Страница:
Уильям Тенн
Посыльный
— Добрый день, да, я Малькольм Блин, это я утром звонил вам из деревни… Можно войти? Я вас не отрываю?.. Спасибо. Сейчас я вам все расскажу и, если вы — тот человек, из-за которого я ношусь по всей стране, дело пахнет миллионами… Нет-нет, я ничего вам не собираюсь продавать… Никаких золотых приисков, атомных двигателей внутреннего сгорания и прочего. Вообще-то, я торговец, всю жизнь им был и прекрасно понимаю, что выгляну как торговец с головы до пят. Но сегодня я ничего не продаю. Сегодня я покупаю. Если, конечно, у вас есть то, что мне нужно. То, о чем говорил посыльный… Да послушайте, я не псих какой-нибудь. Сядьте к дайте мне сказать до конца. Это не обычный посыльный. И вообще, он такой же посыльный, как Эйнштейн — бухгалтер. Сейчас вы все поймете… Держите сигару. Вот моя визитная карточка. «Краски для Малярных Работ Малькольма Блина. Любая Краска в Любом Количестве в Любое Место в Любое Время». Само собой, под «любым местом» подразумевается только континентальная часть страны, но звучит красиво. Реклама! Так вот, я свое дело знаю. Я смогу продать с прибылью все что угодно. Новую технологию, услуги, какую-нибудь техническую штуковину… Народ валом повалит. У меня в кабинете на стене есть даже цитата из Эмерсона. Слышали, наверно: «Если человек может написать книгу лучше других, прочесть лучше проповедь или сделать мышеловку лучше, чем его сосед, то пусть он хоть в лесу живет, люди протопчут к его дому тропинку». Железный закон! А я — тот самый парень, что заставляет их пробивать тропу. Я знаю, как это делается, и хочу, чтобы вы сразу это поняли. Если у вас есть то, что мне нужно, мы сможем такое дело провернуть… Нет-нет, у меня все дома… Вы, вообще-то, чем занимаетесь? Цыплят выращиваете? Ну ладно. Слушайте…
Было это пять недель назад, в среду. К нам как раз поступил срочный заказ. Время — одиннадцать часов, а к полудню надо доставить триста галлонов белой краски в Нью-Джерси на стройку одной крупной подрядческой фирмы, с которой я давно хотел завязать прочные отношения. Я, естественно, был на складе. Накачивал Хеннесси — он у меня за старшего, — чтобы тот накачал своих людей. Канистры с краской грузили и отвозили с такой же молниеносной быстротой, с какой в банке вам отвечают отказом на просьбу об отсрочке платеж а. Короче, все бегают, суетятся, и тут Хеннесси ехидно так говорит:
— Мальчишки-то, посыльного, что-то долго нет. Наверно, ему уже надоело.
Человек десять прервали работу и засмеялись. Мол, начальник шутит, значит, положено смеяться.
— С каких это пор у нас новый посыльный? — спрашиваю я Хеннесси. — По-моему, до сегодняшнего дня я здесь принимал на работу и увольнял. Каждый, кто поступает вновь, должен быть зарегистрирован. А то что ни день, то новые… Ты слышал про законы о детском труде? Хочешь, чтобы у меня были неприятности? Сколько ему лет?
— Откуда мне знать, мистер Блин? — отвечает Хеннесси. — Они все выглядят одинаково. Девять, может, десять, а может, и все одиннадцать. Худой такой, но не дохлый и одет не бедно.
— Нечего ему здесь делать. А то еще прицепятся к нам из Совета по образованию или из профсоюза. Хватит с меня двух водителей-идиотов, которые по карте Пенсильвании доставляют груз в Нью-Джерси…
Хеннесси начал оправдываться.
— Я его не нанимал, ей-богу. Он пришел с утра и начал ныть, что, мол, хочет «начать с самого низа» и «показать себя», значит, что, мол, «далеко пойдет», чувствует, мол, что «сможет выбиться в люди», и ему, мол, «нужен только шанс». Я ему сказал, что у нас дела идут туго и мы бы даже самого Александра Грейэма Белла не взяли сейчас на должность телеграфиста, но он согласился работать за бесплатно. Все, что ему, мол, нужно, — это «ступенька на лестнице к успеху», и дальше в таком же духе.
— И что?
— Ну, я сделал вид, что раздумываю, потом говорю: «Ладно, дам тебе шанс. Поработаешь посыльным». Вручил ему пустую банку и приказал срочно найти краску, зеленую в оранжевый горошек. Пошутил, значит. А он схватил банку и бегом. Парни тут чуть не померли от смеха. Я думаю, он больше не вернется.
— Да уж, смешнее некуда. Как в тот раз, когда ты запер Вейлена в душевой и подсунул туда бомбу-вонючку. Кстати, если фирма не получит краску вовремя, я вас с Вейленом местами поменяю — вот тогда совсем смешно будет!
Хеннесси вытер руки о комбинезон, собрался было что-то ответить, но передумал и начал орать на грузчиков так, что у всех уши завяли. Шутки дурацкие он любит, наверно, еще с тех пор, когда первый раз надул в пеленки, но одно могу сказать: парни при нем работают как положено.
И тут как раз входит этот паренек.
— Эй, смотрите, Эрнест вернулся! — крикнул кто-то.
Работа опять остановилась. Запыхавшись, мальчишка подбежал к нам и поставил на пол перед Хеннесси банку с краской.
Одет мальчишка был в белую рубашку, латаные вельветовые брюки и высокие шнурованные ботинки. Должен сказать, я такого вельвета раньше никогда не видел, да и материала, из которого была сшита рубашка, тоже. Тонкий и, похоже, действительно дорогой материал, вроде как металлом отливает, просто уж и не знаю, как иначе описать.
— Я рад, что ты вернулся, малыш, — сказал Хеннесси. — Мне как раз срочно понадобилась левосторонняя малярная кисть. Сбегай-ка разыщи. Только обязательно левостороннюю.
Двое или трое грузчиков осторожно засмеялись. Мальчишка побежал к выходу, но в дверях остановился и обернулся к нам.
— Я постараюсь, сэр, — сказал он, и мне почудилось, будто в голосе у него зазвучала флейта. — Но краска… Я не мог найти зеленую в оранжевый горошек. Только в красный. Надеюсь, она тоже подойдет.
И убежал.
Секунду было тихо, потом всех как прорвало. Грузчики стояли, держа в руках банки с краской, и неудержимо гоготали, захлебываясь ядовитыми репликами в адрес Хеннесси.
— Как он тебя, а?..
— В красный горошек!..
— Надеюсь, тоже подойдет!..
— Ну и влип те ты!
Хеннесси стоял, в ярости сжав кулаки, раздумывая, на кого бы наброситься, потом заметил банку с краской, размахнулся ногой, чтобы ударить по ней, но промахнулся, задев только самый край, и растянулся на полу. Хохот стал еще громче, но, когда он поднялся на ноги, все мгновенно успокоились и бросились грузить машину. Желающих привлечь к себе внимание Хеннесси, когда он в таком настроении, не было.
Все еще посмеиваясь, я наклонился над банкой. Хотел посмотреть, что мальчишка туда налил. В банке было что-то прозрачное с бурыми точками. Явно не краска. Но тут я заметил лужицу рядом с банкой и чуть не задохнулся. Это действительно была краска. Зеленая вкрасный горошек!
Я даже не успел засомневаться: такого же цвета пятно было на стенке банки. Где этот мальчишка, этот посыльный, этот Эрнест, мог достать такую краску?!
Я всегда чую, что можно хорошо продать. В этом мне не откажешь. Нюхом чую! Кому-нибудь в другом конце города ночью приснится что-нибудь такое, на чем можно заработать, — я учую. Такую краску с руками оторвут! Промышленники, дизайнеры, декораторы, просто чудаки, которые любят возиться с красками на своих участках… Это же золотое дно!
Но надо действовать быстро!
Подхватив банку за проволочную ручку, я старательно затер ногой разлитую лужицу, которая, к счастью, успела смешаться с пылью на полу, и вышел на улицу. Хеннесси стоял около грузовика и следил за погрузкой.
Я подошел к нему.
— Как мальчишку-то зовут? Эрнест?
— Да, — пробурчал он, — фамилии он не соизволил сообщить. И вот что я вам скажу: если этот умник здесь еще раз появится…
— Ладно, ладно. У меня дела. Проследи тут без меня за погрузкой.
И я двинулся в ту те сторону, куда убеждал мальчишка.
Хеннесси, надо полагать, заметил банку с краской у меня в руке. Наверно, подумал, на кой черт мне понадобился этот мальчишка? Я еще, помнится, сказал себе: «Пусть думает. Оставим Хеннесси любопытство, а сами возьмем прибыль!»
Через три квартала я увидел его в конце улицы, ведущей к парку, и бросился догонять. Мальчишка остановился напротив скобяной лавки, задумался на секунду, потом зашел внутрь. К тому времени, когда он вышел, я уже был рядом. Некоторое время мы шли бок о бок. Вид у него был удрученный, и он не сразу меня заметил.
Странная на нем была одежда. Даже старомодные шнурованные ботинки были сделаны из какого-то непонятного материала. Я такого никогда раньше не видел, но готов поклясться, что это не кожа.
— Что, не нашел? — спросил я сочувственно.
Мальчишка вздрогнул, но, очевидно, признал меня.
— Нет, не нашел. Продавец сказал, что у них как раз сейчас нет левосторонних кисточек. И про краску то же самое говорили. Как у вас все-таки неэффективно распределяют промышленные товары…
Я сразу заметил, с какой серьезностью он это произнес. Ну и парень!
Я остановился и почесал в затылке. То ли сразу его спросить, где он краску такую взял, то ли дать выговориться? Может, сам проболтается, как это с большинством людей бывает?
Он вдруг побледнел и тут же покраснел. Не люблю таких неженок. Он ведь ростом чуть ли не с меня вымахал, а голос тоненький — прямо сопрано какое-то. Но это бы еще ладно. А вот если парень так краснеет, значит, его в школе по-настоящему не дразнили.
— Послушай, Эрнест, — начал я и положил руку ему на плечо. Этак по-отцовски. — Я…
Он отскочил назад, словно я его консервным ножом по шее пощекотал. И опять покраснел! Ну, прямо как невеста, которая уже пожила в свое удовольствие, а перед алтарем краснеет как маков цвет, чтобы убедить будущую свекровь, что ничего такого не было.
— Не надо этого делать! — говорит. А сам весь трясется.
«Ну, — думаю, — лучше переменить тему».
— Костюмчик у тебя неплохой. Откуда? — неназойливо так говорю, бдительность его ослабляю.
Он самодовольно оглядел себя.
— А, это из школьной пьесы. Правда, немного не соответствует этой эпохе, но я думал… — Он замялся, словно выдал какой-то секрет. Что-то здесь было не так.
— А где ты живешь? — быстро спросил я.
— В Бруксе, — так же быстро ответил он.
Явно что-то не так.
— Где-где? — переспросил я.
— Ну, в этом, знаете, Бруксе… Вернее, в Бруклине…
Я задумался, потер рукой подбородок, и тут мальчишка опять весь затрясся.
— Ну, пожалуйста, — произнес он своим тоненьким голоском. — Зачем вы все время скингируете?
— Зачем я что?
— Скингируете. Ну, касаетесь тела руками. Даже на людях. Плеваться и икать — тоже плохие привычки, и большинство из вас этого не делают. Но все, абсолютно все всегда скингируют.
Я сделал глубокий вдох и пообещал ему больше не скингировать. Однако, как говорится, если хочешь узнать чужие карты, надо начинать ходить самому.
— Послушай, Эрнест, я хочу с тобой поговорить… Короче, меня зовут Малькольм Блин, и я…
Его глаза округлились.
— О-о-о! Нувориш-грабитель! Хозяин складов…
— Чего? — переспросил я.
— Вы же владелец «Красок для Малярных Работ». Я видел вашу фамилию на вывеске. — Тут он кивнул сам себе. — Я все книжки приключенческие перечитал. Дюма… Нет, не Дюма… Элджер, Синклер, Капон. «Шестнадцать торговцев» Капона — вот это книжка! Пять раз читал. Но вы Капона еще не знаете. Его книгу опубликовали только в…
— Когда?
— В этом… Ну ладно, вам я могу все рассказать. Вы один из главных здесь, владелец склада. Дело в том, что я совсем не отсюда.
— В самом деле? А откуда же?
У меня-то на этот счет были свои соображения. Наверно, из тех богатеньких сынков, что переусердствовали с учением, — а может, беженец какой, если судить по его худобе и акценту.
— Из будущего. Мне, вообще-то, сюда еще нельзя. Может быть, меня даже понизят за это на целую степень ответственности. Но я просто должен был увидеть нуворишей-грабителей собственными глазами. Это так все интересно… Я хотел увидеть, как создают компании, разоряют конкурентов, «загоняют в угол»…
«Ну-ну, из будущего, значит, — подумал я. — Тоже мне, экономист в вельветовых штанах!.. Вельветовых?..»
— Стой, стой. Из будущего, говоришь?
— Да, по вашему календарю… Сейчас соображу… В этой части планеты это будет… Из 6130-го года. Ой нет — это другой календарь. По-вашему это будет 2369-й год нашей эры. Или 2370-й? Нет, все-таки, я думаю, из 2369-го.
Я обрадовался, что он наконец решил этот вопрос. Тут же ему об этом сказал, и он меня вежливо поблагодарил. И все это время я думал: если мальчишка врет или просто чокнутый, откуда он тогда взял краску в горошек? Одежду эту? Что-то я не слышал, чтобы у нас такую делали. Надо бы спросить…
— Эта краска… тоже из будущего? Я хочу сказать — тоже из твоего времени?
— Ну да. В магазинах нигде не было, а мне так хотелось себя проявить. Этот Хеннесси тоже «воротила», да? Вот я и отправился к себе, попробовал по спирилликсу и нашел.
— Спирилликс? Это еще что?
— Это такой круглый узикон, ну, вы знаете, такой… Ваш американский ученый Венцеслаус изобрел его примерно в это время. Да, точно, это было в ваше время. Я еще, помню, читал, у него были трудности с финансированием… Или это было в другом веке? Нет, в ваше время! Или…
Он опять задумался и принялся рассуждать сам с собой.
— Ладно, — остановил я его, — плюс-минус сто лет — какая разница? Ты мне лучше скажи, как эту краску делают? И из чего?
— Как делают? — Он начертил носком ботинка маленький круг на земле и уставился на него. — Из плавиковой кислоты… Трижды бластированной. На упаковке не было указано сколько, но я думаю, ее бластируют трижды, и получается…
— Хорошо, подожди. Что значит бластируют и почему трижды?
Мальчишка весело рассмеялся, показав полный рот безукоризненных белых зубов.
— О, я еще этого не знаю. Это все относится к технологии дежекторного процесса Шмутпа, а я его буду проходить только через две степени ответственности. А может, даже не буду, если у меня будет хорошо получаться самовыражение. Самовыражаться мне нравится больше, чем учиться… У меня еще два часа есть. Но…
Он продолжал что-то говорить про-то, как он хочет кого-то там убедить, чтобы ему разрешили больше самовыражаться, а я в это время напряженно думал. И пока ничего хорошего в голову не приходило. Краски этой много не достанешь. Единственная надежда — произвести анализ образца, который у меня был, но эта чертовщина насчет плавиковой кислоты и какого-то тройного бластирования… Темное дело.
Сами подумайте. Люди знакомы со сталью уже давно. Но вот взять, например, образец хорошей закаленной стали с одного из заводов Гэри или Питтсбурга и подсунуть его какому-нибудь средневековому алхимику. Даже если дать ему современную лабораторию и объяснить, как пользоваться оборудованием, он вряд ли много поймет. Может, он и определит, что это сталь, и даже сумеет сказать, сколько в ней примесей углерода, марганца, серы, фосфора или кремния. Если, конечно, кто-нибудь перед этим расскажет ему о современной химии. Но вот как сталь приобрела свои свойства, откуда взялись ее упругость и высокая прочность — этого бедняга сказать не сможет. А расскажешь ему про термообработку или про отжиг углерода — он только рот будет раскрывать, как рыба на рыночном прилавке.
Или взять стекловолокно. Про стекло знали еще древние египтяне. Но попробуй покажи им кусок такой блестящей ткани и скажи, что это стекло. Ведь посмотрят как на психа.
Короче, у меня есть только краска. Всего одна банка, та самая, которую я держу своей потной рукой за проволочную ручку. Ясно, это мне ничего не даст, но я не я буду, если что-нибудь не придумаю.
Стоит тут перед тобой такой вот мальчишка-посыльный, а на самом деле
— величайшая, небывалая возможность разбогатеть. Ни один бизнесмен в здравом уме от такой возможности не откажется.
И я, признаюсь, тоже жаден. Но только до денег. Вот я и подумал, как бы мне превратить этот невероятный случай в кучу зеленых бумажек с множеством нулей. Мальчишка ничего не должен заподозрить или догадаться, что я собираюсь его использовать. Торговец я или нет? Я просто должен его перехитрить и заставить работать на себя с максимальной отдачей.
С беззаботным видом я двинулся в ту же сторону, куда шел Эрнест. Он догнал меня, и мы пошли рядом.
— А где твоя машина времени, Эрнест?
— Машина времени? — Его худенькое личико исказилось в удивленной гримаске. — У меня нет никакой… А, понял, вы имеете в виду хронодром. Надо же такое сказать — машина времени!.. Я установил себе совсем маленький хронодром. Мой отец работает на главном хронодроме, который используют для экспедиций, но на этот раз я хотел попробовать один, без надзора. Мне так хотелось увидеть все самому: как бедные, но целеустремленные разносчики газет поднимаются к вершинам богатства. Или великих смелых нуворишей-грабителей — таких, как вы, а если повезет — настоящих «воротил экономики»! Или вдруг бы я попал в какую-нибудь интригу, например в настоящую биржевую махинацию, когда миллионы мелких вкладчиков теряют деньги и «идут по ветру»! Или «по миру»?
— По миру. А где ты установил этот свой хронодром?
— Не «где», а «когда». Сразу после школы. Мне все равно сейчас положено заниматься самовыражением, так что большой разницы это не делает. Но я надеюсь успеть вовремя, до того как Цензор-Хранитель…
— Конечно, успеешь. Не беспокойся. А можно мне воспользоваться твоим хронодромом?
Мальчишка весело засмеялся, словно я сказал какую-то глупость.
— У вас не получится. Ни тренировки, ни даже второй степени ответственности. И дестабилизироваться вы не умеете. Я рад, что скоро возвращаться, хотя мне тут понравилось. Все-таки здорово! Настоящего нувориша-грабителя встретил!
Я покопался в карманах и закурил «нувориш-грабительскую» сигарету.
— Я думаю, ты и левостороннюю кисть там у себя найдешь без особого труда?
— Не знаю, может быть, и нет. Я никогда про такие не слышал.
— Послушай, а у вас там есть какая-нибудь штука, чтобы видеть будущее? — спросил я, стряхивая пепел на дорогу.
— Вращательный дистрингулятор? Есть. На главном хронодроме. Только я еще не знаю, как он работает. Для этого нужно иметь шестую или седьмую степень ответственности — с четвертой туда и близко не подпустят.
И здесь неудача! Конечно, я мог бы убедить мальчишку притащить еще пару банок краски. Но, если анализ ничего не даст и современными методами ее изготовить нельзя, какой смысл? Другое дело — какой-нибудь прибор, что-то совершенно новое, что можно не только продать за большие деньги, но и самому воспользоваться. Взять, например, эту штуковину, через которую можно видеть будущее, — я бы на ней сам миллионы сделал: предсказывал бы результаты выборов, первые места на скачках… Неплохо бы иметь такую штуку. Этот самый вращательный дистрингулятор. Но мальчишка не может ее добыть! Плохо!
— А как насчет книг? Химия? Физика? Промышленные методы? У тебя есть что-нибудь такое дома?
— Я живу не в доме. И учусь не по книгам. По крайней мере не физику с химией. У нас для этого есть гипнотическое обучение. Вот вчера шесть часов просидел под гипнозом — экзамены скоро…
Я потихоньку закипал. Целые миллионы долларов уплывают из рук, а я ничего не могу сделать. Парень уже домой собирается, все увидел, что хотел (даже «настоящего живого нувориша-грабителя»), а теперь домой — самовыражаться! Должна же быть хоть какая-нибудь зацепка…
— А где твой хронодром? Я имею в виду, где он здесь выходит, у нас?
— В Центральном парке. За большим камнем.
— В Центральном парке, говоришь? Не возражаешь, если я посмотрю, как ты к себе отправишься?
Он не возражал. Мы протопали в западную часть парка, потом свернули на узенькую тропинку. Я отломил от дерева сухую ветку и стегнул себя по ноге. Просто необходимо что-то придумать до того, как он смотается к себе. Банка с краской уже здорово действовала мне на нервы. Она была, в общем-то, не тяжелая, но, если это все, что я получу с этого дела?.. А вдруг еще и анализ ничего не даст?..
Надо, чтобы мальчишка говорил, говорил… Что-нибудь да подвернется.
— А какое у вас правительство? Демократия? Монархия?
Мальчишка залился радостным смехом, и я еле удержался, чтобы не задать ему трепку. Я тут, можно сказать, состояние теряю, а он забавляется, словно я клоун.
— Демократия! Вы имеете в виду политическое значение этого слова, да? Это у вас тут разные нездоровые личности, политические группировки… Мы прошли эту стадию еще до того, как я родился. А последний президент — его не так давно собрали — по-моему, был реверсибилистом. Так что можно сказать, что мы живем при реверсибилизме. Впрочем, еще не завершенном.
Очень ценно! Сразу все так понятно стало… Я уже дошел до такого состояния, что готов был схватиться буквально за любую идею. А Эрнест тем временем продолжал болтать про какие-то непонятные вещи с непроизносимыми названиями, которые творят невероятные дела. Я тихо ругался про себя.
— …Получу пятую степень ответственности. Потом экзамены, очень трудные. Даже тенденсор не всегда помогает.
Я встрепенулся.
— Что это за тенденсор? Что он делает?
— Анализирует тенденции. Тенденции и ситуации в развитии. На самом деле это статистический анализатор, портативный и очень удобный. Но примитивный. Я по нему узнаю вопросы, которые будут на экзамене. У вас такого нет. У вас, как я помню, в школьном воспитании бытует множество суеверий, и считается, что молодежь не должна предвидеть вопросы, которые ставит постоянное изменение окружающего мира или просто личное любопытство их инструкторов. Пришли!
Рядом, на вершине невысокого холма, проглядывали из-за деревьев серые бесформенные обломки скал, и даже на расстоянии я заметил слабое голубое свечение за самым большим камнем.
Эрнест соскочил с тропинки и стал взбираться на холм. Я бросился за ним. Времени оставалось в обрез. Этот тенденсор… Может быть, он-то мне и нужен!
— Послушай, Эрнест, — спросил я, догнав его около большого камня, — а как этот твой тенденсор работает?
— О, все очень просто. Вводишь в него факты — у него обычная клавиатура, — а он их анализирует и выдает наиболее возможный результат или предсказывает тенденцию развития событий. Еще у него встроенный источник питания… Ну ладно, мистер Блин, до свидания!
И он двинулся к голубому туману в том месте, где он был наиболее плотным. Я обхватил его рукой и дернул к себе.
— Опять вы скингируете! — завизжал мальчишка.
— Извини, малыш. В последний раз. Что ты скажешь, если я тебе покажу действительно крупную аферу? Хочешь увидеть напоследок, как я прибираю к рукам международную корпорацию? Я эту махинацию уже давно задумал, будет крупная игра на повышение. Уолл-стрит ничего не подозревает, потому что у меня свой человек на чикагской бирже. Я потороплю это дело, сегодня займусь специально, чтобы ты увидел, как работает настоящий нувориш-грабитель. Только вот с твоим тенденсором я бы провернул это дело наверняка гораздо быстрее. Вот это было бы зрелище! Сотни банков прогорают, я «загоняю в угол» производство каучука, золотой стандарт падает, мелкие вкладчики «идут по миру»! Все сам увидишь, своими глазами! А если притащишь мне тенденсор, я даже разрешу тебе руководить «накоплением капитала»!
Глаза у парнишки заблестели, как новенькие десятицентовики.
— Ух ты! Вот это здорово! Подумать только! Самому участвовать в такой финансовой битве! Но ведь рискованно… Если Цензор-Хранитель подведет итоги и узнает, что я отсутствовал так долго… Или моя наставница поймает меня во время незаконного использования хронодрома…
Но я ведь вам говорил, что я свое дело знаю. Что-что, а людей убеждать я умею.
— Ну, как хочешь. — Я отвернулся и затоптал сигарету. — Я просто хотел дать тебе шанс, потому что ты такой замечательный парень, неглупый. Думал, ты далеко пойдешь. Но у нас, нуворишей-грабителей, тоже, знаешь ли, есть своя гордость. Не каждому посыльному я бы доверил такое важное дело, как накопление капитала.
И я сделал вид, будто ухожу.
— Ой, мистер Блик, — мальчишка забежал вперед меня, — я очень ценю ваше предложение. Только вот рискованно. Но… «опасность — это дыхание жизни для вас», так ведь? Ладно, я принесу тенденсор. И мы вместе распотрошим рынок. Только вы без меня не начинайте.
— Хорошо, но ты поторопись. До захода солнца нужно еще много успеть. Двигай. — Я поставил банку с краской в траву и скрестил руки. Потом взмахнул веткой, словно этой штуковиной, ну, которую королито все таскают,
— скипетром.
Он кивнул, повернулся и побежал к голубому туману за камнями. Коснувшись его, он сначала стал весь голубой, затем исчез. Какие возможности открываются! Вы ведь понимаете, о чем я. Этот тенденсор… Если все, что сказал мальчишка, — правда, то его действительно можно использовать именно так, как я наобещал Эрнесту. Можно предсказывать движение биржевого курса: вниз, вверх, хоть в сторону! Предвидеть финансовые циклы, развитие отраслей промышленности. Предрекать войны, перемирия, выпуск акций… Все, что нужно, — это запихать в машинку факты, например финансовые новости из любой ежедневной газеты, а затем грести деньги лопатой. Ну, теперь можно будет развернуться.
Я запрокинул голову и подмигнул кроне дерева.
Честное слово, я чувствовал себя словно пьяный. Должно быть, я и в самом деле опьянел от предвкушения успеха. Я потерял хватку, перестал думать. А этого нельзя допускать ни на секунду. Никогда!
Подойдя к голубому облаку, я потрогал его рукой — как каменная стена. Мальчишка не соврал, действительно, без подготовки мне туда не попасть…
Было это пять недель назад, в среду. К нам как раз поступил срочный заказ. Время — одиннадцать часов, а к полудню надо доставить триста галлонов белой краски в Нью-Джерси на стройку одной крупной подрядческой фирмы, с которой я давно хотел завязать прочные отношения. Я, естественно, был на складе. Накачивал Хеннесси — он у меня за старшего, — чтобы тот накачал своих людей. Канистры с краской грузили и отвозили с такой же молниеносной быстротой, с какой в банке вам отвечают отказом на просьбу об отсрочке платеж а. Короче, все бегают, суетятся, и тут Хеннесси ехидно так говорит:
— Мальчишки-то, посыльного, что-то долго нет. Наверно, ему уже надоело.
Человек десять прервали работу и засмеялись. Мол, начальник шутит, значит, положено смеяться.
— С каких это пор у нас новый посыльный? — спрашиваю я Хеннесси. — По-моему, до сегодняшнего дня я здесь принимал на работу и увольнял. Каждый, кто поступает вновь, должен быть зарегистрирован. А то что ни день, то новые… Ты слышал про законы о детском труде? Хочешь, чтобы у меня были неприятности? Сколько ему лет?
— Откуда мне знать, мистер Блин? — отвечает Хеннесси. — Они все выглядят одинаково. Девять, может, десять, а может, и все одиннадцать. Худой такой, но не дохлый и одет не бедно.
— Нечего ему здесь делать. А то еще прицепятся к нам из Совета по образованию или из профсоюза. Хватит с меня двух водителей-идиотов, которые по карте Пенсильвании доставляют груз в Нью-Джерси…
Хеннесси начал оправдываться.
— Я его не нанимал, ей-богу. Он пришел с утра и начал ныть, что, мол, хочет «начать с самого низа» и «показать себя», значит, что, мол, «далеко пойдет», чувствует, мол, что «сможет выбиться в люди», и ему, мол, «нужен только шанс». Я ему сказал, что у нас дела идут туго и мы бы даже самого Александра Грейэма Белла не взяли сейчас на должность телеграфиста, но он согласился работать за бесплатно. Все, что ему, мол, нужно, — это «ступенька на лестнице к успеху», и дальше в таком же духе.
— И что?
— Ну, я сделал вид, что раздумываю, потом говорю: «Ладно, дам тебе шанс. Поработаешь посыльным». Вручил ему пустую банку и приказал срочно найти краску, зеленую в оранжевый горошек. Пошутил, значит. А он схватил банку и бегом. Парни тут чуть не померли от смеха. Я думаю, он больше не вернется.
— Да уж, смешнее некуда. Как в тот раз, когда ты запер Вейлена в душевой и подсунул туда бомбу-вонючку. Кстати, если фирма не получит краску вовремя, я вас с Вейленом местами поменяю — вот тогда совсем смешно будет!
Хеннесси вытер руки о комбинезон, собрался было что-то ответить, но передумал и начал орать на грузчиков так, что у всех уши завяли. Шутки дурацкие он любит, наверно, еще с тех пор, когда первый раз надул в пеленки, но одно могу сказать: парни при нем работают как положено.
И тут как раз входит этот паренек.
— Эй, смотрите, Эрнест вернулся! — крикнул кто-то.
Работа опять остановилась. Запыхавшись, мальчишка подбежал к нам и поставил на пол перед Хеннесси банку с краской.
Одет мальчишка был в белую рубашку, латаные вельветовые брюки и высокие шнурованные ботинки. Должен сказать, я такого вельвета раньше никогда не видел, да и материала, из которого была сшита рубашка, тоже. Тонкий и, похоже, действительно дорогой материал, вроде как металлом отливает, просто уж и не знаю, как иначе описать.
— Я рад, что ты вернулся, малыш, — сказал Хеннесси. — Мне как раз срочно понадобилась левосторонняя малярная кисть. Сбегай-ка разыщи. Только обязательно левостороннюю.
Двое или трое грузчиков осторожно засмеялись. Мальчишка побежал к выходу, но в дверях остановился и обернулся к нам.
— Я постараюсь, сэр, — сказал он, и мне почудилось, будто в голосе у него зазвучала флейта. — Но краска… Я не мог найти зеленую в оранжевый горошек. Только в красный. Надеюсь, она тоже подойдет.
И убежал.
Секунду было тихо, потом всех как прорвало. Грузчики стояли, держа в руках банки с краской, и неудержимо гоготали, захлебываясь ядовитыми репликами в адрес Хеннесси.
— Как он тебя, а?..
— В красный горошек!..
— Надеюсь, тоже подойдет!..
— Ну и влип те ты!
Хеннесси стоял, в ярости сжав кулаки, раздумывая, на кого бы наброситься, потом заметил банку с краской, размахнулся ногой, чтобы ударить по ней, но промахнулся, задев только самый край, и растянулся на полу. Хохот стал еще громче, но, когда он поднялся на ноги, все мгновенно успокоились и бросились грузить машину. Желающих привлечь к себе внимание Хеннесси, когда он в таком настроении, не было.
Все еще посмеиваясь, я наклонился над банкой. Хотел посмотреть, что мальчишка туда налил. В банке было что-то прозрачное с бурыми точками. Явно не краска. Но тут я заметил лужицу рядом с банкой и чуть не задохнулся. Это действительно была краска. Зеленая вкрасный горошек!
Я даже не успел засомневаться: такого же цвета пятно было на стенке банки. Где этот мальчишка, этот посыльный, этот Эрнест, мог достать такую краску?!
Я всегда чую, что можно хорошо продать. В этом мне не откажешь. Нюхом чую! Кому-нибудь в другом конце города ночью приснится что-нибудь такое, на чем можно заработать, — я учую. Такую краску с руками оторвут! Промышленники, дизайнеры, декораторы, просто чудаки, которые любят возиться с красками на своих участках… Это же золотое дно!
Но надо действовать быстро!
Подхватив банку за проволочную ручку, я старательно затер ногой разлитую лужицу, которая, к счастью, успела смешаться с пылью на полу, и вышел на улицу. Хеннесси стоял около грузовика и следил за погрузкой.
Я подошел к нему.
— Как мальчишку-то зовут? Эрнест?
— Да, — пробурчал он, — фамилии он не соизволил сообщить. И вот что я вам скажу: если этот умник здесь еще раз появится…
— Ладно, ладно. У меня дела. Проследи тут без меня за погрузкой.
И я двинулся в ту те сторону, куда убеждал мальчишка.
Хеннесси, надо полагать, заметил банку с краской у меня в руке. Наверно, подумал, на кой черт мне понадобился этот мальчишка? Я еще, помнится, сказал себе: «Пусть думает. Оставим Хеннесси любопытство, а сами возьмем прибыль!»
Через три квартала я увидел его в конце улицы, ведущей к парку, и бросился догонять. Мальчишка остановился напротив скобяной лавки, задумался на секунду, потом зашел внутрь. К тому времени, когда он вышел, я уже был рядом. Некоторое время мы шли бок о бок. Вид у него был удрученный, и он не сразу меня заметил.
Странная на нем была одежда. Даже старомодные шнурованные ботинки были сделаны из какого-то непонятного материала. Я такого никогда раньше не видел, но готов поклясться, что это не кожа.
— Что, не нашел? — спросил я сочувственно.
Мальчишка вздрогнул, но, очевидно, признал меня.
— Нет, не нашел. Продавец сказал, что у них как раз сейчас нет левосторонних кисточек. И про краску то же самое говорили. Как у вас все-таки неэффективно распределяют промышленные товары…
Я сразу заметил, с какой серьезностью он это произнес. Ну и парень!
Я остановился и почесал в затылке. То ли сразу его спросить, где он краску такую взял, то ли дать выговориться? Может, сам проболтается, как это с большинством людей бывает?
Он вдруг побледнел и тут же покраснел. Не люблю таких неженок. Он ведь ростом чуть ли не с меня вымахал, а голос тоненький — прямо сопрано какое-то. Но это бы еще ладно. А вот если парень так краснеет, значит, его в школе по-настоящему не дразнили.
— Послушай, Эрнест, — начал я и положил руку ему на плечо. Этак по-отцовски. — Я…
Он отскочил назад, словно я его консервным ножом по шее пощекотал. И опять покраснел! Ну, прямо как невеста, которая уже пожила в свое удовольствие, а перед алтарем краснеет как маков цвет, чтобы убедить будущую свекровь, что ничего такого не было.
— Не надо этого делать! — говорит. А сам весь трясется.
«Ну, — думаю, — лучше переменить тему».
— Костюмчик у тебя неплохой. Откуда? — неназойливо так говорю, бдительность его ослабляю.
Он самодовольно оглядел себя.
— А, это из школьной пьесы. Правда, немного не соответствует этой эпохе, но я думал… — Он замялся, словно выдал какой-то секрет. Что-то здесь было не так.
— А где ты живешь? — быстро спросил я.
— В Бруксе, — так же быстро ответил он.
Явно что-то не так.
— Где-где? — переспросил я.
— Ну, в этом, знаете, Бруксе… Вернее, в Бруклине…
Я задумался, потер рукой подбородок, и тут мальчишка опять весь затрясся.
— Ну, пожалуйста, — произнес он своим тоненьким голоском. — Зачем вы все время скингируете?
— Зачем я что?
— Скингируете. Ну, касаетесь тела руками. Даже на людях. Плеваться и икать — тоже плохие привычки, и большинство из вас этого не делают. Но все, абсолютно все всегда скингируют.
Я сделал глубокий вдох и пообещал ему больше не скингировать. Однако, как говорится, если хочешь узнать чужие карты, надо начинать ходить самому.
— Послушай, Эрнест, я хочу с тобой поговорить… Короче, меня зовут Малькольм Блин, и я…
Его глаза округлились.
— О-о-о! Нувориш-грабитель! Хозяин складов…
— Чего? — переспросил я.
— Вы же владелец «Красок для Малярных Работ». Я видел вашу фамилию на вывеске. — Тут он кивнул сам себе. — Я все книжки приключенческие перечитал. Дюма… Нет, не Дюма… Элджер, Синклер, Капон. «Шестнадцать торговцев» Капона — вот это книжка! Пять раз читал. Но вы Капона еще не знаете. Его книгу опубликовали только в…
— Когда?
— В этом… Ну ладно, вам я могу все рассказать. Вы один из главных здесь, владелец склада. Дело в том, что я совсем не отсюда.
— В самом деле? А откуда же?
У меня-то на этот счет были свои соображения. Наверно, из тех богатеньких сынков, что переусердствовали с учением, — а может, беженец какой, если судить по его худобе и акценту.
— Из будущего. Мне, вообще-то, сюда еще нельзя. Может быть, меня даже понизят за это на целую степень ответственности. Но я просто должен был увидеть нуворишей-грабителей собственными глазами. Это так все интересно… Я хотел увидеть, как создают компании, разоряют конкурентов, «загоняют в угол»…
«Ну-ну, из будущего, значит, — подумал я. — Тоже мне, экономист в вельветовых штанах!.. Вельветовых?..»
— Стой, стой. Из будущего, говоришь?
— Да, по вашему календарю… Сейчас соображу… В этой части планеты это будет… Из 6130-го года. Ой нет — это другой календарь. По-вашему это будет 2369-й год нашей эры. Или 2370-й? Нет, все-таки, я думаю, из 2369-го.
Я обрадовался, что он наконец решил этот вопрос. Тут же ему об этом сказал, и он меня вежливо поблагодарил. И все это время я думал: если мальчишка врет или просто чокнутый, откуда он тогда взял краску в горошек? Одежду эту? Что-то я не слышал, чтобы у нас такую делали. Надо бы спросить…
— Эта краска… тоже из будущего? Я хочу сказать — тоже из твоего времени?
— Ну да. В магазинах нигде не было, а мне так хотелось себя проявить. Этот Хеннесси тоже «воротила», да? Вот я и отправился к себе, попробовал по спирилликсу и нашел.
— Спирилликс? Это еще что?
— Это такой круглый узикон, ну, вы знаете, такой… Ваш американский ученый Венцеслаус изобрел его примерно в это время. Да, точно, это было в ваше время. Я еще, помню, читал, у него были трудности с финансированием… Или это было в другом веке? Нет, в ваше время! Или…
Он опять задумался и принялся рассуждать сам с собой.
— Ладно, — остановил я его, — плюс-минус сто лет — какая разница? Ты мне лучше скажи, как эту краску делают? И из чего?
— Как делают? — Он начертил носком ботинка маленький круг на земле и уставился на него. — Из плавиковой кислоты… Трижды бластированной. На упаковке не было указано сколько, но я думаю, ее бластируют трижды, и получается…
— Хорошо, подожди. Что значит бластируют и почему трижды?
Мальчишка весело рассмеялся, показав полный рот безукоризненных белых зубов.
— О, я еще этого не знаю. Это все относится к технологии дежекторного процесса Шмутпа, а я его буду проходить только через две степени ответственности. А может, даже не буду, если у меня будет хорошо получаться самовыражение. Самовыражаться мне нравится больше, чем учиться… У меня еще два часа есть. Но…
Он продолжал что-то говорить про-то, как он хочет кого-то там убедить, чтобы ему разрешили больше самовыражаться, а я в это время напряженно думал. И пока ничего хорошего в голову не приходило. Краски этой много не достанешь. Единственная надежда — произвести анализ образца, который у меня был, но эта чертовщина насчет плавиковой кислоты и какого-то тройного бластирования… Темное дело.
Сами подумайте. Люди знакомы со сталью уже давно. Но вот взять, например, образец хорошей закаленной стали с одного из заводов Гэри или Питтсбурга и подсунуть его какому-нибудь средневековому алхимику. Даже если дать ему современную лабораторию и объяснить, как пользоваться оборудованием, он вряд ли много поймет. Может, он и определит, что это сталь, и даже сумеет сказать, сколько в ней примесей углерода, марганца, серы, фосфора или кремния. Если, конечно, кто-нибудь перед этим расскажет ему о современной химии. Но вот как сталь приобрела свои свойства, откуда взялись ее упругость и высокая прочность — этого бедняга сказать не сможет. А расскажешь ему про термообработку или про отжиг углерода — он только рот будет раскрывать, как рыба на рыночном прилавке.
Или взять стекловолокно. Про стекло знали еще древние египтяне. Но попробуй покажи им кусок такой блестящей ткани и скажи, что это стекло. Ведь посмотрят как на психа.
Короче, у меня есть только краска. Всего одна банка, та самая, которую я держу своей потной рукой за проволочную ручку. Ясно, это мне ничего не даст, но я не я буду, если что-нибудь не придумаю.
Стоит тут перед тобой такой вот мальчишка-посыльный, а на самом деле
— величайшая, небывалая возможность разбогатеть. Ни один бизнесмен в здравом уме от такой возможности не откажется.
И я, признаюсь, тоже жаден. Но только до денег. Вот я и подумал, как бы мне превратить этот невероятный случай в кучу зеленых бумажек с множеством нулей. Мальчишка ничего не должен заподозрить или догадаться, что я собираюсь его использовать. Торговец я или нет? Я просто должен его перехитрить и заставить работать на себя с максимальной отдачей.
С беззаботным видом я двинулся в ту же сторону, куда шел Эрнест. Он догнал меня, и мы пошли рядом.
— А где твоя машина времени, Эрнест?
— Машина времени? — Его худенькое личико исказилось в удивленной гримаске. — У меня нет никакой… А, понял, вы имеете в виду хронодром. Надо же такое сказать — машина времени!.. Я установил себе совсем маленький хронодром. Мой отец работает на главном хронодроме, который используют для экспедиций, но на этот раз я хотел попробовать один, без надзора. Мне так хотелось увидеть все самому: как бедные, но целеустремленные разносчики газет поднимаются к вершинам богатства. Или великих смелых нуворишей-грабителей — таких, как вы, а если повезет — настоящих «воротил экономики»! Или вдруг бы я попал в какую-нибудь интригу, например в настоящую биржевую махинацию, когда миллионы мелких вкладчиков теряют деньги и «идут по ветру»! Или «по миру»?
— По миру. А где ты установил этот свой хронодром?
— Не «где», а «когда». Сразу после школы. Мне все равно сейчас положено заниматься самовыражением, так что большой разницы это не делает. Но я надеюсь успеть вовремя, до того как Цензор-Хранитель…
— Конечно, успеешь. Не беспокойся. А можно мне воспользоваться твоим хронодромом?
Мальчишка весело засмеялся, словно я сказал какую-то глупость.
— У вас не получится. Ни тренировки, ни даже второй степени ответственности. И дестабилизироваться вы не умеете. Я рад, что скоро возвращаться, хотя мне тут понравилось. Все-таки здорово! Настоящего нувориша-грабителя встретил!
Я покопался в карманах и закурил «нувориш-грабительскую» сигарету.
— Я думаю, ты и левостороннюю кисть там у себя найдешь без особого труда?
— Не знаю, может быть, и нет. Я никогда про такие не слышал.
— Послушай, а у вас там есть какая-нибудь штука, чтобы видеть будущее? — спросил я, стряхивая пепел на дорогу.
— Вращательный дистрингулятор? Есть. На главном хронодроме. Только я еще не знаю, как он работает. Для этого нужно иметь шестую или седьмую степень ответственности — с четвертой туда и близко не подпустят.
И здесь неудача! Конечно, я мог бы убедить мальчишку притащить еще пару банок краски. Но, если анализ ничего не даст и современными методами ее изготовить нельзя, какой смысл? Другое дело — какой-нибудь прибор, что-то совершенно новое, что можно не только продать за большие деньги, но и самому воспользоваться. Взять, например, эту штуковину, через которую можно видеть будущее, — я бы на ней сам миллионы сделал: предсказывал бы результаты выборов, первые места на скачках… Неплохо бы иметь такую штуку. Этот самый вращательный дистрингулятор. Но мальчишка не может ее добыть! Плохо!
— А как насчет книг? Химия? Физика? Промышленные методы? У тебя есть что-нибудь такое дома?
— Я живу не в доме. И учусь не по книгам. По крайней мере не физику с химией. У нас для этого есть гипнотическое обучение. Вот вчера шесть часов просидел под гипнозом — экзамены скоро…
Я потихоньку закипал. Целые миллионы долларов уплывают из рук, а я ничего не могу сделать. Парень уже домой собирается, все увидел, что хотел (даже «настоящего живого нувориша-грабителя»), а теперь домой — самовыражаться! Должна же быть хоть какая-нибудь зацепка…
— А где твой хронодром? Я имею в виду, где он здесь выходит, у нас?
— В Центральном парке. За большим камнем.
— В Центральном парке, говоришь? Не возражаешь, если я посмотрю, как ты к себе отправишься?
Он не возражал. Мы протопали в западную часть парка, потом свернули на узенькую тропинку. Я отломил от дерева сухую ветку и стегнул себя по ноге. Просто необходимо что-то придумать до того, как он смотается к себе. Банка с краской уже здорово действовала мне на нервы. Она была, в общем-то, не тяжелая, но, если это все, что я получу с этого дела?.. А вдруг еще и анализ ничего не даст?..
Надо, чтобы мальчишка говорил, говорил… Что-нибудь да подвернется.
— А какое у вас правительство? Демократия? Монархия?
Мальчишка залился радостным смехом, и я еле удержался, чтобы не задать ему трепку. Я тут, можно сказать, состояние теряю, а он забавляется, словно я клоун.
— Демократия! Вы имеете в виду политическое значение этого слова, да? Это у вас тут разные нездоровые личности, политические группировки… Мы прошли эту стадию еще до того, как я родился. А последний президент — его не так давно собрали — по-моему, был реверсибилистом. Так что можно сказать, что мы живем при реверсибилизме. Впрочем, еще не завершенном.
Очень ценно! Сразу все так понятно стало… Я уже дошел до такого состояния, что готов был схватиться буквально за любую идею. А Эрнест тем временем продолжал болтать про какие-то непонятные вещи с непроизносимыми названиями, которые творят невероятные дела. Я тихо ругался про себя.
— …Получу пятую степень ответственности. Потом экзамены, очень трудные. Даже тенденсор не всегда помогает.
Я встрепенулся.
— Что это за тенденсор? Что он делает?
— Анализирует тенденции. Тенденции и ситуации в развитии. На самом деле это статистический анализатор, портативный и очень удобный. Но примитивный. Я по нему узнаю вопросы, которые будут на экзамене. У вас такого нет. У вас, как я помню, в школьном воспитании бытует множество суеверий, и считается, что молодежь не должна предвидеть вопросы, которые ставит постоянное изменение окружающего мира или просто личное любопытство их инструкторов. Пришли!
Рядом, на вершине невысокого холма, проглядывали из-за деревьев серые бесформенные обломки скал, и даже на расстоянии я заметил слабое голубое свечение за самым большим камнем.
Эрнест соскочил с тропинки и стал взбираться на холм. Я бросился за ним. Времени оставалось в обрез. Этот тенденсор… Может быть, он-то мне и нужен!
— Послушай, Эрнест, — спросил я, догнав его около большого камня, — а как этот твой тенденсор работает?
— О, все очень просто. Вводишь в него факты — у него обычная клавиатура, — а он их анализирует и выдает наиболее возможный результат или предсказывает тенденцию развития событий. Еще у него встроенный источник питания… Ну ладно, мистер Блин, до свидания!
И он двинулся к голубому туману в том месте, где он был наиболее плотным. Я обхватил его рукой и дернул к себе.
— Опять вы скингируете! — завизжал мальчишка.
— Извини, малыш. В последний раз. Что ты скажешь, если я тебе покажу действительно крупную аферу? Хочешь увидеть напоследок, как я прибираю к рукам международную корпорацию? Я эту махинацию уже давно задумал, будет крупная игра на повышение. Уолл-стрит ничего не подозревает, потому что у меня свой человек на чикагской бирже. Я потороплю это дело, сегодня займусь специально, чтобы ты увидел, как работает настоящий нувориш-грабитель. Только вот с твоим тенденсором я бы провернул это дело наверняка гораздо быстрее. Вот это было бы зрелище! Сотни банков прогорают, я «загоняю в угол» производство каучука, золотой стандарт падает, мелкие вкладчики «идут по миру»! Все сам увидишь, своими глазами! А если притащишь мне тенденсор, я даже разрешу тебе руководить «накоплением капитала»!
Глаза у парнишки заблестели, как новенькие десятицентовики.
— Ух ты! Вот это здорово! Подумать только! Самому участвовать в такой финансовой битве! Но ведь рискованно… Если Цензор-Хранитель подведет итоги и узнает, что я отсутствовал так долго… Или моя наставница поймает меня во время незаконного использования хронодрома…
Но я ведь вам говорил, что я свое дело знаю. Что-что, а людей убеждать я умею.
— Ну, как хочешь. — Я отвернулся и затоптал сигарету. — Я просто хотел дать тебе шанс, потому что ты такой замечательный парень, неглупый. Думал, ты далеко пойдешь. Но у нас, нуворишей-грабителей, тоже, знаешь ли, есть своя гордость. Не каждому посыльному я бы доверил такое важное дело, как накопление капитала.
И я сделал вид, будто ухожу.
— Ой, мистер Блик, — мальчишка забежал вперед меня, — я очень ценю ваше предложение. Только вот рискованно. Но… «опасность — это дыхание жизни для вас», так ведь? Ладно, я принесу тенденсор. И мы вместе распотрошим рынок. Только вы без меня не начинайте.
— Хорошо, но ты поторопись. До захода солнца нужно еще много успеть. Двигай. — Я поставил банку с краской в траву и скрестил руки. Потом взмахнул веткой, словно этой штуковиной, ну, которую королито все таскают,
— скипетром.
Он кивнул, повернулся и побежал к голубому туману за камнями. Коснувшись его, он сначала стал весь голубой, затем исчез. Какие возможности открываются! Вы ведь понимаете, о чем я. Этот тенденсор… Если все, что сказал мальчишка, — правда, то его действительно можно использовать именно так, как я наобещал Эрнесту. Можно предсказывать движение биржевого курса: вниз, вверх, хоть в сторону! Предвидеть финансовые циклы, развитие отраслей промышленности. Предрекать войны, перемирия, выпуск акций… Все, что нужно, — это запихать в машинку факты, например финансовые новости из любой ежедневной газеты, а затем грести деньги лопатой. Ну, теперь можно будет развернуться.
Я запрокинул голову и подмигнул кроне дерева.
Честное слово, я чувствовал себя словно пьяный. Должно быть, я и в самом деле опьянел от предвкушения успеха. Я потерял хватку, перестал думать. А этого нельзя допускать ни на секунду. Никогда!
Подойдя к голубому облаку, я потрогал его рукой — как каменная стена. Мальчишка не соврал, действительно, без подготовки мне туда не попасть…