Страница:
На литературные посиделки она, впрочем, не пошла. Арсений был этому рад. Он боялся, что провинциальный литературный клуб состоит из трех немолодых калек, страдающих от нехватки общения. Однако его ждал еще один приятный сюрприз: зал библиотеки был почти полон людьми разного возраста, в том числе и молодыми. Одна девица, сидевшая в первом ряду, без передышки сыпала вопросами насчет прототипов отважной Полины; видно, что книжный источник изучила основательно. Арсений чуть не поинтересовался, где она откопала это старье, но вовремя спохватился. К чему подвергать сомнению свою авторскую востребованность, для этого существуют критики. И конечно, в последнем ряду он заметил ее, женщину-загадку. Вопросов она не задавала, просто сидела и слушала. Иногда улыбалась. Иногда хлопала. Иногда рассматривала публику. За последнее время Арсений привык к ней как к собственной тени. Даже гадать перестал, что ей нужно, просто принимал как данность, что она скользит где-то рядом.
Вечер ему понравился. Арсений отвык быть в центре внимания и ощущал легкое головокружение, словно выпил на один бокал больше, чем следовало. Он проявил поразительную изобретательность, уходя от ответов на вопросы типа: «Над чем вы сейчас работаете?» Даже чувство юмора, казалось давно растворившееся в кислотной сериальной среде, напомнило о себе неожиданным всплеском. Можно сказать, что в тот вечер он собой гордился. Поэтому когда незнакомый мужчина отозвал его в сторону и сказал, что с женой случилось несчастье, Арсений не сразу понял, что ему пытаются втолковать.
– Что с ней? – он представил Нину прыгающей на костылях. Бабаёжка, гипсовая ножка. Ничего более ужасного он тогда представить не мог.
– Вам лучше вернуться в гостиницу, – человек взял его под руку. От него несло перегаром, с которым бессильно боролась мятная жвачка во рту. – Я вас отвезу.
Так рухнула его жизнь. Хорошая, плохая – неважно. Та, к которой он привык. А попытка спрятать голову в песок и не признавать очевидное – она от обычной мужской трусости. Поэтому он до сих пор никому ничего не сообщил, просто-напросто сбежал от проблем с утра пораньше. Но мучительнее всего было чувство вины от того, что он не «убивается». Когда живешь с другим человеком почти двадцать лет, он становится физической частью тебя самого. Иногда занозой в сердце, иногда дополнительной извилиной мозга, иногда болью в печенке… в общем, чем-то ощутимым. А он не чувствует ничего, кроме страха перед реальностью, с которой ему теперь придется столкнуться лоб в лоб.
Арсений подошел к краю дороги и вытянул руку. Вспомнил, что у него нет денег, но напрягаться не стал: расплатится в гостинице. Шофер окинул взглядом мятую одежду клиента и неожиданно согласился подождать с деньгами. Очевидно, отель считается в городе респектабельным местом.
Доехав до пункта назначения, Арсений первым делом стрельнул взглядом в ту сторону, где вчера вечером железные столбики, соединенные желтыми лентами, образовывали круг. А внутри круга неумелый художник изобразил человеческое тело, лежащее в неестественной позе. Толпа глазела на рисунок с любопытством и восторгом. Все это напоминало какой-то жуткий шаманский ритуал.
Слава богу, сейчас отель живет обычной жизнью: оцепление снято, люди входят и выходят через вращающиеся стеклянные двери, где-то внутри негромко играет музыка, а сбоку от входа под большими полосатыми тентами-маркизами выстроились столы с местной сувенирной продукцией – финифтью.
Арсений повернулся к таксисту.
– Я быстро. Если хотите, можете пойти со мной.
– Да нет, я подожду, – проявил доверие водитель.
Шестиэтажное здание было выстроено в духе новомодного бетонного конструктивизма с фасадом из огромных тонированных окон и большой смотровой площадкой на крыше. Странное место для смотровой площадки, невысоко ведь. Хотя все относительно. Для человека, стоящего на площадке, не смертельно, а для человека, летящего вниз, – наоборот.
«Какого черта ее понесло на эту площадку?» – вот запоздалый вопрос, который пришел на ум Арсению в прозрачной кабинке лифта. Насколько он знал Нину – а он знал ее хорошо, – осмотр городских достопримечательностей с высоты был не в ее вкусе. Сначала она обревизовала местные магазины, потом сходила на экскурсию в Кремль, а потом, по идее, должна была заявить, что больше тут делать нечего.
«Однако она этого не заявила, – снова посетило его озарение. – Почему?»
Пол кабинки дрогнул, и двери разошлись с мелодичным хрустальным переливом. Арсений вышел, на ходу доставая магнитную карту, и двинулся по пустому коридору, с двух сторон освещенному настенными бра. «А ведь мы были единственными людьми, жившими на этом этаже», – подумал он, открывая дверь. В общем, ничего странного в этом нет: этаж дорогой, «люксовый», конец туристического сезона… и все же эта мысль была тревожной, как подозрение.
Темноту номера насквозь пропитал запах знакомых духов. Арсений торопливо щелкнул выключателем и начал поиски бумажника, стараясь не замечать вещей Нины, разбросанных по комнате. Бумажник нашелся в кармане замшевого пиджака, который Арсений надевал вчера на встречу с литературными поклонниками. Содержимое было в порядке, и он так же торопливо выскочил в коридор, не выключая свет. Еще одно маленькое усилие – и он спрячется в номере от любопытных взглядов. Забаррикадируется в кабинете, благо там лишь его вещи, и как-нибудь переночует. А утром уже не так страшно. Утром он решит, как жить дальше…
Во вращающихся дверях Арсений чуть не столкнулся с высоким мужчиной в джинсовом костюме.
– Извините, – сказал он машинально, но ответа не получил. Оглянулся на незнакомца, исчезающего за стеклом, где я его видел?
Арсений отсчитал деньги, прибавил к условленной сумме еще одну сотенную купюру и нагнулся к распахнутой дверце машины.
– Простите, что задержался.
– Да нет, вы быстро, – радостно ответил таксист, засовывая деньги во внутренний карман куртки. – Спасибо! – Арсений кивнул и хотел выпрямиться, когда вопрос ударил его прямо в лоб: – А правда, что у вас тут вчера кого-то убили?
Арсения передернуло.
– Это был несчастный случай, – сказал он сквозь зубы и захлопнул дверцу, чтобы не слышать вопросов, на которые так охочи жадные до крови обыватели.
Арсений перебежал через дорогу к табачному киоску и купил пачку «Парламента». Закуривая двадцать вторую по счету сигарету, он отметил, как легко и быстро возвращаются дурные привычки. Вечерняя улица выглядела приятно оживленной, и Арсению захотелось оттянуть момент возвращения в номер, насквозь пропитанный духами Нины. Он потолкался возле столиков с украшениями и безделушками, кое-что повертел в руках, якобы прицениваясь. Ничего покупать он, конечно, не собирался, просто хотел побыть среди людей.
– Если понравится, сделаю скидку, – пообещал бойкий юноша в кожаной кепке, лихо сдвинутой набок.
Арсений кивнул и, затягиваясь ароматным сухим дымом, подумал: «Где же я его видел?»
Того мужчину, на которого он налетел при выходе из гостиницы. Лицо он увидел мельком, секунду, но такие не забываются. Красивый, мерзавец. Стоп, почему «мерзавец»? Внешность вполне респектабельная, Арсений даже употребил бы слово «представительская». Так выглядят пресс-секретари в солидных компаниях. Ну и одеваются соответственно… Ага! Вот почему он не узнал его сразу! В самолете этот парень был в дорогом костюме с белой рубашкой и стильным серо-синим галстуком. Помнится, на галстуке поблескивала маленькая золотая прищепка – аксессуар в Нинином вкусе. Да и сам парень был во вкусе жены: она в последнее время все чаще засматривалась на ухоженных тридцатипятилетних мужчин с нерастраченной потенцией. Арсений решил, что если так будет продолжаться дальше, то Нина хлебнет горя, но пускай ее предупреждает об этом кто-нибудь другой.
То, что у них разные посадочные кресла, обнаружилось еще на регистрации. Одно под номером 7б, другое – 4 в. «Компьютерный сбой, – объяснила девушка за стойкой. – Ничего, поменяетесь в самолете, там есть свободные места».
Свободных мест и вправду хватало, но Нина меняться раздумала при первом же взгляде на соседа. Арсений покорно пошел к своему 4 в. Он не ревновал, но и симпатии к хорошо одетому, молодому, красивому мужчине, всю дорогу развлекавшему его жену, испытывать не мог.
– И как он тебе? – поинтересовался Арсений в машине. Обнаружив, что их встречает автомобиль представительского класса, Нина предложила соседу поехать с ними. Тот, слава богу, тактично отказался. Поцеловал Нине руку на прощание, кивнул Арсению и направился к стоянке такси.
– Он милый парень, – ответила Нина неуверенно. – Неглупый и с чувством юмора.
Арсений понял, что она говорит правду. Когда Нина врала, это звучало так, словно она сообщала, что земля круглая.
– Так будем брать или как… – начал парень в кожаной кепке, но договорить не успел. Сверху раздался громкий стук – словно с размаху закрылась створка окна, – и на тент обрушилось что-то очень тяжелое, вроде мешка с песком.
– Ох! – Парень в кожаной кепке пригнулся, рефлекторно закрывая руками голову. Полосатая ткань, как гамак, провисла прямо над столом с сувенирами. – Ну ни фига себе! – Он опустил руки и задрал голову, обозревая громадный полосатый пузырь. Острый кадык под подбородком натянул кожу с такой силой, словно вот-вот ее проткнет.
Ткань угрожающе затрещала.
– Быстро отсюда! – Кепка выскочила из-под навеса.
Он успел вовремя. Полосатый тент с противным рвущимся треском разошелся, и на стол перед Арсением вывалилось человеческое тело. Истерически взвизгнула женщина, подросток выхватил мобильный телефон и, возбужденно дыша, поднял его над головой: «Улыбочку, снимаю!»
Арсений сильным ударом выбил мобильник у него из рук.
– Придурок, – выругался подросток, поднимая телефон. Но продолжать съемку рядом с психом не рискнул: протиснулся сквозь плотную толпу любопытных и снова поднял мобильник повыше.
Тело лежало на столе словно праздничное блюдо в новогоднюю ночь. Оно разместилось… удобно, как бы жутко это ни звучало. Колени согнуты прямо по краю стола, руки разбросаны, голова запрокинута и свисает с другого края. Длинные волосы касаются асфальта, майка задралась, обнажив пупок и выступающие нижние ребра, но хлопчатобумажные «пионерские» трусики на месте. Все очень прилично, прямо хоть устраивай семейный просмотр. Арсений упал на колени, трясущимися руками поднял свесившуюся женскую голову и… снова увидел разбитое лицо жены со слипшейся от крови челкой и закрытыми глазами. А потом веки дрогнули, и глаза широко распахнулись. Арсений всхлипнул от ужаса и неловко повалился на правый бок.
– Вызывайте «скорую», – приказал мужской голос у него за спиной. – Девчонка-то живая. Видать в рубашке родилась.
– В майке, – поправил другой мужской голос, и оба хмыкнули, не решаясь рассмеяться.
– А мужик? – спросил ломающийся от возбуждения юношеский тенорок.
Шею Арсения тронули чьи-то пальцы.
– Живой, – проинформировал первый голос. – В обморок грохнулся.
Тут звуки поплыли, отодвинулись куда-то очень далеко, и Арсений действительно потерял сознание.
Глава 3
Глава 4
Вечер ему понравился. Арсений отвык быть в центре внимания и ощущал легкое головокружение, словно выпил на один бокал больше, чем следовало. Он проявил поразительную изобретательность, уходя от ответов на вопросы типа: «Над чем вы сейчас работаете?» Даже чувство юмора, казалось давно растворившееся в кислотной сериальной среде, напомнило о себе неожиданным всплеском. Можно сказать, что в тот вечер он собой гордился. Поэтому когда незнакомый мужчина отозвал его в сторону и сказал, что с женой случилось несчастье, Арсений не сразу понял, что ему пытаются втолковать.
– Что с ней? – он представил Нину прыгающей на костылях. Бабаёжка, гипсовая ножка. Ничего более ужасного он тогда представить не мог.
– Вам лучше вернуться в гостиницу, – человек взял его под руку. От него несло перегаром, с которым бессильно боролась мятная жвачка во рту. – Я вас отвезу.
Так рухнула его жизнь. Хорошая, плохая – неважно. Та, к которой он привык. А попытка спрятать голову в песок и не признавать очевидное – она от обычной мужской трусости. Поэтому он до сих пор никому ничего не сообщил, просто-напросто сбежал от проблем с утра пораньше. Но мучительнее всего было чувство вины от того, что он не «убивается». Когда живешь с другим человеком почти двадцать лет, он становится физической частью тебя самого. Иногда занозой в сердце, иногда дополнительной извилиной мозга, иногда болью в печенке… в общем, чем-то ощутимым. А он не чувствует ничего, кроме страха перед реальностью, с которой ему теперь придется столкнуться лоб в лоб.
Арсений подошел к краю дороги и вытянул руку. Вспомнил, что у него нет денег, но напрягаться не стал: расплатится в гостинице. Шофер окинул взглядом мятую одежду клиента и неожиданно согласился подождать с деньгами. Очевидно, отель считается в городе респектабельным местом.
Доехав до пункта назначения, Арсений первым делом стрельнул взглядом в ту сторону, где вчера вечером железные столбики, соединенные желтыми лентами, образовывали круг. А внутри круга неумелый художник изобразил человеческое тело, лежащее в неестественной позе. Толпа глазела на рисунок с любопытством и восторгом. Все это напоминало какой-то жуткий шаманский ритуал.
Слава богу, сейчас отель живет обычной жизнью: оцепление снято, люди входят и выходят через вращающиеся стеклянные двери, где-то внутри негромко играет музыка, а сбоку от входа под большими полосатыми тентами-маркизами выстроились столы с местной сувенирной продукцией – финифтью.
Арсений повернулся к таксисту.
– Я быстро. Если хотите, можете пойти со мной.
– Да нет, я подожду, – проявил доверие водитель.
Шестиэтажное здание было выстроено в духе новомодного бетонного конструктивизма с фасадом из огромных тонированных окон и большой смотровой площадкой на крыше. Странное место для смотровой площадки, невысоко ведь. Хотя все относительно. Для человека, стоящего на площадке, не смертельно, а для человека, летящего вниз, – наоборот.
«Какого черта ее понесло на эту площадку?» – вот запоздалый вопрос, который пришел на ум Арсению в прозрачной кабинке лифта. Насколько он знал Нину – а он знал ее хорошо, – осмотр городских достопримечательностей с высоты был не в ее вкусе. Сначала она обревизовала местные магазины, потом сходила на экскурсию в Кремль, а потом, по идее, должна была заявить, что больше тут делать нечего.
«Однако она этого не заявила, – снова посетило его озарение. – Почему?»
Пол кабинки дрогнул, и двери разошлись с мелодичным хрустальным переливом. Арсений вышел, на ходу доставая магнитную карту, и двинулся по пустому коридору, с двух сторон освещенному настенными бра. «А ведь мы были единственными людьми, жившими на этом этаже», – подумал он, открывая дверь. В общем, ничего странного в этом нет: этаж дорогой, «люксовый», конец туристического сезона… и все же эта мысль была тревожной, как подозрение.
Темноту номера насквозь пропитал запах знакомых духов. Арсений торопливо щелкнул выключателем и начал поиски бумажника, стараясь не замечать вещей Нины, разбросанных по комнате. Бумажник нашелся в кармане замшевого пиджака, который Арсений надевал вчера на встречу с литературными поклонниками. Содержимое было в порядке, и он так же торопливо выскочил в коридор, не выключая свет. Еще одно маленькое усилие – и он спрячется в номере от любопытных взглядов. Забаррикадируется в кабинете, благо там лишь его вещи, и как-нибудь переночует. А утром уже не так страшно. Утром он решит, как жить дальше…
Во вращающихся дверях Арсений чуть не столкнулся с высоким мужчиной в джинсовом костюме.
– Извините, – сказал он машинально, но ответа не получил. Оглянулся на незнакомца, исчезающего за стеклом, где я его видел?
Арсений отсчитал деньги, прибавил к условленной сумме еще одну сотенную купюру и нагнулся к распахнутой дверце машины.
– Простите, что задержался.
– Да нет, вы быстро, – радостно ответил таксист, засовывая деньги во внутренний карман куртки. – Спасибо! – Арсений кивнул и хотел выпрямиться, когда вопрос ударил его прямо в лоб: – А правда, что у вас тут вчера кого-то убили?
Арсения передернуло.
– Это был несчастный случай, – сказал он сквозь зубы и захлопнул дверцу, чтобы не слышать вопросов, на которые так охочи жадные до крови обыватели.
Арсений перебежал через дорогу к табачному киоску и купил пачку «Парламента». Закуривая двадцать вторую по счету сигарету, он отметил, как легко и быстро возвращаются дурные привычки. Вечерняя улица выглядела приятно оживленной, и Арсению захотелось оттянуть момент возвращения в номер, насквозь пропитанный духами Нины. Он потолкался возле столиков с украшениями и безделушками, кое-что повертел в руках, якобы прицениваясь. Ничего покупать он, конечно, не собирался, просто хотел побыть среди людей.
– Если понравится, сделаю скидку, – пообещал бойкий юноша в кожаной кепке, лихо сдвинутой набок.
Арсений кивнул и, затягиваясь ароматным сухим дымом, подумал: «Где же я его видел?»
Того мужчину, на которого он налетел при выходе из гостиницы. Лицо он увидел мельком, секунду, но такие не забываются. Красивый, мерзавец. Стоп, почему «мерзавец»? Внешность вполне респектабельная, Арсений даже употребил бы слово «представительская». Так выглядят пресс-секретари в солидных компаниях. Ну и одеваются соответственно… Ага! Вот почему он не узнал его сразу! В самолете этот парень был в дорогом костюме с белой рубашкой и стильным серо-синим галстуком. Помнится, на галстуке поблескивала маленькая золотая прищепка – аксессуар в Нинином вкусе. Да и сам парень был во вкусе жены: она в последнее время все чаще засматривалась на ухоженных тридцатипятилетних мужчин с нерастраченной потенцией. Арсений решил, что если так будет продолжаться дальше, то Нина хлебнет горя, но пускай ее предупреждает об этом кто-нибудь другой.
То, что у них разные посадочные кресла, обнаружилось еще на регистрации. Одно под номером 7б, другое – 4 в. «Компьютерный сбой, – объяснила девушка за стойкой. – Ничего, поменяетесь в самолете, там есть свободные места».
Свободных мест и вправду хватало, но Нина меняться раздумала при первом же взгляде на соседа. Арсений покорно пошел к своему 4 в. Он не ревновал, но и симпатии к хорошо одетому, молодому, красивому мужчине, всю дорогу развлекавшему его жену, испытывать не мог.
– И как он тебе? – поинтересовался Арсений в машине. Обнаружив, что их встречает автомобиль представительского класса, Нина предложила соседу поехать с ними. Тот, слава богу, тактично отказался. Поцеловал Нине руку на прощание, кивнул Арсению и направился к стоянке такси.
– Он милый парень, – ответила Нина неуверенно. – Неглупый и с чувством юмора.
Арсений понял, что она говорит правду. Когда Нина врала, это звучало так, словно она сообщала, что земля круглая.
– Так будем брать или как… – начал парень в кожаной кепке, но договорить не успел. Сверху раздался громкий стук – словно с размаху закрылась створка окна, – и на тент обрушилось что-то очень тяжелое, вроде мешка с песком.
– Ох! – Парень в кожаной кепке пригнулся, рефлекторно закрывая руками голову. Полосатая ткань, как гамак, провисла прямо над столом с сувенирами. – Ну ни фига себе! – Он опустил руки и задрал голову, обозревая громадный полосатый пузырь. Острый кадык под подбородком натянул кожу с такой силой, словно вот-вот ее проткнет.
Ткань угрожающе затрещала.
– Быстро отсюда! – Кепка выскочила из-под навеса.
Он успел вовремя. Полосатый тент с противным рвущимся треском разошелся, и на стол перед Арсением вывалилось человеческое тело. Истерически взвизгнула женщина, подросток выхватил мобильный телефон и, возбужденно дыша, поднял его над головой: «Улыбочку, снимаю!»
Арсений сильным ударом выбил мобильник у него из рук.
– Придурок, – выругался подросток, поднимая телефон. Но продолжать съемку рядом с психом не рискнул: протиснулся сквозь плотную толпу любопытных и снова поднял мобильник повыше.
Тело лежало на столе словно праздничное блюдо в новогоднюю ночь. Оно разместилось… удобно, как бы жутко это ни звучало. Колени согнуты прямо по краю стола, руки разбросаны, голова запрокинута и свисает с другого края. Длинные волосы касаются асфальта, майка задралась, обнажив пупок и выступающие нижние ребра, но хлопчатобумажные «пионерские» трусики на месте. Все очень прилично, прямо хоть устраивай семейный просмотр. Арсений упал на колени, трясущимися руками поднял свесившуюся женскую голову и… снова увидел разбитое лицо жены со слипшейся от крови челкой и закрытыми глазами. А потом веки дрогнули, и глаза широко распахнулись. Арсений всхлипнул от ужаса и неловко повалился на правый бок.
– Вызывайте «скорую», – приказал мужской голос у него за спиной. – Девчонка-то живая. Видать в рубашке родилась.
– В майке, – поправил другой мужской голос, и оба хмыкнули, не решаясь рассмеяться.
– А мужик? – спросил ломающийся от возбуждения юношеский тенорок.
Шею Арсения тронули чьи-то пальцы.
– Живой, – проинформировал первый голос. – В обморок грохнулся.
Тут звуки поплыли, отодвинулись куда-то очень далеко, и Арсений действительно потерял сознание.
Глава 3
«Кто-ты – кто-ты – кто-ты – кто-ты…»
О, эти невыносимые звуки! Они были как маяк в мире тумана и боли. Боль была везде: к югу и северу от шеи, боль простиралась на запад от правого плеча и на восток от левого. Тело превратилось в материк, затопленный болью сверху донизу, вглубь и вширь.
Иногда предплечье кусала игла, и боль отступала, как вода во время отлива. В момент выхода из полной темноты у нее появилась мысль, не связанная с нынешним состоянием. Это была мысль о сваях на анапском пляже, куда родители возили ее в детстве. Она всегда стелила полотенце возле воды и с интересом наблюдала, как волна то накрывает одиноко торчавшие деревянные клыки доисторических монстров, то снова обнажает скользкую от слизи почерневшую поверхность. Боль приходила вместе с приливом и уходила с отливом. Но лучше ей не становилось, потому что свая, проглядывая сквозь воду, напоминала о возвращении боли. И эти звуки:
«Кто-ты – кто-ты – кто-ты – кто-ты…»
«Я – Даша, – вдруг поняла она. – Я живая».
Сначала мысль принесла облегчение, потом сердце тревожно екнуло. Где она? Что с ней?
Два этих вопроса приходили постоянно, через равные промежутки времени – если время вообще существовало в том мире, где она очутилась. Реальность возвращалась постепенно, объективный мир восстановился в памяти в щадящем сокращенном режиме.
Ее зовут Даша Алимова, она студентка третьего курса филологического факультета педагогического университета. Сейчас она, скорее всего, в больнице, ведь на том свете вряд ли так болят кости. Пока этого достаточно.
Даша открыла глаза. В мягком сумеречном свете, едва проникавшем сквозь закрытые жалюзи, она разглядела на противоположной стене светлый круг в темном ободке. Оттуда и неслись раздражающие ухо звуки:
«Кто-ты – кто-ты – кто-ты – кто-ты…»
«Часы, – поняла она. – Это всего лишь часы».
Открытие ее успокоило. Даша закрыла глаза и наконец уснула крепко, без сновидений. А когда проснулась, возле ее постели стояла медсестра и, подняв шприц к свету, проверяла уровень жидкости внутри.
– Здравствуйте, – прошелестела Даша. Глупо, конечно, но что еще она могла сказать?
Медсестра вздрогнула и чуть не выронила шприц.
– О господи! – Она наклонилась к подушке и всмотрелась в Дашины глаза. – С возвращением, детка.
– Спасибо.
Даша попыталась привстать, но медсестра придержала ее за плечо твердой рукой:
– Никаких подвигов! Лежи смирно!
Из иглы прыснул тонкий фонтанчик, и медсестра снова склонилась над кроватью. Протерла предплечье влажным ватным диском и ловко ввела иглу под кожу.
– Что со мной? – спросила Даша.
– А разве ты ничего не помнишь?
Даша покачала головой.
– Неудивительно, – пробормотала медсестра, как показалось Даше, с осуждением. Выдернула иглу и велела: – Не шевелись, а то больнее будет.
Дашу охватила паника.
– Подождите! Меня сильно покалечило? Ходить смогу? А лицо… лицо в порядке?..
Она подняла дрожащую от слабости руку и провела по лицу ладонью. Нос на месте, бинтов нет. Медсестра схватила ее руку и насильно сунула под одеяло.
– С тобой все будет нормально, успокойся! Если, конечно, завяжешь с дурными привычками. Поняла?
– Нет, – честно ответила Даша. – С какими привычками?
– Ну, это тебе врач объяснит. На месте твоей мамы я бы тебя хорошенько выпорола. – Медсестра погрозила Даше пальцем и вышла из палаты, плотно прикрыв за собой дверь.
Следующий день принес много нового. Врач, совершавший обход, объявил, что Даша практически не пострадала, переломов и вывихов нет, зато спина и бедра – один сплошной синяк. В паре ребер есть трещины, но это пустяки, заживет за неделю, если она не отколет еще один цирковой номер. Ей повезло, что она не ударилась головой, но еще больше повезло с этим солнечным тентом. Вот уж действительно, Божья рука на лету поймала…
– Подождите, – вмешалась Даша, когда врач переводил дыхание. – Какая рука? Какой тент? Почему спина в синяках? Что со мной случилось?
– Значит, вы вправду ничего не помните?
– Ничего! – крикнула Даша изо всех сил, но крик получился так себе, не впечатляющий, только боль долбанула треснувшие ребра. – Мне кто-нибудь ответит хоть на один вопрос?
Врач успокаивающим жестом поправил на ней одеяло. Он был молодой, полный, лоснящийся от крема после бритья.
– Только не впадайте в истерику, ладно? Вы, барышня, то ли выпали, то ли сиганули из окна собственного гостиничного номера. Но по счастливой случайности упали не на асфальт, а на солнцезащитный тент. Ткань прочная, она задержала падение и смягчила силу удара. – Врач цокнул языком и фамильярно осведомился: – Что, дорогуша, полетать захотелось?
Даша проглотила комок в горле. Мелькнуло обрывочное воспоминание, связанное с чем-то полосатым, но ухватить видение за скользкий хвост не получилось.
– Давно я здесь? – спросила она, почти не соображая, что говорит.
– Три дня. Между прочим, следователь дежурит в коридоре. Позвать?
Даша молча закрыла глаза и откинула голову на подушку. Новости ее буквально оглушили. Самое печальное, что она ничего не помнит. Можно, конечно, списать потерю памяти на шок, но почему-то ей все время дают понять, что в произошедшем виновата она сама. Вернее, ее дурные привычки. И при чем тут следователь?
Щеки обвеяло легким сквозняком, заговорили приглушенные мужские голоса, а когда она снова открыла глаза, то обнаружила рядом с кроватью немолодого краснолицего мужчину. Маленькие глазки, утонувшие между толстыми щеками и высоким лбом с треугольными залысинами на висках, цепко «обыскали» сначала Дашино лицо, потом пошарили по ее телу под тонким больничным одеялом. Гость неодобрительно поджал губы, взял стул, стоявший у стены, перенес его к кровати. Она услышала тяжелое дыхание с присвистом и почувствовала запах одеколона. Чересчур сильный запах, словно дяденька старался перебить какой-то другой недозволенный аромат.
– Ну, как самочувствие?
Вопрос Даша проигнорировала, он явно не входил в протокол. Мужчина повторять не стал, достал из старого кожаного портфеля чистый лист бумаги и пристроил его на тумбочке.
– Давно таблетками балуешься? – спросил он рассеянно, щелкая ручкой.
– Какими таблетками?
– Тебе виднее. Теми, от которых на полеты тянет.
– Наркотики, что ли? – наконец врубилась Даша и даже засмеялась от облегчения. Так вот о каких дурных привычках шла речь! – Невиновна, офицер, клянусь законом!
– Ну, слава богу, а то я боялся, что ты не знаешь такого слова, – продолжал следователь.
Ручка упорно не желала писать, и он с нажимом выводил на чистом листе невидимые круги, время от времени выдыхая на кончик стержня.
– Слово даю, наркотики в глаза не видела. – Даша вытерла слезы. Смеяться оказалось не так-то просто, тело завибрировало от боли.
– Зажмуриваешься, что ли, когда глотаешь?
– Если вы не прекратите разговаривать в таком тоне, я больше не скажу ни слова.
Следователь тяжело вздохнул. Ручка, наконец, расписалась, и он сменил испорченный лист бумаги на чистый.
– Ладно, давай по порядку. Что произошло? Хоть что-нибудь помнишь? Только не темни, не то застрянешь в нашем славном городке. А тебе, наверное, на занятия пора возвращаться. Кстати, каким ветром вас сюда занесло в начале учебного года? До каникул вроде еще далеко!
«Вас?» – не поняла Даша. И тут же вскрикнула:
– Сашка! Господи, с ним-то все в порядке?
– Что с ним сделается, – махнул рукой следователь и наклонился над кроватью. Даша увидела плохо выбритые щеки с полопавшимися кровеносными сосудами. Пьет, наверное. А может, у него давление высокое. – Слушай, детка, это не он тебя к таблеткам приучает? Для большего кайфа, а?
– Так. – Даша совершила героическое усилие, подтянулась и села на кровати. – Говорю раз и навсегда: мы не курим, не пьем и не балуемся наркотиками. Даже легкими. Даже травкой.
– И хорошо учитесь, – в тон ей завершил следователь.
– Между прочим, да. Именно поэтому нас сюда и «занесло», выражаясь вашим языком.
Даша начала подробный рассказ о выигранном конкурсе и призовой поездке. Следователь быстро строчил, но она видела, что все это нисколько его не интересует. Наверняка Сашка уже все изложил. Поразительно, что эту часть своей жизни Даша помнила очень хорошо, вплоть до мельчайших подробностей. Помнила даже название кафе, в котором они завтракали в тот проклятый день. Помнила, как бродили по городу, чтобы не видеть милицейского оцепления вокруг нарисованной мелом фигуры… Тут Даша остановилась и тихо ахнула.
– Господи! – Она поднесла руку к губам и уставилась на следователя испуганными глазами. – У нас же там женщина с крыши упала!
Следователь кивнул.
– А еще говорят, что снаряд дважды в одну и ту же воронку не попадает. – Он фыркнул, но тут же спохватился и вернулся к прежнему официальному тону: – Знаешь ее?
Даша медленно покачала головой. Она слышала, кто эта женщина, видела ее, но знакомы они не были. Нет. И вообще все остальное, что стряслось в тот вечер, потерялось в темных шахтах мозга. Следователь задал ей еще несколько вопросов, но все они были проформой. В том числе и то, привезли они таблетки из Москвы или купили здесь. Даша твердо стояла на своем – в глаза не видела никаких таблеток, и следователю пришлось с этим примириться.
– Ладно, – сказал он, складывая письменные принадлежности в портфель с потертой кожей. – Поговорим позже, когда ты отсюда выйдешь.
– А когда я выйду? – встревожилась Даша. – Скоро?
Следователь пожал плечами, защелкнул пряжку и встал со стула.
– Да в принципе я бы хоть сейчас тебя отправил дворы убирать. Подумаешь, трещина в ребре… Я с переломанными ребрами на работу ходил – и ничего, жив-здоров. Полотенцем обвяжешься потуже, и нет проблем, если сама себе новые не нароешь. – Он вернул стул на место к стене. – Ну, до скорой встречи, летунья. – Следователь взялся за ручку двери, но вдруг обернулся и осмотрел Дашу с запоздалым интересом, словно собирался составить ее словесный портрет: – Странные вы существа, поколение «Пепси». Живете, не приходя в сознание, и платить ни за что не желаете. А ведь придется.
Он покачал головой, открыл дверь и вышел из палаты. А Даша осталась один на один с темным пятном в том месте, где у нормальных людей находится память.
О, эти невыносимые звуки! Они были как маяк в мире тумана и боли. Боль была везде: к югу и северу от шеи, боль простиралась на запад от правого плеча и на восток от левого. Тело превратилось в материк, затопленный болью сверху донизу, вглубь и вширь.
Иногда предплечье кусала игла, и боль отступала, как вода во время отлива. В момент выхода из полной темноты у нее появилась мысль, не связанная с нынешним состоянием. Это была мысль о сваях на анапском пляже, куда родители возили ее в детстве. Она всегда стелила полотенце возле воды и с интересом наблюдала, как волна то накрывает одиноко торчавшие деревянные клыки доисторических монстров, то снова обнажает скользкую от слизи почерневшую поверхность. Боль приходила вместе с приливом и уходила с отливом. Но лучше ей не становилось, потому что свая, проглядывая сквозь воду, напоминала о возвращении боли. И эти звуки:
«Кто-ты – кто-ты – кто-ты – кто-ты…»
«Я – Даша, – вдруг поняла она. – Я живая».
Сначала мысль принесла облегчение, потом сердце тревожно екнуло. Где она? Что с ней?
Два этих вопроса приходили постоянно, через равные промежутки времени – если время вообще существовало в том мире, где она очутилась. Реальность возвращалась постепенно, объективный мир восстановился в памяти в щадящем сокращенном режиме.
Ее зовут Даша Алимова, она студентка третьего курса филологического факультета педагогического университета. Сейчас она, скорее всего, в больнице, ведь на том свете вряд ли так болят кости. Пока этого достаточно.
Даша открыла глаза. В мягком сумеречном свете, едва проникавшем сквозь закрытые жалюзи, она разглядела на противоположной стене светлый круг в темном ободке. Оттуда и неслись раздражающие ухо звуки:
«Кто-ты – кто-ты – кто-ты – кто-ты…»
«Часы, – поняла она. – Это всего лишь часы».
Открытие ее успокоило. Даша закрыла глаза и наконец уснула крепко, без сновидений. А когда проснулась, возле ее постели стояла медсестра и, подняв шприц к свету, проверяла уровень жидкости внутри.
– Здравствуйте, – прошелестела Даша. Глупо, конечно, но что еще она могла сказать?
Медсестра вздрогнула и чуть не выронила шприц.
– О господи! – Она наклонилась к подушке и всмотрелась в Дашины глаза. – С возвращением, детка.
– Спасибо.
Даша попыталась привстать, но медсестра придержала ее за плечо твердой рукой:
– Никаких подвигов! Лежи смирно!
Из иглы прыснул тонкий фонтанчик, и медсестра снова склонилась над кроватью. Протерла предплечье влажным ватным диском и ловко ввела иглу под кожу.
– Что со мной? – спросила Даша.
– А разве ты ничего не помнишь?
Даша покачала головой.
– Неудивительно, – пробормотала медсестра, как показалось Даше, с осуждением. Выдернула иглу и велела: – Не шевелись, а то больнее будет.
Дашу охватила паника.
– Подождите! Меня сильно покалечило? Ходить смогу? А лицо… лицо в порядке?..
Она подняла дрожащую от слабости руку и провела по лицу ладонью. Нос на месте, бинтов нет. Медсестра схватила ее руку и насильно сунула под одеяло.
– С тобой все будет нормально, успокойся! Если, конечно, завяжешь с дурными привычками. Поняла?
– Нет, – честно ответила Даша. – С какими привычками?
– Ну, это тебе врач объяснит. На месте твоей мамы я бы тебя хорошенько выпорола. – Медсестра погрозила Даше пальцем и вышла из палаты, плотно прикрыв за собой дверь.
Следующий день принес много нового. Врач, совершавший обход, объявил, что Даша практически не пострадала, переломов и вывихов нет, зато спина и бедра – один сплошной синяк. В паре ребер есть трещины, но это пустяки, заживет за неделю, если она не отколет еще один цирковой номер. Ей повезло, что она не ударилась головой, но еще больше повезло с этим солнечным тентом. Вот уж действительно, Божья рука на лету поймала…
– Подождите, – вмешалась Даша, когда врач переводил дыхание. – Какая рука? Какой тент? Почему спина в синяках? Что со мной случилось?
– Значит, вы вправду ничего не помните?
– Ничего! – крикнула Даша изо всех сил, но крик получился так себе, не впечатляющий, только боль долбанула треснувшие ребра. – Мне кто-нибудь ответит хоть на один вопрос?
Врач успокаивающим жестом поправил на ней одеяло. Он был молодой, полный, лоснящийся от крема после бритья.
– Только не впадайте в истерику, ладно? Вы, барышня, то ли выпали, то ли сиганули из окна собственного гостиничного номера. Но по счастливой случайности упали не на асфальт, а на солнцезащитный тент. Ткань прочная, она задержала падение и смягчила силу удара. – Врач цокнул языком и фамильярно осведомился: – Что, дорогуша, полетать захотелось?
Даша проглотила комок в горле. Мелькнуло обрывочное воспоминание, связанное с чем-то полосатым, но ухватить видение за скользкий хвост не получилось.
– Давно я здесь? – спросила она, почти не соображая, что говорит.
– Три дня. Между прочим, следователь дежурит в коридоре. Позвать?
Даша молча закрыла глаза и откинула голову на подушку. Новости ее буквально оглушили. Самое печальное, что она ничего не помнит. Можно, конечно, списать потерю памяти на шок, но почему-то ей все время дают понять, что в произошедшем виновата она сама. Вернее, ее дурные привычки. И при чем тут следователь?
Щеки обвеяло легким сквозняком, заговорили приглушенные мужские голоса, а когда она снова открыла глаза, то обнаружила рядом с кроватью немолодого краснолицего мужчину. Маленькие глазки, утонувшие между толстыми щеками и высоким лбом с треугольными залысинами на висках, цепко «обыскали» сначала Дашино лицо, потом пошарили по ее телу под тонким больничным одеялом. Гость неодобрительно поджал губы, взял стул, стоявший у стены, перенес его к кровати. Она услышала тяжелое дыхание с присвистом и почувствовала запах одеколона. Чересчур сильный запах, словно дяденька старался перебить какой-то другой недозволенный аромат.
– Ну, как самочувствие?
Вопрос Даша проигнорировала, он явно не входил в протокол. Мужчина повторять не стал, достал из старого кожаного портфеля чистый лист бумаги и пристроил его на тумбочке.
– Давно таблетками балуешься? – спросил он рассеянно, щелкая ручкой.
– Какими таблетками?
– Тебе виднее. Теми, от которых на полеты тянет.
– Наркотики, что ли? – наконец врубилась Даша и даже засмеялась от облегчения. Так вот о каких дурных привычках шла речь! – Невиновна, офицер, клянусь законом!
– Ну, слава богу, а то я боялся, что ты не знаешь такого слова, – продолжал следователь.
Ручка упорно не желала писать, и он с нажимом выводил на чистом листе невидимые круги, время от времени выдыхая на кончик стержня.
– Слово даю, наркотики в глаза не видела. – Даша вытерла слезы. Смеяться оказалось не так-то просто, тело завибрировало от боли.
– Зажмуриваешься, что ли, когда глотаешь?
– Если вы не прекратите разговаривать в таком тоне, я больше не скажу ни слова.
Следователь тяжело вздохнул. Ручка, наконец, расписалась, и он сменил испорченный лист бумаги на чистый.
– Ладно, давай по порядку. Что произошло? Хоть что-нибудь помнишь? Только не темни, не то застрянешь в нашем славном городке. А тебе, наверное, на занятия пора возвращаться. Кстати, каким ветром вас сюда занесло в начале учебного года? До каникул вроде еще далеко!
«Вас?» – не поняла Даша. И тут же вскрикнула:
– Сашка! Господи, с ним-то все в порядке?
– Что с ним сделается, – махнул рукой следователь и наклонился над кроватью. Даша увидела плохо выбритые щеки с полопавшимися кровеносными сосудами. Пьет, наверное. А может, у него давление высокое. – Слушай, детка, это не он тебя к таблеткам приучает? Для большего кайфа, а?
– Так. – Даша совершила героическое усилие, подтянулась и села на кровати. – Говорю раз и навсегда: мы не курим, не пьем и не балуемся наркотиками. Даже легкими. Даже травкой.
– И хорошо учитесь, – в тон ей завершил следователь.
– Между прочим, да. Именно поэтому нас сюда и «занесло», выражаясь вашим языком.
Даша начала подробный рассказ о выигранном конкурсе и призовой поездке. Следователь быстро строчил, но она видела, что все это нисколько его не интересует. Наверняка Сашка уже все изложил. Поразительно, что эту часть своей жизни Даша помнила очень хорошо, вплоть до мельчайших подробностей. Помнила даже название кафе, в котором они завтракали в тот проклятый день. Помнила, как бродили по городу, чтобы не видеть милицейского оцепления вокруг нарисованной мелом фигуры… Тут Даша остановилась и тихо ахнула.
– Господи! – Она поднесла руку к губам и уставилась на следователя испуганными глазами. – У нас же там женщина с крыши упала!
Следователь кивнул.
– А еще говорят, что снаряд дважды в одну и ту же воронку не попадает. – Он фыркнул, но тут же спохватился и вернулся к прежнему официальному тону: – Знаешь ее?
Даша медленно покачала головой. Она слышала, кто эта женщина, видела ее, но знакомы они не были. Нет. И вообще все остальное, что стряслось в тот вечер, потерялось в темных шахтах мозга. Следователь задал ей еще несколько вопросов, но все они были проформой. В том числе и то, привезли они таблетки из Москвы или купили здесь. Даша твердо стояла на своем – в глаза не видела никаких таблеток, и следователю пришлось с этим примириться.
– Ладно, – сказал он, складывая письменные принадлежности в портфель с потертой кожей. – Поговорим позже, когда ты отсюда выйдешь.
– А когда я выйду? – встревожилась Даша. – Скоро?
Следователь пожал плечами, защелкнул пряжку и встал со стула.
– Да в принципе я бы хоть сейчас тебя отправил дворы убирать. Подумаешь, трещина в ребре… Я с переломанными ребрами на работу ходил – и ничего, жив-здоров. Полотенцем обвяжешься потуже, и нет проблем, если сама себе новые не нароешь. – Он вернул стул на место к стене. – Ну, до скорой встречи, летунья. – Следователь взялся за ручку двери, но вдруг обернулся и осмотрел Дашу с запоздалым интересом, словно собирался составить ее словесный портрет: – Странные вы существа, поколение «Пепси». Живете, не приходя в сознание, и платить ни за что не желаете. А ведь придется.
Он покачал головой, открыл дверь и вышел из палаты. А Даша осталась один на один с темным пятном в том месте, где у нормальных людей находится память.
Глава 4
Список ночных кошмаров Арсения возглавлял хит с повторной сдачей экзаменов. Вот он стоит перед дверью, за которой заседают экзаменаторы, и понимает, что ничего не знает. А еще он понимает, что уже сдавал этот экзамен когда-то очень давно, и зачем вызвался на экзекуцию второй раз – совершенно непонятно. Отвратительное чувство. Говорят, такое случается у людей, не реализовавших себя в жизни. Поразительно. Разные передряги, разные судьбы, а кошмар общий, один на всех.
Второе место занимал кошмар, связанный с потерей денег и документов. Он снился Арсению не так часто, как первый, но тоже посещал ночами с пугающей регулярностью. Иногда он сам терял сумку, где находились Важные Вещи, иногда сумку у него крали…
В общем, оба варианта казались малоприятными. И какое же облегчение наваливалось на него, когда, просыпаясь, он соображал: ничего не произошло! Экзамены давно сданы, сумка стоит в коридоре под вешалкой, документы во внутреннем кармане пиджака, деньги в надежном месте… Унизительное ощущение беспомощности и паники медленно отступало. Это были редкие моменты, когда он радовался возвращению в реальность.
«Слава богу, мне все приснилось!»
Это была первая мысль, посетившая Арсения. Неважно, сколько времени душа бродила в потемках неизвестности, неважно, где в этот момент находилось его тело, важно только одно: Нина жива и все идет по-прежнему. Ему не придется думать, что делать. Сейчас откроется дверь, в комнату войдет жена и все ему объяснит. Спасибо, Господи, за великие милости. Он глубоко вздохнул от свалившейся с небес благодати и снова погрузился в небытие.
Пробуждение состоялось на следующее утро. Арсений открыл глаза, но тут же прикрыл их согнутой рукой. Состояние было отвратительным, как похмелье. Болела голова и сильно покалывало сердце. А когда он поднял вторую руку, то ниточка боли из груди потянулась следом за ней.
– Арсюша! – позвал знакомый голос.
Арсений повернул голову, прищурился и разглядел почерневшее от горя лицо в облаке пушистых рыжих волос.
– Настя? – Губы казались сделанными из резины и плохо слушались.
Сестра всхлипнула, и в этот момент он вспомнил все. Сны отодвинулись на положенное им расстояние, а реальность предстала в отвратительной безжалостной наготе. Арсений застонал, и ниточка боли, тянущаяся от сердца к левому запястью, завибрировала, как натянутая струна.
– Господи, несчастье-то какое! – запричитала сестра. Ее серо-голубые глаза мгновенно наполнились слезами.
– Помолчи, пожалуйста, – попросил Арсений. Он ненавидел эту актерскую способность плакать буквально по желанию. – Давно я здесь?
– Пять дней.
– Что?!
Арсений попытался приподняться, но Настя удержала его.
– Лежи, Арсюша, тебе пока нельзя вставать.
– Ты с ума сошла! А Нина? – Арсений задохнулся, потому что разбитое лицо и склеенная кровью челка были реальными, как солнечный свет. – Нужно заниматься похоронами!
Настя погладила его по голове. Она была старше Арсения на одиннадцать лет, и ему часто казалось, что сестра считает его ребенком. Собственным ребенком, нужно добавить. Бог его знает, почему. Может, потому, что в детстве мама часто доверяла серьезной и ответственной Насте присматривать за хулиганистым выдумщиком Арсюшей, может, потому, что у нее нет своих детей… Факт в том, что для Насти Арсений никогда не вырастал из детских штанишек.
– Арсюша, ты только не нервничай. Ниночку уже похоронили.
Арсений взглянул на сестру диким непонимающим взглядом. Похоронили? Без него?
– Не ругай меня, – попросила Настя. – Нельзя было тянуть. Она уже… понимаешь?
Второе место занимал кошмар, связанный с потерей денег и документов. Он снился Арсению не так часто, как первый, но тоже посещал ночами с пугающей регулярностью. Иногда он сам терял сумку, где находились Важные Вещи, иногда сумку у него крали…
В общем, оба варианта казались малоприятными. И какое же облегчение наваливалось на него, когда, просыпаясь, он соображал: ничего не произошло! Экзамены давно сданы, сумка стоит в коридоре под вешалкой, документы во внутреннем кармане пиджака, деньги в надежном месте… Унизительное ощущение беспомощности и паники медленно отступало. Это были редкие моменты, когда он радовался возвращению в реальность.
«Слава богу, мне все приснилось!»
Это была первая мысль, посетившая Арсения. Неважно, сколько времени душа бродила в потемках неизвестности, неважно, где в этот момент находилось его тело, важно только одно: Нина жива и все идет по-прежнему. Ему не придется думать, что делать. Сейчас откроется дверь, в комнату войдет жена и все ему объяснит. Спасибо, Господи, за великие милости. Он глубоко вздохнул от свалившейся с небес благодати и снова погрузился в небытие.
Пробуждение состоялось на следующее утро. Арсений открыл глаза, но тут же прикрыл их согнутой рукой. Состояние было отвратительным, как похмелье. Болела голова и сильно покалывало сердце. А когда он поднял вторую руку, то ниточка боли из груди потянулась следом за ней.
– Арсюша! – позвал знакомый голос.
Арсений повернул голову, прищурился и разглядел почерневшее от горя лицо в облаке пушистых рыжих волос.
– Настя? – Губы казались сделанными из резины и плохо слушались.
Сестра всхлипнула, и в этот момент он вспомнил все. Сны отодвинулись на положенное им расстояние, а реальность предстала в отвратительной безжалостной наготе. Арсений застонал, и ниточка боли, тянущаяся от сердца к левому запястью, завибрировала, как натянутая струна.
– Господи, несчастье-то какое! – запричитала сестра. Ее серо-голубые глаза мгновенно наполнились слезами.
– Помолчи, пожалуйста, – попросил Арсений. Он ненавидел эту актерскую способность плакать буквально по желанию. – Давно я здесь?
– Пять дней.
– Что?!
Арсений попытался приподняться, но Настя удержала его.
– Лежи, Арсюша, тебе пока нельзя вставать.
– Ты с ума сошла! А Нина? – Арсений задохнулся, потому что разбитое лицо и склеенная кровью челка были реальными, как солнечный свет. – Нужно заниматься похоронами!
Настя погладила его по голове. Она была старше Арсения на одиннадцать лет, и ему часто казалось, что сестра считает его ребенком. Собственным ребенком, нужно добавить. Бог его знает, почему. Может, потому, что в детстве мама часто доверяла серьезной и ответственной Насте присматривать за хулиганистым выдумщиком Арсюшей, может, потому, что у нее нет своих детей… Факт в том, что для Насти Арсений никогда не вырастал из детских штанишек.
– Арсюша, ты только не нервничай. Ниночку уже похоронили.
Арсений взглянул на сестру диким непонимающим взглядом. Похоронили? Без него?
– Не ругай меня, – попросила Настя. – Нельзя было тянуть. Она уже… понимаешь?