А когда тебе яйца отрезают… Сейчас бабку вез, она кота в ветклинику кастрировать тащила, – пояснил Иван. – И я подумал, что никакие блага не стоят свободы. Лучше три дня есть свежее мясо, чем тридцать лет питаться падалью.
– Это да… – погрустнел пассажир. – А вот у меня теща, например. Она все за всех знает. И знает, кому чего надо делать. И не важно, что у меня самого голова на плечах…
Далее последовал драматичный рассказ пассажира о своей теще, который взволновал Ивана до глубины души. Затем он подвозил женщину на вокзал, и та делилась уже своими семейными проблемами…
В три часа дня смена закончилась.
Но Иван не поехал домой, он направил машину по одному известному адресу.
Припарковался неподалеку от подъезда, включил негромко музыку. «Но это глупо, – сказал он сам себе. – С чего это вдруг она выйдет сейчас из дома? Погода паршивая – ветер, снег, грязь. Если только дела какие-то срочные… Но вдруг она выйдет и я увижу ее? Я ведь вчера и не разглядел ее толком. Может, это не она была. Нет, это была она! – сам себе возразил Иван. – Я бы ее из тысячи узнал, из миллиона… Это была она».
Заиграла очередная мелодия. Иван даже вздрогнул – эту самую песню он слушал еще в те далекие времена, когда Рита жила в городе, со своими родными, и он видел девушку почти каждый день.
– Вандерфул, вандерфул лайф… – пробормотал Иван. Английский в свое время давался ему с трудом. Но он все же помнил, что «вандерфул лайф» в переводе значит «чудесная жизнь».
Black – Wonderful Life. Скачать. Слушать.
…Да, была когда-то чудесная жизнь… Когда Риту Булгакову можно было видеть каждый день.
У нее такая смешная и милая походка! Идет, быстро переставляя ноги – шаг неширокий, и кажется, будто Рита немного косолапит, но это не так – след ложится ровно и четко. Собственно, первым делом вчера Иван заметил, узнал сначала ее походку, потом и только потом увидел ее лицо.
Но не успел Иван дослушать песню до конца, как вдруг подъездная дверь хлопнула, и в февральском сизом воздухе нарисовалась, точно знамение, она. Рита Булгакова! В темно-синем, до колен, пальто, напоминающем кокон, с пушистым меховым воротником и с непокрытой головой. Белые короткие волосы чуть взлохмачены, бледное личико, огромные голубые глаза.
Рита была все так же красива, как и много лет назад. Она совсем, совсем не изменилась, и даже больше того – она стала еще прекраснее.
Иван давно заметил – женщины ее возраста либо выглядят прекрасно, либо как-то резко стареют, грузнеют, а в глазах у них начинает плескаться едкая кислота. Куда ни взглянут – там дырку прожгут.
Рита же была прекрасна. В ее глазах сияло само небо.
Она огляделась (искала кого?), потом повернулась и своей стремительной – такой смешной и одновременно милой – походкой направилась в сторону улицы. Оставляя за собой на мокром снегу четкие, ровные отпечатки маленьких ступней. Да! Сейчас на Рите были черные короткие сапожки, дававшие возможность разглядеть ее ноги в подробностях – узкие-узкие щиколотки и красивые ровные икры, обтянутые плотными черными колготками.
– О господи… – сказал Иван и ладонью провел по лицу.
Она, Рита, даже в его сторону не посмотрела.
Но, во-первых, он в машине, а во-вторых, он-то точно изменился! С бородой его никто бы не узнал.
Иван тронул машину с места. Вырулил вслед за Ритой на улицу. Ехал за ней следом, ловя краем глаза стремительное, чуть неуклюжее и очень дерзкое (если можно так выразиться) мелькание ее ног. Походка Риты буквально завораживала Ивана.
Несмотря на свою общительность и болтливость, к Рите приблизиться он не смел. Кто она, и кто он… Но ей же холодно, и снег прямо на голову ей падает.
Поэтому долго наблюдать за тем, как вокруг тонких щиколоток Риты вьется снег, Иван не смог. Это последней сволочью надо быть, чтобы не пригласить ее сесть в машину. (Хотя глядел бы и глядел, как переступают ее ноги… Но так и в аварию самому попасть недолго, вот еще о чем не надо забывать.)
Иван коротко просигналил, затем опустил боковое стекло.
Рита обернулась, настороженно посмотрела.
– Рита, привет! – крикнул Иван, наклонившись к окну. – Это я. Ты меня помнишь? Это я, Иван Столяров.
И тут произошло нечто странное, чего Иван никак не мог ожидать. Рита ахнула, широко распахнув глаза. В ее лице было столько удивления и радости, что…
Она дернула ручку у двери, быстро скользнула в салон, на переднее сиденье.
– Ванечка! – сказала Рита. – Здравствуй, Ванечка!
И дальше произошло нечто и вовсе невероятное, немыслимое, невозможное. Она потянулась и поцеловала его в щеку снежными, холодными губами. От нее пахло тоже чем-то нежным, снежным и сладким. И кто только придумывает эти духи, от аромата которых рвутся мужские сердца…
– Ты бородатый… – ласково сказала Рита. – Какой ужас! Ты сейчас на разбойника похож. Я даже в первый момент подумала, что меня здешний Джек-Потрошитель преследует!
– Ты испугалась… – расстроенно произнес Иван, трогая свою бороду.
– Я не люблю бородатых… Да какая разница! – вдруг рассердилась она, но не на него, а словно на себя. – Это все ерунда. Я не о том хотела сказать, Ванечка. Я тебе очень рада, вот что!
– И я тебе рад. Ты вчера приехала в город?
– Да, только вчера.
– Я тебя видел, на вокзале. Но не мог подойти. Я таксист, Рита. Если тебе куда надо, то я полностью к твоим услугам! – От волнения на Ивана даже вдохновение напало. – Вот, запиши номер моего сотового и звони в любое время. Я тебя куда угодно, когда угодно… И совершенно бесплатно!..
– Ты такой милый. Спасибо! – растроганно засмеялась Рита, показав ровные, тоже «снежного» цвета зубы и тоже очень приятной формы – «лопаточками», что ли. В ней все было приятным, милым и забавным, даже такая вроде бы мелочь, как форма зубов. – А брат…
– Что – брат?
– Твой брат правда собирается стать Президентом? – немного смутившись, спросила она.
– Да, правда, – кивнул Иван. Вопрос о брате, Максиме, немного его отрезвил. Эйфория постепенно стала улетучиваться.
– А как так… Он политик столь высокого ранга, а ты в такси, простым шофером… Я не понимаю.
– Но это же он политик, а не я.
– Нет, я не о том. Он мог взять тебя к себе… Хотя – стоп! – я не то говорю. Просто… – Она замолчала, глядя на Ивана с сожалением. С жалостью даже.