Страница:
Жажда познания и стремление постичь общие причины, желание дать универсальное объяснение сущности всех явлений – вот чудодейственные стимулы, которые побуждают человеческий дух. И не мудрено, что велика бывает радость, когда забрезжит первый луч пусть даже самого незначительного открытия, позволяющего расширить сферу нашего познания.
Вулканические явления еще весьма таинственны, ибо пока еще лишь немногим ученым довелось их наблюдать, и редко ныне встречаются те счастливцы, которым удалось их изучить. В этой области многое (а быть может, и решительно все) предстоит еще открыть. Вот почему есть люди, которые любят и ведут эти диковинные поиски, которые не прекращают эту охоту за непознанными деталями исследования сокровенных тайн, оберегаемых грозными стражами. Некоторые в таких исследованиях находят радость борьбы, борьбы с природой и с самим собой, борьбы, которая сродни азартной страде альпинистов. Подобно альпинистам они внушают сладость блужданий в неведомых краях, их пьянит чувство победы, которое испытывают те, кому удалось достичь недостижимого... Не знаю, кто одерживает верх в душе любителя вулканов – спортсмен или исследователь, вероятно, и тот и другой, в зависимости от обстоятельств...
Верхние склоны зловещего вулкана Асама (Япония), засыпанные «бомбами». Кое-где видны огромные «бомбы», выброшенные из кратера
Кратер вулкана Вулькано; последнее его извержение (1888—1890) явилось мерилом силы вулканических взрывов
В глубине кратера Асамы приютилось небольшое круглое озеро с кипящими водами
При первом спуске в кратер Бромо нам удалось добраться до самого дна; оно лежит на 250 метров ниже края кратера (август 1956 года). Фото Т. Зена
При подводном извержении кратер постоянно сообщается с морем, и даже после появления острова, впоследствии ставшего полуостровом, извержения по-прежнему сохраняли характер подводных взрывов. Взрывы эти бесшумны (гул их гасится водой, которая устремляется в пасти кратера). Мощные выбросы пемзы и черного пепла взметаются на высоту 400—1200 метров. Пепел осаждается затем в море; белые клубы пара поднимаются от поверхности моря, где кипят и испаряются огромные массы воды
Вид с севера на вулкан Мерапи (Ява), известный частыми и губительными извержениями. Высота вулкана 2911 метров
Индонезийский вулканолог доктор Т. Зен в кратере Мерапи. Июнь 1956 года
Вулкан Килауэа на Гавайях выплескивает лаву регулярно каждые два-три года
Безжизненный пейзаж. Так выглядели окрестности Ирасу (Коста-Рика), засыпанные пеплом. В отдельных местах толщина вулканических «осадков» достигала двух метров
Измерение температуры фумарол
Апрель на вершине Этны – еще зима
На высоте 1800 метров в Чителли огненный поток поглотил сосновую рощу
Вулканические бомбы, падая, описывают определенные параболистические траектории
Этот паразитный конус был насыпан за несколько дней извержения
Монти Силъвестри высотой около 1950 метров появился в 1892 году
Газовое кольцо над бокка Нуова
Извержение западной бокки на Этне
Апрель 1971 года. Этна. Небольшой поток горячей лавы прокладывает себе дорогу среди глыб уже остывшей лавы
В сольфатаре Центрального кратера на Этне в 1963 году. Эльскенс, Тонани и. Шемине приготовились, чтобы взять пробы газов и других выбросов
Горящая лава вырывается из туннеля, который уходит далеко в глубину
Вулканолог берет образец горячей лавы, протекающей у подножия северо-восточной бокки
Один из новых кратеров, появившихся на Этне в апреле 1971 года. Он полон активности
Огненная река Ньямлагиры в Африке
Три новых очага извержения
Этна. Затмение в полдень
Кратер Ньирагонго. Исследователь в защитном облачении словно врач «выслушивает» озеро лавы
Валь дель Bye – амфитеатр длиной 8 километров, шириной В километров, а глубиной почти 1000 метров. В глубине амфитеатра бесчисленные потоки лавы и паразитные конусы
Стромболи – один из регулярно действующих вулканов
27 сентября 1957 года в Атлантическом океане в одной миле от западной оконечности острова Фаял (Азорские острова) началось подводное извержение
Мощный поток базальтовой лавы и вулканических бомб образовал кольцеобразный островок, высота которого над уровнем океана уже превысила 50 метров
Первая фаза извержения (типа Вулькано). Приблизительная глубина кратера 300 метров. Сгустки, подобные цветной капусте,– раскаленные газы, насыщенные пылью, в них таятся вулканические бомбы
Уснувший вулкан Баток возвышается в обширной кальдере Тенгера (Ява). Баток – сосед вулкана Бромо, со склонов которого сделан этот снимок. По обе стороны конуса видна стенка кальдеры
Апрель 1971 года. Несколько новых кратеров появилось на южных склонах Этны на высоте 3000 метров. Несколько дальше потоки, лавы достигли Монте Розы
Долго мечтал я о Стромболи, прежде чем впервые посетил этот вулкан в 1949 году. Для меня Стромболи – идеальное воплощение вулкана; я читал различные его описания, и мне казалось, что его вечно активный кратер – это самая совершенная естественная лаборатория.
Однако мне пришлось убедиться, что это далеко не так. И вовсе не потому, что непрерывные извержения вулкана не соответствовали моим ожиданиям. Нет. Исследуя Стромболи, я понял, что недостаточно наблюдать единственный вулкан, чтобы изучить и составить представление о природе вулканизма; без приборов, без лаборатории, без сотрудников-специалистов почти невозможно «застигнуть врасплох» ни одно великое явление природы и открыть то, что до сей поры еще не было известно.
Несмотря на это, я испытываю к Стромболи «застарелую» нежность и часто сюда возвращаюсь. Надо сказать, что игра его стихий все время возбуждала мое любопытство. Велико было искушение взглянуть, что происходит внутри его огненных жерл.
Недавно мне довелось прочесть описание, которое в конце XVIII века оставил его первый исследователь Спалланцани: «Кратер до некоторой высоты заполнен пылающим жидким веществом, подобным расплавленной бронзе. Это и есть лава, и можно видеть, как ее колеблют два явственных движения: одно – круговое и бурное внутри ее и другое – вздымающее раскаленную массу...»
Итальянский натуралист наблюдал это удивительнее зрелище, укрывшись от осколков вулканических бомб в небольшом гроте вблизи действующего жерла; отсюда извержение было хорошо видно. Еще при первом посещении кратера Стромболи я заметил, что со времен Спалланцани условия изменились и что теперь уже нельзя заглянуть внутрь жерла. Тогда мы с моим спутником достигли самой кромки. Добраться туда нам удалось, но усилия оказались напрасными: из-за барьера вырывались густые вихри белого дыма, и нельзя было разглядеть, что происходит внутри. Мы стремились поскорее добраться до огнедышащих краев вулкана. Больше всего мы боялись, что нас застигнет очередное извержение. На Стромболи эти пароксизмы начинаются внезапно и порой следуют один за другим с интервалом в несколько минут.
Позже я спустился в кратер ночью. В ночное время пелена паров не столь непроницаема – в ней не отражаются солнечные лучи, и никакие внешние воздействия не омрачают сияния лавы. И если дым не слишком густ, то можно сквозь пелену его рассмотреть раскаленную магму. Но, увы, дым был очень густ. Точно так же случалось и в последующие годы: густые пары или смертоносный град бомб мешали мне разглядеть глубины Стромболи. Много раз проходил я, никогда не опаздывая, вдоль западного края основного жерла. И все же ни разу мое любопытство не было удовлетворено.
Основное жерло этого вулкана одновременно и самое широкое, и самое свирепое из всех, расположенных в том месте, которое принято называть кратером Стромболи. Впрочем, число их непостоянно. Я говорю: «в том месте, которое принято называть», потому что у этого вулкана, как и у Исалько, кратер имеет свои особенности. Ибо, как известно, кратером называется «выемка в форме чаши, котла или воронки в вершине вулканической горы»; однако вершина Стромболи не вполне отвечает этому определению: кратер этого вулкана представляет собой террасу.
Строение Стромболи сложнее, чем кажется на первый взгляд: путешественнику, который приближается к этой широкой пирамиде, окутанной парами, кажется, что перед ним совершенный тип вулканического конуса. Но, всмотревшись внимательнее, он обнаруживает, что кратер, из которого вырываются пары, находится не на вершине, а более чем на сто метров ниже ее (а ведь сто метров – немало для горы высотой 900 метров). Если же вглядеться еще пристальнее, легко заметить, что этот кратер сдвинут с центра и расположен на северо-западной стороне вулканического корпуса, выше крутого и ровного склона Шара дель Фуоко, который (это видно издали) сложен продуктами извержения. Наконец, когда путешественник окажется на самом острове Стромболи, он убедится, что породы, которыми сложена большая его часть, отличаются от тех, которые образуют склоны вулкана: большая часть острова сложена андезитами, а вулкан – базальтами.
Оказывается, на острове Стромболи не один, а два тесно связанных вулкана; более молодой, ныне действующий, заключен в объятия более старого. Судя по глубине оврагов, вырытых эрозией в твердых андезитовых породах древнего вулкана, он угас много тысяч лет (быть может, даже несколько десятков тысяч лет) назад. Его последнее извержение невероятной силы разрушило всю западную часть древнего конуса. Затем, спустя несколько лет, веков или тысячелетий отдыха, вулканическая деятельность возобновилась, причем вдоль той же сетки глубоких трещин, но то уже был не прежний вулкан: западное его жерло «стерлось», да и сама природа лавы изменилась. Разлившиеся в виде потоков или выброшенные в виде расплавленных снарядов базальтовые породы, накопившись, постепенно заполнили зияющую рану, оставленную последним взрывом вулкана-предка, и образовали крутой склон Шара дель Фуоко, который при каждом извержении заливает раскаленная лава. Именно Шара и жерла в верхней его части являются действующим вулканом.
То, что называют кратером Стромболи, есть пространство без вершины, верхняя часть внутренней] трещины, которую вулкан еще не успел заполнить. Эта необычная конфигурация позволяет туристу с вершины старой пирамиды погрузить свой взор в дымящийся кратер.
В отличие от большинства вулканов в кратере Стромболи, в сущности, почти нет никакой полости: столь интенсивна работа этого вулкана, который непрерывно заполняет свой кратер грудами застывшей лавы, что он превратился в подобие неровной террасы, кое-где прорезанной багровыми жерлами, то тихо дымящимися, то издающими грозный рев. И, погружаясь в кратер, люди на самом деле спускаются с вершины древней горы на террасу нового действующего вулкана.
Еще со времен Гомера Стромболи с удивительным постоянством, с интервалами от нескольких минут до получаса, выбрасывает залпы расплавленных снарядов. Чаще всего промежутки между этими взрывами равны четверти часа. Высота выбросов над жерлом колеблется в зависимости от двух основных факторов: глубины, на которой лава находится в проходе, и силы, с которой ее выталкивают газы. На Стромболи высота эта обычно бывает 50—300 метров. Порой наступают периоды затишья, но бывают такие пароксизмы, когда лава выбрасывается на высоту 1000, 2000 и даже 3000 метров и градом каменных глыб и лапиллей осыпает весь остров.
Подобные извержения редки: последнее было в 1931 году, при этом погибло пять местных жителей.
Продукты обычных взрывов выбрасываются на высоту 200—300 метров и, падая, накапливаются в том месте, которое обычно и называют кратером. Это обширный амфитеатр, созданный вулканом в результате мощного сброса, который обнажил чрево доисторического вулкана. Благодаря этой особенности кратера можно, пребывая у ее верхней кромки, без риска любоваться бенгальским огнем недр. Подобные удобства и создали Стромболи отличную репутацию у туристов. Кое-кто отваживается на спуск к нижнему гребню кратера, который, обрываясь к западу, выдается в сторону каменного бастиона Торрионе дель Поненте. Но прогулки во внутреннюю часть кратера едва ли можно рекомендовать новичкам. Мир этот далек от наших обычных представлений. Девять лет я жил в этом мире и каждый раз открывал в нем новое. Эта терраса, протягивающаяся с юго-запада на северо-восток на сотни метров и столь же значительная по ширине, состоит буквально из живого камня... Она покрыта бороздами, из которых вырываются столь горячие газы, что ее края расплавляются и раскаленные и мягкие обломки все время передвигаются с места на место; многочисленные жерла, окутанные дымом, испускают глухой рев. Из них вылетают бомбы причудливой формы; то здесь, то там появляются и исчезают целые поля сверкающей серы; ключом бьет расплавленная лава, растекаясь по мрачным склонам Шары... Внутренность кратера никогда не остается неизменной. Даже за какие-нибудь сутки здесь происходят перемены, и вулкан живет, как некий диковинный зверь.
В августе 1957 года мы пробыли здесь несколько дней, и, хотя на наших глазах ежедневно происходили мельчайшие изменения, одно поразило нас своим удивительным постоянством: речь идет о траектории полета «снарядов» из основного жерла. Они «выстреливаются» не по вертикали, а наклонно и неизменно устремляются к северо-востоку. Южная и западная кромки жерла были поэтому легко доступны, и здесь нам не угрожала «бомбардировка». Накануне я дважды рискнул проникнуть в эти места, но так и не сумел добраться до самого жерла: не было уверенности, что угол стрельбы внезапно не изменится. Чтобы проверить, сколь уравновешен нрав вулкана, и разгадать причину подобного постоянства траектории вулканических бомб, мы остались здесь еще на день.
Пройдя 20—30 метров и обогнув жерло, я в конце концов воспользовался моментом, когда пелена паров и клубы дыма на некоторое время рассеялись, и рассмотрел в профиль верхнюю часть жерла: на юго-западе над пустотой нависало нечто вроде балкона, и выгибавшуюся под ним массивную подпорку в виде арки освещали отблески пылающей лавы. Благодаря этому выступу изменялся и наклон стенки жерла, и траектория снарядов, которые из него выбрасывались.
Доколе будет существовать этот балкон, баллистические свойства вулкана останутся неизменными.
Это открытие привело меня в восторг, и через несколько минут, вернувшись в более спокойную зону, к западу от жерла, я смог разделить свою радость с Сальваторе, который присоединился ко мне.
С тех пор как туристы наводнили его излюбленный остров, Сальваторе стал их признанным гидом. Каждый вечер он приводил к вершине горы караван из 50—60 путников. В зависимости от направления ветра, а соответственно и от направления дымовых завес вулкана Сальваторе демонстрировал кратер либо с высоты бельведера, либо из пункта, расположенного несколько ниже и дальше к югу. Здесь на большой высоте ночью дуют студеные ветры, и туристы, дрожа от холода, либо впадают в экстаз, либо проникаются полным безразличием ко всему: дают себя знать усталость и всяческие неудобства. Наконец часам к 10—11 вечера, подобно пастуху, собирающему разбредшееся стадо, Сальваторе громкими криками созывает людей и по крутому склону из вулканического песка ведет их к спуску.
У туриста, которому довелось бы посмотреть со стороны на своих собратьев, зрелище это вызвало бы веселую улыбку. Многие из этих незадачливых путников слишком легко одеты; их никто не предупреждал о ночных стужах, и кажется, будто даже их ощущения окоченели, потому что люди эти спотыкаются о малейший бугорок. Им никто не порекомендовал запастись фонарем, и поэтому света у них нет. Сколько раз я наблюдал, как Сальваторе тормошит этих людей, обращаясь к ним то по-французски, то по-немецки (у него немалые способности к языкам); его лампа-молния бросает свет на колонну туристов (в этой колонне 50—100 человек); в этом мраке они не видят ни зги. Отправляясь в путь, они не знают, какой дорогой им придется спускаться; поднимаясь в гору, сперва идешь по настоящей дороге, выше она переходит в козью тропку, а дальше становится еще хуже. Редко туристы обуты надлежащим образом: городская обувь, сандалии для пляжа и туфли с каблуками времен Людовика XV доставляют им смертные муки, в этой обуви они вызывают смех. Здесь надо ходить в эспадрильях – туфлях на веревочной подошве.
Только утром мне удалось рассмотреть строение жерла, со мной поднимался в качестве носильщика Сальваторе. Это неутомимый и храбрый человек. Он всегда готов продемонстрировать свою храбрость юным и изящным немкам и француженкам.
Но совершенно невозможно убедить Сальваторе, когда он находится в кратере, что в данный момент ему не угрожает никакая опасность. Он боится долго оставаться на крышке огненного котла и не внемлет моим доводам; ссылаясь на свой опыт, он стремится как можно скорее выбраться оттуда. Прошли дни предварительных приготовлений, и, когда наступил час ночного восхождения, первый же взрыв успокоил нас: угол стрельбы не изменился. Больше того, сильный юго-западный ветер, собрав над горой тяжелые облака, уносил от места, к которому я так стремился, все вредные газы.
Напрасно я убеждал себя, что рейд совершенно безопасен. Спустившись с гребня к нижней части склона, покрытого свежей и хрустящей корочкой лавы, я проник совсем в другой мир. Почва содрогалась здесь под натиском совсем близкой магмы. Такие мгновения нельзя забыть! Внезапно меня охватило чувство необыкновенного возбуждения. Я одновременно испытывал и страх, и дерзостное желание борьбы, и беспокойство, и наслаждение...
Такое именно чувство испытывают боксер, переступающий канат ринга, охотник, берущий на мушку карабина опасного зверя, исследователь, открывающий в поле зрения микроскопа важную, годами отыскиваемую деталь, разведчик, в предательской тишине крадущийся за спиной вражеского часового, плохо подготовленный школьник, входящий в экзаменационный зал...
Шаг за шагом продвигался я, прощупывая зыбкую почву; ее куда ярче освещало алое дымное зарево, чем жалкий луч электрического фонарика. Внезапно меня ввергло в оцепенение потрясающее извержение. Да, именно потрясающее, потому что теперь оно было совсем близко! Грохот раздался одновременно с мощной вспышкой света. Верный себе, вулкан выбрасывал лаву в направлении, противоположном моей трассе. Узкий огненный султан озарил южное небо. Затем он угас, и тотчас же посыпались бомбы. Я видел, как по ту сторону жерла падали, мгновенно расплющиваясь, огромные красные комья.
Спустя несколько минут я дошел до самого края и склонился над жерлом Стромболи. Меня обдало жаром и ослепило. Совсем близко, у моих ног, не более чем в 10 метрах, колыхалась в жуткой трясине тяжелая огненная жидкость. Легкая зыбь пробегала на этой медно-золотистой поверхности. Иногда огромный пузырь газа взрывал эту беспокойную гладь, и тогда на короткое мгновение взгляд проникал в сияющие глубины жерла.
Я наконец увидел тот таран, от ударов которого сотрясалась земля на площади 10 000 квадратных метров. Это была лава. Разбрасывая искры, она тяжело билась о стенки огненного колодца; меня качало и трясло, как тростинку, которую треплет буря.
Питающее жерло диаметром в 12—15 метров по форме скорее напоминало глаз, чем круг. Неровные стенки жерла выпирали наружу, только на противоположной стороне они круто обрывались вниз. Из жерла, словно из горна, раздуваемого циклопами, вырывался удушливый жар. Рыжеватый дым, подсвеченный этой адской печью, курился над клокочущей лавой и вихрился в жерле, то скрывая, то обнажая ее огненное дно.
Я выпрямился и позвал моих друзей (их было трое): мне не терпелось поделиться с ними моими чувствами. За 50 метров от жерла, на самой нижней точке гребня, они установили свои аппараты. Я был настолько ослеплен, что лишь спустя некоторое время разглядел в голубой мгле рассвета силуэты моих спутников.
У места, где я находился, послышался рокот и вспыхнул яркий свет. Казалось, будто совсем рядом через гигантский прокатный стан пропускается гигантский золотой слиток. Затем толчок, за ним внезапно оглушительный взрыв. Хотя я был убежден, что взрывная волна ударит не в нашу сторону, я, повинуясь воле рефлексов, сжался, мускулы мои напряглись, инстинктивно я приготовился к бегству. Напрасно: раскаленные глыбы мягкого, вязкого вещества с глухими ударами обрушились на противоположную стенку жерла. На мгновение темная раковина на той стороне уподобилась пурпурной звездной галактике. Это был звездопад, причем с чрезвычайной быстротой вишневые сполохи сменялись гранатовыми, а минуту спустя поверхностная корка погасила весь этот огненный фейерверк.
Потрясающе! Удалось заснять! И с людьми!
Долгожданный момент наступил: на гребне кратера оказались люди. Они послужили живым фоном, тем фоном, поиски которого стоили нам немалых и нередко тщетных усилий и многих волнений...
Я снова склонился над бездной и принялся снимать ее на пленку. Ведь только киноаппарат способен передать всю чудодейственную реальность этого зрелища. Некоторое время я оставался на своем посту и видел, как три взрыва внезапно вспороли расплавленную поверхность и как в нескольких шагах от меня со свистом пронесся огромный фонтан бомб. Вот когда я с пользой истратил весь мой запас кинопленки. Вот когда я насладился зрелищем, описать которое словами невозможно.
... Между тем занималась заря. Заметив, что пленка кончается, я отошел на несколько шагов перезарядить аппарат. Я сидел спиной к кратеру на горячей лаве. Где-то внизу, метрах в восьмистах от меня, все более и более явственно стало проступать на фоне темных склонов Шары и бледного неба голубое море. Я спешил перезарядить катушку. То были единственные минуты, когда меня охватывало смутное чувство страха, мурашки пробегали по коже.
Друзья мои не были спокойны. Мне казалось, что Бише взволнован больше, чем Альдо, занятый съемкой, и чем Шаррье, регистрировавший вулканические шумы. Тот, кто не занят делом, невольно испытывает большую тревогу; тяжко сознавать себя беспомощным свидетелем игры могучих сил.
Трудности, так же как и опасности, обуздывают воображение и гонят прочь тревожные мысли: ведь пугает больше сама мысль об опасностях, чем реальные ее проявления. И тот, кто находится в покое, страха уже не испытывает.
Наступил день. Несмотря на ветер, огромные мрачные тучи повисли над горой. Они окутали море, то там, то здесь пробегали косые и серые дождевые полосы. Черный хаос Шары и обширная выемка кратера были зловещи. Только с наступлением дня до моего сознания дошло, что я нахожусь в центре особого мира, косную враждебность которого только что скрывала ночь... Как это ни парадоксально, я ощутил смутный страх. Я вернулся к краю жерла, к грохоту и блеску его жидкого золота, которое билось о круглые стенки этой огненной тюрьмы. Ничто не могло сравниться с ослепительным сверканием жерла.
Когда последняя катушка с пленкой была уже на исходе, я заметил в видоискателе, как на раскаленное дно устремилась мрачная лавина камней и пыли, в одно мгновение поглощенная лавой: огромный выступ, на котором я находился, снизу разъедала огненная жидкость, он сотрясался от непрерывных толчков. Казалось, что выступ этот вот-вот низвергнется в бездну.
Пленка кончилась. Тогда только я оглянулся, и меня охватил ужас.
Вулканические явления еще весьма таинственны, ибо пока еще лишь немногим ученым довелось их наблюдать, и редко ныне встречаются те счастливцы, которым удалось их изучить. В этой области многое (а быть может, и решительно все) предстоит еще открыть. Вот почему есть люди, которые любят и ведут эти диковинные поиски, которые не прекращают эту охоту за непознанными деталями исследования сокровенных тайн, оберегаемых грозными стражами. Некоторые в таких исследованиях находят радость борьбы, борьбы с природой и с самим собой, борьбы, которая сродни азартной страде альпинистов. Подобно альпинистам они внушают сладость блужданий в неведомых краях, их пьянит чувство победы, которое испытывают те, кому удалось достичь недостижимого... Не знаю, кто одерживает верх в душе любителя вулканов – спортсмен или исследователь, вероятно, и тот и другой, в зависимости от обстоятельств...
Верхние склоны зловещего вулкана Асама (Япония), засыпанные «бомбами». Кое-где видны огромные «бомбы», выброшенные из кратера
Кратер вулкана Вулькано; последнее его извержение (1888—1890) явилось мерилом силы вулканических взрывов
В глубине кратера Асамы приютилось небольшое круглое озеро с кипящими водами
При первом спуске в кратер Бромо нам удалось добраться до самого дна; оно лежит на 250 метров ниже края кратера (август 1956 года). Фото Т. Зена
При подводном извержении кратер постоянно сообщается с морем, и даже после появления острова, впоследствии ставшего полуостровом, извержения по-прежнему сохраняли характер подводных взрывов. Взрывы эти бесшумны (гул их гасится водой, которая устремляется в пасти кратера). Мощные выбросы пемзы и черного пепла взметаются на высоту 400—1200 метров. Пепел осаждается затем в море; белые клубы пара поднимаются от поверхности моря, где кипят и испаряются огромные массы воды
Вид с севера на вулкан Мерапи (Ява), известный частыми и губительными извержениями. Высота вулкана 2911 метров
Индонезийский вулканолог доктор Т. Зен в кратере Мерапи. Июнь 1956 года
Вулкан Килауэа на Гавайях выплескивает лаву регулярно каждые два-три года
Безжизненный пейзаж. Так выглядели окрестности Ирасу (Коста-Рика), засыпанные пеплом. В отдельных местах толщина вулканических «осадков» достигала двух метров
Измерение температуры фумарол
Апрель на вершине Этны – еще зима
На высоте 1800 метров в Чителли огненный поток поглотил сосновую рощу
Вулканические бомбы, падая, описывают определенные параболистические траектории
Этот паразитный конус был насыпан за несколько дней извержения
Монти Силъвестри высотой около 1950 метров появился в 1892 году
Газовое кольцо над бокка Нуова
Извержение западной бокки на Этне
Апрель 1971 года. Этна. Небольшой поток горячей лавы прокладывает себе дорогу среди глыб уже остывшей лавы
В сольфатаре Центрального кратера на Этне в 1963 году. Эльскенс, Тонани и. Шемине приготовились, чтобы взять пробы газов и других выбросов
Горящая лава вырывается из туннеля, который уходит далеко в глубину
Вулканолог берет образец горячей лавы, протекающей у подножия северо-восточной бокки
Один из новых кратеров, появившихся на Этне в апреле 1971 года. Он полон активности
Огненная река Ньямлагиры в Африке
Три новых очага извержения
Этна. Затмение в полдень
Кратер Ньирагонго. Исследователь в защитном облачении словно врач «выслушивает» озеро лавы
Валь дель Bye – амфитеатр длиной 8 километров, шириной В километров, а глубиной почти 1000 метров. В глубине амфитеатра бесчисленные потоки лавы и паразитные конусы
Стромболи – один из регулярно действующих вулканов
27 сентября 1957 года в Атлантическом океане в одной миле от западной оконечности острова Фаял (Азорские острова) началось подводное извержение
Мощный поток базальтовой лавы и вулканических бомб образовал кольцеобразный островок, высота которого над уровнем океана уже превысила 50 метров
Первая фаза извержения (типа Вулькано). Приблизительная глубина кратера 300 метров. Сгустки, подобные цветной капусте,– раскаленные газы, насыщенные пылью, в них таятся вулканические бомбы
Уснувший вулкан Баток возвышается в обширной кальдере Тенгера (Ява). Баток – сосед вулкана Бромо, со склонов которого сделан этот снимок. По обе стороны конуса видна стенка кальдеры
Апрель 1971 года. Несколько новых кратеров появилось на южных склонах Этны на высоте 3000 метров. Несколько дальше потоки, лавы достигли Монте Розы
Долго мечтал я о Стромболи, прежде чем впервые посетил этот вулкан в 1949 году. Для меня Стромболи – идеальное воплощение вулкана; я читал различные его описания, и мне казалось, что его вечно активный кратер – это самая совершенная естественная лаборатория.
Однако мне пришлось убедиться, что это далеко не так. И вовсе не потому, что непрерывные извержения вулкана не соответствовали моим ожиданиям. Нет. Исследуя Стромболи, я понял, что недостаточно наблюдать единственный вулкан, чтобы изучить и составить представление о природе вулканизма; без приборов, без лаборатории, без сотрудников-специалистов почти невозможно «застигнуть врасплох» ни одно великое явление природы и открыть то, что до сей поры еще не было известно.
Несмотря на это, я испытываю к Стромболи «застарелую» нежность и часто сюда возвращаюсь. Надо сказать, что игра его стихий все время возбуждала мое любопытство. Велико было искушение взглянуть, что происходит внутри его огненных жерл.
Недавно мне довелось прочесть описание, которое в конце XVIII века оставил его первый исследователь Спалланцани: «Кратер до некоторой высоты заполнен пылающим жидким веществом, подобным расплавленной бронзе. Это и есть лава, и можно видеть, как ее колеблют два явственных движения: одно – круговое и бурное внутри ее и другое – вздымающее раскаленную массу...»
Итальянский натуралист наблюдал это удивительнее зрелище, укрывшись от осколков вулканических бомб в небольшом гроте вблизи действующего жерла; отсюда извержение было хорошо видно. Еще при первом посещении кратера Стромболи я заметил, что со времен Спалланцани условия изменились и что теперь уже нельзя заглянуть внутрь жерла. Тогда мы с моим спутником достигли самой кромки. Добраться туда нам удалось, но усилия оказались напрасными: из-за барьера вырывались густые вихри белого дыма, и нельзя было разглядеть, что происходит внутри. Мы стремились поскорее добраться до огнедышащих краев вулкана. Больше всего мы боялись, что нас застигнет очередное извержение. На Стромболи эти пароксизмы начинаются внезапно и порой следуют один за другим с интервалом в несколько минут.
Позже я спустился в кратер ночью. В ночное время пелена паров не столь непроницаема – в ней не отражаются солнечные лучи, и никакие внешние воздействия не омрачают сияния лавы. И если дым не слишком густ, то можно сквозь пелену его рассмотреть раскаленную магму. Но, увы, дым был очень густ. Точно так же случалось и в последующие годы: густые пары или смертоносный град бомб мешали мне разглядеть глубины Стромболи. Много раз проходил я, никогда не опаздывая, вдоль западного края основного жерла. И все же ни разу мое любопытство не было удовлетворено.
Основное жерло этого вулкана одновременно и самое широкое, и самое свирепое из всех, расположенных в том месте, которое принято называть кратером Стромболи. Впрочем, число их непостоянно. Я говорю: «в том месте, которое принято называть», потому что у этого вулкана, как и у Исалько, кратер имеет свои особенности. Ибо, как известно, кратером называется «выемка в форме чаши, котла или воронки в вершине вулканической горы»; однако вершина Стромболи не вполне отвечает этому определению: кратер этого вулкана представляет собой террасу.
Строение Стромболи сложнее, чем кажется на первый взгляд: путешественнику, который приближается к этой широкой пирамиде, окутанной парами, кажется, что перед ним совершенный тип вулканического конуса. Но, всмотревшись внимательнее, он обнаруживает, что кратер, из которого вырываются пары, находится не на вершине, а более чем на сто метров ниже ее (а ведь сто метров – немало для горы высотой 900 метров). Если же вглядеться еще пристальнее, легко заметить, что этот кратер сдвинут с центра и расположен на северо-западной стороне вулканического корпуса, выше крутого и ровного склона Шара дель Фуоко, который (это видно издали) сложен продуктами извержения. Наконец, когда путешественник окажется на самом острове Стромболи, он убедится, что породы, которыми сложена большая его часть, отличаются от тех, которые образуют склоны вулкана: большая часть острова сложена андезитами, а вулкан – базальтами.
Оказывается, на острове Стромболи не один, а два тесно связанных вулкана; более молодой, ныне действующий, заключен в объятия более старого. Судя по глубине оврагов, вырытых эрозией в твердых андезитовых породах древнего вулкана, он угас много тысяч лет (быть может, даже несколько десятков тысяч лет) назад. Его последнее извержение невероятной силы разрушило всю западную часть древнего конуса. Затем, спустя несколько лет, веков или тысячелетий отдыха, вулканическая деятельность возобновилась, причем вдоль той же сетки глубоких трещин, но то уже был не прежний вулкан: западное его жерло «стерлось», да и сама природа лавы изменилась. Разлившиеся в виде потоков или выброшенные в виде расплавленных снарядов базальтовые породы, накопившись, постепенно заполнили зияющую рану, оставленную последним взрывом вулкана-предка, и образовали крутой склон Шара дель Фуоко, который при каждом извержении заливает раскаленная лава. Именно Шара и жерла в верхней его части являются действующим вулканом.
То, что называют кратером Стромболи, есть пространство без вершины, верхняя часть внутренней] трещины, которую вулкан еще не успел заполнить. Эта необычная конфигурация позволяет туристу с вершины старой пирамиды погрузить свой взор в дымящийся кратер.
В отличие от большинства вулканов в кратере Стромболи, в сущности, почти нет никакой полости: столь интенсивна работа этого вулкана, который непрерывно заполняет свой кратер грудами застывшей лавы, что он превратился в подобие неровной террасы, кое-где прорезанной багровыми жерлами, то тихо дымящимися, то издающими грозный рев. И, погружаясь в кратер, люди на самом деле спускаются с вершины древней горы на террасу нового действующего вулкана.
Еще со времен Гомера Стромболи с удивительным постоянством, с интервалами от нескольких минут до получаса, выбрасывает залпы расплавленных снарядов. Чаще всего промежутки между этими взрывами равны четверти часа. Высота выбросов над жерлом колеблется в зависимости от двух основных факторов: глубины, на которой лава находится в проходе, и силы, с которой ее выталкивают газы. На Стромболи высота эта обычно бывает 50—300 метров. Порой наступают периоды затишья, но бывают такие пароксизмы, когда лава выбрасывается на высоту 1000, 2000 и даже 3000 метров и градом каменных глыб и лапиллей осыпает весь остров.
Подобные извержения редки: последнее было в 1931 году, при этом погибло пять местных жителей.
Продукты обычных взрывов выбрасываются на высоту 200—300 метров и, падая, накапливаются в том месте, которое обычно и называют кратером. Это обширный амфитеатр, созданный вулканом в результате мощного сброса, который обнажил чрево доисторического вулкана. Благодаря этой особенности кратера можно, пребывая у ее верхней кромки, без риска любоваться бенгальским огнем недр. Подобные удобства и создали Стромболи отличную репутацию у туристов. Кое-кто отваживается на спуск к нижнему гребню кратера, который, обрываясь к западу, выдается в сторону каменного бастиона Торрионе дель Поненте. Но прогулки во внутреннюю часть кратера едва ли можно рекомендовать новичкам. Мир этот далек от наших обычных представлений. Девять лет я жил в этом мире и каждый раз открывал в нем новое. Эта терраса, протягивающаяся с юго-запада на северо-восток на сотни метров и столь же значительная по ширине, состоит буквально из живого камня... Она покрыта бороздами, из которых вырываются столь горячие газы, что ее края расплавляются и раскаленные и мягкие обломки все время передвигаются с места на место; многочисленные жерла, окутанные дымом, испускают глухой рев. Из них вылетают бомбы причудливой формы; то здесь, то там появляются и исчезают целые поля сверкающей серы; ключом бьет расплавленная лава, растекаясь по мрачным склонам Шары... Внутренность кратера никогда не остается неизменной. Даже за какие-нибудь сутки здесь происходят перемены, и вулкан живет, как некий диковинный зверь.
В августе 1957 года мы пробыли здесь несколько дней, и, хотя на наших глазах ежедневно происходили мельчайшие изменения, одно поразило нас своим удивительным постоянством: речь идет о траектории полета «снарядов» из основного жерла. Они «выстреливаются» не по вертикали, а наклонно и неизменно устремляются к северо-востоку. Южная и западная кромки жерла были поэтому легко доступны, и здесь нам не угрожала «бомбардировка». Накануне я дважды рискнул проникнуть в эти места, но так и не сумел добраться до самого жерла: не было уверенности, что угол стрельбы внезапно не изменится. Чтобы проверить, сколь уравновешен нрав вулкана, и разгадать причину подобного постоянства траектории вулканических бомб, мы остались здесь еще на день.
Пройдя 20—30 метров и обогнув жерло, я в конце концов воспользовался моментом, когда пелена паров и клубы дыма на некоторое время рассеялись, и рассмотрел в профиль верхнюю часть жерла: на юго-западе над пустотой нависало нечто вроде балкона, и выгибавшуюся под ним массивную подпорку в виде арки освещали отблески пылающей лавы. Благодаря этому выступу изменялся и наклон стенки жерла, и траектория снарядов, которые из него выбрасывались.
Доколе будет существовать этот балкон, баллистические свойства вулкана останутся неизменными.
Это открытие привело меня в восторг, и через несколько минут, вернувшись в более спокойную зону, к западу от жерла, я смог разделить свою радость с Сальваторе, который присоединился ко мне.
С тех пор как туристы наводнили его излюбленный остров, Сальваторе стал их признанным гидом. Каждый вечер он приводил к вершине горы караван из 50—60 путников. В зависимости от направления ветра, а соответственно и от направления дымовых завес вулкана Сальваторе демонстрировал кратер либо с высоты бельведера, либо из пункта, расположенного несколько ниже и дальше к югу. Здесь на большой высоте ночью дуют студеные ветры, и туристы, дрожа от холода, либо впадают в экстаз, либо проникаются полным безразличием ко всему: дают себя знать усталость и всяческие неудобства. Наконец часам к 10—11 вечера, подобно пастуху, собирающему разбредшееся стадо, Сальваторе громкими криками созывает людей и по крутому склону из вулканического песка ведет их к спуску.
У туриста, которому довелось бы посмотреть со стороны на своих собратьев, зрелище это вызвало бы веселую улыбку. Многие из этих незадачливых путников слишком легко одеты; их никто не предупреждал о ночных стужах, и кажется, будто даже их ощущения окоченели, потому что люди эти спотыкаются о малейший бугорок. Им никто не порекомендовал запастись фонарем, и поэтому света у них нет. Сколько раз я наблюдал, как Сальваторе тормошит этих людей, обращаясь к ним то по-французски, то по-немецки (у него немалые способности к языкам); его лампа-молния бросает свет на колонну туристов (в этой колонне 50—100 человек); в этом мраке они не видят ни зги. Отправляясь в путь, они не знают, какой дорогой им придется спускаться; поднимаясь в гору, сперва идешь по настоящей дороге, выше она переходит в козью тропку, а дальше становится еще хуже. Редко туристы обуты надлежащим образом: городская обувь, сандалии для пляжа и туфли с каблуками времен Людовика XV доставляют им смертные муки, в этой обуви они вызывают смех. Здесь надо ходить в эспадрильях – туфлях на веревочной подошве.
Только утром мне удалось рассмотреть строение жерла, со мной поднимался в качестве носильщика Сальваторе. Это неутомимый и храбрый человек. Он всегда готов продемонстрировать свою храбрость юным и изящным немкам и француженкам.
Но совершенно невозможно убедить Сальваторе, когда он находится в кратере, что в данный момент ему не угрожает никакая опасность. Он боится долго оставаться на крышке огненного котла и не внемлет моим доводам; ссылаясь на свой опыт, он стремится как можно скорее выбраться оттуда. Прошли дни предварительных приготовлений, и, когда наступил час ночного восхождения, первый же взрыв успокоил нас: угол стрельбы не изменился. Больше того, сильный юго-западный ветер, собрав над горой тяжелые облака, уносил от места, к которому я так стремился, все вредные газы.
Напрасно я убеждал себя, что рейд совершенно безопасен. Спустившись с гребня к нижней части склона, покрытого свежей и хрустящей корочкой лавы, я проник совсем в другой мир. Почва содрогалась здесь под натиском совсем близкой магмы. Такие мгновения нельзя забыть! Внезапно меня охватило чувство необыкновенного возбуждения. Я одновременно испытывал и страх, и дерзостное желание борьбы, и беспокойство, и наслаждение...
Такое именно чувство испытывают боксер, переступающий канат ринга, охотник, берущий на мушку карабина опасного зверя, исследователь, открывающий в поле зрения микроскопа важную, годами отыскиваемую деталь, разведчик, в предательской тишине крадущийся за спиной вражеского часового, плохо подготовленный школьник, входящий в экзаменационный зал...
Шаг за шагом продвигался я, прощупывая зыбкую почву; ее куда ярче освещало алое дымное зарево, чем жалкий луч электрического фонарика. Внезапно меня ввергло в оцепенение потрясающее извержение. Да, именно потрясающее, потому что теперь оно было совсем близко! Грохот раздался одновременно с мощной вспышкой света. Верный себе, вулкан выбрасывал лаву в направлении, противоположном моей трассе. Узкий огненный султан озарил южное небо. Затем он угас, и тотчас же посыпались бомбы. Я видел, как по ту сторону жерла падали, мгновенно расплющиваясь, огромные красные комья.
Спустя несколько минут я дошел до самого края и склонился над жерлом Стромболи. Меня обдало жаром и ослепило. Совсем близко, у моих ног, не более чем в 10 метрах, колыхалась в жуткой трясине тяжелая огненная жидкость. Легкая зыбь пробегала на этой медно-золотистой поверхности. Иногда огромный пузырь газа взрывал эту беспокойную гладь, и тогда на короткое мгновение взгляд проникал в сияющие глубины жерла.
Я наконец увидел тот таран, от ударов которого сотрясалась земля на площади 10 000 квадратных метров. Это была лава. Разбрасывая искры, она тяжело билась о стенки огненного колодца; меня качало и трясло, как тростинку, которую треплет буря.
Питающее жерло диаметром в 12—15 метров по форме скорее напоминало глаз, чем круг. Неровные стенки жерла выпирали наружу, только на противоположной стороне они круто обрывались вниз. Из жерла, словно из горна, раздуваемого циклопами, вырывался удушливый жар. Рыжеватый дым, подсвеченный этой адской печью, курился над клокочущей лавой и вихрился в жерле, то скрывая, то обнажая ее огненное дно.
Я выпрямился и позвал моих друзей (их было трое): мне не терпелось поделиться с ними моими чувствами. За 50 метров от жерла, на самой нижней точке гребня, они установили свои аппараты. Я был настолько ослеплен, что лишь спустя некоторое время разглядел в голубой мгле рассвета силуэты моих спутников.
У места, где я находился, послышался рокот и вспыхнул яркий свет. Казалось, будто совсем рядом через гигантский прокатный стан пропускается гигантский золотой слиток. Затем толчок, за ним внезапно оглушительный взрыв. Хотя я был убежден, что взрывная волна ударит не в нашу сторону, я, повинуясь воле рефлексов, сжался, мускулы мои напряглись, инстинктивно я приготовился к бегству. Напрасно: раскаленные глыбы мягкого, вязкого вещества с глухими ударами обрушились на противоположную стенку жерла. На мгновение темная раковина на той стороне уподобилась пурпурной звездной галактике. Это был звездопад, причем с чрезвычайной быстротой вишневые сполохи сменялись гранатовыми, а минуту спустя поверхностная корка погасила весь этот огненный фейерверк.
Потрясающе! Удалось заснять! И с людьми!
Долгожданный момент наступил: на гребне кратера оказались люди. Они послужили живым фоном, тем фоном, поиски которого стоили нам немалых и нередко тщетных усилий и многих волнений...
Я снова склонился над бездной и принялся снимать ее на пленку. Ведь только киноаппарат способен передать всю чудодейственную реальность этого зрелища. Некоторое время я оставался на своем посту и видел, как три взрыва внезапно вспороли расплавленную поверхность и как в нескольких шагах от меня со свистом пронесся огромный фонтан бомб. Вот когда я с пользой истратил весь мой запас кинопленки. Вот когда я насладился зрелищем, описать которое словами невозможно.
... Между тем занималась заря. Заметив, что пленка кончается, я отошел на несколько шагов перезарядить аппарат. Я сидел спиной к кратеру на горячей лаве. Где-то внизу, метрах в восьмистах от меня, все более и более явственно стало проступать на фоне темных склонов Шары и бледного неба голубое море. Я спешил перезарядить катушку. То были единственные минуты, когда меня охватывало смутное чувство страха, мурашки пробегали по коже.
Друзья мои не были спокойны. Мне казалось, что Бише взволнован больше, чем Альдо, занятый съемкой, и чем Шаррье, регистрировавший вулканические шумы. Тот, кто не занят делом, невольно испытывает большую тревогу; тяжко сознавать себя беспомощным свидетелем игры могучих сил.
Трудности, так же как и опасности, обуздывают воображение и гонят прочь тревожные мысли: ведь пугает больше сама мысль об опасностях, чем реальные ее проявления. И тот, кто находится в покое, страха уже не испытывает.
Наступил день. Несмотря на ветер, огромные мрачные тучи повисли над горой. Они окутали море, то там, то здесь пробегали косые и серые дождевые полосы. Черный хаос Шары и обширная выемка кратера были зловещи. Только с наступлением дня до моего сознания дошло, что я нахожусь в центре особого мира, косную враждебность которого только что скрывала ночь... Как это ни парадоксально, я ощутил смутный страх. Я вернулся к краю жерла, к грохоту и блеску его жидкого золота, которое билось о круглые стенки этой огненной тюрьмы. Ничто не могло сравниться с ослепительным сверканием жерла.
Когда последняя катушка с пленкой была уже на исходе, я заметил в видоискателе, как на раскаленное дно устремилась мрачная лавина камней и пыли, в одно мгновение поглощенная лавой: огромный выступ, на котором я находился, снизу разъедала огненная жидкость, он сотрясался от непрерывных толчков. Казалось, что выступ этот вот-вот низвергнется в бездну.
Пленка кончилась. Тогда только я оглянулся, и меня охватил ужас.