Тенн Уильям. Лампа для медузы

Уильям Тенн

Лампа для Медузы

   Смелостью дыша, Это в их счастливые сборища Шагнул, предводимый Афиною, Сын Данаи.

   Он убил Горгону, Он принес островитянам Ту голову, пеструю змеиною гривой, — Каменную смерть.

Пиндар «Пифийские песни»

 
   От куска пергамента, на котором большими, расплывшимися буквами были написаны эти слова, плохо пахло. Как и от всего прочего в этой квартире, мрачно подумал Перси С.Юсс. Он повертел пергамент в пальцах; от прикосновения к этому клочку кожи возникало некое странное, необъяснимое ощущение.
   На обратной стороне пергамента еще оставалось несколько коричневых шерстинок, прилипших к плохо выделанной поверхности. Кто-то, очевидно, взял на себя неблагодарный труд забить и ободрать животное — и все лишь ради того, чтобы написать на коже перевод малоизвестных стихов давно умершего поэта.
   Похоже, в этих трех комнатах раньше жила весьма эксцентричная личность!
   Перси бросил кусок мертвой ткани размером с носовой платок в груду прочего невероятного барахла — начиная от поношенных балетных туфель и кончая четырьмя деревянными ножками от стула, которые, вероятно, были отрублены очень острым топором — судя по идеальной гладкости поверхности среза.
   Ну и коллекция! Он покачал головой, сметая мусор метлой, которую обнаружил в кухне, в большую кучу. Мужская безопасная бритва, женские щипцы для завивки, множество блокнотов, заполненных странными неразборчивыми каракулями… Не говоря уже о штабеле запертых чемоданов, на верх которого он только что поставил свой собственный.
   Конечно, дареной квартире в комнаты не смотрят, если можно так выразиться. Однако его не переставала удивлять беспечность предыдущих жильцов, которые даже не позаботились о том, чтобы забрать свое имущество. У него вновь возникло странное ощущение, такое же, как и тогда, когда он впервые увидел пергамент.
   Может быть, они не платили за квартиру? Да нет, не может быть. При столь низкой квартплате не надо было быть даже совладельцем почти обанкротившейся забегаловки, чтобы не иметь особых проблем. Именно по причине невероятной дешевизны квартиры Перси тут же полез в бумажник за тридцатью пятью долларами задатка, которые потребовала хозяйка. В течение ряда лет скитаясь по убогим меблированным комнатам, он наконец нашел себе подходящую квартиру, и, можно сказать, почти бесплатно!
   Счастливый обладатель квартиры глубоко, удовлетворенно вздохнул. В ней плохо пахло, она была завалена мусором, и требовалось по крайней мере два дня, чтобы привести ее в порядок, но это была его квартира. Перси снова с энтузиазмом взялся за метлу.

 
   Дверь внезапно открылась, и без стука вошла миссис Даннер. Из гостиной, где Перси сгребал в кучу мусор, он увидел сильно помятую тяжкой жизнью и алкоголем старую леди, выполнявшую одновременно функции уборщицы, управляющего и агента по недвижимости. В руке ее покачивалась наполовину опустошенная бутылка виски — живая эпитафия тридцати пяти долларам, когда-то принадлежавшим Перси.
   Она прислонилась к стене, предварительно ласково погладив ее, словно та могла испугаться и отскочить.
   — Славная квартирка, миленькая квартирка, ты мне денежки приносишь, — пробормотала миссис Даннер. — Они приходят и уходят, приходят и уходят, но ты всегда остаешься со мной. И каждый раз Мэрибелл Даннер зарабатывает еще на дюжину бутылочек. Любимая моя квартирка, ты моя… бульк!
   Последнее слово, как понял Перси, с суровым видом входя в кухню, вовсе не было новым способом выражения нежности, на ходу придуманным миссис Даннер, а всего лишь обычным словом, до неузнаваемости измененным звуком хорошего глотка виски, которыми она часто прерывала свою речь.
   — Чудесная квартирка! — продолжала миссис Даннер, потираясь спиной о грязную стену, словно котенок, который давно стал взрослым, но так и не превратился в кота. — Домовладельцы платят мне столько, что и канарейку не прокормишь, дети о своей старой мамочке не заботятся, но ты мне помогаешь, верно? Ты не дашь мне… бульк! Каждый новый жилец…
   Она опустила бутылку, очередным глотком из которой собиралась прервать фразу, и наклонилась вперед, отчаянно моргая покрасневшими глазами:
   — Вы еще здесь?
   — Да, я еще здесь, — сердито сказал Перси. — В конце концов, я только утром сюда въехал! Что вы делаете в моей квартире?
   Миссис Даннер выпрямилась и в замешательстве покачала головой.
   — Как он может до сих пор быть здесь? — шепотом спросила она у горлышка бутылки. — Уже прошло четыре часа, как он въехал. Никто из предыдущих не оставался так… бульк! — Она вытерла губы. — Никто!
   — Послушайте. Я заплатил вам за месяц вперед, да еще добавил изрядную сумму сверху, хотя это и незаконно. Мне приходится зарабатывать деньги тяжким трудом в жаркой и вонючей забегаловке, которая, похоже, скоро окончательно разорится, что бы мы ни делали.
   — Это очень плохо, — как бы утешая, сказала миссис Даннер. — Ни в коем случае нельзя было избирать Гувера. Я голосовала за Эла… бульк! Он бы Кайзера так запросто не отпустил. Вот, выпейте немного, прежде чем исчезнуть.
   — Я заплатил вам, — терпеливо продолжал Перси, — всю эту капусту ради того, чтобы иметь собственную квартиру. Я не желаю, чтобы вы входили без стука. Я здесь живу. Так что вам нужно?
   Она печально взглянула на него слезящимися глазами, сделала очередной глоток, громко икнула и направилась к двери.
   — Все, что мне нужно, — квартира. Но она еще не готова, она еще не… бульк! Если надо, я подожду часок-другой. Я не… бульк!

 
   Новый жилец тщательно закрыл за ней дверь, в очередной раз отметив, что на месте замка зияет дыра с неровными краями — словно после предыдущего обитателя квартиры дверь пришлось взламывать.
   Что бы это значило? Может быть, самоубийство. Или… что там миссис Даннер говорила об исчезновениях? Можно ли воспринимать ее слова всерьез? Это могло бы объяснить происхождение кучи барахла и полных чемоданов — словно люди только что въехали, и вдруг…
   Вдруг — что? Все-таки он живет в двадцатом веке и в одном из самых цивилизованных городов на Земле. Человек не может просто так войти в холодную квартиру в Вест-Сайде и исчезнуть. Нет, это нелогично.
   Что бы там ни было, прежде чем идти на работу, надо поставить на дверь замок. Он посмотрел на часы. Оставалось еще полтора часа времени — вполне достаточно, чтобы быстро принять ванну, сходить купить замок и установить его на место. Закончить уборку можно и завтра.
   Небольшая, в четыре фута длиной, ванна стояла на высоких железных ножках рядом с кухонной раковиной. На подвешенную к стене тяжелую эмалированную крышку было навалено еще больше барахла, чем на полу. Вздохнув, Перси начал перетаскивать его в наполовину убранную комнату.
   Когда он закончил, комната снова оказалась полностью завалена, а он не чувствовал ничего, кроме жары, усталости и отвращения. «Ничего не скажешь, удачное приобретение», — сердито подумал он, поднял крышку, прислонив ее к стене, наполнил ванну водой и начал раздеваться. Темная, грязная квартира, забитая пожитками бесчисленных прежних жильцов; ему не только пришлось за нее переплатить, но теперь в дополнение ко всему казалось, что на ней лежит проклятие. Да еще эта пьяная баба-управляющий, которая с тем же успехом могла бы сбыть ему собственность разыскиваемого полицией преступника!
   Он достал из чемодана полотенце и мыло. Настроение его ухудшилось еще больше, когда он обнаружил, что его ноги, после того как он постоял на полу кухни, покрылись слоем жирной грязью. Не хватало еще каких-нибудь паразитов!
   Наклонившись, чтобы очистить ноги и не занести удобрения — вероятно, весьма полезные для картофельной грядки — в ванну, Перси заметил на полу все тот же белый клочок пергамента, на одной стороне которого был аккуратным почерком выведен фрагмент классической поэзии. Вероятно, он случайно занес его в кухню, пока ходил туда и обратно.
   Вновь скользнув по нему взглядом, Перси опять ощутил странную дрожь, как в приступе лихорадки:
   …Он убил Горгону, Он принес островитянам Ту голову, пеструю змеиною гривой, — Каменную смерть.
   Кто убил Горгону? Какой-то персонаж греческой мифологии — но кто именно, он не помнил. И образ, и имя ускользали из памяти. Обычно такие вещи не забывались. Двадцать лет, проведенных за разгадыванием кроссвордов, почти равнялись высшему образованию.
   Он пожал плечами и отбросил клочок пергамента в сторону, однако тот зацепился за край крышки ванны и упал в воду. Не везет так не везет! Перси повесил полотенце на перекладину между высокими ножками ванны и выбрался наружу — пришлось наклонить голову и изогнуть спину, чтобы не стукнуться о деревянную сушилку для посуды, висевшую на стене на высоте около трех футов над ванной.
   Его колени выступали из воды, почти упираясь в грудь. Вряд ли со стороны это было приятное зрелище!
   От прежнего радостного чувства обладания собственной квартирой уже почти ничего не осталось. Он чувствовал, что в очередной раз обманут — так же, как в тот раз, когда купил половину ресторана, к которому уже давно с профессиональным интересом присматривался шериф. Неудачи преследовали Перси всю его жизнь.
   — Меня даже не обманули, — угрюмо сказал он. — Я сам виноват!
   В добавление ко всему оказалось, что протекает пробка. Уровень воды быстро опустился до его лодыжек. Проклиная своих родителей за то, что они полюбили друг друга с первого взгляда, Перси нагнулся, чтобы более надежно поставить ее на место. В это мгновение ему на глаза опять попался пергамент, плававший на поверхности воды.
   За клочком кожи тянулись длинные пряди шерсти, и написанные на нем слова начинали расплываться. Его это больше не интересовало; он чувствовал, что не должен этим интересоваться, что эти стихи представляют опасность бОльшую, чем могла когда-либо привидеться в самых кошмарных снах. Он снова ощутил странную дрожь и понял — инстинкт совершенно правильно подсказывает ему, что от пергамента следует как можно быстрее избавиться, что любопытство, заставляющее его каждый раз читать эти стихи, может плохо кончиться…
   Шагнул, предводимый Афиною, Сын Данаи…
   Почти помимо воли возникла мысль: «Шагнул? Куда шагнул?» Почему-то Перси казалось, что он знает ответ. Но откуда вообще эти мысли? До сих пор он не читал ни строчки Пиндара. И почему, собственно, это должно его интересовать в первую очередь? У него и других проблем хватает.
   Его рука отбросила пергамент в сторону, как некое отвратительное насекомое. Вверх и через край ванны. Прямо в голубоватые волны, вздымавшиеся вокруг.
   Прямо в море.
   У него еще не успела отвалиться челюсть, как ванна начала тонуть. Ничего не соображая, Перси принялся отчаянно вычерпывать воду.
   Вода, пузырясь, заполняла ванну. Конвульсивным движением, едва не вывалившись наружу, он плотно прижал левой ногой неисправную пробку и начал руками черпать теплую жидкость.
   К его удивлению, ванну удалось почти полностью опорожнить меньше чем за минуту. Тонкая струйка морской воды все еще просачивалась между пальцами ноги. Он заглянул за край ванны и обнаружил, что от неспокойной поверхности моря его отделяет не более двух дюймов. Полотенце все еще было на месте, намотавшись бесформенным комом на перекладину. Оно полностью промокло, но могло послужить отличной прокладкой. Неожиданно ловкими движениями пальцев он запихал углы полотенца в щель вокруг резиновой пробки.
   Не слишком надежно, но воду это должно было удержать. Теперь — где же он находится?
   Он находился в ванне, которая — по крайней мере, в данный момент — плавала в теплом и лишь слегка волнующемся море, такой глубокой голубизны, какой он никогда не видел. Впереди возвышался остров, покрытый множеством величественных, окрашенных в мягкие цвета холмов.
   Позади него виднелся другой клочок земли, но он скрывался под покровом тумана и был слишком далеко, чтобы понять — остров это или вытянутый мыс континента.
   Справа простиралось голубое море. Слева…
   Перси снова чуть не вывалился из ванны. Примерно в полусотне футов слева он увидел самого большого морского змея, какого только ему приходилось встречать в воскресных приложениях.
   И змей несся по волнам прямо к нему!
   Перси наклонился и начал отчаянно бить руками по воде. В каком мире, подумал он, в каком безумном мире оказался он — самый обычный человек? Какие грехи он совершил, чтобы заслужить такую участь?

 
   Перси услышал странный звук, похожий на шум бетономешалки, и, взглянув вверх, увидел чудовище, глядевшее на него немигающими глазами. Как он успел подсознательно оценить, оно было около двух футов толщиной; несомненно, оно могло проглотить его, даже не подавившись. Ярко-красные перья украшали голову чудовища; огромная пасть медленно раскрылась, обнажив бесчисленные ряды жутких острых зубов.
   Если бы у него было оружие! Какой-нибудь нож, камень, дубина… Перси прижался к дальнему краю ванны, в отчаянии стиснув кулаки. Когда пасть раскрылась во всю ширину и показался раздвоенный язык, острый, как двузубое копье, он замахнулся правой рукой и вложил в удар всю силу загнанной в угол жертвы.
   Кулак ударил тварь по зеленой нижней губе.
   — Ой! — сказало чудовище. — Не надо!
   Оно отпрянуло столь поспешно, что маленькое эмалированное суденышко Перси чуть не перевернулось. Ощупывая губу раздвоенным языком, чудовище с негодованием посмотрело на него, свернувшись в блестящее кольцо.
   — Знаешь, это больно! Я только хотел сказать: «Добро пожаловать, сын Данаи», а ты взял и стукнул меня! Имей в виду, так ты много друзей не приобретешь!
   Чудовище отплыло чуть дальше и, изогнувшись, уставилось на остолбеневшего Перси, который стоял на подкашивающихся ногах в своей ванне.
   — Ты даже не спросил, работаю ли я на Мать-Змею, на Посейдона или на кого-нибудь еще! Может быть, я сам по себе. Может быть, я знаю кое-что, что спасет жизнь тебе или кому-то, кто очень важен для тебя. Так нет, все, что ты можешь сделать — это ударить, — прошипело чудовище. — Да еще по губе, которая, как известно, мое самое чувствительное место! Ладно, сын Данаи, если ты так хочешь, то пусть так и будет. Я не собираюсь тебе помогать.
   По телу морского змея пробежала презрительная волна, от огромной головы до тонкого хвоста; он нырнул и скрылся.
   Перси осторожно сел, ощупывая твердые борта ванны столь тщательно, словно от этого зависело его собственное душевное здоровье.
   Где же он очутился? На этом свете или на том? Человек начинает принимать ванну в собственной новой квартире и оказывается в… в… Не там ли оказались и остальные?
   Он перегнулся через борт и заглянул в глубину. Железные ножки, поддерживавшие ванну, были аккуратно срезаны примерно на половине высоты. К счастью, краны были закрыты — трубы тоже срезало. Как еще кое-что. Он вспомнил ножки от стула, оставшиеся в квартире.
   Четыре ножки, но без стула. Значит, где-то в этом мире должен быть стул без ножек. А на нем кто-то, кто снял квартиру у миссис Даннер.

 
   Внезапно Перси ощутил во рту ужасный, просто отвратительный вкус.
   Ну конечно. Мыло. Когда он начал вычерпывать воду, оказавшись в этом таинственном месте, он держал мыло в руке и сунул его в рот. И до сих пор не было подходящего момента, чтобы его вынуть.
   Он с явным облегчением вытащил изо рта размокший кусок и тщательно прополоскал рот морской водой. В это время он заметил, что его прибило значительно ближе к острову. На берегу виднелись явные признаки жизни — несколько медленно двигавшихся человеческих фигур и группа хижин или домов; с этого расстояния точно сказать было трудно.
   С чем же он вступает в этот новый мир? Что у него есть? Не так уж и много, уныло подумал он. Частично использованный кусок мыла. Насквозь промокшее купальное полотенце. Круглая резиновая пробка, слишком изношенная для того, чтобы справляться со своими обязанностями. И ванна — если удастся сдвинуть ее с места, выбравшись на берег.
   И, конечно, он сам. «Прямо на жаркое для туземцев», — мрачно подумал Перси.
   Говорящее морское чудовище! Достоинство которого он унизил, которое даже… Стоп! Как оно его назвало?
   Сын Данаи.
   Но он же не сын Данаи!
   «Скажи об этом морскому змею», — со злостью подумал Перси и внезапно вспомнил стихи на клочке пергамента: «Ту голову, пеструю змеиною гривой…»
   «Я должен выбраться отсюда!» — беспрерывно повторял он, глядя из раскачивающейся ванны на спокойное море, от которого можно было ожидать всего что угодно.
   Когда на его плечи упала сеть, у Перси возникла безумная мысль, что его призыв услышало какое-то божество и поспешило на помощь. Грубые, узловатые канаты врезались в кожу. Почувствовав, что ванна оказалась в гигантском неводе, который быстро подтягивают к берегу, он расслабился, безнадежно думая: «Что дальше?» и пытаясь понять, что же случилось.

 
   Он плавал перед напоминавшим утес выступом острова. На краю утеса плясала группа людей в набедренных повязках, приветствуя рослого человека в богатой одежде, который забросил сеть с ненадежной опоры на половине высоты крутого обрыва и теперь вытаскивал ее ловкими движениями рук.
   — Молодец, Диктис! — крикнул один из зрителей, когда ванна оказалась на берегу, перевернулась, накрыв собой Перси, и рыбак потащил ее к краю обрыва. — Отлично, отлично!
   — Этот Диктис, — восхищенно заметил другой, — просто смерть для морских чудовищ. Это уже третье, которое он поймал за неделю.
   — Четвертое, — поправил Диктис, выбираясь на верх обрыва и таща на плече сеть с ванной и заключенным в ней человеком. — Вы забыли про карликовую русалку — наполовину женщину, наполовину сардинку. Я ее тоже считаю, хотя она и такая маленькая. Но это лучшее из всех. Ничего подобного я еще не видел.
   Тренированными движениями он быстро размотал сеть. Перси выкарабкался из ванны и рухнул на землю, чувствуя себя, как мешок с хорошо обглоданными костями.
   Диктис приподнял его огромной рукой и внимательно рассмотрел.
   — Это не чудовище, — с явным разочарованием сказал он. — Оно распадается на части: половина его — человек, а остальное — нечто вроде круглого сундука. А я думал, это в самом деле что-то необычное! Ну ладно,
   — задумчиво пробормотал он, приподнимая Перси над головой с явным намерением бросить его обратно в море. — Не может же мне все время везти.
   — Может быть, — предположил старик, стоявший с краю группы, — может быть, это все-таки чудовище. Возможно, оно только сейчас превратилось в человека. Ему стоит знать, что если оно — чудовище, то мы поместим его в зверинец твоего брата, но если оно — человек, мы бросим его обратно, поскольку народу у нас и без него хватает.
   Великан задумчиво кивнул.
   — Что-то в этом есть, Агесилай. Не хотелось бы возвращаться к царю Полидекту с пустыми руками. Ну что ж, это очень легко выяснить…
   Что это за мир? — отчаянно думал Перси. «Если он человек, мы бросим его обратно, поскольку народу у нас и без него хватает!»
   И как они собираются выяснять, человек он или нет?
   Он заметил, что хорошо одетый рыбак вынимает из висящих за спиной ножен большой острый меч. Диктис вопросительно ткнул острием в грудь Перси.
   — Лучше побыстрее превратись обратно в чудовище, сынок. Ибо если ты думаешь, что тебя бросят назад в воду, то такого удовольствия ты не получишь. Еще чуть-чуть, и я разрежу тебя на шесть отличных кусков. Уверяю тебя, в клетке у моего брата тебе будет намного лучше. Итак, кто ты на самом деле?

 
   Перси подпер лоб рукой. Чего они от него ожидают — что он тут же придумает способ, как быстро превратиться в нечто с крыльями, плавниками и сиамским близнецом? Ведь если он этого не сделает, его явно намереваются превратить в котлеты.
   — Ладно, — нахмурившись, сказал Диктис. — Раз ты такой упрямый, можешь продолжать в том же духе. Посмотрим, как на тебя подействует вот это.
   Он несколько раз, примериваясь, взмахнул бронзовым лезвием над головой, потом занес его для страшного удара.
   Увидев красноватый отблеск, Перси судорожно сглотнул.
   — Я скажу, — пролепетал он. — Я все скажу! Я… я…
   Что сказать, чтобы они поняли? Какую ложь можно быстро сочинить, чтобы они поверили? Они хотели, чтобы он выглядел как чудовище.
   Чудовище! Ведь он говорил с…
   Слова начали быстро срываться с его губ. Обдумывать их времени уже не оставалось.
   — Я человек, которого морской змей приветствовал, как сына Данаи, — он надеялся, что это хотя бы на какое-то время задержит великана.
   Так оно и вышло.
   Диктис опустил меч и отступил на шаг, изумленно глядя на Перси.
   — Сын… сын Данаи? Тот, кто должен убить Горгону?
   — Тот самый, — застенчиво кивнул Перси, словно знаменитость, неожиданно обнаруженная среди посетителей ночного клуба. — Зна… знаменитый убийца Горгоны. Человек, который принес островитянам ту голову, пеструю змеиною гривой, каменную…
   — Ты хочешь сказать, который принесет, — поправил его Диктис. — Это еще не свершилось. Ну, ну. Ты несколько худоват для такого дела, хоть у тебя и рыжие волосы. Как тебя зовут?
   — Перси. Перси С. Юсс.
   — Все верно! — воскликнул сзади Агесилай. Он быстро подбежал к ним, его борода развевалась за его спиной, словно огромный белый шейный платок.
   — Все сходится, Диктис, все сходится! Все так, как в пророчестве! Его зовут Персей, у него рыжие волосы, ты поймал его неводом — все в точности, как предрек оракул…
   Диктис выпятил нижнюю губу и покачал головой.
   — Оракулы — это одно. Мускулы — совсем другое. Пусть кто-нибудь попробует мне сказать, что этот слабак намерен расправиться с чудовищем, которое приводит в ужас самых отчаянных смельчаков и даже других чудовищ — какой бы мощью те ни обладали. Да ты посмотри на него — он уже трясется от страха!

 
   Это не вполне соответствовало действительности. Перси просто продрог, стоя в чем мать родила на продуваемом ветрами склоне холма. Кроме того, сказалась эмоциональная реакция на то, что ему только что пришлось пережить. Беспокойство его росло по мере того, как местные жители обсуждали его возможности в качестве убийцы Горгоны. Фраза сорвалась у него с языка лишь как средство на какое-то время отвлечь Диктиса; теперь, похоже, их мысли занимала лишь эта тема. Чудовище, приводящее в ужас людей и богов!
   Он с тоской подумал о том, как несколько минут назад плыл по кишащему змеями морю в протекающей ванне. О беззаботное, счастливое время!
   — Его имя даже не Персей, — спорил Диктис. — Персиэсус или что-то в этом роде. Ты же не хочешь сказать, что эта грязная образина станет самым знаменитым героем нашего времени?
   Агесилай убежденно кивнул.
   — Конечно, станет! Что касается имени, то я думаю, оно отличается не сильно. Иногда оракул путает имена. Но вот сундук, в котором, как сказал оракул, явится Персей со своей матерью Данаей, после того как Акриз, царь Аргоса, бросит их в море.
   — Да, но оракул говорил о младенце Персее, — вмешался другой человек в набедренной повязке. — Разве не так?
   — Ну и что же, — уклонился от ответа Агесилай. — Иногда оракул путает и возраст. — Старик, похоже, уже сомневался в надежности оракула в любой области.
   Перси обнаружил, что симпатизирует ему. Агесилай явно защищал его, но Перси не был уверен в том, что будет хуже — если старик выиграет или проиграет.
   Диктис быстро прекратил спор.
   — Если Акриз, царь Аргоса, по словам оракула, бросил в сундуке Персея и его мать в море — где в таком случае Даная? И еще одно, Агесилай. Аргос находится там. — Он показал украшенной браслетами рукой. — На северо-западе. Этот парень появился с востока. Нет, это всего лишь самозванец, который пытается воспользоваться пророчеством. А я не люблю самозванцев.
   Диктис наклонился и поднял с земли веревку, с помощью которой несколько человек чинили дыры в сети. Прежде чем Перси успел произнести хоть одно слово протеста, он был ловко сбит с ног, брошен на землю и мгновение спустя связан столь же тщательно, как дорогой рождественский подарок.
   — Каково наказание за самозванство? — спросил Диктис Агесилая. Закончив упаковку, он снял колено со спины задыхающегося молодого человека и встал.
   — За самозванство, — задумчиво сказал старик, все еще с хмурым выражением на лице, — наказание то же, что и за осквернение святынь. Варка на медленном огне. Собственно говоря, с тех пор как твой брат, царь Полидект, реформировал законодательство, практически любое преступление наказывается варкой на медленном огне. Твой брат утверждает, что так легче выносить приговоры — не надо помнить целый набор разнообразных наказаний.
   — Вот почему мы зовем его Мудрый Царь Полидект, — воскликнул один из молодых людей, и все восторженно кивнули.
   — Послушайте… — закричал было Перси, лежа на земле, но Диктис заткнул ему рот охапкой травы. Вместе с травой в рот попало достаточное количество земли, чтобы не дать ему произнести ни слова. Он задыхался, и ему не хватало сил, чтобы смотреть по сторонам, и еще меньше было сил, чтобы сопротивляться, когда двое мужчин привязали его к шесту и понесли вниз по очень неровному склону.
   — Привет, Менон, — услышал он чей-то голос, сквозь собственный кашель и чихание от дорожной пыли. — Куда вы его?
   — Точно не знаю, — ответил тот, кто шел впереди. — Думаю, прямо в котел.
   — Ничего себе! Преступность растет с каждой неделей!

 
   К тому времени, когда Перси удалось наконец вытолкнуть остатки травы изо рта, они прошли через огромные ворота в каменной стене, и он увидел группу небольших, но удивительно аккуратных кирпичных домиков.