Татьяна Устинова. Один день, одна ночь

   Вид у хорошего писателя, стоявшего в дверях, был абсолютно безмятежный. Кажется, даже веселый.
   Маня улыбнулась ему грозной улыбкой. Щеки у нее горели тяжелым румянцем. Ах, как Алекс знал и эту улыбку, и румянец!..
   – Свари мне кофе. Я что-то сплю целый день.
   – А потому что не надо до четырех утра в книжках рыться!
   – Мне больше некогда рыться. Ну так что, Анатолий? Уйдете сами или устроим сцену с выволакиванием?
   Анатоль медленно и очень выразительно встал, не менее выразительно выплеснул в себя коньяк, сглотнул и с показательным грохотом поставил стакан на стол.
   – Значит, так, – начал он, и Алекс подумал с некоторой насмешкой: видимо, все проделанное означает, что придется выволакивать, – я пришел не к тебе, и дом этот не твой! И указывать мне на дверь ты не смеешь!..
   Алекс вздохнул.
   – У нас полно посторонних, – скороговоркой напомнила ему Маня. – Будь осторожен.
   – Никто ничего не заметит, Маня.
   – Кто ты такой?! Ты вообще никто, пшик! Книжный червь! Бледная поганка! – И Анатоль зачем-то плюнул на пол. – Я тут всю жизнь провел, а ты!.. Какое право ты имеешь мне указывать! Я всегда правду говорю, вон Машка знает и меня за это уважает! И если я говорю, что она б...дь, значит, это правда!..
   Алекс Лорер – хороший писатель, книжный червь и бледная поганка – одним движением крепко взял Анатоля за руку и за плечо.
   Анатоль словно по команде выпучил глаза, коротко прохрипел невнятное, дернулся и нагнулся вперед, будто собираясь искать что-то на полу.
   Маня отвернулась. Она знала, что Алекс умеет проделывать всякие такие штуки и время от времени даже проделывает, но смотреть на это не желала.
   Ведя Анатоля впереди себя, как непослушную собачку на коротком поводке, Алекс вышел в коридор и пропал. Появился через некоторое время без всякого Анатоля и вежливо напомнил ей про кофе.
   Маня достала турку, водрузила на плиту и покосилась на него. Щеки у нее по-прежнему горели, хотя в кухне стало как будто значительно просторнее и легче дышать, и окно она распахнула настежь.
   – Что это ты так разошелся?
   Он пожал плечами.
   – Ты чего разошелся, а?!
   Он вдруг улыбнулся очень весело:
   – Должен ли я сказать, что не позволю никому оскорблять тебя? Или можно не говорить?
   – Можно не говорить, – буркнула Маня. – Кофе в кабинет подам.
   – Спасибо.
   Она нагнала его в длинном темном коридоре, повернула к себе, обняла и припала.
   – Как я устала, ужас. И Анатоль приперся!.. Я думала, ты один приехал, а оказалось... У тебя надолго еще этот конфитюр, в смысле интервью?..
   Алекс потерся щетиной о ее горячую щеку.
   – Знаешь, я думаю, надолго. Она очень... въедливая журналистка, эта Ольга.
   Маня вздохнула.
   – Я так с голоду помру. Совсем. Окончательно. Ты бы хоть привез чего-нибудь!
   – Откуда? С интервью? А теперь извините, мне нужно в бакалею?..
   Маня фыркнула ему в волосы, в тысячу первый раз мельком подумав, что это несправедливо: такие ресницы и кудри должны были барышне достаться, а достались...
   Кабинетная дверь распахнулась, прямоугольный кусок теплого вечернего солнца упал на них, прижавшихся друг к другу. Алекс зажмурился.
   Журналистка Ольга Красильченко ойкнула, засуетилась, заоборачивалась и юркнула обратно в кабинет.
   Из кухни громко зашипело, и, кажется, что-то там полилось.
   – Кофе сбежал, – сообщила Маня. – Иди, я сейчас новый сварю.
   Настроение у нее стремительно улучшалось, и, собирая с плиты коричневый засохший порошок, она даже напевала себе под нос.
   Может, в магазин пока сгонять, раз уж въедливая журналистка Ольга так просто не отстанет?.. А что? Вполне! До гастронома на бульваре довольно далеко, зато через три дома есть крошечная дорогущая лавочка, гордо именовавшаяся «продовольственный бутик». В «бутике» были представлены французские паштеты и багеты, русские осетры, водки и «кавьяры», шотландские виски и испанские хамоны, в лучших традициях подвешенные к потолку на длинных веревках. Народ в «бутик» заходил больше на экскурсию, чем за продуктами, и Маня не слишком любила покупать там еду – дорого и бестолково.
   Но ради такого случая – приступа любви к Алексу, изгнавшему из ее дома «старого друга», – вполне можно!..
   Очень осторожно она внесла в кабинет поднос с начищенными до блеска кофейником и чайником, пристроила его на прадедушкин стол зеленого сукна и сообщила, что «отойдет на минутку».
   Алексу сообщение не понравилось – Маня определила это по его носу. Вслух он ничего не сказал, говорить «о личном» мешали разложенные вокруг диктофоны общим числом три штуки. Должно быть, Ольга Красильченко и впрямь очень ответственный журналист, вон как подготовилась!.. Таис Ланко на Маню вообще не обратила никакого внимания. Она скучала на прадедушкином кожаном диване, держа на худосочном животе фотоаппарат. Специальные лампы на длинных ногах, расставленные тут и там, не горели, очевидно, «фотосессия» еще впереди.
   Потом нужно будет обязательно, обязательно посмотреть, что там Таис наснимает, а то мало ли что...
   На улице было тепло и по-летнему пустынно. Маня очень любила Москву именно летом, когда она немного освобождалась от машин и людей, становилась просторной, начинала легче дышать. На бульваре вдалеке местные мамаши катили коляски и ковыляли карапузы, уже выросшие из колясок. Следом ковыляла бабушка или няня – и бабушка, и карапуз в панамках, чтоб «не напекло», бабушек почему-то всегда беспокоит, что внучку «напечет головку», хотя вечернее московское солнце решительно никому и ничего напечь не может! Машин мало, и все чистые, веселые. Чахлые липы в скверике стояли, не шелохнувшись, отдыхали. И пахло летом, волей.
   ...Во дворе издательства «Алфавит», обустройством и красотой которого занималась сама генеральная директриса, вскоре распустятся пионы. Маня Поливанова очень любила пионы, и Анна Иосифовна всегда преподносила ей букет самых первых, самых свежих!..
   А вот Александр Шан-Гирей никаких букетов не преподносил, хотя она несколько раз с дальним прицелом толковала ему про пионы!.. Как правило, он вспоминал о них глубокой осенью, некоторое время бестолково искал, благополучно не находил и успокоенно забывал.
   В «бутике» Маня купила так много – все вкусное! – что пакеты тащила с трудом, и пришлось даже по пути сделать привал. Она пристроила грузы на лавочку, поправила на вспотевшем носу очки и оглянулась по сторонам.
   Коляски катились, карапузы топали, бабушки поспешали. Как, однако, хороша жизнь!..
   Из ее подъезда, до которого было уже, в сущности, рукой подать, выскочила Таис Ланко и дунула в противоположную от Мани сторону, к Садовому кольцу.
   ...Должно быть, Алекс и ее выставил, решила Маня. Стала бузить, вот он и выставил. А что? С него станется!.. Впрочем, нам от этого только лучше, свободнее. Хотя дело-то останется несделанным, фотографии к интервью нужны, как ни крути. Пришлют другого фотографа, на него придется потратить еще полдня!..
   Маня Поливанова загрузилась в лифт, кое-как прикрыла двустворчатые тугие дверцы и локтем – руки-то заняты! – нажала выпуклую черную кнопку. Лифт в старинном доме на Покровке тоже был старинный, и кнопки правильные, упитанные, нажимавшиеся со смачным щелчком. На втором этаже лифт, медленный, как черепаха на прогулке, остановился, и вошла соседка Софья Захаровна со своей левреткой по имени Гарольд. Ей нужно было вниз, выгуливать Гарольда, но она сказала Мане, что с ней «прокатится».
   – Вот времена, – уронила Софья Захаровна, сторонясь Маниных пакетов. – Женщина вынуждена сама – сама! – таскать сумки! Да еще такие тяжеленные!
   Маня покивала, соглашаясь. Очки съехали на кончик носа.
   Софья Захаровна не одобряла Маню, а заодно и ее не слишком приличную связь с Алексом. Во-первых, в законном браке никто не состоит. Во-вторых, в чинный подъезд с фикусами, где нет никаких чужаков, а ордера в свое время подписывал сам товарищ Калинин, с появлением Маниного кавалера повалили какие-то странные личности, утверждавшие, что они – журналисты. К чему приличным людям журналисты?! В-третьих, профессии у обоих какие-то подозрительные. Ну, что это, скажите на милость, за профессия – писатель?.. Хорошо хоть артиста не привела! Впрочем, что с нее взять, одна, без старших, присмотреть некому.
   Мимо клетки, которая плыла вверх с черепашьей скоростью, кто-то громко протопал и кубарем покатился по лестнице вниз.
   – Уж не ваш ли... приятель ринулся? – осведомилась Софья Захаровна.
   – Думаю, что нет, – бодро заявила Маня и кое-как открыла двери причалившего лифта. Соседка никак ей не помогла. – До свидания!
   В ее квартире работа шла полным ходом, и все оказались на месте, включая Таис Ланко, про которую Маня думала, что Алекс ее выгнал. Лампы на длинных ногах запалены, свету столько, что кажется, будто сейчас вытекут глаза, и жара, невыносимая, одуряющая.
   ...Странно. Кого же я тогда видела у подъезда?.. Или у меня галлюцинации начались в прямом, так сказать, смысле слова?..

Сегодня

   Все некоторое время молчали, а Маня полезла в холодильник и налила себе нарзану – говорила долго, устала, во рту пересохло.
   – Хотите? – предложила она Мишакову, и тот задумчиво кивнул.
   Вода оказалась вкусной, пузырчатой, ледяной.
   ...Значит, надо соседку расспросить первым делом, остальных можно потом.
   Журналистку Красильченко тоже следует найти немедленно и поговорить по горячим следам, и эту, супругу-то, со странными именами!..
   – Как, вы сказали, ее настоящее имя?
   – Таис? Я точно не помню, но вроде сначала она была Настя Обдуленко.
   – Настя – это Анастасия, что ли?
   Маня пожала плечами.
   – А вот вы когда возле подъезда на лавочке отдыхали, точно видели, что это она выходила?
   – Мне показалось, что она. – У Поливановой сделался виноватый вид, как будто она стеснялась, что не может быть окончательно и бесповоротно полезной. Алекс ненавидел этот ее виноватый вид! – Но у меня зрение плохое, да еще астигматизм, так что...
   – Не могла же она у вас перед носом проскочить, а потом оказаться в квартире! – грубо сказал Мишаков, который не знал, что такое астигматизм. – Выходит, это была не она.
   – Выходит, – согласилась Маня быстро.
   – А могла она по лестнице подняться, когда вы в лифте с соседкой ехали? Вы вроде сказали, по лестнице кто-то топал!
   – Мне показалось, что человек спускался, а не поднимался, очень быстро бежал, понимаете?.. Хотя... я вижу плохо и все время на пакеты смотрела, боялась, что порвутся. Они тяжелые такие были, я их еле волокла! Может, имеет смысл у Софьи Захаровны спросить?
   – Мы спросим, – пообещал Мишаков и с сожалением посмотрел на пустую бутылку из-под нарзана, ему хотелось еще.
   Писательница Поливанова капитанское сожаление заметила, моментально достала из холодильника следующую и налила почти целый стакан, сразу подернувшийся туманной прохладной пленкой.
   ...Она наблюдательная, подумал Мишаков, с удовольствием глотая воду, все замечает. Нужно будет посмотреть в Интернете, что такое этот самый «астигматизм».
   – Ну а вы? – И он повернулся к патлатому, оказавшемуся знаменитым писателем. Вода булькнула в горле, и капитан стыдливо прикрыл рот рукой.
   – Что... я?
   – Пока ваша сожительница в магазин бегала, сумки тащила, вы все время вот тут, в кабинете, отдыхали и давали интервью. Так?
   Слово «сожительница» он употребил намеренно, чтоб уязвить писателя. Капитану было известно, что тонкие натуры никаких таких слов не любят и при произнесении их всегда становятся на дыбы, а капитану было очень важно писателя... раскачать. Поставить на дыбы. Пока он вел себя так, как будто происходящее его не касается – вон даже на площадку не вышел, когда труп обнаружили.
   ...Нет, когда его обнаружили, может, писатель и выходил, а когда опера приехали, сидел в собственной кухне на подоконнике, ногой качал!..
   ...Посмотрим, как ты крыльями замашешь, когда я тебе пару хороших вопросов впаяю! Да еще объявлю, что ты, как ни крути, и есть главный подозреваемый!.. Сожительницу твою убиенный оскорблял? Оскорблял! Ты ему в рожу давал? Давал!.. С лестницы спускал?.. Спускал!
   Впрочем, если все, что рассказала писательница, правда, капитан бы этого Кулагина и сам, пожалуй, того, с лестницы спустил!
   Не любил, ох, не любил капитан этаких фанаберий, когда негодный вроде мужичонка бабу унижает, и чем гаже мужичонка, тем больше унижает – только от гадости своей и слабости во всех вопросах!
   Писатель на специальное слово «сожительница» никакого внимания не обратил и ироничному капитанскому тону значения тоже не придал. Только кивнул, и все, – да, мол, был все время здесь.
   – А скажите, вот интервью, к примеру, это долгое дело, да?.. Вроде вы с утра уехали, а приехали только под вечер, а интервью все ни с места?
   – Мы заканчивали уже, – вяло сказал писатель. – Маня, принеси мне мобильный. Нужно Анне Иосифовне сообщить, что в издательство я сегодня не приеду. – Он перевел на капитана странно светлые, как у полярного волка, глаза. Они, удивился Мишаков, у него были как будто желтые, и впрямь волчьи. – А интервью разные бывают, капитан. Ольга Красильченко – журналист опытный и с репутацией. Стандартных вопросов не задает, и стандартных ответов ей не нужно. С ней трудно разговаривать. Я от нее очень устал, но обещание есть обещание!
   – Алекс обещал нашему издателю, что даст это интервью, – встряла Поливанова. – Вы знаете, мы все любим Анну Иосифовну, и когда ей что-то нужно, стараемся...
   – Это к делу не относится! – перебил Мишаков. – Когда Марина Алексеевна в магазин ушла, они обе, и журналистка, и фотограф, у вас на глазах были? Все время?
   И подумал злобно, что, если писатель опять пожмет плечами, он его точно в «обезьянник» отволочет!.. Вот прям так, за буйные кудри, в машину и – добро пожаловать в отделение!..
   Писатель пожал плечами.
   Капитан перевел дух.
   – Это что значит?
   – Ольга все время задавала мне вопросы. Мы сидели в кабинете. Кажется, я только один раз вышел, чтоб подогреть кофе. Маня сварила, когда уходила, и мы его пили.
   – Алекс, подогретый кофе – не кофе, – опять встряла Поливанова, – нужно было свежий сварить, что ты, ей-богу!
   – Это к делу не относится! – провыл капитан. – Говорите по существу! Где была вторая?! Одна с вами лясы точила, а жена его где была?
   – Где-то в квартире.
   – Это что значит?!
   – Это значит, что я за ней не следил. Она входила, выходила, кажется, кому-то звонила. Я не прислушивался.
   – А могла она из квартиры выйти?
   Алек подумал немного.
   – Могла, наверное. У нас тяжелая дверь, сильно гремит, когда закрывается, но я... не обратил внимания.
   Капитан что-то пробурчал себе под нос, явно нелестное и для чужих ушей не предназначенное.
   – Слушай! – вдруг воскликнула Маня, и они оба оглянулись. Глаза у нее блестели, и нос смешно двигался, как у любопытной мыши. Она его почесала. – Это она, должно быть, Артему звонила! Потом же еще Артем приходил! У нас вчера, товарищ капитан, был день визитов. Все приходили и уходили. И Дэн приехал.
   – Какой еще Дэн?!
   – Дэн Столетов, племянник тети Оли. Он наш друг, тоже журналист. Я сейчас расскажу. Хотите еще воды? Или кофе подать?..

Вчера

   Маня заглянула в кабинет.
   Алекс сидел за ее письменным столом, из-за которого она с таким трудом вытащила себя совсем недавно, и никакого участия в происходящем, казалось, не принимал. Таис с сосредоточенным видом волокла по прадедушкиному ковру осветительный прибор, Ольга Красильченко толковала ей, что снимок за столом делать как раз не нужно, потому что «только ленивый не снимал писателя за рабочим столом»!
   – Хорошо, что ты вернулась, – пробормотал Алекс.
   Ольга оглянулась на Маню и виновато сообщила, что работы осталось совсем чуть-чуть, а Таис – мстительно – ее поправила, мол, работы еще вагон.
   – Может, чаю?.. – предложила Маня.
   И в этот момент в дверь позвонили.
   Алекс и Маня посмотрели друг на друга.
   ...Ну что? Вернулся оскорбленный старый друг, как следует приложившийся к коньячишке в соседнем баре и жаждущий продолжить общение?..
   – Я открою, Маня, – Алекс стал выбираться из-за стола.
   – Подожди, – глупо пробормотала она, – я спрошу, кто там.
   Он усмехнулся, прошагал по коридору и распахнул дверь. В «глазок» не стал смотреть и спрашивать в домофон, кто пришел, не стал тоже – чертов гордец и упрямец!..
   Маня настороженно маячила у него за плечом, на всякий случай.
   – Здорово, ребята! – с порога загрохотал Дэн Столетов. – Есть хочу, помираю! Алекс, куда ты дел мою козочку? Мой волшебный цветок? Мою кысочку? – Он смачно приложился к Маниной щеке и пояснил совершенно другим тоном, как артист, который обращается то к галерке, то к партеру: – Тетя пропала.
   – Дэн, как я рада тебя видеть! – Маня стремительно приблизилась, взяла его за уши и потрясла лохматой Дэновой головой в разные стороны. – Вот ты молодец, что приехал!
   – Еда есть?
   – Есть, есть еда! Проходи скорей!
   – А тетю куда девали?
   – И тетя есть! У нас, как в Греции, все есть!
   – Не, но она еще утром на интервью к великому писателю укатила и за весь день ни разу не позвонила племяннику, – тут Дэн опять пояснил невидимым зрителям: – То есть мне. И я весь на нервах, как институтка!
   – Ясный хобот, не позвонила! Мне тоже никто весь день не звонил, а я за работой всю задницу себе отсидела! – Маня говорила громко, освобожденно, хотя весь вечер цедила сквозь зубы. – Они еще даже не закончили.
   – Ну, ты же знаешь мою тетю! Мой нежный цветок! Она уж если в кого вцепится, то как бульдог, не оторвать ее! На то она и великий журналист и материалы такие делает, что даже крокодилы, когда читают, плачут. И гонорары ей платят такие, что во сне не снились даже самому...
   – Дениска, – пролепетала тетя Дэна Столетова из глубин коридора. – Господи, как ты сюда попал?!
   И они на нее оглянулись – молодые, здоровенные, хохочущие, белозубые, очень похожие друг на друга, хотя, в чем эта похожесть, журналистка Ольга Красильченко так сразу не смогла бы определить.
   – Тетя! – вскричал Дэн и простер к ней руки. – Ангельчик! Эти гадкие люди тебя мучают?..
   Тетя покачнулась, но удержалась на ногах. В два шага племянник оказался рядом, сгреб ее в охапку, прижал к себе, оторвал от пола, нежно поцеловал в макушку и аккуратно поставил. Она взялась рукой за книжную полку, чтобы на самом деле не упасть.
   Ольга знала совершенно точно, что мальчик, которого назвали так, потому что им с сестрой очень нравились «Денискины рассказы», ее мальчик, который таскал домой всех бездомных кошек, плакал, когда в кино тонула лошадь, заступался за очкастых девчонок и дружил с «ботаником» Володей Береговым, не может быть своим в... этом доме.
   Здесь жили настоящие знаменитости, Покровская и Алекс Лорер, – страшно сказать!.. Не скороспелые поющие «звезды» на один сезон, не ведущие астрологической программы, не юмористические унылые шутники! Лорер со своими немногочисленными романами то и дело возглавлял список бестселлеров «Нью-Йорк таймс» и шорт-лист Букера, не какого-то там доморощенного, а самого настоящего, большого!.. Когда-то он начинал печататься на французском языке, и никто не верил, что он русский, этот странный длинноволосый выскочка, а нынче поговаривали, что французское правительство собирается наградить его орденом Почетного легиона, редчайшая штука для русского писателя! Он жил очень закрыто, как будто сторонился людей, прятался и тем не менее был узнаваем, как в далеком советском прошлом были узнаваемы генеральные секретари ЦК КПСС, то есть всеми и всегда.
   Покровская писала детективы, о шорт-листах, Букере и Почетном легионе речь не шла, конечно, но пассажиры в метро и маршрутках, пациенты в очереди к терапевту, бабуси в скверах и продавщицы в палатках сидели, уткнувшись в ее книжки. Их возили с собой в отпуск, забывали в метро, покупали в киосках «Союзпечать», и казалось, что они повсюду, как будто возникают из воздуха. Ольга Красильченко когда-то даже подумывала провести исследование и написать большую статью о феномене русского детектива «с женским лицом», а потом решила, что это будет очень скучно, и писать не стала. Все равно вразумительных ответов, почему так популярен сей жанр, почему пишут в основном женщины и почему все повально читают, невозможно дать, а повторять в сотый раз одно и то же ей не хотелось.
   Они были очень странной парой, Покровская и Лорер, более не подходящих друг другу людей трудно сыскать, и, может, поэтому, а может, потому что оба талантливые, непонятные и знаменитые каждый на свой лад, их хотелось рассматривать, фотографировать, изучать как явление.
   И племянник Дениска тут совсем ни при чем! Он же просто... мальчишка. Умненький, славный – ей ли, тете Оле, этого не знать! – но самый обыкновенный, а эти люди ее пугали. Всерьез. Следовало как-то защитить от них Дениску, объяснить ему, неразумному, что с ними нужно быть осторожным.
   – Денис, – сказала Ольга и резко выпрямилась. Ей казалось, что так она выглядит внушительней. – Я сейчас занята. Уезжай. Я позвоню тебе, как только...
   – И поесть нельзя?! – жалостливо воскликнул племянник.
   – Не кривляйся. Я прошу тебя, уезжай.
   – Нет, а что такое-то? – сунулась знаменитая детективщица Покровская. – Мы вам мешать не станем. Мы на кухне засядем, заодно приготовим чего-нибудь!..
   – Денис, не стоит обременять людей. Они и без нас с тобой...
   Тут только Дэн понял, что тетка рассердилась всерьез, но не понял, на что. Ну, приехал, ну, нашумел – он всегда шумит, – ну, еды попросил и что?..
   – Матерь божья, – Поливанова взяла растерявшегося Дэна под руку, – да никого он собой не обременяет, что вы!.. Вы продолжайте, у вас там фотограф на диване лежит, скучает, а мы сами по себе.
   И увлекла Дэна за собой по коридору.
   Алекс сбоку посмотрел на Ольгу Красильченко.
   – Мы ничего ему не сделаем, Ольга, – сказал он тихо и сморщил губы – улыбнулся. – Не нужно его защищать. По крайней мере, от нас.
   Журналистка вспыхнула, дернула шеей, как будто проглотила что-то неудобное, и пробормотала:
   – Все-то вы видите.
   Он пожал плечами, и тут одновременно позвонили в дверь, и Таис Ланко закричала из кабинета, что ждать вечно она не намерена, у нее дома ребенок, и давайте, мол, работать!..
   Из кухни выглянула взъерошенная Маня с полотенцем в руках, а следом за ней показался Дэн, который что-то хрустко жевал.
   Алекс вздохнул и открыл.
   На пороге стоял парень, совершенно незнакомый.
   – Вы к кому?..
   – Мне Настю! – выпалил парень. – Срочно.
   – Кого?.. – спросил Алекс.
   – Я знаю, она здесь! – неожиданно громко заголосил парень, как будто Алекс намеревался не допустить его к неизвестной Насте. – Настя! Настя!!..
   – Что вы вопите?!
   – Пусти меня, слышь, ты!..
   – Святые угодники!
   – Настя!!!
   – Алекс, выстави его! – крикнул Дэн.
   – Дениска, не лезь!..
   – Оль, ты-то чего?!
   Произошло стремительное движение, что-то мелькнуло, и Таис Ланко кинулась пришедшему на грудь и вцепилась в него обеими руками – как в кино.
   – Артем! Откуда... что случилось... ты как?..
   – Пошли, быстро! – Парень мотнул головой и поволок Таис Ланко вон из квартиры. – Ты дура безмозглая!.. Я тебя три часа жду, а ты!..
   – Темочка, я не могу, я, типа, на работе...
   – На какой еще работе?!.
   – Я сейчас, – пробормотала Таис и мазнула по всем присутствующим стеклянным невидящим взглядом. – Я быстро... я вернусь...
   – Здравствуй, Артем, – очень громким басом сказала Маня Поливанова, и все на нее оглянулись, даже Таис Ланко.
   – Здрас-сте, – поздоровался парень и обвел взглядом компанию. Взгляд постепенно прояснялся, из дикого становился осмысленным. – Марин, это ты?!
   – Это не я.
   Тут парень вдруг сказал очень наивно:
   – Нет, ну, правда!..
   – Артем Гудков, – представила Маня. – Познакомьтесь все. Он... журналист.
   Последнее она выговорила не слишком уверенно, словно в эту секунду усомнилась, что парень именно журналист, а не, скажем, футболист.
   – Вы премию получили, «Репортер года»! – Ольга Красильченко торжествующе нацепила очки и тут же смахнула их с носа. – Ну, конечно, я точно помню! Артем Гудков, лучший материал о деревенских школах. Это было...
   – Давно, – перебил парень, вновь помрачнев. – Это было давно и неправда. Насть, мне с тобой нужно срочно...
   – Да вы проходите!
   – Нет уж, я так... Насть, выйди, я тебя прошу!
   Маня пожала плечами. Дэн наблюдал с интересом, Ольга все порывалась надеть очки и разглядеть гостя хорошенько, у Алекса был недовольный вид.
   Таис Ланко опять вцепилась парню в рубаху, и он почти выволок ее на лестницу.
   Отдаваясь от стен и дореволюционных потолков, загудели их встревоженные голоса. Говорили непонятное. Алекс прикрыл дверь.
   – Ну, я так понимаю, никакой работы сегодня уже не будет, так что давайте ужинать, что ли!..
   – Марина, огромное вам спасибо, но все же, если наш фотограф сейчас вернется, мне бы хотелось закончить именно сегодня.
   – Дэн! Уйми свою тетушку, а?! – И Маня быстро ушла в кухню.
   Там она поставила на поднос тарелки и чашки и стала выбирать из ящика серебряные приборы. При этом она шевелила губами – считала.
   – Кто этот человек?..
   – Алекс! – Приборы с грохотом обрушились обратно в ящик. – Что ты подкрадываешься!
   – Я не подкрадываюсь.
   Маня опять принялась считать. Все никак у нее не сходилось количество гостей и количество вилок.