Страница:
27.
Но ты, с возмущением воздев очи и руки горе, рассекаешь рукой воздух и заявляешь: «Она была!»-словно она существовала всегда (разумеется, нерожденная и несотворенная). И потому, конечно, следует верить, что эта земля и есть материя. Но я отвечу просто и без всяких прикрас: о любой вещи можно сказать «она была», и даже о той, которая была создана, которая была рождена, которая некогда не существовала и которая не является материей. Ведь обо всем, что обладает бытием (откуда бы оно его ни имело, — или через начало, или без начала), можно, раз уж «оно есть», сказать также «оно было». Чему подходит исходная для определения форма глагола, тому и измененная форма глагола подойдет для повествования. «Есть» исходная форма для определения, а «была» — для повествования. Но в настоящем случае все это-хитросплетения и уловки еретиков. Они из простых и общеизвестных слов создают проблему. Разумеется, очень важный вопрос, «была» ли та земля, которая была сотворена? И уж, конечно, нужно обсудить, подходит ли быть невидимой и неустроенной той земле, которая была сотворена, или той, из которой она была сотворена, чтобы «она была» отнести к той, которая действительно была.
28.
Впрочем, мы докажем не только то, что указанные свойства подходили нашей земле, но что они не подходили той, другой. Ведь если нагая материя простиралась перед Богом, не будучи, разумеется, отделена от Него никакими элементами (посколь-ку еще ничего не было кроме нее и Бога), то, без сомнения, она не могла быть невидимой. Ибо хотя Гермоген и утверждает, что тьма была присуща субстанции материи (на это утверждение мы ответим в своем месте), но тьма видима даже человеку, — то есть он видит, что темно, — не говоря уже о Боге. Во всяком случае, если бы она была невидимой, то никоим образом нельзя было бы познать ее свойство. Откуда, в таком случае, Гермоген узнал, что она была бесформенна, беспорядочна и неспокойна, если она была скрыта, ибо невидима? А если это было открыто Богом, то Гермоген должен это доказать. Еще я спрашиваю, могла ли она быть названа неустроенной? Ведь, конечно, неустроено то, что несовершенно. А несовершенным, разумеется, может быть лишь то, что создано. А то, что создано не до конца, несовершенно. «Конечно, — соглашаешься ты. — Поэтому материя, которая вообще не была создана, несовершенной быть не могла. А если она не могла быть несовершенной, то не могла быть и неустроенной. Раз у нее не было начала, поскольку она не была создана, то она была лишена первичного несовершенства. Ведь первичное несовершенство свойственно началу действия. Поэтому лишь та земля, которая была сотворена, заслуживала названия «неустроенная». Ибо как только она была сотворена, она получила основание для несовершенства, прежде чем стала совершенной.
29.
Ведь Бог все Свои дела совершил в определенном порядке: вначале создал мир из необработанных элементов, а затем как бы освятил его украшениями. Так, и свет Бог не сразу наполнил блеском солнца, и тьму не тотчас же укротил отрадой луны, и небо не тотчас же украсил звездами и созвездиями, и моря не тотчас же населил животными, и самое землю не тотчас же одарил способностью плодоношения. Но сначала Он даровал ей бытие, а затем наполнил ее, чтобы не оставалась пустой. Так, во всяком случае, говорит Исайя: Бог сотворил ее не для того, чтобы она пустовала, а для того, чтобы на ней жили (45,18). Итак, она должна была достичь совершенства после того, как вначале была просто сотворена. А между тем она была невидима и неустроена. Неустроена же потому, что невидима. А так как недостижима для зрения, то и не благоустроена в прочих отношениях. Невидима же была она потому, что все же еще была окружена водами, словно покровом родовой жидкости.
Таким же образом появляется на свет и наша, родственная ей, плоть. Поэтому и Давид поет так: Господу принадлежит земля и все изобилие ее, круг земной и все, кто населяют его. Он основал ее на морях и на реках утвердил ее (Пс. 23, 1–2). После того как воды были отделены и наполнили земные углубления, обнажилась суша, которая до тех пор была покрыта водами. С этого момента она становится видимой, по слову Божьему: Да соберется вода в одном месте и да будет видима суша (Быт. 1, 9). Да видима будет, — сказал Он, — а не: «Да будет». Ибо она была уже создана, но, будучи невидимой, ожидала случая сделаться видимой. Суша же, так как она должна была явиться после отделения жидкости, есть земля: И назвал Бог сушу землею (10), а не материей. И вот, достигнув после этого совершенства, земля перестает считаться неустроенной с того момента, как Бог сказал: Да произрастит земля былие травное, сеющее семя по роду и по подобию своему, и плодовитое древо, приносящее плод, в котором семя по подобию его (11). И так же: Да произведет земля душу живую по роду ее, скотов и гадов и зверей по роду их (24).
Итак, Божественное Писание осуществило свой замысел. Ибо той, которую оно сначала представляло как невидимую и неустроенную, оно придало видимость и совершенство. Ведь не материя же была невидимой и неустроенной, поскольку в таком случае ей пришлось бы затем стать видимой и совершенной. Итак, я хочу видеть материю, если она стала видимой. Я хочу познакомиться с ней, ставшей совершенной, чтобы получить из нее и былие травное, и плодовитое древо, и воспользоваться животными на пользу и служение себе.
Но на самом деле материи нет нигде. А земля-вот она перед нами. Ее я вижу, ею наслаждаюсь, после того как она перестала быть невидимой и неустроенной. О ней весьма ясно говорит Исайя: Так говорит Господь, Который создал небо, тот Бог, Который явил землю и сотворил ее (45,18). Конечно, Он явил ту же самую, которую и создал. Каким образом показал? Разумеется, Своим словом: Да будет видима суша (Быт. 1, 9). Почему же Он повелевает ей стать видимой, если не потому, что она прежде не была видима? И чтобы не оставить ее пустой, сделав видимой. Он сделал ее обитаемой. Итак, всем этим доказывается, что земля, которую мы населяем, создана Богом и показана Им, и что не было никакой другой земли в неустроенном и невидимом состоянии, кроме той, которая и сотворена, и показана. Поэтому выражение: Земля же была невидима и неустроена- относится к той, которую Бог создал вместе с небом.
30.
Кажется, мнению Гермогена благоприятствуют и следующие слова: И тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою (Быт. 1, 2), — так будто бы эти смешанные субстанции являют собой доказательство существования гермогеновой хаотической массы. Но столь четкое разделение определенных и отличных элементов, разграничивающее по отдельности тьму, бездну, Дух Божий и воду, позволяет решить, что нет ничего ни смешанного, ни неопределенного из-за смешения. Тем более, когда каждому из них приписывается особенное положение: тьме над бездною. Духу над водою, — то отрицается смешение субстанций и особенным их расположением указывается на их различие. Поэтому в высшей степени неразумно было бы серьезно говорить о материи, которую представляют бесформенной, что она бесформенна в силу множества названий форм, не указывая, что же, собственно, со-ставляет сущность смешения. Ибо бесформенную материю во всяком случае нужно представлять единственной. Ведь все бесформенное, конечно, единообразно. А бесформенно все, что смешано из разного, и единственная его форма, будучи соединением многих форм, состоит тем самым в отсутствии формы. Но материя или имела в себе те формы (species), в чьих именах она может быть познаваема (я имею в виду тьму, бездну, Дух и воду), или не имела. Если имела, то как можно выдавать ее за бесформенную? Если же не имела, то как она может быть познаваемой?
31.
Впрочем, можно еще ухватиться за то, что, согласно Писанию, Бог создал в начале только небо и землю, а об упомянутых выше формах ничего такого не сказано. А раз об их создании не сказано, они относятся к несозданной материи. Ответим также и на это придирчивое рассуждение. Божественное Писание сказало бы вполне достаточно, если бы познакомило нас только с наивысшими творениями Бога, небом и землей, имеющими, разумеется, и свои собственные устроения (suggestus). Для неба и земли это были, прежде всего, тьма и бездна, Дух и вода. К земле, конечно, относятся бездна и тьма. Ведь если бездна под землей, а тьма над бездной, то, без сомнения, и тьма, и бездна под землей. А под небом находились Дух и вода. Ведь если вода над землей, которую она покрывала, а Дух-над водой, то и Дух, и вода одинаково над землей. А то, что находилось над землей, было, во всяком случае, ниже неба. И как земля-на бездне и тьме, так и небо возлежало на Духе и воде и обнимало их.
Ничего нового нет и в том, что называется только содержащее (как сумма всего), а под ним понимается и содержимое (как его часть). Так, если я скажу: «Город построил театр и цирк; сцена, мол, была такая-то и такая-то, и статуи над каналом, и надо всем возвышался обелиск», — то, если бы я не сказал, что и эти части построены городом, разве не были бы они построены вместе с цирком и театром? Не потому ли я не прибавил, что эти части также построены, что они находились в тех построенных предметах, о которых я сказал выше, и могли быть поняты по тем предметам, в которых они находились? Но оставим этот пример, как человеческий. Я возьму другой, более значимый, из самого Писания. Создал, — говорит оно, — Бог человека из земли и вдунул в лицо его дыхание жизни, и сделался человек душой живою (Быт. 2, 7). Здесь Писание называет лицо человека, но не говорит, что оно создано Богом. После этого Писание говорит о коже, костях, плоти, глазах, поте и крови, также не указывая, что все это создано Богом. Что скажет на это Гермоген? Может, и члены человека имеют отношение к матери, так как, будучи сотворены Богом, они не перечисляются поименно? Или они тоже созданы во время творения человека? Равным образом, частями неба и земли были бездна и тьма, Дух и вода. Если созданы части некоего тела, они и подразумеваются при назывании имени тела. Ни один элемент не может не быть частью того элемента, в котором он содержится. А в небе или в земле содержатся все элементы.
32.
До сих пор я давал ответы в соответствии с самим Писанием, поскольку, на первый взгляд, здесь оно доказывает творение одних только тел неба и земли. Оно, конечно, знало, что существуют люди, способные по одним телам познавать и их части, и поэтому в самом начале сказало кратко. Однако Писание предвидело также людей тупых и коварных, которые, пренебрегая молчаливым пониманием, требовали особых слов для творения частей. Из-за таких людей Писание в других местах учит и о тво-рении отдельных частей. Например, у нас есть Премудрость, которая говорит: Я родилась прежде бездны (Притч. 8,24), — чтобы мы знали, что и бездна также рождена, то есть произведена, ибо мы тоже производим детей, рождая их. Неважно, произведена бездна или рождена, так как в обоих случаях ей приписывается начало бытия, которое не приписывалось бы ей, если бы под ней разумелась материя. О тьме и Сам Господь говорит устами Исайи: Я, Который создал свет и сотворил тьму (45,7). О Духе-таким же образом Амос: Он производит гром и творит ветер и возвещает людям своего Помазанника (4,13), показывая, что Бог создал духа, который был предназначен для сотворенной земли, который носился над водою, — распорядитель, вдохновитель и животворитель вселенной. Бог есть Дух; но здесь дух не обозначает, как некоторые думают. Самого Бога, ибо вода не была бы в состоянии поддерживать Бога. Здесь имеется в виду тот же дух, из которого состоят ветры, как сказано у Исайи: Потому что дух вышел из Меня, и всякое дуновение Я сотворил (57,16). Та же Премудрость о воде говорит так: Когда Он укреплял источники, те, что под небом, я была при Нем художницей (ср. Притч. 8,29–30).
Итак, когда мы доказываем, что и упомянутые части созданы Богом (хотя в Книге Бытия они только называются без упоминания о творении), противная сторона скорее всего нам ответит: «Конечно, они созданы, но-из материи. Так что слова Моисея-И тьма была над бездною, и Дух Божий носился над водою- воспевают материю. В прочих же местах Писания по отдельности показаны те части, которые созданы из материи». Значит, как земля создана из земли, так и бездна из бездны, и тьма из тьмы, а дух и вода-из Духа и воды? Но, как мы уже сказали выше [гл. 30], материя не могла быть бесформенной, если содержала в себе формы, чтобы и другие формы могли быть созданы из них. Разве что они были не другие, но возникли сами из себя, если и впрямь не могло быть различным то, что имеет одинаковые имена. Но тогда творение Божье могло бы оказаться уже бесполезным, noтому что создалось бы то, что и так существовало. Богу же больше подобало создавать то, чего еще не было. Итак, я заключаю. Если Моисей писал: И тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою, — имея в виду материю, то (когда в других местах говорилось, что эти формы созданы Богом) следовало бы упомянуть, что они сотворены из той самой материи, о которой уже сказал Моисей. А если он имел в виду именно эти формы и не подразумевал под ними материю, то, спрашиваю я, где же сказано о материи?
33.
Но между тем как Гермоген разыскал материю среди своих красок-в Священном Писании он отыскать ее не смог, — довольно уже того, что твердо установлено творение всего Богом и вовсе не установлено творение всего из материи. Даже если бы она существовала, мы верили бы, что и она сотворена Богом. Ибо мы твердо придерживаемся того, что нет ничего нерожденного, кроме Бога. В этом утверждении всегда можно усомниться, пока, вызванные на суд Писания, не прекратятся попытки утвердить материю. Говоря кратко и по существу: я не нахожу ничего сотворенного, кроме того, что сотворено из ничего. А если нечто сотворено из чего-нибудь другого, то оно происходит из сотворенного. Так, например, из земли-растения, плоды, скот и даже тело человека; из воды-плавающие и летающие животные. Такого рода «начала» вещей, произведенных из этих начал, я могу назвать «материями». Но и сами они созданы Богом.
34.
Впрочем, в том, что все произошло из ничего, в конце кон-цов, может убедить Божественный замысел, согласно которому все опять обратится в ничто. Ибо и небо свернется, как свиток книжный (Ис. 34, 4) и уже никогда не будет вместе с землей, с которой оно было сотворено в начале мироздания. Небо и земля прейдут, — говорит Господь (Матф. 24,35). Первое небо и первая земля миновали, и не нашлось места для них (Откр. 21, 1). Ибо что имеет конец, то, разумеется, теряет свое место. Вот и Давид говорит: Дела Твоих рук, небеса, и они погибнут (ср. Пс. 101, 26–27). Но если Он сменит их как одежду, и они сменятся (27), то смена будет гибелью для прежнего состояния, которое они потеряют, когда сменятся. И звезды падут с неба подобно тому, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет свои незрелые плоды (Откр. 6, 13). Горы, как воск, будут таять от лица Господа (Пс. 96, 5), когда Он восстанет, чтобы ниспровергнуть землю. Также, — говорит Он, — Я иссушу и болота, и будут искать воду, и не найдут; также и моря не будет (ср. Ис. 2, 19; 42,15; 41,17). Если кто-нибудь думает, что эти слова нужно понимать иначе, духовным образом, он все же не сможет устранить истину грядущего: все будет так, как написано. Ибо если это прообразы (figurae), они непременно должны иметь в виду существующее, а не то, чего не существует. Ибо для сравнения годится лишь то, что само обладает свойством применяться для такого сравнения.
Теперь я возвращаюсь к утверждению, что все создано из ничего, чтобы в ничто возвратиться. Из вечного, то есть из материи, Бог не создал бы ничего смертного. Из великого не сотворил бы малого Тот, Кому более прилично производить из малого великое, то есть из преходящего-вечное, что обещает Он и нашему телу. И этот залог Своей силы и Своего могущества Он решил поместить в нас, чтобы мы верили, что Он даже вселенную воскресил из ничего, словно мертвую, и сделал существующей из несуществующей.
35.
Хотя об остальных состояниях материи не следовало бы и рассуждать, ибо прежде хорошо бы установить, что она вообще существует, однако мы будем исходить из того, что она будто бы существует, чтобы тем более стало ясно, что она не существует, раз не существуют и другие ее состояния, и чтобы тем самым Гермоген признал свои противоречия. «На первый взгляд, — говорит он, — нам кажется, что материя телесна. Будучи же исследована "правильным разумом", она оказывается ни телесной, ни бестелесной». Что это за «правильный разум», который не со-общает ничего правильного, то есть ничего не подлежащего сомнению? Ибо, если я не ошибаюсь, всякая вещь должна быть или телесной, или бестелесной (ибо я могу допустить, что нечто может быть бестелесным, но лишь относительно субстанций, в то время как сама субстанция есть тело всякой вещи). А кроме телесного и бестелесного, вне сомнения, нет ничего третьего. Но теперь пусть будет и третье, которое открыл этот «правильный разум» Гермогена, представляющий материю ни телесной, ни бестелесной. Но где оно? Каково оно? Как называется? Как описывается? Как понимается? Одно ли то объявил «разум», что материя ни телесна, ни бестелесна?
36.
Но вот он высказывает нечто обратное. Или, может быть, Гермогену повстречался уже совсем другой «разум», объявляющий, что материя отчасти телесна, отчасти бестелесна? Итак, теперь, чтобы материя не была ни тем, ни другим, ее следует считать и тем, и другим? Теперь она будет и телесной, и бестелесной вопреки гласу вышеупомянутого «правильного разума», совершенно не отдающего себе отчета в своих словах, как, впрочем, и другой, новоявленный «разум». Ибо он хочет, чтобы в материи телесным было то, из чего образуются тела, бестелесным же- несотворенное движение. «Ведь если бы, — говорит он, — существовало только тело, то у него не могло бы появиться ничего бестелесного, то есть движения. А если бы материя была совершенно бестелесной, то из нее не возникло бы никакого тела». Насколько же правильнее этот «разум»! Но если ты, Гермоген, и линии ведешь так же правильно, как и рассуждаешь, то вряд ли найдется живописец безрассуднее тебя. Ибо кто же согласится вместе с тобой считать движение второй частью субстанции, — оно ведь не субстанциально, поскольку не телесно. Оно, скорее, свойство (accidens) субстанции и тела; как действие и удар, как скольжение и падение, — так и движение. Ведь если что-либо движимо чем-либо другим или самим собой, действие его есть движение и, конечно, не есть часть субстанции, как это пытаешься утверждать ты, превращая бестелесное движение в бестелесную субстанции? материи. В конце концов, все движется или само собой, как живыр существа, или благодаря чему-либо другому, как неживые. Однако ни человека, ни камень мы не назовем одновременно и телесным, и бестелесным, хотя они имеют и тело, и движение, но всему приписываем одну форму одной-единственной телесности, которая свойственна субстанции. И если им присуще бестелесное или их действия, или подверженность действиям, или деятельность, или стремления, — то мы не считаем это их составными частями. Итак, что за польза представлять движение составной частью материи, если оно относится не к субстанции материи, а только к ее свойствам? А если бы тебе захотелось представить материю как неподвижную, неужели неподвижность оказалась бы второй ее частью? Таким образом, движение не есть часть материи. Но о движении, пожалуй, скажем где-нибудь в другом месте.
37.
Ибо я вижу, что ты опять возвращаешься к тому своему «разуму», который обычно не сообщал тебе ничего достоверного. Ведь точно так же, как ты вводишь «ни телесную, ни бестелесную материю», теперь ты добавляешь, что она ни хороша, ни плоха, и доказываешь это тем же образом. «Ведь если бы, — говорить ты, — она была добра, то, будучи такой всегда, она не требовала бы Божественного устроения. А если бы она была по природе злой, то не приняла бы перехода к лучшему. И Бог не смог $ы к ней применить ничего из Своего благоустроения, раз такова ее природа, и трудился бы впустую». Это все твои слова. Надо, бы, чтобы ты вспомнил о них и в другом месте и не пытался вводить ничего противоположного им. Но так как выше мы уже рассуждали о двусмысленности добра и зла применительно к материи, то сейчас я отвечу только на одно это твое утверждение и доказательство. Я не хочу сказать, что и здесь ты должен утверждать что-либо определенное: мол, материя или добра, или зла, или что-нибудь третье! Но я хотел бы заметить, что и здесь ты не придерживаешься того, о чем возвещал ранее, то есть что материя ц не добрая, и не злая. От этого своего утверждения ты отказываешься, когда говоришь: «Если бы она была добра, то не требовала бы своего устроения Богом». Тем самым ты объявляешь ее злою. А когда ты добавляешь: «Если бы она была по природе злой, то не допустила бы перехода к лучшему», — ты представляешь ее доброй. Итак, ты установил, что материя находится в пределах добра и зла, когда объявил, что она ни добра, ни зла. Но чтобы опровергнуть доказательство, которым ты пытаешься подтвердить свое мнение, я выставлю против тебя еще и следующее: если бы материя была всегда добра, то почему бы ей не захотеть сделаться еще лучше? То, что не стремится из хорошего стать лучшим, на самом деле не желает добра. Точно так же, если бы, материя была по природе зла, то почему она не могла быть преобразована Богом, как более могущественным? Как Тем, Который в состоянии даже природу камней превращать в сыновей Авраама (ср. Матф. 3,9)? Поэтому ты не только приравниваешь Бога к материи, но даже подчиняешь ей Того, Кем природа материи могла быть побеждена и преобразована в лучшую. Но ты не хочешь, чтобы материя и здесь была по природе злой, и станешь отрицать, что признал это в других местах.
38.
О положении материи выскажусь так же, как и о мере ее движения, чтобы показать твое заблуждение. Ты подчиняешь материю Богу и, во всяком случае, отводишь ей место, которое помещаешь ниже Бога. Следовательно, материя находится в некотором месте. А если в месте, то внутри места. Если внутри места, следовательно, место, внутри которого она находится, ее ограничивает. Если она ограничена, то имеет пограничную линию, которую ты, поскольку ты все же художник, должен признать как границу всякой вещи, чьей пограничной линией она является. Итак, не будет безграничной материя, которая, пока она пребывает в определенном месте, ограничивается им, и, пока ограничивается, терпит его как предел. Но ты хочешь, чтобы она была беспредельной и говоришь: «А беспредельна она потому, что существует всегда». И если бы кто-нибудь из твоих учеников попросил объяснения, ты, конечно, захотел бы, чтобы они считали материю беспредельной во времени, а не по телесной протяженности. Однако, по твоему мнению, на самом деле она беспредельна именно телесно, телесно неизмерима и неописуема; это ясно из следующих слов: «Поэтому, — говоришь ты, — не вся она создается, но лишь ее части». Следовательно, она беспредельна в пространстве, а не во времени. И ты сам себя уличаешь в заблуждении, делая ее беспредельной в пространстве, но вместе с тем приписывая ей место и заключая ее внутри места и пограничной линии места. Не знаю, почему Бог не создал ее всю целиком, — то ли в результате бессилия, то ли зависти. Итак, я ищу ту самую ее половину, которая была создана не целиком, чтобы узнать, какова она в своей целости. Ведь Бог должен был явить ее как образец древности для славы творения.
39.
Но если допустить, что материя ограничена (как правильно тебе представляется) своими изменениями и превращениями, то она будет и постижима, «так как она, — говоришь ты, — сотворена Богом», и делима, так как она непостоянна и изменчи-ва. «Ибо ее изменения, — говоришь ты, — показывают ее делимость». Но здесь ты выходишь за пределы своих же собственных утверждений, которые ты применил к Лику Божьему (Persona Dei), утверждая, что Бог создал ее не из Себя Самого. Ибо не может распадаться на части Тот, Кто вечен, пребывает во веки и поэтому неизменяем и неделим. Если и материя считается столь же вечной, не имеющей ни начала, ни конца, то она не может претерпевать ни разделения, ни изменения по той же причине, что и Бог. Помещенная вместе с Ним в вечности, она неизбежно должна разделить с Ним и свойства, и законы, и состояния вечности. Равным образом, когда ты говоришь: «Любая ее часть обладает всем тем, что свойственно любой другой ее части, так что по частям познается целое», ты, конечно, имеешь в виду те части, которые произошли из нее, которые сегодня нам видны. Так вот, каким же образом обладают они свойствами всех прочих (и, значит, прежних) частей, если те, которые мы видим сегодня, иные, нежели прежние?
Но ты, с возмущением воздев очи и руки горе, рассекаешь рукой воздух и заявляешь: «Она была!»-словно она существовала всегда (разумеется, нерожденная и несотворенная). И потому, конечно, следует верить, что эта земля и есть материя. Но я отвечу просто и без всяких прикрас: о любой вещи можно сказать «она была», и даже о той, которая была создана, которая была рождена, которая некогда не существовала и которая не является материей. Ведь обо всем, что обладает бытием (откуда бы оно его ни имело, — или через начало, или без начала), можно, раз уж «оно есть», сказать также «оно было». Чему подходит исходная для определения форма глагола, тому и измененная форма глагола подойдет для повествования. «Есть» исходная форма для определения, а «была» — для повествования. Но в настоящем случае все это-хитросплетения и уловки еретиков. Они из простых и общеизвестных слов создают проблему. Разумеется, очень важный вопрос, «была» ли та земля, которая была сотворена? И уж, конечно, нужно обсудить, подходит ли быть невидимой и неустроенной той земле, которая была сотворена, или той, из которой она была сотворена, чтобы «она была» отнести к той, которая действительно была.
28.
Впрочем, мы докажем не только то, что указанные свойства подходили нашей земле, но что они не подходили той, другой. Ведь если нагая материя простиралась перед Богом, не будучи, разумеется, отделена от Него никакими элементами (посколь-ку еще ничего не было кроме нее и Бога), то, без сомнения, она не могла быть невидимой. Ибо хотя Гермоген и утверждает, что тьма была присуща субстанции материи (на это утверждение мы ответим в своем месте), но тьма видима даже человеку, — то есть он видит, что темно, — не говоря уже о Боге. Во всяком случае, если бы она была невидимой, то никоим образом нельзя было бы познать ее свойство. Откуда, в таком случае, Гермоген узнал, что она была бесформенна, беспорядочна и неспокойна, если она была скрыта, ибо невидима? А если это было открыто Богом, то Гермоген должен это доказать. Еще я спрашиваю, могла ли она быть названа неустроенной? Ведь, конечно, неустроено то, что несовершенно. А несовершенным, разумеется, может быть лишь то, что создано. А то, что создано не до конца, несовершенно. «Конечно, — соглашаешься ты. — Поэтому материя, которая вообще не была создана, несовершенной быть не могла. А если она не могла быть несовершенной, то не могла быть и неустроенной. Раз у нее не было начала, поскольку она не была создана, то она была лишена первичного несовершенства. Ведь первичное несовершенство свойственно началу действия. Поэтому лишь та земля, которая была сотворена, заслуживала названия «неустроенная». Ибо как только она была сотворена, она получила основание для несовершенства, прежде чем стала совершенной.
29.
Ведь Бог все Свои дела совершил в определенном порядке: вначале создал мир из необработанных элементов, а затем как бы освятил его украшениями. Так, и свет Бог не сразу наполнил блеском солнца, и тьму не тотчас же укротил отрадой луны, и небо не тотчас же украсил звездами и созвездиями, и моря не тотчас же населил животными, и самое землю не тотчас же одарил способностью плодоношения. Но сначала Он даровал ей бытие, а затем наполнил ее, чтобы не оставалась пустой. Так, во всяком случае, говорит Исайя: Бог сотворил ее не для того, чтобы она пустовала, а для того, чтобы на ней жили (45,18). Итак, она должна была достичь совершенства после того, как вначале была просто сотворена. А между тем она была невидима и неустроена. Неустроена же потому, что невидима. А так как недостижима для зрения, то и не благоустроена в прочих отношениях. Невидима же была она потому, что все же еще была окружена водами, словно покровом родовой жидкости.
Таким же образом появляется на свет и наша, родственная ей, плоть. Поэтому и Давид поет так: Господу принадлежит земля и все изобилие ее, круг земной и все, кто населяют его. Он основал ее на морях и на реках утвердил ее (Пс. 23, 1–2). После того как воды были отделены и наполнили земные углубления, обнажилась суша, которая до тех пор была покрыта водами. С этого момента она становится видимой, по слову Божьему: Да соберется вода в одном месте и да будет видима суша (Быт. 1, 9). Да видима будет, — сказал Он, — а не: «Да будет». Ибо она была уже создана, но, будучи невидимой, ожидала случая сделаться видимой. Суша же, так как она должна была явиться после отделения жидкости, есть земля: И назвал Бог сушу землею (10), а не материей. И вот, достигнув после этого совершенства, земля перестает считаться неустроенной с того момента, как Бог сказал: Да произрастит земля былие травное, сеющее семя по роду и по подобию своему, и плодовитое древо, приносящее плод, в котором семя по подобию его (11). И так же: Да произведет земля душу живую по роду ее, скотов и гадов и зверей по роду их (24).
Итак, Божественное Писание осуществило свой замысел. Ибо той, которую оно сначала представляло как невидимую и неустроенную, оно придало видимость и совершенство. Ведь не материя же была невидимой и неустроенной, поскольку в таком случае ей пришлось бы затем стать видимой и совершенной. Итак, я хочу видеть материю, если она стала видимой. Я хочу познакомиться с ней, ставшей совершенной, чтобы получить из нее и былие травное, и плодовитое древо, и воспользоваться животными на пользу и служение себе.
Но на самом деле материи нет нигде. А земля-вот она перед нами. Ее я вижу, ею наслаждаюсь, после того как она перестала быть невидимой и неустроенной. О ней весьма ясно говорит Исайя: Так говорит Господь, Который создал небо, тот Бог, Который явил землю и сотворил ее (45,18). Конечно, Он явил ту же самую, которую и создал. Каким образом показал? Разумеется, Своим словом: Да будет видима суша (Быт. 1, 9). Почему же Он повелевает ей стать видимой, если не потому, что она прежде не была видима? И чтобы не оставить ее пустой, сделав видимой. Он сделал ее обитаемой. Итак, всем этим доказывается, что земля, которую мы населяем, создана Богом и показана Им, и что не было никакой другой земли в неустроенном и невидимом состоянии, кроме той, которая и сотворена, и показана. Поэтому выражение: Земля же была невидима и неустроена- относится к той, которую Бог создал вместе с небом.
30.
Кажется, мнению Гермогена благоприятствуют и следующие слова: И тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою (Быт. 1, 2), — так будто бы эти смешанные субстанции являют собой доказательство существования гермогеновой хаотической массы. Но столь четкое разделение определенных и отличных элементов, разграничивающее по отдельности тьму, бездну, Дух Божий и воду, позволяет решить, что нет ничего ни смешанного, ни неопределенного из-за смешения. Тем более, когда каждому из них приписывается особенное положение: тьме над бездною. Духу над водою, — то отрицается смешение субстанций и особенным их расположением указывается на их различие. Поэтому в высшей степени неразумно было бы серьезно говорить о материи, которую представляют бесформенной, что она бесформенна в силу множества названий форм, не указывая, что же, собственно, со-ставляет сущность смешения. Ибо бесформенную материю во всяком случае нужно представлять единственной. Ведь все бесформенное, конечно, единообразно. А бесформенно все, что смешано из разного, и единственная его форма, будучи соединением многих форм, состоит тем самым в отсутствии формы. Но материя или имела в себе те формы (species), в чьих именах она может быть познаваема (я имею в виду тьму, бездну, Дух и воду), или не имела. Если имела, то как можно выдавать ее за бесформенную? Если же не имела, то как она может быть познаваемой?
31.
Впрочем, можно еще ухватиться за то, что, согласно Писанию, Бог создал в начале только небо и землю, а об упомянутых выше формах ничего такого не сказано. А раз об их создании не сказано, они относятся к несозданной материи. Ответим также и на это придирчивое рассуждение. Божественное Писание сказало бы вполне достаточно, если бы познакомило нас только с наивысшими творениями Бога, небом и землей, имеющими, разумеется, и свои собственные устроения (suggestus). Для неба и земли это были, прежде всего, тьма и бездна, Дух и вода. К земле, конечно, относятся бездна и тьма. Ведь если бездна под землей, а тьма над бездной, то, без сомнения, и тьма, и бездна под землей. А под небом находились Дух и вода. Ведь если вода над землей, которую она покрывала, а Дух-над водой, то и Дух, и вода одинаково над землей. А то, что находилось над землей, было, во всяком случае, ниже неба. И как земля-на бездне и тьме, так и небо возлежало на Духе и воде и обнимало их.
Ничего нового нет и в том, что называется только содержащее (как сумма всего), а под ним понимается и содержимое (как его часть). Так, если я скажу: «Город построил театр и цирк; сцена, мол, была такая-то и такая-то, и статуи над каналом, и надо всем возвышался обелиск», — то, если бы я не сказал, что и эти части построены городом, разве не были бы они построены вместе с цирком и театром? Не потому ли я не прибавил, что эти части также построены, что они находились в тех построенных предметах, о которых я сказал выше, и могли быть поняты по тем предметам, в которых они находились? Но оставим этот пример, как человеческий. Я возьму другой, более значимый, из самого Писания. Создал, — говорит оно, — Бог человека из земли и вдунул в лицо его дыхание жизни, и сделался человек душой живою (Быт. 2, 7). Здесь Писание называет лицо человека, но не говорит, что оно создано Богом. После этого Писание говорит о коже, костях, плоти, глазах, поте и крови, также не указывая, что все это создано Богом. Что скажет на это Гермоген? Может, и члены человека имеют отношение к матери, так как, будучи сотворены Богом, они не перечисляются поименно? Или они тоже созданы во время творения человека? Равным образом, частями неба и земли были бездна и тьма, Дух и вода. Если созданы части некоего тела, они и подразумеваются при назывании имени тела. Ни один элемент не может не быть частью того элемента, в котором он содержится. А в небе или в земле содержатся все элементы.
32.
До сих пор я давал ответы в соответствии с самим Писанием, поскольку, на первый взгляд, здесь оно доказывает творение одних только тел неба и земли. Оно, конечно, знало, что существуют люди, способные по одним телам познавать и их части, и поэтому в самом начале сказало кратко. Однако Писание предвидело также людей тупых и коварных, которые, пренебрегая молчаливым пониманием, требовали особых слов для творения частей. Из-за таких людей Писание в других местах учит и о тво-рении отдельных частей. Например, у нас есть Премудрость, которая говорит: Я родилась прежде бездны (Притч. 8,24), — чтобы мы знали, что и бездна также рождена, то есть произведена, ибо мы тоже производим детей, рождая их. Неважно, произведена бездна или рождена, так как в обоих случаях ей приписывается начало бытия, которое не приписывалось бы ей, если бы под ней разумелась материя. О тьме и Сам Господь говорит устами Исайи: Я, Который создал свет и сотворил тьму (45,7). О Духе-таким же образом Амос: Он производит гром и творит ветер и возвещает людям своего Помазанника (4,13), показывая, что Бог создал духа, который был предназначен для сотворенной земли, который носился над водою, — распорядитель, вдохновитель и животворитель вселенной. Бог есть Дух; но здесь дух не обозначает, как некоторые думают. Самого Бога, ибо вода не была бы в состоянии поддерживать Бога. Здесь имеется в виду тот же дух, из которого состоят ветры, как сказано у Исайи: Потому что дух вышел из Меня, и всякое дуновение Я сотворил (57,16). Та же Премудрость о воде говорит так: Когда Он укреплял источники, те, что под небом, я была при Нем художницей (ср. Притч. 8,29–30).
Итак, когда мы доказываем, что и упомянутые части созданы Богом (хотя в Книге Бытия они только называются без упоминания о творении), противная сторона скорее всего нам ответит: «Конечно, они созданы, но-из материи. Так что слова Моисея-И тьма была над бездною, и Дух Божий носился над водою- воспевают материю. В прочих же местах Писания по отдельности показаны те части, которые созданы из материи». Значит, как земля создана из земли, так и бездна из бездны, и тьма из тьмы, а дух и вода-из Духа и воды? Но, как мы уже сказали выше [гл. 30], материя не могла быть бесформенной, если содержала в себе формы, чтобы и другие формы могли быть созданы из них. Разве что они были не другие, но возникли сами из себя, если и впрямь не могло быть различным то, что имеет одинаковые имена. Но тогда творение Божье могло бы оказаться уже бесполезным, noтому что создалось бы то, что и так существовало. Богу же больше подобало создавать то, чего еще не было. Итак, я заключаю. Если Моисей писал: И тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою, — имея в виду материю, то (когда в других местах говорилось, что эти формы созданы Богом) следовало бы упомянуть, что они сотворены из той самой материи, о которой уже сказал Моисей. А если он имел в виду именно эти формы и не подразумевал под ними материю, то, спрашиваю я, где же сказано о материи?
33.
Но между тем как Гермоген разыскал материю среди своих красок-в Священном Писании он отыскать ее не смог, — довольно уже того, что твердо установлено творение всего Богом и вовсе не установлено творение всего из материи. Даже если бы она существовала, мы верили бы, что и она сотворена Богом. Ибо мы твердо придерживаемся того, что нет ничего нерожденного, кроме Бога. В этом утверждении всегда можно усомниться, пока, вызванные на суд Писания, не прекратятся попытки утвердить материю. Говоря кратко и по существу: я не нахожу ничего сотворенного, кроме того, что сотворено из ничего. А если нечто сотворено из чего-нибудь другого, то оно происходит из сотворенного. Так, например, из земли-растения, плоды, скот и даже тело человека; из воды-плавающие и летающие животные. Такого рода «начала» вещей, произведенных из этих начал, я могу назвать «материями». Но и сами они созданы Богом.
34.
Впрочем, в том, что все произошло из ничего, в конце кон-цов, может убедить Божественный замысел, согласно которому все опять обратится в ничто. Ибо и небо свернется, как свиток книжный (Ис. 34, 4) и уже никогда не будет вместе с землей, с которой оно было сотворено в начале мироздания. Небо и земля прейдут, — говорит Господь (Матф. 24,35). Первое небо и первая земля миновали, и не нашлось места для них (Откр. 21, 1). Ибо что имеет конец, то, разумеется, теряет свое место. Вот и Давид говорит: Дела Твоих рук, небеса, и они погибнут (ср. Пс. 101, 26–27). Но если Он сменит их как одежду, и они сменятся (27), то смена будет гибелью для прежнего состояния, которое они потеряют, когда сменятся. И звезды падут с неба подобно тому, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет свои незрелые плоды (Откр. 6, 13). Горы, как воск, будут таять от лица Господа (Пс. 96, 5), когда Он восстанет, чтобы ниспровергнуть землю. Также, — говорит Он, — Я иссушу и болота, и будут искать воду, и не найдут; также и моря не будет (ср. Ис. 2, 19; 42,15; 41,17). Если кто-нибудь думает, что эти слова нужно понимать иначе, духовным образом, он все же не сможет устранить истину грядущего: все будет так, как написано. Ибо если это прообразы (figurae), они непременно должны иметь в виду существующее, а не то, чего не существует. Ибо для сравнения годится лишь то, что само обладает свойством применяться для такого сравнения.
Теперь я возвращаюсь к утверждению, что все создано из ничего, чтобы в ничто возвратиться. Из вечного, то есть из материи, Бог не создал бы ничего смертного. Из великого не сотворил бы малого Тот, Кому более прилично производить из малого великое, то есть из преходящего-вечное, что обещает Он и нашему телу. И этот залог Своей силы и Своего могущества Он решил поместить в нас, чтобы мы верили, что Он даже вселенную воскресил из ничего, словно мертвую, и сделал существующей из несуществующей.
35.
Хотя об остальных состояниях материи не следовало бы и рассуждать, ибо прежде хорошо бы установить, что она вообще существует, однако мы будем исходить из того, что она будто бы существует, чтобы тем более стало ясно, что она не существует, раз не существуют и другие ее состояния, и чтобы тем самым Гермоген признал свои противоречия. «На первый взгляд, — говорит он, — нам кажется, что материя телесна. Будучи же исследована "правильным разумом", она оказывается ни телесной, ни бестелесной». Что это за «правильный разум», который не со-общает ничего правильного, то есть ничего не подлежащего сомнению? Ибо, если я не ошибаюсь, всякая вещь должна быть или телесной, или бестелесной (ибо я могу допустить, что нечто может быть бестелесным, но лишь относительно субстанций, в то время как сама субстанция есть тело всякой вещи). А кроме телесного и бестелесного, вне сомнения, нет ничего третьего. Но теперь пусть будет и третье, которое открыл этот «правильный разум» Гермогена, представляющий материю ни телесной, ни бестелесной. Но где оно? Каково оно? Как называется? Как описывается? Как понимается? Одно ли то объявил «разум», что материя ни телесна, ни бестелесна?
36.
Но вот он высказывает нечто обратное. Или, может быть, Гермогену повстречался уже совсем другой «разум», объявляющий, что материя отчасти телесна, отчасти бестелесна? Итак, теперь, чтобы материя не была ни тем, ни другим, ее следует считать и тем, и другим? Теперь она будет и телесной, и бестелесной вопреки гласу вышеупомянутого «правильного разума», совершенно не отдающего себе отчета в своих словах, как, впрочем, и другой, новоявленный «разум». Ибо он хочет, чтобы в материи телесным было то, из чего образуются тела, бестелесным же- несотворенное движение. «Ведь если бы, — говорит он, — существовало только тело, то у него не могло бы появиться ничего бестелесного, то есть движения. А если бы материя была совершенно бестелесной, то из нее не возникло бы никакого тела». Насколько же правильнее этот «разум»! Но если ты, Гермоген, и линии ведешь так же правильно, как и рассуждаешь, то вряд ли найдется живописец безрассуднее тебя. Ибо кто же согласится вместе с тобой считать движение второй частью субстанции, — оно ведь не субстанциально, поскольку не телесно. Оно, скорее, свойство (accidens) субстанции и тела; как действие и удар, как скольжение и падение, — так и движение. Ведь если что-либо движимо чем-либо другим или самим собой, действие его есть движение и, конечно, не есть часть субстанции, как это пытаешься утверждать ты, превращая бестелесное движение в бестелесную субстанции? материи. В конце концов, все движется или само собой, как живыр существа, или благодаря чему-либо другому, как неживые. Однако ни человека, ни камень мы не назовем одновременно и телесным, и бестелесным, хотя они имеют и тело, и движение, но всему приписываем одну форму одной-единственной телесности, которая свойственна субстанции. И если им присуще бестелесное или их действия, или подверженность действиям, или деятельность, или стремления, — то мы не считаем это их составными частями. Итак, что за польза представлять движение составной частью материи, если оно относится не к субстанции материи, а только к ее свойствам? А если бы тебе захотелось представить материю как неподвижную, неужели неподвижность оказалась бы второй ее частью? Таким образом, движение не есть часть материи. Но о движении, пожалуй, скажем где-нибудь в другом месте.
37.
Ибо я вижу, что ты опять возвращаешься к тому своему «разуму», который обычно не сообщал тебе ничего достоверного. Ведь точно так же, как ты вводишь «ни телесную, ни бестелесную материю», теперь ты добавляешь, что она ни хороша, ни плоха, и доказываешь это тем же образом. «Ведь если бы, — говорить ты, — она была добра, то, будучи такой всегда, она не требовала бы Божественного устроения. А если бы она была по природе злой, то не приняла бы перехода к лучшему. И Бог не смог $ы к ней применить ничего из Своего благоустроения, раз такова ее природа, и трудился бы впустую». Это все твои слова. Надо, бы, чтобы ты вспомнил о них и в другом месте и не пытался вводить ничего противоположного им. Но так как выше мы уже рассуждали о двусмысленности добра и зла применительно к материи, то сейчас я отвечу только на одно это твое утверждение и доказательство. Я не хочу сказать, что и здесь ты должен утверждать что-либо определенное: мол, материя или добра, или зла, или что-нибудь третье! Но я хотел бы заметить, что и здесь ты не придерживаешься того, о чем возвещал ранее, то есть что материя ц не добрая, и не злая. От этого своего утверждения ты отказываешься, когда говоришь: «Если бы она была добра, то не требовала бы своего устроения Богом». Тем самым ты объявляешь ее злою. А когда ты добавляешь: «Если бы она была по природе злой, то не допустила бы перехода к лучшему», — ты представляешь ее доброй. Итак, ты установил, что материя находится в пределах добра и зла, когда объявил, что она ни добра, ни зла. Но чтобы опровергнуть доказательство, которым ты пытаешься подтвердить свое мнение, я выставлю против тебя еще и следующее: если бы материя была всегда добра, то почему бы ей не захотеть сделаться еще лучше? То, что не стремится из хорошего стать лучшим, на самом деле не желает добра. Точно так же, если бы, материя была по природе зла, то почему она не могла быть преобразована Богом, как более могущественным? Как Тем, Который в состоянии даже природу камней превращать в сыновей Авраама (ср. Матф. 3,9)? Поэтому ты не только приравниваешь Бога к материи, но даже подчиняешь ей Того, Кем природа материи могла быть побеждена и преобразована в лучшую. Но ты не хочешь, чтобы материя и здесь была по природе злой, и станешь отрицать, что признал это в других местах.
38.
О положении материи выскажусь так же, как и о мере ее движения, чтобы показать твое заблуждение. Ты подчиняешь материю Богу и, во всяком случае, отводишь ей место, которое помещаешь ниже Бога. Следовательно, материя находится в некотором месте. А если в месте, то внутри места. Если внутри места, следовательно, место, внутри которого она находится, ее ограничивает. Если она ограничена, то имеет пограничную линию, которую ты, поскольку ты все же художник, должен признать как границу всякой вещи, чьей пограничной линией она является. Итак, не будет безграничной материя, которая, пока она пребывает в определенном месте, ограничивается им, и, пока ограничивается, терпит его как предел. Но ты хочешь, чтобы она была беспредельной и говоришь: «А беспредельна она потому, что существует всегда». И если бы кто-нибудь из твоих учеников попросил объяснения, ты, конечно, захотел бы, чтобы они считали материю беспредельной во времени, а не по телесной протяженности. Однако, по твоему мнению, на самом деле она беспредельна именно телесно, телесно неизмерима и неописуема; это ясно из следующих слов: «Поэтому, — говоришь ты, — не вся она создается, но лишь ее части». Следовательно, она беспредельна в пространстве, а не во времени. И ты сам себя уличаешь в заблуждении, делая ее беспредельной в пространстве, но вместе с тем приписывая ей место и заключая ее внутри места и пограничной линии места. Не знаю, почему Бог не создал ее всю целиком, — то ли в результате бессилия, то ли зависти. Итак, я ищу ту самую ее половину, которая была создана не целиком, чтобы узнать, какова она в своей целости. Ведь Бог должен был явить ее как образец древности для славы творения.
39.
Но если допустить, что материя ограничена (как правильно тебе представляется) своими изменениями и превращениями, то она будет и постижима, «так как она, — говоришь ты, — сотворена Богом», и делима, так как она непостоянна и изменчи-ва. «Ибо ее изменения, — говоришь ты, — показывают ее делимость». Но здесь ты выходишь за пределы своих же собственных утверждений, которые ты применил к Лику Божьему (Persona Dei), утверждая, что Бог создал ее не из Себя Самого. Ибо не может распадаться на части Тот, Кто вечен, пребывает во веки и поэтому неизменяем и неделим. Если и материя считается столь же вечной, не имеющей ни начала, ни конца, то она не может претерпевать ни разделения, ни изменения по той же причине, что и Бог. Помещенная вместе с Ним в вечности, она неизбежно должна разделить с Ним и свойства, и законы, и состояния вечности. Равным образом, когда ты говоришь: «Любая ее часть обладает всем тем, что свойственно любой другой ее части, так что по частям познается целое», ты, конечно, имеешь в виду те части, которые произошли из нее, которые сегодня нам видны. Так вот, каким же образом обладают они свойствами всех прочих (и, значит, прежних) частей, если те, которые мы видим сегодня, иные, нежели прежние?