Страница:
Затем Копье «всплыло» во времена Константина Великого, который заложил Константинополь (согласно легенде, именно удар копья послужил сигналом к тому, где возводить крепостные стены этого славного города). Константин Великий приказал вделать в наконечник гвоздь, один из тех, что был вбит в тело Иисуса.
Следующий владелец Копья – Диоклетиан, потом – король вестготов Одокара, правитель готов Алларих (414—507 годы), который взял Рим и сокрушил Западную римскую империю, чуть позднее – Теодосий, Теодорих (который остановил воинственного и, казалось, непобедимого вождя гуннов Аттилу), Юстиниан.
Затем – Копье у Хлодвига (Мерoвинги) и переходит к Карлу Великому (ему подарил бесценную реликвию патриарх Иерусалимский; по другим данным, он получил от римского папы в качестве священной инсигнии «победную ромфею» /копье императора Константина/). Карл считал, что во многом благодаря Копью Судьбы он выиграл более пятидесяти сражений.
Известно несколько копий Копья Судьбы:
Одно хранится в Ватикане, второе – Кракове (без вставки в виде гвоздя), еще одно – в Париже (сюда его привез в XIII веке Людовик Святой, тот самый, что громил еретиков – катаров-альбигойцев, организовав крестовый поход против собственного народа).
Самое известное Копье – то, что хранится в Вене, в Хофбургском музее: его происхождение датировано III веком.
Реальная – «задокументированная» – история Копья Лонгина начинается 14 июня 1098 года в Антиохии. События описал летописец и каноник Раймунд Агильский. Одному из участников Крестового похода, простолюдину Петру Бартоломею несколько раз являлся святой Андрей и указывал место, где было зарыто Копьe Судьбы. Он также требовал, чтобы об этом было сообщено непосредственно Раймунду, графу Тулузскому. Самое интересное, что место, где было зарыто копье, оказалось достаточно неожиданным – в соборе Святого Петра. Считается, что с помощью копья был взят почти что неприступный Иерусалим и еще многие иные сильно укрепленные города «неверных».
По не совсем понятным причинам крестоносцы начали сомневаться в святости копья. И тогда Петру Бартоломею во сне вновь пришел ангел Господень и предложил показать неверующим силу Копья. Был разведен большой костер, и Петр прошел через него, держа в складках одежды «Копье Лонгина», и вышел цел и невредим. Это происходило накануне пятницы (то есть Страстной, в апреле 1099 года, при осаде Арки). Свидетелей было несколько тысяч. Опять-таки по непонятным причинам сразу же после костра на него кинулась толпа. Если бы не четыре рыцаря, попытавшихся защитить его, то Петра разорвали бы на куски непосредственно на месте. В любом случае ему нанесли несколько тяжелых ран, от которых он через пару дней скончался (Trackers. su. Копье судьбы. Часть 1.[11]).
Этот, хофбургский, экземпляр связывают с именами и других, также широко известных в мировой истории императоров:
Побывало Копье Судьбы и в руках Фридриха Барбаросса, от него перешло к Генриху I (Адольф Гитлер отсчитывал историю «тысячелетнего Рейха» от правления Генриха I. Гитлер не раз отмечал: «Копье – перст судьбы». (См., также: Власть магических культов в нацистской Германии. М., 1992.)) «Птицелову», от него к Оттону I, затем – к Оттону III, после – к Сигизмунду I. (Император Священной Римской империи, издал указ, согласно которому Копье никогда не должно было покидать границы империи).
Генрих I (король Саксонии) держал копье во время битвы с венграми при Унтрусте. Сын Генриха I, владелец Копья, разбил монгольские орды под Лехом.
Еще при Сигизмунде было определено место хранения Копья Судьбы – собор Святой Екатерины в Нюрнберге, однако при Габсбургах перевезено в Вену.
До ХХ века оно лишь однажды покидало венское хранилище, его пытался присвоить Бонапарт Наполеон, но оно у него пропало самым таинственным образом. После окончательного разгрома Наполеона в 1815 года Копье вновь заняло свое почетное место в Хофбурге, упокоившись на красном бархате.
Главный вход в Хофбург находится на площади Михаэлерплац: огромные ворота, построенные в 1889 году по планам еще XVIII века. Они имеют зеленые (подобно мусульманским) купола, четыре скульптурные группы с одним и тем же «накачанным» Геркулесом, разящим своих многочисленных врагов, и справа и слева – еще два фонтана – «Австрия, покоряющая море» и, соответственно, «Австрия, покоряющая сушу». Правда, к моменту сооружения фонтанов покорение и того и другого было настоящей фантазией, поскольку огромная австро-венгерская империя потеряла свои прекрасные венецианские владения и с позором проиграла тяжелейшую австро-прусскую войну.
Внутри арки – купольный вестибюль, а в нем (справа) – вход в королевские апартаменты, куда и устремляется все время основная масса любопытствующих. Любителям роскошной архитектуры там, правда, смотреть абсолютно нечего: в поисках прекрасных архитектурных ансамблей лучше всего проехать в Шенбрунн. А здесь интерес представляет, прежде всего, лишь многочисленные комнаты Франца-Иосифа, вид которого в свое время заставил героя романа Музиля «Человек без свойств» «подумать об адвокате или зубном враче, живущем без достаточной изоляции между кабинетом и частной квартирой», настолько все казалось простым.
Эти скромные апартаменты дают прекрасное представление об образе жизни австрийского императора Франца-Иосифа и его супруги Сисси: можно представить себе, как он и она с утра до вечера занимались физкультурой, много читали, принимали гостей, управляли государством.
Стоит остановиться и на площади Ин-дер-Бург (дословно: «в городе»; или «в крепости»). И снова перед вами откроется удивительная простота жизни австрийского двора в конце XIX – начале XX веков. Простота эта шла из средних веков, когда, в силу окружающего мира, роскошь была уделом немногих, даже в среде высшего света.
«Ин– дер-Бург», название это означает «в крепости», но никакой крепости здесь сейчас нет. Остатки ее (в виде подъемного механизма от моста) можно отыскать внутри красно-черных Швейцарских ворот. Первый укрепленный замок был поставлен на этом месте в XIII веке, когда вымершую династию Бабенбергов (чей дворец стоял на площади Ам-Хоф /то есть, «во дворе»/) сменил известный богемский правитель Отокар Пшемысл.
Его австрийский земельный участок, правда, буквально через пару лет (в 1278 году) мечом и огнем оторвал себе граф Рудольф Габсбург, зарубив незадачливого Отокара в бою.
Поскольку Габсбург хотел доказать правомерность своих действий, он оставил резиденцию на прежнем месте.
Венские жители, впрочем, думали по-другому: убийство Отокара они оценили как покушение на собственную независимость и подняли вооруженное восстание. Восстание было утоплено в крови, счет казненных шел на тысячи. Династия Габсбургов утвердилась в Вене более чем на шестьсот лет.
Настоящую осаду эта крепость переживала всего один раз, когда в 1481 году молодой и наглый венгерский властитель Матиаш Корвин объявил Вене войну, заставив тогдашнего императора Фридриха III переловить и съесть всех венских собак, кошек и крыс (когда поймали последнию мышь, Фридрих, дабы дело не дошло до людоедства, отдал приказ капитулировать).
Матиаш Корвин был милостлив, он выпустил Габсбургов из Хофбурга, Через несколько лет они вернулись, чтобы в 1683 году бежать от турок, а в 1805-м и 1809 году – от Наполеона, и, наконец, в 1848 году – от очередного восстания разгневанных жителей Вены.
Вспомним еще раз Швейцарские ворота, они были построены в 1552 году первым Габсбургом, который еще и первым поселился в Хофбурге, – Фердинандом I. Он получил Австрию в подарок от старшего брата, тогдашнего испанского короля Карла.
На воротах золотыми буквами выведен длиннющий список владений удачливого в жизни и неутомимого на «шутки» Фердинанда, среди которых упомянуты и Испания (где вообще-то правил Карл), и Рим (где вообще-то правил папа), и Венгрия, которую Фердинанд очень успешно присоединил к своим владениям через наследство (неповоротливые и тяжелые на подъем Габсбурги всегда увеличивали свои территории путем бумажных дел, включая браки и наследство, и лишь крайне редко путем меча и огня).
Заканчивается список Фердинанда сочетанием «ZC», что означает «и т. д.». Но Швейцарии в списке этом нет, просто позднее эти ворота охраняла швейцарская гвардия. Отсюда и такое название.
Часть зданий, образующих площадь Ин-дер-Бург, построена в XVI веке, но идея сделать из них парадное каре принадлежала веку XVII, эпохе барокко, когда Хофбург переживал наибольший расцвет. Произошло это при Леопольде I, который, избавив Вену навсегда от турецкой опасности, предался своим артистическим маниям. Столица приобрела вид строительной площадки. В Хофбурге он построил огромный театр для исполнения собственных музыкальных произведений, где сам же временами играл главные роли. Но театр был деревянным и не сохранился, сгорел, как всегда, от грошевой свечи.
В центре площади Ин-дер-Бург стоит памятник – не рачительному Фердинанду и не талантливому Леопольду, но человеку, при котором престижу страны был нанесен непоправимый урон, – императору Францу I, который успел побывать еще и Францем II, причем Вторым раньше, чем Первым.
Эта удивительная история связана с тем, что с XV века Габсбурги были не только правителями Австрии, но и императорами Священной Римской империи – «престижной фикции, которая, по справедливой формулировке уже упомянутого Матиаша Корвина, не была ни священной, ни римской, ни империей».
Фактически это было условное обозначение единой германской империи. Поскольку Габсбурги добились благодаря своим династическим связям неофициальной монополии на этот титул, правителями одной, совершенно крошечной Австрии им называться было просто неудобно. Но когда в начале 1800-х годов Наполеон стал всерьез обсуждать планы объединения Европы под французскими знаменами, император Франц II на всякий случай выдумал себе титул «кайзера австрийского Франца I», стремясь, тем самым, обезопасить себя от нападок воинственного соседа. Но он не учел характера Наполеона, выходца из плебейской среды, для которого и титулы, и звания, и происхождение значения не имели.
Трещавшую по швам и существующую более на бумаге Священную Римскую империю Наполеон упразднил в 1806 году одним росчерком пера (пост фактум все было оформлено юридически).
А связь с новой империей неутомимый и боязливый Франц решил иным, то же не оригинальным, а проверенным способом выдав за Наполеона свою дочь. Дипломатическим способностям венского властителя пришлось удивляться еще не раз, например тогда, когда для всех в Европе стало ясным – Наполеоновская империя вот-вот рухнет, а самого незадачливого корсиканца отправят в ссылку. Франц взял на себя в то время другую роль – хозяина исторического Венского конгресса (1815 год), в ходе которого не столько решались судьбы будущей Европы, сколько протанцовывались и проедались деньги новоявленной Австрийской империи (ежевечерне в Хофбурге накрывался ужин на несколько тысяч гостей). Памятник Францу поставили уже в «тишайшие» 1840-е годы, когда «хороший аппетит в сочетании с умеренностью амбиций (столь ярко проявленные пораженцем Францем) были возведены в статус наивысших добродетелей».[12]
Вот и вся история Хофбурга, который и без хранившегося в его стенах Копья Судьбы мог бы рассчитывать на титул «реликвия».
Имперский крест – большой крест-реликварий, высотой 78 см и длиной перекладины 71 см, стоящий на дубовой, покрытой золотой фольгой подставке и украшенный с обеих сторон драгоценными камнями и жемчугом. По форме крест равноконечный, греческий, с квадратными накладками по концам и в средокостии.
Созданный немецкими ювелирами, Имперский крест был с самого начала предназначен для хранения императорских реликвий. Внутри креста имеются открывающиеся с передней стороны пеналы-ковчежцы, в которых хранились частицы Животворящего Креста (в нижней вертикальной части), Святое Копье (в перекладине) и другие реликвии.
Копье Святого Лонгина хранится в настоящее время отдельно.
Копье Лонгина – стальной наконечник, состоящий из двух частей, скрепленных серебряной проволокой и стянутых золотой муфтой. Длина копья – 50 см. Надпись на золотой муфте гласит: «Копье и Гвоздь Господни». На внутреннем серебряном обруче – текст:
«Генрих III, милостию Божией римский император, август, приказал сделать сей обруч, дабы скрепить Гвоздь Господень и Копье святого Маврикия».
Политики и военные, философы и пииты, авантюристы и священники…
Известна история посещения в 1878 году Хофбурга двумя великими представителями рода человеческого – философом и композитором, Фридрихом Ницше (1844—1900) и Рихардом Вагнером (1813—1883):
Ницше и Вагнер стоят у витрины с Копьем в Хофбурге.
Ницше:
– Бог умер… Его убили и ты и я…
Вагнер ответил ему словами, вложенными самим же Ницше в уста Заратустры:
– Бог умер, и вместе с ним умерли и эти хулители…
Кого имел в виду Вагнер:
Себя и Ницше?
Или иных?
После появления на свет вагнеровского «Парсифаля» (1882 год) дороги этих двух людей разошлись. Каждый из них пошел своей дорогой, что, впрочем, закономерно… (Считается, что Ницше разгневался на Вагнера за «христианские нотки» в «Парсифале». Ницше возражает против христианства, потому что оно принимает, как он выражается, «рабскую мораль»… Согласно его оценкам, Французская революция и социализм, в сущности, по духу своему тождественны христианству. Все это он отрицает и все по той же причине: он не желает рассматривать всех людей как равных ни в каком отношении. /Бертран Рассел/)
Вагнер – один из немногих, кто прикоснулся к тайным евангелическим реликвиям, его «Парсифаль» – тому доказательство.
– Немецкий народ, – отмечал Вагнер, – созданы для великой миссии, о которой их соседи – славяне, французы или скандинавы – не имеют никакого представления. Миссия немцев – избавить мир от поклонения «золотому тельцу». И это – не сугубо «национальная миссия», а – вселенская.
Гитлер был хорошо знаком с музыкой и литературными трудами Рихарда Вагнера. Знал он и о том, что Вагнер, вместе с Ницше, побывал в Хофбурге. В библиотеке фюрера хранилось несколько книг автора, в том числе и та, на страницах которой Вагнер опубликовал свою знаменитую статью «Иудаизм в музыке» (Впервые опубликована в издании: «Neu Zeitschrift fur Musik» в сентябре 1850 года.).
Гитлер внимательно читал Вагнера, отчеркивая карандашом наиболее интересные, на его взгляд, самые значимые высказывания:
«В государстве общество обязано жертвовать частью собственного эгоизма ради благополучия большинства. Непосредственной целью государства является стабильность, достижение спокойствия».
(Как оказалось, и у Новалиса «искали» Грааль: символ германского романтизма «Голубой цветок» Новалиса сравнивали со Священной Чашей.)
Двадцатый век – начало
До начала Первой мировой войны Гитлеру еще неоднократно посчастливилось бывать в Хофбурге и соотносить свои мысли с тем внутренним голосом, что появлялся у него в момент лицезрения Копья.
Наиболее полные свидетельства о так называемом «венском периоде» жизни Гитлера оставил публицист Вальтер Иоганн Штайн (1891—1957). Штайн – уроженец Вены, здесь он окончил университет и стал доктором философии.
Еще в 1909 году Штайн сблизился в австрийской столице с Гитлером на основе общего интереса к средневековым реликвиям – копью Кассиуса-Лонгина, «Парцифалю», захватывающим воображение событиям и легендам IX века, интереса, который своими корнями уходил в поэму Вольфрама фон Эшенбаха. И Штайн, и Гитлер усмотрели в «Парцифале» учение о посвящении в «избранные» (коими они считали и себя). Оба восхищались безумными, нечеловеческими мотивами Вагнера и упивались изложением Ницше.
Гитлер попытался систематизировать символику ступеней посвящения, заложенную в «Парцифале» Эшенбаха и «Парсифале» Вагнера.
Так, на первую ступень он поместил ворона, являвшегося постоянным спутником «Парсифаля» (и Фридриха Барбароссы, которого будущий нацистский фюрер считал едва ли не своим учителем в военном искусстве). Ворон олицетворял «перст судьбы».
На вторую ступень претендовал павлин, потом шли – лебедь (третья ступень), пеликан (четвертая ступень), лев (пятая ступень).
А на самой последней, шестой ступени, Гитлер водрузил орла, птицу, аналогичную устрашающему имперскому орлу Германии. Орел означал «всемирную судьбу», мировое господство.
Ворон, павлин, лебедь, пеликан, лев, орел, – что общего между этой шестеркой животного мира? И что еще мог почерпнуть будущий вождь германских наци из символического ряда?
Лебедь – символ верной и чистой любви, грации, совершенства, чистоты и невинности. Пара лебедей стала расхожим символом верности и неразлучности. Символика лебедя практически однородна у большинства народов мира. В Древней Греции он обозначал Зевса, который превращался в лебедя, сочетаясь в браке с Немесидой и Ледой. С этим образом связываются также изящество и поэзия. Не случайно Вергилия называли «мантуанским лебедем», Мартина Опица – «боберфельдским», а известного русского поэта Василия Жуковского – «царскосельским».
Лебедь иногда выступает символом тайны. Так, Царевна-лебедь покидает своего супруга, когда тому удается подсмотреть, как она сбрасывает перья. «Рыцарь Лебедя» Лоэнгрин улетает от своей жены на серебряной повозке, запряженной семью лебедями, когда ей удается узнать о его происхождении.
Античные легенды гласят, что лебедь поет только перед смертью (отсюда выражение «лебединая песня»), и потому он символизирует конец жизни. Возможно, по этой причине он ассоциировался с Аполлоном и через него с некоторыми музами, например Эрато и Клио.
Благодаря своей красоте лебедь стал атрибутом Венеры: пара лебедей везет ее колесницу. Греческий миф повествует о том, как в жену спартанского царя Тиндарея Леду влюбился Зевс, который приплыл к ней по реке в образе лебедя. В лебедя превратился друг погибшего Фаэтона Кик. Эти птицы, олицетворявшие мистерии, были символами чистоты инициированных. В этом смысле трактуется аллегория воплощения богов (секретная мудрость) в тело лебедя (инициированный).
В христианской символике лебедь служит знаком Девы Марии. Вполне сопоставим с традиционной христианской символикой известный образ славянского фольклора – Царевна-лебедь.
Однако он еще и символ лицемерия, поскольку его белоснежное оперение скрывает черное тело. Популярный на вывесках ирландских пабов «лебедь с двумя шеями» служит также символом подкупа, развращенности и продажности (Фоли Д. Энциклопедия знаков и символов. М., 1994. С. 301; Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. Пер. с англ. М., 1999. С. 330—331,581; Шейнина Е.Я. Энциклопедия символов. М., 2001. С. 120; Энциклопедия символов, знаков, эмблем / Сост. В.Андреева и др. М., 1999. С. 272—273; См. также: Символы, знаки, эмблемы: Энциклопедия. М., 2003.).
Орел – король птиц, самый распространенный символ из всей фауны, связанный с божественностью, храбростью, верой, победой, величием и властью, особенно имперской. Подобно льву среди зверей, орел воспринимается как королевская птица. Ее иногда изображают с львиной головой.
Данте не случайно назвал орла птицей Бога. Орел олицетворялся с греческим Зевсом и римским Юпитером. Орел был послан Юпитером, чтобы клевать печень Прометея. Кроме того, сам превратившийся в орла бог унес на Олимп полюбившегося ему сына легендарного царя Трои Троса Ганимеда, где сделал его своим виночерпием. Обряд апофеоза (с греческого «обожествление») римских императоров, начиная с Юлия Цезаря, включал отпускание на волю орла, который, как считалось, уносит на небо душу умершего, подобно тому, как орел унес на Олимп Ганимеда.
Орел широко используется в системе символизации в связи с солнцем и небом. У греков он был посвящен Солнцу, у египтян, под именем Ах, – Гору. В египетской иероглифике буква «А», означающая начало, солнечное тепло дня, была представлена орлом. Копты поклонялись орлу по имени Ахом. Благодаря быстроте и отваге полета он ассоциируется с молнией и громом и относится к стихиям воздуха и огня.
В ведической традиции орел известен как посланник. В восточном искусстве его часто изображают сражающимся в виде птицы Гаруды, нападающей на змею. В древней Сирии орел с человеческими руками символизировал поклонение солнцу.
Орел был древним символом силы и победы и часто изображался в этом качестве на штандартах римских легионов. В том же значении он изображался и на оружии многих наций. На римских монетах орел представал в качестве эмблемы императорской власти и легионов, а в римском искусстве он изображался восхищающим душу императора на небо. В одной из валлийских легенд о короле Артуре спящего в пещере героя охраняют орлы.
В Библии орел означает величие и всемогущество Бога. Орел, несущий жертву, рассматривался как знак победы высокого над низким. В средние века орел стал символом крещения и возрождения, а также Иисуса Христа и его вознесения. Мистики сравнивали образ взлетающего в небо орла с возносящейся к небу молитвой. В христианстве орел, как символ созерцания и духовного знания, связан с Иоанном Богословом. Аристотель утверждал, что орел может прямо смотреть на восходящее солнце. Поскольку в полете птица смотрит на «солнце славы», она стала также символ Вознесения. Со змеей в клюве орел обозначает триумф Христа над сатаной.
По легенде, орел никогда не стареет, потому что умеет обновлять свою юность. Для этого каждые десять лет он поднимается к солнцу, потом падает вниз, окунается три раза в море. Поэтому он символизирует Воскресение, а баптисты используют его изображение для обозначения новой жизни. На церковном аналое, на который кладут библию, изображают орла с распростертыми в стороны крыльями, что символизирует божественное вдохновение и духовную силу.
В Уэльсе считалось, что крики орла предвещают несчастье или, наоборот, какое-нибудь великое событие. Если орлы кружили низко над равниной, люди ожидали угрозы смерти или эпидемии, а если парили высоко над землей, это сулило удачу. Плохой приметой считается разграбить орлиное гнездо, хотя с другой стороны, считалось, что орлиные яйца обладают магической силой. Одного яйца, съеденного на двоих, было достаточно, чтобы защититься от злых чар. Поскольку птицы обладают очень острым зрением, в народной медицине желчь орла, смешанная с медом, считалась хорошим средством против потери зрения.
В алхимической традиции орел уподобляется воздуху и обозначается треугольником вершиной вверх с поперечиной посередине. Он является герметическим символом серы и означает таинственный огонь Скорпиона и так называемые «Ворота «Великой мистерии». Двойной орел в алхимии обозначает ртуть (Меркурия). Алхимический орел, терзающий льва, означает возвышение переменчивого над постоянным. Крылья расцениваются как знак духа, а полет орла как символ победы воображения или одухотворенной деятельности над материальными тенденциями.
В астрологии созвездие Орла находится над Водолеем, который буквально следит за движениями птицы. Водолея отождествляют с Ганимедом и комментируют этот миф как нужду богов в уранических силах жизни в лице похищенного юноши. В знаке Близнецов орел претерпевает удвоение, то есть возникает двуглавый орел – один из знаков Януса. Подобно гермафродиту, такой орел изображается в двух цветах – красном и белом.
Психологически орел обозначает гордость среди семи смертных грехов. В аллегорических сюжетах орел является атрибутом гордыни и одного из пяти чувств – зрения. Из четырех основных добродетелей орел знаменует справедливость и правосудие.
Изображение орла использовалось в геральдике многих стран. Он является геральдическим символом власти, господства, великодушия и прозорливости. На гербах чаще всего изображается летящим грудью вперед с поднятыми вверх или парящими крыльями. Он входил в состав эмблемы мантуанской династии Гонзага – покровителей искусства в эпоху Возрождения. В США он изображен на государственной печати, принятой в 1782 году. Коронованные властители Европы (России, Польши, Германии, Австрии и Наполеон Бонапарт) сделали двуглавого орла своим символом. Впервые двуглавого орла использовал император Константин, чтобы показать единство развалившейся империи. Кружок над головой орла описывают как «орел в диадеме» (Фоли Д. Энциклопедия знаков и символов. М., 1994. С. 296; Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. М., 1999. С. 81—82,148,405—406; Хоул К. Энциклопедия примет и суеверий. М., 1999. С. 283—284; Шейнина Е.Я. Энциклопедия символов. М., 2001. С. 120; Энциклопедия символов, знаков, эмблем / Сост. В. Андреева и др. М., 1999. С. 361—363; См. также: Символы, знаки, эмблемы: Энциклопедия. М., 2003.).
Следующий владелец Копья – Диоклетиан, потом – король вестготов Одокара, правитель готов Алларих (414—507 годы), который взял Рим и сокрушил Западную римскую империю, чуть позднее – Теодосий, Теодорих (который остановил воинственного и, казалось, непобедимого вождя гуннов Аттилу), Юстиниан.
Затем – Копье у Хлодвига (Мерoвинги) и переходит к Карлу Великому (ему подарил бесценную реликвию патриарх Иерусалимский; по другим данным, он получил от римского папы в качестве священной инсигнии «победную ромфею» /копье императора Константина/). Карл считал, что во многом благодаря Копью Судьбы он выиграл более пятидесяти сражений.
Известно несколько копий Копья Судьбы:
Одно хранится в Ватикане, второе – Кракове (без вставки в виде гвоздя), еще одно – в Париже (сюда его привез в XIII веке Людовик Святой, тот самый, что громил еретиков – катаров-альбигойцев, организовав крестовый поход против собственного народа).
Самое известное Копье – то, что хранится в Вене, в Хофбургском музее: его происхождение датировано III веком.
Реальная – «задокументированная» – история Копья Лонгина начинается 14 июня 1098 года в Антиохии. События описал летописец и каноник Раймунд Агильский. Одному из участников Крестового похода, простолюдину Петру Бартоломею несколько раз являлся святой Андрей и указывал место, где было зарыто Копьe Судьбы. Он также требовал, чтобы об этом было сообщено непосредственно Раймунду, графу Тулузскому. Самое интересное, что место, где было зарыто копье, оказалось достаточно неожиданным – в соборе Святого Петра. Считается, что с помощью копья был взят почти что неприступный Иерусалим и еще многие иные сильно укрепленные города «неверных».
По не совсем понятным причинам крестоносцы начали сомневаться в святости копья. И тогда Петру Бартоломею во сне вновь пришел ангел Господень и предложил показать неверующим силу Копья. Был разведен большой костер, и Петр прошел через него, держа в складках одежды «Копье Лонгина», и вышел цел и невредим. Это происходило накануне пятницы (то есть Страстной, в апреле 1099 года, при осаде Арки). Свидетелей было несколько тысяч. Опять-таки по непонятным причинам сразу же после костра на него кинулась толпа. Если бы не четыре рыцаря, попытавшихся защитить его, то Петра разорвали бы на куски непосредственно на месте. В любом случае ему нанесли несколько тяжелых ран, от которых он через пару дней скончался (Trackers. su. Копье судьбы. Часть 1.[11]).
Этот, хофбургский, экземпляр связывают с именами и других, также широко известных в мировой истории императоров:
Побывало Копье Судьбы и в руках Фридриха Барбаросса, от него перешло к Генриху I (Адольф Гитлер отсчитывал историю «тысячелетнего Рейха» от правления Генриха I. Гитлер не раз отмечал: «Копье – перст судьбы». (См., также: Власть магических культов в нацистской Германии. М., 1992.)) «Птицелову», от него к Оттону I, затем – к Оттону III, после – к Сигизмунду I. (Император Священной Римской империи, издал указ, согласно которому Копье никогда не должно было покидать границы империи).
Генрих I (король Саксонии) держал копье во время битвы с венграми при Унтрусте. Сын Генриха I, владелец Копья, разбил монгольские орды под Лехом.
Еще при Сигизмунде было определено место хранения Копья Судьбы – собор Святой Екатерины в Нюрнберге, однако при Габсбургах перевезено в Вену.
До ХХ века оно лишь однажды покидало венское хранилище, его пытался присвоить Бонапарт Наполеон, но оно у него пропало самым таинственным образом. После окончательного разгрома Наполеона в 1815 года Копье вновь заняло свое почетное место в Хофбурге, упокоившись на красном бархате.
* * *
Хофбургский дворец – прекраснейший архитектурный памятник. Вот что найдем мы в любом из путеводителей по австрийской столице:Главный вход в Хофбург находится на площади Михаэлерплац: огромные ворота, построенные в 1889 году по планам еще XVIII века. Они имеют зеленые (подобно мусульманским) купола, четыре скульптурные группы с одним и тем же «накачанным» Геркулесом, разящим своих многочисленных врагов, и справа и слева – еще два фонтана – «Австрия, покоряющая море» и, соответственно, «Австрия, покоряющая сушу». Правда, к моменту сооружения фонтанов покорение и того и другого было настоящей фантазией, поскольку огромная австро-венгерская империя потеряла свои прекрасные венецианские владения и с позором проиграла тяжелейшую австро-прусскую войну.
Внутри арки – купольный вестибюль, а в нем (справа) – вход в королевские апартаменты, куда и устремляется все время основная масса любопытствующих. Любителям роскошной архитектуры там, правда, смотреть абсолютно нечего: в поисках прекрасных архитектурных ансамблей лучше всего проехать в Шенбрунн. А здесь интерес представляет, прежде всего, лишь многочисленные комнаты Франца-Иосифа, вид которого в свое время заставил героя романа Музиля «Человек без свойств» «подумать об адвокате или зубном враче, живущем без достаточной изоляции между кабинетом и частной квартирой», настолько все казалось простым.
Эти скромные апартаменты дают прекрасное представление об образе жизни австрийского императора Франца-Иосифа и его супруги Сисси: можно представить себе, как он и она с утра до вечера занимались физкультурой, много читали, принимали гостей, управляли государством.
Стоит остановиться и на площади Ин-дер-Бург (дословно: «в городе»; или «в крепости»). И снова перед вами откроется удивительная простота жизни австрийского двора в конце XIX – начале XX веков. Простота эта шла из средних веков, когда, в силу окружающего мира, роскошь была уделом немногих, даже в среде высшего света.
«Ин– дер-Бург», название это означает «в крепости», но никакой крепости здесь сейчас нет. Остатки ее (в виде подъемного механизма от моста) можно отыскать внутри красно-черных Швейцарских ворот. Первый укрепленный замок был поставлен на этом месте в XIII веке, когда вымершую династию Бабенбергов (чей дворец стоял на площади Ам-Хоф /то есть, «во дворе»/) сменил известный богемский правитель Отокар Пшемысл.
Его австрийский земельный участок, правда, буквально через пару лет (в 1278 году) мечом и огнем оторвал себе граф Рудольф Габсбург, зарубив незадачливого Отокара в бою.
Поскольку Габсбург хотел доказать правомерность своих действий, он оставил резиденцию на прежнем месте.
Венские жители, впрочем, думали по-другому: убийство Отокара они оценили как покушение на собственную независимость и подняли вооруженное восстание. Восстание было утоплено в крови, счет казненных шел на тысячи. Династия Габсбургов утвердилась в Вене более чем на шестьсот лет.
Настоящую осаду эта крепость переживала всего один раз, когда в 1481 году молодой и наглый венгерский властитель Матиаш Корвин объявил Вене войну, заставив тогдашнего императора Фридриха III переловить и съесть всех венских собак, кошек и крыс (когда поймали последнию мышь, Фридрих, дабы дело не дошло до людоедства, отдал приказ капитулировать).
Матиаш Корвин был милостлив, он выпустил Габсбургов из Хофбурга, Через несколько лет они вернулись, чтобы в 1683 году бежать от турок, а в 1805-м и 1809 году – от Наполеона, и, наконец, в 1848 году – от очередного восстания разгневанных жителей Вены.
Вспомним еще раз Швейцарские ворота, они были построены в 1552 году первым Габсбургом, который еще и первым поселился в Хофбурге, – Фердинандом I. Он получил Австрию в подарок от старшего брата, тогдашнего испанского короля Карла.
На воротах золотыми буквами выведен длиннющий список владений удачливого в жизни и неутомимого на «шутки» Фердинанда, среди которых упомянуты и Испания (где вообще-то правил Карл), и Рим (где вообще-то правил папа), и Венгрия, которую Фердинанд очень успешно присоединил к своим владениям через наследство (неповоротливые и тяжелые на подъем Габсбурги всегда увеличивали свои территории путем бумажных дел, включая браки и наследство, и лишь крайне редко путем меча и огня).
Заканчивается список Фердинанда сочетанием «ZC», что означает «и т. д.». Но Швейцарии в списке этом нет, просто позднее эти ворота охраняла швейцарская гвардия. Отсюда и такое название.
Часть зданий, образующих площадь Ин-дер-Бург, построена в XVI веке, но идея сделать из них парадное каре принадлежала веку XVII, эпохе барокко, когда Хофбург переживал наибольший расцвет. Произошло это при Леопольде I, который, избавив Вену навсегда от турецкой опасности, предался своим артистическим маниям. Столица приобрела вид строительной площадки. В Хофбурге он построил огромный театр для исполнения собственных музыкальных произведений, где сам же временами играл главные роли. Но театр был деревянным и не сохранился, сгорел, как всегда, от грошевой свечи.
В центре площади Ин-дер-Бург стоит памятник – не рачительному Фердинанду и не талантливому Леопольду, но человеку, при котором престижу страны был нанесен непоправимый урон, – императору Францу I, который успел побывать еще и Францем II, причем Вторым раньше, чем Первым.
Эта удивительная история связана с тем, что с XV века Габсбурги были не только правителями Австрии, но и императорами Священной Римской империи – «престижной фикции, которая, по справедливой формулировке уже упомянутого Матиаша Корвина, не была ни священной, ни римской, ни империей».
Фактически это было условное обозначение единой германской империи. Поскольку Габсбурги добились благодаря своим династическим связям неофициальной монополии на этот титул, правителями одной, совершенно крошечной Австрии им называться было просто неудобно. Но когда в начале 1800-х годов Наполеон стал всерьез обсуждать планы объединения Европы под французскими знаменами, император Франц II на всякий случай выдумал себе титул «кайзера австрийского Франца I», стремясь, тем самым, обезопасить себя от нападок воинственного соседа. Но он не учел характера Наполеона, выходца из плебейской среды, для которого и титулы, и звания, и происхождение значения не имели.
Трещавшую по швам и существующую более на бумаге Священную Римскую империю Наполеон упразднил в 1806 году одним росчерком пера (пост фактум все было оформлено юридически).
А связь с новой империей неутомимый и боязливый Франц решил иным, то же не оригинальным, а проверенным способом выдав за Наполеона свою дочь. Дипломатическим способностям венского властителя пришлось удивляться еще не раз, например тогда, когда для всех в Европе стало ясным – Наполеоновская империя вот-вот рухнет, а самого незадачливого корсиканца отправят в ссылку. Франц взял на себя в то время другую роль – хозяина исторического Венского конгресса (1815 год), в ходе которого не столько решались судьбы будущей Европы, сколько протанцовывались и проедались деньги новоявленной Австрийской империи (ежевечерне в Хофбурге накрывался ужин на несколько тысяч гостей). Памятник Францу поставили уже в «тишайшие» 1840-е годы, когда «хороший аппетит в сочетании с умеренностью амбиций (столь ярко проявленные пораженцем Францем) были возведены в статус наивысших добродетелей».[12]
Вот и вся история Хофбурга, который и без хранившегося в его стенах Копья Судьбы мог бы рассчитывать на титул «реликвия».
* * *
В 1224 году для венчания на царство Генриха II был изготовлен уникальный царственный реликварий – «Имперский Крест» (хранится в Хофбурге).Имперский крест – большой крест-реликварий, высотой 78 см и длиной перекладины 71 см, стоящий на дубовой, покрытой золотой фольгой подставке и украшенный с обеих сторон драгоценными камнями и жемчугом. По форме крест равноконечный, греческий, с квадратными накладками по концам и в средокостии.
Созданный немецкими ювелирами, Имперский крест был с самого начала предназначен для хранения императорских реликвий. Внутри креста имеются открывающиеся с передней стороны пеналы-ковчежцы, в которых хранились частицы Животворящего Креста (в нижней вертикальной части), Святое Копье (в перекладине) и другие реликвии.
Копье Святого Лонгина хранится в настоящее время отдельно.
Копье Лонгина – стальной наконечник, состоящий из двух частей, скрепленных серебряной проволокой и стянутых золотой муфтой. Длина копья – 50 см. Надпись на золотой муфте гласит: «Копье и Гвоздь Господни». На внутреннем серебряном обруче – текст:
«Генрих III, милостию Божией римский император, август, приказал сделать сей обруч, дабы скрепить Гвоздь Господень и Копье святого Маврикия».
* * *
Кто только не любовался Копьем, кто только не испытывал желания покорить мир, лишь выйдя за стены Хофбурга?Политики и военные, философы и пииты, авантюристы и священники…
Известна история посещения в 1878 году Хофбурга двумя великими представителями рода человеческого – философом и композитором, Фридрихом Ницше (1844—1900) и Рихардом Вагнером (1813—1883):
Ницше и Вагнер стоят у витрины с Копьем в Хофбурге.
Ницше:
– Бог умер… Его убили и ты и я…
Вагнер ответил ему словами, вложенными самим же Ницше в уста Заратустры:
– Бог умер, и вместе с ним умерли и эти хулители…
Кого имел в виду Вагнер:
Себя и Ницше?
Или иных?
После появления на свет вагнеровского «Парсифаля» (1882 год) дороги этих двух людей разошлись. Каждый из них пошел своей дорогой, что, впрочем, закономерно… (Считается, что Ницше разгневался на Вагнера за «христианские нотки» в «Парсифале». Ницше возражает против христианства, потому что оно принимает, как он выражается, «рабскую мораль»… Согласно его оценкам, Французская революция и социализм, в сущности, по духу своему тождественны христианству. Все это он отрицает и все по той же причине: он не желает рассматривать всех людей как равных ни в каком отношении. /Бертран Рассел/)
Вагнер – один из немногих, кто прикоснулся к тайным евангелическим реликвиям, его «Парсифаль» – тому доказательство.
– Немецкий народ, – отмечал Вагнер, – созданы для великой миссии, о которой их соседи – славяне, французы или скандинавы – не имеют никакого представления. Миссия немцев – избавить мир от поклонения «золотому тельцу». И это – не сугубо «национальная миссия», а – вселенская.
Гитлер был хорошо знаком с музыкой и литературными трудами Рихарда Вагнера. Знал он и о том, что Вагнер, вместе с Ницше, побывал в Хофбурге. В библиотеке фюрера хранилось несколько книг автора, в том числе и та, на страницах которой Вагнер опубликовал свою знаменитую статью «Иудаизм в музыке» (Впервые опубликована в издании: «Neu Zeitschrift fur Musik» в сентябре 1850 года.).
Гитлер внимательно читал Вагнера, отчеркивая карандашом наиболее интересные, на его взгляд, самые значимые высказывания:
«В государстве общество обязано жертвовать частью собственного эгоизма ради благополучия большинства. Непосредственной целью государства является стабильность, достижение спокойствия».
* * *
«Народ составляют те, кто думает инстинктивно. Народ ведет себя бессознательно и на этом основании природно-инстинктивно».* * *
«Демократия – это вообще не немецкое, а откуда-то заимствованное понятие. Франко-иудейская демократия – омерзительная вещь».* * *
…Вспомнил Новалиса: «Наверное, никто не отклоняется так далеко от цели, как тот, кто воображает себя уже знающим необычайное царство и умеющим в немногих словах изложить его устройство и найти верный путь. Никому, кто объединился и сделался как бы островом, не дается само собой понимание… Долгое непрестанное общение, свободное и искусное созерцание, чуткость к тихим знакам и приметам, внутренняя поэтическая жизнь, развитые чувства, простая и благочестивая душа – вот что по существу требуется от настоящего друга природы…»(Как оказалось, и у Новалиса «искали» Грааль: символ германского романтизма «Голубой цветок» Новалиса сравнивали со Священной Чашей.)
Двадцатый век – начало
«И мир разоблачит себя перед тобой, он не сможет поступить иначе…»
Франц Кафка
До начала Первой мировой войны Гитлеру еще неоднократно посчастливилось бывать в Хофбурге и соотносить свои мысли с тем внутренним голосом, что появлялся у него в момент лицезрения Копья.
Наиболее полные свидетельства о так называемом «венском периоде» жизни Гитлера оставил публицист Вальтер Иоганн Штайн (1891—1957). Штайн – уроженец Вены, здесь он окончил университет и стал доктором философии.
Еще в 1909 году Штайн сблизился в австрийской столице с Гитлером на основе общего интереса к средневековым реликвиям – копью Кассиуса-Лонгина, «Парцифалю», захватывающим воображение событиям и легендам IX века, интереса, который своими корнями уходил в поэму Вольфрама фон Эшенбаха. И Штайн, и Гитлер усмотрели в «Парцифале» учение о посвящении в «избранные» (коими они считали и себя). Оба восхищались безумными, нечеловеческими мотивами Вагнера и упивались изложением Ницше.
Гитлер попытался систематизировать символику ступеней посвящения, заложенную в «Парцифале» Эшенбаха и «Парсифале» Вагнера.
Так, на первую ступень он поместил ворона, являвшегося постоянным спутником «Парсифаля» (и Фридриха Барбароссы, которого будущий нацистский фюрер считал едва ли не своим учителем в военном искусстве). Ворон олицетворял «перст судьбы».
На вторую ступень претендовал павлин, потом шли – лебедь (третья ступень), пеликан (четвертая ступень), лев (пятая ступень).
А на самой последней, шестой ступени, Гитлер водрузил орла, птицу, аналогичную устрашающему имперскому орлу Германии. Орел означал «всемирную судьбу», мировое господство.
Ворон, павлин, лебедь, пеликан, лев, орел, – что общего между этой шестеркой животного мира? И что еще мог почерпнуть будущий вождь германских наци из символического ряда?
Лебедь – символ верной и чистой любви, грации, совершенства, чистоты и невинности. Пара лебедей стала расхожим символом верности и неразлучности. Символика лебедя практически однородна у большинства народов мира. В Древней Греции он обозначал Зевса, который превращался в лебедя, сочетаясь в браке с Немесидой и Ледой. С этим образом связываются также изящество и поэзия. Не случайно Вергилия называли «мантуанским лебедем», Мартина Опица – «боберфельдским», а известного русского поэта Василия Жуковского – «царскосельским».
Лебедь иногда выступает символом тайны. Так, Царевна-лебедь покидает своего супруга, когда тому удается подсмотреть, как она сбрасывает перья. «Рыцарь Лебедя» Лоэнгрин улетает от своей жены на серебряной повозке, запряженной семью лебедями, когда ей удается узнать о его происхождении.
Античные легенды гласят, что лебедь поет только перед смертью (отсюда выражение «лебединая песня»), и потому он символизирует конец жизни. Возможно, по этой причине он ассоциировался с Аполлоном и через него с некоторыми музами, например Эрато и Клио.
Благодаря своей красоте лебедь стал атрибутом Венеры: пара лебедей везет ее колесницу. Греческий миф повествует о том, как в жену спартанского царя Тиндарея Леду влюбился Зевс, который приплыл к ней по реке в образе лебедя. В лебедя превратился друг погибшего Фаэтона Кик. Эти птицы, олицетворявшие мистерии, были символами чистоты инициированных. В этом смысле трактуется аллегория воплощения богов (секретная мудрость) в тело лебедя (инициированный).
В христианской символике лебедь служит знаком Девы Марии. Вполне сопоставим с традиционной христианской символикой известный образ славянского фольклора – Царевна-лебедь.
Однако он еще и символ лицемерия, поскольку его белоснежное оперение скрывает черное тело. Популярный на вывесках ирландских пабов «лебедь с двумя шеями» служит также символом подкупа, развращенности и продажности (Фоли Д. Энциклопедия знаков и символов. М., 1994. С. 301; Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. Пер. с англ. М., 1999. С. 330—331,581; Шейнина Е.Я. Энциклопедия символов. М., 2001. С. 120; Энциклопедия символов, знаков, эмблем / Сост. В.Андреева и др. М., 1999. С. 272—273; См. также: Символы, знаки, эмблемы: Энциклопедия. М., 2003.).
Орел – король птиц, самый распространенный символ из всей фауны, связанный с божественностью, храбростью, верой, победой, величием и властью, особенно имперской. Подобно льву среди зверей, орел воспринимается как королевская птица. Ее иногда изображают с львиной головой.
Данте не случайно назвал орла птицей Бога. Орел олицетворялся с греческим Зевсом и римским Юпитером. Орел был послан Юпитером, чтобы клевать печень Прометея. Кроме того, сам превратившийся в орла бог унес на Олимп полюбившегося ему сына легендарного царя Трои Троса Ганимеда, где сделал его своим виночерпием. Обряд апофеоза (с греческого «обожествление») римских императоров, начиная с Юлия Цезаря, включал отпускание на волю орла, который, как считалось, уносит на небо душу умершего, подобно тому, как орел унес на Олимп Ганимеда.
Орел широко используется в системе символизации в связи с солнцем и небом. У греков он был посвящен Солнцу, у египтян, под именем Ах, – Гору. В египетской иероглифике буква «А», означающая начало, солнечное тепло дня, была представлена орлом. Копты поклонялись орлу по имени Ахом. Благодаря быстроте и отваге полета он ассоциируется с молнией и громом и относится к стихиям воздуха и огня.
В ведической традиции орел известен как посланник. В восточном искусстве его часто изображают сражающимся в виде птицы Гаруды, нападающей на змею. В древней Сирии орел с человеческими руками символизировал поклонение солнцу.
Орел был древним символом силы и победы и часто изображался в этом качестве на штандартах римских легионов. В том же значении он изображался и на оружии многих наций. На римских монетах орел представал в качестве эмблемы императорской власти и легионов, а в римском искусстве он изображался восхищающим душу императора на небо. В одной из валлийских легенд о короле Артуре спящего в пещере героя охраняют орлы.
В Библии орел означает величие и всемогущество Бога. Орел, несущий жертву, рассматривался как знак победы высокого над низким. В средние века орел стал символом крещения и возрождения, а также Иисуса Христа и его вознесения. Мистики сравнивали образ взлетающего в небо орла с возносящейся к небу молитвой. В христианстве орел, как символ созерцания и духовного знания, связан с Иоанном Богословом. Аристотель утверждал, что орел может прямо смотреть на восходящее солнце. Поскольку в полете птица смотрит на «солнце славы», она стала также символ Вознесения. Со змеей в клюве орел обозначает триумф Христа над сатаной.
По легенде, орел никогда не стареет, потому что умеет обновлять свою юность. Для этого каждые десять лет он поднимается к солнцу, потом падает вниз, окунается три раза в море. Поэтому он символизирует Воскресение, а баптисты используют его изображение для обозначения новой жизни. На церковном аналое, на который кладут библию, изображают орла с распростертыми в стороны крыльями, что символизирует божественное вдохновение и духовную силу.
В Уэльсе считалось, что крики орла предвещают несчастье или, наоборот, какое-нибудь великое событие. Если орлы кружили низко над равниной, люди ожидали угрозы смерти или эпидемии, а если парили высоко над землей, это сулило удачу. Плохой приметой считается разграбить орлиное гнездо, хотя с другой стороны, считалось, что орлиные яйца обладают магической силой. Одного яйца, съеденного на двоих, было достаточно, чтобы защититься от злых чар. Поскольку птицы обладают очень острым зрением, в народной медицине желчь орла, смешанная с медом, считалась хорошим средством против потери зрения.
В алхимической традиции орел уподобляется воздуху и обозначается треугольником вершиной вверх с поперечиной посередине. Он является герметическим символом серы и означает таинственный огонь Скорпиона и так называемые «Ворота «Великой мистерии». Двойной орел в алхимии обозначает ртуть (Меркурия). Алхимический орел, терзающий льва, означает возвышение переменчивого над постоянным. Крылья расцениваются как знак духа, а полет орла как символ победы воображения или одухотворенной деятельности над материальными тенденциями.
В астрологии созвездие Орла находится над Водолеем, который буквально следит за движениями птицы. Водолея отождествляют с Ганимедом и комментируют этот миф как нужду богов в уранических силах жизни в лице похищенного юноши. В знаке Близнецов орел претерпевает удвоение, то есть возникает двуглавый орел – один из знаков Януса. Подобно гермафродиту, такой орел изображается в двух цветах – красном и белом.
Психологически орел обозначает гордость среди семи смертных грехов. В аллегорических сюжетах орел является атрибутом гордыни и одного из пяти чувств – зрения. Из четырех основных добродетелей орел знаменует справедливость и правосудие.
Изображение орла использовалось в геральдике многих стран. Он является геральдическим символом власти, господства, великодушия и прозорливости. На гербах чаще всего изображается летящим грудью вперед с поднятыми вверх или парящими крыльями. Он входил в состав эмблемы мантуанской династии Гонзага – покровителей искусства в эпоху Возрождения. В США он изображен на государственной печати, принятой в 1782 году. Коронованные властители Европы (России, Польши, Германии, Австрии и Наполеон Бонапарт) сделали двуглавого орла своим символом. Впервые двуглавого орла использовал император Константин, чтобы показать единство развалившейся империи. Кружок над головой орла описывают как «орел в диадеме» (Фоли Д. Энциклопедия знаков и символов. М., 1994. С. 296; Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. М., 1999. С. 81—82,148,405—406; Хоул К. Энциклопедия примет и суеверий. М., 1999. С. 283—284; Шейнина Е.Я. Энциклопедия символов. М., 2001. С. 120; Энциклопедия символов, знаков, эмблем / Сост. В. Андреева и др. М., 1999. С. 361—363; См. также: Символы, знаки, эмблемы: Энциклопедия. М., 2003.).