До вечера, наверное, проторчал бы в ванной, если бы мама в дверь не затарабанила:
— Ты чем там занимаешься? Живо закругляйся и завтракать! Овсянка уже к тарелке прилипла.
На кухне спросил у мамы, не напоминает ли ее сын Дастина Хоффмана. А она сказала:
— Если бы, котик.
— Из больницы беспокоят. Вы записаны на пятницу, миссис Моул. В четырнадцать ноль-ноль вас устроит?
Я пискнул, что устроит. А тетка продолжает шпарить, будто робот:
— Вы проведете у нас два часа. За это время вас осмотрят два врача и юрист, специализирующийся именно на вашей проблеме, миссис Моул.
Я пискляво-препискляво выдавил:
— Спасибочки.
— Будьте добры, принесите анализ мочи. В баночке. Убедительно просим, миссис Моул, в маленькой баночке , а не в трехлитровом пузыре.
— Ладно, — каркнул я.
Тетка, кажется, растрогалась, сюсюкать начала:
— Ну-ну, миссис Моул, успокойтесь. Все будет хорошо, мы вам поможем. Да, и не забудьте об оплате. Сорок два фунта за первую консультацию.
— Не, не забуду — просипел я.
— Итак, ждем вас в пятницу ровно в два часа дня. Просьба не опаздывать. — И отключилась.
Что все это значит? Мама ведь даже не заикнулась о болезни. Какая такая «проблема»? Какая такая больница?
Джейсон хрустнул оставшимися пальцами, поднес к глазам и придирчиво рассмотрел их. Несчастный случай с цепной пилой положил конец его блестящей карьере электронщика. Теперь в его жизни не было места любимым микрочипам, и в сердце отныне зияла черная дыра тоски. Чтобы заткнуть ее, он и отправился в путешествие, нырнул в океан наслаждений, но ничто не могло вычеркнуть из памяти непорочный образ Гардении Фэзерингтон — пластического хирурга из больницы св. Бупа, что в его родном Вульверхэмптоне.
Джейсон с традальчески с кривился, с моргнув с купые с лепящие с лезы…
— На кой ляд мне твое самосознание, Полин? Может, оно и растет, зато грудь вон уже на два дюйма усохла.
— Какого хрена ты мою грудь приплел? — окрысилась мама. Помолчала немножко и говорит: — А как личность я разве не выросла, Джеймс?
— Дудки, Полин. Совсем наоборот. Вот перестала носить шпильки и сразу уменьшилась.
Клевая шутка. Мы с папой, конечно, посмеялись. Но не очень долго — заметили, как мама на нас зыркает. У нее бывает такой взгляд! Прямо испепеляющий. Потом мама отвернулась к окну, и в уголках ее глаз блеснули слезинки.
— Если бы у меня была дочка, — прошептала она. — Было бы с кем поговорить.
— Святые угодники! Не заводи эту бодягу, Полин, — пробурчал папа. — Хочешь сообразить еще одного Адриана? С меня и этого хватит.
Они ударились в воспоминания, так что битый час только и разговоров было что про мое счастливое детство. Предков послушать, у них не ребенок родился, а Дэмьен из «Омена»[5].
— А все этот чертов доктор Спок виноват. Если б не его дерьмовые советы, Адриан таким бы не стал, — заявила мама.
Тут уже у меня терпение лопнуло.
— Каким таким ? — Напросился, называется.
— А кто полдня с толчка не слезает? — Это родная мама!
И родной отец туда же. Добил лежачего:
— Жмот ты, парень, редкий. И на книжках своих долбаных сдвинутый.
Я так и отпал. Как это говорится? «Лишился дара речи». Потом все-таки собрался с силами и постарался придать своему голосу небрежно-веселый тон:
— Вам, значит, хотелось бы другого сына? Интересно, какого?
Пока они расписывали своего идеального сыночка, мы успели весь «Сейнсбери» обойти, очередь в кассу отстоять и до машины добраться.
Мне открылась вся горькая правда.
Отцу подавай такого наследника, чтоб играл стальными мускулами, семь раз в неделю развлекался на вечеринках, болтал на всех языках мира, чтоб глаз родительский радовался при виде его широкоплечей фигуры и здорового румянца на щеках без прыщей и чтоб он всегда снимал при дамах шляпу. Папин идеал должен ходить с ним на рыбалку и без умолку сыпать шутками. У него должны быть золотые руки и страсть чинить древние ходики. И он должен с пеленок мечтать о военной службе. Голосовать только за консерваторов, а жениться на порядочной девушке из хорошей, обеспеченной семьи. И обязан стать владельцем собственной компьютерной фирмы в Гилдфорде.
Ну а мама спит и видит сыночка с тонкой душой и по-мужски немногословного. Мамин любимчик ходил бы в школу для вундеркиндов. Он с малолетства покорял бы женщин и обаял гостей остроумными разговорами. Любая одежда на нем сидела бы шикарно, и даже под дулом пистолета он не позволил бы себе дискриминации по половому, возрастному или расовому признаку. (Его задушевным другом стала бы дряхлая бабуленция родом с африканского континента.) Мамин идеал непременно заполучил бы оксфордскую стипендию, цитадель британской науки пала бы к его ногам, и потом без него не обходился бы ни один выпуск «Кто есть кто». Он бы благородно отказался от теплого местечка в парламенте, покинул родину и возглавил победоносную революцию негров Южной Африки. После чего с триумфом вернулся домой, где первым среди мужчин сподобился бы места главного редактора «Ребра Евы». Этот тип вращался бы только в самых высших кругах. И беспрекословно вращал бы вместе с собой свою родительницу.
Я молча нес свой крест. Даже не пикнул, пока они вываливали на меня всю эту бредятину. А под конец с достоинством сказал:
— Приношу свои искренние извинения за то, что не оправдал ваших надежд и чаяний.
Мама как взвизгнет!
— Ты тут ни при чем, Адриан! Мы с папой сами виноваты. Нужно было назвать тебя БРЕТТОМ!!!
Пошел к бабушке. Она показала мои детские фотки. Видок у меня на них и вправду немного того… будто из комиксов. Лысая голова напоминает надувной шар, и взгляд жутко свирепый. Теперь понятно, почему мама не выставила на телевизор мое фото в рамке, как все нормальные мамаши.
Хорошо хоть бабушка меня не достает. Наоборот, ей все во мне нравится. А Бретта Моула, между прочим (я ей, конечно, рассказал про своего идеального братца), она назвала «гаденышем». Упаси, говорит, господи от такого внучка!
Бабушка пожаловалась на боль в плече, и я натер его какой-то мазью. Чуть ладонь не спалил себе, так пекло. Бабуля в корсете здорово смахивает на парашютиста. И как только она влезает в эту штуковину?! Спросил ради интереса, а бабушка объяснила, что все дело в самодисциплине. У нее даже теория имеется насчет корсетов:
— С тех пор как англичане перестали носить корсеты, у Англии подкашиваются коленки.
Я раздавлен! Повергнут в бездну отчаяния!
Я ее люблю!
Люблю!
Люблю!
О Боже!
Пандора, любовь моя!
3 часа утра. Вместо носовых платков извел целый рулон туалетной бумаги. Последний раз я столько плакал еще в раннем детстве, в Клифорпсе, когда ветром сорвало с палочки мою сахарную вату.
5 часов утра. Плакал даже во сне. Проснулся и смотрел, как начинается новый день. Жизнь стала тусклой и унылой. Мир — это царство серого цвета и душераздирающей тоски. Подумывал о том, а не наложить ли на себя руки, но это было бы нечестно по отношению к живым. Представляю, каково пришлось бы маме, обнаружь она на кровати мой хладный труп. Зато экзамены пусть катятся ко всем чертям. Такова, значит, моя злосчастная доля — стать дворником-интеллектуалом и поражать мусорщиков цитатами из Кафки.
О почему мне приспичило посмотреть именно на пандорин сосок? Да любой бы сошел! Вот Найджел, к примеру, говорит, что Шарон Боттс за пятьдесят пенсов и фунт винограда вообще все что угодно покажет.
Послал Пандоре короткую записку.
Записку вложил в конверт, запечатал и на всякий пожарный еще «Бродягой» побрызгал из маминого флакона. Как стемнеет, пойду к Пандоре и отдам лично в руки.
«Бродяга»! Ну и название для духов. Ха! Ха! Ха!
— Стой, Дамиан, стой! Вот он, я его нашла! Гляди, вот консервный нож!
В гостиной отплясывала толпа фей, гномов и клоунов. Горилла втащила в комнату индианку вроде тех, что в фильмах исполняют танец живота. Голую! Ну не совсем, конечно, но я лично ничего похабнее ее костюма не видел. Пупок наружу, и почти все соски видны под какой-то прозрачной тряпкой. А еще чадру нацепила, фарисейка несчастная! Будто кому-то интересно, что она там прячет, — все пялились-то ниже.
Пандору я так нигде и не увидел. Через полчаса пулей пронесся к двери и сунул письмо в ящик. Пока продирался обратно между машинами, разок оглянулся. Тулуз-Лотрек выполз во двор, скрючился под лавром и уделал всю кадку тем, что на ужин подавали.
Вернулся домой, и здрасьте пожалуйста! Королева Виктория с принцем Альбертом сидят у нас на кухне!
— Мы идем к Брейтуэйтам, — объявила королева Виктория.
Принц Альберт приказал накормить пса, и королевская парочка удалилась царственной походкой. Всю жизнь одно и то же. Один как перст. Никому не нужен, никто обо мне не думает, никто в этом доме со мной ничем не делится.
19.00. И чего только взрослые в этом «Саде с огородом» находят? Тоска ж зеленая, а они только ах да ох и языками цокают, будто в рай попали.
Бабушка прикупила дюжину палок, из которых потом должны розы вырасти, мешок удобрений и пластмассовый горшок в виде голого Купидона.
Отец запал на розу под названием «Полин», даже раскошелился на черенок. Потом уставился на маму, а та на него. За ручки взялись, глаза на мокром месте! Телячьи нежности. Не заметили даже, как сын отошел к полкам со всякой отравой.
Я прикидывал, взять или не взять себе яду, а если взять, то хватит одного бутылька или нет. Но тут бабушка крикнула, что пора тащить мешок с удобрением в машину.
Вот так меня отвлекли от тягостных мыслей о смерти.
— Да, Клэр, вечеринка вышла что надо, но мне не по себе. — Это Пандора.
— С какой это стати, Пэн? — хихикает Клэр Нельсон.
А Пандора ей в ответ на полном серьезе:
— Мы, феминистки, против того, чтобы выставлять свое тело напоказ. А мне та-ак понравился костюм исполнительницы танца живота! Просто класс!
Дальше пошла разная муть про кошку Клэр и сколько у нее будет котят.
Теперь мне все понятно. Фарисейка и есть! Один несчастный сосок, да еще в моей комнате, да еще и в темноте, показать не захотела. А оба соска при целой куче народа — это ей раз плюнуть!!!
Максвелл цапал с полок все книжки подряд, а мы со Стрекозой прошлое вспоминали, когда она в подружках у моего отца ходила. Лично я считаю, что она еще легко от него отделалась. Так ей прямо и сказал, а она давай за него заступаться!
— Джордж, — говорит, — рядом со мной совсем другим человеком становится. Таким добрым, ласковым. Ну просто душка.
Ага, совсем как доктор Джекилл.
В библиотеке взял книжку Фридриха Энгельса «Положение рабочего класса в Англии».
22.30. До меня только-только дошло, что сказала Стрекоза Сушеная. «Он становится другим человеком». Становится! В настоящем времени вместо прошедшего. Стыд и позор. Тетке тридцать лет, а она в грамматике не рубит.
— Что еще за гнусь? Мне только коммуняк в доме не хватало!
Я сказал, что книжка про таких же рабочих, каким он и сам когда-то был. А отец в ответ:
— Даром я, что ли, корячился, из шкуры вон лез? Теперь я средний класс и не желаю, чтобы мой сын пахал носом пролетарские книжонки.
Это он-то средний класс? Разбежался! А кто ест бутерброды с кетчупом?
Дверь открыла какая-то безумная старуха и говорит:
— Какого черта в такую рань с постели поднял?
Надо ж так лопухнуться. Это, оказывается, сама Квини и была, только у нее все волосы торчком и никакой косметики.
Я, конечно, извинился, вернулся домой, подал родителям чай в постель. И что они? Заплакали от благодарности? Фиг вам.
— Совсем сдурел! — промычала мама. — У людей выходной, а он с петухами вскочил. Пойди купи газет, если делать нечего. Отстань!
Газеты я купил, прочитал и отнес предкам. По-моему, мы деньги на ветер выбрасываем. Жарища в спальне — жуть. Оба распаренные, красные. Пока по лестнице спускался, слышал, как мама сказала, что нужно замок на дверь поставить.
День Виктории в Канаде.[8]
Вечером ходил в молодежный клуб. Ну и невезуха! Туда Барри Кент приперся со своей бандой. Рик Лемон крутил кино про спелеологов, которые исследуют в Дербишире пещеры. Дико интересно, но с Барри Кентом хрен посмотришь. Выделывался, придурок: руки перед проектором выставит и строит из пальцев то кролика, то жирафу, то еще какого-нибудь козла.
Когда Барри Кент наконец слинял в бар (прицепился, гад, к студенту, который за стойкой кофе продавал), я рассказал Рику о своих проблемах. Он так ответил:
— Выходит, ты в миноре, Адриан? Уяснил. Сегодня никак не вписываюсь, а вот завтра часиков с шести у меня по графику отдых. Вполне можем устроить совещание на высшем уровне. До встречи в кулуарах.
Думаю, это означает, что завтра в шесть часов вечера Рик выкроит для меня время.
— Не бери в голову, Адриан. Расслабься. Главное — из толпы вырваться. Попробуй жить своим умом и плевать на условности!
Мы вместе вышли из клуба, и Рик, сев в свой драндулет, пригласил меня как-нибудь поужинать с ним. Я спросил, где его искать.
— Ты все еще на старой шинной фабрике?
— Нет. Мы в Бэджер-Копс перебрались, слыхал? Там фирма «Баррет» целый жилой квартал отгрохала.
Никак не могу сообразить, стало мне лучше после разговора с Риком или нет. Наверное, все-таки не стало. Совсем паршиво. Прямо плющит.
Джон Нотт в новостях объявил о том, что «один из военных кораблей Британии получил серьезные повреждения». Надеюсь, что не «Канберра». Там брат Барри Кента служит.
Меня же в школе на смех поднимут. И как она только могла?!! Уже три месяца. В ноябре у нас появится младенец! Пусть родители не рассчитывают, что я его к себе в комнату пущу. Еще чего! Делать мне больше нечего, только прыгать по ночам с бутылками молока.
Ну они дают! Хоть бы предупредили или подготовили меня к этой новости. Так нет же, прямо в лоб, с утра пораньше! За завтраком отец как бы между прочим сказал:
— Да, кстати, Адриан. Можешь нас поздравить, мама на четвертом месяце.
Поздравить!
А как же я?
А мои экзамены через год? Как они себе это представляют? Какая учеба, если под ногами сопляк болтается?
22.00. Поцеловал свою несчастную мать, пожелал ей спокойной ночи. Она спросила, как мне новость насчет ребенка.
— Ты рад, Адриан?
Пришлось соврать, сказал, что рад до смерти.
Корабль, который разбомбили, называется «Ковентри». Как жесток этот мир. И какое счастье, что министерство обороны отфутболило моего папу.
Родителям про письмо не сказал. Мама Хэмиша не жалует. Говорит, больно много этот американец треплется, всю обедню ей испортил «во время романтического отдыха с Лукасом».
Обратно плелся целый час. Жуть как было страшно признаться родителям, что Хэмиш прилетает! Пес выскочил меня встречать, весь извилялся от счастья. Приятно все-таки, когда хоть кто-то рад твоему возвращению под отчий кров.
Дома я окружил свою бедную беременную маму всяческой заботой. И кофе подал, и ноги заставил на диван положить, и подушку сунул под голову, а в руки — «Таймс». В кино всегда так делают (Кэри Грант, например, точь-в-точь так же за Дорис Дэй ухаживал).
Маме, конечно, понравилось, что с ней носятся. Сказала, что ей очень приятно, только времени рассиживаться нет, потому что через полчаса ее ждут на партию сквоша. Ну и ладно. Главное, у нее настроение поднялось, тут я про Хэмиша и выложил. Мама сразу глаза закатила и губы поджала, но смолчала. Наверное, это на нее беременность так благотворно действует.
Девятичасовые новости смотрели всей семьей. За эту неделю не разбился ни один американский самолет. Сегодня тоже никаких крушений не было.
В одиннадцать вечера отец вышел из себя:
— Чтоб я сдох! Осточертело париться в воскресном костюме!
Ну мы и разошлись.
5 часов утра. Хэмиш в комнате для гостей. Бренчит на своей гитаре-нержавейке песни жителей Аппалачей. Из Хитроу он взял такси (между прочим, от аэропорта 130 миль пилить!). Таксист подвез его прямиком к нашему дому, но Хэмиш отказался верить, что попал по адресу. Полночи по району катались, искали хибару с соломенной крышей, пока таксист не вернулся к нам и не вытащил папу из постели. Хэмиш рассчитался ворохом зеленых.
— Эй, Полин, — спрашивает, — а где ваш дружок Лукас?
От тишины на кухне у меня аж в ушах зазвенело. Отец выдержал зловещую паузу и ответил страшным голосом:
— Ты чем там занимаешься? Живо закругляйся и завтракать! Овсянка уже к тарелке прилипла.
На кухне спросил у мамы, не напоминает ли ее сын Дастина Хоффмана. А она сказала:
— Если бы, котик.
4 мая, вторник
Ну ни фига себе. Мама ходит без лифчика, и груди у нее теперь как переваренные в бульоне яйца. Я бы на ее месте не носил такие куцые футболки. Стыдоба, в ее-то преклонном возрасте, тридцать семь лет как-никак.5 мая, среда
Ответил на странный телефонный звонок. Снял трубку, только «алло» успел сказать, а в трубке женский голос, настырный такой:— Из больницы беспокоят. Вы записаны на пятницу, миссис Моул. В четырнадцать ноль-ноль вас устроит?
Я пискнул, что устроит. А тетка продолжает шпарить, будто робот:
— Вы проведете у нас два часа. За это время вас осмотрят два врача и юрист, специализирующийся именно на вашей проблеме, миссис Моул.
Я пискляво-препискляво выдавил:
— Спасибочки.
— Будьте добры, принесите анализ мочи. В баночке. Убедительно просим, миссис Моул, в маленькой баночке , а не в трехлитровом пузыре.
— Ладно, — каркнул я.
Тетка, кажется, растрогалась, сюсюкать начала:
— Ну-ну, миссис Моул, успокойтесь. Все будет хорошо, мы вам поможем. Да, и не забудьте об оплате. Сорок два фунта за первую консультацию.
— Не, не забуду — просипел я.
— Итак, ждем вас в пятницу ровно в два часа дня. Просьба не опаздывать. — И отключилась.
Что все это значит? Мама ведь даже не заикнулась о болезни. Какая такая «проблема»? Какая такая больница?
6 мая, четверг
Вечером по радио слушал передачу про то, как можно стать миллионером. Вернее, миллионершей, но это неважно. Какая-то зануда (фамилию не запомнил) распиналась, что заработала кучу денег на книжках. Оказывается, тетки обожают читать про врачей и электронщиков. Решил попробовать. Лично мне миллион фунтов не помешает. Миллионерша та с радио сказала еще, что автору женских романов без приличного псевдонима не обойтись. После долгих размышлений я решил назваться Адриенной Шторм. И с ходу накатал полстраницы.Адриенна Шторм
СТРАДАНИЯ ПО ВУЛЬВЕРХЭМПТОНУ
Медные в крапинку, циничные глаза Джейсона Уэстморланда оглядели террасу. Как же он устал от острова Капри. Как истосковался по Вульверхэмптону.Джейсон хрустнул оставшимися пальцами, поднес к глазам и придирчиво рассмотрел их. Несчастный случай с цепной пилой положил конец его блестящей карьере электронщика. Теперь в его жизни не было места любимым микрочипам, и в сердце отныне зияла черная дыра тоски. Чтобы заткнуть ее, он и отправился в путешествие, нырнул в океан наслаждений, но ничто не могло вычеркнуть из памяти непорочный образ Гардении Фэзерингтон — пластического хирурга из больницы св. Бупа, что в его родном Вульверхэмптоне.
Джейсон с традальчески с кривился, с моргнув с купые с лепящие с лезы…
7 мая, пятница
Вечером наведались в супермаркет «Сейнсбери». Родители еще дома как сцепились насчет феминизма, так и в машине не унялись. Отец круто завернул насчет того, что феминизм плохо сказывается на объеме маминого бюста:— На кой ляд мне твое самосознание, Полин? Может, оно и растет, зато грудь вон уже на два дюйма усохла.
— Какого хрена ты мою грудь приплел? — окрысилась мама. Помолчала немножко и говорит: — А как личность я разве не выросла, Джеймс?
— Дудки, Полин. Совсем наоборот. Вот перестала носить шпильки и сразу уменьшилась.
Клевая шутка. Мы с папой, конечно, посмеялись. Но не очень долго — заметили, как мама на нас зыркает. У нее бывает такой взгляд! Прямо испепеляющий. Потом мама отвернулась к окну, и в уголках ее глаз блеснули слезинки.
— Если бы у меня была дочка, — прошептала она. — Было бы с кем поговорить.
— Святые угодники! Не заводи эту бодягу, Полин, — пробурчал папа. — Хочешь сообразить еще одного Адриана? С меня и этого хватит.
Они ударились в воспоминания, так что битый час только и разговоров было что про мое счастливое детство. Предков послушать, у них не ребенок родился, а Дэмьен из «Омена»[5].
— А все этот чертов доктор Спок виноват. Если б не его дерьмовые советы, Адриан таким бы не стал, — заявила мама.
Тут уже у меня терпение лопнуло.
— Каким таким ? — Напросился, называется.
— А кто полдня с толчка не слезает? — Это родная мама!
И родной отец туда же. Добил лежачего:
— Жмот ты, парень, редкий. И на книжках своих долбаных сдвинутый.
Я так и отпал. Как это говорится? «Лишился дара речи». Потом все-таки собрался с силами и постарался придать своему голосу небрежно-веселый тон:
— Вам, значит, хотелось бы другого сына? Интересно, какого?
Пока они расписывали своего идеального сыночка, мы успели весь «Сейнсбери» обойти, очередь в кассу отстоять и до машины добраться.
Мне открылась вся горькая правда.
Отцу подавай такого наследника, чтоб играл стальными мускулами, семь раз в неделю развлекался на вечеринках, болтал на всех языках мира, чтоб глаз родительский радовался при виде его широкоплечей фигуры и здорового румянца на щеках без прыщей и чтоб он всегда снимал при дамах шляпу. Папин идеал должен ходить с ним на рыбалку и без умолку сыпать шутками. У него должны быть золотые руки и страсть чинить древние ходики. И он должен с пеленок мечтать о военной службе. Голосовать только за консерваторов, а жениться на порядочной девушке из хорошей, обеспеченной семьи. И обязан стать владельцем собственной компьютерной фирмы в Гилдфорде.
Ну а мама спит и видит сыночка с тонкой душой и по-мужски немногословного. Мамин любимчик ходил бы в школу для вундеркиндов. Он с малолетства покорял бы женщин и обаял гостей остроумными разговорами. Любая одежда на нем сидела бы шикарно, и даже под дулом пистолета он не позволил бы себе дискриминации по половому, возрастному или расовому признаку. (Его задушевным другом стала бы дряхлая бабуленция родом с африканского континента.) Мамин идеал непременно заполучил бы оксфордскую стипендию, цитадель британской науки пала бы к его ногам, и потом без него не обходился бы ни один выпуск «Кто есть кто». Он бы благородно отказался от теплого местечка в парламенте, покинул родину и возглавил победоносную революцию негров Южной Африки. После чего с триумфом вернулся домой, где первым среди мужчин сподобился бы места главного редактора «Ребра Евы». Этот тип вращался бы только в самых высших кругах. И беспрекословно вращал бы вместе с собой свою родительницу.
Я молча нес свой крест. Даже не пикнул, пока они вываливали на меня всю эту бредятину. А под конец с достоинством сказал:
— Приношу свои искренние извинения за то, что не оправдал ваших надежд и чаяний.
Мама как взвизгнет!
— Ты тут ни при чем, Адриан! Мы с папой сами виноваты. Нужно было назвать тебя БРЕТТОМ!!!
8 мая, суббота
Полнолуние.
Всю ночь меня обуревали горестные мысли о Бретте Моуле, идеальном сыночке моих родителей. Комплексую дико. Чувство собственной неполноценности пухнет прямо на глазах. Нужно с кем-нибудь поговорить, а то лопну!Пошел к бабушке. Она показала мои детские фотки. Видок у меня на них и вправду немного того… будто из комиксов. Лысая голова напоминает надувной шар, и взгляд жутко свирепый. Теперь понятно, почему мама не выставила на телевизор мое фото в рамке, как все нормальные мамаши.
Хорошо хоть бабушка меня не достает. Наоборот, ей все во мне нравится. А Бретта Моула, между прочим (я ей, конечно, рассказал про своего идеального братца), она назвала «гаденышем». Упаси, говорит, господи от такого внучка!
Бабушка пожаловалась на боль в плече, и я натер его какой-то мазью. Чуть ладонь не спалил себе, так пекло. Бабуля в корсете здорово смахивает на парашютиста. И как только она влезает в эту штуковину?! Спросил ради интереса, а бабушка объяснила, что все дело в самодисциплине. У нее даже теория имеется насчет корсетов:
— С тех пор как англичане перестали носить корсеты, у Англии подкашиваются коленки.
9 мая, воскресенье
Четвертое после Пасхи. День матери (в США и Канаде).
Только что сделал неприятное открытие: за всю свою жизнь я ни разу не видел настоящих покойников (в кино не считается) и настоящих женских сосков. Вот что значит жить в такой дыре, как наш городишко.10 мая, понедельник
Попросил Пандору показать мне сосок. Не показала. Я пробовал уговорить, объяснил, что это будет ее вкладом в расширение моего кругозора. Хрен тебе. Упаковалась в кофту по уши и отчалила.11 мая, вторник
В школе проходили диабет; наш биолог мистер Дугер учил измерять сахар в моче. Только тогда я вспомнил, что забыл передать маме насчет звонка из больницы. Да ладно, ей там и делать-то наверняка нечего.12 мая, среда
Утром получил от Пандоры вот какое письмо:Адриан,
я прекращаю наши отношения. Сначала наша любовь была духовным чувством. Мы сошлись благодаря общим взглядам на литературу и искусство, но теперь ты очень изменился, Адриан. Тебя интересую не я, а мое тело. Это гадко. После того как ты вчера потребовал показать мой сосок на левой груди, я окончательно решила с тобой порвать.
Не пиши, не звони и не подходи ко мне.
Пандора Бретуэйт.
P. S. На твоем месте я обратилась бы к психологу с жалобами на хандру и сексуальную манию. Чтоб ты знал, Энтони Перкинс, который сыграл маньяка в «Психо»[6], десять лет посещал психолога, так что это совсем не зазорно.
13 мая, четверг
Еще вчера утром, до того как открыл письмо, я был обычным школьником пятнадцати лет. Таким же, как и все, только немного умнее. Сегодня я выше их на голову. Я познал цену страдания. Сжег за собой мосты и вступил во взрослую жизнь. Молодость закончилась. Зеркало в ванной безжалостно отразило первые морщины на моем лбу. Еще ночь — и виски мои засеребрятся сединой.Я раздавлен! Повергнут в бездну отчаяния!
Я ее люблю!
Люблю!
Люблю!
О Боже!
Пандора, любовь моя!
3 часа утра. Вместо носовых платков извел целый рулон туалетной бумаги. Последний раз я столько плакал еще в раннем детстве, в Клифорпсе, когда ветром сорвало с палочки мою сахарную вату.
5 часов утра. Плакал даже во сне. Проснулся и смотрел, как начинается новый день. Жизнь стала тусклой и унылой. Мир — это царство серого цвета и душераздирающей тоски. Подумывал о том, а не наложить ли на себя руки, но это было бы нечестно по отношению к живым. Представляю, каково пришлось бы маме, обнаружь она на кровати мой хладный труп. Зато экзамены пусть катятся ко всем чертям. Такова, значит, моя злосчастная доля — стать дворником-интеллектуалом и поражать мусорщиков цитатами из Кафки.
14 мая, пятница
Почему?!!О почему мне приспичило посмотреть именно на пандорин сосок? Да любой бы сошел! Вот Найджел, к примеру, говорит, что Шарон Боттс за пятьдесят пенсов и фунт винограда вообще все что угодно покажет.
Послал Пандоре короткую записку.
Душа моя, Пандора!По-моему, гениально. Главное — выбрать верный тон. А «перепуганный лесной эльф» — вообще высший класс! Это я из одного любовного романа содрал; у бабушки таких книженций завались.
Ну что сказать? Я вел себя грубо и дерзко и не могу винить тебя за то, что ты умчалась, как перепуганный лесной эльф.
Умоляю только об одном: удели мне несколько минут своего внимания и позволь лично принести извинения.
Твой навеки
Адриан.
Записку вложил в конверт, запечатал и на всякий пожарный еще «Бродягой» побрызгал из маминого флакона. Как стемнеет, пойду к Пандоре и отдам лично в руки.
«Бродяга»! Ну и название для духов. Ха! Ха! Ха!
15 мая, суббота
День квартальных платежей в Шотландии.
У Пандоры столпотворение. С трудом протиснулся к воротам между «ягуаров», «роверов» и «мерседесов». Сначала даже подумал, что у них кто-то умер, потому что в кухонном окне маячили две монашки и священник — пирожки уплетали. Но потом в кухню ввалилась горилла, протопала к холодильнику за бутылкой вина. Тут уж я понял, что попал на маскарад. Чтобы все получше разглядеть, спрятался за деревом. В одной спальне препирались дьявол с ковбоем, в другой помирали со смеху три цыганки и водолаз. По двору шатался рыцарь в доспехах, а за ним по пятам скакала пещерная тетка в шкурах и орала:— Стой, Дамиан, стой! Вот он, я его нашла! Гляди, вот консервный нож!
В гостиной отплясывала толпа фей, гномов и клоунов. Горилла втащила в комнату индианку вроде тех, что в фильмах исполняют танец живота. Голую! Ну не совсем, конечно, но я лично ничего похабнее ее костюма не видел. Пупок наружу, и почти все соски видны под какой-то прозрачной тряпкой. А еще чадру нацепила, фарисейка несчастная! Будто кому-то интересно, что она там прячет, — все пялились-то ниже.
Пандору я так нигде и не увидел. Через полчаса пулей пронесся к двери и сунул письмо в ящик. Пока продирался обратно между машинами, разок оглянулся. Тулуз-Лотрек выполз во двор, скрючился под лавром и уделал всю кадку тем, что на ужин подавали.
Вернулся домой, и здрасьте пожалуйста! Королева Виктория с принцем Альбертом сидят у нас на кухне!
— Мы идем к Брейтуэйтам, — объявила королева Виктория.
Принц Альберт приказал накормить пса, и королевская парочка удалилась царственной походкой. Всю жизнь одно и то же. Один как перст. Никому не нужен, никто обо мне не думает, никто в этом доме со мной ничем не делится.
16 мая, воскресенье
Молебственное воскресенье. Луна в последней четверти.
15.00. Маму вывертывает наизнанку; целый день из туалета не вылезает. Так ей и надо. Будет знать, как надираться до чертиков и приползать домой в четыре утра. Отец дрыхнет, но и ему недолго осталось валяться. Встанет как миленький, раз обещал после чая сводить бабушку на выставку «Сад и огород».19.00. И чего только взрослые в этом «Саде с огородом» находят? Тоска ж зеленая, а они только ах да ох и языками цокают, будто в рай попали.
Бабушка прикупила дюжину палок, из которых потом должны розы вырасти, мешок удобрений и пластмассовый горшок в виде голого Купидона.
Отец запал на розу под названием «Полин», даже раскошелился на черенок. Потом уставился на маму, а та на него. За ручки взялись, глаза на мокром месте! Телячьи нежности. Не заметили даже, как сын отошел к полкам со всякой отравой.
Я прикидывал, взять или не взять себе яду, а если взять, то хватит одного бутылька или нет. Но тут бабушка крикнула, что пора тащить мешок с удобрением в машину.
Вот так меня отвлекли от тягостных мыслей о смерти.
17 мая, понедельник
Приткнулся в раздевалке четвероклассников, делал домашнюю работу и вдруг слышу за дверью знакомые голоса.— Да, Клэр, вечеринка вышла что надо, но мне не по себе. — Это Пандора.
— С какой это стати, Пэн? — хихикает Клэр Нельсон.
А Пандора ей в ответ на полном серьезе:
— Мы, феминистки, против того, чтобы выставлять свое тело напоказ. А мне та-ак понравился костюм исполнительницы танца живота! Просто класс!
Дальше пошла разная муть про кошку Клэр и сколько у нее будет котят.
Теперь мне все понятно. Фарисейка и есть! Один несчастный сосок, да еще в моей комнате, да еще и в темноте, показать не захотела. А оба соска при целой куче народа — это ей раз плюнуть!!!
18 мая, вторник
В библиотеке напоролся на Стрекозу Сушеную. Она со своим сынком заявилась, Максвеллом. Раньше Дорин такая жердь была; с чего это ее вдруг разнесло?Максвелл цапал с полок все книжки подряд, а мы со Стрекозой прошлое вспоминали, когда она в подружках у моего отца ходила. Лично я считаю, что она еще легко от него отделалась. Так ей прямо и сказал, а она давай за него заступаться!
— Джордж, — говорит, — рядом со мной совсем другим человеком становится. Таким добрым, ласковым. Ну просто душка.
Ага, совсем как доктор Джекилл.
В библиотеке взял книжку Фридриха Энгельса «Положение рабочего класса в Англии».
22.30. До меня только-только дошло, что сказала Стрекоза Сушеная. «Он становится другим человеком». Становится! В настоящем времени вместо прошедшего. Стыд и позор. Тетке тридцать лет, а она в грамматике не рубит.
19 мая, среда
От Пандоры ни словечка. В школе на меня даже не смотрит. Вернее, смотрит, будто на Человека-невидимку. Сегодня спросил у Найджела, где можно найти Шарон Боттс. После школы сходил в овощной, узнал, почем виноград.20 мая, четверг
Вознесение.
Вечером приступил к изучению работы Фридриха Энгельса. Отец увидел и говорит:— Что еще за гнусь? Мне только коммуняк в доме не хватало!
Я сказал, что книжка про таких же рабочих, каким он и сам когда-то был. А отец в ответ:
— Даром я, что ли, корячился, из шкуры вон лез? Теперь я средний класс и не желаю, чтобы мой сын пахал носом пролетарские книжонки.
Это он-то средний класс? Разбежался! А кто ест бутерброды с кетчупом?
21 мая, пятница
Во время «Арчеров»[7] мама спросила, каково мне быть одним ребенком в семье, не скучно? Ответил, что совсем наоборот, очень даже весело.22 мая, суббота
Пять минут назад отец спросил, кого бы мне хотелось, сестричку или братика? Ответил, что никого. И чего это они ко мне с детишками своими подъезжают? Усыновить кого-нибудь вздумали? Свихнуться можно! Хуже родителей свет не видел. Из единственного сына скоро психа сделают.23 мая, воскресенье
Первое после Вознесения. Полнолуние.
Проснулся на рассвете, больше заснуть не смог и решил прогуляться к дому Пандоры. Представлял, как любимая сладко спит в своей девичьей кроватке, в кружевной пене… И стыжусь признаться, что глаза мои обжигали скупые мужские слезы. По-мужски сдержав их, я пошел проведать Берта с его женушкой Квини.Дверь открыла какая-то безумная старуха и говорит:
— Какого черта в такую рань с постели поднял?
Надо ж так лопухнуться. Это, оказывается, сама Квини и была, только у нее все волосы торчком и никакой косметики.
Я, конечно, извинился, вернулся домой, подал родителям чай в постель. И что они? Заплакали от благодарности? Фиг вам.
— Совсем сдурел! — промычала мама. — У людей выходной, а он с петухами вскочил. Пойди купи газет, если делать нечего. Отстань!
Газеты я купил, прочитал и отнес предкам. По-моему, мы деньги на ветер выбрасываем. Жарища в спальне — жуть. Оба распаренные, красные. Пока по лестнице спускался, слышал, как мама сказала, что нужно замок на дверь поставить.
24 мая, понедельник
День Виктории в Канаде.[8]
Вечером ходил в молодежный клуб. Ну и невезуха! Туда Барри Кент приперся со своей бандой. Рик Лемон крутил кино про спелеологов, которые исследуют в Дербишире пещеры. Дико интересно, но с Барри Кентом хрен посмотришь. Выделывался, придурок: руки перед проектором выставит и строит из пальцев то кролика, то жирафу, то еще какого-нибудь козла.Когда Барри Кент наконец слинял в бар (прицепился, гад, к студенту, который за стойкой кофе продавал), я рассказал Рику о своих проблемах. Он так ответил:
— Выходит, ты в миноре, Адриан? Уяснил. Сегодня никак не вписываюсь, а вот завтра часиков с шести у меня по графику отдых. Вполне можем устроить совещание на высшем уровне. До встречи в кулуарах.
Думаю, это означает, что завтра в шесть часов вечера Рик выкроит для меня время.
25 мая, вторник
Ходил к Рику в молодежный клуб. Поговорили о моих проблемах. Рик назвал меня «типичнейшим продуктом мелкобуржуазной среды». А все мои проблемы назвал результатом «отторжения молодого поколения урбанизированным обществом». Еще сказал, что предки у меня «нравственные банкроты и духовные трупы». Закурил сигарету с травкой — длинную такую — и добавил:— Не бери в голову, Адриан. Расслабься. Главное — из толпы вырваться. Попробуй жить своим умом и плевать на условности!
Мы вместе вышли из клуба, и Рик, сев в свой драндулет, пригласил меня как-нибудь поужинать с ним. Я спросил, где его искать.
— Ты все еще на старой шинной фабрике?
— Нет. Мы в Бэджер-Копс перебрались, слыхал? Там фирма «Баррет» целый жилой квартал отгрохала.
Никак не могу сообразить, стало мне лучше после разговора с Риком или нет. Наверное, все-таки не стало. Совсем паршиво. Прямо плющит.
Джон Нотт в новостях объявил о том, что «один из военных кораблей Британии получил серьезные повреждения». Надеюсь, что не «Канберра». Там брат Барри Кента служит.
26 мая, среда
Моя мама ждет ребенка! Беременная! Моя мама!!!!!!!!!!!!!!!Меня же в школе на смех поднимут. И как она только могла?!! Уже три месяца. В ноябре у нас появится младенец! Пусть родители не рассчитывают, что я его к себе в комнату пущу. Еще чего! Делать мне больше нечего, только прыгать по ночам с бутылками молока.
Ну они дают! Хоть бы предупредили или подготовили меня к этой новости. Так нет же, прямо в лоб, с утра пораньше! За завтраком отец как бы между прочим сказал:
— Да, кстати, Адриан. Можешь нас поздравить, мама на четвертом месяце.
Поздравить!
А как же я?
А мои экзамены через год? Как они себе это представляют? Какая учеба, если под ногами сопляк болтается?
22.00. Поцеловал свою несчастную мать, пожелал ей спокойной ночи. Она спросила, как мне новость насчет ребенка.
— Ты рад, Адриан?
Пришлось соврать, сказал, что рад до смерти.
Корабль, который разбомбили, называется «Ковентри». Как жесток этот мир. И какое счастье, что министерство обороны отфутболило моего папу.
27 мая, четверг
Получил авиаписьмо от моего кореша Хэмиша Манчини. Он из Штатов, познакомились с ним в прошлом году на каникулах.Нью-Йорк,Прочитал два раза. Ни фига не понял. Прочел в третий раз и просек, что в эту субботу к нам приезжает Хэмиш Манчини! Ах, черт. Зря я, наверное, расписывал, будто живу в традиционной английской хибаре с соломенной крышей.
33-я Западная улица, 1889.
Салют, Эйд!
Вот решил черкануть пару словечек. Ну как она, житуха, чувачило? У меня хреново. Сижу в полной заднице. Мамаша с четвертым хахалем разбежалась, ну я и завял. Но чтоб Хэмиш Манчини сопли распустил? Шизня, тебе говорю! Пусть они все мотают себе куда хотят, а я к тебе намылился. Чего я тут не видел? Завтра сигану в крылатую жестянку — и опля, вот он я, топчу родину старикашки Шекспира. Как насчет компании?
В субботу жди, кореш.
Хэмиш Манчини.
Родителям про письмо не сказал. Мама Хэмиша не жалует. Говорит, больно много этот американец треплется, всю обедню ей испортил «во время романтического отдыха с Лукасом».
28 мая, пятница
После школы был у зубного, примерял вставной зуб. Пока я сидел в кресле, этот докторишко опять воспользовался своим преимуществом и наговорил уйму пакостей про наши британские зубы. Я его, конечно, понимаю. Сам он из Австралии, медсестра его из Малайзии, а живут под игом колониального тирана.Обратно плелся целый час. Жуть как было страшно признаться родителям, что Хэмиш прилетает! Пес выскочил меня встречать, весь извилялся от счастья. Приятно все-таки, когда хоть кто-то рад твоему возвращению под отчий кров.
Дома я окружил свою бедную беременную маму всяческой заботой. И кофе подал, и ноги заставил на диван положить, и подушку сунул под голову, а в руки — «Таймс». В кино всегда так делают (Кэри Грант, например, точь-в-точь так же за Дорис Дэй ухаживал).
Маме, конечно, понравилось, что с ней носятся. Сказала, что ей очень приятно, только времени рассиживаться нет, потому что через полчаса ее ждут на партию сквоша. Ну и ладно. Главное, у нее настроение поднялось, тут я про Хэмиша и выложил. Мама сразу глаза закатила и губы поджала, но смолчала. Наверное, это на нее беременность так благотворно действует.
29 мая, суббота
Луна в первой четверти.
23.30. Комната для гостей готова, в кладовке до потолка коробки с тыквенным печеньем, морозилка забита тушенкой, свиными ребрышками и кукурузными початками. Ванная сверкает не хуже, чем у американцев, даже пса вымыли и выскребли, а Хэмиш Манчини как провалился.Девятичасовые новости смотрели всей семьей. За эту неделю не разбился ни один американский самолет. Сегодня тоже никаких крушений не было.
В одиннадцать вечера отец вышел из себя:
— Чтоб я сдох! Осточертело париться в воскресном костюме!
Ну мы и разошлись.
5 часов утра. Хэмиш в комнате для гостей. Бренчит на своей гитаре-нержавейке песни жителей Аппалачей. Из Хитроу он взял такси (между прочим, от аэропорта 130 миль пилить!). Таксист подвез его прямиком к нашему дому, но Хэмиш отказался верить, что попал по адресу. Полночи по району катались, искали хибару с соломенной крышей, пока таксист не вернулся к нам и не вытащил папу из постели. Хэмиш рассчитался ворохом зеленых.
30 мая, воскресенье
Духов день.
С утра пораньше Хэмиш такое отмочил! Faux pas[9], как говорят французы.— Эй, Полин, — спрашивает, — а где ваш дружок Лукас?
От тишины на кухне у меня аж в ушах зазвенело. Отец выдержал зловещую паузу и ответил страшным голосом: