Татьяна Устинова. Всегда говори «всегда» – 3

   – Ну вот, – Ленка явно расстроилась. – У тебя ж такие планы были… – Шкворчание прекратилось – наверное, она сняла сковородку с плиты. – Ты что все-таки делать-то собираешься? – с набитым ртом, жуя, поинтересовалась подруга.
   – Я ж говорю – выбираться отсюда. Любыми путями. Достало все!
   – И… у тебя есть варианты?
   – Варианты всегда найдутся… – Оксана опять вспомнила Барышева.
   Вариант?
   В Москве у него наверняка не одна квартира, загородный дом, пара-тройка машин, прислуга, активы, счета… Вот только выводок неприлично большой.
   – Ты ж меня знаешь, – усмехнулась она, – я сдаваться не привыкла. Ладно, Ленк, у меня деньги на мобильном кончаются, пока.
   – Звони еще, не забывай! – закричала Ленка и, подавившись своей картошкой, закашлялась.
   – Позвоню, позвоню… Я не забываю, Ленка, мне ведь, кроме тебя, и звонить некому. Чао-какао! Все. Пока.
   Сигарилла закончилась, деньги на симке тоже… Спасение было только в том, что депрессия исчезла так же внезапно, как началась…
   Оксана задумалась. Затушила окурок в старой мраморной пепельнице. Потеребила золотого скорпиончика.
   – А почему бы и нет? – спросила она его. – Не самый легкий, но вполне возможный вариант.
 
   День начался как обычно – с деловых переговоров.
   На этот раз их инициатором стал господин Винай.
   Барышев привык прислушиваться к партнерам, но последнее слово оставлял всегда за собой. На этот раз идея Виная вызвала у него много скепсиса, но выслушать его аргументы он обязан хотя бы из уважения.
   Протеже Виная оказался как две капли воды похож на него – тот же рост, та же прическа, та же белоснежная улыбка, абсолютно идентичный костюм от Хьюго Босс.
   Сергею даже показалось, что у него двоится в глазах, но через пару секунд он понял, как их различать. У протеже на мизинце блестел бриллиант в несколько карат, а у господина Виная такого помпезного украшения не было.
   Ох, не любил Сергей драгоценностей на мужских мизинцах, хотя понимал – это всего лишь способ известить окружающих о своем статусе. Например, его, главу «Стройкома», заставить принять «правильное» решение – мол, мои финансовые возможности отлично демонстрируют мои деловые качества.
   Барышев откинулся на спинку кресла и приготовился слушать, всем своим видом демонстрируя заинтересованность и лояльность.
   – Господин Тханет мой давний деловой друг, – на ломаном, но довольно неплохом русском начал Винай. – Он не раз оказывал мне услуги. Очень ценные услуги! Господин Тханет согласен на определенных условиях войти в правление нашей фирмы в качестве… своего рода консультанта.
   «Ага, господин Тханет, оказывается, делает мне огромное одолжение, давая согласие войти в правление фирмы», – про себя усмехнулся Барышев, а вслух произнес:
   – О каких же условиях идет речь?
   – О весьма незначительном, учитывая его опыт и связи, финансовом вознаграждении. Поверьте мне, господин Барышев, я знаю, о чем говорю. Господин Тханет является членом Кабинета министров. Его возможности почти безграничны. Его помощь нам необходима. Вы же знаете, специфика нашей страны весьма своеобразна.
   Сергей задумался… Интересно, насколько «почти безграничные возможности» адекватно соответствуют «незначительному финансовому вознаграждению»? Впрочем, в строительном бизнесе никогда не вредно присмотреться к человеку, входящему в состав Кабинета министров.
   – Ну… специфика любой страны весьма своеобразна, – осторожно произнес Барышев и, подумав, добавил: – Но если господин Тханет поможет нам решить кое-какие проблемы с Ко Чангом, к примеру… Я разговаривал на днях с потенциальным инвестором. Там какие-то сложности с оформлением собственности на земельные участки.
   – Разумеется, господин Барышев, разумеется, – воодушевленно закивал Винай, бросая взгляд на своего протеже. – Я думаю, этот вопрос в компетенции господина Тханета!
   Винай что-то по-тайски спросил у чиновника, и тот утвердительно кивнул, сохраняя при этом величественный вид вершителя судеб.
   – Господин Тханет готов приложить усилия! – заявил Винай. – Он уверен в успехе!
   – Ну что ж, прекрасно. Давайте поступим следующим образом – отложим наш разговор на некоторое время. Мне надо подумать.
   Вот так, получайте, господины Винаи-Тханеты, близнецы-братья. Мы, русские, вовсе не рубахи-парни, все, что касается бизнеса, выверяем по миллиметру, просчитываем на десять шагов вперед.
   Винай спал с лица, но сумел удержать улыбку.
   – Ваше право, господин Барышев, ваше право… – пробормотал он, делая равнодушно-напускной вид. – В любом случае я буду уважать ваше решение. Только советую его не слишком оттягивать. Это в наших с вами интересах.
   «В твоих», – мысленно поправил его Барышев и встал, давая понять, что разговор закончен.
   – Ну, не такой уж я тугодум, – сказал он. – День-два. Думаю, мне этого времени хватит.
   – Ту-го-дум, – задумчиво повторил Винай, тоже вставая. – Интересное слово, что оно означает?
   – Ну… как вам сказать, – Сергей улыбнулся. – Тугодум – это человек, который думает медленно.
   – О, это не про вас, вы думаете быстро!
   – В иных ситуациях не следует особо торопиться.
   – Вы очень мудрый человек, господин Барышев, очень мудрый. Я только добавлю – главное, не перепутать ситуации.
   Вот именно. Главное – понять, кто что с этого будет иметь. Жалко, Петра нет с его дотошностью. Он бы этих «господинов» как элементарный чертеж прочитал.
   – Очень рад знакомству. Очень! – сказал Барышев, пристально глядя в глаза члену Кабинета министров.
   Винай перевел.
   – Позвольте вас проводить…
   Они вместе вышли из кабинета – Сергей впереди, «близнецы-братья» чуть позади. Барышев очень надеялся, что разговор закончен, но возле лифта Тханет, глядя на него, вдруг что-то сказал.
   – Господин Тханет спрашивает, как много вы уже повидали в нашей стране, – перевел Винай.
   – Пока немного, к сожалению, но то, что я видел, произвело на меня неизгладимое впечатление, – любезно ответил Барышев и озабоченно посмотрел на часы, давая понять, что времени у него больше нет. Тханет намека не понял и произнес еще что-то. Винай перевел:
   – Господин Тханет бывал в Москве, она ему тоже очень понравилась…
   Тханет еще что-то говорил с величественным видом, Винай переводил, но Барышев перестал их слышать…
   В конце коридора он увидел Оксану. Вернее, сначала заметил белоснежный шелк ее платья, мелькнувший в лестничном пролете, и нет никакой гарантии, что это Оксана – в офисе она не единственная женщина, и уж тем более не единственная, носившая белые платья…
   Только почему вдруг ухнуло сердце – ринулось вниз, потом подступило к горлу, вернулось на место и изо всех сил, как молот, ударило в позвоночник…
   Это оказалась действительно она. Барышев видел, как Оксана остановилась, чтобы поговорить с секретарем, который спускался вниз. У нее в руках была деловая черная папка, диссонирующая с сумасшедше-красивым, почти бальным, платьем.
   Сергей почувствовал, как в висках застучало, спина заболела, а на лбу выступила испарина.
   С ним творится что-то неладное. Неправильное. Возмутительно отталкивающее и отвратительное. Что-то, чему он не может дать объяснения и чему не в состоянии противостоять.
   Винай тронул Сергея за руку и что-то сказал.
   – Что, простите?.. – не отрывая взгляда от Оксаны, спросил Барышев.
   – Господин Тханет выражает восхищение вашей родиной.
   – Да, да… спасибо, спасибо.
   Оксана обернулась, их взгляды пересеклись… Она ему улыбнулась.
   «Я должен ее уволить, – твердо решил Сергей. – Немедленно. Не объясняя причин».
 
   Оксана позвонила утром и назначила встречу в полдень, в кафе «Приг-тай».
   Не подозревая, какому испытанию предстоит подвергнуться, Ольга надела легкомысленный сарафан на бретельках, с высоким разрезом, шпильки и без пятнадцати двенадцать уже сидела за столиком, ожидая свою новую подругу.
   Через пару секунд она поняла, что совершила большую ошибку, приехав сюда без водителя и в столь провокационном наряде. Вся мужская часть посетителей, включая бармена и официантов, пожирала ее глазами.
   Ольга почувствовала себя голой. И бесстыжей.
   Ну почему она забыла, что это не Москва, что в глубине нетуристических кварталов одинокая женщина в столь откровенном наряде да еще европейской наружности воспринимается как…
   У Ольги даже холодная испарина выступила, когда она подумала, за кого ее принимают все эти тайские мужики с сальными, прожигающими насквозь глазами… Она попыталась натянуть сарафан на обнаженную ногу, но разрез был очень высоким, и голое тело обнажалось то тут, то там.
   Оксана, как назло, опаздывала. Появилось настойчивое желание удрать, но в Ольге вдруг проснулись упрямство и гордость – что, она нашкодившая девчонка какая-то? Плевать ей на этих восточных самцов, пусть думают что хотят.
   Она оставила в покое подол сарафана, подозвала официанта и на плохом английском заказала зеленый чай…
 
   Оксана сидела в машине и не без злорадства наблюдала за тем, как Ольга мается под похотливыми взглядами местных мачо. Она специально назначила встречу в этом кафе, зная здешнюю специфику – тут собирались игроки, мошенники, сутенеры, любители клубнички и откровенные извращенцы.
   Наконец Ольга успокоилась, перестала дергаться и подозвала официанта.
   «Концерт окончен», – с сожалением подумала Оксана, вышла из машины и направилась к Ольге, приветственно помахав Атхиту – хозяину кафе, давнему своему приятелю.
   – Ради бога, извините меня. – Она подошла к Ольге и села напротив. – Задержали в офисе.
   – Ничего, ничего, – Ольга улыбнулась, и Оксана с удовлетворением отметила вымученность ее улыбки. – Может быть, пойдем отсюда в другое место? – снизив голос, предложила Ольга. – Здесь я себя чувствую, как в зоопарке, причем не в качестве посетителя, а скорее – наоборот.
   – Бедная… – покачала головой Оксана, изображая сочувствие. – Намучились? Это я, дура, виновата! Ну почему я по-другому не условилась. Надо было мне за вами заехать. Не волнуйтесь, это самое спокойное место в городе. Меня тут знают. Ну, посмотрите, видите – никто нас уже глазами не ест.
   Барышевская жена – клуша и домохозяйка – бросила взгляд по сторонам и убедилась, что Оксанино появление избавило ее от раздевающих взглядов.
   Пусть подумает – почему…
   Хорошая гимнастика для ее закостенелого, подернутого сытым жирком мозга.
   – Ну что? Успокоились? – улыбнулась Оксана самой обаятельной из своих улыбок.
   – Кажется, да, – Ольга в упор посмотрела на бармена, который тряс шейкер, не обращая на них никакого внимания.
   Ужас. Как такой монстр, акула, будущий президент – Барышев – живет с этой… овцой.
   Оксана вспомнила его сегодняшний взгляд в офисе, когда шеф стоял у лифта и, поедая ее глазами, похоже, совсем не слушал своих собеседников.
   – Ну, вот и славно! – бодро сказала она. – Что будем пить? Здесь фантастический клубнично-манговый шейк. Вы любите клубнично-манговый шейк?
   – Не знаю… – замялась Ольга, – возможно, люблю.
   – А вот мы сейчас проверим. Атхит! – она подозвала хозяина, сделала заказ и объяснила Ольге: – Меня на него подсадил бывший муж.
   – Муж? – удивилась Ольга. – Он был тайцем?
   – Французом.
   Оксана с интересом следила за лицом Ольги, на котором отчетливо читались все эмоции. И как с таким лицом выживать? Ни соврать, ни притвориться – лакмус, а не лицо. Может, Барышева она этим и взяла? Мужики с деньгами и властью любят, когда у жены нет второго дна.
   Надо учесть.
   Надо попробовать это сыграть.
   – Ну как? – спросила Оксана, глядя, как Ольга пробует шейк.
   – Божественно! – воскликнула та.
   «Божественно!» – мысленно передразнила ее Оксана. Нужно порепетировать перед зеркалом эту глупую непосредственность.
   Пригодится для будущих президентов.
   – Вы, наверное, жили в Париже, раз муж – француз?
   – Ни дня! Выходила замуж за француза, собиралась в Париж, а оказалась здесь… – Оксана не соврала ни слова, словив кайф от своей откровенности.
   Пусть барышевская жена почувствует себя «жилеткой» – чуть-чуть, – такие овечки любят быть доверенными лицами даже у простых переводчиц своих богатых мужей.
   – У мужа была здесь работа, так что мне во Франции и побывать не удалось, сразу из Москвы – сюда. Привез и бросил. То есть бросила его я, но только он-то давно уже в том самом Париже, а я тут застряла…
   Ольга посмотрела на нее сочувственно. Разве что не обняла и по голове не погладила.
   – Да, невесело… А разводиться было обязательно? – спросила она.
   – Не то слово!
   Все. Хватит откровенности на первый раз…
   – Что вы на меня так смотрите? – не удержалась она от жесткого тона. – Жалеете, что ли? Бросьте. Все в порядке. – Оксана достала сигариллу, хотела закурить, но передумала и убрала ее обратно в пачку.
   Черт дернул ее на этот эксперимент с откровенностью. Отчего-то от него запершило в горле и захотелось заплакать, хотя с депрессией было покончено еще утром – чашкой крепкого кофе и многообещающим взглядом Барышева.
   – Все в порядке, – задумчиво повторила Оксана. – Тепло, море, солнце, красиво… Слушайте, а вы вообще что-нибудь, кроме рынка, здесь видели? – поинтересовалась она.
   – Очень мало. Сережа все время занят, а без него мне ездить на экскурсии не хочется.
   – Все ясно. – Оксана решительно встала. – Поехали! Я вам сейчас такие красоты покажу! Поехали, поехали!
   – Да меня и уговаривать не надо, – заверила ее Ольга, тоже вставая. – Я об этом и мечтать не могла!
   «Я тоже», – направляясь к машине, подумала Оксана.
   Бедная овечка… Неужели ты не понимаешь, что тебе никогда не стать первой леди!
   Никогда.
 
   Таиланд, который показала ей Оксана, поразил Ольгу.
   Они заехали на ферму крокодилов и в парк камней, побывали в океанариуме на Сукумвит-роуд и в Мини-Сиаме на окраине города, где в миниатюре были представлены все достопримечательности страны.
   Экскурсия, правда, закончилась в магазинах. Но шопинг, такой утомительный и неинтересный в одиночестве, в компании новой подруги приобрел веселый и бесшабашный размах. Ольга приобрела столько безделушек и сувениров, что теперь, разбирая пакеты в гостиной, ужасалась их количеству.
   – Уф! Накупила бронзулеток! Куда мне их столько? – посмотрела она на Оксану, обессиленно лежащую на диване.
   – Этого много никогда не бывает. Обожаю цацки.
   Ольга достала коралловые бусы, приложила к груди Оксаны и полюбовалась контрастом загорелой кожи, белого платья и красных бусин.
   – Красиво. Ну-ка, примерьте!
   – Ну что вы! – Оксана отвела ее руку с бусами.
   – Это ваша вещь. Я вам ее дарю.
   – Не надо, не надо… – Оксана села, ногами нащупывая босоножки.
   – Нет, дарю! – Ольга, не слушая возражений, надела кораллы ей на шею. – И вообще, давай на «ты», а? – весело предложила она.
   – Давай, – согласилась Оксана. – Только… – Она взялась за бусы, чтобы снять их, но Ольга остановила ее, мягко взяв за руку.
   – Погоди! Не надо… Ну-ка… – Ольга легким движением чуть повернула и приподняла голову Оксаны за подбородок.
   Та с недоумением в глазах подчинилась. Ольга отошла на пару шагов и полюбовалась на точеное лицо – тонкий нос с небольшой горбинкой, высокий лоб, миндалевидные глаза, четко вылепленный подбородок, длинную изящную шею, перетекающую в высокую линию груди… Нигде и никогда она не найдет больше такую удивительную модель.
   – Еще чуть выше подними голову! – скомандовала она. – Стоп!
   Оксана, не понимая, что от нее требуется и почему Ольга так дотошно рассматривает ее, поправила волосы, подумав, будто столь пристальное внимание вызвано непорядком в прическе.
   – Да опусти ты руки! – возмутилась Ольга, твердо решив для себя – она не отпустит сегодня Оксану, пока не напишет ее портрет.
   На лице Оксаны недоумение сменилось смущением, и она опустила руки.
   – Вот… Вот так вот и сиди, я сейчас тебя нарисую…
   Ольга бросилась к мольберту – благо он всегда стоял наготове, прямо здесь, в гостиной, – и закрепила на нем бумагу.
   – Что, прямо сейчас?! – В глазах Оксаны промелькнуло замешательство, и Ольга решила, что она, как всякая женщина, считает – в данный момент она недостаточно хорошо выглядит для того, чтобы позировать.
   Неужели она не знает, искренне не догадывается, как хороша любая: уставшая, без «парада» и даже немного напуганная столь внезапным предложением побыть моделью.
   – Сиди, не двигайся, не мешай… – Ольга сангиной стала быстро рисовать портрет. – У тебя удивительное лицо, замечательное… Я никогда подобных не встречала… Понимаешь, такая завораживающая гармония редко встречается… Боюсь даже, что не смогу ее передать…
   – Дышать хоть можно? – усмехнулась Оксана.
   – Можно. Дышать можно, а больше ничего нельзя…
   Из-под быстрых штрихов появлялось лицо – на удивление живое, со всеми тонкими нюансами, несмотря на скудость художественных средств – всего лишь красноватая сангина. Вдохновение, охватившее Ольгу, нарушил телефонный звонок.
   Она неохотно взяла мобильный, даже не посмотрев, кто звонит, потому что не могла оторвать взгляд от портрета, и правой рукой все еще наносила «оживляющие» и уточняющие штрихи.
   – Алло… – рассеянно сказала она в трубку.
   – Оль… – послышался на том конце плачущий Надькин голос. – Оль, я больше так не могу!
   Рыдания в трубке резанули по сердцу, Ольга отбросила мелок и с размаху плюхнулась в кресло.
   – Надюха?! Господи! Что с тобой? Что случилось?! – закричала она.
   – Я не могу просто… – всхлипнула Надя. – Я в себе это ношу, ношу… Мне надо кому-то сказать, а кому я еще могу… – Надька замолчала, залилась горючими слезами на том конце, в промозглой далекой Москве…
   – Что ты несешь, Надь? Ты можешь сказать, что случилось?
   – Что случилось, что случилось, – невнятно пробормотала подруга и выкрикнула: – Да ничего!
   У Ольги от сердца отлегло, значит, ничего серьезного, – все живы, здоровы, а Надька опять навыдумывала невесть что из-за невозможности применить в каком-нибудь деле свою кипучую энергию.
   Ольга точно знала – когда Надьке нечего делать, у нее включается бурная фантазия.
   – Фу, напугала. Чего тогда ревешь, раз ничего не случилось?
   – Димочка мне изменяет, вот что!
   – С чего ты взяла?
   – Я точно знаю!
   – То есть прямо вот так взяла и с поличным его застукала! Да еще наверняка в своей супружеской постели, – засмеялась Ольга.
   – Ну хорошо, точно не знаю, – сбавила обороты Надька, перестав рыдать. – Но я уверена.
   – Почему?
   – Потому что чувствую! Вот. Знаешь, такие мысли зря в голову не приходят. Дыма без огня не бывает!
   – Ой, Надька… Занять тебе себя чем-то надо, кроме ребенка, – вздохнула Ольга.
   – Вот! Думаешь, почему он мне работать не разрешает, а?
   – Не знаю. Если честно, не понимаю.
   – А я понимаю! – торжественно провозгласила Надя. – Потому что не хочет на моих глазах быть! А почему?
   – Ну, почему?
   – Значит, скрывать есть что! В агентстве смазливых девиц пруд пруди, сама знаешь. А на мое место тоже не бабку-пенсионерку взяли, а молоденькую и длинноногую. Видела я, как она в сторону Димочки глазами зыркает, и как на меня смотрела – тоже видела.
   – Ну, и как она на тебя смотрела? – еле сдерживая смех, поинтересовалась Ольга.
   – Удивленно – вот как! Смотрела и думала, что я Димочке не подхожу, потому что он красавец, а я… – Надька опять зарыдала в голос.
   – Надь, ну чего ты воешь белугой… Дай-ка мне Димку, я ему мозги промою по старой дружбе!
   – Ничего я не вою… А Димочки нет. Он в Петербург на два дня уехал…
   – Надька, немедленно перестань рыдать! – всерьез рассердилась Ольга. – Ну, кому, как не тебе, знать, что Димка тебя любит!
   – Любит он меня! Откуда ты знаешь? Это, может, он раньше любил, а теперь…
   – Перестань нести глупости.
   – И ничего не глупости! – зашлась в новом приступе плача Надя. – Вовсе не глупости! Хорошо тебе, у тебя Сережа такой!
   – Да, мне хорошо, у меня Сережа, – сказала Ольга, а сама вдруг подумала – надо спасать Надьку! Надо срочно спасать, а то все эти истерики уже попахивают психическим расстройством. – Ты вот что, кончай там дурью маяться, а то доведешь Димку до белого каления своими подозрениями дурацкими. Знаешь что?! Бери-ка своего Дим Димыча в охапку и приезжай ко мне!
   – Но ведь… – попыталась что-то растерянно возразить Надя, но Ольга ее перебила:
   – Приезжай, приезжай! Развеешься, дурь из башки выветришь, да и я по тебе ужасно соскучилась! Тут такая красотища!
   – А это… Кто Димочку кормить будет? Стирать, убирать…
   – Да плюнь ты на все! И с Димочкой твоим драгоценным ничего без тебя не случится. Приезжай!
   – Нет, ну как же это я так вдруг поеду? – Надька, наконец, перестала плакать, и хоть сопротивлялась огорошившему ее предложению, в голосе зазвучало сомнение, которое вполне могло перерасти в согласие. – Нет, Оль… И Грозовского одного оставлять, и вообще… Нет!
   – Да!
   – Ну, разве что… Димка в Канаду собирается ехать через неделю… Может быть, тогда мне к тебе и поехать, все равно его месяц не будет, а?
   – Вот и договорились! – обрадовалась Ольга своей победе.
   – Ну, хорошо, я подумаю.
   – И думать нечего! Жду тебя! Чтобы через неделю тут была как штык! Все! Целую.
 
   Пока Барышева болтала по телефону с какой-то умалишенной подружкой, Оксана выкурила сигариллу, обдумывая забавную мысль – угораздило же ее вляпаться в эту бодягу, позировать. Додружилась…
   Удивительное, видите ли, у нее лицо. Интересно, она один ее портрет нарисует или задумает серию с последующей выставкой-продажей?..
   Шея от долгой неподвижности затекла, а правая рука, которую почти полчаса пришлось продержать на спинке дивана – занемела.
   Зато Ольга, кажется, прониклась к ней безграничной симпатией и доверием. Оно того стоило – это позирование. Теперь все тайны барышевской семьи – ее тайны. А зная слабые места в фундаменте волшебного замка под названием «любовь», проще его разрушить. Подмыть, подточить изнутри… Сделать так, будто сам этот замок разрушился вовсе без ее участия.
   – Это моя подруга, самая близкая, – прервал ее мысли голос Ольги.
   Оксана затушила сигариллу в подносе с фруктами и всем своим видом изобразила чрезвычайную заинтересованность.
   – Я так и подумала. Какие-то проблемы?
   – Ой! – засмеялась Ольга и, махнув рукой, с провинциальной и совершенно неподобающей жене «акулы бизнеса» нежностью сказала: – Дурища такая. От ревности с ума сходит!
   – У нее есть для этого повод?
   – Да в том-то и дело – ни малейшего! Муж в ней души не чает, сын у них чудесный… А она вбила себе в голову чушь какую-то и мается. Ну, ничего, через неделю ко мне прилетит, я из нее эту дурь вытрясу. А ты мне поможешь. Хорошо?
   «Опять нарвалась, – с раздражением подумала Оксана. – Если так дело пойдет, я скоро вместе с ней буду принимать роды у ее любимой кошки!»
   – Вытрясать из кого-то дурь – мое самое любимое занятие, – с дурашливой серьезностью заверила она Ольгу. – В этом деле мне нет равных!
   Ольга засмеялась, и пришлось поддержать ее смех с самым искренним и непосредственным видом.
   – Я смотрю, вы уже вполне подружились! Отлично! – неожиданно громыхнул барышевский бас.
   Они обе повернулись к двери и увидели его – огромного, улыбающегося и немного смущенного.
   – Ой, Сережа! – бросилась к нему Ольга и, схватив за руку, затараторила со своей раздражающей Оксану непосредственностью: – Мы провели такой чудесный день! Мы вместе катались по разным злачным местам!
   – Однако! – шутливо нахмурился Барышев, стараясь не смотреть на Оксану.
   – Не слушайте вы ее. Все места были абсолютно невинными. – Оксана подошла к нему так, чтобы он не мог ее не видеть…
   Шеф сразу занервничал и, заметив мольберт, слишком поспешно подошел к нему.
   Отлично. Он, конечно, еще не на крючке, но наживку заглотил так глубоко, что выкрутиться ему не удастся, как бы ни избегал он взглядов и близкого расстояния.
   Кажется, портрет его не порадовал. Похоже, он его неприятно потряс… И это тоже было подтверждением Оксаниной победы и пошатнувшегося волшебного замка.
   – Это ты сейчас нарисовала? – с наигранным равнодушием спросил жену Барышев и, не дожидаясь ответа, отрешенно добавил: – Похоже, похоже…
   – Сережа! – Ольга оттеснила его от мольберта. – Портрет еще не готов. Не смотри! Кстати, к нам прилетает Надя.
   Оксана все-таки поймала его взгляд и насладилась замешательством, которое в нем мелькнуло.
   А теперь радуйся приезду Нади, мысленно приказала она. Радуйся, радуйся, да посильнее, чтобы жена не заметила твоих бегающих глаз, дрогнувшего голоса, испарины и паники, готовой прорваться наружу.
   – Правда? – словно повинуясь Оксане, громко и радостно закричал Сергей Леонидович. – Да что ты говоришь! Отлично! Это просто замечательно! Я очень рад!
   Хватит. Переборщил. Выдаешь себя с головой. Посмотри, с каким недоумением смотрит на тебя женушка…
   Барышев замолчал, не зная, чем еще отвлечь себя от магнетического объекта, на который обжигающе больно было смотреть. На его спасение, в гостиную вошла пожилая тайка, ведя за руку маленького ребенка.
   Барышев схватил его на руки, поцеловал в щеку и скорее себе, чем кому-то еще, сказал: