Страница:
Виридовикс, который и сам когда-то был вождем, сразу признал в Таргитае настоящего повелителя.
– Ты похож на алуга, – заметил Таргитай. Кельту потребовалось несколько секунд, чтобы понять: гортанный акцент хамора превратил слово «халогай» в «алуг».
– Подойди поближе к огню. Хочу разглядеть тебя лучше, – продолжал хамор.
В сопровождении Ярамны, Рамбехишта и других Виридовикс приблизился к мужской половине шатра. Кочевники, сидящие на подушках или круглых циновках, обитых войлоком, наклонились в стороны, давая им пройти.
– Большой человек, – проговорил Таргитай, когда верзила кельт вырос перед ним. – Почему такой большой? Утомишь любую лошадь.
– Что верно, то верно. Зато девочки жаловаться не будут, а это главное, – пробормотал Виридовикс.
Таргитай усмехнулся. Кельт улыбнулся самому себе: он правильно .f%-(+ своего собеседника.
Слова Таргитая и ответ Виридовикса перевел всем остальным человек, сидевший на полу справа от дивана. Это был первый хамор с выбритым лицом, которого увидел Виридовикс. Красные щеки толмача поблескивали в свете костра. Голос звучал мягко – то ли тенор, то ли контральто. Толстую фигуру толмача плотно обтягивал халат.
– Это Липоксай, энари клана.
– Шаман, как вы говорите по-видессиански, – добавил Липоксай. Он владел языком Империи почти идеально. Виридовикс вдруг подумал: а не был ли энари евнухом? Или же у него просто женственное лицо… На кельта Липоксай вдруг глянул очень странно.
– Шаман, да, – нетерпеливо кивнул Таргитай. – Мы говорим не об именах. – Он осмотрел Виридовикса сверху вниз, задержался взглядом на длинном мече кельта. – Ты скажи мне свою историю. Мы увидим, что надо делать.
Кельт принялся рассказывать обо всем, что случилось с момента его похищения.
Вождь остановил его.
– Нет. Зачем вообще пришел в Пардрайю? Ты не человек Империи. Не хамор, не аршаум, я вижу – клянусь Духами Ветров!..
И рассмеялся – немного сипло.
Не в силах избавиться от тяжелого предчувствия, Виридовикс рассказал хаморам правду. Липоксай переводил. И чем дольше рассказывал Виридовикс, тем громче и возмущеннее бормотали кочевники, сидевшие вокруг костра.
– Ты пришел провести аршаум через Пардрайю и хочешь моей благодарности и помощи! – зарычал Таргитай и коснулся своей сабли – как бы напоминая себе о том, где она находится.
– Почему бы и нет? Я заслужил их – и твоей благодарности, и твоей помощи.
Таргитай ошеломленно уставился на наглеца-пришельца. Липоксай удивленно приподнял выщипанную тонкую бровь.
«Будь мужественным и стой крепко, – завещал сам себе Виридовикс. – Если они увидят, что ты сдался, пусть даже в малом… то все пропало».
Выпрямившись во весь рост, кельт нахально глянул сверху вниз на длинный нос хаморского вождя.
– Чем больше аршаумов отправится воевать в Видесс, тем меньше их останется здесь, чтобы гонять вас по степи. Так?
Таргитай поскреб бороду. Высокий певучий голос Липоксая передавал слова кельта на языке степняков. Виридовикс не решался поглядеть по сторонам, чтобы увидеть, как кочевники примут эти дерзкие речи. Но враждебное ворчание стихло.
– Хорошо. Ты – продолжай, – сказал наконец Таргитай.
Тяжелый момент был позади. Виридовикс продолжил свой рассказ. Известие о том, что они с Варатешем были врагами, обрадовало хаморов.
– Братоубийца! – сказал Таргитай, сплюнув в пыль перед своим диваном. – Несколько лет назад хотел войти в наш клан. Его история хуже, чем твоя. Ты забываешь иные вещи. Варатеш – лжет. – Таргитай посмотрел прямо в лицо Виридовиксу, и тот покраснел. – Продолжай. Что дальше?
Виридовикс заговорил было об Авшаре, желая предостеречь кочевников. Но они не знали имени князя-колдуна и потому не боялись. Пусть боги сделают так, чтобы они и не узнали о нем никогда, подумал кельт.
Не без гордости он поведал о том, как вырвался из лап Варатеша. Это вызвало возбужденные крики. Таргитай кратко заметил:
– Недурно.
Виридовикс ухмыльнулся; он уже понял, что хаморский вождь скуп на похвалу.
– В темноте и спешке я поехал на восток, вместо того чтобы двинуться на запад. И вот, наткнулся на твоих людей, – заключил кельт. – Пусть они сами тебе все расскажут.
Перебивая друг друга, кочевники поведали свою часть истории о встрече с Виридовиксом.
Челюсть Таргитая отвисла.
– Голый? – переспросил он у кельта.
– Люди моего племени иногда так сражаются.
– Это может быть очень опасно. И больно, – сказал Таргитай.
Хаморы продолжали расписывать поединок Виридовикса с Рамбехиштом. Таргитай, омрачившись лицом, обратился к Рамбехишту. Вопрос прозвучал резко, как удар бича.
Липоксай перевел слова Таргитая для кельта.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание после того, как проиграл схватку с голым человеком?
Кельт напрягся. Рамбехишт был немалой фигурой в клане. Если сейчас этот хамор начнет поносить своего соперника, то последствия могут быть очень неприятными… Но тот ответил вождю коротко, пожав плечами и бросив всего несколько слов.
– Он побил меня, – перевел Липоксай.
Рамбехишт добавил:
– Голова у меня болит до сих пор. Что еще я могу сказать?..
– Так. – После этого лаконичного ответа Таргитай погрузился в долгое молчание. Наконец вождь хаморов повернулся к Виридовиксу: – Что ж, чужеземец. По крайней мере, ты – настоящий воин. Сила и мужество.
– Да уж. Имеются.
– Так, – повторил кочевник. – Дальше?
– Если бы я попросил тебя проводить меня до страны аршаумов, ты, я полагаю, зарубил бы меня на месте, – сказал Виридовикс.
Липоксай перевел. Хаморы разозлились, но Виридовикс не обращал на это внимания: он должен был сперва дать им пищу для размышлений, чтобы сделать свое предложение более привлекательным.
– У ваших людей есть паршивый сосед, этот негодяй Варатеш, не так ли? У вас имеется большой зуб на него. У меня – тоже. Боги знают, что другие кланы тоже терпеть его не могут. – Как хорошо, что здесь нет видессиан и никто не станет обвинять язычников в «ереси», за что хвала богам! – Что, если мы покончим с его шайкой раз и навсегда?
И заодно – с Авшаром, подумал Виридовикс, но имени колдуна не назвал.
Вокруг костра послышались гортанные выкрики.
– Зуб на Варатеша? – повторил Таргитай мягко. – О да. У меня есть зуб на него.
Он вскочил на ноги и выкрикнул что-то на своем языке.
– Вы будете рады этому, братья?! – перевел Виридовиксу его слова Липоксай.
По шатру пронесся рев. Это мог быть только один ответ: «Да!» С кровожадной улыбкой Валаш хлопнул кельта по спине.
Но Таргитай, вождь, был также и осторожен.
– Энари, – позвал он, и Липоксай встал позади него. – Поговори с духами. Спроси у них, будет это хорошо для клана или же это будет плохо.
Липоксай поклонился и закрыл лицо ладонями в знак покорности. Затем он повернулся к Виридовиксу и тихо сказал:
– Подойди ближе и положи руки мне на плечи.
Кожа энари была теплой и мягкой, как пуховая подушка. Из кармашка за пазухой Липоксай вынул кусочек белой коры шириной в два пальца и длиной в руку. Он разрезал кору на три равных части и легонько прихватил тканью к своим рукам.
Виридовикс почувствовал, как тело энари внезапно напряглось. Голова Липоксая резко откинулась назад, как во время припадка эпилепсии. Теперь Виридовикс мог видеть лицо энари. Его губы были плотно сжаты, а глаза открыты. Они смотрели, не мигая, но видели не Виридовикса
Руки Липоксая двигались, словно обладали отдельным рассудком и не подчинялись телу. Они извивались, сжимая полоски белой коры и тиская их пальцами.
Эта странная игра продолжалась довольно долго. Виридовикс не имел ни малейшего представления о том, как долго она будет идти. Но по тревожному взгляду Таргитая кельт понимал, что происходит что-то необычное. Может быть, нужно вывести Липоксая из транса? Кельт колебался, боясь вмешиваться в магию, которой не понимал.
Энари пришел в себя как раз в тот момент, когда Виридовикс уже решил, что пора встряхнуть его. Пот стекал по гладкому лицу шамана. Халат был насквозь мокрым под пальцами кельта. Липоксай пошатнулся и едва устоял на ногах, как будто долго плыл на корабле и только что сошел на берег. На этот раз он посмотрел на Виридовикса с недоумением и страхом.
– Тебя окружает сильная магия, – сказал он. – Твоя собственная и чужая.
Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения. Таргитай рявкнул что-то. Липоксай довольно долго отвечал тем же тоном, а затем повернулся к кельту.
– Я смог увидеть очень немного, – объяснил он. – Там было так много магии… Все покрыл туман. Я рассмотрел: пятьдесят глаз, дверь в горах и два меча. Я не знаю, хорошие это знаки или плохие.
Таргитай задумался, обхватив рукой подбородок. Он был недоволен тем, что не сумел узнать больше. Наконец он поднялся и сжал руку Виридовикса.
– Что ж, – сказал вождь. – Можем победить, можем проиграть – вероятность одинакова. Варатешу нужно укоротить уши. До самых плеч. – Он засмеялся. Кельт подумал, что для бандита Таргитай – опасный враг. – Так, – еще раз сказал Таргитай. Похоже, он вставлял это слово в паузы, пока раздумывал над тем, что сказать дальше. – Ты клянешься с нами, да?
– Да, – тут же ответил Виридовикс.
Таргитай перешел на язык степняков. Юноша, у которого были глаза вождя и такой же длинный крючковатый нос, принес большую глиняную чашу и полный бурдюк кумыса. Это был не совсем обычный кумыс – темный, крепкий, с сильным запахом.
– Кара-кумыс, черный кумыс, – объяснил Таргитай, ткнув пальцем в чашу. – Напиток повелителей.
Он не торопился выпить. Взяв две стрелы из колчана, Таргитай положил их наконечниками в чашу. За стрелами последовал меч.
– Твой тоже, – сказал вождь Виридовиксу.
Кельт достал меч и опустил его в чашу (кельтский клинок вошел туда до середины). Таргитай кивнул и, вытащив из ножен кинжал, принял в свою руку ладонь Виридовикса.
– Нельзя дрогнуть или моргнуть, – предупредил он и сделал надрез на мизинце кельта. Капли крови упали в чашу.
– Теперь ты, – сказал Таргитай, передав кельту кинжал. Лицо хамора было как будто высечено из камня, когда кельт рассек ему палец.
Их кровь теперь смешалась. Сильная магия, одобрительно подумал Виридовикс,
Липоксай начал нараспев читать молитву или заклинание. Густые гортанные звуки хаморской речи странно переливались в его высоком голосе.
Пока энари молился, Таргитай объяснил Виридовиксу:
– Ты должен клясться чем можешь: ты будешь как брат нашему клану и никогда не предашь.
Кельт задумался. Какими богами лучше всего поклясться в такую минуту?
– Клянусь Эпоной и Тевтатом, – произнес он громко.
Эпона и Тевтат были самыми сильными богами из всех, кого он знал. Когда Виридовикс назвал их имена, символы друидов на завороженном клинке налились золотом. Глаза Липоксая были закрыты, но Таргитай заметил это.
– А, у тебя есть своя магия тоже, – пробормотал он, уставившись на своего нового союзника.
Когда молитва Липоксая была закончена, вождь хаморов вынул из чаши свое оружие. Виридовикс сделал то же самое, насухо вытерев клинок. Прежде чем вложить клинок в ножны, Таргитай наклонился и осторожно поднес чашу к губам, отпил немного и передал кельту.
– Мы смешали кровь, мы смешаем судьбы, – сказал он, как, видимо, было положено.
Виридовикс отпил тоже. Кара-кумыс был густым и мягким на вкус. Приятный напиток, как хорошее, согревающее вино.
Как только напиток братства соединил кельта с кочевниками, приближенные Таргитая встали со своих подушек и подошли разделить чашу. Слуги передали салфетки из тонкой ткани, чтобы ни одна капля драгоценной влаги не пролилась на землю.
– Теперь ты один из нас, – сказал Таргитай и повторил это похаморски, громко рыгнув. – Еще кумысу!
В шатер внесли еще несколько бурдюков. Но там был не темный густой кара-кумыс, а обычный, однако, довольно крепкий. Виридовикс жадно припал к бурдюку, а затем передал его Валашу, сидевшему рядом. Еще один бурдюк подоспел через минуту, затем – еще один… В ушах кельта уже позванивали колокольчики. Крепкий кумыс делал свое дело.
Шапка из волчьего меха все время съезжала на левый глаз Таргитая. Вождь сдвинул ее на затылок и по-совьи глянул на Виридовикса.
– Ты один из нас, – повторил он. Его акцент стал жестче, чем был несколько минут назад. – Должен быть счастлив, совсем счастлив. Это право человека. Ты видишь женщину, которая тебе нравится?
– Проклятье! Поджарь меня, болвана, как кусок мяса! – воскликнул кельт. – Я не бросил на них и беглого взгляда!
То, что он не обратил внимания на женщин, было мерой его тревоги. Теперь Виридовикс мог наконец расслабиться. Случалось, одиночество впивалось в него, как удар ножа, и тогда он вспоминал белокожих кельтских девушек с соломенными или рыжими волосами, похожими на его собственные. Но он не собирался жить одним только прошлым. И когда появлялась возможность развлечься – рисковал. Он усмехнулся, вспомнив Комитту Рангаве. Не то чтобы Виридовикс ожидал увидеть таких же жгучих красавиц в шатре Таргитая…
Как и васпуракане, хаморы имели более угловатые черты, чем утонченные имперцы. Лица их мужчин часто отражали сильные, волевые характеры, однако сходное выражение не красило женщин… Одежда также не способствовала проявлению женственности: женщины хаморов носили штаны, туники и плащи, как и мужчины-кочевники, они закутывались в такие же меха и куртки из кожи. Однако вместо обычных меховых островерхих шапок они надевали маленькие конические повязки для волос, сделанные из шелка и украшенные орнаментом из ярких камней. Наверху были пришиты перья уток и фазанов. Это немного добавляло им привлекательности, однако недостаточно, чтобы сделать желанными.
Хуже всего, подумал Виридовикс, скользя глазами по женщинам, многие из них, вероятно, жены приближенных Таргитая. Полные, неуклюжие, даже самые молодые, они привыкли повелевать. Всего этого Виридовикс предостаточно нахлебался от Комитты.
Они глазели на кельта совершенно откровенно. Виридовикс был рад, что не понимает их языка.
Затем взгляд кельта замер. Недалеко от дивана Таргитая сидела девушка. Чем-то она неуловимо напоминала Неврат – такое же резкое и вместе с тем прекрасное лицо. Ее красота была иной, чем у остроносых видессианок. Наверное, дело в глазах, решил кельт. Они, казалось, улыбались и светились, даже когда ее лицо оставалось неподвижным. Девушка встретила взгляд кельта с той же готовностью, но без соленых шуточек.
– Вот красивая девчонка, – сказал кельт Таргитаю.
Густые брови хамора взметнулись вверх.
– Рад, что ты так думаешь, – сказал он сухо. – Но сделай другой выбор. Возьми на этот раз служанку. Это Сейрем, моя дочь.
– Прости, – сказал Виридовикс, заливаясь краской до корней волос. Он прекрасно знал, что его положение в клане еще очень шатко. – Но как мне отличить служанку от знатной женщины?
– По багтэгу, конечно, – ответил Таргитай. Когда вождь заметил, что кельт не знает этого слова, то сделал движение вокруг головы, показывая, что имеет в виду головную повязку.
Виридовикс кивнул, ругая себя за то, что не обратил внимания на эту деталь. На головном уборе Сейрем были нефриты и полированные опалы, а также причудливые золотые украшения. Очевидно было, что она – не рабыня.
Наконец взор кельта остановился на молодой женщине лет двадцати /ob(. Она была далеко не столь красива, как Сейрем, но все же достаточно приятна и обладала хорошей фигурой – этого оказалось довольно, чтобы привлечь внимание кельта.
– Вот эта девушка подойдет, если не возражаешь, – сказал Таргитаю Виридовикс.
– Кто? – Таргитай отложил бурдюк с кумысом, из которого шумно тянул. – А, Азарми. Она прислуживает моей жене Борэйн. Хорошо.
Виридовикс махнул рукой, подзывая девушку к себе. Одна из богато одетых женщин, очень тяжеловесная на вид, сказала что-то своим подругам, которые так и покатились со смеху. Азарми покачала головой. Это вызвало у пожилых женщин новый взрыв хохота.
Кельт предложил девушке кумыс из бурдюка, который Таргитай отложил в сторону. Не зная языка и не имея возможности объясниться с девушкой, кельт не представлял себе, как ему сказать ей что-нибудь нежное. Она не отшатнулась, когда он коснулся ее, но и желания с ее стороны он не почувствовал.
Постель расстелили у костра. Девушка была покорной, и кельт не ощущал неприязни, но зажечь ее он так и не смог. Разочарованный и уязвленный, он жадно думал о Сейрем, спящей всего в несколько шагах от него. Вскоре и самого Виридовикса сморил сон.
– Мой отец узнал это от своего деда, – рассказывал Ариг. – Когда аршаумы увидели реку Шаум, они приняли ее за море.
– Охотно верю, – отозвался Горгид, глядя на могучую реку, которая несла свои синие воды на юго-запад, к далекому морю Миласа.
Грек прикрыл ладонью глаза: ослепительное полуденное солнце искрилось и плясало на гладкой поверхности воды. Он попытался определить ширину реки, но кто мог бы сказать, на сколько километров она разлилась? На два, на три? После Шаума Куфис, Аранд – да и любая другая река, какую Горгид видел в Галлии, Италии, Греции, – превращались в сущих пигмеев. Горгид обтер лоб ладонью и ощутил шершавое прикосновение песка.
Гуделин, все еще очень неуклюжий в степных одеждах, стряхнул с рукава сухую травинку.
– Как будто дойти до этой реки не было для нас достаточно суровым испытанием… Как же нам перебраться на тот берег? – вопросил бюрократ, обращаясь ко всем и ни к кому в отдельности.
Хороший вопрос, подумал грек. Ближайший брод находился в двухстах пятидесяти километрах к северу. Чтобы построить мост через Шаум, нужно вмешательство богов. Что до кораблей – кто умеет их строить в степи, где почти не встречаются деревья?..
Скилицез оскалил зубы в нехорошей улыбке.
– Пикридий, ты хорошо плаваешь?
– На такое расстояние? Не хуже тебя, клянусь Фосом.
– Лошади плавают лучше, чем вы оба, – заявил Ариг. – Пошли.
Он подвел лошадей к берегу Шаума, соскочил на землю и разделся почти догола, затем прыгнул обратно в седло. Остальные последовали его примеру.
Ариг сказал:
– Направляйте свою лошадь в воду, пока она не начнет плыть. Затем соскользните с нее и крепко держитесь за шею. Я пойду последним. Псой, держи мою лошадь и свою тоже. Я возьму еще одну. Хочу убедиться, что ни одна не останется на берегу.
Аршаум обнажил саблю и проверил остроту лезвия ногтем.
Горгид взял с собой пропитанный маслом кожаный мешок, в котором хранил драгоценную рукопись. Уловив взгляд аршаума, грек пояснил:
– Я буду держаться одной рукой – книга должна оставаться сухой.
Кочевник только пожал плечами. Если грек хочет рисковать жизнью изза каких-то каракулей на пергаменте – что ж, его личное дело.
Оглядев толстого Гуделина, Ланкин Скилицез сказал:
– Ты будешь держаться на плаву лучше, чем я.
Гуделин только фыркнул.
Горгид дернул поводья, направляя лошадь к реке. Она попыталась увернуться, когда поняла, чего добивается всадник, но он ударил ее по бокам пятками, и лошадь вошла в воду. Оказавшись в реке, она дернула головой и недовольно посмотрела на всадника. Затем, как купальщик, пробующий воду ногой, неуверенно пошла вперед. Снова запнулась.
– Итхи! – крикнул грек на своем языке. – Вперед!
Он еще раз ударил ее пятками. Лошадь наконец поплыла. Она испуганно фыркнула, когда копыта перестали касаться дна, но тут же начала сильно загребать. Противоположный берег, видный с поверхности воды, казался невероятно далеким.
Прянул запасной конь, когда Ариг погнал его в воду, кольнув саблей. Дико заржала лошадь, прыгая в воду и утаскивая за собой остальных, привязанных к ней.
Течение Шаума оказалось не таким сильным, как ожидал Горгид. Оно относило плывущих немного на юг, делая переправу дольше, но в целом не слишком мешало. Вода была холодной и очень прозрачной. Горгид видел на дне реки камни и водоросли.
На середине переправы он заметил большую серую рыбу с коричневыми полосками на спине. Она рылась на дне. Размеры рыбы вызвали у грека нешуточную тревогу: она была поболе лошади.
– Акула! – крикнул Горгид.
– В Шауме нет акул, – заверил его Скилицез. – Они называют ее «мурзалин», а видессианское название – «сиркат».
– Мне плевать, как ее называют. – Грек был не столько удивлен, сколько испуган. – Она кусается?
– У нее даже нет зубов. Только сетка для ловли рачков и червей.
– Засоленная икра сирката – редкостный деликатес, – вставил Гуделин тоном гурмана.
– Да и мясо недурно, если хорошенько прокоптить, – добавил Превалий, сын Хараваша. – А из ее плавательного пузыря мы делаем… Как вы это называете, когда свет проходит насквозь?
– Прозрачный, – сказал Гуделин.
– Благодарю, господин. Мы делаем прозрачные окна для шатров.
– А если бы она умела петь, то, я полагаю, вы и это пустили бы в дело, – мрачно сказал грек. Страшная на вид рыба все еще казалась ему опасной.
Превалий отнесся к реплике Горгида с неожиданной серьезностью.
– В степи приходится использовать все. У нас тут слишком мало вещей, чтобы выбрасывать их, не взяв от них всего.
Горгид только хмыкнул, не отводя глаз от сирката, мурзалина или как там это называют. Но рыбина, не обращая на плывущих никакого внимания, продолжала копаться в песке. Через несколько минут она совсем исчезла из вида.
Западный берег приближался. Руки Горгида устали – он постоянно держал мешок с рукописью над поверхностью воды. Время от времени он перекладывал мешок из левой руки в правую, но это не слишком помогало. В конце концов он выпустил шею лошади. До берега оставалось еще метров тридцать. Горгид старался держаться на плаву и, к своей радости, неожиданно почувствовал под ногами дно. Степная лошадка была слишком маленькой, чтобы достать до дна копытами. Теперь настал черед всадника помочь лошади.
Вздохнув с облегчением, грек вывел свою лошадку на берег Шаумкиила. Степь простиралась перед ним – точно такая же, как Пардрайя, оставшаяся на востоке.
С шумным плеском на берег в нескольких метрах от Горгида вышел Скилицез. Горгид тут же полез в свой драгоценный мешок и достал табличку.
– Как правильно пишется «мурзалин»? Скажи мне, пожалуйста, по буквам, – попросил грек.
Скилицез посмотрел на него как на слабоумного, но все же терпеливо разъяснил.
В развевающихся белых одеждах, широкими шагами Авшар метался по шатру, точно загнанная в клетку пантера. Громадный рост колдуна и размашистые движения делали шатер маленьким, тесным, неудобным, будто предназначенным для народа карликов. Колдун пнул ногой подушку, которая полетела в стену, отскочила и упала, сбив небольшую картинку с изображением сурового воина в черных доспехах, бросающего в своих врагов три острых молнии.
Авшар резко повернулся к Варатешу:
– Бездельник! Пес! Безмозглый червь! Кусок дерьма! Мало вырезать твое сердце, после того, что ты сделал!
В шатре они были наедине. Авшар хорошо знал, что нельзя унижать вождя перед его бандитами.
Гнев колдуна жег огнем, его слова были как плеть. Варатеш наклонил голову. Больше всего на свете он хотел бы заслужить похвалу этого человека. И потому вытерпел оскорбления, за которые любой другой давно поплатился бы жизнью.
Но изгой не считал себя рабом и потому счел возможным сказать в свою защиту:
– Я – не единственный, кто совершил в этом деле ошибку. Ты послал меня не за тем человеком. Он…
Авшар резко ударил его железной рукавицей. Удар был так силен, что Варатеш полетел лицом в пыль.
Вождь-изгой поднялся. Лицо его было окровавлено, голова гудела. Рука скользнула за пояс, к ножу. Он любил и Кодомана, но Кодоман тоже первым нанес удар…
– Кто ты такой, чтобы так обращаться со мной? – прошептал Варатеш. Слезы жгли ему глаза.
Авшар засмеялся. Смех его был черен, как одежды Скотоса…
И отбросил с лица покрывало, которое всегда окутывало его.
– Ну что, червь! – сказал Авшар. – Так кто же я такой?
Варатеш застонал и упал на колени.
– Ты похож на алуга, – заметил Таргитай. Кельту потребовалось несколько секунд, чтобы понять: гортанный акцент хамора превратил слово «халогай» в «алуг».
– Подойди поближе к огню. Хочу разглядеть тебя лучше, – продолжал хамор.
В сопровождении Ярамны, Рамбехишта и других Виридовикс приблизился к мужской половине шатра. Кочевники, сидящие на подушках или круглых циновках, обитых войлоком, наклонились в стороны, давая им пройти.
– Большой человек, – проговорил Таргитай, когда верзила кельт вырос перед ним. – Почему такой большой? Утомишь любую лошадь.
– Что верно, то верно. Зато девочки жаловаться не будут, а это главное, – пробормотал Виридовикс.
Таргитай усмехнулся. Кельт улыбнулся самому себе: он правильно .f%-(+ своего собеседника.
Слова Таргитая и ответ Виридовикса перевел всем остальным человек, сидевший на полу справа от дивана. Это был первый хамор с выбритым лицом, которого увидел Виридовикс. Красные щеки толмача поблескивали в свете костра. Голос звучал мягко – то ли тенор, то ли контральто. Толстую фигуру толмача плотно обтягивал халат.
– Это Липоксай, энари клана.
– Шаман, как вы говорите по-видессиански, – добавил Липоксай. Он владел языком Империи почти идеально. Виридовикс вдруг подумал: а не был ли энари евнухом? Или же у него просто женственное лицо… На кельта Липоксай вдруг глянул очень странно.
– Шаман, да, – нетерпеливо кивнул Таргитай. – Мы говорим не об именах. – Он осмотрел Виридовикса сверху вниз, задержался взглядом на длинном мече кельта. – Ты скажи мне свою историю. Мы увидим, что надо делать.
Кельт принялся рассказывать обо всем, что случилось с момента его похищения.
Вождь остановил его.
– Нет. Зачем вообще пришел в Пардрайю? Ты не человек Империи. Не хамор, не аршаум, я вижу – клянусь Духами Ветров!..
И рассмеялся – немного сипло.
Не в силах избавиться от тяжелого предчувствия, Виридовикс рассказал хаморам правду. Липоксай переводил. И чем дольше рассказывал Виридовикс, тем громче и возмущеннее бормотали кочевники, сидевшие вокруг костра.
– Ты пришел провести аршаум через Пардрайю и хочешь моей благодарности и помощи! – зарычал Таргитай и коснулся своей сабли – как бы напоминая себе о том, где она находится.
– Почему бы и нет? Я заслужил их – и твоей благодарности, и твоей помощи.
Таргитай ошеломленно уставился на наглеца-пришельца. Липоксай удивленно приподнял выщипанную тонкую бровь.
«Будь мужественным и стой крепко, – завещал сам себе Виридовикс. – Если они увидят, что ты сдался, пусть даже в малом… то все пропало».
Выпрямившись во весь рост, кельт нахально глянул сверху вниз на длинный нос хаморского вождя.
– Чем больше аршаумов отправится воевать в Видесс, тем меньше их останется здесь, чтобы гонять вас по степи. Так?
Таргитай поскреб бороду. Высокий певучий голос Липоксая передавал слова кельта на языке степняков. Виридовикс не решался поглядеть по сторонам, чтобы увидеть, как кочевники примут эти дерзкие речи. Но враждебное ворчание стихло.
– Хорошо. Ты – продолжай, – сказал наконец Таргитай.
Тяжелый момент был позади. Виридовикс продолжил свой рассказ. Известие о том, что они с Варатешем были врагами, обрадовало хаморов.
– Братоубийца! – сказал Таргитай, сплюнув в пыль перед своим диваном. – Несколько лет назад хотел войти в наш клан. Его история хуже, чем твоя. Ты забываешь иные вещи. Варатеш – лжет. – Таргитай посмотрел прямо в лицо Виридовиксу, и тот покраснел. – Продолжай. Что дальше?
Виридовикс заговорил было об Авшаре, желая предостеречь кочевников. Но они не знали имени князя-колдуна и потому не боялись. Пусть боги сделают так, чтобы они и не узнали о нем никогда, подумал кельт.
Не без гордости он поведал о том, как вырвался из лап Варатеша. Это вызвало возбужденные крики. Таргитай кратко заметил:
– Недурно.
Виридовикс ухмыльнулся; он уже понял, что хаморский вождь скуп на похвалу.
– В темноте и спешке я поехал на восток, вместо того чтобы двинуться на запад. И вот, наткнулся на твоих людей, – заключил кельт. – Пусть они сами тебе все расскажут.
Перебивая друг друга, кочевники поведали свою часть истории о встрече с Виридовиксом.
Челюсть Таргитая отвисла.
– Голый? – переспросил он у кельта.
– Люди моего племени иногда так сражаются.
– Это может быть очень опасно. И больно, – сказал Таргитай.
Хаморы продолжали расписывать поединок Виридовикса с Рамбехиштом. Таргитай, омрачившись лицом, обратился к Рамбехишту. Вопрос прозвучал резко, как удар бича.
Липоксай перевел слова Таргитая для кельта.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание после того, как проиграл схватку с голым человеком?
Кельт напрягся. Рамбехишт был немалой фигурой в клане. Если сейчас этот хамор начнет поносить своего соперника, то последствия могут быть очень неприятными… Но тот ответил вождю коротко, пожав плечами и бросив всего несколько слов.
– Он побил меня, – перевел Липоксай.
Рамбехишт добавил:
– Голова у меня болит до сих пор. Что еще я могу сказать?..
– Так. – После этого лаконичного ответа Таргитай погрузился в долгое молчание. Наконец вождь хаморов повернулся к Виридовиксу: – Что ж, чужеземец. По крайней мере, ты – настоящий воин. Сила и мужество.
– Да уж. Имеются.
– Так, – повторил кочевник. – Дальше?
– Если бы я попросил тебя проводить меня до страны аршаумов, ты, я полагаю, зарубил бы меня на месте, – сказал Виридовикс.
Липоксай перевел. Хаморы разозлились, но Виридовикс не обращал на это внимания: он должен был сперва дать им пищу для размышлений, чтобы сделать свое предложение более привлекательным.
– У ваших людей есть паршивый сосед, этот негодяй Варатеш, не так ли? У вас имеется большой зуб на него. У меня – тоже. Боги знают, что другие кланы тоже терпеть его не могут. – Как хорошо, что здесь нет видессиан и никто не станет обвинять язычников в «ереси», за что хвала богам! – Что, если мы покончим с его шайкой раз и навсегда?
И заодно – с Авшаром, подумал Виридовикс, но имени колдуна не назвал.
Вокруг костра послышались гортанные выкрики.
– Зуб на Варатеша? – повторил Таргитай мягко. – О да. У меня есть зуб на него.
Он вскочил на ноги и выкрикнул что-то на своем языке.
– Вы будете рады этому, братья?! – перевел Виридовиксу его слова Липоксай.
По шатру пронесся рев. Это мог быть только один ответ: «Да!» С кровожадной улыбкой Валаш хлопнул кельта по спине.
Но Таргитай, вождь, был также и осторожен.
– Энари, – позвал он, и Липоксай встал позади него. – Поговори с духами. Спроси у них, будет это хорошо для клана или же это будет плохо.
Липоксай поклонился и закрыл лицо ладонями в знак покорности. Затем он повернулся к Виридовиксу и тихо сказал:
– Подойди ближе и положи руки мне на плечи.
Кожа энари была теплой и мягкой, как пуховая подушка. Из кармашка за пазухой Липоксай вынул кусочек белой коры шириной в два пальца и длиной в руку. Он разрезал кору на три равных части и легонько прихватил тканью к своим рукам.
Виридовикс почувствовал, как тело энари внезапно напряглось. Голова Липоксая резко откинулась назад, как во время припадка эпилепсии. Теперь Виридовикс мог видеть лицо энари. Его губы были плотно сжаты, а глаза открыты. Они смотрели, не мигая, но видели не Виридовикса
Руки Липоксая двигались, словно обладали отдельным рассудком и не подчинялись телу. Они извивались, сжимая полоски белой коры и тиская их пальцами.
Эта странная игра продолжалась довольно долго. Виридовикс не имел ни малейшего представления о том, как долго она будет идти. Но по тревожному взгляду Таргитая кельт понимал, что происходит что-то необычное. Может быть, нужно вывести Липоксая из транса? Кельт колебался, боясь вмешиваться в магию, которой не понимал.
Энари пришел в себя как раз в тот момент, когда Виридовикс уже решил, что пора встряхнуть его. Пот стекал по гладкому лицу шамана. Халат был насквозь мокрым под пальцами кельта. Липоксай пошатнулся и едва устоял на ногах, как будто долго плыл на корабле и только что сошел на берег. На этот раз он посмотрел на Виридовикса с недоумением и страхом.
– Тебя окружает сильная магия, – сказал он. – Твоя собственная и чужая.
Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения. Таргитай рявкнул что-то. Липоксай довольно долго отвечал тем же тоном, а затем повернулся к кельту.
– Я смог увидеть очень немного, – объяснил он. – Там было так много магии… Все покрыл туман. Я рассмотрел: пятьдесят глаз, дверь в горах и два меча. Я не знаю, хорошие это знаки или плохие.
Таргитай задумался, обхватив рукой подбородок. Он был недоволен тем, что не сумел узнать больше. Наконец он поднялся и сжал руку Виридовикса.
– Что ж, – сказал вождь. – Можем победить, можем проиграть – вероятность одинакова. Варатешу нужно укоротить уши. До самых плеч. – Он засмеялся. Кельт подумал, что для бандита Таргитай – опасный враг. – Так, – еще раз сказал Таргитай. Похоже, он вставлял это слово в паузы, пока раздумывал над тем, что сказать дальше. – Ты клянешься с нами, да?
– Да, – тут же ответил Виридовикс.
Таргитай перешел на язык степняков. Юноша, у которого были глаза вождя и такой же длинный крючковатый нос, принес большую глиняную чашу и полный бурдюк кумыса. Это был не совсем обычный кумыс – темный, крепкий, с сильным запахом.
– Кара-кумыс, черный кумыс, – объяснил Таргитай, ткнув пальцем в чашу. – Напиток повелителей.
Он не торопился выпить. Взяв две стрелы из колчана, Таргитай положил их наконечниками в чашу. За стрелами последовал меч.
– Твой тоже, – сказал вождь Виридовиксу.
Кельт достал меч и опустил его в чашу (кельтский клинок вошел туда до середины). Таргитай кивнул и, вытащив из ножен кинжал, принял в свою руку ладонь Виридовикса.
– Нельзя дрогнуть или моргнуть, – предупредил он и сделал надрез на мизинце кельта. Капли крови упали в чашу.
– Теперь ты, – сказал Таргитай, передав кельту кинжал. Лицо хамора было как будто высечено из камня, когда кельт рассек ему палец.
Их кровь теперь смешалась. Сильная магия, одобрительно подумал Виридовикс,
Липоксай начал нараспев читать молитву или заклинание. Густые гортанные звуки хаморской речи странно переливались в его высоком голосе.
Пока энари молился, Таргитай объяснил Виридовиксу:
– Ты должен клясться чем можешь: ты будешь как брат нашему клану и никогда не предашь.
Кельт задумался. Какими богами лучше всего поклясться в такую минуту?
– Клянусь Эпоной и Тевтатом, – произнес он громко.
Эпона и Тевтат были самыми сильными богами из всех, кого он знал. Когда Виридовикс назвал их имена, символы друидов на завороженном клинке налились золотом. Глаза Липоксая были закрыты, но Таргитай заметил это.
– А, у тебя есть своя магия тоже, – пробормотал он, уставившись на своего нового союзника.
Когда молитва Липоксая была закончена, вождь хаморов вынул из чаши свое оружие. Виридовикс сделал то же самое, насухо вытерев клинок. Прежде чем вложить клинок в ножны, Таргитай наклонился и осторожно поднес чашу к губам, отпил немного и передал кельту.
– Мы смешали кровь, мы смешаем судьбы, – сказал он, как, видимо, было положено.
Виридовикс отпил тоже. Кара-кумыс был густым и мягким на вкус. Приятный напиток, как хорошее, согревающее вино.
Как только напиток братства соединил кельта с кочевниками, приближенные Таргитая встали со своих подушек и подошли разделить чашу. Слуги передали салфетки из тонкой ткани, чтобы ни одна капля драгоценной влаги не пролилась на землю.
– Теперь ты один из нас, – сказал Таргитай и повторил это похаморски, громко рыгнув. – Еще кумысу!
В шатер внесли еще несколько бурдюков. Но там был не темный густой кара-кумыс, а обычный, однако, довольно крепкий. Виридовикс жадно припал к бурдюку, а затем передал его Валашу, сидевшему рядом. Еще один бурдюк подоспел через минуту, затем – еще один… В ушах кельта уже позванивали колокольчики. Крепкий кумыс делал свое дело.
Шапка из волчьего меха все время съезжала на левый глаз Таргитая. Вождь сдвинул ее на затылок и по-совьи глянул на Виридовикса.
– Ты один из нас, – повторил он. Его акцент стал жестче, чем был несколько минут назад. – Должен быть счастлив, совсем счастлив. Это право человека. Ты видишь женщину, которая тебе нравится?
– Проклятье! Поджарь меня, болвана, как кусок мяса! – воскликнул кельт. – Я не бросил на них и беглого взгляда!
То, что он не обратил внимания на женщин, было мерой его тревоги. Теперь Виридовикс мог наконец расслабиться. Случалось, одиночество впивалось в него, как удар ножа, и тогда он вспоминал белокожих кельтских девушек с соломенными или рыжими волосами, похожими на его собственные. Но он не собирался жить одним только прошлым. И когда появлялась возможность развлечься – рисковал. Он усмехнулся, вспомнив Комитту Рангаве. Не то чтобы Виридовикс ожидал увидеть таких же жгучих красавиц в шатре Таргитая…
Как и васпуракане, хаморы имели более угловатые черты, чем утонченные имперцы. Лица их мужчин часто отражали сильные, волевые характеры, однако сходное выражение не красило женщин… Одежда также не способствовала проявлению женственности: женщины хаморов носили штаны, туники и плащи, как и мужчины-кочевники, они закутывались в такие же меха и куртки из кожи. Однако вместо обычных меховых островерхих шапок они надевали маленькие конические повязки для волос, сделанные из шелка и украшенные орнаментом из ярких камней. Наверху были пришиты перья уток и фазанов. Это немного добавляло им привлекательности, однако недостаточно, чтобы сделать желанными.
Хуже всего, подумал Виридовикс, скользя глазами по женщинам, многие из них, вероятно, жены приближенных Таргитая. Полные, неуклюжие, даже самые молодые, они привыкли повелевать. Всего этого Виридовикс предостаточно нахлебался от Комитты.
Они глазели на кельта совершенно откровенно. Виридовикс был рад, что не понимает их языка.
Затем взгляд кельта замер. Недалеко от дивана Таргитая сидела девушка. Чем-то она неуловимо напоминала Неврат – такое же резкое и вместе с тем прекрасное лицо. Ее красота была иной, чем у остроносых видессианок. Наверное, дело в глазах, решил кельт. Они, казалось, улыбались и светились, даже когда ее лицо оставалось неподвижным. Девушка встретила взгляд кельта с той же готовностью, но без соленых шуточек.
– Вот красивая девчонка, – сказал кельт Таргитаю.
Густые брови хамора взметнулись вверх.
– Рад, что ты так думаешь, – сказал он сухо. – Но сделай другой выбор. Возьми на этот раз служанку. Это Сейрем, моя дочь.
– Прости, – сказал Виридовикс, заливаясь краской до корней волос. Он прекрасно знал, что его положение в клане еще очень шатко. – Но как мне отличить служанку от знатной женщины?
– По багтэгу, конечно, – ответил Таргитай. Когда вождь заметил, что кельт не знает этого слова, то сделал движение вокруг головы, показывая, что имеет в виду головную повязку.
Виридовикс кивнул, ругая себя за то, что не обратил внимания на эту деталь. На головном уборе Сейрем были нефриты и полированные опалы, а также причудливые золотые украшения. Очевидно было, что она – не рабыня.
Наконец взор кельта остановился на молодой женщине лет двадцати /ob(. Она была далеко не столь красива, как Сейрем, но все же достаточно приятна и обладала хорошей фигурой – этого оказалось довольно, чтобы привлечь внимание кельта.
– Вот эта девушка подойдет, если не возражаешь, – сказал Таргитаю Виридовикс.
– Кто? – Таргитай отложил бурдюк с кумысом, из которого шумно тянул. – А, Азарми. Она прислуживает моей жене Борэйн. Хорошо.
Виридовикс махнул рукой, подзывая девушку к себе. Одна из богато одетых женщин, очень тяжеловесная на вид, сказала что-то своим подругам, которые так и покатились со смеху. Азарми покачала головой. Это вызвало у пожилых женщин новый взрыв хохота.
Кельт предложил девушке кумыс из бурдюка, который Таргитай отложил в сторону. Не зная языка и не имея возможности объясниться с девушкой, кельт не представлял себе, как ему сказать ей что-нибудь нежное. Она не отшатнулась, когда он коснулся ее, но и желания с ее стороны он не почувствовал.
Постель расстелили у костра. Девушка была покорной, и кельт не ощущал неприязни, но зажечь ее он так и не смог. Разочарованный и уязвленный, он жадно думал о Сейрем, спящей всего в несколько шагах от него. Вскоре и самого Виридовикса сморил сон.
* * *
– Мой отец узнал это от своего деда, – рассказывал Ариг. – Когда аршаумы увидели реку Шаум, они приняли ее за море.
– Охотно верю, – отозвался Горгид, глядя на могучую реку, которая несла свои синие воды на юго-запад, к далекому морю Миласа.
Грек прикрыл ладонью глаза: ослепительное полуденное солнце искрилось и плясало на гладкой поверхности воды. Он попытался определить ширину реки, но кто мог бы сказать, на сколько километров она разлилась? На два, на три? После Шаума Куфис, Аранд – да и любая другая река, какую Горгид видел в Галлии, Италии, Греции, – превращались в сущих пигмеев. Горгид обтер лоб ладонью и ощутил шершавое прикосновение песка.
Гуделин, все еще очень неуклюжий в степных одеждах, стряхнул с рукава сухую травинку.
– Как будто дойти до этой реки не было для нас достаточно суровым испытанием… Как же нам перебраться на тот берег? – вопросил бюрократ, обращаясь ко всем и ни к кому в отдельности.
Хороший вопрос, подумал грек. Ближайший брод находился в двухстах пятидесяти километрах к северу. Чтобы построить мост через Шаум, нужно вмешательство богов. Что до кораблей – кто умеет их строить в степи, где почти не встречаются деревья?..
Скилицез оскалил зубы в нехорошей улыбке.
– Пикридий, ты хорошо плаваешь?
– На такое расстояние? Не хуже тебя, клянусь Фосом.
– Лошади плавают лучше, чем вы оба, – заявил Ариг. – Пошли.
Он подвел лошадей к берегу Шаума, соскочил на землю и разделся почти догола, затем прыгнул обратно в седло. Остальные последовали его примеру.
Ариг сказал:
– Направляйте свою лошадь в воду, пока она не начнет плыть. Затем соскользните с нее и крепко держитесь за шею. Я пойду последним. Псой, держи мою лошадь и свою тоже. Я возьму еще одну. Хочу убедиться, что ни одна не останется на берегу.
Аршаум обнажил саблю и проверил остроту лезвия ногтем.
Горгид взял с собой пропитанный маслом кожаный мешок, в котором хранил драгоценную рукопись. Уловив взгляд аршаума, грек пояснил:
– Я буду держаться одной рукой – книга должна оставаться сухой.
Кочевник только пожал плечами. Если грек хочет рисковать жизнью изза каких-то каракулей на пергаменте – что ж, его личное дело.
Оглядев толстого Гуделина, Ланкин Скилицез сказал:
– Ты будешь держаться на плаву лучше, чем я.
Гуделин только фыркнул.
Горгид дернул поводья, направляя лошадь к реке. Она попыталась увернуться, когда поняла, чего добивается всадник, но он ударил ее по бокам пятками, и лошадь вошла в воду. Оказавшись в реке, она дернула головой и недовольно посмотрела на всадника. Затем, как купальщик, пробующий воду ногой, неуверенно пошла вперед. Снова запнулась.
– Итхи! – крикнул грек на своем языке. – Вперед!
Он еще раз ударил ее пятками. Лошадь наконец поплыла. Она испуганно фыркнула, когда копыта перестали касаться дна, но тут же начала сильно загребать. Противоположный берег, видный с поверхности воды, казался невероятно далеким.
Прянул запасной конь, когда Ариг погнал его в воду, кольнув саблей. Дико заржала лошадь, прыгая в воду и утаскивая за собой остальных, привязанных к ней.
Течение Шаума оказалось не таким сильным, как ожидал Горгид. Оно относило плывущих немного на юг, делая переправу дольше, но в целом не слишком мешало. Вода была холодной и очень прозрачной. Горгид видел на дне реки камни и водоросли.
На середине переправы он заметил большую серую рыбу с коричневыми полосками на спине. Она рылась на дне. Размеры рыбы вызвали у грека нешуточную тревогу: она была поболе лошади.
– Акула! – крикнул Горгид.
– В Шауме нет акул, – заверил его Скилицез. – Они называют ее «мурзалин», а видессианское название – «сиркат».
– Мне плевать, как ее называют. – Грек был не столько удивлен, сколько испуган. – Она кусается?
– У нее даже нет зубов. Только сетка для ловли рачков и червей.
– Засоленная икра сирката – редкостный деликатес, – вставил Гуделин тоном гурмана.
– Да и мясо недурно, если хорошенько прокоптить, – добавил Превалий, сын Хараваша. – А из ее плавательного пузыря мы делаем… Как вы это называете, когда свет проходит насквозь?
– Прозрачный, – сказал Гуделин.
– Благодарю, господин. Мы делаем прозрачные окна для шатров.
– А если бы она умела петь, то, я полагаю, вы и это пустили бы в дело, – мрачно сказал грек. Страшная на вид рыба все еще казалась ему опасной.
Превалий отнесся к реплике Горгида с неожиданной серьезностью.
– В степи приходится использовать все. У нас тут слишком мало вещей, чтобы выбрасывать их, не взяв от них всего.
Горгид только хмыкнул, не отводя глаз от сирката, мурзалина или как там это называют. Но рыбина, не обращая на плывущих никакого внимания, продолжала копаться в песке. Через несколько минут она совсем исчезла из вида.
Западный берег приближался. Руки Горгида устали – он постоянно держал мешок с рукописью над поверхностью воды. Время от времени он перекладывал мешок из левой руки в правую, но это не слишком помогало. В конце концов он выпустил шею лошади. До берега оставалось еще метров тридцать. Горгид старался держаться на плаву и, к своей радости, неожиданно почувствовал под ногами дно. Степная лошадка была слишком маленькой, чтобы достать до дна копытами. Теперь настал черед всадника помочь лошади.
Вздохнув с облегчением, грек вывел свою лошадку на берег Шаумкиила. Степь простиралась перед ним – точно такая же, как Пардрайя, оставшаяся на востоке.
С шумным плеском на берег в нескольких метрах от Горгида вышел Скилицез. Горгид тут же полез в свой драгоценный мешок и достал табличку.
– Как правильно пишется «мурзалин»? Скажи мне, пожалуйста, по буквам, – попросил грек.
Скилицез посмотрел на него как на слабоумного, но все же терпеливо разъяснил.
* * *
В развевающихся белых одеждах, широкими шагами Авшар метался по шатру, точно загнанная в клетку пантера. Громадный рост колдуна и размашистые движения делали шатер маленьким, тесным, неудобным, будто предназначенным для народа карликов. Колдун пнул ногой подушку, которая полетела в стену, отскочила и упала, сбив небольшую картинку с изображением сурового воина в черных доспехах, бросающего в своих врагов три острых молнии.
Авшар резко повернулся к Варатешу:
– Бездельник! Пес! Безмозглый червь! Кусок дерьма! Мало вырезать твое сердце, после того, что ты сделал!
В шатре они были наедине. Авшар хорошо знал, что нельзя унижать вождя перед его бандитами.
Гнев колдуна жег огнем, его слова были как плеть. Варатеш наклонил голову. Больше всего на свете он хотел бы заслужить похвалу этого человека. И потому вытерпел оскорбления, за которые любой другой давно поплатился бы жизнью.
Но изгой не считал себя рабом и потому счел возможным сказать в свою защиту:
– Я – не единственный, кто совершил в этом деле ошибку. Ты послал меня не за тем человеком. Он…
Авшар резко ударил его железной рукавицей. Удар был так силен, что Варатеш полетел лицом в пыль.
Вождь-изгой поднялся. Лицо его было окровавлено, голова гудела. Рука скользнула за пояс, к ножу. Он любил и Кодомана, но Кодоман тоже первым нанес удар…
– Кто ты такой, чтобы так обращаться со мной? – прошептал Варатеш. Слезы жгли ему глаза.
Авшар засмеялся. Смех его был черен, как одежды Скотоса…
И отбросил с лица покрывало, которое всегда окутывало его.
– Ну что, червь! – сказал Авшар. – Так кто же я такой?
Варатеш застонал и упал на колени.
Глава седьмая
Фекла Зонара передала слуге серебряный подсвечник.
– Положи в мешок, – велела она.
Слуга в недоумении повертел подсвечник в руке. Фекла забрала у слуги массивный поставец и сама засунула в мешок, который увязывал слуга.
– И это тоже, – добавила она, подавая позолоченное серебряное блюдо с чеканкой на охотничьи темы.
– Мы должны сберечь и это! – В комнату вбежала Эритро с целой кучей глиняных чаш, ярко расписанных узорами. – Они слишком красивы, чтобы оставлять их этим грязным намдалени.
– Милосердный Фос! – возопил Ситта Зонар. – Почему бы заодно не прихватить корыта, из которых кормят свиней, раз уж ты решила тащить с собой все подряд? Все это бесполезный мусор. Пусть островитяне подавятся, на здоровье! У нас нет времени спасать все это барахло. Все равно придется половину бросить в пути, так что смысла нет тратить нервы…
Он покрутил головой.
– Лучше не трать нервы на ругань с Эритро, – посоветовала дочь Ситты, Ипатия.
Землевладелец вздохнул и повернулся к Скавру:
– Женщины начисто лишены логики, не считаешь?
Не выпуская из рук чаши, Эритро разъяренным воробьем набросилась на брата:
– Что этот солдафон знает о логике? Зачем ты задаешь ему бесполезные вопросы? Это за ним на хвосте притащились сюда намдалени! Если бы не он, мы бы преспокойно жили в нашем поместье. А теперь нам придется кочевать куда-то за холмы, будто мы – какие-то хаморы, что следуют за своими стадами…
– Положи в мешок, – велела она.
Слуга в недоумении повертел подсвечник в руке. Фекла забрала у слуги массивный поставец и сама засунула в мешок, который увязывал слуга.
– И это тоже, – добавила она, подавая позолоченное серебряное блюдо с чеканкой на охотничьи темы.
– Мы должны сберечь и это! – В комнату вбежала Эритро с целой кучей глиняных чаш, ярко расписанных узорами. – Они слишком красивы, чтобы оставлять их этим грязным намдалени.
– Милосердный Фос! – возопил Ситта Зонар. – Почему бы заодно не прихватить корыта, из которых кормят свиней, раз уж ты решила тащить с собой все подряд? Все это бесполезный мусор. Пусть островитяне подавятся, на здоровье! У нас нет времени спасать все это барахло. Все равно придется половину бросить в пути, так что смысла нет тратить нервы…
Он покрутил головой.
– Лучше не трать нервы на ругань с Эритро, – посоветовала дочь Ситты, Ипатия.
Землевладелец вздохнул и повернулся к Скавру:
– Женщины начисто лишены логики, не считаешь?
Не выпуская из рук чаши, Эритро разъяренным воробьем набросилась на брата:
– Что этот солдафон знает о логике? Зачем ты задаешь ему бесполезные вопросы? Это за ним на хвосте притащились сюда намдалени! Если бы не он, мы бы преспокойно жили в нашем поместье. А теперь нам придется кочевать куда-то за холмы, будто мы – какие-то хаморы, что следуют за своими стадами…