Сегодня Сергей хорошо известен. Однако талант его открылся не сразу.
Когда я впервые включил его в состав сборной СССР, отправляющейся па контрольные матчи в Скандинавию перед чемпионатом мира 1978 года, то, об этом я уже вспоминал, многие специалисты были в недоумении.
Один из них прямо спросил меня:
– Зачем ты везешь еще одного туриста? Мало их возили в последние годы?…
Кстати, поначалу такое же отношение было и к Володе Крутову. Его тоже не принимали. Не принимали даже опытные игроки, хорошо знающие игру, которые и сами должны были вот-вот стать тренерами. Сомневались в Володе не только квалифицированные специалисты, знающие его со стороны, но даже те спортсмены, которые играли с ним бок о бок в ЦСКА, па виду которых он был уже несколько лет.
Вспоминаю об этих сомнениях, когда перечитываю жалобы насчет отсутствия у нас звезд. Не много ли хотим мы от журналистов, если и профессиональные специалисты, живущие хоккеем, не всегда различают талант.
Согласен, что и Сергея, и Володю – по опыту их, по возрасту даже – рано было включать в основной состав первой сборной. Им бы еще покрутиться во второй и около первой команды. Но по уровню игры, по тому, насколько они, по моим представлениям, отвечали уже требованиям современного хоккея, требованиям времени, я чувствовал, что должен быстро, форсированно, не тратя недель и месяцев на раскачку, подключать молодых форвардов к главной команде страны.
Макаров рос, формировался как спортсмен в другой ситуации, в другой команде, где приняты были иные требования и практиковалась иная методика учебно-тренировочных занятий. Многое в ЦСКА было ему в первый год непривычным и, как я догадываюсь, казалось излишним, вовсе необязательным.
С неизменным интересом и вниманием читаю беседы с хоккеистами ЦСКА и сборной страны, интервью, которые дают они корреспондентам газет и журналов. Иногда хоккеист рассказывает журналисту и о том, о чем он почему-либо тренеру не скажет.
Так вот, в одном интервью Сергей как-то рассказал, что в Челябинске его пытались перестроить, нацелить на иную игру, но свое «я» он все-таки сумел сохранить. Он стремился найти собственные пути и средства самовыражения. Наш форвард считает, что смог добиться своего.
Прав ли Сергей? Верна ли его концепция? Вероятно, прав. Особенно если вспомнить вечную истину: каждый человек «внутри себя» прав всегда. Но если и так, то ведь сохранил себя, свое творческое лицо Макаров в другом хоккее, в челябинской команде. А надо ли «сохранять себя» и сегодня, в ином коллективе, где иные мерки и иной подход к делу? Или здесь все-таки лучше перестроиться, принять те условия, ту концепцию хоккея, которая сложилась в команде, где он сейчас играет?
Конечно же, этому одаренному нападающему вначале было тяжело в новом для него коллективе. Ибо в своем восприятии хоккея он оставался прежним. А ведь обстоятельства изменились. И если раньше, в «Тракторе», он был несомненным лидером команды, игроком, по уровню мастерства значительно превосходящим партнеров, то в ЦСКА, как, впрочем, и в сборной, у него появилось иное окружение. Здесь не требовалось в одиночку идти на штурм бастионов соперника. Здесь его атакам предшествовал «артогонь», который устраивали величайшие мастера атаки Харламов, Петров и Михайлов. Здесь пути к цели прокладывали еще и до его выхода на лед такие форварды, как Жлуктов, Балдерис, Капустин. Иными словами, в ЦСКА и в сборной от Сергея не требовалось то, что, вероятно, он делал в «Тракторе». Другими словами, здесь была иная ситуация. Иные партнеры. Был иной хоккей. И новым, стало быть, стало и место Сергея в команде.
Макарову пришлось утверждаться по-новому. И потому ушло довольно много времени на то, чтобы трансформировалось его понимание игры, характера, сути отношений в команде. Пожалуй, лишь в конце сезона специалисты и зрители обратили внимание на игру Макарова: до этого казалось, что он потеряется, если уже не потерялся в новой для него команде, тем более что его действия оценивались на фоне игры Харламова, Балдериса, Михайлова, Капустина.
Обстановка, результаты игры, наконец, сама жизнь вносят неизбежные коррективы. В нашей команде сам коллектив выправляет хоккеиста, заставляет его выискивать внутренние резервы, давать больше, чем он привык: определяют эту напряженную и увлекательную жизнь те цели и задачи, которые неизменно ставятся перед ЦСКА.
Одна из главных претензий к Макарову – любопытно, что ее высказал и столь непохожий на меня человек, как Анатолий Владимирович Тарасов, – заключалась в том, что Макаров, сам, скорее всего, этого не сознавая, в первое время вел игру так, что глубоко личные устремления, душевная энергия были нацелены не на коллектив, а на самого себя, хотя объективно его игра отвечала, разумеется, интересам коллектива. Но в команде ЦСКА такой внутренний настрой не принят, здесь бережно сохраняется иное отношение к делу. Одна из замечательных традиций ЦСКА заключается в том, что самый выдающийся хоккеист, такой, как Анатолий Фирсов или Валерий Харламов, играет на партнеров, а не на себя и тем самым проявляет свой класс, свое высочайшее мастерство. Личные устремления и интересы лидеров подчинены игре партнеров.
Разумом понять этот принцип можно, но понять и принять его чувствами, в душе нелегко: для этого чаще всего требуется перестройка всей психологии спортсмена. Потому так трудно складывалась в ЦСКА игра всех больших мастеров, пришедших из других команд, – Балдериса, Капустина, Макарова.
И сегодня не стану утверждать, что эта перестройка, поиск себя у Сергея Макарова закончены. Осторожность моя продиктована не боязнью перехвалить талантливого мастера, а тем, что он продолжает меняться, расти. У Макарова, как и у его партнеров по звену – Фетисова и Касатонова, Ларионова и Крутова, – игровой опыт опережает жизненный. Успехи, слава идут впереди их жизненных наблюдений и размышлений.
Сравниваю двух Макаровых: Макарова 1978 года и Макарова сегодняшнего. Тот, давний Макаров мог и обыграть своего опекуна, и убежать от соперника, легко открывался, «предлагал себя» партнерам, но, когда необходимо было изменить игру, когда соперники не давали ему и шагу ступить, когда, одним словом, надо было переложить ношу на партнеров, передать игру им, Сергей порой сникал, терялся, становился незаметным. Он вроде бы делал все, что положено, но то было уже не вдохновение, а действия игрока, отбывающего на площадке некую неприятную для него повинность.
Не хочу сопоставлять хоккеистов разных поколений, но ведь даже великий Харламов поначалу не принимал игры в пас. Валерию было просто жаль расставаться с шайбой, хотя его пасы и в первых его матчах поражали и точностью, и неожиданностью, и загадочностью.
Не знаю, насколько честолюбив Макаров, сравнивает ли он себя с Валерием, стремится ли быть таким же бесспорным лидером команды, таким же первоклассным мастером. Сергей преклоняется перед Харламовым. Как Макаров оценивает себя? Не знаю, право. Признаков зазнайства, во всяком случае, не замечал.
Не стал бы осуждать Макарова, если бы узнал, что есть у него мечта стать сильнейшим хоккеистом в стране, на чемпионате мира. Не однажды стать лучшим, что бывает и не у столь одаренных спортсменов, но прочно закрепиться на хоккейном Олимпе, как удалось это Валерию Харламову или Владиславу Третьяку.
Но какие бы задачи ни ставил перед собой Макаров, как, впрочем, и его партнеры по звену Игорь Ларионов и Владимир Крутов или, скажем, Александр Кожевников из московского «Спартака», в конечном счете бесспорно одно: эти задачи с каждым годом, с каждым новым сезоном станут усложняться.
Ранний расцвет
Лидеры коллектива
Когда я впервые включил его в состав сборной СССР, отправляющейся па контрольные матчи в Скандинавию перед чемпионатом мира 1978 года, то, об этом я уже вспоминал, многие специалисты были в недоумении.
Один из них прямо спросил меня:
– Зачем ты везешь еще одного туриста? Мало их возили в последние годы?…
Кстати, поначалу такое же отношение было и к Володе Крутову. Его тоже не принимали. Не принимали даже опытные игроки, хорошо знающие игру, которые и сами должны были вот-вот стать тренерами. Сомневались в Володе не только квалифицированные специалисты, знающие его со стороны, но даже те спортсмены, которые играли с ним бок о бок в ЦСКА, па виду которых он был уже несколько лет.
Вспоминаю об этих сомнениях, когда перечитываю жалобы насчет отсутствия у нас звезд. Не много ли хотим мы от журналистов, если и профессиональные специалисты, живущие хоккеем, не всегда различают талант.
Согласен, что и Сергея, и Володю – по опыту их, по возрасту даже – рано было включать в основной состав первой сборной. Им бы еще покрутиться во второй и около первой команды. Но по уровню игры, по тому, насколько они, по моим представлениям, отвечали уже требованиям современного хоккея, требованиям времени, я чувствовал, что должен быстро, форсированно, не тратя недель и месяцев на раскачку, подключать молодых форвардов к главной команде страны.
Макаров рос, формировался как спортсмен в другой ситуации, в другой команде, где приняты были иные требования и практиковалась иная методика учебно-тренировочных занятий. Многое в ЦСКА было ему в первый год непривычным и, как я догадываюсь, казалось излишним, вовсе необязательным.
С неизменным интересом и вниманием читаю беседы с хоккеистами ЦСКА и сборной страны, интервью, которые дают они корреспондентам газет и журналов. Иногда хоккеист рассказывает журналисту и о том, о чем он почему-либо тренеру не скажет.
Так вот, в одном интервью Сергей как-то рассказал, что в Челябинске его пытались перестроить, нацелить на иную игру, но свое «я» он все-таки сумел сохранить. Он стремился найти собственные пути и средства самовыражения. Наш форвард считает, что смог добиться своего.
Прав ли Сергей? Верна ли его концепция? Вероятно, прав. Особенно если вспомнить вечную истину: каждый человек «внутри себя» прав всегда. Но если и так, то ведь сохранил себя, свое творческое лицо Макаров в другом хоккее, в челябинской команде. А надо ли «сохранять себя» и сегодня, в ином коллективе, где иные мерки и иной подход к делу? Или здесь все-таки лучше перестроиться, принять те условия, ту концепцию хоккея, которая сложилась в команде, где он сейчас играет?
Конечно же, этому одаренному нападающему вначале было тяжело в новом для него коллективе. Ибо в своем восприятии хоккея он оставался прежним. А ведь обстоятельства изменились. И если раньше, в «Тракторе», он был несомненным лидером команды, игроком, по уровню мастерства значительно превосходящим партнеров, то в ЦСКА, как, впрочем, и в сборной, у него появилось иное окружение. Здесь не требовалось в одиночку идти на штурм бастионов соперника. Здесь его атакам предшествовал «артогонь», который устраивали величайшие мастера атаки Харламов, Петров и Михайлов. Здесь пути к цели прокладывали еще и до его выхода на лед такие форварды, как Жлуктов, Балдерис, Капустин. Иными словами, в ЦСКА и в сборной от Сергея не требовалось то, что, вероятно, он делал в «Тракторе». Другими словами, здесь была иная ситуация. Иные партнеры. Был иной хоккей. И новым, стало быть, стало и место Сергея в команде.
Макарову пришлось утверждаться по-новому. И потому ушло довольно много времени на то, чтобы трансформировалось его понимание игры, характера, сути отношений в команде. Пожалуй, лишь в конце сезона специалисты и зрители обратили внимание на игру Макарова: до этого казалось, что он потеряется, если уже не потерялся в новой для него команде, тем более что его действия оценивались на фоне игры Харламова, Балдериса, Михайлова, Капустина.
Обстановка, результаты игры, наконец, сама жизнь вносят неизбежные коррективы. В нашей команде сам коллектив выправляет хоккеиста, заставляет его выискивать внутренние резервы, давать больше, чем он привык: определяют эту напряженную и увлекательную жизнь те цели и задачи, которые неизменно ставятся перед ЦСКА.
Одна из главных претензий к Макарову – любопытно, что ее высказал и столь непохожий на меня человек, как Анатолий Владимирович Тарасов, – заключалась в том, что Макаров, сам, скорее всего, этого не сознавая, в первое время вел игру так, что глубоко личные устремления, душевная энергия были нацелены не на коллектив, а на самого себя, хотя объективно его игра отвечала, разумеется, интересам коллектива. Но в команде ЦСКА такой внутренний настрой не принят, здесь бережно сохраняется иное отношение к делу. Одна из замечательных традиций ЦСКА заключается в том, что самый выдающийся хоккеист, такой, как Анатолий Фирсов или Валерий Харламов, играет на партнеров, а не на себя и тем самым проявляет свой класс, свое высочайшее мастерство. Личные устремления и интересы лидеров подчинены игре партнеров.
Разумом понять этот принцип можно, но понять и принять его чувствами, в душе нелегко: для этого чаще всего требуется перестройка всей психологии спортсмена. Потому так трудно складывалась в ЦСКА игра всех больших мастеров, пришедших из других команд, – Балдериса, Капустина, Макарова.
И сегодня не стану утверждать, что эта перестройка, поиск себя у Сергея Макарова закончены. Осторожность моя продиктована не боязнью перехвалить талантливого мастера, а тем, что он продолжает меняться, расти. У Макарова, как и у его партнеров по звену – Фетисова и Касатонова, Ларионова и Крутова, – игровой опыт опережает жизненный. Успехи, слава идут впереди их жизненных наблюдений и размышлений.
Сравниваю двух Макаровых: Макарова 1978 года и Макарова сегодняшнего. Тот, давний Макаров мог и обыграть своего опекуна, и убежать от соперника, легко открывался, «предлагал себя» партнерам, но, когда необходимо было изменить игру, когда соперники не давали ему и шагу ступить, когда, одним словом, надо было переложить ношу на партнеров, передать игру им, Сергей порой сникал, терялся, становился незаметным. Он вроде бы делал все, что положено, но то было уже не вдохновение, а действия игрока, отбывающего на площадке некую неприятную для него повинность.
Не хочу сопоставлять хоккеистов разных поколений, но ведь даже великий Харламов поначалу не принимал игры в пас. Валерию было просто жаль расставаться с шайбой, хотя его пасы и в первых его матчах поражали и точностью, и неожиданностью, и загадочностью.
Не знаю, насколько честолюбив Макаров, сравнивает ли он себя с Валерием, стремится ли быть таким же бесспорным лидером команды, таким же первоклассным мастером. Сергей преклоняется перед Харламовым. Как Макаров оценивает себя? Не знаю, право. Признаков зазнайства, во всяком случае, не замечал.
Не стал бы осуждать Макарова, если бы узнал, что есть у него мечта стать сильнейшим хоккеистом в стране, на чемпионате мира. Не однажды стать лучшим, что бывает и не у столь одаренных спортсменов, но прочно закрепиться на хоккейном Олимпе, как удалось это Валерию Харламову или Владиславу Третьяку.
Но какие бы задачи ни ставил перед собой Макаров, как, впрочем, и его партнеры по звену Игорь Ларионов и Владимир Крутов или, скажем, Александр Кожевников из московского «Спартака», в конечном счете бесспорно одно: эти задачи с каждым годом, с каждым новым сезоном станут усложняться.
Ранний расцвет
Иногда меня спрашивают, не мешает ли нам, тренерам, то, что журналисты пишут порой о наших молодых хоккеистах как о звездах первой величины. Вот, например, о Фетисове и Касатонове в двух материалах подряд – в «Советском спорте» и в «Футболе – Хоккее» – писали как о сильнейшей в мире паре защитников.
Однозначного ответа, пожалуй, быть не может. Иногда такая поспешность в оценках мешает, а иногда и нет.
В этом случае ничего непредвиденного не произошло: и у себя в ЦСКА, и в сборной страны тренеры уже так примерно и вели разговоры со Славой и Лешей, постоянно подчеркивали, что с них особый спрос. Им и труднее, и легче, чем другим нашим защитникам. С одной стороны, требования к ним предъявляются самые высокие. А с другой – им доверяют играть вместе с ведущими форвардами: сначала со звеном Петрова, а теперь с тройкой Ларионова.
Естественно, что Вячеслав Фетисов и Алексей Касатонов многому научились у великих мастеров прошлого состава сборной и армейского клуба. Также естественно, что это теперь их нравственный долг – нести и передавать эстафету далее. Они призваны вести команду за собой. Несмотря на невеликий стаж игры, опыта у них уже достаточно. У Вячеслава – побольше, поскольку он играл еще на чемпионате мира в 1977 году (правда, очень мало), у Алексея – поменьше.
Я рассказывал, что за Макарова и Крутова, когда впервые взяли их в сборную Советского Союза, надо было постоять. Однако это ни в какое сравнение не идет с тем приемом, какой оказали хоккеисты Алексею Касатонову. Он не нравился всем и как игрок – неуклюжий, неловкий и как будущий член коллектива – крайне безответственный и недисциплинированный.
«Он же и в ленинградском СКА действовал как пожелает. Намаешься ты с ним: парень многое не умеет и тренеров при этом слушать не хочет…» – эту тираду коллеги я вспоминаю порой, когда смотрю, как действует на льду лучшая пара защитников современного хоккея – Вячеслав Фетисов и Алексей Касатонов.
О том, как Алексей реагирует сегодня на замечания тренеров, как оценивает свою игру, свидетельствует, например, такой эпизод. После окончания чемпионата мира 1983 года директорат Международной лиги хоккея на льду определил, как всегда, трех сильнейших игроков. Ими стали вратарь Третьяк, защитник Касатонов и нападающий из команды Чехословакии Иржи Лала. Узнав об этом решении, Алексей подошел ко мне:
– Вы меня правильно ругали во время игр… Не понимаю, за что мне дали приз лучшего…
Однажды я рассказывал журналистам о внутренней структуре команды, о взаимоотношении игроков в ЦСКА, о новичках и старожилах, о лидерах коллектива.
Тогда-то меня и спросили:
– В свое время Рагулин, Иванов, Кузькин покрикивали на нападающих. Могут ли сейчас позволить себе такую же требовательность, а то и недовольство партнерами ваши ведущие защитники, скажем, те же Касатонов и Фетисов?…
Думаю, могут… Но вот бывает ли, чтобы эти молодые ребята попробовали проверить, есть ли у них право потребовать что-либо в игре от партнеров… Скорее всего, они о таких вещах и не думают. Они просто играют. Пока наши защитники еще только завоевывают то положение, которое занимали в команде Рагулин и Кузькин. Для того чтобы величали их «Палычами» и «Григорьевичами», потребуется время. Да и молоды они, чтобы «обзаводиться» отчествами. И тем не менее… покрикивают ребята, покрикивают.
Делать замечания партнерам на тренировке, в игре, где, считаю, должны быть равны все независимо от возраста (в быту – другое дело), может любой хоккеист, но у всех ли есть на то основание? У первой пары защитников ЦСКА это право, по-моему, уже есть, поскольку они не только играют лучше других, не только реже ошибаются, но и сердечно, с глубокой заинтересованностью в успехе общего дела относятся ко всему, что происходит в их команде – в матче, на тренировке, за бортом площадки.
Они полностью, с душой отдаются делу, и если требуют что-то от партнеров, то только потому, что это нужно команде. И партнеры уже знают сегодня, что Фетисов и Касатонов отдадут все силы своему коллективу. На других свою ношу перекладывать не станут. Как говорят в таких случаях хоккеисты, в «тылах» отсиживаться они не будут. Когда другие идут в атаку, можно не сомневаться, что впереди уже Слава и Алексей.
Молодые хоккеисты взрослеют.
Учатся играть. Учатся жить. Рад, что оба закончили институт, получили высшее образование. Рад, что люди они – серьезные.
Легче или труднее работать с нынешним поколением звезд? Считаю, кстати, что наши лидеры заслужили уже право на такую оценку их игры.
Ответ тот же, что я давал и на другие вопросы. И легче, и труднее. Легче, потому что они хотят играть, в каждом матче хотят играть. Потому что их отличает неуемная жажда тренировок, стремление каждый день учиться чему-то новому. Их порой трудно увести с тренировки: она кажется им слишком короткой. Только поэтому работать с ними легче, а не потому, что они молодые и оттого, мол, глядят в рот тренеру. Молодые – великие спорщики. Дисциплинированны, внимательны к советам и замечаниям тренеров, соглашаются, если их убедишь. Но на веру ничего не принимают.
И мои коллеги по ЦСКА и сборной, и я стремимся привить хоккеистам творческий подход не только к игре, но и к тренировкам. Хотим, чтобы каждый игрок понимал смысл сегодняшнего занятия, его цель: это позволит, как я считаю, спортсмену привносить в тренировку что-то свое, более творчески относиться к уроку. На занятии важен не «вал», не просто число километров, пробегаемых в кроссе, или килограммов, поднятых в зале тяжелой атлетики. Важно, чтобы хоккеист понимал, зачем он отмеряет километры кросса, зачем выжимает и выжимает штангу, важно, чтобы он знал, что ему как игроку даст это занятие. Он проливает пот, но во имя чего, что он получит от этого?
ЦСКА и сборная страны выигрывают в очередной раз звание чемпиона. За счет чего спортсмен заставляет себя снова идти на нелегкий штурм уже покоренной вершины? На этот вопрос мне приходится отвечать, пожалуй, чаще всего. Его задают и вдумчивые болельщики, и дотошные журналисты, и специалисты из других стран. За счет того, что хоккеисту интересно решение новой для него задачи. Тренеры постоянно нацеливают игроков на преодоление самих себя, своего вчерашнего уровня, своих сегодняшних возможностей.
Стараюсь определить направленность занятия заранее, в начале тренировки, чтобы помочь игрокам мобилизоваться на выполнение задания.
Объясняю молодым: мало всесторонне подготовиться к игре, надо так же основательно готовиться и к каждой тренировке, чтобы провести ее на высоком уровне.
Молодые полны энтузиазма, жажды самоутверждения. Они рвутся в хоккей, рвутся на тренировку, в игру и этим существенно отличаются от тех, кто старше их на десяток лет. Ведущие игроки, люди солидного для нашей игры возраста, делят, как бы с этим ни боролись тренеры, матчи на «нужные» и «ненужные», важные и не слишком важные, на легкие, средние и тяжелые, может быть, даже сверхтяжелые, – в этих случаях ни одного игрока не приходится настраивать на матч. К числу таких поединков относятся для наших мастеров встречи со «Спартаком» и московским «Динамо», если речь о чемпионате страны; с командами Чехословакии, Канады, Швеции, если приехали мы на чемпионат мира. Л вот настроить маститого хоккеиста на поединок с дебютантом чемпионата страны или со сборной Италии не так-то просто.
Второе обстоятельство, объясняющее, почему с молодыми лидерами работать легче, чем с ветеранами, таково: опытные, многократные чемпионы или призеры чаще всего отличаются консерватизмом во взглядах па хоккей. Им трудно перестроиться. Они сложились давно, то время ушло. А преодолеть консерватизм дано не каждому.
В спорте следовать моде, улавливать веяние времени совсем не то, что в повседневной жизни. Здесь ни за какие деньги не приобретешь современный вид. Здесь ладо работать так, как будто бы ты никогда не был чемпионом, никогда не покорял вершин. Начинать с нуля. Забыть, что ты уже все знаешь, что все в свое время ты уже «прошел».
Конечно, есть хоккеисты «на все времена».
Таким был Валерий Харламов. Такими были, по моим понятиям, Анатолий Фирсов, Всеволод Бобров, Николай Сологубов. Они могли играть и в хоккей своего времени, и в хоккей, черты которого они привносили в свою игру из будущего. Думаю, что эти мастера, будь им сегодня по 22–23 года, блистательно, как и в свое время, сыграли бы и в сезоне 1983/84 года.
Но с ветеранами кое в чем и легче. Прежде всего потому, что они по собственному, порой печальному опыту знают, что измена себе никогда не прощается. Не тренером, которого можно в чем-то убедить, уговорить, упросить. Хоккеем.
Но ветеранам значительно труднее, чем молодым хоккеистам, работать с новым тренером.
Новые требования, продиктованные временем, новые идеи, а стало быть, и новый подход к привычному, устоявшемуся, решительный отказ от старого – это объективные обстоятельства. Но ведь есть и субъективные – новый тренер, который не кажется им авторитетом. Особенно тем, кто привыкал годами к прежнему, поднимался с ним к вершине.
А у нового тренера – новый подход к долу, новые установки, иная методика занятий, иные критерии. Прежние мерки были не просто давно испытаны и проверены ветеранами, но и принесли им победы, оттого-то отказываться от них трудно, странно, нелепо и оттого требования нового тренера представляются не требованиями времени, а субъективными пожеланиями.
Ветераны спортивной команды – люди разные. Одни – и таких, пожалуй, большинство – с пониманием относятся к новому курсу тренера. Другие же встречают все предложенное им в штыки, и, как бы подробно, обстоятельно ни объясняли им тренеры суть новых идей, они все-таки остаются при своем мнении.
Сложившиеся, устоявшиеся понятия менять трудно. Перестройка носит болезненный характер даже при явном желании спортсмена перестроиться, начать заново.
Примером тому может служить история ухода из ЦСКА Владимира Викулова.
Каким увидел я этого хоккеиста, когда познакомился с ним ближе? Прославленный спортсмен, многократный чемпион мира, обладатель двух золотых олимпийских медалей, – одним словом, знаменитость, звезда по самому большому счету и вместе с тем – скромный, внимательный человек. Ему внове были мои предложения, но он исключительно добросовестно, честно относился к занятиям, к тактическим заданиям, вообще – к делу. К товарищам. Он понимал, что нужно работать так, будто не был он никогда чемпионом, будто он новичок. Понимал, что повышенные задания тренера – это не каприз нового наставника команды. И все-таки, понимая прекрасно, что надо перестраиваться, переломить себя не смог. Видимо, с возрастом все труднее и труднее начинать по осени все сначала, когда работа не сразу приносит плоды.
В спорте неизбежны дискуссии, споры, столкновение концепций. Каждый тренер и сложившийся спортсмен видят свой путь к вершине. Но спорт том и хорош, что дает точные критерии, объективные критерии для сопоставления результатов работы, для подведения итогов дискуссий, для сравнения перспективности предложенных решений. Есть результат, – значит, подтверждается правильность избранного направления работы. Подтверждаются методика, формы, средства, верность ориентиров. Подтверждается все в комплексе.
Никакое самое изощренное искусство словесных баталий или опыт ведения дискуссий, никакие, наконец, теоретические, философские обоснования и выкладки не убеждают, если у соперника очков больше.
В спорте все наглядно и очевидно.
Но в этом и сложность работы. Никакие доказательства не кажутся спортсменам убедительными, если результаты, показываемые ими, не подтверждают верность избранной тренером методики подготовки.
Знаю, что и мои соображения вызывали сомнения у хоккеистов ЦСКА и сборной, пока… Пока мы не выиграли чемпионат мира 1979 года. Пока не завоевали Кубок вызова. Кажется, даже второе место в Лейк-Плэсиде не вызвало у части игроков сомнений в верности избранного нами пути.
Но только у части.
Другие испытывали но только сомнения.
К вполне понятному разочарованию – хотелось, конечно же, завоевать еще одну золотую олимпийскую медаль – и к явному неудовольствию прибавлялось и опасение, что тренеры, воспользовавшись неудачей, станут сводить с кем-то счеты, в слабой игре хоккеистов, и только в ней, искать причины отступления с завоеванных позиций.
Понять игроков можно. Так, к сожалению, в прошлом случалось, и в главе о равной ответственности я об этом рассказывал.
Такой же реакции на неудачу некоторые хоккеисты ждали и от меня. Этого не случилось.
Писал уже, что не только при победе, но и при поражении не отделяю себя от команды.
А новые победы на чемпионате мира, а затем и в Кубке Канады, снова на двух подряд чемпионатах мира и наконец на Олимпийских играх еще раз подтвердили, что команда идет верной дорогой.
Однозначного ответа, пожалуй, быть не может. Иногда такая поспешность в оценках мешает, а иногда и нет.
В этом случае ничего непредвиденного не произошло: и у себя в ЦСКА, и в сборной страны тренеры уже так примерно и вели разговоры со Славой и Лешей, постоянно подчеркивали, что с них особый спрос. Им и труднее, и легче, чем другим нашим защитникам. С одной стороны, требования к ним предъявляются самые высокие. А с другой – им доверяют играть вместе с ведущими форвардами: сначала со звеном Петрова, а теперь с тройкой Ларионова.
Естественно, что Вячеслав Фетисов и Алексей Касатонов многому научились у великих мастеров прошлого состава сборной и армейского клуба. Также естественно, что это теперь их нравственный долг – нести и передавать эстафету далее. Они призваны вести команду за собой. Несмотря на невеликий стаж игры, опыта у них уже достаточно. У Вячеслава – побольше, поскольку он играл еще на чемпионате мира в 1977 году (правда, очень мало), у Алексея – поменьше.
Я рассказывал, что за Макарова и Крутова, когда впервые взяли их в сборную Советского Союза, надо было постоять. Однако это ни в какое сравнение не идет с тем приемом, какой оказали хоккеисты Алексею Касатонову. Он не нравился всем и как игрок – неуклюжий, неловкий и как будущий член коллектива – крайне безответственный и недисциплинированный.
«Он же и в ленинградском СКА действовал как пожелает. Намаешься ты с ним: парень многое не умеет и тренеров при этом слушать не хочет…» – эту тираду коллеги я вспоминаю порой, когда смотрю, как действует на льду лучшая пара защитников современного хоккея – Вячеслав Фетисов и Алексей Касатонов.
О том, как Алексей реагирует сегодня на замечания тренеров, как оценивает свою игру, свидетельствует, например, такой эпизод. После окончания чемпионата мира 1983 года директорат Международной лиги хоккея на льду определил, как всегда, трех сильнейших игроков. Ими стали вратарь Третьяк, защитник Касатонов и нападающий из команды Чехословакии Иржи Лала. Узнав об этом решении, Алексей подошел ко мне:
– Вы меня правильно ругали во время игр… Не понимаю, за что мне дали приз лучшего…
Однажды я рассказывал журналистам о внутренней структуре команды, о взаимоотношении игроков в ЦСКА, о новичках и старожилах, о лидерах коллектива.
Тогда-то меня и спросили:
– В свое время Рагулин, Иванов, Кузькин покрикивали на нападающих. Могут ли сейчас позволить себе такую же требовательность, а то и недовольство партнерами ваши ведущие защитники, скажем, те же Касатонов и Фетисов?…
Думаю, могут… Но вот бывает ли, чтобы эти молодые ребята попробовали проверить, есть ли у них право потребовать что-либо в игре от партнеров… Скорее всего, они о таких вещах и не думают. Они просто играют. Пока наши защитники еще только завоевывают то положение, которое занимали в команде Рагулин и Кузькин. Для того чтобы величали их «Палычами» и «Григорьевичами», потребуется время. Да и молоды они, чтобы «обзаводиться» отчествами. И тем не менее… покрикивают ребята, покрикивают.
Делать замечания партнерам на тренировке, в игре, где, считаю, должны быть равны все независимо от возраста (в быту – другое дело), может любой хоккеист, но у всех ли есть на то основание? У первой пары защитников ЦСКА это право, по-моему, уже есть, поскольку они не только играют лучше других, не только реже ошибаются, но и сердечно, с глубокой заинтересованностью в успехе общего дела относятся ко всему, что происходит в их команде – в матче, на тренировке, за бортом площадки.
Они полностью, с душой отдаются делу, и если требуют что-то от партнеров, то только потому, что это нужно команде. И партнеры уже знают сегодня, что Фетисов и Касатонов отдадут все силы своему коллективу. На других свою ношу перекладывать не станут. Как говорят в таких случаях хоккеисты, в «тылах» отсиживаться они не будут. Когда другие идут в атаку, можно не сомневаться, что впереди уже Слава и Алексей.
Молодые хоккеисты взрослеют.
Учатся играть. Учатся жить. Рад, что оба закончили институт, получили высшее образование. Рад, что люди они – серьезные.
Легче или труднее работать с нынешним поколением звезд? Считаю, кстати, что наши лидеры заслужили уже право на такую оценку их игры.
Ответ тот же, что я давал и на другие вопросы. И легче, и труднее. Легче, потому что они хотят играть, в каждом матче хотят играть. Потому что их отличает неуемная жажда тренировок, стремление каждый день учиться чему-то новому. Их порой трудно увести с тренировки: она кажется им слишком короткой. Только поэтому работать с ними легче, а не потому, что они молодые и оттого, мол, глядят в рот тренеру. Молодые – великие спорщики. Дисциплинированны, внимательны к советам и замечаниям тренеров, соглашаются, если их убедишь. Но на веру ничего не принимают.
И мои коллеги по ЦСКА и сборной, и я стремимся привить хоккеистам творческий подход не только к игре, но и к тренировкам. Хотим, чтобы каждый игрок понимал смысл сегодняшнего занятия, его цель: это позволит, как я считаю, спортсмену привносить в тренировку что-то свое, более творчески относиться к уроку. На занятии важен не «вал», не просто число километров, пробегаемых в кроссе, или килограммов, поднятых в зале тяжелой атлетики. Важно, чтобы хоккеист понимал, зачем он отмеряет километры кросса, зачем выжимает и выжимает штангу, важно, чтобы он знал, что ему как игроку даст это занятие. Он проливает пот, но во имя чего, что он получит от этого?
ЦСКА и сборная страны выигрывают в очередной раз звание чемпиона. За счет чего спортсмен заставляет себя снова идти на нелегкий штурм уже покоренной вершины? На этот вопрос мне приходится отвечать, пожалуй, чаще всего. Его задают и вдумчивые болельщики, и дотошные журналисты, и специалисты из других стран. За счет того, что хоккеисту интересно решение новой для него задачи. Тренеры постоянно нацеливают игроков на преодоление самих себя, своего вчерашнего уровня, своих сегодняшних возможностей.
Стараюсь определить направленность занятия заранее, в начале тренировки, чтобы помочь игрокам мобилизоваться на выполнение задания.
Объясняю молодым: мало всесторонне подготовиться к игре, надо так же основательно готовиться и к каждой тренировке, чтобы провести ее на высоком уровне.
Молодые полны энтузиазма, жажды самоутверждения. Они рвутся в хоккей, рвутся на тренировку, в игру и этим существенно отличаются от тех, кто старше их на десяток лет. Ведущие игроки, люди солидного для нашей игры возраста, делят, как бы с этим ни боролись тренеры, матчи на «нужные» и «ненужные», важные и не слишком важные, на легкие, средние и тяжелые, может быть, даже сверхтяжелые, – в этих случаях ни одного игрока не приходится настраивать на матч. К числу таких поединков относятся для наших мастеров встречи со «Спартаком» и московским «Динамо», если речь о чемпионате страны; с командами Чехословакии, Канады, Швеции, если приехали мы на чемпионат мира. Л вот настроить маститого хоккеиста на поединок с дебютантом чемпионата страны или со сборной Италии не так-то просто.
Второе обстоятельство, объясняющее, почему с молодыми лидерами работать легче, чем с ветеранами, таково: опытные, многократные чемпионы или призеры чаще всего отличаются консерватизмом во взглядах па хоккей. Им трудно перестроиться. Они сложились давно, то время ушло. А преодолеть консерватизм дано не каждому.
В спорте следовать моде, улавливать веяние времени совсем не то, что в повседневной жизни. Здесь ни за какие деньги не приобретешь современный вид. Здесь ладо работать так, как будто бы ты никогда не был чемпионом, никогда не покорял вершин. Начинать с нуля. Забыть, что ты уже все знаешь, что все в свое время ты уже «прошел».
Конечно, есть хоккеисты «на все времена».
Таким был Валерий Харламов. Такими были, по моим понятиям, Анатолий Фирсов, Всеволод Бобров, Николай Сологубов. Они могли играть и в хоккей своего времени, и в хоккей, черты которого они привносили в свою игру из будущего. Думаю, что эти мастера, будь им сегодня по 22–23 года, блистательно, как и в свое время, сыграли бы и в сезоне 1983/84 года.
Но с ветеранами кое в чем и легче. Прежде всего потому, что они по собственному, порой печальному опыту знают, что измена себе никогда не прощается. Не тренером, которого можно в чем-то убедить, уговорить, упросить. Хоккеем.
Но ветеранам значительно труднее, чем молодым хоккеистам, работать с новым тренером.
Новые требования, продиктованные временем, новые идеи, а стало быть, и новый подход к привычному, устоявшемуся, решительный отказ от старого – это объективные обстоятельства. Но ведь есть и субъективные – новый тренер, который не кажется им авторитетом. Особенно тем, кто привыкал годами к прежнему, поднимался с ним к вершине.
А у нового тренера – новый подход к долу, новые установки, иная методика занятий, иные критерии. Прежние мерки были не просто давно испытаны и проверены ветеранами, но и принесли им победы, оттого-то отказываться от них трудно, странно, нелепо и оттого требования нового тренера представляются не требованиями времени, а субъективными пожеланиями.
Ветераны спортивной команды – люди разные. Одни – и таких, пожалуй, большинство – с пониманием относятся к новому курсу тренера. Другие же встречают все предложенное им в штыки, и, как бы подробно, обстоятельно ни объясняли им тренеры суть новых идей, они все-таки остаются при своем мнении.
Сложившиеся, устоявшиеся понятия менять трудно. Перестройка носит болезненный характер даже при явном желании спортсмена перестроиться, начать заново.
Примером тому может служить история ухода из ЦСКА Владимира Викулова.
Каким увидел я этого хоккеиста, когда познакомился с ним ближе? Прославленный спортсмен, многократный чемпион мира, обладатель двух золотых олимпийских медалей, – одним словом, знаменитость, звезда по самому большому счету и вместе с тем – скромный, внимательный человек. Ему внове были мои предложения, но он исключительно добросовестно, честно относился к занятиям, к тактическим заданиям, вообще – к делу. К товарищам. Он понимал, что нужно работать так, будто не был он никогда чемпионом, будто он новичок. Понимал, что повышенные задания тренера – это не каприз нового наставника команды. И все-таки, понимая прекрасно, что надо перестраиваться, переломить себя не смог. Видимо, с возрастом все труднее и труднее начинать по осени все сначала, когда работа не сразу приносит плоды.
В спорте неизбежны дискуссии, споры, столкновение концепций. Каждый тренер и сложившийся спортсмен видят свой путь к вершине. Но спорт том и хорош, что дает точные критерии, объективные критерии для сопоставления результатов работы, для подведения итогов дискуссий, для сравнения перспективности предложенных решений. Есть результат, – значит, подтверждается правильность избранного направления работы. Подтверждаются методика, формы, средства, верность ориентиров. Подтверждается все в комплексе.
Никакое самое изощренное искусство словесных баталий или опыт ведения дискуссий, никакие, наконец, теоретические, философские обоснования и выкладки не убеждают, если у соперника очков больше.
В спорте все наглядно и очевидно.
Но в этом и сложность работы. Никакие доказательства не кажутся спортсменам убедительными, если результаты, показываемые ими, не подтверждают верность избранной тренером методики подготовки.
Знаю, что и мои соображения вызывали сомнения у хоккеистов ЦСКА и сборной, пока… Пока мы не выиграли чемпионат мира 1979 года. Пока не завоевали Кубок вызова. Кажется, даже второе место в Лейк-Плэсиде не вызвало у части игроков сомнений в верности избранного нами пути.
Но только у части.
Другие испытывали но только сомнения.
К вполне понятному разочарованию – хотелось, конечно же, завоевать еще одну золотую олимпийскую медаль – и к явному неудовольствию прибавлялось и опасение, что тренеры, воспользовавшись неудачей, станут сводить с кем-то счеты, в слабой игре хоккеистов, и только в ней, искать причины отступления с завоеванных позиций.
Понять игроков можно. Так, к сожалению, в прошлом случалось, и в главе о равной ответственности я об этом рассказывал.
Такой же реакции на неудачу некоторые хоккеисты ждали и от меня. Этого не случилось.
Писал уже, что не только при победе, но и при поражении не отделяю себя от команды.
А новые победы на чемпионате мира, а затем и в Кубке Канады, снова на двух подряд чемпионатах мира и наконец на Олимпийских играх еще раз подтвердили, что команда идет верной дорогой.
Лидеры коллектива
Спортивная команда высокого класса – сложный и интересный коллектив. Со своими законами. Со своей внутренней, не всегда доступной постороннему взгляду жизнью.
И в ЦСКА, и в сборной страны по хоккею всегда – то более явственно, очевидно, то скрыто, подспудно – происходит борьба за сферы влияния. Борьба за умы, за право быть вожаком, неформальным лидером коллектива. Хотя, может быть, претенденты на первые роли и не сознают, что эта борьба идет.
К кому прислушивается команда?
Я давно знал и понимал, что тон в ЦСКА, в котором я теперь буду работать, задают Борис Михайлов, Владимир Петров, Геннадий Цыганков.
Тон в спортивной команде любого уровня, как, вероятно, и в любом другом коллективе, задают определенные люди. Считаю, что это хороню: тренеру есть на кого опереться, но даже если кто-то со мной и не согласен, то это ничего не меняет – в конце концов, я говорю только о том, что объективно существует в каждом коллективе и с чем невозможно не считаться.
Свои лидеры есть и в сборной СССР, как и в любой другой команде независимо от ее ранга.
Думаю, что одна из причин, объясняющих многие успехи ЦСКА, заключалась именно в том, что в этой команде были признанные лидеры, что капитанами ее становились те мастера, которых по праву именовали вожаками.
Капитан команды, по моему убеждению, не только сам незаурядная личность, но и тот человек, который как личность, а не только как первоклассный игрок может вести товарищей за собой. Капитан спортивной команды призван объединять своих партнеров, что особенно важно в сложные периоды жизни команды. А это не просто, ибо у каждого спортсмена свой, непохожий на другие характер, у каждого в команде, хоккеисты которой носят звания чемпионов страны, а то и мира, повышенное самолюбие и, стало быть, повышенные требования не только к себе, но и к партнерам.
Замечательным капитаном был Борис Михайлов, который всегда боролся до конца, даже в то время, когда в ЦСКА появились иные настроения, когда многие лидеры начали играть в полную силу не весь и не каждый матч.
С Борисом работать было не просто – характер у него своеобразный, хотя и по-своему справедливый, человек он самолюбивый, да и спорщик великий.
Но и помощником тренера Михайлов был хорошим. В подавляющем большинство ситуаций он действовал в интересах команды. Такие капитаны – незаменимые соратники тренера. На Бориса можно было положиться в конфликтной ситуации. Я знал, что если тренер и не сделает замечание тем, кто отдает работе сил меньше, чем мог бы, то решительно выступит против них Борис. Михайлов мог критиковать любого, не обращая внимания па титулы, звание и вес в спортивном мире. От него доставалось даже ближайшему его другу Владимиру Петрову. Я знал, что однажды Борис так отругал его в мое отсутствие, что ни одному тренеру, пожалуй, не хватило бы решительности провести разговор в эдаком ключе: это было бы для педагога не слишком удобно.
Душа команды – вот что такое спортивный капитан, и мысль эту подтверждал всей своей жизнью в большом спорте Борис Михайлов.
Не хотел бы рисовать прославленного капитана армейцев только в розовых красках – это, боюсь, вызвало бы протест и самого Бориса, личности сильной, яркой, человека, умеющего разбираться и в людях, и в себе. И Михайлов порой поддавался обычным человеческим слабостям. То не сдерживался и давал «сдачу» сопернику. То вдруг хандрил, выражал недовольство по поводу едва ли не каждого решения тренера. Иногда ревниво относился к успехам более заметным, чем у него. Сам того, разумеется, не замечая.
Достаточно припомнить историю его отношений с Балдерисом.
Они были хорошими друзьями до прихода Хелмута в ЦСКА. Кстати, именно Михайлов, насколько я слышал, был инициатором перехода Балдериса в команду ЦСКА: мысль эта впервые возникла еще до моего переезда в Москву. Благодаря Борису сравнительно безболезненно влился рижанин в знаменитый московский клуб. Однако, когда Хелмут и его тройка стали выдвигаться на первые роли и соперничать даже с ведущим нашим звеном, их отношения с Борисом изменились. Они попросту разошлись.
Не стану сейчас выяснять, кто из них более повинен в этом, просто констатирую факт. Когда же Хелмут Балдерис вернулся в Ригу, их отношения с Борисом снова стали самыми лучшими.
Главное в роли, сыгранной Борисом в жизни хоккейной команды ЦСКА и сборной СССР, где он был капитаном восемь сезонов, конечно же, не в том, что он забил более 500 голов, побил все рекорды результативности и тем самым внес громадный, неоценимый вклад в успехи ЦСКА и сборной Советского Союза. Главное, чем славен Михайлов, – это одержимость, постоянная готовность сражаться до конца. Борис однажды заметил, что для него проигранных матчей не существует, и это была сущая правда. Он не мог смириться с поражением буквально до последней секунды поединка. Если оставалось время, он снова и снова шел вперед, к воротам соперника. Борис Михайлов сыграл большую роль в сплочении команды, в становлении боевого коллектива, в сохранении традиций, заимствованных у Анатолия Фирсова, Константина Локтева, Александра Рагулина, и передаче этих традиций тем, кто пришел на смену звену Петрова – Крутову и Хомутову, Макарову и Фетисову, Тыжных и Касатонову.
И в ЦСКА, и в сборной страны по хоккею всегда – то более явственно, очевидно, то скрыто, подспудно – происходит борьба за сферы влияния. Борьба за умы, за право быть вожаком, неформальным лидером коллектива. Хотя, может быть, претенденты на первые роли и не сознают, что эта борьба идет.
К кому прислушивается команда?
Я давно знал и понимал, что тон в ЦСКА, в котором я теперь буду работать, задают Борис Михайлов, Владимир Петров, Геннадий Цыганков.
Тон в спортивной команде любого уровня, как, вероятно, и в любом другом коллективе, задают определенные люди. Считаю, что это хороню: тренеру есть на кого опереться, но даже если кто-то со мной и не согласен, то это ничего не меняет – в конце концов, я говорю только о том, что объективно существует в каждом коллективе и с чем невозможно не считаться.
Свои лидеры есть и в сборной СССР, как и в любой другой команде независимо от ее ранга.
Думаю, что одна из причин, объясняющих многие успехи ЦСКА, заключалась именно в том, что в этой команде были признанные лидеры, что капитанами ее становились те мастера, которых по праву именовали вожаками.
Капитан команды, по моему убеждению, не только сам незаурядная личность, но и тот человек, который как личность, а не только как первоклассный игрок может вести товарищей за собой. Капитан спортивной команды призван объединять своих партнеров, что особенно важно в сложные периоды жизни команды. А это не просто, ибо у каждого спортсмена свой, непохожий на другие характер, у каждого в команде, хоккеисты которой носят звания чемпионов страны, а то и мира, повышенное самолюбие и, стало быть, повышенные требования не только к себе, но и к партнерам.
Замечательным капитаном был Борис Михайлов, который всегда боролся до конца, даже в то время, когда в ЦСКА появились иные настроения, когда многие лидеры начали играть в полную силу не весь и не каждый матч.
С Борисом работать было не просто – характер у него своеобразный, хотя и по-своему справедливый, человек он самолюбивый, да и спорщик великий.
Но и помощником тренера Михайлов был хорошим. В подавляющем большинство ситуаций он действовал в интересах команды. Такие капитаны – незаменимые соратники тренера. На Бориса можно было положиться в конфликтной ситуации. Я знал, что если тренер и не сделает замечание тем, кто отдает работе сил меньше, чем мог бы, то решительно выступит против них Борис. Михайлов мог критиковать любого, не обращая внимания па титулы, звание и вес в спортивном мире. От него доставалось даже ближайшему его другу Владимиру Петрову. Я знал, что однажды Борис так отругал его в мое отсутствие, что ни одному тренеру, пожалуй, не хватило бы решительности провести разговор в эдаком ключе: это было бы для педагога не слишком удобно.
Душа команды – вот что такое спортивный капитан, и мысль эту подтверждал всей своей жизнью в большом спорте Борис Михайлов.
Не хотел бы рисовать прославленного капитана армейцев только в розовых красках – это, боюсь, вызвало бы протест и самого Бориса, личности сильной, яркой, человека, умеющего разбираться и в людях, и в себе. И Михайлов порой поддавался обычным человеческим слабостям. То не сдерживался и давал «сдачу» сопернику. То вдруг хандрил, выражал недовольство по поводу едва ли не каждого решения тренера. Иногда ревниво относился к успехам более заметным, чем у него. Сам того, разумеется, не замечая.
Достаточно припомнить историю его отношений с Балдерисом.
Они были хорошими друзьями до прихода Хелмута в ЦСКА. Кстати, именно Михайлов, насколько я слышал, был инициатором перехода Балдериса в команду ЦСКА: мысль эта впервые возникла еще до моего переезда в Москву. Благодаря Борису сравнительно безболезненно влился рижанин в знаменитый московский клуб. Однако, когда Хелмут и его тройка стали выдвигаться на первые роли и соперничать даже с ведущим нашим звеном, их отношения с Борисом изменились. Они попросту разошлись.
Не стану сейчас выяснять, кто из них более повинен в этом, просто констатирую факт. Когда же Хелмут Балдерис вернулся в Ригу, их отношения с Борисом снова стали самыми лучшими.
Главное в роли, сыгранной Борисом в жизни хоккейной команды ЦСКА и сборной СССР, где он был капитаном восемь сезонов, конечно же, не в том, что он забил более 500 голов, побил все рекорды результативности и тем самым внес громадный, неоценимый вклад в успехи ЦСКА и сборной Советского Союза. Главное, чем славен Михайлов, – это одержимость, постоянная готовность сражаться до конца. Борис однажды заметил, что для него проигранных матчей не существует, и это была сущая правда. Он не мог смириться с поражением буквально до последней секунды поединка. Если оставалось время, он снова и снова шел вперед, к воротам соперника. Борис Михайлов сыграл большую роль в сплочении команды, в становлении боевого коллектива, в сохранении традиций, заимствованных у Анатолия Фирсова, Константина Локтева, Александра Рагулина, и передаче этих традиций тем, кто пришел на смену звену Петрова – Крутову и Хомутову, Макарову и Фетисову, Тыжных и Касатонову.