Страница:
Тут она услышала, что Ида уже подбивает Иринку ехать с ними к ней на хату.
– Нет, – сказала та, – извините, не сегодня.
– Жаль, но смотри – пожалеешь.
Ирина улыбнулась и вышла в коридор, одетая в купальник из черной блестящей кожи. Следующий выход был ее.
– Ничего, подружка, потерпи. Недолго осталось, – сказала Ида.
«Недолго», – подумала Инга.
Смертный приговор без права апелляции.
Декабрь в этом году был мягким. Температура обычно не опускалась ниже минус одного-двух градусов. Неподвижный воздух, вертикально падающие снежинки. Тишина и покой, похожие на эпизоды фантастического сна.
Посиделки удались. Инга и Ида пили красное полусухое вино, курили и разговаривали о всякой ерунде, перескакивая с одного на другое.
Инге удалось отвести от себя внимание подруги. Выпив, она удачно, как ей казалось, отшутилась насчет своей выходки в клубе. В конце концов, у кого не бывает депрессий и дерьмового настроения? Опьянев, Ида и сама забыла о своем намерении докопаться до правды… В целом, получилось неплохо; потраченного времени было не жаль. Ида предложила подруге остаться и на следующий день, но Инга отказалась. К вечеру ей надо привести себя в порядок. В двенадцать у нее новая смена. Иде везет, она сегодня отдыхает.
Инга завистливо подумала, что у нее самое дурацкое расписание из всех. Может, Боров мстит ей за что-то? Или наоборот – хочет отметить таким образом? Инга приносит приличные деньги, это он сам ей говорит каждый раз, конфискуя улов.
Вздохнув и пробуя на вкус свежий воздух, Инга улыбалась. Проблемы с деньгами казались незначительными, далекими, как звезды. Может быть, ей ничего по-настоящему не угрожает, и она все это себе придумала?
По пути домой Инга завернула в магазин и прикупила кое-что из продуктов. Шагая привычным маршрутом через сквер, в который приходила вчера, она увидела ту же самую странную женщину… Та сидела на прежнем месте и плакала.
Инга приостановилась, испытывая странное чувство.
«Да в чем же дело?» Пройдя мимо, Инга бросила взгляд через плечо. Бедно одетая женщина плакала навзрыд.
У Инги мурашки побежали по спине. Она прошагала дальше, до поворота, где росла большая старая ель. Там остановилась и посмотрела назад.
«Пойти и спросить… Вдруг ей нужна помощь?» Инга уже сделала шаг в направлении скамейки, но что-то ее остановило. Словно невидимая стена. Потом нахлынуло отвращение, которое в свою очередь спровоцировало страх.
Все это казалось нелепым. Позавчера вечером и сегодня утром – одно и то же.
Инга выбрала бегство. Через пять минут она была уже возле своего подъезда. Там ей пришлось сделать остановку, чтобы восстановить дыхание.
Можно подумать, та женщина сидела на скамейке все это время и никуда не отлучалась…
Этого не может быть! Вчера вечером, когда Инга шла на работу, она ее не заметила… Дьявольщина.
«Ну мало ли у кого какие проблемы? Каждый справляется по-своему… Или не справляется…»
Инга вспомнила ее лицо. Изможденное, сероватого оттенка, с синяками под глазами. Может быть, женщина больна.
Инга постаралась избавиться от этих мыслей – и вообще ото всех тревожных и неудобных. Пока она раздевалась, умывалась, готовила себе завтрак-обед, громко работал телевизор. Потом с ним в паре заголосил магнитофон.
Угроза осталась, но Инга смотрела в ее сторону уже не с таким чувством полнейшего бессилия.
Больше в тот день она не думала о женщине в сквере. Это место в ее сознании накрыла тень. Странная незнакомка ждала своего часа, чтобы показаться вновь.
Инга легла спать и проспала почти до десяти вечера.
– Ну что, крыса, как поживаешь?
Инга уставилась на себя в зеркало. Улыбка сползла с лица, и вся она в момент переменилась. Соколов был пьян, его голос звучал словно со дна бутылки, смазанный, хриплый, утробный. У Инги волосы зашевелились на голове, ноги ослабли. Она отвернулась от своего отражения в зеркале, словно ей было стыдно.
– Ты? – Только это и смогла выдавить из себя Инга.
– Я… я! – Дальше шла неразборчивая ругань. – Как поживаешь, спрашиваю?!
– Нормально…
– Рад слышать. А бабки? Собираешь, да?
– Деньги будут, – сказала Инга, не чувствуя своих ног, своего тела. Сейчас она упадет…
Схватилась за косяк двери.
«Стой, не то все испортишь!»
– Будут, значит… Ты в курсе, тварь, что я с тобой сделаю, если не вернешь?!
– Знаю.
– Не-ет, ты не знаешь. Твоей куриной фантазии не хватит. Много-много дней пройдет, понимаешь, много дней. И тебе придется все это время жить и просить меня, чтобы я тебя грохнул. – Соколов засмеялся. Казалось, в ржавом ведре перекатываются болты и гайки. – Ну, а как зарабатываешь? Ноженьки раздвигаешь, шлюха? Что ты еще умеешь? Или пошла полы мыть на завод?..
Накатил приступ тошноты, но ничем не закончился. Инга уперлась в стенку спиной.
– Мне нужно идти, у меня нет времени…
– О! Министра спешит на работу! – Опять смех и ругань. – Охренеть можно! Ну-ну… Иди. Я тут недалеко. Посмотрим! И вообще – я за тобой слежу. Очень слежу! Всегда!
Смеясь, он отключился. Инга сунула телефон в сумочку. Посмотрела на часы. Если она не выйдет прямо сейчас, то может опоздать.
Но Соколов ведь где-то неподалеку. Инга ничуть не сомневалась, что он может выкинуть и такое. Подкарауливать.
Она стояла не в силах принять какое-либо решение. Ужас, о котором она успела забыть, заползал в самые глухие уголки ее сознания. Однако именно он через пару мгновений погнал ее из дома и придал решимости. Может быть, ей удастся проскользнуть мимо Соколова...
Инга закрыла квартиру и побежала вниз по лестницам с пятого этажа. В пустом подъезде барабанили каблуки ее сапог. Эхо улетало вверх, менялось и становилось похоже на ехидный смеющийся голос. Инга бежала, оглядываясь через плечо. Каждая тень казалась ей фигурой чудовища, с которым она когда-то встречалась (и даже позволяла себе мысли о совместном будущем)… Остановиться. Иначе дыхание перехватит всерьез. Инга очутилась внизу, в подъездном предбаннике, между двумя дверьми.
Здесь было темно. Пахло кошачьим дерьмом. В сознании Инги гремели слова Соколова. Его голос казался голосом какого-то животного, неописуемых очертаний.
Инга открыла железную дверь и выскочила во двор. Слева – желтый фонарь, справа – темнота. Горящие окна в квартирах. Движущиеся тени за полупрозрачными шторами. Где может быть Соколов? На стоянке у дома? В проулке? Или он наврал? Черты лица Инги исказились, она даже не осознавала этого, быстрым шагом идя по освещенной дорожке через двор. Снег скрипел под ногами. Девушка посмотрела вниз. Колеи от машин давно не обновлялись, значит, по крайней мере, здесь Соколов не проезжал. Снег падал медленней, чем утром, но за пятнадцать-двадцать минут он создавал слой сантиметра в три. Инга осмотрелась. Так и есть. Здесь только ее следы.
Следовательно, во дворе Соколова нет. Очень может быть, что он просто пугал. Давил на нервы, чтобы поддержать ее чувство уязвимости, заставить нервничать ежеминутно и оглядываться через плечо. И, кажется, добился своего.
Нырнув в тень, куда не добирался свет фонарей, Инга перешла на бег. Ей чудилось, что в ей в спину смотрят чьи-то глаза. И не пара, а несколько десятков пар, множество людей-призраков, которые прячутся в пустоте. Инга беспрестанно вертела головой, вглядываясь во мрак, не отыщется ли там машина Соколова. Страх, преследовавший ее, обретал плоть.
Она миновала сквер, тихий и унылый в этот час. Все скамейки, Инга специально убедилась в этом, были пустыми.
Только выйдя на оживленную улицу и услышав нормальную человеческую речь, Инга почувствовала себя в безопасности. Правда, в относительной. До самой автобусной остановки она шла, оглядываясь, а, поднимаясь в салон, воображала себе руку, что тянется из толпы, чтобы схватить ее сзади за плечо.
Ее бывший любовник испарился. Если он вообще звонил… Инга никогда не страдала слуховыми галлюцинациями, но кто знает, как мог подействовать на нее этот стресс?
В эту ночь, работая у шеста, Инга ждала появления Соколова. Обычно ее взгляд просто скользил по толпе, не задерживаясь ни на ком, если только не приходилось принимать от клиента деньги. Сегодня она всматривалась в лица. Соколов заходил посмотреть на ее выступления раньше, но не больше трех раз. А в последний месяц ноги не приносили его сюда, чему Инга только была рада.
Кто сказал, что Соколов собирается просто сидеть сложа руки? Что он позволит ей спокойно жить в свое удовольствие, а потом удрать, не заплатив? Возможно, сейчас за ней наблюдает какой-нибудь специально нанятый тип из сыскного агентства, или один из прихлебателей, которого Инга не знает в лицо. Соколов не дурак. Он не даст ей сбежать.
Уходя со сцены в последний раз с приличным уловом купюр, Инга еле держалась на ногах. Живот крутило, ноги и руки похолодели. Короткого разговора с Боровом она не помнила. Набросив на себя халат, Инга заперлась в кабинке служебного туалета и проблевалась. Подождала минуту, пока сердце не успокоится, и стала приводить себя в порядок. «Выгляжу плохо, почти как Дина, – подумала она. – И, наверное, он этого и ждет. Чтобы я высохла, превратилась в мумию, в хлам».
Инга вышла из туалета, мечтая добраться до дома и ни о чем не думать. Ида была тут как тут. У нее завелась мода присматривать за подругой, изображать заботливую мамашу и предугадывать ее желания. Такое отношение Инге быстро надоедало – она была человеком, который держит дистанцию. Не лезет никому в душу и не раскрывает ее другим. Ида принялась лепетать о то о сем, выясняя, какие у Инги планы на этот день.
– Только спать, – сказала та. – Моя голубая мечта. Еле на ногах стою.
– Ну смотри, соня, второй раз не приглашаю, – погрозила Ида.
– А ты что, круглые сутки порхаешь?
– Ну не круглые… С Ленькой сегодня в кино, могла бы с нами, а потом что-нибудь сообразим, не бойся.
– Не боюсь. В другой раз.
Инга очень старалась, чтобы ее улыбка не вызвала у подруги подозрений. Ида больше не настаивала. Утром они вышли из клуба вдвоем. Инга не расставалась с Идой до самого конца. Так ей было спокойней.
Едва Инга дошла до центра сквера, как вновь услышала знакомый голос. Плакала та же самая женщина. И на том же самом месте! Ингу настиг приступ головокружения. В третий раз повторялось это нелепое представление.
Она остановилась возле скамейки, где обосновалась плакальщица, и они посмотрели друг на друга. Платок в раздутых от артрита руках беспрестанно вытирал мокрые красные глаза.
Инга решилась заговорить. В конце концов, это уже ни в какие ворота не лезло.
– У вас что-то случилось?
Женщина подняла глаза. Инга подумала, что, наверное, она и впрямь сильно болеет.
– Ничего особенного...
Инга подошла к скамейке, поставила сумку и пакет на сиденье. Закурила.
– Я вас тут вижу в третий раз. На одном и том же месте. Вы постоянно плачете. И… У вас какие-то неприятности? Что случилось?
Женщина вздохнула. Инге не нравилось, когда она комкала свой не очень чистый платок. Было в этом что-то мерзкое.
– Плохо, девушка, да, вы правы.
– Расскажите мне. Я хочу узнать. А вдруг помогу? – сказала Инга.
Она не знала, хочется ли ей помочь или она просто намеревалась прекратить все это.
– Как вас зовут? – спросила женщина.
– Инга.
– Светлана Борисовна.
Девушка поглядела на нее, едва удерживая порыв рассмеяться. Можно подумать, знакомятся они в деловой обстановке, где-нибудь в конторе или фирме. Учтиво, соблюдая некие неписанные правила этикета, которые требуют, как минимум, вот такой интонации.
– Что вы? – спросила женщина.
Видимо, заметила гримасу на лице Инги. Той стало неловко.
– Ничего. Просто. О чем-то своем вспомнила.
«Может быть, раньше она была кем-то значительным, – подумала девушка, – откуда мне знать? Многолетние привычки непросто искоренить». По виду, женщина была обычной пенсионеркой, с очень небольшим достатком. Об этом говорила одежда. Инга вспомнила собственную мать. В двух женщинах прослеживалось сходство – сейчас оно бросалось в глаза.
Инге стало неприятно, но уйти она не могла.
– Ну так, что у вас? Может быть, я помогу?
Женщина вздохнула, нос ее был забит.
– Так, понимаете, Инга… все навалилось разом. Просто не знаю. Так тяжело.
– А конкретно?
Женщина пожала плечами.
– Много всего.
Трудновато с ней, подумала Инга. Может, она какая-нибудь ненормальная.
– Думаете, у меня не все дома? – спросила вдруг плакальщица.
– Что? – У Инги отвисла челюсть. – Нет, конечно, не думаю.
– Я понимаю, я похожа на чокнутую. Я веду себя как чокнутая, я одета как чокнутая…
– Нет.
– Я знаю. – Светлана Борисовна улыбнулась. – Научилась чувствовать такие вещи.
Инга откашлялась, бросила окурок в близко стоящую урну.
– Вы замерзли, – сказала она, – пойдемте ко мне домой. Я рядом живу. Отогреетесь. Заодно расскажите, что у вас произошло.
– Я? С вами? – удивилась женщина.
– Ну! – Инга взяла сумки. Теперь поздно отступать – слово не воробей. – Идемте. Лично я хочу поесть и выпить, и вам не мешает.
Женщина поднялась со скамейки. Ничего у нее с собой не было. Платок отправился в карман синего пальто.
– Я не хочу вас стеснять.
– Не стесните, перестаньте. Я живу одна.
– Такая красивая девушка в одиночестве?
– Бывает, знаете ли. Идемте, не надо стесняться.
Женщина пошла за Ингой. Пристроилась рядом. Девушка краем глаза отмечала ее выпрямленную спину и голову на высокой шее. В молодости она была красива. Остатки красоты видны и сейчас. Тонкие правильные черты лица, вытянутое лицо. Светлые глаза.
Что же в ней такого странного? Почему она вдруг так привлекла Ингу?
Девушка не имела об этом ни малейшего представления. В голове плавал туман. Пока они шли, ее мысли несколько раз перескакивали на главную проблему – где достать деньги.
Глаза сами искали машину, из которой мог наблюдать подосланный Соколовым человек. Или же он сам.
– А где вы живете? – спросила Инга, приближаясь к подъезду.
Женщина улыбнулась.
– Это неважно…
Сказано это было таким мягким успокаивающим тоном, что Инга и не думала настаивать на точном ответе. С другой стороны, какое ей дело?
– Неужели у вас нет молодого человека? – спросила Светлана Борисовна, когда они поднимались по лестнице.
– Был да сплыл. И то хорошо. На кой ляд мне такие бой-френды? – фыркнула Инга. Если бы эта женщина знала правду, поверила бы? Вряд ли ей будут понятны такие проблемы.
Обсуждать дела на личном фронте не хотелось. Девушка вытащила сотовый и стала давить на клавиши, создавая иллюзию, что занята. Светлана Борисовна оставила эту тему и сосредоточилась на подъеме. Инга заметила, что ей тяжело идти по ступеням, после чего сбавила темп. Женщина дышала с присвистом и опиралась на колено, чтобы подтянуть тело еще на ступень выше. Так передвигаются глубокие старухи, подумала Инга.
– Я приготовлю завтрак, – сказала Инга, проходя на кухню. – Вы, пожалуйста, раздевайтесь. Вам помочь?
– Нет, спасибо, – ответила женщина.
Инга выглянула из кухни. Светлана Борисовна сняла верхнюю одежду, поставила ношеные сапоги возле полки с обувью и прошла в комнату. Там она села на диван, хотя и не сразу. Инга услышала скрип пружин.
«Наверняка устроилась на самом краю! Как пить дать!»
Инга открыла вино, налила два бокала и пошла в комнату.
– Выпейте. Выпейте, вам надо успокоиться.
Женщина мялась, но все-таки взяла бокал. Руки мелко дрожали. Инга посмотрела на ее волосы, свалявшиеся, давно не мытые. Тронутые сединой, они были связаны в узел на затылке. Когда-то, по всей видимости, Светлана Борисовна могла похвастаться длинными белокурыми локонами. Сейчас они скорее напоминали грязные спутанные нитки.
– Выпейте, – не так жестко произнесла Инга. – Согреетесь.
Та кивнула, сделала два-три глотка. Через несколько мгновений по ее щекам начал расползаться румянец.
«До чего же она похожа на мою мать», – подумала Инга, возвращаясь на кухню. Мысль эта ей не понравилась.
Инга отпила вина, распробовала его и нашла, что вкус неплох.
Еще несколько порций. Алкоголь быстрее всасывался в кровь, рассеивая напряжение.
Вот теперь она может вести любую беседу. В конце концов, за все надо платить – за доброту в особенности.
Чтобы гостья не скучала, Инга включила телевизор. Женщина сидела тихо, как мышка, на самом краю дивана. Вино она пила медленно, все больше держала бокал в руках.
– Вкусно.
От ее жалкой заискивающей улыбки Ингу передернуло. Она приготовила обед, куря и попивая вино, пока не ощутила, что готова выслушать любую исповедь. Теперь ей все равно.
На стол Инга накрыла в большой комнате. Странно. Здесь почти не было гостей, пару раз приходили подружки из клуба, ни одной не было с курса. И вот теперь Инга хлопочет для незнакомого человека.
Она села за стол и чуть не силой заставила Светлану Борисовну есть. Сама Инга налегала на спиртное, ловя на себе время от времени взгляды гостьи. Так могла бы смотреть мать на своего ребенка. Со скрытым осуждением. Инге показалось это забавным.
Наконец защитный ледяной слой вокруг гостьи начал таять. Стратегический ход Инги удался. Она пошла в атаку, забрасывая Светлану Борисовну вопросами. В какой-то момент это стало ей по-настоящему интересно.
История оказалась простой и до банальности ужасной. Чего-то похожего Инга подсознательно ждала. Краха. Трагедии. Стертой в порошок мечты. У женщины была семья, муж, дети, уже почти взрослые. Жили не то чтобы очень, со скромным достатком, но на плаву держались главным образом благодаря осознанию факта, что они семья. Пока это было так, пока родители и дети были связаны друг с другом, все шло нормально. Потом дети погибли. Разбились в автокатастрофе. Автобус, в котором они ехали, перевернулся и загорелся… Слушая рассказ Светланы Борисовны, Инга угадывала события наперед. Ей было страшно, что подобные вещи не вызывают у нее удивления и страха. И из-за этого ей хотелось плакать. Когда два важнейших звена цепи исчезли, семья развалилась. Трагедия далась обоим супругам тяжело. Они не чувствовали себя в силах пережить эту боль. По словам Светланы Борисовны, они потеряли желание продолжать – каждый день теперь походил на предыдущий в своей безысходности. Инга поневоле сравнивала это со своим положением и находила много общего. Однако у нее и в мыслях не было поставить себя на место этой женщины. Слишком тяжела эмоциональная ноша. В конце концов, муж слег, не мог больше работать. Светлане Борисовне пришлось за ним ухаживать – и это подорвало остатки призрачной стабильности в семье. Они начали голодать. Родственники мужа ответили на просьбы о помощи категорическим отказом, чем ускорили его гибель. Он умер в полнейшем отчаянии на руках у жены. Родственники объявились вскоре после. Помогли с похоронами, а Светлане Борисовне указали на дверь. Идти ей было некуда, помощи просить негде. Ее вялое неумелое сопротивление ни к чему не привело. Соседка хотела взять ее жить к себе, но та отказалась. Со смерти мужа прошло почти три месяца, и вот с тех пор Светлана Борисовна живет на улице. В подъездах, на помойках. Документы носит с собой, в кармане пальто. Все, что у нее есть, на ней. В этом была вся суть рассказа гостьи.
Инга налила себе еще вина, подбавила собеседнице. Посмотрела на то, что осталось в бутылке. Этого не хватит на вечер. Этого не хватит, чтобы забыть об услышанном. Хорошо, что сегодня не на работу.
Инга закурила, чувствуя, как слезы ползут по щекам.
– Не плачьте, – сказала женщина, – это же не ваши трудности.
– Извините. Я дура. Это пьяная истерика.
– Ничего…
Инга зарыдала, чувствуя себя законченной идиоткой. На самом деле, растроганная рассказом, она оплакивала себя саму.
– А как эти гады могли вас выставить? Вы же единственная прямая наследница! – спросила она.
– Они состряпали нужные им документы. Сказали, что если я приду еще, они сдадут меня в дурдом. Им нужна наша квартира, убивают и за меньшее…
– Но, может, надо бороться?
– С ними? – Светлана Борисовна качнула головой. – У них все возможности, все связи. Они ждали, когда умрет Вадим. Так мне и заявили.
Инга ревела еще несколько минут, а потом уговорила гостью съесть новую порцию. Очистив тарелку, женщина поглядела на часы и сказала, что ей надо уходить. Она не хочет стеснять Ингу. Та возмутилась.
– Куда вы пойдете? Даже не думайте! Оставайтесь!
– Но вам на работу. У вас дела.
– Сегодня не надо. Как минимум вы должны у меня переночевать! И никаких разговоров.
Женщина смотрела на нее большими испуганными глазами.
– А что будет потом?
Инга взяла платок и зеркальце.
Внушающая отвращение пьяная физиономия с припухшими глазами…
Зеркальце чуть не полетело в стену.
– И потом оставайтесь. Посмотрим. Я устрою вас на работу…
– Да?
– А почему нет? – Инга встала из-за стола, намереваясь идти за вином. – Завтра все и обсудим. Или даже сегодня. – Она рассмеялась, как смеется сильно перебравший человек. Женщина покачала головой. Не поверила, что ли?
– Вы не шутите, Инга?
– Ни в одном глазу. – Она подмигнула. – Я скоро вернусь, не скучайте, ладно? И забудьте на время о своих проблемах. Сегодня обойдемся без них.
Женщина заплакала. Инга вышла из комнаты, чтобы одеться.
Они проговорили до часа ночи. У Светланы Борисовны, оказывается, было философское образование, но в жизни оно ей так и не пригодилось. Как в большинстве случаев. Двадцать с лишним лет она работала в социальной службе, а когда случилось несчастье, коллеги от нее отвернулись. Вот как бывает, думала Инга, помогаешь людям, но когда дело доходит до себя самого…
Она понимала, что эмоциональная перегрузка скоро заставит ее совершить что-нибудь неадекватное. Жалость к этой женщине, жалость к себе, попытки найти выход из тупика, в котором Инга оказалась по вине Соколова, – все это навалилось разом. В конечном итоге, она устроила еще одну пьяную истерику.
А потом уснула.
Чувствуя себя до последней степени разбитой, она поплелась под прохладный душ, который основательно встряхнул ее и вернул, хотя бы частично, способность мыслить. От вина был кислый вкус во рту. Даже чистка зубов и языка не помогали избавиться от этой мерзости.
Гостья ушла – это факт. Почему? Инга просила ее остаться, требовала дать согласие – совершенно искренне, – но та, видимо, не поверила.
– Я вела себя отвратительно, – сказала Инга вслух, садясь на диван. – Дура я набитая! Как так можно?
Ей было стыдно. Инга закрыла лицо руками. Что она такого наплела? Может, позволила себе лишнее и обидела человека, которого пригласила сама же? Дура безмозглая!
Десять утра. Инга взяла сотовый, проверить, кто звонил. Пара подружек. Соколов не выходил на связь. И то хорошо. Инга поставила телефон заряжаться, а сама легла на диван и закурила.
«Хороша же я вчера была. Использовала ее как жилетку… Все, наверное, выболтала. Не помню. А она слушала, да, как будто я ей дочь, с терпением овечьим. Хотя мне надо было дать по шее, чтобы заткнулась! Ненавижу это!»
Инга выискивала в памяти подробности вчерашнего, но не находила ничего определенного. Чувство беспокойства ее не покидало. Вот и думай лежи, чего натворила и какой идиоткой себя выставила. Невыносимо!
Задремав на двадцать минут, Инга проснулась. Желудок требовал хоть какой-нибудь еды.
– Я собиралась дать ей денег, но забыла… – сказала она себе самой. Дала? Или забыла? Инга ударила кулаком в стену. В более глупом положении она еще не оказывалась.
«Может быть, она будет в сквере. Потом пойду поищу».
Инга открыла форточку, бросила взгляд на горку, стоящую у стены. На полке что-то лежало, чего не было раньше. Инга подошла. Прижатый медальоном на цепочке, с краю пристроился небольшой лист бумаги. Девушка взяла обе эти вещи, чувствуя себя словно во сне; развернула бумагу. Гостья оставила ей записку.
– Нет, – сказала та, – извините, не сегодня.
– Жаль, но смотри – пожалеешь.
Ирина улыбнулась и вышла в коридор, одетая в купальник из черной блестящей кожи. Следующий выход был ее.
– Ничего, подружка, потерпи. Недолго осталось, – сказала Ида.
«Недолго», – подумала Инга.
Смертный приговор без права апелляции.
* * *
Покачиваясь от выпитого, Инга вышла из автобуса в половине десятого утра. Тянуло спать. Приятная расслабленность навевала романтические неопределенные мысли. Она улыбалась.Декабрь в этом году был мягким. Температура обычно не опускалась ниже минус одного-двух градусов. Неподвижный воздух, вертикально падающие снежинки. Тишина и покой, похожие на эпизоды фантастического сна.
Посиделки удались. Инга и Ида пили красное полусухое вино, курили и разговаривали о всякой ерунде, перескакивая с одного на другое.
Инге удалось отвести от себя внимание подруги. Выпив, она удачно, как ей казалось, отшутилась насчет своей выходки в клубе. В конце концов, у кого не бывает депрессий и дерьмового настроения? Опьянев, Ида и сама забыла о своем намерении докопаться до правды… В целом, получилось неплохо; потраченного времени было не жаль. Ида предложила подруге остаться и на следующий день, но Инга отказалась. К вечеру ей надо привести себя в порядок. В двенадцать у нее новая смена. Иде везет, она сегодня отдыхает.
Инга завистливо подумала, что у нее самое дурацкое расписание из всех. Может, Боров мстит ей за что-то? Или наоборот – хочет отметить таким образом? Инга приносит приличные деньги, это он сам ей говорит каждый раз, конфискуя улов.
Вздохнув и пробуя на вкус свежий воздух, Инга улыбалась. Проблемы с деньгами казались незначительными, далекими, как звезды. Может быть, ей ничего по-настоящему не угрожает, и она все это себе придумала?
По пути домой Инга завернула в магазин и прикупила кое-что из продуктов. Шагая привычным маршрутом через сквер, в который приходила вчера, она увидела ту же самую странную женщину… Та сидела на прежнем месте и плакала.
Инга приостановилась, испытывая странное чувство.
«Да в чем же дело?» Пройдя мимо, Инга бросила взгляд через плечо. Бедно одетая женщина плакала навзрыд.
У Инги мурашки побежали по спине. Она прошагала дальше, до поворота, где росла большая старая ель. Там остановилась и посмотрела назад.
«Пойти и спросить… Вдруг ей нужна помощь?» Инга уже сделала шаг в направлении скамейки, но что-то ее остановило. Словно невидимая стена. Потом нахлынуло отвращение, которое в свою очередь спровоцировало страх.
Все это казалось нелепым. Позавчера вечером и сегодня утром – одно и то же.
Инга выбрала бегство. Через пять минут она была уже возле своего подъезда. Там ей пришлось сделать остановку, чтобы восстановить дыхание.
Можно подумать, та женщина сидела на скамейке все это время и никуда не отлучалась…
Этого не может быть! Вчера вечером, когда Инга шла на работу, она ее не заметила… Дьявольщина.
«Ну мало ли у кого какие проблемы? Каждый справляется по-своему… Или не справляется…»
Инга вспомнила ее лицо. Изможденное, сероватого оттенка, с синяками под глазами. Может быть, женщина больна.
Инга постаралась избавиться от этих мыслей – и вообще ото всех тревожных и неудобных. Пока она раздевалась, умывалась, готовила себе завтрак-обед, громко работал телевизор. Потом с ним в паре заголосил магнитофон.
Угроза осталась, но Инга смотрела в ее сторону уже не с таким чувством полнейшего бессилия.
Больше в тот день она не думала о женщине в сквере. Это место в ее сознании накрыла тень. Странная незнакомка ждала своего часа, чтобы показаться вновь.
Инга легла спать и проспала почти до десяти вечера.
* * *
Она уже собиралась выйти из квартиры, когда затрезвонил мобильник. Не думая и не глядя на дисплей, девушка ответила.– Ну что, крыса, как поживаешь?
Инга уставилась на себя в зеркало. Улыбка сползла с лица, и вся она в момент переменилась. Соколов был пьян, его голос звучал словно со дна бутылки, смазанный, хриплый, утробный. У Инги волосы зашевелились на голове, ноги ослабли. Она отвернулась от своего отражения в зеркале, словно ей было стыдно.
– Ты? – Только это и смогла выдавить из себя Инга.
– Я… я! – Дальше шла неразборчивая ругань. – Как поживаешь, спрашиваю?!
– Нормально…
– Рад слышать. А бабки? Собираешь, да?
– Деньги будут, – сказала Инга, не чувствуя своих ног, своего тела. Сейчас она упадет…
Схватилась за косяк двери.
«Стой, не то все испортишь!»
– Будут, значит… Ты в курсе, тварь, что я с тобой сделаю, если не вернешь?!
– Знаю.
– Не-ет, ты не знаешь. Твоей куриной фантазии не хватит. Много-много дней пройдет, понимаешь, много дней. И тебе придется все это время жить и просить меня, чтобы я тебя грохнул. – Соколов засмеялся. Казалось, в ржавом ведре перекатываются болты и гайки. – Ну, а как зарабатываешь? Ноженьки раздвигаешь, шлюха? Что ты еще умеешь? Или пошла полы мыть на завод?..
Накатил приступ тошноты, но ничем не закончился. Инга уперлась в стенку спиной.
– Мне нужно идти, у меня нет времени…
– О! Министра спешит на работу! – Опять смех и ругань. – Охренеть можно! Ну-ну… Иди. Я тут недалеко. Посмотрим! И вообще – я за тобой слежу. Очень слежу! Всегда!
Смеясь, он отключился. Инга сунула телефон в сумочку. Посмотрела на часы. Если она не выйдет прямо сейчас, то может опоздать.
Но Соколов ведь где-то неподалеку. Инга ничуть не сомневалась, что он может выкинуть и такое. Подкарауливать.
Она стояла не в силах принять какое-либо решение. Ужас, о котором она успела забыть, заползал в самые глухие уголки ее сознания. Однако именно он через пару мгновений погнал ее из дома и придал решимости. Может быть, ей удастся проскользнуть мимо Соколова...
Инга закрыла квартиру и побежала вниз по лестницам с пятого этажа. В пустом подъезде барабанили каблуки ее сапог. Эхо улетало вверх, менялось и становилось похоже на ехидный смеющийся голос. Инга бежала, оглядываясь через плечо. Каждая тень казалась ей фигурой чудовища, с которым она когда-то встречалась (и даже позволяла себе мысли о совместном будущем)… Остановиться. Иначе дыхание перехватит всерьез. Инга очутилась внизу, в подъездном предбаннике, между двумя дверьми.
Здесь было темно. Пахло кошачьим дерьмом. В сознании Инги гремели слова Соколова. Его голос казался голосом какого-то животного, неописуемых очертаний.
Инга открыла железную дверь и выскочила во двор. Слева – желтый фонарь, справа – темнота. Горящие окна в квартирах. Движущиеся тени за полупрозрачными шторами. Где может быть Соколов? На стоянке у дома? В проулке? Или он наврал? Черты лица Инги исказились, она даже не осознавала этого, быстрым шагом идя по освещенной дорожке через двор. Снег скрипел под ногами. Девушка посмотрела вниз. Колеи от машин давно не обновлялись, значит, по крайней мере, здесь Соколов не проезжал. Снег падал медленней, чем утром, но за пятнадцать-двадцать минут он создавал слой сантиметра в три. Инга осмотрелась. Так и есть. Здесь только ее следы.
Следовательно, во дворе Соколова нет. Очень может быть, что он просто пугал. Давил на нервы, чтобы поддержать ее чувство уязвимости, заставить нервничать ежеминутно и оглядываться через плечо. И, кажется, добился своего.
Нырнув в тень, куда не добирался свет фонарей, Инга перешла на бег. Ей чудилось, что в ей в спину смотрят чьи-то глаза. И не пара, а несколько десятков пар, множество людей-призраков, которые прячутся в пустоте. Инга беспрестанно вертела головой, вглядываясь во мрак, не отыщется ли там машина Соколова. Страх, преследовавший ее, обретал плоть.
Она миновала сквер, тихий и унылый в этот час. Все скамейки, Инга специально убедилась в этом, были пустыми.
Только выйдя на оживленную улицу и услышав нормальную человеческую речь, Инга почувствовала себя в безопасности. Правда, в относительной. До самой автобусной остановки она шла, оглядываясь, а, поднимаясь в салон, воображала себе руку, что тянется из толпы, чтобы схватить ее сзади за плечо.
Ее бывший любовник испарился. Если он вообще звонил… Инга никогда не страдала слуховыми галлюцинациями, но кто знает, как мог подействовать на нее этот стресс?
В эту ночь, работая у шеста, Инга ждала появления Соколова. Обычно ее взгляд просто скользил по толпе, не задерживаясь ни на ком, если только не приходилось принимать от клиента деньги. Сегодня она всматривалась в лица. Соколов заходил посмотреть на ее выступления раньше, но не больше трех раз. А в последний месяц ноги не приносили его сюда, чему Инга только была рада.
Кто сказал, что Соколов собирается просто сидеть сложа руки? Что он позволит ей спокойно жить в свое удовольствие, а потом удрать, не заплатив? Возможно, сейчас за ней наблюдает какой-нибудь специально нанятый тип из сыскного агентства, или один из прихлебателей, которого Инга не знает в лицо. Соколов не дурак. Он не даст ей сбежать.
Уходя со сцены в последний раз с приличным уловом купюр, Инга еле держалась на ногах. Живот крутило, ноги и руки похолодели. Короткого разговора с Боровом она не помнила. Набросив на себя халат, Инга заперлась в кабинке служебного туалета и проблевалась. Подождала минуту, пока сердце не успокоится, и стала приводить себя в порядок. «Выгляжу плохо, почти как Дина, – подумала она. – И, наверное, он этого и ждет. Чтобы я высохла, превратилась в мумию, в хлам».
Инга вышла из туалета, мечтая добраться до дома и ни о чем не думать. Ида была тут как тут. У нее завелась мода присматривать за подругой, изображать заботливую мамашу и предугадывать ее желания. Такое отношение Инге быстро надоедало – она была человеком, который держит дистанцию. Не лезет никому в душу и не раскрывает ее другим. Ида принялась лепетать о то о сем, выясняя, какие у Инги планы на этот день.
– Только спать, – сказала та. – Моя голубая мечта. Еле на ногах стою.
– Ну смотри, соня, второй раз не приглашаю, – погрозила Ида.
– А ты что, круглые сутки порхаешь?
– Ну не круглые… С Ленькой сегодня в кино, могла бы с нами, а потом что-нибудь сообразим, не бойся.
– Не боюсь. В другой раз.
Инга очень старалась, чтобы ее улыбка не вызвала у подруги подозрений. Ида больше не настаивала. Утром они вышли из клуба вдвоем. Инга не расставалась с Идой до самого конца. Так ей было спокойней.
* * *
Она купила большую бутылку крепкого вина и отправилась домой. Дорога ее снова лежала через заснеженный скверик, таинственный замкнутый мирок посреди бушующего города. Ступая в его пределы, Инга всегда испытывала какие-то странные чувства. Последние дни не были исключением. Здесь происходило что-то необычное.Едва Инга дошла до центра сквера, как вновь услышала знакомый голос. Плакала та же самая женщина. И на том же самом месте! Ингу настиг приступ головокружения. В третий раз повторялось это нелепое представление.
Она остановилась возле скамейки, где обосновалась плакальщица, и они посмотрели друг на друга. Платок в раздутых от артрита руках беспрестанно вытирал мокрые красные глаза.
Инга решилась заговорить. В конце концов, это уже ни в какие ворота не лезло.
– У вас что-то случилось?
Женщина подняла глаза. Инга подумала, что, наверное, она и впрямь сильно болеет.
– Ничего особенного...
Инга подошла к скамейке, поставила сумку и пакет на сиденье. Закурила.
– Я вас тут вижу в третий раз. На одном и том же месте. Вы постоянно плачете. И… У вас какие-то неприятности? Что случилось?
Женщина вздохнула. Инге не нравилось, когда она комкала свой не очень чистый платок. Было в этом что-то мерзкое.
– Плохо, девушка, да, вы правы.
– Расскажите мне. Я хочу узнать. А вдруг помогу? – сказала Инга.
Она не знала, хочется ли ей помочь или она просто намеревалась прекратить все это.
– Как вас зовут? – спросила женщина.
– Инга.
– Светлана Борисовна.
Девушка поглядела на нее, едва удерживая порыв рассмеяться. Можно подумать, знакомятся они в деловой обстановке, где-нибудь в конторе или фирме. Учтиво, соблюдая некие неписанные правила этикета, которые требуют, как минимум, вот такой интонации.
– Что вы? – спросила женщина.
Видимо, заметила гримасу на лице Инги. Той стало неловко.
– Ничего. Просто. О чем-то своем вспомнила.
«Может быть, раньше она была кем-то значительным, – подумала девушка, – откуда мне знать? Многолетние привычки непросто искоренить». По виду, женщина была обычной пенсионеркой, с очень небольшим достатком. Об этом говорила одежда. Инга вспомнила собственную мать. В двух женщинах прослеживалось сходство – сейчас оно бросалось в глаза.
Инге стало неприятно, но уйти она не могла.
– Ну так, что у вас? Может быть, я помогу?
Женщина вздохнула, нос ее был забит.
– Так, понимаете, Инга… все навалилось разом. Просто не знаю. Так тяжело.
– А конкретно?
Женщина пожала плечами.
– Много всего.
Трудновато с ней, подумала Инга. Может, она какая-нибудь ненормальная.
– Думаете, у меня не все дома? – спросила вдруг плакальщица.
– Что? – У Инги отвисла челюсть. – Нет, конечно, не думаю.
– Я понимаю, я похожа на чокнутую. Я веду себя как чокнутая, я одета как чокнутая…
– Нет.
– Я знаю. – Светлана Борисовна улыбнулась. – Научилась чувствовать такие вещи.
Инга откашлялась, бросила окурок в близко стоящую урну.
– Вы замерзли, – сказала она, – пойдемте ко мне домой. Я рядом живу. Отогреетесь. Заодно расскажите, что у вас произошло.
– Я? С вами? – удивилась женщина.
– Ну! – Инга взяла сумки. Теперь поздно отступать – слово не воробей. – Идемте. Лично я хочу поесть и выпить, и вам не мешает.
Женщина поднялась со скамейки. Ничего у нее с собой не было. Платок отправился в карман синего пальто.
– Я не хочу вас стеснять.
– Не стесните, перестаньте. Я живу одна.
– Такая красивая девушка в одиночестве?
– Бывает, знаете ли. Идемте, не надо стесняться.
Женщина пошла за Ингой. Пристроилась рядом. Девушка краем глаза отмечала ее выпрямленную спину и голову на высокой шее. В молодости она была красива. Остатки красоты видны и сейчас. Тонкие правильные черты лица, вытянутое лицо. Светлые глаза.
Что же в ней такого странного? Почему она вдруг так привлекла Ингу?
Девушка не имела об этом ни малейшего представления. В голове плавал туман. Пока они шли, ее мысли несколько раз перескакивали на главную проблему – где достать деньги.
Глаза сами искали машину, из которой мог наблюдать подосланный Соколовым человек. Или же он сам.
– А где вы живете? – спросила Инга, приближаясь к подъезду.
Женщина улыбнулась.
– Это неважно…
Сказано это было таким мягким успокаивающим тоном, что Инга и не думала настаивать на точном ответе. С другой стороны, какое ей дело?
– Неужели у вас нет молодого человека? – спросила Светлана Борисовна, когда они поднимались по лестнице.
– Был да сплыл. И то хорошо. На кой ляд мне такие бой-френды? – фыркнула Инга. Если бы эта женщина знала правду, поверила бы? Вряд ли ей будут понятны такие проблемы.
Обсуждать дела на личном фронте не хотелось. Девушка вытащила сотовый и стала давить на клавиши, создавая иллюзию, что занята. Светлана Борисовна оставила эту тему и сосредоточилась на подъеме. Инга заметила, что ей тяжело идти по ступеням, после чего сбавила темп. Женщина дышала с присвистом и опиралась на колено, чтобы подтянуть тело еще на ступень выше. Так передвигаются глубокие старухи, подумала Инга.
– Я приготовлю завтрак, – сказала Инга, проходя на кухню. – Вы, пожалуйста, раздевайтесь. Вам помочь?
– Нет, спасибо, – ответила женщина.
Инга выглянула из кухни. Светлана Борисовна сняла верхнюю одежду, поставила ношеные сапоги возле полки с обувью и прошла в комнату. Там она села на диван, хотя и не сразу. Инга услышала скрип пружин.
«Наверняка устроилась на самом краю! Как пить дать!»
Инга открыла вино, налила два бокала и пошла в комнату.
– Выпейте. Выпейте, вам надо успокоиться.
Женщина мялась, но все-таки взяла бокал. Руки мелко дрожали. Инга посмотрела на ее волосы, свалявшиеся, давно не мытые. Тронутые сединой, они были связаны в узел на затылке. Когда-то, по всей видимости, Светлана Борисовна могла похвастаться длинными белокурыми локонами. Сейчас они скорее напоминали грязные спутанные нитки.
– Выпейте, – не так жестко произнесла Инга. – Согреетесь.
Та кивнула, сделала два-три глотка. Через несколько мгновений по ее щекам начал расползаться румянец.
«До чего же она похожа на мою мать», – подумала Инга, возвращаясь на кухню. Мысль эта ей не понравилась.
Инга отпила вина, распробовала его и нашла, что вкус неплох.
Еще несколько порций. Алкоголь быстрее всасывался в кровь, рассеивая напряжение.
Вот теперь она может вести любую беседу. В конце концов, за все надо платить – за доброту в особенности.
Чтобы гостья не скучала, Инга включила телевизор. Женщина сидела тихо, как мышка, на самом краю дивана. Вино она пила медленно, все больше держала бокал в руках.
– Вкусно.
От ее жалкой заискивающей улыбки Ингу передернуло. Она приготовила обед, куря и попивая вино, пока не ощутила, что готова выслушать любую исповедь. Теперь ей все равно.
На стол Инга накрыла в большой комнате. Странно. Здесь почти не было гостей, пару раз приходили подружки из клуба, ни одной не было с курса. И вот теперь Инга хлопочет для незнакомого человека.
Она села за стол и чуть не силой заставила Светлану Борисовну есть. Сама Инга налегала на спиртное, ловя на себе время от времени взгляды гостьи. Так могла бы смотреть мать на своего ребенка. Со скрытым осуждением. Инге показалось это забавным.
Наконец защитный ледяной слой вокруг гостьи начал таять. Стратегический ход Инги удался. Она пошла в атаку, забрасывая Светлану Борисовну вопросами. В какой-то момент это стало ей по-настоящему интересно.
История оказалась простой и до банальности ужасной. Чего-то похожего Инга подсознательно ждала. Краха. Трагедии. Стертой в порошок мечты. У женщины была семья, муж, дети, уже почти взрослые. Жили не то чтобы очень, со скромным достатком, но на плаву держались главным образом благодаря осознанию факта, что они семья. Пока это было так, пока родители и дети были связаны друг с другом, все шло нормально. Потом дети погибли. Разбились в автокатастрофе. Автобус, в котором они ехали, перевернулся и загорелся… Слушая рассказ Светланы Борисовны, Инга угадывала события наперед. Ей было страшно, что подобные вещи не вызывают у нее удивления и страха. И из-за этого ей хотелось плакать. Когда два важнейших звена цепи исчезли, семья развалилась. Трагедия далась обоим супругам тяжело. Они не чувствовали себя в силах пережить эту боль. По словам Светланы Борисовны, они потеряли желание продолжать – каждый день теперь походил на предыдущий в своей безысходности. Инга поневоле сравнивала это со своим положением и находила много общего. Однако у нее и в мыслях не было поставить себя на место этой женщины. Слишком тяжела эмоциональная ноша. В конце концов, муж слег, не мог больше работать. Светлане Борисовне пришлось за ним ухаживать – и это подорвало остатки призрачной стабильности в семье. Они начали голодать. Родственники мужа ответили на просьбы о помощи категорическим отказом, чем ускорили его гибель. Он умер в полнейшем отчаянии на руках у жены. Родственники объявились вскоре после. Помогли с похоронами, а Светлане Борисовне указали на дверь. Идти ей было некуда, помощи просить негде. Ее вялое неумелое сопротивление ни к чему не привело. Соседка хотела взять ее жить к себе, но та отказалась. Со смерти мужа прошло почти три месяца, и вот с тех пор Светлана Борисовна живет на улице. В подъездах, на помойках. Документы носит с собой, в кармане пальто. Все, что у нее есть, на ней. В этом была вся суть рассказа гостьи.
Инга налила себе еще вина, подбавила собеседнице. Посмотрела на то, что осталось в бутылке. Этого не хватит на вечер. Этого не хватит, чтобы забыть об услышанном. Хорошо, что сегодня не на работу.
Инга закурила, чувствуя, как слезы ползут по щекам.
– Не плачьте, – сказала женщина, – это же не ваши трудности.
– Извините. Я дура. Это пьяная истерика.
– Ничего…
Инга зарыдала, чувствуя себя законченной идиоткой. На самом деле, растроганная рассказом, она оплакивала себя саму.
– А как эти гады могли вас выставить? Вы же единственная прямая наследница! – спросила она.
– Они состряпали нужные им документы. Сказали, что если я приду еще, они сдадут меня в дурдом. Им нужна наша квартира, убивают и за меньшее…
– Но, может, надо бороться?
– С ними? – Светлана Борисовна качнула головой. – У них все возможности, все связи. Они ждали, когда умрет Вадим. Так мне и заявили.
Инга ревела еще несколько минут, а потом уговорила гостью съесть новую порцию. Очистив тарелку, женщина поглядела на часы и сказала, что ей надо уходить. Она не хочет стеснять Ингу. Та возмутилась.
– Куда вы пойдете? Даже не думайте! Оставайтесь!
– Но вам на работу. У вас дела.
– Сегодня не надо. Как минимум вы должны у меня переночевать! И никаких разговоров.
Женщина смотрела на нее большими испуганными глазами.
– А что будет потом?
Инга взяла платок и зеркальце.
Внушающая отвращение пьяная физиономия с припухшими глазами…
Зеркальце чуть не полетело в стену.
– И потом оставайтесь. Посмотрим. Я устрою вас на работу…
– Да?
– А почему нет? – Инга встала из-за стола, намереваясь идти за вином. – Завтра все и обсудим. Или даже сегодня. – Она рассмеялась, как смеется сильно перебравший человек. Женщина покачала головой. Не поверила, что ли?
– Вы не шутите, Инга?
– Ни в одном глазу. – Она подмигнула. – Я скоро вернусь, не скучайте, ладно? И забудьте на время о своих проблемах. Сегодня обойдемся без них.
Женщина заплакала. Инга вышла из комнаты, чтобы одеться.
Они проговорили до часа ночи. У Светланы Борисовны, оказывается, было философское образование, но в жизни оно ей так и не пригодилось. Как в большинстве случаев. Двадцать с лишним лет она работала в социальной службе, а когда случилось несчастье, коллеги от нее отвернулись. Вот как бывает, думала Инга, помогаешь людям, но когда дело доходит до себя самого…
Она понимала, что эмоциональная перегрузка скоро заставит ее совершить что-нибудь неадекватное. Жалость к этой женщине, жалость к себе, попытки найти выход из тупика, в котором Инга оказалась по вине Соколова, – все это навалилось разом. В конечном итоге, она устроила еще одну пьяную истерику.
А потом уснула.
* * *
Утром обнаружилось, что гостья исчезла. Инга встала, прилагая немалые усилия к тому, чтобы заставить тело совершать нужные движения, и оглядела большую комнату. Потом поискала во второй, потом на кухне, потом… Светланы Борисовны не было. Входные двери прикрыты, но замки не защелкнуты. Видимо, это случилось уже без участия Инги…Чувствуя себя до последней степени разбитой, она поплелась под прохладный душ, который основательно встряхнул ее и вернул, хотя бы частично, способность мыслить. От вина был кислый вкус во рту. Даже чистка зубов и языка не помогали избавиться от этой мерзости.
Гостья ушла – это факт. Почему? Инга просила ее остаться, требовала дать согласие – совершенно искренне, – но та, видимо, не поверила.
– Я вела себя отвратительно, – сказала Инга вслух, садясь на диван. – Дура я набитая! Как так можно?
Ей было стыдно. Инга закрыла лицо руками. Что она такого наплела? Может, позволила себе лишнее и обидела человека, которого пригласила сама же? Дура безмозглая!
Десять утра. Инга взяла сотовый, проверить, кто звонил. Пара подружек. Соколов не выходил на связь. И то хорошо. Инга поставила телефон заряжаться, а сама легла на диван и закурила.
«Хороша же я вчера была. Использовала ее как жилетку… Все, наверное, выболтала. Не помню. А она слушала, да, как будто я ей дочь, с терпением овечьим. Хотя мне надо было дать по шее, чтобы заткнулась! Ненавижу это!»
Инга выискивала в памяти подробности вчерашнего, но не находила ничего определенного. Чувство беспокойства ее не покидало. Вот и думай лежи, чего натворила и какой идиоткой себя выставила. Невыносимо!
Задремав на двадцать минут, Инга проснулась. Желудок требовал хоть какой-нибудь еды.
– Я собиралась дать ей денег, но забыла… – сказала она себе самой. Дала? Или забыла? Инга ударила кулаком в стену. В более глупом положении она еще не оказывалась.
«Может быть, она будет в сквере. Потом пойду поищу».
Инга открыла форточку, бросила взгляд на горку, стоящую у стены. На полке что-то лежало, чего не было раньше. Инга подошла. Прижатый медальоном на цепочке, с краю пристроился небольшой лист бумаги. Девушка взяла обе эти вещи, чувствуя себя словно во сне; развернула бумагу. Гостья оставила ей записку.
«Дорогая Инга! Я благодарю Вас за гостеприимство, за хлеб и соль. Я провела прекрасный вечер. Вы мне очень понравились. Вы достойный человек. Я не могу отплатить Вам той же монетой, но, может быть, Вы возьмете в подарок этот медальон? Он принесет Вам удачу. Я верю. Всего хорошего. Ваши проблемы решатся, не сомневайтесь. С уважением, Светлана Борисовна».Инга сжала в одной руке записку, в другой медальон на цепочке. В этом нет справедливости. Она ничего не смогла сделать для нее и вела себя как чокнутая. Что ужин и вино? Вовсе не такое отношение было нужно этой женщине. Нечто большее, нечто большее…